Текст книги "Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920"

Глава 6
Чехословацкий легион

…На столе были раскрыты не все карты, и они не будут раскрыты до тех пор, пока страсти всей этой ситуации не утихнут и правде не будет позволено выйти наружу.

Рэймонд Робинс о чешском восстании.

«Большевистская пропаганда». Слушания в подкомитете Судебного комитета. Сенат Соединенных Штатов. 65-й конгресс, 3-я сессия. 11 февраля – 10 марта 1919 года

В развитии событий между союзниками и Россией летом 1918 года не было ни одного фактора, сыгравшего более значительную роль, чем уникальная вооруженная сила, известная впоследствии как Чехословацкий легион. Теперь становится необходимым изучить любопытное происхождение этого формирования и ситуацию, в которой оно оказалось весной 1918 года.

Перед мировой войной в некоторых крупных городах России проживало большое количество чехов и словаков (кроме того, существовало и несколько крупных чешских сельских колоний на Волыни). Недовольство австрийским правлением исторических провинций, романтический национализм которых был отмечен подъемом либерального движения в XIX веке, в сочетании с панславянскими российскими тенденциями послужили созданию связи между Россией и сторонниками чешской автономии. Еще в большей степени проявлялась сентиментальная привязанность к России со стороны словацкой интеллигенции, возмущенной венгерским давлением на собственной родине.

Когда началась мировая война, в российской армии было создано специальное подразделение под названием Дружина, рядовой состав которого состоял преимущественно из чехов-колонистов из чешских колоний в составе Российской империи. Старшие командиры были в основном русскими, но иногда встречались и чехи, служившие кадровыми офицерами в царской армии или же, будучи прикомандированными к этому подразделению, получившие офицерское звание. Дружина принимала участие в сражениях на Восточном фронте как к северу, так и к югу от Карпат и, как правило, использовалась в разведывательной работе.

В ходе войны большое количество чешских и словацких солдат, сражавшихся в составе австро-венгерской армии, либо дезертировали к русским, либо были взяты в плен, причем зачастую между перебежчиками и пленными почти не делали разницы. Руководители чешской колонии в России, а также представители Чехословацкого национального совета, созданного в 1916 году в Париже, настаивали на том, чтобы их объединили с Дружиной в новые чехословацкие силы, которые могли бы принять участие в мировой войне на стороне союзников.

В царский период российское правительство в целом оставалось равнодушным к этим призывам. В Петрограде существовало естественное нежелание поощрять центробежные тенденции где бы то ни было, даже в стане врага. Российская империя, как и империя Габсбургов, была многонациональным образованием. Было ясно, что, если принцип самоопределения восторжествует на землях Дунайской монархии, он легко может распространиться на Россию и вызвать там аналогичное недовольство.

Со свержением царского правительства в феврале 1917 года эти запреты перестали существовать. Временное правительство заняло более благожелательную позицию по отношению к чехам и словакам и разрешило расширить Дружину до целого армейского корпуса за счет быстрого набора в ее ряды военнопленных, а также чехов и словаков, работающих на российских промышленных предприятиях. Это подразделение, широко известное как Чешский корпус, принимало участие – и даже отличилось – в злополучном брусиловском наступлении летом 1917 года. К осени 1917-го Дружина разрослась до такой степени, что состояла из двух полноценных корпусов с несколькими вспомогательными подразделениями.

Профессор Томаш Масарик, будущий президент Чехословацкой Республики, приехал в Россию в мае 1917 года, чтобы объединить чехов и словаков в России в единую фракцию и, по возможности, принять меры для переброски корпуса на Западный фронт. Масарик оставался там в течение всего 1917 года и служил в качестве полномочного представителя корпуса в отношениях с российскими властями. Неблагоприятный исход брусиловского наступления и быстрый распад русской армии, сразу же после него начавшийся, ясно показал, что у чехов больше нет военного будущего на Восточном фронте. Именно поэтому Масарик удвоил усилия, чтобы найти для своих людей какой-нибудь способ покинуть Россию и присоединиться к союзным войскам во Франции. Переговоры об этом шли полным ходом, но в это время как раз произошел захват власти большевиками. Попытка большевиков вывести Россию из войны вместе с разрывом между советским правительством и украинской Радой поставили корпус, дислоцировавшийся тогда на Украине, в крайне неловкое и двусмысленное положение. Чешский корпус немедленно провозгласил нейтралитет перед лицом гражданского конфликта в России, но, будучи единственным многочисленным подразделением на Восточном фронте, сохранившим дисциплину, единство и верность делу союзников, обнаружил, что его позиция вблизи фронта не защищена и – ввиду подавляющего превосходства сил Центральных держав по другую сторону линии фронта – даже опасна.

В декабре 1917 года «автономная чехословацкая армия», состоящая из чехов из западных стран, была признана правительствами союзников в качестве регулярных войск, подчиняющихся французскому верховному командованию. В течение зимы было решено, что Чешский корпус в России должен стать неотъемлемой частью этих вооруженных сил, поэтому, по согласованию с французским правительством, это подразделение должно было быть эвакуировано во Францию, причем как можно быстрее. Будучи в Петрограде, Масарик вел с советскими властями по этому вопросу активные переговоры. Между тем неопределенность, царившая в ходе переговоров с немцами, была такова, что до ратификации Брест-Литовского договора не могли быть достигнуты никакие определенные договоренности. Все это время корпус дислоцировался в районе вокруг Киева, включая и сам город. Сохранив – в отличие от окружающих российских войск – удовлетворительную военную дисциплину, чехов главным образом использовали для охраны военных складов и арсеналов, которые в противном случае, ввиду деморализации российских солдат, были бы брошены на произвол судьбы. Благодаря этому факту и захваченным во время брусиловского наступления трофеям, корпус к тому времени был относительно хорошо вооружен.

Напомним, что с декабря по начало февраля украинская территория, на которой дислоцировался Чешский корпус, находилась под несколько шатким правлением Украинской рады. Далее следует напомнить, что 8 февраля делегаты Рады заключили сепаратный мирный договор с Центральными державами в Брест-Литовске как раз в тот момент, когда их столица Киев пала под натиском большевиков. Эти события еще больше осложнили положение корпуса. Теперь чехи дислоцировались на территории правительства, которое заключило мир с их врагом. Когда несколько дней спустя немцы возобновили наступление на Россию и немецкие сухопутные войска начали проникать на Украину, стало ясно, что нельзя терять времени. Было принято нехитрое решение начать эвакуацию с территории на Украине, а далее искать выход из России через Транссибирскую магистраль и Владивосток. На основании собственных бесед с большевистскими лидерами Масарик получил разрешение на эвакуацию корпуса через Владивосток. Предположив, что главы миссий союзников (покинувшие Петроград 28 февраля) также собираются выехать из России тем же маршрутом, Масарик отбыл из Москвы во Владивосток 6 марта, чтобы, добравшись в Европу через Америку, вплотную заняться организацией переправки целого корпуса.

Тем временем чехам становилось все труднее убыть из Западной Украины. Немецкий натиск оказался настолько стремительным, что отступление корпуса было блокировано на железнодорожном узле Бахмач. В дни, последовавшие непосредственно после отъезда Масарика, начались ожесточенные бои, причем в силу обстоятельств чехи оказались сражающимися бок о бок с украинскими большевиками. С трудом прорвав окружение, они продолжили движение на восток в направлении Курска.

Советское правительство к этому времени только что завершило свой переезд в Москву. В первый день заседания съезда Советов, созванного для принятия решения о ратификации Брест-Литовского договора, СНК нашел время ознакомиться с положением Чешского корпуса. В ходе, должно быть, в данных обстоятельствах очень поспешных и беспокойных обсуждений Совнарком принял официальное решение разрешить корпусу проследовать через Сибирь и покинуть Россию через Владивосток. Это решение было доведено до сведения чехов на следующий же день, 15 марта. Кроме того, командир корпуса и командующий большевиками на Украине Антонов-Овсеенко заключили местный договор о въезде чехов на территорию Российской Советской республики и дальнейшего их транзита на восток. 16 марта Антонов-Овсеенко сделал заявление, в котором признал «братскую помощь», оказанную чехословаками украинскому пролетариату «в их борьбе против империалистических мародеров», и заявил, что большевистские силы «примут в знак дружбы оружие, которое чехословаки оставляют».

Это последнее заявление относилось к важному положению договоренностей, заключенных между чехами и Антоновым-Овсеенко: перед отправкой в Сибирь они должны были сдать большевистским силам часть оружия. Капитуляция осуществилась чешскими контингентами, которые уже достигли Курска в тот самый день, когда об этом заявил сам Антонов-Овсеенко. Первый же поезд с полувооруженными чехами отправился в долгий путь на восток в направлении Сибири и Владивостока.

Сразу после этого начали возникать трудности, но точный их источник остался неясен. Эдвард Бенеш[64]64
  Эдвард Бенеш (1884–1948) – государственный и политический деятель Чехословакии (Чехии), второй президент Чехословакии (1935–1948), один из руководителей движения за независимость в годы Первой мировой войны, министр иностранных дел Чехословакии (1918–1935), руководитель чехословацкого зарубежного Сопротивления в годы Второй мировой войны.


[Закрыть] утверждает в своих мемуарах, что отношение советских военных властей изменилось уже 18 марта. Похоже, что по мере продвижения корпуса на восток начались опасения, что «что чехословацкая армия может присоединиться к Семенову или японцам». Представляется вероятным, что заминка в договоренностях объясняется результатом прибытия Троцкого в Москву и его вступления в должность военного наркома 17 марта. Вполне естественно, что он, не участвовавший в поспешном решении от 14 марта и несущий теперь всю полноту военной ответственности, пожелал пересмотреть условия, на которых чешские войска должны были пройти через советскую территорию. Как бы то ни было, теперь стало необходимо провести дальнейшие переговоры в Москве в последующие дни. Пока шли эти переговоры, передвижение корпуса было отложено. Новые переговоры привели к пересмотру советских условий, изложенных в телеграмме, отправленной Сталиным, как наркомом по делам национальностей, Чехословацкому национальному совету 26 марта. Как указывалось в сообщении, советское правительство согласилось на эвакуацию Чехословацкого корпуса через Сибирь, но только на трех условиях:

1. Эвакуация должна начаться немедленно.

2. Российские офицеры, не являющиеся коммунистами, должны быть немедленно сняты с командных должностей.

3. Личный состав корпуса должен действовать не как боевое подразделение, а как группа свободных граждан, имеющих некоторое количество оружия для самообороны от нападения контрреволюционеров.

За этим решением на следующий день последовало заключение в Пензе (куда теперь прибыли передовые эшелоны корпуса) нового и более подробного соглашения с местными советскими военными властями, согласно которому в каждом эшелоне с чехами могла находиться одна вооруженная рота численностью 168 человек, с винтовками и одним траншейным минометом. В соответствии с новым соглашением определенные русские командиры могли сохранять свои должности[65]65
  В их число входили прежде всего генерал Дитрихе (бывший начальник штаба Духонина), генерал Каппель и полковник Ушаков.


[Закрыть], движение войск возобновилось, и снова длинные поезда товарных вагонов с чешскими солдатами двинулись на восток из центральной европейской части России в сторону Урала и Сибири.

Тем не менее ситуация продолжала сохранять весьма чувствительную деликатность. Чехи, с подозрением относившиеся к добросовестности большевиков и хорошо понимавшие, что, как только оружие будет сдано, они окажутся в их власти, на самом деле сдали не все оружие, которое были обязаны сдать по договору: значительное его количество было сохранено и спрятано по вагонам.

Следующим серьезным препятствием для передвижения стал шок, произведенный в Москве японской высадкой во Владивостоке 5 апреля. Руководители советского правительства опасались, что действия Японии являются предвестником полномасштабной интервенции. В связи с этим они сразу же с подозрением отнеслись к движению чехов на восток. 7 апреля из Москвы последовал очередной приказ приостановить передвижение корпуса по Сибири, хотя несколько дней спустя, когда волнение по поводу действий японцев улеглось, этот приказ отменили.

В любом случае следование чехов по маршруту стало предметом большой напряженности и неразберихи. Различными советскими органами власти, центральными и местными, издавались противоречивые указания, а централизованное чешское командование теперь оказалось широко рассредоточенным. В стремлениях и профессиональных способностях отдельных чешских командиров и советских чиновников мирно урегулировать многие проблемы и инциденты, вызванные переходом корпуса, существовали сбивающие с толку различия. К тому же опасения и подозрения самих чехов теперь быстро росли.

Такое ужесточение чешской позиции имело несколько причин, заслуживающих внимания.

Прежде всего, на чешских офицеров оказывали влияние немногие русские командиры, оставшиеся в корпусе. Ни для кого не было секретом, что, по сути, их взгляды были глубоко антикоммунистическими, и в какой-то степени они поддерживали контакты с подпольными российскими оппозиционными группами. Указанное влияние направлялось на поощрение ужесточения чешской позиции к большевикам. 14 апреля командиры Первой дивизии чешского корпуса, встретившись в Кирсанове (недалеко от Пензы), пришли к тайному решению о невозможности полагаться на какое-либо соглашение с большевиками и согласились, что чехи должны быть готовы при необходимости прорваться силой. Можно предположить, что на это решение, ставшее впоследствии позицией всего корпуса, значительное влияние оказали русские офицеры.

К этому добавлялись интенсивные усилия, предпринимаемые в это время советскими властями по пропаганде среди военнопленных, побуждающей их встать на сторону коммунистов и взяться за оружие в местных отрядах Красной гвардии. Примерно в середине апреля – как раз во время кирсановской встречи – в Москве проходило собрание таких недовольных заключенных (некоторые из делегатов были чехами) с целью обращения к коммунистическому делу как можно большего числа военнопленных в России. Не только на этой конференции, но и на местах нахождения чешских частей, большевики предпринимали интенсивные усилия для проникновения в корпус, отторжения солдат от офицеров, побуждения остаться в России и взять в руки оружие на стороне коммунистов[66]66
  В «Известиях» № 83 от 26 апреля 1918 г. большевики опубликовали отчет об агитационной работе внутри корпуса, где упоминалось, что фактические обращения к солдатам исходили от имени Чехословацкой секции РКП (б). (Примеч. авт.)


[Закрыть]. Подобное поведение советских властей, естественно, вызвало тревогу и негодование среди офицеров корпуса. Кроме того, большевики стремились расколоть рядовой состав на крайне враждебные и антагонистически настроенные элементы. Поскольку офицеры корпуса были хорошо осведомлены, что эти усилия вдохновлялись самими советскими лидерами, совсем не неудивительно, что они крайне подозрительно отнеслись к искренности советских гарантий безопасного проезда во Владивосток и не имели никакого желания разоружать корпус.

Еще один источник подозрительности чехов (он становился все более важным по мере приближения весны) заключался в убеждении (или предположении), что трудности, с которыми сталкивался корпус, являлись результатом давления Германии на советские власти. Подозрение значительно усилилось в конце апреля вследствие прибытия в Москву нового посла Германии графа Мирбаха. Как будет показано в следующей главе, этот тезис не имел под собой оснований, но он проник в корпус и заставил его командиров видеть в каждом советском чиновнике скрытого немецкого агента, а в каждом препятствии, возникающем на пути следования, – вероятное отражение немецких замыслов.

Таким образом, при совершении нелегкого перехода на восток у чехов росло осознание собственной относительной мощи, а мысли о его возможном использовании начинали занимать умы союзных правительств и их представителей в России все сильнее.

Британским специалистам по военному планированию в штаб-квартире Высшего военного совета (примерно во время ратификации Брест-Литовского договора) пришла в голову идея, что мощь чешских подразделений в России можно использовать с пользой либо в связи с японской интервенцией в Сибирь, за которую так ратовали британцы, либо (в качестве альтернативы) в связи с операциями, которые, по их мнению, теперь были необходимы для защиты северорусских портов от немецкого вторжения. 1 апреля британское военное министерство обратилось к Чехословацкому национальному совету (через правительство Франции) и выразило сомнение, что Чешский корпус действительно сможет попасть в Европу через Сибирь, и, следовательно, его следует использовать на территории России. Как указывал Бенеш в своих мемуарах, английские военные власти «…придерживались мнения, что было бы возможно [для корпуса] оккупировать Сибирь в районе Омска или же двинуться на Архангельск, где следовало создать военную базу, из которой поддерживать связь с Сибирью через Пермь. Наконец, предлагался вариант переправиться через Байкал и присоединиться к Семенову…».

Обсудив этот вопрос с начальником французского Генерального штаба и генералом Морисом Жаненом[67]67
  Генерал французской армии Жанен служил французским военным представителем в русском полевом штабе на Восточном фронте в 1916–1917 гг. Здесь он и познакомился с делами чехословацких частей в России. В конце 1917 г. Чехословацкий национальный совет обратился к французскому правительству с просьбой назначить его главнокомандующим всеми чешскими войсками. Впоследствии, после начала интервенции, Жанен был направлен в Сибирь в качестве главы французской военной миссии и главнокомандующим дислоцированными там французскими и британскими войсками. Однако весной 1918 г. генерал еще находился в Париже. (Примеч. авт.)


[Закрыть], Бенеш ответил Клемансо письмом, в котором выступил против любого изменения планов переброски корпуса во Францию.

Такое видение сохранялось в течение всей весны (до июня) и у Чехословацкого национального совета, и у самого Клемансо. Тем не менее оно не заставило британские военные власти и некоторых французских штабных офицеров отказаться от своей приверженности идее использования корпуса в России. Британская сторона предприняла энергичные усилия на военном уровне Высшего военного совета, чтобы получить санкцию на такую схему использования корпуса. Первым результатом этих усилий стало упоминание чехов в проекте совместной ноты, представленной англичанами постоянным военным представителям союзников примерно в начале апреля. В этом документе, составленном, судя по всему, на основе меморандума, подготовленного бригадным генералом Г.У. Стаддом[68]68
  Герберт Уильям Стадд (1870–1947) – бригадный генерал, в период 1917–1919 гг. – начальник британской секции Высшего военного совета 1917–1919 гг.


[Закрыть], британские военные стратеги изложили свою концепцию сибирской экспедиции, сгруппированной вокруг японцев, – концепцию, которую они продолжали упорно продвигать, несмотря на сопротивление Вильсона. Документ предусматривал выдвижение экспедиционного корпуса союзников из Владивостока в район Урала, а возможно, и Волги. Японцы должны были сформировать «мобильную базу или ядро» этих сил, но предполагалось, что они будут пользоваться «возможной помощью чешских и других элементов, которую можно будет организовать на месте».

Документ был одобрен Совместной нотой № 20 совета Постоянных военных представителей от 8 апреля. Американский представитель генерал Таскер X. Блисс воздержался от выражения позиции по этому вопросу ввиду убежденности Вильсона, что постоянным военным представителям не следует заниматься политическими вопросами. Несмотря на то что Франция приняла Совместную ноту на военном уровне, само французское правительство и лично Клемансо неизменно выступали против любого отвлечения чехов от скорейшего прибытия во Францию.

Почти сразу после принятия Совместной ноты № 20 была выдвинута новая идея, которая, очевидно, имела единственную цель – добиться продолжения пребывания чехов на территории России, фактически не заявляя об этом. Она заключалась в разделении корпуса по следующему принципу: подразделениям, перешедшим Урал, предписывалось продолжить движение к Владивостоку, якобы для последующей отправки во Францию, а остальным – направиться в порты российского Севера – Мурманск и Архангельск. Цель такой предполагаемой переброски части корпуса на север, как мы вскоре увидим, содержала некоторую двусмысленность. У чехов (а впоследствии и у русских) создалось впечатление, что основной задачей являлась эвакуация этих подразделений во Францию. Однако нет никаких сомнений, что план авторов проекта предполагал возможное затягивание переброски на длительный срок, поскольку тем временем чешские части могли бы пригодиться союзникам для оккупации соответствующих портов и прилегающих районов. В любом случае во французских и британских военных кругах считалось практически само собой разумеющимся, что вскоре потребуются военные шаги, не допускающие попадания северных портовых регионов в руки Германии[69]69
  Доказательства этого можно найти в понимании схемы, которая была доведена на очень раннем этапе до оперативных эшелонов французских и британских войск. Согласно Ньюболту, миссия британского штаба, отправленного в Мурманск в мае, состояла в том, чтобы «обучить и организовать Чешский корпус, который, как ожидается, будет насчитывать около 20 000 человек и затем использоваться для обороны Севера России». Ньюболт также рассказывает, что французский офицер, прибывший в Мурманск в мае, предложил разместить 5000 чехов в Архангельске и еще 4000 вдоль Мурманской железной дороги. (Примеч. авт.)


[Закрыть].

К концу апреля эта схема нашла такое мощное одобрение у французских и британских военных властей, что она была вынесена на официальное рассмотрение как на военном, так и на политическом уровнях Высшего военного совета. 27 апреля постоянные военные представители при Совете, собравшиеся в Версале, впервые подробно обсудили – по инициативе Франции – вопрос о будущем Чешского корпуса. Итогом обсуждения стала еще одна Совместная нота № 25, в которой они приняли к сведению состоявшиеся между французским и британским правительствами обсуждения «по вопросу о вывозе чешских контингентов из России» и выразили следующее мнение:

1. Имеются все необходимые средства для обеспечения транспортировки в кратчайшие сроки.

2. Необходимо обеспечить как можно большую быстроту переброски чешских войск, не прошедших восточнее Омска, в Архангельск и Мурманск.

Третий пункт указывал, что в ожидании дальнейшей отправки эти подразделения можно было бы с пользой применить для обороны Архангельска и Мурманска, а также охраны и защиты Мурманской железной дороги.

Аналогичным образом было высказано предположение, что войска, которые прошли Омск, могли бы быть использованы, как уже рекомендовалось в Совместной ноте № 20, для сотрудничества с союзниками в Сибири.

Формулировка этой ноты, а также тот факт, что целых шесть недель спустя ни одно из правительств так и не предприняло серьезных шагов по поддержке судоходства во Владивостоке и в северных портах, очень трудно поверить, что идея разделения корпуса была чем-то иным, нежели неискренним принципом, предназначенным для формального признания возможного вывода чешских частей во Францию, хотя на самом деле она служила для обеспечения их возможного использования на территории России в случае интервенции союзников.

Через несколько дней (2 мая) этот вопрос снова был довольно запутанно поднят на Пятой сессии Высшего военного совета в Аббевиле. Правительственным деятелям союзников представили на рассмотрение Совместную ноту № 25. Клемансо, последовательно придерживающийся позиции скорейшей переброски корпуса на Западный фронт, отнесся к мотивам авторов ноты с большим подозрением. Он не возражал против отправки чешских подразделений через северные порты, но требовал немедленного их убытия во Францию. Исходя из этих соображений Клемансо энергично настаивал на четком обязательстве британцев выделить необходимые суда. Британские представители несколько неохотно согласились сделать все, что в их силах, но выразили пессимизм по поводу шансов найти достаточное количество кораблей. Британский госсекретарь по военным вопросам лорд Милнер стоял на своем: даже в случае с Сибирью следует предусмотреть вывод только части чешских войск и что «…чехам не нужно продолжать движение во Владивосток… им следует задержаться вблизи Омска или Челябинска».

Милнер придерживался позиции, что вполне достаточно, если Высший военный совет просто принял бы Совместную ноту № 25, а все еще неудовлетворенный Клемансо утверждал о желательности изложения результатов обсуждения в более точных выражениях, чем те, которые содержались в ноте. По его настоянию была подготовлена резолюция, призванная прояснить мнения высокопоставленных государственных деятелей по этому вопросу. В конце концов, Совет одобрил как Совместную ноту № 25, так и проект резолюции. На самом же деле резолюция, как и многие другие результаты напряженных обсуждений на многосторонних конференциях высшего уровня, просто отражала противоречивые точки зрения, не пытаясь их примирить, и не вносила никаких разъяснений в политику союзников. Сама же резолюция гласила следующее:

1. Британское правительство обязуется сделать все возможное для организации транспортировки чешских военнослужащих, которые находятся во Владивостоке или на пути в этот порт.

2. Французское правительство берет на себя ответственность за эти войска до тех пор, пока они не будут погружены на борт.

3. Британское правительство обязуется обратиться к господину Троцкому с целью разрешения сосредоточения в Мурманске и Архангельске чешских войск, не принадлежащих к корпусу, следующему из Омска во Владивосток.

Таким образом, итогом конференции в Аббевиле стало соглашение о разделении корпуса: одна его часть должна быть направлена на Тихий океан, а другая – на Север России. Но между правительствами так и не было достигнуто реальное согласие, касающееся необходимости его скорейшей переброски на Западный фронт.

Этот вопрос был надлежащим образом рассмотрен советскими властями в Москве, как и предусматривалось резолюцией, причем, надо думать, не только вместе с Локкартом, но и с участием Лаверна и Садуля. Что касается дат этих обсуждений, личностей основных участников, содержания того, что было передано советским властям, и точной реакции последних – точно сказать невозможно: свидетельства противоречивы и сбивают с толку[70]70
  Всякий, кто чувствует склонность упражняться в распутывании противоречий в исторических источниках по второстепенным вопросам, может изучить утверждения по этим вопросам у Баньяна, Нуланса, Садуля, Локкарта и Рагглза. Возникает вопрос: а не предвидели ли в действительности представители союзников в Москве обсуждения в Верховном военном совете? Локкарт, как мы увидим ниже, упомянул Робинсу в письме от 5 мая, что Троцкий уже согласился послать чехов в Мурманск и Архангельск. (Примеч. авт.)


[Закрыть]. Самое большее, что можно сказать с некоторой степенью уверенности, – этот вопрос обсуждался, советские власти не были против, Чичерин отдал своего рода указание местным Советам вдоль железной дороги оказывать содействие на продвижение чехов, и ни в одном документе представителей союзников в России своим правительствам в течение мая не указывается на возникновение каких-либо заметных трудностей[71]71
  Позже Троцкий указывал, что просил лишь гарантий обеспечения судоходства для вывода чехов из Мурманска и Архангельска, но, поскольку Локкарт не смог их дать, переговоры остались «безрезультатными».


[Закрыть]. Таким образом, у союзников на местах сложилось впечатление, что проект находится в процессе реализации. На самом же деле он был почти немедленно искажен, без ведома правительств союзников, что следует из дальнейших событий в Европейской России и Сибири, требующих отдельного внимания.

К началу мая Чешский корпус был развернут на всем протяжении от Пензенской области, к западу от Волги до Владивостока (туда как раз подходили первые эшелоны). 21 апреля Москва отдала приказ об очередной приостановке продвижения, вызванной, по-видимому, сообщениями о начале нового наступления Семенова в районе Забайкалья. Таким образом, местные советские власти опять начали создавать трудности на пути продвижения корпуса. Эшелоны простаивали на станциях или на подъездных путях, и беспокойная напряженность росла с обеих сторон.

Тем временем чешское командование на месте оставалось в полном неведении относительно политического решения, принятого французским и британским правительствами, о разделении корпуса. По словам Баньяна, они были поражены, узнав в начале мая о новом указании Чичерина, разрешающего проезд эшелонов, находящихся к востоку от Омска, для дальнейшего следования во Владивосток, при условии направления в северные порты поездов, находящихся западнее. Изумление и ужас чешского командования возросли, когда 8 мая оно получило сообщение от представителя Чехословацкого национального совета в Вологде господина Страки, что этот приказ был отдан по согласованию с представителями союзников в России. Учитывая душевное состояние чешского командования, идея расколоть корпус и тем самым ослабить силы, которыми он обладает, показалась нелепой. Руководство корпуса сразу же отправило двух своих представителей – Максу и Марковича – в Москву для выяснения обстоятельств дела. Они приехали на место 13 мая, где генерал Лаверн сообщил посланникам, что изменение маршрута действительно отражает пожелания союзников, а Троцкий пообещал полное содействие советских властей в переброске 1-й дивизии корпуса в Архангельск.

Макса и Маркович уже собирались отправиться в Омск для урегулирования вопросов, касающихся новых условий, когда ситуация неожиданно изменилась из-за получения в Москве известия об инциденте, произошедшем в Челябинске 14 мая. По счастливой случайности один из чешских воинских эшелонов, стоявших на челябинской станции, оказался бок о бок с эшелоном венгерских военнопленных, эвакуируемых из Сибири для репатриации. С венгерской стороны в чешский поезд был брошен то ли камень, то ли кусок железа, но один из чехов погиб. Разъяренные солдаты линчевали венгра на месте. Советские власти немедленно приступили к расследованию этого дела, а несколько чешских солдат, чье сотрудничество требовалось в качестве свидетелей, были задержаны и заключены в местную тюрьму. Туда направилась целая чешская делегация с требованием освобождения свидетелей, членов которой также посадили под замок. 17 мая нерастерявшиеся чехи предприняли вооруженные действия, захватили местный арсенал и освободили всех своих товарищей.

В течение нескольких дней этот конкретный инцидент был мирно урегулирован с местными советскими властями. Если бы все было предоставлено лишь обеим сторонам, чехи, вероятно, спокойно продолжили свой путь, но получение известия о челябинской акции вызвало бурную реакцию в Москве. Два представителя Чехословацкого национального совета, Макса и еще один человек, были немедленно арестованы и вынуждены подписать телеграфный приказ чешским командирам о немедленной передаче всего оружия советским властям. После этого Троцкий на правах военного наркома издал еще один приказ сибирским Советам, предписывающий сократить численность чешских войск и «организовать их в трудовые артели или призвать в советскую Красную армию»[72]72
  Существуют некоторые сомнения, что известие о челябинском инциденте привело к аресту этих двух представителей. Представляется, что главенствующую роль сыграло влияние чешских коммунистов, а челябинский эпизод сыграл роль важного фонового фактора. (Примеч. авт.)


[Закрыть].

Эти приказы не оставляли командирам корпусов иного выбора, кроме как либо разоружить корпус, расформировать его и отдать на милость местных коммунистических властей, либо перейти к полному разрыву с советским правительством.

Инцидент в Челябинске совпал по времени с созывом в этом городе конгресса Чехословацкой революционной армии. Первоначально это собрание было организовано с целью определения организации и командного статуса корпуса, а также рассмотрения трудностей, возникших в связи с его продвижением на восток. Инцидент, естественно, привлек внимание делегатов с первого дня работы этого совещания. В частности, они не могли не осознать слабость дисциплины, которую центральные советские власти установили по отношению к местным Советам в Сибири. В этих обстоятельствах меры по разделению корпуса вызвали самое сильное негодование и рост подозрений среди делегатов. Единогласно, несмотря на возмущенные протесты присутствующих французских военных представителей, они проголосовали за отклонение проекта и игнорирование в этом отношении даже пожеланий Чехословацкого национального совета и союзников.