Текст книги "История античной науки. Открытия великих ученых и мыслителей древности"

V. Рассвет греческой цивилизации. Гомер и Гесиод

Эта книга поделена на главы ради удобства читателей, но неплохо помнить о том, что такое разделение в некотором смысле искусственное. Главы не являются взаимоисключающими; сферы, которые они охватывают, накладываются друг на друга и сцепляются между собой. Так, период, о котором шла речь в главе IV, относится к микенской или позднеминойской эпохе. Сразу за ней следовала гомеровская эпоха, но корнями она уходит в микенскую и даже до-микенскую эпоху; таким образом, изучая гомеровский расцвет, мы обязаны по возможности думать в микенских и минойских терминах.

Часто говорят о «греческом чуде»; так проще всего выразить изумление и восхищение достижениями греков – и нашей неспособностью их объяснить. Чудо начинается в самом конце микенской эпохи, в то время, когда новая греческая цивилизация еще не полностью отошла от своих корней. Первым и величайшим даром прежней эпохи стал древнейший из памятников древнегреческой литературы, эпическая поэма «Илиада».

Мы считаем, что пересказывать и анализировать «Илиаду» на страницах этой книги не стоит. Если кому-то из читателей захочется ее прочесть, найти ее можно без труда почти на любом языке. Издревле принято считать, что «Илиаду» сочинил Гомер, но на вопрос «Кто такой Гомер?» едва ли можно дать другой ответ, кроме «автор „Илиады“». Пока разорвать порочный круг не удается. Как бы там ни было, в существовании Гомера никто не сомневался, а его слава стремительно распространялась вместе с развитием греческой цивилизации. Как правило, Гомера изображают слепым старцем, который пел или декламировал свои сочинения. За честь называться его родиной спорили семь греческих полисов – Смирна, Родос, Колофон, Саламин, Хиос, Аргос, Афины; любопытно, что большинство из них находились в Ионии. Кстати, слово homeros на кумском диалекте имеет то же значинеие, что и слово typhlos, «слепой». С другой стороны, на ионическом диалекте homereuo означает podegeo, «вести», «направлять». Таким образом, имя могло быть прозвищем, описывавшим физические или умственные свойства автора, как если бы мы сказали «слепой», «проводник», «поэт». Подобные доказательства свидетельствуют о том, что даже в сравнительно раннее время Гомера перестали считать простым смертным. Как такое возможно? Как мог исчезнуть автор великой поэмы?

Ответ на этот вопрос значительно упрощает изучение сравнительной литературы. «Илиада» уникальна благодаря своим древности и красоте, но сходные произведения время от времени создавались многими народами, живущими в разных частях мира. Очевидно, одни и те же факторы действовали повсеместно. Желание объяснить свои истоки и увековечить великие события прошлого вдохновляли анонимных поэтов многих национальностей. Их сочинения почти всегда имели метрическую форму благодаря врожденной любви к ритму, существующей у каждого человека. С другой стороны, такая форма помогала лучше запомнить стихи; поэтому национальный архив можно было передавать бесконечно, не записывая его. Более того, стихотворные произведения, как правило, появлялись задолго до того, как тот или иной народ изобретал письмо, по крайней мере, до того, как письменность получала широкое распространение. Аэды (певцы, сказители народных песен) переходили от двора одного правителя к другому или из одной общины в другую; они участвовали в создании эпических поэм и исполняли их для развлечения и просвещения. Спустя какое-то время те или иные песни и сказания, встреченные с особой любовью, стандартизовались не только в общем виде, но и с точки зрения занимательных и стилистических подробностей. Весьма похожие на нынешних детей, люди Античности больше всего любили старые сказки. Конечно, новые сказки всегда несли в себе элемент неожиданности, что было вполне приятно слушателям, но они куда больше радовались, узнавая старую сказку, когда странствующий певец вспоминал знакомых героев и описывал их в знакомых слушателям терминах. Яркие эпитеты, метафоры и даже целые стихи, которые когда-то взывали к их воображению и щекотали их самолюбие, постепенно стали ожидаемыми и встречались улыбками или другими знаками одобрения. Постепенно выкристаллизовались и другие характерные черты поэтического изложения, связанные как с формой, так и с содержанием стихов.

Можно сказать, что подавляющее большинство аэдов очень напоминало наших музыкантов, которые переезжают с места на место, исполняя свой репертуар и редко добавляя в него что-то новое. Их искусство состояло в том, что они много запоминали и хорошо передавали то, что знали. Некоторые более тщеславные исполнители стремились сочинить новые произведения или полностью переделать старые. Они напоминали нынешних виртуозов, которым недостаточно исполнять произведения великих музыкантов, а хочется представить публике и собственные сочинения. У них имелся простор для бесконечных вариаций – полный спектр между творческой силой, которая стремится найти свое выражение на одном конце, и хорошей пассивной памятью на другом. Однако менестрели и трубадуры каждого народа похожи в том, что они черпают вдохновение в одном и том же колодце национальной памяти. Их творческие и толковательные способности умеряются и одновременно направляются потребностью удовлетворять запросам одной и той же публики, чьи взгляды в целом можно назвать консервативными. Не было способа лучше угодить покровителям и добиться их милости, чем повторить уже известные и любимые строки. Как бы аэды ни были самобытны, в конце концов, они уподоблялись виртуозам, которые включают старые любимые произведения в свою программу или исполняют их на бис. Поэта, которого мы называем Гомером, можно назвать самым популярным из этих ранних странствующих певцов. Невозможно узнать, сколько он придумал сам. Достаточно предположить: сколько бы он ни создал, гораздо больше он унаследовал от своих предшественников и помог увековечить их лучшие сочинения. Возможно, он был гениальным «редактором», который свел воедино все лучшие доступные ему песни и мастерски составил из них единое целое. Такая гипотеза помогает объяснить целостность «Илиады», а также встречающиеся иногда огрехи, например ненужные повторы или несовершенные переходы.

Приемы аэдов и пришедших им на смену рапсодов (букв. «сшивателей песен») нетрудно понять после сравнительного изучения разных литератур раннего времени, и более ярко – из исполнения их живых представителей. Такую работу замечательно проделал покойный М. Пэрри (1902–1935), филолог из Гарварда, который ездил в Югославию со звукозаписывающей аппаратурой и собрал два народных эпоса значительной длины, записав их из уст сказителей. К сожалению, его жизнь рано оборвалась в результате несчастного случая, и он не довел свою работу до конца. Скорее всего, внешность, темперамент и приемы рапсодов эпохи Гомера не слишком отличались от внешности, темперамента и приемов слепого югославского поэта Хусо, чье исполнение увековечено стараниями Пэрри.

Нам нелегко оценить устные предания, так как они подразумевали способность запоминать длинные стихи, почти полностью утраченную современным человеком. Некоторые в известной степени обладают такой способностью, которая казалась бы невероятной, если бы мы не располагали множеством доказательств.

Бессмысленно спрашивать: «Кто такой Гомер?», если подразумевать: «Что он был за человек? Чем он отличался от других странствующих певцов? Когда и где он жил?» и т. д. Зато вопрос «Был ли Гомер?» весьма уместен, и я считаю, что на него можно ответить утвердительно. В противном случае невозможно объяснить поразительную, пусть и несовершенную, целостность «Илиады». Не важно, как и когда сочинили все части «Илиады»; требовался один верховный певец, который свел все части воедино. Их изначальная последовательность, скорее всего, не слишком отличается от дошедшей до нас версии.

Позже мы еще вернемся к приему устной передачи стихов. Вначале предстоит обсудить более фундаментальный вопрос. Когда была завершена «Илиада»? Троянская война, эпизоды которой составляют историческое ядро поэмы, датируется греческими хронистами по-разному, от 1280 до 1180 г. Неточность размером в столетие не играет существенной роли, ведь между описываемыми событиями и завершением поэмы прошло гораздо больше времени. (Для сравнения: «Песнь о Роланде» (XI – 2) была закончена примерно через 300 лет после событий, вдохновивших на ее создание.) Некоторые элементы «Илиады», например перечень кораблей или обозрение ахейского войска (II, 494–779), относятся к более далекой древности, во всяком случае, отражают условия более ранней, дотроянской, эпохи. Но художественное вплетение этих элементов в общую ткань поэмы не могло произойти намного раньше X или IX в. Если бы пришлось назвать одно столетие, мы бы наверняка не очень ошиблись, назвав IX в. до н. э. Иными словами, датировка довольно хорошо соответствует предыдущим и последующим событиям.

Дальнейшая дискуссия здесь неуместна, тем более что она не будет убедительной, несмотря на конкретику. Позвольте выделить лишь один пункт. В «Илиаде» нет отсылок на письмо (как, кстати, и в «Одиссее»), кроме одной, да и то случайной: pempe de min Lyciēnde, poren d’ho ge sēmata lygra grapsas en pinaci ptyctōi thymophthora polla («В Ликию выслал его и вручил злосоветные знаки, Много на дщице складной начертав их, ему на погибель…»[16]16
  Гомер. Илиада, песнь VI.


[Закрыть]). Я не сомневаюсь, что слова «злосоветные знаки» относятся к какому-то письму, например минойскому, обнаруженному А. Эвансом на Крите. Ликия, кстати, была колонией Крита. В таком случае с помощью гомеровской строки можно доказать, что в те дни уже появилась какая-то письменность. Однако такое доказательство избыточно, так как у нас имеется много реальных примеров такой письменности, пусть и нерасшифрованной. Письменность была известна в Эгейском мире; возможно, она была изобретением критян. Ее использование сводилось к юридическим или магическим записям, перечням и прочим очень коротким техническим текстам. Ни один аэд даже не думал воспользоваться письмом в литературных целях. Это не просто местное, греческое, явление, а явление общее, давно признанное антропологами и специалистами по компаративистике. Между изобретением письменности и ее вхождением в обиход проходит период времени, который иногда растягивался на несколько столетий. В силу традиции, а также защиты законных интересов странствующих певцов героическая поэзия записывалась не в первую, а в последнюю очередь.

Можно не сомневаться в том, что Гомер не умел писать. Скорее всего, он считал письмо редким и в чем-то загадочным способом сообщения, к которому можно прибегать в исключительных случаях, но не имевшим отношения к литературе. Скорее всего, ему и в голову не приходило записывать свои сочинения. Более того, как бы он это сделал? Изобретение письма бесполезно в литературных целях, если не дополняется изобретением писчих материалов. Во времена Гомера не существовало материалов, на которых можно было записать длинные сочинения. Папирус невозможно было достать в Греции до начала XXVI (Сансской) династии, до эпохи Псамметиха I (663–609).

Еще об «Илиаде»

«Илиада» – не только самый ранний памятник европейской литературы, самый ранний памятник сколько-нибудь значительного размера и качества, но и – что в самом деле необъяснимо и поистине чудесно – памятник превосходнейший и огромнейший.

Конечно, размер – не достоинство, но в длинной поэме больше достоинства, чем в ее части. Более того, поразительно встретить на самом пороге европейской литературы не просто несколько маленьких отрывков, при помощи которых более старые поэты пробовали силы, а огромный литературный памятник, ставший результатом усилий, накопленных многими людьми за многие века. Как будто самый ранний дошедший до нас архитектурный памятник оказался таким же большим и сложным, как и один из выдающихся средневековых соборов. «Илиада» по форме и стилю настолько близка к совершенству, что остается образцом до сегодняшнего дня. Мы восхищаемся поэмой не благодаря ее древности, но независимо от нее. Более того, большинство критиков наверняка назовут «Илиаду» лучшей западноевропейской эпической поэмой (возможно, за исключением «Одиссеи»). И этот эпос – позвольте повторить – появляется не ближе к концу греческой цивилизации или тогда, когда эта цивилизация достигла своей наивысшей точки, но в ее начале или даже до ее начала. Гомер в самом деле стал провозвестником греческой цивилизации, европейской цивилизации, западной цивилизации – провозвестником такого огромного масштаба, что он по-прежнему нависает над нами. Разве это не чудо? И разве можно представить себе нечто не так легко объяснимое и более чудесное?

«Одиссея». Гомер--II

Более того, чудо оказалось не единственным, а если оно и существовало в единственном числе, то недолго. Постепенно складывался и второй эпос, «Одиссея». Можно не сомневаться в том, что «Одиссею» сочинили позже «Илиады» – скорее всего, на столетие или больше. Нам придется принять за аксиому существование автора или редактора этой поэмы, как пришлось принять за аксиому существование такого человека для «Илиады». Более того, обе поэмы по традиции приписывают одному автору, Гомеру. Чтобы примирить традицию с доказательствами, заключенными в самих текстах, я бы предложил называть автора «Илиады» Гомером-1, а автора «Одиссеи» – Гомером-II. Такая уловка не слишком обусловливает различия между ними; мое предложение даже не полностью исключает (слабую) вероятность того, что Гомер-II может быть идентичен Гомеру-I, только в гораздо более старшем возрасте. Мысль о том, что авторы у «Илиады» и «Одиссеи» разные, не нова. Она восходит к эпохе раннего эллинизма, примерно к III в. до н. э., когда поддерживавших такую версию ученых называли hoi chorizontes (разъединителями), хотя в целом их точку зрения принято было отвергать.

При датировке двух эпических поэм неплохо помнить, что такая датировка всегда неточна. В каждой поэме можно найти сюжеты, идеи, определенные фразы или строфы, характерные для разных хронологических страт. Более того, каждая поэма переживала несколько этапов в долгом процессе слияния и стандартизации. Ни одну из них не сочинили за короткое время. Независимо от того, рассматриваем ли мы лексику, грамматику, риторические или просодические характеристики, можно найти много элементов, общих для «Илиады» и «Одиссеи». Более того, выдающиеся качества являются общими для обеих поэм. Простота мысли и манеры выражения сочетается со стремительностью развития сюжета (что резко контрастирует с медлительностью, фантастическим изобилием деталей, многословием и напыщенностью восточных эпосов).

«Илиада» и «Одиссея» значительно различаются по тематике и настроению. «Илиада» повествует о войне, «Одиссея» – о мире, домашней жизни купцов, путешественников и колонистов. Она исполнена любви и магии; она одновременно более насыщена суеверием и нравоучительностью. Художественное единство «Одиссеи» глубже, а ее общий настрой мягче. Это своего рода роман, первый в мировой литературе; более того, у «Одиссеи» имеется нравственная цель. По мнению В. Йегера, «читая „Одиссею“, невозможно не ощущать ее намеренно нравоучительной направленности… хотя многие части поэмы не содержат ее следов. Такое впечатление возникает от всеобщности духовного конфликта в сюжете, который развивается параллельно с внешними событиями в истории Телемаха – что, по сути, и подводит… к подлинной кульминации»[17]17
  Jaeger Werner. Paideia, the ideals of Greek culture (Oxford: Blackwell, 1939), 1. C. 28 [Isis 32, 375–376 (1949)].


[Закрыть]. Две эпические поэмы разделяет большой интервал мирной жизни, хотя невозможно сказать наверняка, сколько мог длиться такой интервал. Возможно, речь идет об одном-двух столетиях; с другой стороны, достаточным для объяснения контраста может быть естественное различие между двумя последующими поколениями, где старшее поколение более воинственно, а младшее – более миролюбиво, или, может быть, даже разница между добросердечием старика и горячностью, какую он сам проявлял в юности.

По-моему, лучшим доводом в пользу более долгого периода является следующее соображение. В «Илиаде» бронза упоминается в 14 раз чаще железа, а в «Одиссее» – только в 4 раза. Это важно, потому что такая разница не может быть намеренной. Едва ли сочинители делали это намеренно. Просто каждый из них реагировал на окружающую их обстановку. Истоки обеих поэм находятся в бронзовом веке, но Гомер-II был больше знаком с железом и меньше знаком с бронзой, чем Гомер-I.

Если допустить, что «Илиаду» сочинили примерно в середине IX в., следует предположить, что «Одиссея» создана на столетие позже, но это в лучшем случае правдоподобная догадка. Данная оговорка позволит и далее оставаться в русле античной традиции и говорить о «Гомере» как об авторе гомеровских поэм в целом. Его произведения, и особенно «Илиада» и «Одиссея», – конкретная реальность. Когда мы говорим о Гомере, мы просто в первую очередь имеем в виду две эти эпические поэмы.

Ранние гомеровские традиции

Начало истории «Илиады» и «Одиссеи» неминуемо утопает во мраке. Обе поэмы сохраняли аэды и рапсоды, которые исполняли их на банкетах или религиозных праздниках. К середине VI в. (ок. 540 г. до н. э.) слава Гомера была настолько велика, что Ксенофан Колофонский мог сказать: «Сначала все люди учились у Гомера». Во времена Пиндара, на полвека позже, некоторых рапсодов называли гомеридами, но не стоит соглашаться с автором одной схолии к Пиндару в том, что гомериды были потомками Гомера – разве что в духовном смысле. Гомериды были просто последователями старых сказителей, особенно самого яркого из них, Гомера. Их можно назвать в самом полном смысле слова хранителями гомеровской традиции. В практических целях гомеровский канон был популяризирован, и национальная слава Гомера прочно утвердилась в течение VI в. до н. э. Один из гостей Ксенофонта провозгласил: «Благодаря желанию моего отца, чтобы я стал хорошим человеком, я выучил все поэмы Гомера». Даже Платон, пусть и нехотя, признавал заслуги Гомера. Ссылаясь на евлогов, которые называли Гомера наставником Эллады, Платон заключил, что он был величайшим из поэтов и первым автором трагедий. В то же время Платон готов был изгнать Гомера из города. Несмотря на необоснованный и нетерпимый вердикт Платона, Гомер остался «в городе» и сохранил место в сердце каждого грека. Обоснованность титула «наставник Эллады» подтверждается всей историей народов, говорящих по-гречески, вплоть до наших дней; никто, кроме Платона, не подвергал его сомнению, и даже антиязыческие предубеждения христиан не умаляли восхищения им. Более того, Гомер заслуживает более высокого титула; он был не просто наставником Греции, но одним из наставников всего человечества. К этому мы еще вернемся.

Чему учил Гомер?

Чему учил Гомер? Во-первых, он учил греческому языку. Его бессмертные творения помогли выработать нормы языка, точнее, поднять его на такой высокий уровень, которого можно достичь только с помощью шедевров литературы. Его произведения стали для греков своего рода Библией; они всегда готовы были их слушать. «Илиада» и «Одиссея» давали взрослым и детям примеры чести, благородства и хорошего языка. Несмотря на мифологизм, две поэмы были, так сказать, светской Библией; то есть в них не было ничего священнического, жреческого, и они были в высшей степени свободны от магии и суеверий. Ионийский поэт был поистине предком ионийских ученых, о чьих достижениях речь пойдет позже.

Во-вторых, «Илиада» и «Одиссея» учили истории, истории минойского и микенского происхождения, которая, с одной стороны, казалась смутной и далекой, а с другой – достаточно близкой. Это касалось и формы орудий, и традиций, и слов, и фольклора, который слушатели без труда узнавали и понимали. Сама функция эпической поэзии заключается в том, чтобы сохранять прошлое для потомков и не давать ему затеряться в забвении. Невозможно перечислить по пунктам историческое содержание поэм Гомера, не прочитав курс микенской культуры. Читатель найдет очень краткую характеристику этой культуры в предыдущей главе. Те, кто пожелает углубить знания, могут обратиться к библиографии. Необходимо отметить, что во всех учебниках по минойской или эгейской археологии непременно содержится много ссылок на Гомера. Гомеровские строки помогают объяснить памятники, а те, в свою очередь, помогают интерпретировать Гомера. Позднейшие редакторы Гомера постоянно ссылаются на эгейские древности. Первопроходцем в области археологической интерпретации Гомера был В. Геблиг (1884), за которым последовали многие другие.

Поэзия Гомера предлагает нам зеркало микенской эпохи. Она постепенно уходила в прошлое, однако старики и аэды ярко и с радостью вспоминали о нем. Как и любая эпическая поэзия, она обращена в прошлое; поэтому немного парадоксально называть ее предвестницей новой эпохи. Поэмы Гомера – расцвет или окончание, а не начало; однако они стали для греков прочным фундаментом, на котором те строили новую цивилизацию. «Илиада» и «Одиссея» снабдили греков нормами правильности и образцами поведения; они внушали грекам гордость и достоинство.

Иными словами, я все больше и больше убеждаюсь в том, что греческая культура в дни Гомера не была чем-то радикально новым; скорее, второе рождение получила эгейская цивилизация, которую на время подавили и почти уничтожили бурные потрясения. Однако жизнь невозможно уничтожить полностью; представьте, например, обильную растительность в регионе, опустошенном извержением вулкана или долгой засухой. Можно подумать, что все живое там умерло, однако это не так. Жизнь дремлет и может продолжаться в дремлющем состоянии очень долго, однако стоит пролиться благословенному дождю, и вскоре она возобновится с прежней пышностью. Конечно, в процессе многое теряется, и новые элементы смешиваются со старыми. Новая греческая цивилизация стала возрождением старой; это возрождение было намеренным, по крайней мере с точки зрения аэдов и их покровителей. Греческая цивилизация во многом отличалась от эгейской, поскольку сильно изменились условия жизни. Настал железный век; дни бронзы уже не могли вернуться.