Текст книги "На съемках в Новом Орлеане"

– Я обязательно поймаю его, Лорелей, – донесся до нее низкий голос.

Она подняла на Майкла глаза.

– Я знаю, – сказала она.

Глава пятая

К своему удивлению, Лорелей прикончила не только жареный картофель, но и капустный салат. И лишь слабо запротестовала, когда Майкл заказал еще две порции хлебного пудинга.

– Если я буду продолжать так есть, костюмерша убьет меня, – простонала Лорелей.

– Побегаешь подольше утром, – сказал Майкл, пожав плечами. Он понимающе наблюдал за тем, как она с наслаждением облизывает ложку с остатками сладкого соуса.

Ничего удивительного, что он знал о ее утренних пробежках. Но с давней привычкой Лорелей пришлось расстаться, когда стали приходить те неприятные письма. Теперь она занималась танцами и аэробикой в своей гостиной.

– Мне нужно будет бежать до Батон-Ружа и обратно, чтобы не поправиться. Это же не тебе придется натягивать на себя костюм для стриптиза.

– Костюм для стриптиза? – Майкл нахмурился. – Я думал, у тебя положительная роль.

– Так и есть. Но моя героиня тайно работает стриптизершей, чтобы понять характер, который описывает в своей книге.

Хотя Майкл настаивал на том, чтобы шторы на окнах были все время задернуты, а ее биологические часы немного сбились во время перелета на восток, Лорелей почувствовала, что надвигается вечер. Ветер усилился. Она слышала, как листья банановых пальм, росших во дворе, начали биться о стекла.

– С залива надвигается шторм, – сказал он, словно прочитав ее мысли.

Стало быть, ее нервозность вызвана не только присутствием Майкла. Она почти ощущала наэлектризованность искусственно охлажденного воздуха в роскошном номере. Хотя она родилась и выросла в Новом Орлеане, здешние грозы всегда приводили ее в трепет, как Мэгги из пьесы Теннесси Уильямса «Кошка на раскаленной крыше».

– К утру все должно стихнуть. Помнишь ту ночь, когда ураган, который по прогнозу должен был ударить во Флориде, обрушился вместо этого здесь?

– И нам пришлось провести всю ночь в домике твоего дяди, – кивнула она. Это воспоминание, так же как и многие другие, связанные с Майклом, было для нее одновременно и радостным, и горестным. Но больше радостным. – Я была напугана до смерти.

– Я тоже.

– Ты тогда испугался?..

Он так хорошо это скрывал, успокаивая ее, вытирая ее почти истерические слезы, уверяя, что не позволит, чтобы с ней что-то случилось…

– Это был адский шторм, – напомнил он.

– Но еще страшнее был тот, что разразился, когда мы вернулись домой.

– Я подвергал тебя опасности, когда взял с собой на уик-энд. Твой отец имел все основания оторвать мне за это башку.

– Отец никогда никого и пальцем не тронул. Прибегать к насилию всегда было ниже его достоинства. Хотя я предпочла бы, чтобы меня по старинке выпороли, вместо того чтобы посадить под домашний арест до конца лета.

– И тебя, и меня – нас обоих посадили, дорогая.

– Интересно, тот здоровенный дуб еще стоит под твоим окном?

Лорелей вздохнула.

– Несколько лет назад у него начали гнить корни. Мама писала мне, что они истратили целое состояние, чтобы его спасти, но процесс зашел слишком далеко.

– Жалко.

– До сих пор не могу поверить, что именно ты влезал ко мне в спальню каждую ночь.

– Не забывай о силе мужских гормонов в подростковом возрасте, – сказал он, усмехнувшись. – Я с ума сходил по тебе, Лорелей. Меня даже не страшил гнев твоего отца.

Этот разговор живо, в подробностях, напомнил им те долгие жаркие безмолвные нежные встречи. Лорелей никогда не испытывала сожаления о содеянном. В глубине души она хотела полной физической близости с Майклом.

– Ты говорил мне, что я стала наваждением, – напомнила она.

Они тогда лежали в ее постели. Мягкие игрушки были сброшены на пол. На ней была хорошенькая розовая пижама в горошек, на нем – полинявшие джинсы, оттенявшие загоревшую дочерна от работы на солнце голую грудь.

Лорелей хорошо помнила, как при взгляде на него у нее кружилась голова. И сейчас немного кружилась – от этих воспоминаний.

– Так и было. – Наваждение. Слово это повисло в сгущавшемся воздухе. – Я бы прошел тогда через пламя ада, только бы быть с тобой, Лорелей. И с радостью принял бы муки. И мне, как никому, понятно, что происходит с твоим преследователем. Ты не выходишь у него из головы… ни днем, ни ночью. И поэтому, – добавил Майкл, поднимаясь со стула, – он непременно совершит ошибку. Он на пределе и не сможет больше соблюдать дистанцию.

Лорелей тоже встала.

– Не уверена, что мне от этого стало спокойнее.

– Вот и напрасно. Как только он выйдет из своего укрытия, мы его схватим. – Майкл взял ее за плечи. – И ты снова сможешь жить, как тебе захочется.

В этот момент Лорелей не хотелось больше ничего другого. Ей было так хорошо… Честно говоря, она бы ничего не имела против, если бы Майкл притянул ее к себе чуточку ближе…

Она услышала, как он что-то пробормотал.

– Прости, что ты сказал?..

– Я сказал: «Пора в постель». – Хотя Майкл был не из тех людей, которые показывают свои чувства, его лицо над воротом темно-синей тенниски покраснело. – У тебя по расписанию ранние съемки. А ты уже и так потеряла два часа из-за разницы во времени.

– Ты прав. – Она вдруг почувствовала, что страшно устала. – Ты собираешься остаться здесь?

– Я буду спать на диване.

– Мне показалось, что здесь две спальни.

– А между ними эта гостиная. Я предоставлю тебе максимально возможную свободу. Но в то же время буду рядом.

По другую сторону двери!..

– Ну что ж. Тогда я, пожалуй, пойду спать.

– Хорошая идея. Я договорюсь, чтобы утром нас разбудили по телефону. Ты не против побегать утром? Если же захочешь позаниматься в гимнастическом зале на крыше, я договорюсь, чтобы он был в полном нашем распоряжении.

– Если шторм прекратится, я бы хотела побегать. Ты не возражаешь?

– Конечно, нет. – Он пожал широкими плечами, снова приковав к ним ее внимание. И к пистолету, с которым не расставался. – Я бегаю каждое утро и буду рад, если ты составишь мне компанию.

Она лежала в темноте, уставившись в потолок, и в ее памяти оживали яркие картинки из их с Майклом прошлой жизни.

За зашторенными окнами бушевал ветер. Услышав по ту сторону двери приглушенные голоса, Лорелей подумала, что Майкл, должно быть, смотрит телевизор.

Хлопчатобумажные простыни были гладкими, как шелк. Но когда ее возбужденный мозг представил вместо них широкую грубую ладонь Майкла, Лорелей перевернулась на живот. Одна из подушек соскользнула на пол, задев стакан с водой на ночном столике, и стакан с грохотом упал на пол.

Дверь, разделявшая ее и Майкла, распахнулась.

– Что случилось?

– Ничего. – На фоне мерцающего света телевизора возникла высокая фигура. Лорелей заметила, что Майкл снял тенниску. И был босиком. Когда же увидела, что верхняя пуговица его джинсов расстегнута, она чуть не застонала. – Я просто уронила стакан.

Такое впечатление, что он не слышал ее. Все его внимание было сосредоточено на ее фигуре в атласной ночной рубашке персикового цвета. Рубашка прилипла к ее разгоряченной влажной коже, и Лорелей подумала, что Майкл мог заметить ее затвердевшие соски.

Он заметил.

– Тогда ладно. – Он перевел взгляд на ее лицо. – Раз ты уверяешь, что все в порядке.

Она попыталась ответить, но слова застряли у нее в горле. Она судорожно сглотнула и попыталась снова:

– А… абсолютно.

– Отлично. – Теми длинными пальцами, которыми он, в ее фантазиях, ласкал ее тело, Майкл взъерошил свои смоляные волосы. Это движение вызвало у нее желание прижать его голову к своей занывшей груди. Он взглянул на подушку и верхнюю простыню, которые, вместе со стаканом, валялись на полу. – Тебе жарко? Я могу включить кондиционер.

– Да нет, Майкл. Все в порядке. Я сожалею, что побеспокоила тебя.

Он недоуменно пожал плечами.

– Я смотрел телевизор. Новости.

– Прогноз погоды еще не передавали?

– Ночью дожди. К утру прояснится.

– Хорошая новость. Для Эрика.

Они еще с минуту смотрели друг на друга долгим взглядом.

– Спокойной ночи, Лорелей, – произнес он хриплым голосом.

– Спокойной ночи, Майкл, – мягко ответила она.

Майклу понадобилось сделать над собой титаническое усилие, чтобы сдержаться и не захлопнуть разделявшую их дверь. Он бросился на слишком короткий диван и попытался сосредоточиться на новостях. Дезирей как раз объявляла о рождении в зоопарке детеныша леопарда.

Ведущая новостей выглядела, как всегда, очаровательно, но его опытный мужской взгляд разглядел темные круги у нее под глазами, которые не смог скрыть даже сильный студийный грим. Было видно, что она устала. В ее состоянии это неудивительно. Роман не должен был разрешать беременной жене работать, подумал Майкл. Потом громко рассмеялся, представив себе, как кто-то пытается указать Дезирей, что ей следует делать.

Лорелей услышала его низкий раскатистый смех. Лежа на спине в слишком широкой кровати и слушая унылый и монотонный стук дождя в окно, она подумала, что сходит с ума…

Дождь не ослабил жару, только увеличил влажность. И когда на следующее утро Лорелей бежала по просыпающимся улицам Французского квартала, она чувствовала себя так, словно прорывалась сквозь стену воды. Хорошо хоть, что Майкл бежал с умеренной скоростью. Лорелей была горда тем, что не потеряла форму. Впрочем, ей никогда не удавалось угнаться за ним.

Она согласилась забежать в кафе «Дю Монд», дав себе слово ограничиться только кофе, но не удержалась и заказала еще и пончики.

– Если я буду так продолжать, это для меня плохо кончится, – уныло произнесла она.

– Не беспокойся. Было бы кощунством приехать в Новый Орлеан и отказаться от здешних кулинарных шедевров.

– Слишком много искушений, – пробормотала Лорелей, наблюдая за тем, как мимо проносят поднос с чашками горячего дымящегося какао.

– Это ты правильно заметила. – Скомкав бумажную салфетку и бросив ее на стол, Майкл встал. Он бы предпочел, чтобы Лорелей целый день была только с ним, но доллары – тысячу в день плюс деньги на расходы – ему платили не за то, чтобы он сидел и мечтал, как обсыплет все ее тело сахарной пудрой, а потом будет слизывать. – Нам пора возвращаться. Ты должна еще успеть принять душ.

Лорелей могла бы сидеть здесь весь день. Смотреть на толпу. На маленького мальчика, отбивавшего чечетку на углу, чтобы немного заработать. На нарядные белые катера, которые плыли вниз по коричневым водам широкой Миссисипи, и на все другие суда, сновавшие по реке.

Некоторые актеры, напомнила она себе, настолько избалованы, что по их вине возникают трудности и срываются съемки. Но она всегда приходила в назначенное время с выученной ролью, готовая работать. Она вздохнула и вышла из шумного уличного кафе.

Черт побери! Он считал Лорелей особенной. Он верил в то, что она не была проституткой, как все другие роскошные голливудские женщины. И пришел к выводу, что за внешней греховной оболочкой Лорелей Лонгстрит скрывалось – что было очень важно – доброе и нежное сердце. Несколько раз он замечал, что она краснеет, и подумал, что она, возможно, даже немного застенчива.

Следуя за ней сегодня утром, он наблюдал, как она бежит в своих широковатых шортах. Ее стройные ноги выглядели в них еще соблазнительнее. Когда она пробегала мимо него по Аллее Пиратов, он стоял так близко, что мог протянуть руку и коснуться ее великолепных грудей, которые так восхитительно подпрыгивали под влажной белой футболкой.

Тот тип, конечно, остановил бы его. Тот здоровенный детина, который, словно пес, не отходил от нее с момента, как она прибыла в аэропорт. После появления полицейских в Лос-Анджелесе он начал подозревать, что дело кончится наймом детектива. И был готов к этому. Он легко обойдет препятствия. Как-никак, он был неглуп. Находчив, по общему мнению.

Все началось с того, что он просто хотел любить Лорелей. Его беспокоило, что в ее жизни не было мужчины.

Но сегодня он видел, как они бежали рядом, будто два чистопородных рысака в одной упряжке: их ноги одновременно касались неровного тротуара, несмотря на разницу в росте. Видел нежное прикосновение детектива к ее локтю, а ее пальцев – к его запястью, когда они по глупости и беспечности думали, что на них никто не смотрит.

Им было слишком хорошо друг с другом, что могло означать только одно: они провели прошлую ночь, запершись в роскошном пентхаусе. Провели ночь в одной постели. Разгоряченные, стонущие – в сбитых простынях. Как сладострастная парочка из какого-нибудь голливудского фильма. Нет, он не осуждал мужчину. Каждый знает, что мужчины не виноваты в своих животных инстинктах. Если бы не половой инстинкт мужчин, мир бы остановился в своем развитии тысячелетия назад, а люди повторили бы судьбу динозавров.

Но даже в этом хаотическом мире было необходимо навести некоторый порядок. Чтобы внешне все выглядело пристойно.

Он считал ее богиней, а она предала его самым гнусным образом, занимаясь любовью с этим огромным детективом! А возможно, и с его братом, который какое-то время был с ними в отеле.

Когда видение обнаженной Лорелей, извивающейся в руках обоих братьев – клубок рук, ног и языков, – вспыхнуло в его измученном мозгу, человек пришел к решению.

Он овладеет Лорелей. Всеми возможными способами, о которых он грезил неделями. А потом будет мучить ее. И когда наконец эта красивая вероломная самка запросит пощады и станет умолять сохранить ее бесценную жизнь, он убьет ее.

Глава шестая

После дождя, который лил всю ночь напролет, день, как и предсказывали, разгулялся. Но солнце так и не засияло над кладбищем Святого Людовика, где должна была сниматься первая натурная сцена Лорелей в Новом Орлеане.

Туман, созданный генератором спецэффектов, стелился по земле, словно щупальцами охватывая ее лодыжки. Белые памятники окутала густая серая пелена.

– Просто мороз по коже, – сказала Лорелей, обхватив себя руками. Хотя температура воздуха была уже около тридцати и все повышалась, она ощущала странный озноб в этой зловещей атмосфере.

– Я рад, что тебе нравится, – послышался голос из тумана. Лорелей вздрогнула, но, узнав Брайана, успокоилась.

– Ты когда-нибудь напишешь сцены, в которых будет светить солнце? А я останусь сухой?

– Какой смысл? – спросил он с усмешкой и переключил свое внимание на Майкла, который стоял рядом с Лорелей. – Вы, судя по всему, О'Мэлли. Детектив.

– А вы Уайлдер. Сценарист.

– Да. Это я. – Брайан наклонил голову и взглянул на Майкла более внимательно, с профессиональным любопытством. – Эрик говорил, что вы недавно стали частным детективом.

Майкл пожал плечами. Его полномочия подвергаются сомнению?

– Да, сравнительно недавно. Но это дело мало чем отличается от того, чем я занимался раньше.

– О, я совсем не имел в виду, что вы недостаточно опытны, – поспешно заверил Майкла Брайан. – Мне было просто интересно узнать, не предполагали ли вы сменить профессию, когда ушли из полиции?

– Нет.

Резкий ответ не обескуражил Брайана.

– Я бы посоветовал вам попробовать себя в актерском ремесле.

– В актерском ремесле? – Майкл громко расхохотался. – Я? Актер?

– У вас мужественный вид. Если это качество удастся перенести на экран, из вас получится первоклассный герой. Вы бы могли затмить даже Сталлоне или Шварценеггера.

Интересно, неужели все в Голливуде такие идиоты, подумал Майкл и, вспомнив свой телефонный разговор с режиссером, решил, что, скорей всего, да. Все там не в своем уме – кроме Лорелей, поправил он сам себя. Ей удалось каким-то непостижимым образом сохранить здравый ум среди всей этой мишуры.

– Спасибо, конечно, но я предпочитаю заниматься своим делом, – невозмутимо ответил Майкл.

– Ну да, разумеется. Я понимаю, в чем здесь настоящий кайф. – Брайан посмотрел в сторону Лорелей, и взгляд его стал мечтательным. – Охранять роскошную женщину день и ночь, да еще получать за это деньги…

– В этом есть своя прелесть, – сухо согласился Майкл.

– Не сомневаюсь. – Брайан потер подбородок и еще раз бросил взгляд на Майкла. – Что ж, – продолжил он, – я вижу, вы человек, у которого есть на все свое собственное мнение. Но я работаю над сценарием, который бы прекрасно подошел вам. Так что, если вы захотите посмотреть, как выглядите на экране, попросите Джона снять вас.

Майкл решил, что скорей верблюды и бедуины появятся на берегу этого залива, чем он примет предложение сценариста.

– Вы, вероятно, имеете в виду Джона Нелсона?

– Да. – Брайан ткнул большим пальцем в высокого светловолосого мужчину, который был увлечен разговором с «ответственным за туман». – Джон – один из самых капризных художников, но никто не способен лучше его уловить настроение. – Брайан бросил еще один быстрый изучающий взгляд на лицо Майкла. – Он может сделать так, что вы будете выглядеть, как человек, только что спустившийся с «Маунт-Рашмор».[1]1
  Национальный мемориал, гранитная скала в горах Блэк-Хиллз, штат Южная Дакота.


[Закрыть]

– Ну, тогда уж точно стоит подумать, – протянул Майкл, когда они направились с Лорелей к трейлеру, где находилась гримерная.

– Он хотел сделать тебе комплимент.

– Охотно верю. Но… положа руку на сердце, ты могла бы себе представить, чтобы я зарабатывал таким образом себе на хлеб? Играя дурацкие роли?

Лорелей пожала плечами.

– Это не так уж трудно. – Она улыбнулась. – Ты уже играешь, Майкл. И занимаешься этим давно. Просто ты упорно называешь это «работой».

В чем-то она права, неохотно признался себе Майкл.

– Во всяком случае, сейчас я хозяин положения. – По крайней мере, преступников на улицах стало меньше, добавил он про себя.

– Ясно. Ты собираешься присутствовать на съемках?

– Конечно.

– Я подумала, раз я буду не одна, ты можешь не беспокоиться и не крутиться около меня, когда я снимаюсь.

– Тейлор платит мне за круглосуточную работу. Значит, так и будет. Кроме того, мы ведь до сих пор не уверены в том, что это не кто-то из съемочной группы. Пока ты находишься в этом городе, либо Шейн, либо я будем постоянно рядом с тобой.

– Даже когда я поеду к родителям на ужин?

Лонгстриты не одобряли его ухаживаний за Лорелей в прошлом. И, как он подозревал, с тех пор мало что изменилось. Но он был главой детективного агентства «Голубой залив». А это означало, что уклониться он не мог. Ни при каких обстоятельствах он не пошлет к своим недругам Шейна.

– Мы приглашены на ужин? – поинтересовался Майкл как можно небрежней.

– Пока нет. Но, поверь, так оно и будет.

С этими словами она направилась сквозь туман к Эрику Тейлору, который вел доверительную беседу с Уайлдером. Они стояли так близко друг к другу, что, казалось, обсуждали детали какого-то заговора, а не съемки остросюжетного фильма. Скрестив на груди руки, Майкл прислонился к белому мраморному надгробию в форме пирамиды и наблюдал за тем, как оператор, высокий светловолосый мужчина, явно скандинавского происхождения, присоединился к Лорелей.

– Значит, – проговорил Джон Нелсон, бросив взгляд в сторону Майкла, – это и есть тот человек, которого Тейлор нанял охранять тебя?

– Да. Это он.

– А он здоровенный!

– Да уж, – согласилась она.

– У него, наверное, есть пистолет?

– Тебе неприятно, что на съемочной площадке присутствует вооруженный человек?

– Да что ты! Наоборот. – Голубые глаза оператора сверкнули. – По-моему, это захватывающе. – Нелсон немного помолчал. – Мне кажется, что он – ловелас.

– Ну, не знаю… – Лорелей было неприятно представлять Майкла с другими женщинами. – Мне известно только то, что у него был роман с местной телевизионной комментаторшей. Но, кажется, неудачный.

– Значит, его интересуют только женщины?

– Конечно. – Она вдруг поняла, что крылось за его предыдущими вопросами. – Неужели ты думал…

– Не я, – поспешно ответил Джон. Слишком поспешно, решила Лорелей. – Деннис думал, что, может быть… – Они оба взглянули на человека, по команде которого из специального устройства вылетал туман, словно пар из чайника. – Кажется, твой крепкий телохранитель произвел на него неизгладимое впечатление.

Надо было быть глухой, чтобы не расслышать в голосе оператора нотки досады. И ревности.

– Майкл потрясающий мужчина. Я могу понять тех, кто испытывает к нему физическое влечение. Но вы же с Деннисом уже давно вместе, Джон…

– В следующем месяце будем праздновать пятую годовщину.

– Вот видишь? – Она ободряюще улыбнулась. – Тебе не о чем беспокоиться.

– И прежде всего потому, что твой детектив не голубой, – сказал Джон. Он снова посмотрел в сторону Майкла и встретил твердый взгляд синих глаз. Теперь была его очередь улыбнуться. – Похоже, что беспокоиться следует тебе, дорогуша. – Сказав это, Нелсон присоединился к другим членам группы, а Лорелей направилась в гримерную.

Взвинченная до предела, она сидела в своем кресле в трейлере, пока ей влажной губкой наносили на лицо водостойкую основу. Лорелей ничего не могла с собой поделать.

– Знаешь, – спокойно сказал Майкл, наблюдавший за ее преображением, – только сумасшедший на твоем месте был бы спокоен.

Она нахмурилась и бросила быстрый настороженный взгляд на полную женщину, похожую на добрую бабушку.

– Не обращай на меня внимания, – сказала та, растушевывая пальцем черную линию, которой были подведены глаза Лорелей. – Я никогда не слушаю разговоры. Чувствуй себя здесь как на исповеди. Хотя, – добавила гримерша, проводя безукоризненную ярко-красную линию по контуру верхней губы Лорелей, – детектив прав. Естественно, что тебе до смерти страшно думать о том, что этот сукин сын где-то там следит за тобой. Поджидает.

Лорелей взяла протянутый ей квадратик бумажной салфетки и послушно промокнула губы.

– Разве все уже знают о преследователе? Где уж тут сохранить хоть какую-то тайну!

– Ну конечно. – После того как был очерчен их контур, губы Лорелей были покрыты двумя слоями малиновой помады, а потом блеском, отчего ее рот постоянно выглядел влажным. – Но это же хорошо. Потому что мы все будем следить за тем, чтобы на съемочной площадке не появились посторонние. – Она повернулась к Майклу. – Разве не так?

– Я буду благодарен за любую помощь. Пара лишних внимательных глаз никогда не повредит. – Лорелей обратила внимание, что Майкл ни словом не обмолвился о том, что ее преследователем мог быть кто-то из съемочной группы.

– Вот видишь? – ободряюще улыбнулась женщина, нанося кисточкой румяна на точеные скулы актрисы. – Мы здесь одна семья, Лорелей, дорогая. Тебе не надо волноваться. Мы защитим тебя. Все будет в порядке. А выглядишь ты отлично. Правда? – обратилась гримерша к Майклу.

– Она восхитительна, – согласился тот, подкрепляя свои слова взглядом и думая о том, что красота Лорелей почти неземная.

– А знаешь, – сказал он ей, когда они вместе вышли из трейлера, – ты на самом деле восхитительна. К тому же ты – одна из самых бесстрашных женщин, которых я когда-либо встречал.

– Почему ты так говоришь? Потому что я не сломалась из-за того, что меня преследует какой-то псих?

– Некоторые женщины не выдержали бы.

– Но не я. Я не позволю страху одолеть себя. – Она окинула взглядом кладбище – белые мраморные надгробия. На смену страху пришла злость. – Ну и кроме того, других женщин не охраняют братья О'Мэлли.

– Тебе повезло.

Она улыбнулась.

– Я и сама так считаю.

Лорелей нисколько не удивилась, когда за десять минут до начала съемок Брайан протянул ей стопку переписанных страниц сценария.

– Не понимаю, – сказала она, бегло просмотрев новые страницы. – Я считала, что мою героиню преследует вымышленный персонаж из написанного ею романа.

– Ну да, – согласился Брайан. – Но когда я увидел, как Деннис колдует над своим туманом, меня осенило, что интересно было бы использовать идею с перевоплощением.

– С перевоплощением любовника, который жил двести лет назад? – пробормотала она, продолжая читать. – Значит, теперь, когда мы знаем, что она во сне занимается любовью с этим человеком, должны ли мы соответственно считать, что их разум каким-то образом сливается, что и заставляет ее писать днем его биографию?

Брайан усмехнулся.

– Почему бы и нет?

– Если бы ты хоть один день не менял сценарий! – Лорелей бросила на него насмешливый взгляд. – Всему виной наш компьютерный век. Уверена, ты не стал бы с таким рвением все переиначивать, если бы тебе пришлось постоянно перепечатывать весь текст.

Он снова победоносно улыбнулся.

– Я сменил свою старую электрическую пишущую машинку на компьютер в тот же день, как продал свой первый сценарий.

Лорелей озабоченно покачала головой.

– Мне нелегко сохранять внутреннюю логику поведения героини при всех этих постоянных изменениях.

– Не надо никакой логики. Тебе просто следует выглядеть напряженной и озабоченной, – успокоил ее сценарист. Он чмокнул ее в щеку, стараясь не повредить грим, и ушел, предоставив ей возможность выучить новый текст. К счастью, на переписанных страницах было мало диалогов.

Хотя Лорелей не училась по системе Станиславского, она всегда старалась понять характер своей героини.

– Итак, – заговорила сама с собой Лорелей, подытоживая все, что до сих пор о ней знала, – эта Мэри Бет Уиндом всегда считала себя умной, логически мыслящей женщиной. Хотя она зарабатывает на жизнь тем, что пишет романы, ее мистические сюжеты отличаются неумолимой логикой… Совершается преступление. Неустрашимая героиня-детектив, терпеливо распутывая цепочку улик, доводит расследование до конца. И все – благодаря напряженной работе, дедуктивному методу умозаключения и своему упорству.

Вот такую героиню она, Лорелей, играла до сих пор.

– Если бы все узнали, что я влюбилась в человека из прошлого, если бы заподозрили, что я встречаюсь с этим человеком у его собственной могилы спустя два века после его смерти, меня бы поместили в психиатрическую больницу. Для моей же собственной пользы, конечно…

Наблюдая за ней, слушая, как она говорит от лица своей героини, Майкл понял, что Лорелей даже не осознает того, что уже вся во власти чужих переживаний.

Он был плодом ее воображения, повторяла женщина себе каждую ночь. Он не был реальным. Но, о боги! Ее желание… ее страсть была слишком реальной. И его страсть, кажется, тоже. Каждое утро следы царапин и укусов были доказательством того, что, хотя женщина не выходила из комнаты и никому не открывала дверь, она подвергалась насилию. Страсть и эти следы с каждой ночью становились все заметнее. Удивительно, но ее желание от этого только усиливалось…

– Время, Лорелей! – Раздавшийся голос прервал ее мысли.

Она заморгала, оглянулась и увидела Майкла. Тот стоял, скрестив руки, в нескольких метрах от нее и наблюдал за ней с мрачным интересом.

– Это было захватывающе.

– Что? – Ее сознание раздваивалось. Она не понимала смысла его слов.

– Было захватывающе смотреть, как работает твой мозг. Ты всегда перевоплощаешься в своих героинь?

– Не всегда. Но Брайан молодец. То, что он постоянно переписывает сценарий, доставляет много неудобств, однако он неизменно создает образы, с которыми я могу отождествлять себя. – Она смущенно улыбнулась. – Иногда мне кажется, что мы с ним читаем мысли друг друга.

Лорелей направилась на съемочную площадку. Включились камеры, и она превратилась в Мэри Бет Уиндом. Прониклась мыслями Мэри Бет. Ее надеждами. И страхами.

Съемочная группа, камеры, машина, производящая туман, микрофон над головой – все исчезло из ее сознания.

Сейчас она совсем одна на кладбище. Надгробия, едва различимые в густом клубящемся тумане, возвышались словно безмолвные белые призраки. На ней прозрачное светло-лиловое платье, будто сотканное из той же самой дымки, которая окутывала ее обнаженные руки и икры ног. В дрожащем неясном свете раннего утра ее кожа казалась такой же гладкой и холодной, как мрамор вокруг. Веточка белых цветов приколота на ее груди.

Запах надвигающейся грозы наполнил воздух, пропитанный ароматом камелий, жасмина и магнолий. Женщина споткнулась о вазу с искусственными цветами и опустилась на колени, держась за угол надгробия, торчавшего из влажной и сырой земли.

Когда она коснулась холодного мокрого камня, ей показалось, что она услышала, как кто-то прошептал ее имя… Мэри Бет… Но потом она решила, что это шум листьев над ее головой.

Поднявшись на ноги, женщина пошла дальше. Она кружила между могилами, останавливаясь, когда ей казалось, что она слышит, как за ее спиной тихо похрустывает гравий.

Ее нервы были натянуты, кровь стучала в висках. Она сглотнула и почувствовала металлический привкус страха. И сладкий медовый вкус ожидания.

Она ощущала его присутствие. Он наблюдал за ней. Ждал. Удивительным было то, что вопреки здравому смыслу, вопреки всякой логике она знала: человек, на встречу с которым она сюда пришла, человек, который вторгается в ее сны, знает, как целовать и ласкать ее, был именно тем человеком, о котором она писала сейчас роман.

И вот уже две сотни лет – мертвым.

Наконец она у цели.

– Я пришла, Филипп.

Она провела кончиками пальцев по буквам имени, высеченного на блестящем белом камне. Филипп Виллар Мариньи де Дюбройль. Отчаянный младший сын богатого креольского плантатора, убитый на дуэли. Одни клеветники называли Филиппа пиратом. Другие – дьяволом.

А для нее он был всем.

– Мэри Бет. – Ее имя, произнесенное шепотом, коснулось ее глаз, и задрожавшие веки послушно закрылись. Губы почувствовали вкус виргинского табака и французского бренди. – Ma Belle.[2]2
  Моя красавица (франц.).


[Закрыть]

Ее пальцы начали расстегивать на груди перламутровые пуговицы. Она расстегнула их одну за другой, повела плечами, и платье легло на блестящий белый гравий светло-лиловым облаком. Она осталась в девственно-белом кружевном белье, которое мерцало, как лунный свет, и длинных, до бедер, белых чулках с кружевным верхом.

– Я пришла, Филипп, – прошептала она. Она закрыла глаза и протянула руки, молчаливо и страстно призывая его в свои объятия.

Ей не пришлось долго ждать. Когда она почувствовала прикосновение сильных пальцев к своему затылку, она откинула голову назад, открыв белую шею. Волосы светлым водопадом упали ей на спину, губы с готовностью раскрылись.

– Ты здесь, моя дорогая. – Пальцы в черных кожаных перчатках сдавили ее горло. В ужасе открыв глаза, Мэри Бет обнаружила перед собой не темные любящие глаза своего призрачного любовника из сновидений, а глаза дьявола из ночных кошмаров.

Она попыталась закричать, но черные вероломные пальцы преградили путь звуку. Она увидела блеснувший скальпель, почувствовала холод стали на своем ставшем ледяным теле.

Потом все погрузилось в темноту…

Долгая тишина воцарилась на кладбище. Эрик Тейлор наконец прервал ее.

– Стоп, – произнес он неуверенным голосом.

– Стоп, – повторил за ним ассистент режиссера голосом, дрожавшим больше обычного.

– О Боже, – пробормотал Брайан Уайлдер.

– Снято сразу, – радостно заявил Джон Нелсон.

Майкл взглянул на полураздетую Лорелей, безжизненно лежавшую на гравии в клубах искусственного тумана. И не мог произнести ни слова.