Текст книги "Искушение"

ГЛАВА 24

– Ты разбиваешь мое сердце, Дженни.

– Разбиваю сердце? Прости меня, Габриель, – Дженни печально вздохнула. – Никогда бы не подумала, что такое может случиться с одним из нас. – Ее глаза были полны печали и боли, но это не заставило его отказаться от решения добиться своего всеми доступными средствами. Он пойдет на все, чтобы получить ее, даже если ему придется злоупотребить ее добрым, доверчивым сердцем, как обычно поступают беспризорные дети и бездомные животные.

– Нет, я имел в виду трещину в сердце, – Габриель тяжело вздохнул. – Так столяры называют прямую трещину в сердцевине крепкого дерева. – Его голос стал низким и хриплым. – Похоже на глубокий шрам. Дерево всю жизнь сохраняет эту метку, но оно все еще прочное. Я проживу свою жизнь и без тебя, перенесу боль потери. Возможно, моя жизнь изменится, но… я уже никогда не женюсь.

Прищуренные черные глаза внимательно следили за выражением ее прекрасного лица. Дженни была бледна. В ее глазах таилось безграничное страдание, хотя она мужественно старалась сохранить выдержку и спокойствие.

– Знаешь, Дженни, если в моей жизни случаются счастливые события, я стараюсь не упустить их и использовать наилучшим образом. Разве это делает меня отчаянным игроком? – Он повел плечом.

Дженни поднялась на крышу, чтобы встретиться с Габриелем. Пока она кормила детей и укладывала спать, ей удалось немного прийти в себя. И теперь внешне она казалась спокойной, хотя в сердце бушевала буря.

Габриель курил, прислонившись спиной к парапету, совсем как в ее ночных видениях. В полутьме мерцал красный огонек сигары. На мгновение Дженни остановилась, не зная, на что решиться. Потом неторопливо двинулась к нему, прямо в его распростертые объятия. Его руки сомкнулись у нее за спиной. Габриель прижал к себе ее покорное гибкое тело с такой силой, что она ощутила каждый напряженный мускул, от груди до твердых бедер. Инстинктивно она обхватила его за плечи, ее бедра прижались к выпуклости, ожившей от ее прикосновения.

– Прошу тебя, Габриель, не делай этого, – просила трепещущая в его руках Дженни. – Не заставляй меня снова испытывать подобные чувства. Ты сказал, что нам нужно… поговорить.

Агнелли отпустил ее, но продолжал держать за руку. Он бросил сигару на крышу и яростно раздавил каблуком, потом осторожно притянул Дженни к себе. Его глаза стали жесткими. Он медленно наклонил голову и прижался твердыми губами к ее доверчивому полураскрытому рту. Он засунул язык ей в рот, и она начала отвечать ему, как прекрасная экзотическая птица-лебедь или белый фламинго. Она пробовала его на вкус, чувствовала, что пьет его. Ее тело страстно желало его, а руки обнимали его плечи, но Дженни не позволила себе никаких ласк. Габриель застонал.

– Дженни, не поступай так со мной, с нами. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я не говорил этих слов ни одной женщине на земле. Я знаю, что нужно… мне и тебе. Я хочу тебя. Это так. И это правильно… – Он смотрел на нее глазами, полными огня и желания. Он не обманывал, а говорил правду. Его сердце и душа были открыты для нее. Он все еще держал ее за руку. Дженни чувствовала, что за его тоскующим видом скрывался быстро вспыхивающий гнев. Она содрогнулась. Синие глаза ярко сверкали на бледном лице. В них вспыхнули дерзость и упрямство.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы мне указывали, что хорошо для меня, Габриель Ангел.

– Агнелли. Меня зовут Агнелли, cara. Когда ты сходишь с ума по мне, ты всегда неправильно произносишь мою фамилию. – Уголки его обольстительных губ изогнулись от сдержанной улыбки.

Она была восхитительна в своей непреклонности. Габриель видел, что Дженни возбуждена, жаждет его, но борется с собой, со своими чувствами. Ее выдал горячий блеск глаз, похожий на молнии в синем небе. Она была напряжена и изо всех сил старалась держаться равнодушно и отчужденно. Габриелю не хотелось, чтобы его улыбка рассердила ее еще больше.

– И оттого, что ты никогда никому не делал предложения, ты решил, что я – женщина легкого поведения… – Дженни покачала головой, и ее золотистые волосы разметались по плечам и по спине, как солнечные лучи. – Нет, нет… я не то хотела сказать. Легкая добыча для тебя? А как же Фиамма?

– Я никогда не просил ее стать моей женой. Всю мою жизнь она – да и все окружающие тоже – говорили мне, что я должен жениться на ней. Как и ты, Дженни, я не люблю, когда мне указывают, что делать. Я же не женился на ней! Я не смог, хотя думал, что когда-нибудь… но не смог. Я искал тебя, cara. – Его голос прервался от волнения. Он приблизился к ней. – Ах, Дженни Ланган, чего ты хочешь? Скажи, и если я смогу, я сделаю это для тебя.

– Ты не сможешь дать мне то, что я хочу. Мне нужна такая жизнь, какой я жила дома, в Швеции. А что ты знаешь о ней? Я попытаюсь построить такую жизнь в Айове. Там живут люди с моей родины. Мы будем вместе вспоминать родной дом. Мне нужна ферма с жирной плодородной землей. Я хочу, чтобы у меня был хороший бревенчатый дом, корова в хлеву. Когда я закончу домашние дела, я буду любоваться вечереющим небом, пшеничным полем, каштаном, раскинувшим свои ветви. Швеция – маленькая страна, но некоторые места кажутся почти необитаемыми. Видны только следы жизни – штабеля бревен у узких дорог, вдали дымок, курящийся из труб. Но нигде не видно людей. Габриель, там были уединенные места, где можно было отдохнуть, подумать… помечтать.

– Но там нечего было есть, Дженни. В этом шумном, полном народа городе люди тоже мечтают. Мечтаю и я. Ради тебя, cara, я попробую стать фермером.

Габриель казался таким искренним, рассудительным, что ей захотелось согласиться со всем, кроме одного. Ей не понравилось, что он сказал «попробую». От печали и боли сдавило горло. Вместо того, чтобы сказать: «Я люблю тебя, ты моя единственная любовь в жизни. Но я боюсь… не могу искушать судьбу с тобой, сумасбродный Ангел Габриель. Я не хочу, чтобы ты пытался стать фермером. Вдруг не получится?», – она, ничуть не сомневаясь в нем, ответила:

– В действительности ты не хочешь этого, – и решительно поджала губы.

– Нет! О Господи! Теперь ты говоришь мне, чего я хочу! – насмешливо уколол он ее. – Дженни, ты уверена, что встретишь в Айове или вообще где-либо на земле мужчину, который заставит тебя испытать такие чувства, как я? – Он говорил серьезно. И снова в его глазах вспыхнуло пламя желания, дерзкое обещание чувственных наслаждений. Каждый нерв ее тела напрягся, перехватило дыхание. В его низком голосе послышались нотки раздражения. Лицо Дженни вспыхнуло. Она опустила голову.

– Не имеет значения, какие чувства ты вызываешь во мне… на несколько минут… часов… несколько лет, – она лгала ему. – Я хочу большего. Думаю, что от тебя я не получу этого. – Ее голос дрожал от сдерживаемых рыданий. Сейчас она не лгала. – Мне очень жаль, Габриель.

– Эй, не волнуйся зря. Я не придаю этому серьезного значения. Это была просто попытка, – Габриель беззаботно пожал плечами. – Возможно, ты права. Долго это не продлится. Может, сорок… пятьдесят лет. Потом я устану от тебя, а? – Он холодно усмехнулся. В горячих черных глазах стояла боль. – Значит, пусть все остается, как было до твоего отъезда в Айову или моего в Калифорнию.

– Как было? – Дженни была разочарована, что Габриель так быстро согласился с ней. Габриелю она казалась далекой и чужой. – А что было раньше?

– Мы были друзьями. Разве не так? Мы не были любовниками с…

– Друзьями? О'кей, – Дженни не смогла скрыть разочарование и желание. – Но, Габриель, нужно скрепить наш договор… поцелуем. Поцелуй меня. – Она застенчиво улыбнулась.

Он даже не потрудился ответить. Подошел к ней медленно и лениво, небрежно улыбаясь и покачивая узкими бедрами. Луна осветила половину его угловатого лица, подчеркнув мужественные черты. Вторая половина скрывалась в тени. Он производил странное, немного пугающее впечатление. Дженни вдруг показалось, что она совсем не знает этого мужчину. Но теперь это ничего не значило. Габриель быстро провел языком по нижней губе, словно вспоминая вкус ее последнего поцелуя. Она шагнула ему навстречу. Его объятие было сильным и грубым. Жесткие чувственные губы с силой прижались к ее рту. У нее перехватило дыхание. Дженни замерла, чувствуя тяжесть его возбужденного тела, прижимающегося к ней. Ее руки сомкнулись у него на шее. Обняв за талию, он приподнял ее. В ней не осталось ни застенчивости, ни скромности. Их поцелуй длился бесконечно. Их тела трепетали от желания. Его рука начала поднимать складки ее юбки, легла на ягодицы. Он крепко прижал ее к своему животу.

– О Боже! Габриель Ангел, неужели ты осмелишься оставить меня в таком состоянии? – простонала Дженни, когда он внезапно прекратил ласки и опустил ее на крышу. Габриель не шевелился, только смотрел на нее укоризненным, полным отчаяния взглядом, с трудом переводя дыхание. Дженни прижалась лбом к стене голубятни.

Габриель остановился у нее за спиной и прильнул к ней всем телом. Его руки скользнули под блузку. Он обхватил ладонями ее поднявшиеся груди. Его губы коснулись ее затылка, начали скользить по шее. Дженни закрыла глаза, откинулась ему на грудь. Потом вскинула руки и обняла его за шею. Ее груди и соски под его ласкающими пальцами запылали как в огне.

– Cara, друзья не ведут себя так, как мы. Габриель разжал объятия и нервно заходил по крыше, вдыхая прохладный ночной воздух. Дженни неподвижно стояла у стены. Ее тело трепетало, сердце бешено билось. Она чувствовала, как пульсирует кровь в висках. Ее желание было безмерным, всепоглощающим, удивительным. Она медленно приходила в себя. Дженни была в ярости. Она злилась на Габриеля за его власть над ее чувствами. Однако ее самоконтроль не уступал этой власти, и даже тот, кто читает чужие мысли, вряд ли узнал бы, что она думает и чувствует. Дженни одарила Габриеля чарующей жизнерадостной улыбкой и протянула нежную, слегка дрожащую руку.

– Как по-итальянски «друг»?

– Ты будешь моим arnica, раз не хочешь быть моей amante, Дженни, – Габриель нахмурился, закурил тонкую сигару. Огонек спички осветил высокие скулы, твердую линию подбородка.

– Amante?

– Моей любовницей, Дженни. Не думай, что между нами все кончено. – На его губах мелькнула чувственная улыбка.

Сердце Дженни забилось, лицо вспыхнуло. Габриель погладил ее по горящей щеке, внимательно глядя ей в глаза.

– В твоих чистых синих глазах, cara, я вижу моих нерожденных детей. Эй, Дженни, я еще вернусь к этому вопросу. Я тот человек, кто не привык отказываться от своих намерений ни при каких обстоятельствах и, особенно, из-за твоего нерешительного «нет». Твои поцелуи… говорят мне больше о твоих чувствах, чем ты сама, – Габриель положил руку ей на грудь. Ее сердце забилось, как пойманная птица.

– Твои спички, может быть, изготовлены в Швеции, – Дженни старалась перевести разговор на другую тему. – Знаешь, Гейб, мы делаем лучшие спички в мире… Спокойной ночи, друг. – Она поднялась на цыпочки, сдержанно поцеловала его в щеку и стремительно бросилась к лестнице, прежде чем он успел протянуть руку.

– Эй, Габриель! – бросила она шепотом через плечо. – Ты еще увидишь, какой решительной я могу быть. Чао, друг. Спи спокойно.

Габриель подозревал, что ему не уснуть этой ночью. Он прислушался к стуку двери, ведущей на крышу, и к звуку удаляющихся шагов Дженни.

ГЛАВА 25

На следующее утро Дженни поднялась с детьми на крышу. Эллис весело вертелся у нее на руках, Ингри крепко держалась за руку матери.

– Эй, Дженни Ланган! – Габриель приветливо улыбнулся ей.

– Хей, – ответила она. – По-шведски это значит «привет».

Ей было приятно снова увидеть его красивое лицо. Габриель смотрел на Дженни, словно видел ее впервые. Ее светящаяся, сияющая красота всегда поражала его. Дженни повязала голову голубым шарфом, и золотистые волосы ниспадали шелковым водопадом ей на спину. Она надела выходное платье из хлопка. По бледно-желтому вороту и манжетам вышиты изящные цветы полевой фиалки с зелеными листочками. От длинной стройной шеи до талии платье украшал ряд мелких пуговиц в форме сердечка, на которых были нарисованы миниатюрные цветочки. Широкий плетеный пояс подчеркивал тонкую талию и высокую грудь.

– Я нашла тебя на том же самом месте, где оставила. Ты ждал меня здесь всю ночь, Габриель? – Дженни внимательно смотрела на него.

Габриель небрежно бросил куртку и рубашку на веревку для сушки белья. Белая соломенная шляпа с черной лентой по тулье надвинута на лоб. На нем были узкие черные брюки и белая майка, открывающая великолепные упругие мускулы рук и широких плеч. Образец мужественности. От него исходило ощущение силы. Дженни не могла не почувствовать, как воздух между ними накалялся от желания. У нее ослабели ноги. К счастью, за ее спиной открылись железные двери, ведущие на крышу. Группа мужчин в черных костюмах, громко споря о чем-то, остановилась у парапета. Один из них собирал деньги и обговаривал условия пари.

– Габриель, ты будешь делать ставку сегодня? – низким голосом спросила Дженни.

– О да, само собой, cara, – Габриель усмехнулся. – Поставлю за тебя и себя. – Он лихо сдвинул шляпу на затылок. Ее лицо осветилось очаровательной детской улыбкой.

– Кто бы подумал, что ты такой находчивый, – она попыталась беззаботно рассмеяться, хотя ей это не очень хорошо удалось. – На каких голубей ты будешь ставить сегодня, на летунов?

Из двери появилась еще одна толпа галдящих людей.

– Если бы Рокко выпустил свою стаю, я бы заключил пари. Но у меня осталось мало денег, чтобы сделать серьезную ставку, cara. Вспомни, вчера я купил боевого коня. Кстати, как он, еще жив?

– Лиф отдыхает, – Дженни усадила Эллиса в корзинку, которую Медея вынесла на Крышу.

– Кто? – весело спросил Габриель, подхватил Ингри на руки и стал подбрасывать ее. Девочка визжала от восторга.

– Его имя означает, «жизнь». Я желаю старой кобыле выжить.

– Габриель, Рокко собирался прийти на крышу?

Через две крыши от них у голубятни Кривого Джека собралась такая же, как у них, шумная толпа болельщиков и зрителей. Высокий, согнувшийся почти пополам мужчина запрокинул назад большую голову, оглядывая крыши и пришедших на игры людей. Увидев Дженни, он сдернул с головы кепку и поклонился, насколько ему позволяла его фигура.

– Я посвящаю эти гонки тебе, прекрасная королева крыш! – крикнул он тонким голосом. – Где хозяин голубей?

– Я не смог уговорить Рокко пойти со мной, – ответил Габриель.

– Если Рок не захотел пойти с Гейбом, значит, для него все потеряно, – печально сказала Велентайн. – А где Джоко Флинн? Я уже решила все задачи по арифметике, которые он задал мне. Мне нужно больше учиться.

– Он обещал прийти, – Дженни и Габриель обменялись взглядами, – со своей подругой, Агатой.

– Что еще за Агата? – резко спросила девочка. Ее детская любовь к Джоко мгновенно превратилась в ревность. Саверио и Вероника, стараясь не расплескать ни капли, вынесли на крышу два ведра холодного пенящегося пива.

– Вероника, где моя мама? – обиженно спросила Велентайн.

«У этой маленькой девочки, – подумала Дженни, – появились большие проблемы, решить которые сможет только ее мама».

– Я схожу за нею, Вел, если ты поможешь Габриелю присмотреть за Ингри. Медее нужно идти к ее клиентам. Последи, пожалуйста, чтобы Ингри не подходила к краю крыши. Парапет такой низкий, что даже она… сможет перелезть через него. – От этой мысли у Дженни мороз пробежал по коже.

Велентайн успокаивающе кивнула головой. Дженни на минуту остановилась у сетчатых клеток с голубями, потом спустилась в квартиру Агнелли.

– Рокко, – тихонько позвала она, заглянув в квартиру. – Рокко, мы ждем тебя!

София сидела за кухонным столом перед остывшей чашкой кофе, беспомощно закрыв лицо руками.

– Тело моего сыночка выздоровело, но в его сердце остались боль и страх. Я молюсь за него каждый день. Приходил священник, читал над ним молитву. Медея рисовала на его спине магические знаки раздвоенной палочкой, втирала в него какую-то противную мазь. Я делаю все, что мне говорят Медея и священник. Он сказал: «Зажигай свечи». Она советует мне другое. Трижды я ходила к реке с оловянной кружкой, всякий раз новой, и приносила Рокко воду для питья. Я ходила по улице, собирала конский помет, смешивала с медом и перцем. Две недели я накладывала эту отвратительную смесь на лоб сыночку. Ничего не помогло, Дженни. Рокко не хочет никуда идти со мной. Может быть, ты сможешь уговорить его? – София встала, вытерла заплаканное лицо подолом юбки. Потом потерла этим же концом чистый стол и пошла на крышу.

– Рокко, это я, Дженни, – она осторожно постучала в дверь его комнаты. – Можно мне войти?

Раздалось лишь невнятное ворчание. Дженни решила, что ей можно войти. Паренек сидел на подоконнике.

– Я хотел бы пойти погонять голубей, Дженни. Но не могу, – сказал покорно Рокко, смирившись со своей судьбой.

– Знаю. Вот этот парень пришел навестить тебя, – она вытащила из-за пазухи бежевого голубя с белым оперением на концах крыльев и надутым зобом. – Кошка повредила ему крыло. Твой отец вылечил его, но он еще не летал. Посмотри на него, Рок.

– Это один из наших лучших зобастых голубей. – Он бросил быстрый взгляд на птицу. – Лучший производитель.

– Хочешь подержать его? Он знает тебя, а не меня, – она посадила голубя рядом с рукой Рокко. Мальчик ласково взял птицу в ладони, гладил каждое перышко, головку. Потом посмотрел в блестящие круглые глаза птицы и прикоснулся носом к ее клюву.

– Ральф, в твоем тельце нет ни одной поврежденной косточки. Ты такой же трус… как и я. Дженни, если Ральф не взлетит сегодня, он уже никогда не сможет подняться в небо. Я должен пойти на голубятню посвистеть ему, чтобы он не улетел с голубями Кривого Джека.

Дженни улыбнулась и молча кивнула, предложив ему руку. С решительным видом Рокко слез с подоконника и крепко схватил ее за руку. Вместе они отправились на крышу.

– А разве соколы им не опасны? – спрашивал Джоко.

Рядом с ним стояла Эгги. Она ловила каждое его слово. Надутая и мрачная Велентайн сердито смотрела на нее.

– О подобных играх упоминалось в исторических памятниках Модены в четырнадцатом веке. Арабы первыми приручили голубей. У них существовала военная голубиная связь. Потом… черт! Это же Рокко!

Ставки были сделаны. Саверио уже собрался выпустить стаю, когда на крыше появились Дженни и Рокко.

– Эй, эй! Все ставки аннулированы. Заключаем новые пари, – закричал один из мужчин. – Раз Рок будет играть… – Толпа загалдела, зашумела, закричала. Замахали руками и шляпами, чтобы остановить Кривого Джека. Все повернулись к Рокко, чтобы поздороваться с ним. Габриель стал рядом с мальчиком, стремясь поддержать его и оградить от излишнего внимания.

– Начинаем игру! – Габриель махнул рукой Кривому Джеку, чтобы тот выпускал свою стаю.

– Дженни, ты – чудо! Такая красивая, добрая… хорошая, – Габриель посмотрел на нее с гордостью. Одну руку он положил на плечо Рокко, второй обнял ее за плечи. Страх совершенно лишил мальчика присутствия духа. Он смотрел вокруг бессмысленными глазами.

– То, что произошло со мной… случилось здесь… прямо здесь! – Вдруг он бросился бежать к краю крыши, словно сошел с ума. Габриель кинулся за ним. София громко вскрикнула. Все застыли от ужаса.

– Боже мой, боже мой, – непрерывно шептала Дженни.

Мужчины одновременно добежали до края крыши и резко остановились, беспомощно глядя на Ингри. Девочка стояла на цыпочках на парапете и тянула головку, чтобы заглянуть через край.

– Голубь, Гейб! – Она весело засмеялась и взмахнула ручками. Золотистые кудри блестели на солнце. Габриель кивнул, осторожно подвинулся к ней и взял за вытянутую руку. Рокко ринулся вперед, схватил ее за плечи и стащил с парапета. При этом она ободрала коленку. Ингри бросилась к Дженни.

– Было бы неплохо, если бы дети имели что-то вроде кошачьего хвоста, чтобы удерживать равновесие, – сказала Эгги. – Ребенок играл бы с ним часами. Тебе нравится моя теория, Джок? Джок учит меня создавать теории.

– Да? А меня он учит арифметике, – выпалила Велентайн. – Думаю, детям лучше иметь крылья, а не хвосты.

– Боже мой, Дженни, ты спасла моего сына. – Глаза Софии были полны слез.

– … а ваш сын и Габриель… спасли мою Ингри. Теперь нас навсегда связали тесные узы, – Дженни качала малышку на руках. Габриель улыбнулся ей и потрепал Ингри по головке.

– А тебе не кажется, cara, что нас давно связывают тесные узы? – тихо спросил он. – Послушаем Рокко. Он хочет что-то нам сказать.

* * *

– Мне нечего было делать в ту субботу вечером. Не было денег, чтобы пойти куда-нибудь, потому что Хорас Лейк не заплатил нам. Помнишь, Гейб? – Габриель кивнул и крепко сжал губы. – Я пошел посмотреть на птиц. Он был здесь. Раньше я никогда не видел этого человека, Гейб. Он не из путевых обходчиков. И не тот большой дурак, Зорн. Он был страшно пьян или не в себе. Я не понял ничего, кроме того, что он хочет убить меня. Необязательно меня, любого, кто войдет через эту дверь. Может быть, он ожидал кого-то еще.

– Меня, – отрывисто сказал Габриель.

– Он бросился на меня, размахивая стальным багром, когда я упал, он потащил меня… потащил меня к стене. Я очнулся на том месте, где была Ингри. Я…

– О'кей. На сегодня хватит, Рокко, – Саверио обнял сына. – Не переутомляйся.

– Ты узнаешь его, если вдруг встретишь? – спросила Дженни.

– Не знаю. Было довольно темно. Луна скрылась за облаками. Я помню… многое, но его лицо не сохранилось в моей памяти. Если бы услышать его голос… Кто знает? Что ты скажешь об этом, Гейб?

– Тем вечером кто-то заглянул Дженни в окно. Возможно, подвыпивший прохожий, или некто, высматривавший меня или ее. Может быть, он видел нас вместе. Кто бы он ни был, он направился на крышу и сидел там, ожидая меня… или Дженни.

Лицо Габриеля застыло. Он вспомнил о ночном визите Джеси к Дженни, и ревность сжала его сердце. Карвало, его новый «друг», мог обезуметь от ревности. Он мог ждать Габриеля. Он принял за него Рокко.

На этот счет у Дженни были свои подозрения. Она подумала, что только озлобленный изувер, каким был Чарльз Торндайк, способен на такую жестокость. Если именно он совершил это злодеяние, то она виновата в том, что скрыла от Габриеля и остальных его приезд в Нью-Йорк, никому не рассказала, что он был в ее квартире.