Текст книги "Искушение"

ГЛАВА 30

Ресторан Кау Ли они покинули, когда на востоке уже разгорелась заря. Джок и Мак, подкрепленные чашкой крепкого черного кофе, последовали за друзьями. Они шли по пустынной Мотт-стрит. Кофе, выпитый в огромных количествах, многочасовые воспоминания о прошлом, о далеком доме, надежды на землю обетованную, Америку, которые привели их или их далеких предков, как у Карвало, в Нью-Йорк, взволновали их.

– Если к утру ты меня не разлюбила, скажи: «Я люблю тебя», – шептал Габриель на ушко Дженни. Они отстали от своих друзей, направившихся к коляске.

– А ты заставь меня сказать это, – пошутила Дженни.

Он поднял ее и начал кружиться, как в танце. – Я все еще люблю тебя! – ответ прозвучал нежно и чувственно. – Да, все еще люблю. – Габриель поставил ее на тротуар. – Я не это имела в виду, когда просила «заставь меня сказать».

– Помнишь ночь на борту «Принца Вильгельма», когда… когда мы впервые узнали друг друга? – Он улыбнулся милой, подкупающей улыбкой. – Помнишь, я сказал тогда, что одинок? Помнишь? – настойчиво повторил он.

Дженни кивнула. Жаркая страсть, пылавшая в его глазах, была почти пугающей.

– Разве можно это забыть, Габриель?

– Теперь я знаю, я оставался одиноким ради тебя, Дженни. Я много путешествовал. Я искал тебя, cara. Мы подходим друг другу. Я понял это с той первой ночи, когда мы говорили… прикасались друг к другу, любили. Я не сразу понял это, – он положил руки ей на плечи и повернул к себе. – Я люблю тебя, Дженни Ланган, но не могу найти подходящих слов в английском языке. Я хочу, просыпаясь по утрам, всю свою жизнь слышать твой нежный, сладостный… чуть хрипловатый голос. Хочу подарить тебе весь мир. И я сделаю это.

– Любовь сама по себе огромный подарок. Хочу, чтобы ты любил меня, Габриель Агнелли. Знаешь, что мы сделаем сейчас? Поедем к статуе Свободы. Потом пойдем домой, снимем наши сказочные одежды и отправимся на работу. Для нас снова начнется наша настоящая жизнь. Пока не кончилась волшебная сказка, я хочу увидеть Либерти.

* * *

Друзья тоже захотели поехать в гавань. Все, кроме Дженни и Габриеля, уснули под мерный цокот копыт на мягких подушках в коляске Карвало, которая плавно катилась по улицам просыпавшегося города. Передовой отряд рабочих – пекари, молочники, уборщики улиц – уже начал свой рабочий день. В воздухе витал аромат свежего хлеба. Хозяева подметали тротуары перед своими магазинами. Уличные торговцы кормили лошадей у платной конюшни. Из фургонов выгружали лед, который уже начал таять от тепла летнего утра.

– Первый раз мы увидели мисс Либерти рано утром, когда солнце освещало ее лицо, – Дженни сонно улыбнулась.

– Такой пару часов назад ее видели пассажиры из вон того, прибывшего парохода, что швартуется сейчас в гавани. Мне кажется, он из Италии. – Габриель прищурился. Яркие блики солнца, отражавшиеся в воде, слепили глаза.

– Тогда ее корона светилась, словно нимб. Сейчас тоже. – Их пальцы сплелись. – Как много произошло с того дня, за четыре-пять месяцев, правда? – Ее сдержанное высказывание было оценено жарким поцелуем, который увидел только Джоко, сон которого был очень чуток. Он покраснел и крепко сжал веки.

– Не знаю, cara, – Габриель старался говорить серьезно. – Много ли это? Двое встретились, полюбили друг друга, решили пожениться и прожить вместе всю жизнь. Возможно, это действительно очень много, а, может быть, простое повседневное чудо? – Его губы тронула улыбка. Дженни засмеялась и поцеловала его.

Когда коляска остановилась, Джоко широко распахнул глаза. Проснулись Алонзо и Джеси. И только Мак продолжал спокойно спать, слегка похрапывая. Габриель выпрыгнул из коляски с изяществом, которое не переставало возбуждать чувственность Дженни, всегда готовую перерасти в пылающую страсть. Он взял ее на руки, Дженни поцеловала его и медленно провела языком по его губам. В его глазах горело желание.

– Скоро, cara, скоро, – сказал Габриель глухо и хрипло. – Визит к мисс Либерти – твой каприз, а не мой. – Его низкий голос и обольстительная улыбка были определенно греховными. Трепещущая от возбуждения, Дженни кивнула, взяла его под руку и прильнула к нему.

– Пройдемся по пирсу, встретим первый паром с острова Эллис, а потом поедем домой, – предложила Дженни.

Они купили три яблока у старой торговки. Каждый с жадностью вонзил зубы в сочную мякоть плода. Третье яблоко решили оставить про запас.

Пароход, на палубах которого столпились взволнованные пассажиры, пришвартовался. После долгого утомительного пути в переполненных душных трюмах лица людей были бледными, усталыми, обеспокоенными. Спустили сходни. Мимо Габриеля и Дженни неслась взволнованная толпа – мужчины, женщины, дети. От их одежды пахло островом Эллис, тяжелым запахом инсектицидов. Нахлынул гул голосов, говорящих на разных языках. Перекрывая шумные крики и восклицания, над толпой взлетел полный отчаяния и радости голос:

– Габриель! О, мой любимый Габриель! Дженни удивленно смотрела на него:

– Есть ли такое место, где бы тебя не нашли… не узнали… и не приветствовали с восторгом поклонницы и друзья? Габриель, что с тобой? У тебя… жуткий вид. Что случилось, милый?

Выражение лица Габриеля быстро менялось неверие, смущение, ярость. Глаза погасли и стали безжизненными. К ним пробиралась молодая женщина в черном. По ее поразительно красивому лицу струились слезы.

– Фиамма! – Пальцы Габриеля сжались, едва не раздавив ладонь Дженни. Упало сердце, сдавило горло.

Женщина говорила быстро, пылко, умоляюще. Габриель был холоден как лед. Взволнованная итальянская речь сопровождалась бурными жестами и вздохами. Дженни переводила взгляд с одного лица на другое. Потом стала смотреть на Габриеля, не отводя взгляда. На смену гневу к нему пришли боль и отчаяние. Рука Дженни все еще лежала в его ладони. Агнелли похлопал Фиамму по плечу. Дженни попыталась выдернуть руку, но он не отпустил.

– Послушай меня, Дженни. Фиамма явилась в Америку, чтобы выйти за меня замуж, – сказал он уныло. Женщина прислушивалась к его словам, но ее лицо оставалось бесстрастным, словно она ничего не понимала.

– Но Федерико сказал, что она… А что случилось с французом, с которым она убежала? – То надежда, то отчаяние охватывали Дженни. Она пыталась создать эмоциональный барьер, чтобы защитить свое сердце, – оно разобьется, если она потеряет Габриеля. «Этого не может быть», – твердила она себе, отметая услышанное и увиденное.

– Все было не так, как сказал Федерико. Фиамма уехала из дома и работала у него в бистро.

Ей нужно было заработать деньги на дорогу в Америку… чтобы найти меня.

– И ей это удалось? Не так ли, Габриель? Что же теперь будет? – Дженни посмотрела на женщину и нежно улыбнулась.

– Она хочет обвенчаться прямо сейчас, – Габриель нахмурился.

– Ты сказал ей о нас, о наших планах? Дженни без улыбки смотрела на Фиамму. Она красивая женщина, маленькая, пухленькая. У нее округлые бедра и полные груди, тонкая талия. Дженни – высокая, стройная, статная. Габриель говорил, что у нее элегантное, чувственное тело. У Фиаммы, напротив, пышные формы, которые нравятся далеко не всем мужчинам. Глядя в унылое лицо Дженни, женщина перестала плакать и, самодовольно улыбаясь, пристально уставилась на блондинку, признав в ней соперницу.

– Нет, я еще ей ничего не сказал, cara. Это дело чести, гордости и достоинства. Ей надо сообщить об этом… помягче, поосторожнее. Она пустилась в дальний путь, чтобы найти меня.

– Я тоже, – Дженни улыбнулась с иронией. – Ну что ж, отправимся домой все вместе, будто ничего не случилось? – Габриель молча кивнул. Дженни тоже молчала. Ей было больно, и она злилась. Несколько минут назад он говорил о своей любви, а теперь…

– Фиамма провела на пароходе двенадцать дней. Мы не спали всю ночь. Не время и не место начинать столь деликатный разговор. Сегодня после ужина я все ей объясню. София успокоит ее.

– А, София! – Фиамма счастливо улыбнулась. «Вечером будет уже слишком поздно, как трудно пережить этот долгий день, – подумала Дженни, не зная, останутся ли они с Габриелем навсегда. – Сможет ли она вынести неизвестность? Если он выберет ее, Дженни, не будет ли он потом обвинять ее всю жизнь в своем сердце, что она запятнала его репутацию, заставила его потерять честь, которой он так дорожит? Не будет ли между ними незримо витать тень Фиаммы, обвиняя и осуждая? Лучше покончить со всем этим прямо сейчас, – решила Дженни, – чем видеть всю жизнь раскаяние, стыд Габриеля, слышать его упреки».

– Фиамма всегда стояла и будет стоять между нами, Габриель. Скажи, разве я не права? – спросила Дженни. Агнелли отвел глаза и уставился на небо. Полилась бурная итальянская речь. Он то ли молил о чем-то небеса, то ли проклинал кого-то.

– Дженни, неужели ты не в силах потерпеть несколько часов до вечера?

– К вечеру я уеду. Габриель, я сказала, что люблю тебя, и это было… есть правда. Но я ни разу не согласилась выйти за тебя замуж. Насколько я понимаю, ты – свободный мужчина. Тебе нечего беспокоиться о моей чести, – в глазах Дженни стояли злые слезы.

Она резко повернулась и пошла к ожидавшей коляске. Габриель побрел за ней. Позади плелась Фиамма, склонившаяся под тяжестью своих вещей. Всю дорогу женщина трещала без умолку. Она прижималась к Габриелю и пыталась поцеловать его в губы, но натыкалась то на ухо, то на щеку. Сжав губы, он все время отворачивался от нее.

– Дженни, послушай, пожалуйста. Честное слово, cara, все будет хорошо, – его глаза, его голос были наполнены нежностью и мольбой. В голосе Фиаммы появились визгливые нотки, и она с еще большим пылом пыталась дотянуться до губ Габриеля. Наконец, он не выдержал и сдался. Торжествующая женщина быстро поцеловала его. Дженни печально улыбнулась и кивнула.

– Дженни! – Он вспыхнул. Гнев его нарастал. – Будь благоразумна. – Она отвернулась. Фиамма продолжала болтать. Проснулся Мак Дара, уставился на хорошенькое – по его понятиям – женское личико и тут же уснул. Джеси стал вежливо рассказывать женщине об улицах Нью-Йорка, по которым они проезжали. Он нежно поглядывал на ее полные груди. Алонзо, сидя рядом с кучером, время от времени оборачивался назад. Он размышлял о хитросплетениях судьбы, столкнувшей его, уважаемого гражданина Нью-Йорка, со всеми этими иностранцами – шведами, итальянцами, ирландцами, китайцами – их политическими интригами, не говоря уж о сердечных делах. Он слышал, как резко Габриель разговаривал с приезжей, очень несдержанной женщиной. Что бы он ни сказал, – а говорил он по-итальянски – Фиамма успокаивалась, но через минуту снова бросалась к нему, неприлично демонстрируя свою любовь. Алонзо показалось, что она без ума от Габриеля, который страстно любил красавицу Дженни. Хотя Дженни чувствовала себя оскорбленной и была сердита на Агнелли, было заметно, что она тоже любит его. Алонзо глубоко вздохнул, глядя на сына. Он считал его волокитой. Джеси любил Дженни, Но старался скрыть свои чувства, флиртуя, как обычно, с любой женщиной, попадавшей в его поле зрения. На этот раз рядом оказалась сирена Фиамма, которая не понравилась мистеру Карвало с первого взгляда. Она казалась ему неискренней, хитрой, изворотливой. Он невзлюбил ее только за то, что она, возможно, совсем немного, но знала английский. Взглянув через плечо, он заметил ее понимающий взгляд, когда Габриель заговорил с Дженни.

– Дженни, ты будешь моей женой. Если бы Фиамме и мне было суждено пожениться, свадьба уж давно бы состоялась. Я все ей объясню в подходящее время… очень скоро. – Габриель говорил тихо. Из-за цокота копыт его могли услышать только Фиамма, которая, конечно, не понимала английского, и Дженни, которая была холодна и сдержанна. Она смотрела ему прямо в глаза, вежливо улыбалась словам Фиаммы, хотя совсем не понимала, что та говорила.

– Габриель, она рассчитывает на тебя. А я сама могу позаботиться о себе. Ты и я… – пыталась она что-то объяснить ему.

– Да, ты и я – мы, вот что имеет значение. Для меня не существует другой женщины, кроме тебя. Мне нужна твоя любовь, Дженни Ланган. – У Дженни сжалось горло. Она была не в силах сказать ни слова. Габриель впал в отчаяние. – Дженни, неужели у тебя такое гордое и холодное сердце, что ты не хочешь дать мне несколько часов, чтобы я мог навсегда сохранить нашу любовь?

Дженни настолько остро осознала свой эгоизм и мелочность, что тихо заплакала. Она понимала, что Габриель ни в чем не виноват. У нее разрывалось сердце от его печального голоса, тоскливых глаз, хмурого, несчастного лица. Она больше не может причинять ему боль. Федерико ошибся. Теперь им предстоит попытаться все исправить.

– Любовь не имеет ничего общего с гордостью, Габриель Ангел, – сказала она, улыбаясь дрожащими губами.

«Боже, – подумал он, – как она прекрасна!»

– Мне очень жаль, Габриель, что я… отнеслась к тебе недоброжелательно и жестоко, но мне стало больно, потому что ты ничего не объяснил Фиамме. Ты простишь меня? – он кивнул. Любовь захватила его с такой силой, что он не нашелся, что сказать. – Боюсь, – продолжала она, – после того, что мы сказали друг другу сегодня ночью… о том, что мы значим друг для друга, я боюсь потерять тебя.

– Никогда. Никогда в жизни мы не расстанемся, – его голос был проникнут решимостью, страстью. – Ты мне веришь?

Дженни кивнула.

– Джеси, поезжайте к себе домой. Мы дойдем пешком. Вы с мистером Карвало очень устали.

– Ничего не желаю слышать, – строго сказал Алонзо. – Мы довезем вас до дома.

* * *

Коляска свернула на Первую авеню и остановилась у подъезда. Было около семи утра. Из узких мрачных зданий на тротуар выходили работницы табачной и швейной фабрик, мужчины, работавшие на бойне. Фиамма продолжала болтать, но ее уже никто не слушал, даже из вежливости. Габриель разбудил Мака и Джоко, затем взял Дженни на руки и вынес из коляски. Потом повернулся к Фиамме, чтобы выгрузить багаж. Она пересчитывала узлы и коробки, словно опасалась, что Карвало увезут что-нибудь. Опуская на тротуар последний узел, Габриель услышал гневный голос Дженни.

– Что ты здесь делаешь? Ты обещал не приближаться к моему дому.

Это был Элвуд. У него был неопрятный вид, будто он всю ночь простоял у дома, опираясь плечом о фонарный столб.

– Ты еще имеешь наглость спрашивать, что я здесь делаю? Ты хорошо знаешь, что мне нужно. Я пришел, чтобы забрать своего ребенка из этого мерзкого, ничтожного окружения.

Когда Габриель увидел выражение лица Дженни и услышал ясный английский акцент, он понял, что настоящее имя Элвуда – Чарльз Торндайк. Выпрямившись, он уставился на отца Ингри мрачным горящим взглядом. «Так вот, какой человек принес Дженни столько горя!» – подумал Габриель. Он сразу же возненавидел этого омерзительного типа.

– Ты болтаешься всю ночь неизвестно где, оставив маленькую Ингри со старой итальянской каргой, – выговаривал Торндайк. – Я не оставлю своего ребенка среди деградирующих и опасных людей, живущих в таких… трущобах. – Он схватил Дженни за руку. – Дженни, ты должна поехать с нами домой, в Англию. Если ты откажешься, мы уедем с Ингри вдвоем. – Чарльз, как всегда, угрожал.

– Ты никогда не заботился о ней, не признал ее своей. Откуда такая внезапная любовь к ребенку? – Дженни пыталась вырвать руку.

– Черт побери, да кто он такой? Что вы себе позволяете? – требовательно спросил Габриель, снимая руку Чарльза.

Тот сморщился и отпустил Дженни. Она потерла посиневшее запястье.

– Он… английский негодяй из посольства, тот, кто…

– … сделал маленькую прелестную Ингри. Сэр, именно я отец Ингри. Конечно, она забыла сообщить вам, что я в Нью-Йорке и предлагаю ей выйти за меня замуж. Вы меня знаете, но все, что вам сказали обо мне, неправда. – Он самодовольно улыбнулся, играя тростью и притопывая ногой. – Зато я знаю, кто вы. Вы внук известного профессора Роберта Агнелли и последний простофиля, одураченный мисс Ланган.

– Она рассказала мне о вас все, что мне следует знать, Торндайк, – Габриеля охватила холодная ярость. Он сжал кулаки и закрыл собой Дженни.

– Сэр, я приехал за своей дочерью, своей… семьей, – Чарлз глядел страдальческим, робким взглядом. – Очевидно, мисс Ланган не сообщила вам, что я несколько раз был у нее… по ее приглашению? – «Зуб за зуб, Дженни», – мстительно думал он. – Скажем, м-м, я гостил у мисс Ланган. О, и у моей дочери. Наша Дженни, Гейб, обнадежила меня. У меня есть шанс завоевать ее любовь со временем снова. Сейчас терпение мое иссякло. Я забираю свою семью в Англию. Пароход отплывает в четыре часа, Джен. Собирай вещи. – Торндайк по-хозяйски положил ей руку на плечо и притянул ближе к себе, подальше от Габриеля. – Уверен, что мистер Агнелли настоящий джентльмен. Он позволит нам поговорить наедине. – Он наклонился и прошептал ей на ухо: – У меня есть постановление американского судьи. Ингри моя, и я увожу ее из этой страны. Если ты хочешь увидеть ее хоть когда-нибудь, держи свой прелестный ротик на замке.

– Что ты сделал с моей малышкой? – пробормотала Дженни, дрожа от страха. – Если с моей Ингри что-нибудь случилось, я убью тебя!

– Твоей малышкой? Ты же знаешь, что она моя. Улыбайся, черт тебя подери! Поцелуй меня и отделайся от итальянца, иначе я пойду на все.

Она сжалась от отвращения, когда он потянулся к ее застывшим губам. Габриель увидел, что англичанин хочет поцеловать его Дженни, с яростным воплем он нанес ему удар обоими кулаками. Торндайк переломился пополам и завертелся волчком. Мейхони и Флинн схватили Агнелли за руки и оттащили от поверженного англичанина, опасаясь, что он убьет его на глазах у многочисленных свидетелей.

– Габриель, послушай, пожалуйста! Этот человек – отец Ингри. У него есть право… – начала Дженни.

– Право на тебя? – Габриель был похож на раненую пантеру, прекрасное дикое животное, борющееся за свою жизнь. Глаза горели, прядь черных волос упала на лоб.

– Прошу тебя, Габриель, дай мне немного времени. Я попытаюсь все уладить. Потом мы вместе уедем в Айову, если ты захочешь… или в другое место. – Дженни опустилась на колени возле Чарлза. Краем юбки она стирала кровь с разбитой губы. Торндайк отворачивался, злобно глядя на нее. Он стал на четвереньки, обнял фонарный столб и попытался встать на ноги.

– Проклятый Агнелли, – прохрипел он, сплевывая кровь. – Я с тобой рассчитаюсь, когда мы встретимся в следующий раз. Запомни, я буду не один. Дженни, идем отсюда, или… у тебя будут большие неприятности. – В отчаянии она смотрела на мужчин. Она презирала Торндайка, любила Габриеля. Но самым сильным чувством оказалась материнская любовь и преданность Ингри. Она обязана защитить девочку от опасности, и была только одна возможность сделать это. Она шагнула к Чарльзу Торндайку. Потрясенный до глубины души Габриель молчал. Боль в его глазах резанула Дженни по сердцу.

– Торндайк бывал у тебя, потому что ты поощряла его. Ты скрывала от меня его визиты. Ты обманывала меня.

– Мне не о чем было рассказывать тебе, Габриель. И если был обман, то ненамеренный. Он отец Ингри. Я надеялась, что он будет добр к ней. Кроме того, я хотела избежать ссоры между тобой и Чарльзом. Я ошиблась… во всем. Когда я поняла это, то подумала, что смогу сама освободиться от него.

– В этом ты тоже ошиблась, – сказал Габриель.

– Я сделаю это сейчас. Я избавлюсь от него. Прошу тебя, поверь мне. Потом я все объясню тебе.

В синих глазах Дженни светились любовь и мольба.

– Поверить тебе? – Он засмеялся, сожалея о своем жестоком ответе. Но он был не в силах остановиться. – Эй, Дженни Ланган, мы много обещали друг другу. А ты все это время тайно встречалась с этим мужчиной. Если ты смогла… дважды… одурачить меня, могу ли я верить тебе сейчас? Смогу ли я вообще поверить тебе когда-нибудь? – Сомнения и ревность терзали его.

Дженни смотрела на него с ужасом.

– Если ты любишь меня, если ты когда-либо любил меня, верь мне просто потому, что я прошу тебя об этом.

Они смотрели друг другу в глаза. Дженни гордо вскинула голову. На красивом лице Габриеля отражалась целая гамма чувств. «Она очень красива», – думал он. Он любил ее. Ему хотелось сказать ей об этом, обнять ее. Ему было все равно, что она сделала. Но он не смог обуздать непомерную гордыню.

– Прошу тебя! – прошептала она.

– Нет! – Габриель отвернулся от нее. Он не хотел ее видеть. Агнелли чувствовал себя оскорбленным. Он представлял Дженни в объятиях Торндайка.

– Я позволила тебе уладить дела с Фиаммой, потому что ты просил об этом, неужели ты не можешь сделать для меня то же самое, Габриель? спросила она, отворачиваясь от него. В огромных глазах ее – неверие и беззащитность. – Ты сказал…

– Эй, все, что я говорил тебе о женитьбе, будущем… любви…

– Да?

– Забудь об этом, – твердо сказал он и сжал зубы. Потом с силой стукнул кулаком по ладони и ушел.