Текст книги "Искушение"

ГЛАВА 14

В семь тридцать утра Дженни стояла у главного входа, терпеливо ожидая, когда откроют магазин. Ее била нервная дрожь, но она надеялась справиться с новой незнакомой работой. Девушка не знала, сколько времени она здесь проработает. По ее спокойному, невозмутимому виду трудно было сказать, как сильно она взволнована и обеспокоена. Дженни прошла пешком почти три мили, чтобы не тратить деньги на кеб. Стояло прохладное весеннее утро. Она шла по тихой Пятой авеню мимо спящих особняков. Дом Карвало тоже еще дремал. Только привратник мыл широкие мраморные ступени, да сонная девушка чистила медные перила лестницы. Дженни радовалась, что ей больше не нужно работать служанкой.

Она уже стояла у магазина, когда торопливым шагом к ней приблизились две женщины. Одна – розовощекая, крупная, в платье с оборками, волнистые прядки выбились из собранных на затылке ярко-рыжих волос. Вторая женщина, постарше, была облачена в опрятное черное платье и плащ.

– Эй, ты, наверное, новая продавщица? Пойдем с нами, – запыхавшись, сказала рыжик, энергично жуя резинку. – Таким, как мы, запрещено входить через парадную дверь. Я – Агата Сотелл, а это – Милдред Морган.

– Когда нанимают на работу, обязаны показать, где служебный вход, – заметила Милдред. – Если бы мы случайно не проходили мимо, ты бы опоздала на работу. Не очень хорошее начало. Идем быстрее, уже совсем поздно. Здесь штрафуют на тридцать центов за каждые десять минут опоздания.

– На тридцать центов! О, Господи! Столько стоит молоко для детей на неделю. – И Дженни поспешила за своими новыми подругами Эгги и Милли.

– Они штрафуют за каждую мелочь – за ошибку при заполнении чека, если что-либо разобьешь нечаянно. В магазине есть хорошие администраторы, они делают вид, что кое-чего не замечают. Дорого обходится, если ошибешься, давая сдачу. Ты должна будешь возместить потерю, а платят в неделю всего пять долларов. Есть администраторы, которые с радостью зададут тебе головомойку на глазах у всех продавцов и даже клиентов. Я такая неуклюжая, – рассмеялась Агата, – обязательно что-нибудь разобью, не то что Милдред. За пять лет работы ее ни разу не оштрафовали.

Женщины влились в поток продавцов и вошли в магазин. У входа служащих встречал с видом презрительного высокомерия бдительный управляющий, мистер О'Мелни. Время от времени он окликал одну из женщин и направлял в воспитательный отдел, если считал, что она недостаточно хорошо выглядит, чтобы появляться перед покупателями. Других отсылал в медицинский кабинет, если замечал, что у них грязные шея и воротничок.

– Опять жевательная резинка, мисс Сотелл, – зашипел он на Агату. – Выбросьте ее немедленно. Мне надоело повторять вам одно и то же каждый день.

– Извините, пожалуйста, мистер О'Мелни, – Агата испугалась и проглотила резинку. – Вот и все. Ее больше нет, сэр.

Кое-кто из женщин, не сдержавшись, тихонько хихикнул.

– Идите в воспитательный отдел, мисс Сотелл, – устало зевая, приказал управляющий. – Ваше платье совсем не годится для работы, а волосы в беспорядке.

– Мистер О'Мелни, меня задержат там на двадцать минут и вычтут шестьдесят центов, – запротестовала девушка.

Но управляющий уже смотрел мимо нее. Милдред похлопала Эгги по плечу, предостерегая от дальнейших возражений.

– А вы подойдите ко мне, – сказал он Дженни, когда все продавщицы разошлись по своим отделам. – Я лично покажу вам ваше рабочее место.

Девушка с интересом поглядывала по сторонам, стараясь не отставать от управляющего. Они шли по роскошному первому этажу громадного магазина мимо изящных колонн, широкой мраморной лестницы с великолепной балюстрадой. Чего только не было на прилавках – мужские рубашки и воротнички, белье, чулки и носки, прекрасные кожаные сумочки и ремни, портмоне и кошельки, материя всех цветов радуги на любой вкус, дорогие пушистые ковры. Дженни и О'Мелни шли по центральному проходу к парадному входу в магазин. Продавщицы провожали их любопытными взглядами.

– Вы будете работать в галантерее, мисс Ланган, у стеклянной витрины магазина. Проходящие мимо люди, разглядывающие выставленные в витринах товары, увидят медные люстры, широкую лестницу, прекрасный зал магазина. Они также увидят вас, мисс Ланган. Еще одна очаровательная реклама. Мистер Штраус предложил определить вас в этот отдел, потому что вы смелая, энергичная и необычайно красивая женщина. Будьте рассудительны, обходительны и честны. Здесь можно добиться успеха трудолюбием и преданностью. Помните, вас не должны видеть сидящей. Во время работы нельзя разговаривать с другими продавщицами. Здесь работает Милдред Морган. Она поможет вам.

– Спасибо, мистер О'Мелни. Управляющий молча отвернулся от нее, словно не слышал ее слов.

– В галантерее мы продаем пуговицы, крючки, нитки, иголки, кружева, ленты, воротники, шарфы и шали, – объяснила Милдред. Товары лежат здесь. – Она махнула рукой в сторону шкафчиков с ящиками и полками, показала на коробки, поставленные одна на другую.

– Трудно дотянуться до товаров, особенно тех, что наверху, – заметила Дженни.

– Шкафы отгораживают наш отдел от соседних, где продают перчатки. Клиентам так удобнее – не разбегаются глаза. Сегодня смотри, как я работаю. Обращай внимание, откуда я достаю товар, и быстро запомнишь, что где лежит. Спрашивай обо всем, что тебе неясно, и… будь осторожнее вон с тем человеком. – Милдред взглядом показала на фигуру в клетчатом пиджаке и котелке. – Он детектив нашего магазина. Здесь много тайных агентов. Они все время следят за нами и проверяют нас. – Женщина вздохнула.

* * *

– Девушка, у меня неприятности. Я иду на завтрак и вдруг замечаю, что оторвался крючок на платье, на самом видном месте. Вы можете мне чем-нибудь помочь? – На Дженни смотрела через отделанный перламутром лорнет полная седая женщина в шляпе с широкими полями и цветочной клумбой на тулье, в диковинном, алом, словно маки, платье.

– Красный с оранжевым оттенком, – Дженни вежливо улыбнулась. – Прошу вас, мадам, присаживайтесь. Посмотрим, что можно сделать.

У Милдред двадцатиминутный перерыв на завтрак, и Дженни осталась после трехчасового обучения один на один с клиенткой.

Эта женщина была ее первой покупательницей, и девушка хотела произвести на нее хорошее впечатление. Она помнила, что катушки ниток лежали в высоком узком шкафу. Поиски она начала с нижнего ящика, методично, но быстро, все больше волнуясь, она выдвигала и задвигала ящик за ящиком. Дженни надеялась, что нитки лежат строго по цвету, но к ужасу обнаружила беспорядочную груду разноцветных катушек.

– Мне кажется, эти нитки подойдут, – сказала она, подавая женщине катушку.

Покупательница посмотрела на катушку через лорнет, потом приложила к платью.

– Да, они подходят. – Клиентка устала ждать и была немного раздражена. – Надеюсь, что вы не будете искать крючок так же долго. Я уже опаздываю, мисс.

Еще две женщины ждали, когда их обслужат. Одна нетерпеливо барабанила пальцем по сумочке. Вторая сердито смотрела на Дженни. На этот раз усилия девушки увенчались успехом намного быстрее. Она быстро нашла крючок и петельку нужного размера.

– Мне не нужна петелька, я потеряла крючок, – сказала женщина. – Сколько стоит?

– Мадам, они продаются по три цента за пару.

– Ну, хорошо. Я же не могу заплатить вам полтора цента? Возьмите с меня один цент за крючок. – Покупательница уставилась на Дженни сквозь лорнет слегка косящими карими глазами.

– Да, мадам, – ответила девушка, чтобы успокоить покупательницу, хотя не знала, правильно ли она поступает.

– Отлично. Сколько стоит кусок нитки? – Дженни с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться вслух.

– Извините, мадам, но нитки продаются только катушками, – она решила, что уже достаточно потакала капризам требовательной покупательницы. – Нитки – семь центов и один цент за крючок. Всего восемь центов. Выписать чек, мадам?

– Да, но сначала пришейте, пожалуйста, крючок, – женщина улыбнулась, показав лошадиные зубы.

– Простите, мадам, но меня ждут другие клиенты. Надеюсь, вы позволите мне обслужить их, а потом закончить ваш заказ?

– Только побыстрее, не то я рассержусь. Я постоянная покупательница в магазине Мейси. Здесь все меня знают. А если вы сомневаетесь, что я могу устроить скандал, спросите обо мне у продавцов, да будет вам известно, я – миссис Элистэр Вандерплогг.

– Я вернусь через минуту, миссис Вандерплогг, – Дженни радушно улыбнулась и повернулась к женщине, которая выбрала себе шарф. Она быстро обслужила покупательницу. Женщина, нетерпеливо барабанившая по своей сумочке, собиралась уходить без покупки. К счастью, вернулась Милдред, и Дженни с облегчением передала ей покупательницу, а сама вернулась к кипящей от негодования миссис Вандерплогг.

– У вас проворные пальчики. Вы хорошая швея, – сказала она, вставая и поправляя шляпку, когда Дженни пришила крючок. – Я довольна вами. Пойду скажу об этом дежурному администратору. Но я еще зайду повидать вас.

– С нетерпением жду вашего следующего визита в наш отдел и с удовольствием снова обслужу вас, миссис Вандерплогг, – ответила Дженни и облегченно вздохнула, когда крупная, полная женщина величаво, словно океанский лайнер, поплыла по залу в поисках администратора, человека с белой гвоздикой в петлице.

– Дженни, да ты заставила улыбнуться скупердяйку Вандерплогг! – одобрительно сказала Милдред. Остальные продавщицы устремились к ним, чтобы поздравить девушку с удачей, – думаю, ты станешь, да нет, ты уже стала хорошей продавщицей.

– Милдред, не можешь ли ты заняться покупателями, пока я разложу товар? Если все рассортировать по цвету и размеру – комплекты пуговиц, пришитых на карточки и все остальное, – мы сможем работать быстрее, обслуживать больше клиентов и больше продать.

Два часа спустя, когда Дженни стояла на коленях среди груды коробок с нитками и раскладывала катушки по цвету, раздался притворный кашель. Она оглянулась, на нее смотрели смеющиеся глаза Джеси Карвало. Инстинктивно девушка поправила и без того аккуратную прическу и улыбнулась.

– Что вам угодно, сэр?

– Мне ничего не нужно, мисс. Но моя сестра ищет ленту, которая будет гармонировать с ее новым весенним костюмом. Я правильно объяснил, Бейбет? – стоящая рядом с ним девушка кивнула, рассеянно оглядывая магазин. Она была очень красива. Крупные черты лица, огромные черные глаза и черные, как вороново крыло, волосы оттеняли прекрасно сшитый желтый шерстяной костюм и темно-красные рубины, сверкающие в ее ушах и на длинных пальцах нежных рук.

– Да, да. С красной лентой костюм будет очень мил, – у нее был глубокий, спокойный голос, плавный, медлительный, с ленцой. Она ласкала пальцами шелковый шарф, лежавший на ближайшей полке. Вдруг ее взгляд упал на тканую шерстяную шаль, небрежно брошенную на спинку стула. – Какая прелесть! Я хочу ее.

– Она ваша, – Дженни улыбнулась.

– Сколько стоит? – спросила Бейбет, открывая кошелек.

– Нисколько. Я дарю ее вам в знак благодарности вашему брату за то, что помог мне устроиться на работу. Это моя шаль. Я соткала ее своими руками.

– Вы сами сделали ее? Я поражена. – Бейбет ощупывала ткань и заинтересованно смотрела на Дженни. – Моему брату и мне, – она улыбнулась Джеси, – будет приятно, если вы пообедаете с нами после работа. Во сколько вы заканчиваете?

– Магазин закрывается в семь. Джеси кивнул Дженни.

– Мы зайдем за вами, мисс Ланган.

– Нет. Я хочу сказать спасибо, я не могу. Мне нужно быстрее идти к детям, я весь день на работе, и они скучают без меня. Благодарю вас, мисс Карвало.

– Тогда завтра? – настойчиво спросила Бейбет. – О, Джеси, посмотри, вот и О'Мелни собственной персоной. Идем. У меня к нему дело. Дженни, мы будем ждать вас у магазина в карете через пятнадцать минут, ровно в семь. Вдруг вы решите присоединиться к нам хотя бы ненадолго.

– У тебя сегодня удачный день, Дженни, – устало улыбнулась Милдред. Вокруг ее глаз пролегли темные круги. – Обслужи, пожалуйста, того мужчину. Надеюсь, что это последний покупатель.

Дженни подошла к человеку, одетому в отлично сшитый черный костюм, в сдвинутом на Затылок цилиндре. Клиент нетерпеливо постукивал по полу элегантной тростью.

– Что вам показать, сэр, пока магазин не закрылся? – спросила его Дженни.

– Понимаете, я ищу подарок для маленькой девочки. Не слишком дорогой. И для молодой женщины с прекрасными золотистыми волосами и ясными синими глазами. Может быть, кружевной воротник для малышки и… – мужчина повернулся к Дженни.

– Ты! – от страха у нее подкосились ноги.

– Дженни Ланган! Вот те на! Я проделал длинный путь до Нью-Йорка, чтобы найти тебя… и свою дочь. Не успел я приехать сегодня, как ты оказалась рядом… так быстро.

Чарльз Торндайк хотел погладить ее по щеке, но Дженни оттолкнула его руку.

– Я понимаю твои чувства и хочу загладить свою вину. Я вел себя отвратительно. Наверное, на меня подействовала ужасно холодная зима в Стокгольме и долгие, отчаянно скучные, лишенные солнца дни. Они толкнули меня на безрассудные поступки, Дженни. Я вел себя как последний негодяй. Ты позволишь мне загладить мою вину перед тобой? Я приехал, чтобы позаботиться о своем ребенке… и жениться на тебе. Ребенку нужен отец, тебе – муж. Пожалуйста, Дженни, не прогоняй меня. Дай мне возможность все исправить. Позволь мне встретиться с малышкой, хотя бы один раз и потом… Я поступлю так, как ты скажешь. Пожалуйста, Дженни?

Со слезами раскаяния на глазах Чарльз казался подавленным и огорченным. Таким она увидела его впервые в Стокгольме, и они подружились.

– Послушай, Дженни, я чувствую себя ответственным за нее. У каждого человека есть право увидеть собственного ребенка.

– Право? Ответственность? Как ты смеешь произносить эти слова? Где ты был, когда мы страшно нуждались? Боже мой, Чарльз, ты даже не дал ей свою фамилию. Ты не имеешь никакого права появляться здесь и заявлять, что ты мой любящий муж и, кроме того…

– Ты не отрицаешь, что я отец Ингри, Джен? Она бросила на него быстрый взгляд.

– Нет. – Но видя его молящие глаза, огорченное молодое лицо, Дженни едва не поддалась искушению поверить ему и разрешить встретиться с малышкой. Внезапно нахлынули воспоминания о его холодных, влажных руках, касающихся ее неподвижного, застывшего тела, о чувстве омерзения, когда его мокрый рот прижался к ее крепко сжатым губам, стыде и позоре, которые он навлек на нее. И она отрицательно покачала головой.

– И о моей бедной сестре ты тоже позаботишься, Чарльз? Так же, как и тогда, в Стокгольме?

Выражение его лица мгновенно изменилось. Оно стало раздраженным, почти озлобленным.

– Твоя сестра знала, что я люблю тебя. Я не скрывал от нее своих чувств. И все равно она бросилась в мои объятия. Что оставалось делать бедному мальчику? Все, что случилось, произошло по ее вине. В любом случае, она мне не нужна. Мне необходимы ты и мой ребенок.

– Ни Ингри, ни я не нуждаемся ни в чьей заботе. До свидания, Чарльз. Прошу тебя, не беспокой меня больше.

– Дженни, я предупреждаю тебя… – начал Торндайк, но замолк. Тонкие губы сжались в узкую презрительную полоску. Он повернулся и оскорбленно удалился.

* * *

В пять минут восьмого уставшая и расстроенная Дженни вышла из магазина. На тротуаре стоял Торндайк. Вглядываясь в лица продавщиц, он искал ее. Зная его упрямый нрав, девушка поняла, что он пойдет за ней до самого дома. Когда их глазах встретились, она решительно направилась к ожидавшей ее карете.

– Мисс Карвало, оказалось, что я могу принять ваше любезное приглашение.

Дженни улыбнулась и мельком взглянула через плечо. Она готова была на все, лишь бы расстроить планы Торндайка и обезопасить Ингри. Когда она увидела, что Чарльз нанимает экипаж, решила, что не покажет ему дорогу к особняку Карвало, и заставит погоняться за ней.

– Мистер Карвало…

– Джеси. Зовите меня Джеси, – настоятельно попросил он.

– Джеси и Бейбет, – Дженни вздохнула. – Мне бы очень хотелось прокатиться по парку после утомительного рабочего дня. Если вас не затруднит, не могли бы вы показать мне Нью-Йорк. У меня не было возможности осмотреть город.

Брат и сестра с удовольствием согласились с предложением девушки. Когда они отъехали от тротуара, Дженни взглянула в заднее окно. За ними двигался экипаж Торндайка. Она не обратила внимания на кеб, который влился в поток экипажей и катил позади Чарлза. В кэбе, довольный собой, восседал Гьерд Зорн.

ГЛАВА 15

Дженни вышла из оплаченного Джеси Карвалом экипажа. Габриель ждал ее у подъезда, нервно меряя шагами тротуар.

– Где ты пропадала весь вечер? Я беспокоился.

– Не смей задавать мне подобные вопросы, Габриель Агнелли, особенно в таком тоне. Я не твоя… собственность, – раздраженно сказала она, проходя мимо. Агнелли грубо схватил ее за руку и резко повернул к себе.

– Габриель, у меня нет настроения выслушивать всякую чепуху. День был длинный… очень трудный.

– Зато у меня есть настроение поговорить с тобой, cara.

Он хотел добавить: «Я хочу иметь право спрашивать тебя обо всем», но сдержался, внимательно всматриваясь в ее лицо, освещенное тусклым светом далекого фонаря. У Дженни был утомленный вид. Казалось, что она сейчас разрыдается или потеряет над собой контроль. Габриель был потрясен до глубины души.

– Извини, Дженни. Что-нибудь случилось, cara?

Дженни вошла в подъезд и прислонилась к двери своей квартиры на первом стаже.

– Ничего не случилось. Просто закончился первый рабочий день. Я провела на ногах почти двенадцать часов. Нам запрещается сидеть во время работы. Я еще к этому не привыкла. Несколько недель я бездельничала, как знатная дама, греясь на солнышке на палубе океанского парохода. Потом любовалась видами Нью-Йорка, пока няня ухаживала за детьми…

Она старалась спрятать за ироническим тоном и натянутой улыбкой свою тревогу. Перед Габриелем стояла новая, незнакомая Дженни. Напряженная, неспокойная, ранимая, словно она исчерпала все запасы стойкости и терпения. Он не собирался настаивать или чего-то требовать от нее, хотя весь день умирал от желания увидеть ее милое лицо, обнять мягкое, гибкое тело. Ему хотелось сказать, что он желает разделить с ней все ее тревоги и заботы.

– К утру выспишься и почувствуешь себя лучше. Пришла весна, Дженни. Каждый день раскрываются сотни… тысячи новых зеленых листочков, расцветают цветы. Ты отдохнешь и завтра засияешь, как маргаритка, умытая утренней росой.

Черные глаза нежно смотрели на нее. Его губы мягко, немного умоляюще, коснулись ее рта.

– Пока я ожидал твоего возвращения домой, Дженни Ланган, я приготовил для тебя подарок.

Габриель положил ей на ладонь простое, невесомое, гладкое деревянное кольцо.

– Я сделал его из американской липы. Она легко гнется. Чаще всего из нее делают шкатулки, – он надел ей колечко на правую руку. – У меня есть еще один подарок для тебя, побольше. Я… подарю его тебе потом.

– Спасибо, Габриель…

Ему показалось, что она сказала не все. Он кивнул, постоял в нерешительности и стал подниматься по лестнице.

– Всего доброго, Дженни. Ложись спать. Спокойной ночи, любимая.

– Габриель… – позвала она. Он остановился. – Мм… Я надену твое кольцо завтра на работу, – сообщила Дженни.

Не оглядываясь, он махнул ей рукой. Если он оглянется и посмотрит на нее, то не сможет уйти. Он не увидит ее целых двадцать четыре часа, до следующего вечера.

– Габриель! – настойчиво позвала она.

Он опустился на одну ступеньку и взглянул на нее. Она светилась даже в полумраке коридора. Дженни тряхнула гривой золотых волос.

– Что, cara?

Ему необходимо узнать – иначе он не успокоится, – где и с кем она провела вечер. Но Габриель постарался скрыть от девушки свой интерес и не докучать ей вопросами.

– Как прошел твой день? – тихо спросила она.

– Все о'кей. Спасибо, Дженни, – терпеливо ответил он. – Мы с Рокко прошли двадцать миль по железнодорожному пути. Славная работа на свежем воздухе, даже если оплата, низкая. Дженни?

– Спокойной ночи, Габриель, – быстро сказала она.

Он встал, помедлил, поднялся еще на один лестничный марш, остановился и прислушался. Ничего не услышав, Габриель разочарованно вздохнул и медленно поплелся дальше. Он не остановился у своей двери, а поднялся на крышу, шагая через две ступеньки. Он знал, она будет сниться ему всю ночь, если, конечно, он сможет уснуть.

Освещенный яркой, как фонарь, луной, перед ним расстилался недремлющий город. Сидя на крыше, Габриель слышал его низкий незатихающий гул. К югу Манхэттен сиял мириадами мерцающих, словно алмазная россыпь, огней. На востоке на фоне неба вырисовывался красиво изогнутый силуэт Бруклинского моста. В северной стороне расстилалось огромное, темное пространство. Через несколько лет там вырастут новые высокие дома, загорятся окна, засияют радостью лица тысяч нью-йоркцев, которые будут в них жить. Медленно, год за годом станет подниматься и расти в западной части города удивительный, невиданный в Новом Свете собор. Его шпили взлетят высоко в небо. Его клирос и алтарь в окружении небольших капелл для разных наций подчеркнут многоликость города, рожденного мечтой и напряженным трудом.

 
Погляди – пароходы плывут через мои поэмы,
Погляди – иммигранты прибывают и сходят на берег,
Погляди – вон в моих поэмах большие, прочно построенные
Города, здания в них из железа и камня…
Погляди – вон в моих поэмах пастбища и лесные чащобы…
Погляди – вон фермер на ферме…[17]17
  Отрывок из поэмы «Рожденный на Поманоке» американского поэта Уолта Уитмена (1819–1892 гг.)


[Закрыть]
 

Габриель прочел всплывшие в памяти строки поэмы Уолта Уитмена. Он всегда вспоминал их, когда задумывался о городе и о своем будущем в бескрайних просторах на западе страны.

– Габриель, чьи это слова? – послышался голос Дженни.

Он оглянулся в восторге, что она пришла. Они бросились в объятия друг другу.

– Так сказал Уолт Уитмен, американский поэт. Он умер несколько недель назад. Возможно, в тот день, когда мы прибыли в Нью-Йорк.

Дженни вздохнула, на ее ресницах блеснули слезинки. Его невозмутимая, прекрасная, самостоятельная скандинавская богиня тихо плакала у него на груди.

– Из твоих глаз падают капельки золота, – Габриель поцеловал заплаканные глаза, – как у твоей богини любви. Что произошло, Дженни? Скажи мне.

Но она молча пожала плечами.

– Ну, хорошо… – Он прислонился к ограждению крыши и прижал девушку к себе, – расскажи мне о… – он жадно прильнул к ее губам. – Где ты была вечером? Или это тайна, а?

– Никакой тайны нет. Мистер Карвало и его сестра пригласили меня пообедать. Знаешь, Габриель, они такие славные, добрые. Я знаю, они тебе понравятся. После обеда мы играли в настольные игры. Очень интересные. Надо первым набрать как можно больше очков. Приходится шевелить мозгами. Они учат обращаться с деньгами, развивают и другие способности человека. У них есть игра «Быки и медведи на Уолт-стрит». На одной картинке «Бык»[18]18
  «Бык» (бирж.) – спекулянт, играющий на повышение.


[Закрыть] и «Медведь»[19]19
  «Медведь» (бирж.) – спекулянт, играющий на понижение.


[Закрыть] стригут овцу. Бейбет сказала, что это обычные люди. Знаешь, Габриель, мне никогда не приходилось бывать в таком элегантном и в то же время скромном доме. Сколько там бесценных, бесподобных вещей! Каждая на своем месте.

– Рассказывай дальше.

Габриеля умиляло, как по-детски непосредственно Дженни восхищалась увиденным в доме Карвало.

– Бейбет – первый ребенок в семье. Ее мать старше дочери всего на пятнадцать лет. Кстати, Бейбет изучила основы архитектуры, прежде чем начали строить их особняк. Карвало придерживаются, как они сами говорят, принципа соразмерности. Нигде нет излишних украшений, ничто не нарушает строгого расположения комнат. Все это напоминает простой шведский стиль – никакого хаоса, четкая, приятная для глаз форма.

– Твои формы самые приятные для глаз из всех, что я когда-либо встречал, cara, – нежно прошептал Габриель. Его руки переместились с талии на мягкие ее округлые ягодицы. Дженни бросила на него быстрый взгляд и попыталась отодвинуться.

«Он не заставит меня снова потерять голову, – сказала она себе, – своими ласками и нежным поглаживанием». Но он умеет возбудить ее чувства. Она даже не осознает, что происходит, пока не начинает желать большего и согласна на все, что он – да и она тоже – хочет больше всего.

– Бейбет считает, что вещи должны быть практичными, не требовать постоянного ухода, например, кованые железные подставки для дров в камине, а не медные, которые надо изо дня в лень натирать до блеска. И все остальное в том же духе.

– Совершенно согласен с ней, cara, – Габриель притворялся заинтересованным. На самом деле он внимательно наблюдал за Дженни. Воспоминания о вечере у Карвало захватили ее, и он воспользовался удобным случаем, чтобы обнять девушку еще крепче, и ее близость вызывала страстное и острое желание.

– Простота и практичность – хорошие качества, cara. Но я предпочитаю итальянский стиль, особенно, в бальных и парадных залах. Мне нравятся стены, покрытые лепными орнаментами – венками, гирляндами и цветами; живописные панно с изображениями фантастических и прекрасных садов. Представь себе, cara, бал-маскарад в романтической обстановке, когда сверкающие хрустальные люстры освещают таинственным светом танцующие пары. Когда-нибудь мы с тобой сходим на маскарад.

– Не думаю, чтобы в Айове устраивали маскарады. Кстати, о лепных орнаментах, уберите руки, мистер Ангел. Стены дальней залы у Карвало украшены зеркалами и расписаны птицами, бабочками, гирляндами цветов. Бейбет играла на рояле и…

– И ты танцевала с ее братом? – внезапное сильное чувство ревности охватило Габриеля и он отодвинулся от Дженни.

– Нет. Я не умею танцевать вальс. Но он показал мне несколько «па».

– Вот как… Почему ты не попросила меня? Я бы научил тебя танцевать вальс, – он крепко схватил Дженни за руку, черные глаза задумчиво смотрели на нее. Габриель обнял девушку за талию и, громко отсчитывая такт, начал вальсировать.

– Посмотри, у нас хорошо получается. – Дженни мило улыбнулась. Она тихонько напевала, и они кружились в вихре вальса и счастливо смеялись. Рассерженно ворковали разбуженные шумом голуби. Габриель хотел сказать, что у них «всегда и все хорошо получается», но не осмелился. Они внезапно остановились и застыли в испуге на самом краю неогороженной части крыши. Смех и пение резко оборвались.

– Боже мой, Габриель, я не должна пускать сюда Ингри одну! – от страха Дженни бросило в дрожь. – Я и не замечала, как здесь опасно.

– Город опасен для детей, Дженни. Опасности подстерегают их не только на крышах, но и на улицах. Вчера я видел, как маленький мальчик попал под повозку. Такое часто случается. Этот мир оказывается коварным местом. Однажды я нашел парнишку лет двенадцати, который утонул в заполненном водой старом карьере. Жизнь жестока к малышам, матери которых вынуждены работать по двенадцать, а то и шестнадцать часов в день, чтобы прокормить их.

– Скоро я увезу детей в Айову. Конечно, на ферме их тоже подстерегают опасности, но там они будут у меня на глазах день и ночь.

– Эй, Дженни, не хочешь ли ты быть рядом со мной день и ночь? – Габриель негромко рассмеялся.

– Как близко, милый? – Дженни тоже рассмеялась и направилась к лестнице. – Ты же знаешь, что я согласна, но ты ведь не фермер. Если бы ты был… Кто знает, возможно, мы были бы вместе. Сейчас я чувствую себя лучше. Спасибо тебе, Габриель. Ты поднял мне настроение. Все мои проблемы кажутся мне сейчас незначительными.

– Какие проблемы? Что произошло, Дженни?

– Теперь уже все в порядке. Думаю, что сама смогу все уладить, Габриель.

Он приблизился к ней – в душе зародилась надежда – и осторожно поцеловал.

– Дженни, у меня сердце сейчас выскочит из груди, – сказал он хриплым голосом. – Что еще тебе надо от меня?

– Можешь ты дать мне книгу Уолта Уитмена?

* * *

Дженни ушла. Габриель выкурил сигару и собрался идти спать, – если, конечно, ему удастся уснуть этой ночью. Он решил спуститься по пожарной лестнице и влезть в комнату через окно. Не хотелось идти через кухню, чтобы не разбудить девочек. Он уже был у окна квартиры Софии, когда в ночной тишине раздался цокот копыт. На углу остановился экипаж. Послышались медленные, осторожные шаги. Человек подошел к дому слишком близко, и Габриель не смог увидеть его лица. Он замирал у двери каждого подъезда, и, наконец, остановился прямо под Габриелем. Агнелли увидел, как из окна первого этажа выпрыгнули котята Медеи и стремительно понеслись по улице. Раздался сдержанный стук. Внизу появилось золотое свечение.

Дженни! Она стояла на тротуаре, закутавшись в шаль… босиком… и с другим мужчиной. Они разговаривали. До Габриеля доносился звук их голосов, но он не мог разобрать слов. Они вместе вошли в подъезд. Агнелли оцепенел от потрясения. И ревность, таившаяся в его груди, болью сжала сердце. Лицо его побагровело от ярости.

– Из моих объятий прямо в его! – прохрипел он. – Я отправлю этого Карвало в ад, а она сама найдет туда дорогу.