Текст книги "В тесной комнате"

Глава 7

Почему-то именно тогда, когда на землю опускалась тихая благостная ночь с надеждой на живительный сон, происходило что-нибудь экстраординарное: то мой аппендикс взрывался отчаянной болью, то моя соседка по комнате в колледже ухитрялась проглотить дюжину таблеток кофеина.

В данном же конкретном случае я просто бесцельно бродила по дому, открывая шкафчики и комоды и перебирая постельное белье. И на этот раз я нашла еще одну записку – памятку тетушки Адели, которая сообщала: «Возможно, ты и не сочтешь этого парня красивым». Я сложила записку и сунула ее в карман купального халата.

Мне надо было столько всего обдумать, о стольком поразмыслить, и мысли эти были и ужасны, и восхитительны. Прежде всего я была убийцей. Но, с другой стороны, вполне возможно, что я встретила мужчину своей мечты. Однако это не отменяло того прискорбного факта, что я оказалась убийцей. И мужчина моей мечты мог уйти из моей жизни так же, как вошел в нее, покинув меня навсегда или обвинив в убийстве во время нашего следующего свидания.

Примерно около четырех часов утра на меня снизошло озарение. А почему, собственно, я не могу позвонить в полицейский участок и попросить к телефону Кристофера Куинна?

Если он не работает на полицию Саванны, я могу позвонить в Чикаго. Это все было столь очевидным, что просто странно, что я не подумала об этом раньше. И особенно привлекательным было то, что полицейские участки открыты двадцать четыре часа в сутки. Мне не надо было ждать до девяти и звонить туда с работы. Поэтому я без четверти пять утра позвонила в полицейский участок Саванны.

– Привет, – сказала я, попытавшись изменить голос.

Не спрашивайте меня, зачем я это сделала, но в тот момент мне казалось, что это совершенно необходимо.

– Офицер Куинн у вас?

Женщина на другом конце линии выразила удивление:

– Что вы имеете в виду? Вы намекаете на то, что он «со мной»?

– Нет, нет, совсем другое! – Все пошло не так, как я задумала. – Я просто хотела узнать, работает ли в вашем отделении офицер Кристофер Куинн?

О, наконец-то я выразилась предельно ясно.

– Возможно, вас устроит, если на ваши вопросы ответит какой-нибудь другой офицер?

– Нет, благодарю вас.

– Вы хотите сказать, что некто по имени Кристофер Куинн утверждает, что он офицер полиции?

– Ну, не совсем так, но я заметила полицейский значок в его бумажнике.

Наступило непродолжительное молчание.

– А значок указывает на его принадлежность к отделению полиции Саванны? И он представился вам офицером?

– Ну, не совсем так.

– Он утверждает, что он офицер полиции?

– Нет!

Я уже была готова добавить, что он отрекомендовался мне профессором колледжа, но передумала и решила не мутить и без того мутную воду.

– Иными словами, мисс Ловетт, вы видели некий блестящий предмет в его бумажнике?

– Ну, пожалуй, вы правы.

Но постойте! Женщина на другом конце провода назвала меня по имени! Значит, мой телефон прослушивается! Не стоит ли на улице возле моего дома полицейский фургон с фальшивой надписью на борту? Ну, скажем, что-нибудь вроде «Морим тараканов» или «Морим грызунов». Я осторожно скользнула к окну и раздвинула занавески. Улица была пуста. Я не заметила ни одного человека с переносным переговорным устройством. Только уличные фонари бросали свой свет на кусты и деревья.

– Вы меня еще слушаете, мисс Ловетт?

– Да.

Я все еще старалась изменить свой голос. Теперь я говорила много тише.

– Откуда вам известно мое имя?

– У нас есть определитель номеров, мисс Ловетт. Теперь такие определители есть везде. Засекает все звонки. Но вернемся к вашему вопросу о так называемом офицере полиции…

– Не важно. Мне пора. Всего доброго.

– В таком случае и вам всего хорошего, мисс Ловетт.

Я повесила трубку, чувствуя себя полной дурой. Все, что я делала, было ошибкой. В том числе и звонок в полицию. И, что хуже всего, теперь им было известно, что я, Николь Ловетт, звонила в отделение полиции Саванны и спрашивала о каком-то офицере Куинне.

А это означало, что я или сыщик, или расчетливая преступница, имя которой всплывет позже в связи с делом о преднамеренном убийстве.

От меня не ускользнул и еще один факт. На мой вопрос так и не ответили. Сейчас я обладала не большей информацией, чем до того, как разыграла свое драматическое представление.

Теперь было бессмысленно звонить в Чикаго.

В эту минуту мне все показалось довольно-таки бессмысленным.

Возможно, имя, которое он мне назвал – Кристофер Куинн, – не было его настоящим именем. Да и весь его облик теперь стал казаться мне мистификацией, начиная от приверженности к старым фильмам и кончая любимой дочерью и безвременно почившей женой.

Собираясь на работу, я все больше проникалась убеждением, что мужчина моей мечты существовал только в моей фантазии.

На телестудии царило лихорадочное оживление, но я не обратила на это особенного внимания. На меня вдруг навалилась тяжелая усталость, несмотря на то что я выпила четыре чашки кофе и съела несколько бисквитов. Сейчас я была одновременно и возбуждена, и отупела от бессонницы.

– Николь! – Мэри Клэр схватила меня за руку. – Тебя дожидается полицейский!

Неужели это был Кристофер? Я с трудом вздохнула.

– Он сказал, что ему надо?

Я провела рукой по волосам, пытаясь привести в порядок прическу. Так просто, на всякий случай.

– Он хочет поговорить с тобой о Марте Кокс. Мне он тоже задал несколько вопросов. Я сказала, что, кажется, ты ее недолюбливала и не захотела принимать участия в мемориальной службе.

– Благодарю, – пробормотала я, охваченная ужасом.

Но Мэри Клэр не восприняла моего сарказма. Он пропал зря.

Я выпрямилась, готовясь встретиться лицом к лицу с Кристофером Куинном. И тут увидела его.

– Мисс Ловетт! – Офицер оказался очень крупным мужчиной. – Я офицер Уильямс из полицейского управления города Саванны. Если я правильно понял, вы ведь были знакомы с мисс Мартой Кокс?

Теперь у меня оставались только две возможности. Я могла согласиться и признаться в своем преступлении или заупрямиться и выиграть время. Но правда заключалась в том, что раз мне все равно грозил арест, то я бы предпочла, чтобы меня арестовал Кристофер Куинн.

– Да, я с ней знакома, – ответила я, стараясь говорить как можно непринужденнее и беспечнее. К несчастью, несмотря на поглощенный мной кофе и бисквиты, я чувствовала себя не лучшим образом. Я сильно нервничала. И тут у меня задергалось нижнее левое веко.

К счастью, офицер Уильямс не заметил этого, будучи погруженным в другое занятие: он делал какие-то пометки в своем блокноте.

– Видели ли вы Марту Кокс после ее прибытия в город?

Забавная вещь происходит с вами, когда у вас начинает дергаться веко. Чем сильнее вы стараетесь заставить его перестать это делать, тем меньше оно вам повинуется.

– Да, по правде говоря, я ее видела. Она ко мне приходила.

– Приходила?

Он воззрился на меня, и выражение его лица изменилось. Из безразлично-вежливого, исполненного вялого профессионального интереса оно становилось все более удивленным по мере того, как он наблюдал за гимнастикой, которую проделывало мое непокорное веко.

Потом он вернулся к своему блокноту.

– Она ничего вам не говорила о своем намерении покинуть город?

– Нет, абсолютно ничего.

Мой глаз задергался с отчаянной силой.

– И какой характер носила ваша беседа?

– Ну, мы говорили о разном…

– Мисс Ловетт. – Он поднял на меня глаза, и в его голосе зазвучали суровые нотки: – Я женатый человек.

На мгновение я оторопела: он вообразил, что я с ним заигрываю и подмигиваю ему.

– Нет, нет!

Я попыталась придумать ответ, который отмел бы все его подозрения и в то же время не обидел его.

– Каким бы привлекательным я ни находила вас, дело в том, что…

– …женатые мужчины вызывают у вас отвращение?

– Нет! Это тик. Когда я нервничаю, у меня дергается глаз.

– Так вы нервничаете, мисс Ловетт?

– Конечно, нет! – ответила я с негодованием, несмотря на предательское подергивание глаза.

– Если вы вспомните что-нибудь, что могло бы помочь найти мисс Кокс, пожалуйста, свяжитесь с нами.

– Даю слово, – сказала я, против воли подмигнув.

Офицер Уильямс помолчал с минуту, будто раздумывал, может ли считаться уликой подергивание лицевых мышц, потом захлопнул свой блокнот. Когда он повернулся, собираясь уйти, у меня мелькнула мысль.

– Прошу прощения, офицер.

– Да?

– Вы знаете Кристофера Куинна?

– Кристофера Куинна? Того парня, что снимался в фильме «Грек Зорба»?

– Нет, там снимался Энтони Куинн, а я имею в виду реальное лицо, полицейского по имени Кристофер Куинн.

– Вы хотите сказать здесь, в Саванне?

Я утвердительно кивнула.

– И как он выглядит?

– Ну, у него темные волосы, он высокий, хорошо сложен, ярко-зеленые глаза. Не скажу, что он красив в привычном смысле слова.

На минуту офицер задумался:

– А вы полагаете, что ключ к этой истории в его руках?

Он смотрел на меня как-то странно, будто додумывал за меня мою собственную мысль.

– Нет. Боюсь, ничем не могу вам помочь. Но, если вы вдруг вспомните что-нибудь, что могло бы сослужить нам службу, позвоните мне.

– Не сомневайтесь!

Он улыбнулся и приложил два пальца к месту, где должна была помещаться шляпа, но шляпы он не носил. Потом он ушел.

Мне тоже хотелось порасспросить его о Марте, о том, что полиция думает по поводу ее исчезновения, и о том, где она, по их мнению, может находиться, но я опасалась вызвать подозрение. Ясно было только одно: когда Мэри Клэр упомянула мемориальную службу, полицейский не спешил отрицать общее мнение о том, что Марта Кокс мертва.

Возможно даже, они обнаружили ее тело и теперь пытались заставить предполагаемого убийцу выдать себя, усыпив его бдительность сообщением о ее исчезновении. Но правда заключалась еще и в том, что я сейчас думала о Марте не так, как прежде, а совсем по-иному, будто заново смотрела старый фильм и открывала в нем неизвестное ранее.

Оглядываясь назад, я теперь вспоминала случаи, когда Марта делала попытки подружиться со мной, но я всегда противилась этому и отталкивала ее. Например, был случай, когда набирали состав «актеров» для какого-то школьного спектакля, и Марта, улыбаясь, подошла ко мне и сказала что-то доброе о том, как хорошо я сыграла свою характерную роль, а я повернулась к своим подружкам и высмеяла ее. Не помню точно, что я сказала, но хорошо запомнила выражение ее лица, особенно глаз.

Были и другие случаи, но за эти годы они выветрились из моей памяти. Гораздо проще было считать Марту Кокс вечным врагом.

Таким образом я автоматически становилась жертвой и снимала с себя всякую ответственность.

Выбрав Марту Кокс козлом отпущения, я могла относиться к себе некритически. Я всегда имела возможность ткнуть пальцем в Марту и щедро пожалеть себя. Все это в известном смысле было очень удобно. Собственно, и с Джедом, моим женихом, история повторилась. Наши отношения так никогда и не зашли слишком далеко. Скорее это был вопрос инерции и привычки, а не чувств.

После окончания колледжа мы не потрудились расстаться, а когда, как нам казалось, пришло время пожениться, мы обручились. И я предалась мечтам о грандиозной свадьбе, которая вполне подошла бы телеведущей.

Я была так занята мыслями о свадьбе, что не задумывалась о браке как таковом.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что Джед в конце концов бросил меня. Неудивительно и то, что он не объяснил, почему это произошло, – я ведь не стала бы его слушать, и он знал это.

Не было ничего странного и в том, что он начал встречаться с Мартой, но ведь он встречался не с ней одной. И Марта, которой не было в городе, когда он меня оставил, порвала с ним, узнав, что мы были обручены. Возможно, что Джед по-настоящему ей нравился, возможно даже, что она начинала его любить, и все же Марта порвала с ним.

Я предпочла забыть об этом. Вместо того чтобы отнестись критически к себе самой, я предпочла считать виновницей крушения своего брака Марту, но на самом-то деле, когда Джед не явился в церковь, Марта была за сотни миль от этого места.

Да и теперь, когда она заглянула ко мне, я не дала ей шанса оправдаться. А если бы дала, она была бы, вероятно, сейчас жива.

Если бы я повела себя иначе, все обернулось бы совсем по-другому.

И тогда я приняла решение. Если Кристофер Куинн позвонит еще раз, я обо всем расскажу ему. А если он не появится и не позвонит в течение двух дней, я пойду в полицию и во всем признаюсь. Возможно, это решение пришло ко мне слишком поздно, но в конце концов оно пришло. Я была готова взять на себя ответственность за собственные поступки. Наконец-то!

Глава 8

По-видимому, Кристофер Куинн, кем бы он ни был, не знал правил. Его последними словами, обращенными ко мне при расставании, были: «Я позвоню». И поэтому когда он вдруг действительно позвонил мне в конце дня, я была как в тумане.

– Привет, – сказал он, и голос его звучал как-то напряженно. Что-то с его голосом было не так. – Знаю, что уже поздновато, но не согласитесь ли вы пообедать сегодня со мной?

«Ага! – подумала я. – Вот оно! Хватит ходить вокруг да около. Он готов обвинить подозреваемую, но надеется отлично пообедать до того, как отведет меня в наручниках в тюрьму».

Но я была готова к этому.

– Разумеется, я свободна, – ответила я, и это было правдой, потому что пока еще я и вправду была свободна.

– Потрясающе!

И снова в его тоне я различила нотки усталости, столь не вязавшиеся с его обычно бодрым голосом. Он предложил встретиться в известном французском бистро на Конгресс-стрит, и я согласилась.

До нашего свидания оставалось еще много времени. Поэтому после работы я отправилась домой и выпила большую чашку чаю.

Мне было о чем подумать, но не было смысла обдумывать каждую деталь. Моя жизнь должна была в корне и навсегда измениться.

Что делают другие люди, когда оказываются в подобной ситуации? Вместо того чтобы совершить какой-нибудь значительный поступок, я выпила вторую чашку чаю и уставилась на узор на кухонной скатерти.

Потом позвонили мои родители. Я была готова рассказать им все, но вдруг осознала, что облегчением это было бы только для меня. Пусть еще немного поживут в счастливом неведении, побудут в своем невинном счастливом мире. Скоро он разлетится вдребезги… Время настало. Я окинула свой дом последним взглядом, гадая о том, когда увижу его снова, если увижу вообще.

Но до ресторана я ехала на редкость спокойно. Это был мой выбор – встретиться с офицером Куинном, мое решение. Как бы я ни колебалась, я сумела побороть желание бежать без оглядки.

Как и в прошлый раз, Кристофер ждал меня в бистро и выглядел невероятно торжественным. В воздухе уже чувствовалась осенняя прохлада.

Он был в пиджаке, и волосы его слегка растрепались.

Внезапно я представила его в роли отца, любящего мужа и вдруг осознала, что вся его жизнь оказалась разбитой. Как ужасно, наверное, это было для него. Должно быть, ему приходилось иметь дело с бессмысленными смертями, начиная от смерти собственной жены и кончая Мартой. Он видел их слишком много, но, видимо, ему еще ни с кем не приходилось говорить об этом, ему не с кем было поделиться своей печалью.

Кристофер встал, как только я подошла к столику, и мы заняли свои места.

– Рад вас видеть, Николь.

Он положил руку поверх моей.

– Мне тоже приятно вас видеть. – «Несмотря на прискорбные обстоятельства», – добавила я про себя. Но я и в самом деле была рада его видеть.

– Надеюсь, ваш день был удачным.

Официант принес нам меню.

– Откровенно говоря, у меня бывали дни и получше.

Кристофер посмотрел на меня и отвел взгляд.

Значит, он знал, что ему предстоит сделать.

– Понимаю, – откликнулась я тихо.

– Понимаете?

Я кивнула:

– Это ведь совсем не то, чего вы ожидали, да?

Он смотрел прямо мне в лицо, и эти его выразительные глаза были совсем близко от моих.

– Нет, не совсем. Но я думал, это будет легче.

– И давно вы знаете?

Он пожал плечами:

– Да пожалуй, я знал все время.

– А я и не догадывалась. Я хочу сказать, не догадывалась, что вы знаете.

– Ну…

– И что, все дело упиралось во фруктовый кекс?

– Фруктовый кекс? – Кристофер положил меню на стол и уставился на меня. – Какая тут связь с фруктовым кексом?

Вернулся официант. Лицо его выражало почтительное ожидание. Бросив на нас один только взгляд, он поднял руку, давая понять, что готов ждать сколько угодно или что может вернуться к нам попозже.

– Фруктовый кекс? – повторил Кристофер.

– Ну, я имею в виду орудие убийства.

– Орудие убийства?

В уголках его губ я заметила зарождение улыбки.

– Моя дорогая Николь! О чем речь?

– О деле Марты Кокс. Я убила ее, позволив ей съесть кусок фруктового кекса тети Адели.

Вот оно – полное признание. Меня охватило чувство удивительной легкости. Самое худшее было позади. Я призналась в своем преступлении.

В течение нескольких минут рот Кристофера Куинна был растянут в улыбке. Потом он начал смеяться, сначала пытаясь подавить смех. Потом уже был не в силах совладать с хохотом.

Мне оставалось только молча таращить на него глаза. Впервые в жизни я видела офицера полиции, впавшего в истерику под влиянием нервного напряжения, в то время как подозреваемая хранила сверхъестественное спокойствие. Остальные посетители ресторана повернули к нам головы. На их лицах застыли неуверенные улыбки – они не знали, как реагировать на мужчину, впавшего в истерику и давящегося смехом, и женщину, с мрачным и торжественным лицом склонившуюся над раскрытой книжечкой меню.

Наконец его смех смолк, но он продолжал улыбаться и время от времени хмыкал.

– Благодарю вас, Николь, – сказал Кристофер. – Не могу выразить, как мне это было необходимо.

– Ну и отлично, – сказала я, потом отважилась сделать еще один шаг вперед. – Итак, когда вы намерены меня арестовать, офицер Куинн?

Улыбка его поблекла.

– Кто офицер Куинн?

– Вы.

– Откуда, черт возьми, у вас возникла подобная идея?

– Вы ведь полицейский? Я права?

– Повторяю свой вопрос: откуда, черт возьми, у вас возникла подобная идея?

– Ну, все указывало на это. Хотите, чтобы я объяснила? Он кивнул, и я приступила к рассказу:

– Вы появились неизвестно откуда как раз в тот вечер, когда исчезла Марта Кокс. Я увидела что-то блестящее в вашем бумажнике, и скорее всего это был ваш полицейский значок. Ваш интерес ко мне носил, несомненно, профессиональный характер. Вы ухитрились держать меня во взвешенном состоянии специально для того, чтобы я призналась вам. И я несколько раз проговаривалась. Вы даже нашли улики – остатки исчезнувшего фруктового кекса, пресловутую засахаренную вишню и крошки. Вы придумали «легенду прикрытия», нелепую историю о том, что вы якобы преподаватель колледжа. Право же, офицер Куинн, вы могли бы придумать что-нибудь похитрее и поискуснее, вместо того чтобы сообщать мне, что преподаете все понемногу. Хотите, чтобы я продолжала?

Его лицо было непроницаемо. Все, что я заметила, – это что его пресловутые ямочки куда-то пропали. Вернулся официант, бросил на нас вопросительный взгляд и снова тихонько удалился.

В течение нескольких минут Кристофер просто смотрел на меня, потом очень медленно опустил руку в карман. Я похолодела.

Неужели он достанет оружие? Возможно, все, что я сказала, содержало нечто оскорбительное для него, задевающее честь офицера полиции? Может быть, он собирался извлечь наручники? Может быть…

Он бросил на стол бумажник, и тот шлепнулся с резким звуком.

– Не хотите ли заглянуть внутрь?

– В этом нет необходимости, – ответила я деревянным голосом.

Откровенно говоря, я умирала от любопытства – что бы такое могло там быть? Официальный документ полицейского офицера и полицейский значок или еще какие-нибудь официальные бумажки, представляющие для меня захватывающий интерес и только и ждущие минуты, когда бы я могла с ними ознакомиться?

Но нет, я подавила любопытство и смотрела в сторону, стараясь не поддаться искушению.

– Пожалуйста! Я настаиваю.

Одним пальцем он подтолкнул бумажник поближе ко мне.

– Право же, это так глупо!

– Согласен. И все же будьте любезны взглянуть.

Было очевидно, что он не даст мне избежать искушения заглянуть в свой бумажник. И снова я оглядела зал ресторана, но, кажется, больше никто не смотрел на нас. Тогда я решилась дотронуться до его бумажника. Сначала робко. Он еще хранил тепло от соприкосновения с его телом.

– Ладно, – прошептала я.

Как зачитанная книга, привыкшая открываться на определенной странице, бумажник раскрылся от одного моего прикосновения.

И вот он, полицейский значок, блеснул, послав блик мне прямо в глаза. Я посмотрела на Кристофера, но он не сводил глаз с меня и бумажника.

– Прочтите вслух, что там написано, – сказал он тихо. Мне не хотелось отводить взгляда от его лица, потому что я знала, что как только я ознакомлюсь с содержимым его бумажника, как только содержащаяся в нем информация перестанет быть для меня тайной, притворяться станет невозможно. Это будет концом моей мечты о нормальной жизни с ним, а я только теперь осознала, как отчаянно хотела, чтобы эта мечта стала явью.

И все же я заглянула внутрь. Мне потребовалась всего секунда, чтобы сфокусировать зрение. Да, там, внутри, была звезда, сверкающая романтическим светом в этом маленьком темном бистро. Но что-то было не так. Я держала бумажник таким образом, что могла прочесть выпуклые буквы, отчеканенные на звезде: «Самый лучший на свете папа».

– Моя дочь подарила мне этот значок в прошлый День отцов. Этот подарок обязывает меня водить ее в парк утром по субботам, а также печь ей блинчики, а вовсе не распутывать преступления.

– Не понимаю, – промямлила я, не в силах справиться с величайшей неловкостью, которую когда-либо испытывала в жизни.

– Поглядите на документ позади этого значка, – предложил мне Кристофер.

Это была ламинированная карточка, не очень удачная, но и не самая плохая. Однако это был самый настоящий официальный документ с настоящей официальной печатью. «Колледж Ла Саль» – стояло там.

Дальше шли буквы помельче: «Кристофер Ф. Куинн, доктор философии».

– Что означает это Ф.? – задала я идиотский вопрос.

– Не скажу, – ответил он. – Замечу только, что я провел много времени в школьных дворах, защищая кулаками свою мужскую честь, и все из-за этого второго имени.

Меня охватило странное чувство, закружилась голова. Он не собирался арестовывать меня! Все, что я напридумывала за последние несколько дней, было чушью. Но в таком случае чем он занимался здесь?

И все-таки то, что я узнала о его личности, никоим образом не снимало с меня вины за убийство. Я была и осталась убийцей.

Кристофер заказал бутылку хорошего вина и попросил меня рассказать ему все о Марте Кокс. Я поведала ему всю историю в подробностях, начиная от нашей первой встречи и до момента, когда я осознала, что она ушла, предварительно съев кусок фруктового кекса тети Адели. Он слушал внимательно, иногда задавая уточняющие вопросы. Наконец я закончила свое повествование, не притронувшись при этом к своему супу. Кристофер за это время съел весь хлеб из поданной нам корзиночки и попросил еще.

– Итак, теперь вам все известно, – сказала я наконец. – Вы знаете, что я трусливая убийца.

Я чувствовала облегчение оттого, что выложила ему все, что поделилась с ним давящей на меня тяжестью. Он молчал.

– Ну? – не выдержала я. – Пожалуйста, скажите же что-нибудь!

Кристофер собрал горкой хлебные крошки и теперь подталкивал эту горку то в одну, то в другую сторону.

– Майк Джигант, – проговорил он. Я стала судорожно вспоминать, знаю ли это имя. – Думаю, в первый раз я столкнулся с Майком Джигантом в шестом классе. Он связал вместе шнурки моих башмаков. Я встал, тотчас же упал и поклялся, что буду ненавидеть его до конца жизни.

– Ну и что же? Что было дальше?

– Я хранил эту клятву в течение четырех лет. Мы были членами одной футбольной команды, и у нас были общие друзья. И хотя бы раз в год мы умудрялись подраться. Но это не были смертельные драки. Так, пустяки, до первой крови или выбитого зуба. Позже, когда я был уже в старших классах, я оставил что-то в своем школьном шкафчике. Раздевалка была пуста, и я услышал, как кто-то плачет в душе. Я заглянул туда и нашел там Майка Джиганта. Он сидел полностью одетый, прислонившись спиной к кафельной стене, опустив голову на руки. Оказалось, что умерла его бабушка. Он хотел, чтобы я ушел, но я остался и сел с ним рядом. Мы почти не разговаривали. Потом пришло время мне идти домой, а он даже не поднял головы, когда я встал. Но на следующий день после занятий он дожидался меня. Я думал, что он на меня набросится. Поэтому снял свой ранец и приготовился драться.

– И что случилось?

– Ничего. Он поблагодарил меня и пошел домой. И мало-помалу мы стали друзьями. Но началось все с того, что мы перестали враждовать. Мы больше не дрались и не плевали друг в друга, если наши пути пересекались. Ну а дружба завязалась позднее и развивалась довольно медленно.

– Значит, первый шаг сделали вы.

– Ну, можно сказать и так. Но в некотором отношении и он пошел мне навстречу тогда, в душе. Он ведь мог оттолкнуть меня, но не сделал этого.

Я принялась наконец за свой давно остывший суп, думая о том, насколько по-другому могло все сложиться, если бы я поменьше копалась в своих чувствах.

– А вы и Майк все еще друзья?

Кристофер усмехнулся:

– Да. Собственно говоря, его младшая сестра была моей женой.

– О!

Я не знала, что бы такое сказать. Снова речь зашла о его жене. Его способность прощать привела его прямиком к счастью. Моя же неспособность примириться с обидами привела меня… Ну вы знаете к чему.

– Николь! – Кристофер подался вперед, ко мне, так близко, что его дыхание коснулось моих волос и слегка растрепало их. – Я готов побиться об заклад, что Марта Кокс жива, здорова и благоденствует.

– В таком случае где же она?

– Кто знает? Жизнь сложна. Вероятно, у нее были собственные причины исчезнуть. Но я скажу вам одну вещь. Едва ли ее исчезновение имеет отношение к фруктовому кексу.

– Вы действительно так считаете?

Кристофер кивнул:

– Ни минуты не сомневаюсь. И, если вы не возражаете, я готов помочь вам найти ее. Мне всегда хотелось быть сыщиком-любителем. К тому же я пересмотрел столько фильмов с Диком Пауэллом, что буду просто счастлив помочь вам.

– Правда? И с чего мы начнем?

– Ну, сначала мы закончим наш обед. Потом выпьем кофе. А дальше будем думать, почему только что нанятая на работу бывшая «Мисс Джорджия» пожелала исчезнуть и где она может обретаться. Как вам такой план?

– Отлично. Но ведь полиция уже несколько дней разыскивает Марту Кокс – и никаких результатов.

– Верно. Интересно знать, в полную ли силу они стараются? На этой неделе они не особенно напрягались. В газетах ее исчезновение тоже освещалось не очень широко. Полиция ведь и сейчас ведет расследование? Да? В то же время нет оснований считать, что идет нечистая игра. Марта Кокс исчезла, но едва ли это преступление, если исчезает взрослый человек в здравом уме и твердой памяти.

– Возможно.

В том, что говорил Кристофер, просматривался несомненный здравый смысл.

– Но давайте попробуем рассудить по-другому, – продолжал он. – Все свидетельствует о том, что едва ли она была отравлена. Если бы это было так, ее обнаружили бы в отеле. Верно? Или где-нибудь на обочине дороги рядом с ее машиной, и дыхание ее отдавало бы запахом фруктового кекса. А этого, как вы знаете, не случилось. Да и смертельно больные люди обычно не склонны упаковывать свои чемоданы и спокойно уезжать.

В первый раз за эти дни передо мной блеснул луч надежды. И тут мы подошли к лучшей части обсуждения нашей проблемы. Я положила ложку:

– А почему у вас выдался такой тяжелый день?

Кристофер поднял брови:

– Итак, мы возвращаемся к самому началу. Верно? Для меня этот день был ужасным не в том смысле, что пришлось заниматься ужасными вещами. Я не ходил вокруг да около, собираясь признаться в убийстве. Просто…

– Что?

– Я наконец осознал, что вряд ли смогу стать писателем-романистом. Я приехал сюда в надежде найти источник вдохновения. Но этого не случилось. И дело не в Саванне, а во мне самом.

– Но что вы хотели здесь найти? Какого рода вдохновение?

– Не знаю толком. Просто почему-то мне казалось, что здесь я найду нужный мне импульс.

– Но может быть, вы еще здесь что-нибудь и найдете, – возразила я и ободряюще коснулась его руки. Медленно и нежно он взял мою руку и погладил ее.

– Думаю, это уже произошло, – сказал он тихо.

И прежде чем я успела ответить, принесли наконец пышущее жаром второе блюдо. И в первый раз за эти несколько дней я почувствовала, что отчаянно голодна.

Мы больше не возвращались в тот день к вопросу о судьбе пропавшей бывшей «Мисс Джорджии». Да, впрочем, и ночью тоже.

Все происходило как в тумане. Все, что я запомнила, – это то, что мы пришли ко мне домой и долгие часы просидели рядом, и он обнимал меня за плечи. И это казалось мне правильным, естественным и нормальным.

Нам не хотелось изменить положения, перейти с дивана в другое место. Наши отношения естественно проходили одну фазу за другой, от нежного, похожего на прикосновения крыльев бабочки поцелуя до поцелуя крепкого, горячего и страстного. И во всем этом я черпала глубокий покой и утешение. Этот человек, с которым я была знакома так недавно, совсем не пугал меня.

Все было так, как я представляла себе это в мечтах.

Когда наступило утро, Кристофер наконец ушел, и ушел, как мне показалось, крайне неохотно. Прощаясь у двери, он снова поцеловал меня. Глаза его были еще затуманены, когда я спросила его:

– Так что же означает буква Ф, начальная буква вашего второго имени?

И он ответил не колеблясь:

– Финнеас.

И ушел. Я смотрела ему вслед с улыбкой на губах. На этот раз у меня не было сомнений. Я знала, что увижу его снова. Потом в голову мне пришла другая мысль. Финнеас?