Текст книги "Джек Бестелесный"

Он сказал: «Роги!»

И позволил мне познакомиться с собой.

22

Суоффем-аббас, Кембриджшир, Англия, Земля

7 декабря 2051

Адриен Ремилард не мог понять, зачем он так срочно понадобился профессору Анне Гаврыс-Сахвадзе. Она дальнировала ему в десять утра по нью-гемпширскому времени и пригласила его поужинать с ней, если у него найдется время.

Адриен торопился завершить свою долю переработки учебника отца «Программирование метаконцертных структур и матриц» – срок сдачи неумолимо приближался, и они с Дени были вынуждены задержаться на Земле, когда все остальные члены семьи отправились на Консилиум Орб. У него никак не могло найтись времени для болтовни со старым другом семьи – даже таким любимым, как «Дотти» Аннушка. Так он звал ее, когда еще не мог выговорить слово «доктор». Анна просто обожала семерых младших Ремилардов со всем пылом женщины, которая не может иметь своих детей, и, часто приходя в гости, приобщала их к русскому домашнему мороженому и другим незабываемым этническим лакомствам.

Когда она дальнировала ему, он сослался на неотложную работу. У него оставалось всего три дня, чтобы завершить свой раздел книги до отлета. Не отложить ли встречу, пока и Дотти Аннушка не прилетит на Орб? Тогда у них будет сколько угодно времени для долгих-долгих бесед. Или он прямо сейчас объявит, о чем ей надо с ним поговорить.

Но Анна сказала: «Я должна увидеться с тобой, Адриен, и немедленно. Будь так добр прошу тебя я бы не стала настаивать если бы дело не было таким критически важным».

И Адриен немедленно отправился к своему ролету и три часа спустя встретился с ней, чтобы поужинать в «Ветряной мельнице». Ресторанчик находился недалеко от Института изучения динамических полей, где работала Анна, в деревушке к северо-востоку от Кембриджа. Хотя Анна встретила его крепким русским объятием и поцелуем, ее омоложенное лицо выглядело осунувшимся – как ни старалась она экранировать свое эмоциональное состояние, ей не удавалось скрыть, что нервы у нее натянуты и прячет она сильнейшую тревогу. Она отказалась обсуждать свое «критически важное дело» в ресторане, да еще таком, как «Ветряная мельница»; вокруг полно оперантных ученых, поглощающих бутерброды и мясные пироги и запивающих их элем. Разговор придется отложить до того, как они после ужина отправятся в ее лабораторию, где, сказала она ему, они укроются за сигма-полем, нейтрализующим любое дальнирование, зондирование и сканирование, так что никто на Земле не сможет их подслушать.

Адриен вытаращил глаза и только и сказал: «Бога ради, Дотти!»

Но она ничего больше не говорила, пока он не кончил есть и они не вышли из уютного ресторанчика в зимнюю ночь. С замерзших болот дул ледяной ветер, но до комплекса ИИДП идти было недалеко. По указанию Анны свой ролет он оставил на ресторанной стоянке.

Когда они отошли на порядочное расстояние, Анна спросила:

– Ты знаешь, что жена Дэвида Макгрегора умерла?

– Да. Поль дальнировал папе, а папа сообщил мне. Ужасно! Дэвид и Маргарет казались такими счастливыми. Насколько я понял, ее самоубийство совершенно сломило Дэвида.

Они перешли улицу, свернули в переулок. И Анна взяла Адриена под руку.

– Дэвид дальнировал мне сегодня рано утром и сообщил новые подробности расследования. Магистрат обнаружил элементные человеческие останки, соотносимые с женщиной ее массы и включающие золото и металлические присадки, равные весу ее обручального кольца. Ее аура угасла, насколько могут судить крондакские компараторы. Во всяком случае, в радиусе тысячи световых лет от Орба ее нет. Магистрат готов объявить ее юридически мертвой, но вопрос останется открытым.

– Но она оставила записку…

– Написанную ее почерком, с отпечатками ее пальцев и следами ее ДНК. Однако Дэвид убежден, что она никогда не наложила бы на себя руки. Он считает, что ее принудили написать эту записку, а затем убили тем же таинственным способом, что и Бретта Маккалистера, и те же, кто напал на нее в Дартмуте в канун Всех Святых. Дэвид сказал мне, что убийца, видимо, – кто-то из семьи Ремилардов, возможно, сам Поль.

Адриен остановился как вкопанный и смерил взглядом русскую ученую. На ней была длинная шуба из искусственного меха и такая же шапочка, которые в сочетании с ее коренастостью делали Анну похожей на толстенького игрушечного мишку, что никак не вязалось с ее жестокими словами. Эта милая старушка была знакома с ним и его семьей более сорока лет. Но она была не просто старинным другом, но еще и руководителем кафедры сигма-исследований при Кембриджском университете и не имела обыкновения поддаваться темным фантазиям.

– Но какой мотив мог быть у нас, Ремилардов? – спросил Адриен.

– Некоторые среди моих знакомых кандидатов в Магнаты считают, что убить Бретта могли потому лишь, что он не хотел, чтобы его жена заседала в Консилиуме. Другого мало-мальски правдоподобного мотива найти нельзя. И ведь после его смерти Кэтрин согласилась! А теперь Дэвид – единственный соперник Поля на пост Первого Магната. Дэвид слишком мощный оперант, чтобы безнаказанно нападать на него. Но убийца – если Дэвид прав и Маргарет действительно убили – вполне был способен предположить, что смерть Маргарет ввергнет Дэвида в отчаяние и он сам снимет свою кандидатуру. Ты, разумеется, знаешь, что мать Дэвида за много лет до Вторжения убил фанатик, ненавидевший оперантов. А потеря Сибиллы, его первой жены, сразу после рождения Уильяма причинила ему душевную травму, от которой он не мог оправиться тридцать лет.

Они пошли дальше, и вскоре впереди замаячили корпуса ИИДП. Восточный ветер теребил посеребренную инеем траву, свистел в голых ветвях тополей по сторонам подъездной дороги.

– Убийца не может быть из моей семьи, – сказал Адриен. – Жизнью ручаюсь.

– Да? – Тон ее был таким же холодным, как ветер. – Несомненно, Магистрат с тобой согласится. Они ведь подвергли всех вас зондированию после убийства Бретта Макаллистера и были вынуждены снять с вас подозрения.

– И все-таки ты говоришь, что, по убеждению Дэвида, кто-то из Ремилардов убил Бретта, а потом и Маргарет. Магистрат принял во внимание это предположение?

– Дэвид никого не обвинил… официально. Как бы он ни мучился от горя, у него хватит здравого смысла не провоцировать скандал, который может расстроить прием в Консилиум. Но, согласись, если эти две смерти действительно связаны, Конфедерация Землян попадает в жуткое положение. Ремилардов называют Первой Метапсихологической Семьей не без основания: все вы занимаете высокие посты. И если кто-то из вас расчетливый убийца…

– Никто в моей семье на подобное не способен. Я же знаю!

– Мой дорогой Адриашка, твоя пристрастность естественна. – Ее тон смягчился. – И не исключено, что ты прав и подозрения Дэвида беспочвенны. Но если прав он, то, по моему взвешенному мнению, есть только один Ремилард, чья невиновность вне сомнений. Тот, который никак не мог убить Маргарет, а следовательно, логично рассуждая, не убивал и Бретта. Это ты.

(!!)

– Никто не мог бы принудить Маргарет Стрейхорн написать эту записку с расстояния в четыре тысячи световых лет и уж тем более – вынудить ее забраться в мусоросжигатель. В момент ее смерти ты был здесь, на Земле, – следовательно, ты не убийца. – Она улыбнулась ему. – К тому же я знаю тебя, мой милый маленький Адриашка, которого я нянчила у себя на коленях. Я знаю, ты добр, честен и бескорыстен… Я знаю, ты не следуешь слепо диктату Галактического Содружества – в отличие от Поля и Анн, и ты не заворожен бесспорной одаренностью своего младшего брата – в отличие от остальных членов вашей семьи.

Адриен только покачал головой. Некоторое время они шли в молчании. Потом он спросил:

– Почему ты настояла, чтобы я приехал сюда?

– Я должна сделать тебе одно очень серьезное предложение. Такое… Наш разговор я откладывала до более позднего времени, но обстоятельства изменились, и лучше сообщить тебе сейчас.

– В чем оно заключается?

– Во-первых, позволь сказать тебе, что в Кембридже сделано основополагающее открытие, о котором экзотики пока ничего не знают. Те, кто его сделал, сочли, что было бы плохой политикой объявлять о нем до того, как человечеству предоставят полное гражданство в Галактическом Содружестве и экзотики не будут больше контролировать правоохранительные органы. Я очень скоро расскажу тебе все подробно, и не надо меня принуждать.

Адриена такое недоверие больно укололо.

– Дотти Аннушка, неужели ты правда думаешь, что я способен на такое?

– Полной уверенности у меня не было, – ответила она невозмутимо. – Если ты предан Содружеству больше, чем своей человеческой расе, то мог бы пустить в ход принуждение.

Они продолжали идти, не разговаривая и не общаясь телепатически. Адриен никак не мог понять, с какой стати Анна обвиняет его братьев и сестер. И что это за эпохальное открытие? Не опубликовать немедленно результаты важных исследований?! Но это же серьезнейшее нарушение профессиональной этики. Если Анна, обычно такая щепетильная, участвует в подобном сокрытии, у нее должна быть чертовски веская причина. Что происходит?

Наконец, когда Адриена в его легкой штормовке проморозило почти до костей, они подошли к крылу огромной лаборатории исследований сигма-поля. Анна сдернула перчатку и прижала подушечку большого пальца к нагретому замку боковой двери. Она распахнулась. Внутри средневекового здания было тепло и тихо. В ярко освещенных коридорах – ни души.

– Сегодня тут никто не работает, – сказала Анна. – Я об этом позаботилась. Положение руководителя кроме ответственности имеет и свои преимущества.

Они подошли к двери с табличкой: «ИДЕТ ЭКСПЕРИМЕНТ. ВХОД СТРОЖАЙШЕ ЗАПРЕЩЕН!» Анна открыла ее таким же нажатием пальца. Они оказались в небольшом помещении без окон, загроможденном аппаратурой. Повсюду змеились кабели, пахло озоном, а пол, судя по его виду, не подметали уже очень давно. В центре, на небольшом пятачке перед консолью крайне делового вида, стояли два стареньких деревянных складных стульчика. С электрического подъемника над консолью свисал какой-то прибор.

Анна сбросила шубу на пол, и руки ее запорхали над кнопками и рычажками.

– Это и есть новый сигма-генератор, обеспечивающий непроницаемость для ультрамысли? – спросил Адриен, указывая на аппарат у себя над головой. Он сел рядом с ней и молниеносно сканировал схему. Какая компактность! Ну и, конечно, по сложности на несколько порядков выше механических экранирующих устройств, уже давно использовавшихся в Содружестве. Ни одно из них не обеспечивало безопасности от зондирования, если к нему прибегал человек класса Великого Магистра, или крондак, или наиболее мощные сознания среди симбиари. Адриен еще не кончил изучать новый генератор, как все лампы вдруг погасли: словно купол из темного прозрачного стекла накрыл их обоих.

– Поле полностью пропускает газы, – сказала Анна, – и опасность задохнуться нам не угрожает. – Она сняла руки с консоли и откинулась с внезапным облегчением. – Как видишь, в отличие от более ранних экранов он тоже пропускает свет. Так что клаустрофобических ощущений можно не опасаться. – Она протянула руку и постучала костяшкой пальца по поверхности. – Но ни жидкости, ни твердых тел не пропускает и отражает зондирование, даже если ведет Великий Магистр вроде тебя. Хочешь убедиться? Вот на столе, в углу, кофеварка. Проверь, сможешь ли ты телекинетически ее включить? Постарайся, милый. Я с удовольствием выпью чашечку.

Адриен послушно пустил в ход свою телекинетическую метафункцию, которую очень ценили дети, но интеллектуалы как Содружества, так и человечества не одобряли ее использование. Взрослого – особенно с мощными метаспособностями – вздумай он телекинезировать направо и налево, могли счесть впавшим в детство. Тем не менее этот метафокус иной раз оказывался очень полезным.

Но, бесспорно, не внутри новооткрытого сигма-поля Анны.

– Отлично! – признал Адриен. – Я попытался нажать на кнопочку госпожи Кофеварки всеми эргами, какие сумел собрать, – и все без толку. Этот экран и есть твое великое научное достижение?

– Господи, конечно нет! – Она смотрела на него со странным выражением, в котором смешались страх и надежда. – Существование новой сигма-техники хорошо известно всем, кто работает в этой области, хотя широкая публика о нем и не осведомлена. Нет, наше действительно кардинальное открытие – нечто совсем другое и официально с ИИДП не связано. Я тебе расскажу… покажу, после того, как мы обсудим причину, почему я вызвала тебя сюда, в Англию.

Адриен героически совладал со своим нетерпением.

– Как хочешь.

Руки Анны лежали теперь у нее на коленях – пальцы без единого кольца, с коротко остриженными ногтями были крепко переплетены. Уставившись на них, она заговорила:

– Полагаю, я относительно важная личность: внесла кое-что новое в физику динамических полей и приобрела кое-какое профессиональное и общественное влияние, которое произвело впечатление на экзотиков, а то почему бы они стали выдвигать мою кандидатуру в Магнаты? Тем не менее, умри я завтра, потеря будет невелика. В нашем институте минимум пятеро вполне заслуживают той же чести, которую Содружество сочло нужным оказать мне.

Она подняла на него глаза и продолжала негромко:

– Милый Адриен, я скорее наложу на себя руки, чем раскрою секрет, которым намерена поделиться с тобой сейчас. Потому что я всем сердцем верю, что могу положиться на тебя, и только на тебя, и ты не сделаешь ничего, что могло бы повредить мне, как-то скомпрометировать меня. Но если ты предашь, у меня останется только один выход – смерть. Я говорю тебе это, чтобы ты понял, какие нерушимые я взяла на себя обязательства. Обязательства… которые, думаю, ты захочешь разделить.

Адриена охватила тревога. Куда она клонит, черт возьми? Ее метабарьеры внезапно исчезли, и за этой полосой пассивности затаилось что-то необыкновенное и очень опасное, словно требуя: «Загляни сюда!» Но он не мог. В чем бы ни заключалась великая тайна, открыть ее должна сама Анна.

– Нет, Аннушка. Тебе придется сказать. Зондировать я не стану.

– Хорошо. – Она кивнула. – Давным-давно ты был на вечеринке. Все много пили, и мысли, которые обычно надежно прячут, метались по комнате, как пресловутые адские нетопыри. Главным образом эти мысли воплощали возмущение Симбиарским Попечительством, доминированием экзотиков на Земле, пусть даже мы, люди, в принципе согласились вытерпеть все, что требуется, для получения гражданства в Галактическом Содружестве. Ты был пьян, как все, и с большой настойчивостью проецировал мысль, что мы, возможно, совершаем огромную ошибку, приняв ограничения, налагаемые цивилизацией экзотиков. В частности, ты сказал, что нам все еще неизвестна суть Содружества – то неопределимое Единство, которое столь ценят другие цивилизации, но противное человеческой натуре, нашим святым понятиям о неприкосновенности личности.

– Да, я это говорил, – признал Адриен. – И по-прежнему сохраняю эти сомнения. Но в последнее время я был так занят другими делами, что мне было не до них. Ну, и работы некоторых наших ксенологов и философов убедили меня, что Единство на деле может оказаться вовсе не таким пугалом, каким мерещилось. Но…

Анна подняла ладонь, останавливая его.

– Что бы ты сказал, если бы я сообщила тебе, что небольшая группа высокопоставленных оперантов, включая меня, убеждена, что будущие интересы человечества лежат вне Галактического Содружества?

– Думаю, я мог бы согласиться с тобой, – тихо сказал Адриен. – В настоящее время мы крайне нуждаемся в экзотиках. Но в перспективе… почему бы нам не остаться независимыми? И особенно – не зависеть от этого непонятного Единства! Готов признать, что оно отчаянно меня пугает, хотя я не имею о нем ни малейшего представления. Оно как будто оказывает разное воздействие на разные расы, и оно, безусловно, что-то куда более тонкое, чем аналогия с ульевым сознанием, которого так опасаются неоперантные алармисты… Я американец, Аннушка, – мы ценим свою свободу превыше всего на свете. Любая угроза этой свободе возмущает наш национальный дух, вот почему наши люди доставляли столько хлопот Симбиарскому Попечительству. То, как эти экзотики подгоняли нас под общий шаблон, было чистой воды деспотизмом – пусть и диктуемым наилучшими побуждениями. И я не мог не задаться вопросом, а не окажется ли Единство тиранией еще похуже – чем-то, в чем мы даже не видим покушения на свободу: рабством, которое мы будем приветствовать, которое сделает нас очень миролюбивыми и всем довольными, преобразит наше человеческое сознание в нечто нечеловеческое. А мы даже не осознаем, что с нами сотворили, потому что уже угодили в приятный капкан. Навсегда.

Анна взяла его руки в свои. Да, это все еще ее маленький Андриаша, с умом, острым как бритва, вечно задающий вопросы, никогда ничего не принимающий на веру. Ветер растрепал его волосы в темную копну, некрасивое лицо с усиками стало бледным и напряженным. Ему еще только сорок. Любящий муж и отец, необычайно одаренный ученый. Впереди у него долгая жизнь бескорыстного служения обществу. Есть ли у нее право втягивать его в заговор против организации, открывшей человечеству путь к звездам?

Но их маленькая группа так в нем нуждается! Особенно теперь, накануне принятия человечества в число сограждан Галактического Содружества. Он, безусловно, войдет в правящий круг Конфедерации Землян, в ее оперантную элиту. Ему будет легче всего определить, действительно ли Содружество и его Единство опасны так, как подсказывает ее интуиция.

– Адриен, милый, у меня есть для тебя приглашение. Я заманила тебя сюда для того, чтобы успеть сказать о нем прежде, чем ты станешь Магнатом. Тогда, если согласишься, то, принося присягу Содружеству, ты сможешь сделать при этом мысленную оговорку и не испытывать угрызений совести, решив впоследствии взять свою клятву назад. Если ты откажешься от моего приглашения, то все равно будешь вынужден хранить эту опасную тайну и от тебя будет зависеть моя жизнь. Я не допущу, чтобы о существовании оперантов, противников Содружества, узнали из-за меня. И тем более не предам их.

Она глубоко вздохнула, выпустила его руки и выпрямилась на стуле.

– Адриен, взвесь, согласен ли ты присоединиться ко мне и другим кандидатам в Магнаты, поставившим себе целью освободить человечество от Галактического Содружества? Мы не планируем пока никакого противоборства и не рекомендуем насилия. Мы намерены порвать с Содружеством законным путем, не причиняя экзотикам никакого вреда. Ты присоединишься к нам?

Он опустил голову, слушая ее, но теперь снова поглядел ей в глаза.

– Анна, в глубине души я всегда верил, что людям надо дать свободу выбора, возможность идти своим путем. Вопрос о Единстве мучает меня уже давно. Я не мог и вообразить, что имеется организованная оппозиция Содружеству. Но ты говоришь, что она существует, и ты ее поддерживаешь. Мне кажется, я буду рад присоединиться к вам. Но я должен предупредить тебя о том, что может сделать меня неприемлемым для твоих друзей. Ведь мы, Ремиларды, действительно отличаемся от других оперантов. Мы сильнее, особенно в принуждении, зондировании и созидании. Даже экзотики начинают это подозревать. Они не способны извлечь из нас правду зондированием. Мы слишком сильны. А вся правовая система Магистрата Содружества построена на непогрешимости зондирования крондак-Симбиарским методом. То есть с нами он утрачивает действенность. Вот почему… не исключено, что ты права и кто-то в нашей семье убийца. Раньше я не был откровенен с тобой. Судебное зондирование членов нашей семьи после убийства Бретта официально установило нашу непричастность к нему. В реальности же этот факт ничего не доказывает, поскольку мы все способны укрыть наши тайные мысли от самого интенсивного зондирования, какое доступно экзотикам. Между собой мы признали возможность того, что кто-то из нас убийца, и пытаемся найти решение этой проблемы. Ты сказала, что убеждена в моей непричастности. Но если вы примете меня в свою группу, полной уверенности в моей лояльности у вас не будет никогда! Не сомневаюсь, вы прозондировали побуждения друг друга, но обшарить мое сознание вам не удастся. Так, пожалуй, будет лучше, если я с благодарностью отклоню твое предложение до того, как ты сообщишь мне компрометирующую информацию – например, кто твои товарищи. Наш разговор я сохраню в тайне – и в первую очередь от других Ремилардов. Но, по-моему, ты и твои друзья просто не должны принимать меня в свою группу.

– Об этой трудности я знала. Ремилардовская Династия и ее выдающиеся способности моя группа рассматривает как часть общей проблемы… Однако удостовериться нам надо только в одном: обещая нам верность, будешь ли ты искренен или нет. Рыться в твоем сознании в поисках частностей нам не требуется. Нас устроит простое подтверждение или отрицание.

– Даже и тут полной уверенности у вас не будет. – Он грустно усмехнулся.

– Ошибаешься. Мой второй секрет – основополагающее открытие, о котором я упомянула. Двое моих товарищей – сотрудники факультета цереброэнергетики Кембриджского университета, и им в конце концов удалось создать первый точный механический психозонд. Они не хотели, чтобы симбиарский Магистрат получил в свое распоряжение еще одно оружие против человечества, и потому согласились не сообщать о своем открытии до окончания Попечительства.

– Боже мой! И этот прибор может зондировать даже такого, как я?

– Это пока еще первая модель. Она показывает только «правду» и «неправду», чего в давние времена пытались добиться с примитивными «детекторами лжи». Естественно, работа нашего прибора строится на совсем ином принципе: анализируется весь спектр мозговых волн. Никому из оперантов, с кем мы экспериментировали – а среди них были Великие Магистры принуждения, – не удалось противостоять ему.

Она открыла дверцу внизу консоли, вынула черный ящичек, к которому был присоединен проводом предмет, напоминающий причудливый шлем, и протянула его Адриену.

Анна улыбнулась и выставила перед собой ладони виноватым славянским жестом.

– Мои… мои товарищи, метапсихические инсургенты, и я в течение последнего месяца прошли проверку у этого механического инквизитора. Мне поручили спросить: согласишься ли и ты?

– Охотно.

– Тогда разреши, я надену его на тебя.

Через минуту-другую шлем был настроен, и в скальп Адриена впились тончайшие иголочки. Ощущение не из приятных!

– На миг ты лишишься сознания, – предупредила Анна. – Пока происходит сканирование. Никаких дурных последствий.

– Включай.

Она встала перед ним, держа в одной руке черный ящичек с дисплеем, а другую занеся над клавиатурой прибора. Адриен ощутил легкое покалывание: в прибор начала поступать энергия. И тут Анна спросила негромко:

– Адриен Ремилард, готов ли ты восстать против Галактического Содружества, поставив благополучие человечества выше благополучия галактической цивилизации?

– Да, – ответил он, и его словно оглушил черный гром.

Когда он очнулся, Анна снимала с него шлем, улыбаясь сквозь слезы. Секунду спустя она отключила сигма-поле. Купол из прозрачной полутьмы исчез, а в лабораторию вошла небольшая группа мужчин и женщин и остановилась в ожидании.

Адриен, поглаживая зудящую кожу под волосами, весело улыбнулся им.

– Мои товарищи-заговоощики, если не ошибаюсь?

Троих он знал. Хироси Кодама и Корделия Варшава были видными Соинтендантами; с Аланом Сахвадзе он не раз встречался, он был племянником Анны, занимался исследованием ро-поля в ИИДП.

Анна представила остальных:

– Оуэн Бланшар, исследователь ипсилон-поля и президент Академии коммерческой астронавигации. Джордан Крамер и Джеррит Ван Вик – психофизики, одни из создателей прибора, который я только что испробовала. Ранчар Гатен – старший капитан Гражданских межзвездных сил. Еще двое наших не смогли приехать сегодня: Олянна, пилот суперлюминального космолета «Шлараффенланде», на котором мы все через несколько дней отправимся на Орб, и Уильям Макгрегор, сын Дэвида. Он с отцом уже в Орбе. Мы очень надеемся, что со временем сам Дэвид тоже присоединится к нам. А пока мы все агитируем за него как за кандидата на пост Первого Магната, поскольку он заведомо симпатизирует нашим взглядам на права человечества.

– Мы чрезвычайно рады, что вы с нами, – сказал Хироси Кодама, беря руку Адриена и кланяясь. – Можем мы надеяться, что и вы будете в Консилиуме отстаивать человеческие права? Кандидаты в Магнаты среди нас поклялись отстаивать расовую автономию в открытых дебатах со сторонниками Содружества вроде вашего брата Поля, как только позволят обстоятельства.

– Я приложу все усилия, – ответил Адриен. Тут он замолчал, потому что ему в голову пришла неожиданная мысль. – Но… тот, кто действительно необходим нам в этой борьбе, еще несколько лет не сможет присоединиться к нам. И я говорю не о Дэвиде, а о том, чье сознание сильнее, чем сознание Дэвида или даже Поля. И он до мозга костей сторонник человеческих прав.

– Так кто же этот идеал? – с сомнением спросила Корделия Варшава.

– Он еще мальчик, – ответил Адриен, – но когда вырастет… берегись, Содружество! Я говорю о Марке, сыне Поля. Ах каким он может оказаться лидером, когда придет время восстать!