Текст книги "Полуночный Ангел"

Глава 9

Дамы заехали сначала к Кларе, а затем Лидия отправилась к себе. Кларе было о чем подумать – перед ней открывалось совершенно новое будущее, в котором были осуществимы все мечты. И самое главное, что Клара сможет наконец подарить своему обожаемому Тодду желанного наследника.

А Лидия, возвращаясь в особняк лорда Боумонта, размышляла об увиденном в клинике. Она знала, что для Хью будет очень важно узнать то, что она увидела шрам в виде бабочки на запястье Мэй. Хотя не исключено, что это всего лишь случайное совпадение.

Хью сразу бы понял, важная это информация или нет. Но Лидия не могла позволить себе встретиться с ним, пока не признается в своих греховных мыслях мужу.

Карета остановилась у парадного подъезда особняка лорда Боумонта. Лидия отпустила кучера и, пока решимость исповедаться не покинула ее, отправилась прямо в опочивальню Бо. Поднявшись наверх, она столкнулась в холле с доктором Бенсоном. Он только что вышел от ее мужа. Сердце Лидии упало, когда она взглянула на мрачное лицо доктора.

Нет, такого не может быть, Бо не умер! Мозг Лидии отказывался принять это. Дородный врач медленно направился к ней. Он с сочувствием взглянул на нее и тронул рукой свои пышные бакенбарды.

– Леди Боумонт, я очень хотел бы поговорить с вами. Не могли бы мы где-нибудь побеседовать без свидетелей?

Лидия предложила ему пройти в небольшую гостиную в конце длинного коридора. Они расположились в глубоких креслах, и Лидия с дрожью в голосе спросила:

– Как он?

Доктор печально покачал головой:

– Мне очень жаль, но жить ему осталось совсем немного. От силы несколько дней.

– Несколько дней? – Она знала, что Бо угасает, но не была готова к тому, что произойдет это так скоро. Страшная мысль вдруг заставила ее похолодеть – они же не успеют найти Софи! – Неужели ничего нельзя для него сделать?

– Все в руках Господних, мадам. Я позволил себе самому пригласить сиделку, чтобы она позаботилась о его сиятельстве и по возможности облегчила его страдания.

Лидия молча кивнула. Доктор тихо попрощался с ней и покинул дом.

Открыв дверь в спальню мужа, Лидия увидела возле его кровати сиделку. Опрятная женщина сразу же понравилась Лидии.

Сестра Голсворт поинтересовалась у Лидии, что ее муж предпочитает в еде, как спит, каковы его привычки. Затем она объяснила ей, какие препараты прописал доктор Бенсон, надеясь сделать последние часы жизни лорда Боумонта не такими тяжелыми.

– Он будет много спать, но это только к лучшему.

Лидия кивнула, понимая, что это и в самом деле лучше для него, и все же мысленно этому сопротивлялась. Ведь ей так о многом надо было поговорить с мужем. Она стольким была ему обязана… Лидия взглянула на сестру Голсворт и сказала:

– Я бы хотела побыть некоторое время наедине с мужем. Я позову вас, когда буду уходить.

– Я понимаю, леди Боумонт. – Сиделка повернулась и неслышно вышла из комнаты.

– Бо! – позвала Лидия, присев на его широкую кровать с пологом. Она взяла его за руку. Холодная как лед! Лидия нащупала пульс – слабый-слабый. Она невольно вздрогнула. Доктор сказал правду. Ее дорогому мужу жить осталось совсем недолго. – Бо, это я, – тихо произнесла Лидия и принялась тихонько растирать ему ладонь, будто надеялась тем самым вернуть тепло жизни в его измученное тело.

Лорд Боумонт попытался приподнять веки, но ему это не удалось, он лишь слабо улыбнулся и кивнул Лидии. Она подвинулась ближе и прижалась щекой к его плечу.

– Бо, я должна кое в чем признаться тебе…

– Ш-ш, – остановил ее он.

Лидия подняла голову и снова посмотрели пи мужа. Лицо Бо было бледным и изборожденным глубокими морщинами. Он казался куда старше своих лет. Его пеки дрогнули, и он наконец открыл глаза.

– Я должна сказать…

– Нет-нет, – слабым голосом произнес он, – не говори ничего, ты вовсе ничего не обязана объяснять. Ты и Монтгомери… я даю вам свое благословение.

Лидия, пораженная, села. Она отказывалась поверить в то, что правильно расслышала его.

– Нет, дорогой, ты не понимаешь. В своем сердце, в своих мыслях… я была не совсем верна тебе…

– Живи, Лидия, – прошептал он. – Живи так, словно бы завтрашнего дня уже не будет. Для меня это утверждение более чем верно, даже не придется делать над собой усилие, чтобы поверить в его истинность. Я едва ли увижу завтрашний день. А ты молода. Как и Хью. – Бо снова устало закрыл глаза, и легкая улыбка тронула его бескровные губы.

– Ох, Бо, я так люблю тебя! – прошептала Лидия, и слезы заструились по ее щекам. Чем же она заслужила любовь такого необыкновенного человека, как Бо?

Вскоре он задремал. А Лидия сидела подле него и слушала, как тикают в тишине комнаты часы на каминной полке, и размышляла над тем, что сказал ей Бо. Что, если и правда завтрашнего дня не будет? Как в таком случае ей следует прожить сегодняшний день? Станет ли она беречь себя? Станет ли отрицать то, что подсказывает ей сердце?

– Я… я скоро уйду, Лидия, – вдруг раздался едва слышный голос Бо.

Она наклонилась и поцеловала его в висок. Вглядываясь в его лицо, Лидия ждала, что вот сейчас он скажет ей что-то очень важное, откроет ей истину, о которой она и не догадывалась.

– Как бы мне хотелось, чтобы все между нами было иначе. Пожалуйста, Бо…

Он покачал головой:

– Уже ничего не изменишь… Живи, дорогая. Загляни в свое сердце и поступай так, как оно тебе подскажет. Прощай, Лидия.

Она прижалась к его голове лбом и всхлипнула. Сейчас Бо был нужен ей, как никогда прежде. Ей так хотелось сделать что-то, чтобы предотвратить неизбежное. Она крепко сжала мужа в своих объятиях и затряслась в беззвучных рыданиях. Но она знала, что не должна удерживать его. Он уходит, и она должна позволить ему упокоиться с миром.

Наконец Лидия собралась с силами и прошептала ему на ухо:

– Все хорошо, милый. Я буду сильной. Я отпускаю тебя. Спи спокойно.

Бо словно бы ждал этих слов. Он снова впал в дрему. Лидия притихла возле мужа, по-прежнему держа его за руку. Время для нее словно остановилось.

Бо вдруг шевельнулся, очнувшись от забытья.

– Софи, – произнес он. – Лидия, я… Софи…

– Я найду ее, Бо, обещаю. С ней все будет хорошо. Я сделаю это ради тебя. – Она поцеловала его в лоб. – А теперь спи. Ты можешь положиться на меня.

– Я всегда это знал, – произнес он и снова впал в забытье.

Лидия оставалась рядом с Бо до тех пор, пока он не задышал ровно, забывшись наконец глубоким сном. Убедившись, что проснется он не скоро, Лидия позвала сиделку, и та заняла свое место у постели Бо.

Лидия знала, что с поисками Софи надо торопиться. Она не успокоится до тех пор, пока не найдет дочь Бо и не сделает все необходимое, чтобы та заняла положенное ей место, получив все, что ей полагалось по завещанию Бо.

И, как бы ни трудно было ей сейчас встречаться с Хью, Лидия понимала, что должна это сделать, чтобы осуществить желание Бо спасти своего единственного ребенка.

Велев заложить карету, чтобы отправиться к Хью, Лидия поднялась к себе в комнату и задумалась.

Что все-таки имел в виду Бо, когда советовал ей жить? Он произнес эти слова с такой легкостью, но Лидия-то знала, какие сложности поджидают ее на каждом шагу. Ее мужу было известно лучше, чем кому-либо другому, что жизнь ее была весьма непростой.

Лидия подошла к письменному столу, ощущая настоятельную потребность снова открыть и перечитать свой дневник. Какая-то смутная догадка заставляла ее это сделать, хотя Лидия и знала, что воспоминания повлекут за собой неизбежную боль.

Что это было? Какой-то ключ, способный дать ей подсказку, где искать Софи?

Лидия открыла заветный ящичек стола, извлекла из-под вороха бумаг свой дневник и принялась перелистывать исписанные мелким почерком страницы, пока не наткнулась на то, что искала.

13 апреля 1875 года

– Хью, взгляни на это, – сказала я, едва переступив порог библиотеки.

Разумеется, я подождала, пока за мной закроется дверь, чтобы никто из огромного количества слуг, которые следили за порядком в доме, не услышал меня. Прижимая к груди тяжеленный том, я прошествовала по мягкому ковру к столу красного дерева и с грохотом опустила неподъемную книгу на столешницу. Хью сидел, засучив рукава, и работал над своей новой книгой.

– Что случилось, Адди? Ты выглядишь сейчас так, будто совершила величайшее в мире открытие.

Его губы изогнулись в насмешливой улыбке, а взгляд бездонных голубых глаз обратился на меня. Ощущение у меня в тот момент было такое, будто я самая сильная и прекрасная женщина на свете. Я была рядом с человеком – самым умным из всех, кого мне доводилось встречать, и я могла поделиться с ним своими мыслями! И что самое потрясающее – он относился ко мне как к равной.

– Эта книга написана два года назад, и называется она «Языческие традиции, бытующие в британской провинции». Ее написал некий Тербер Р. Френсис.

– Никогда о таком не слыхал, – последовал ответ Хью.

– Я и не предполагала другого, – лукаво улыбнулась я, усаживаясь в кресло. – Он своего рода любитель древностей. Мне кажется, что я нашла нечто очень интересное для тебя. Только послушай: «Наши современники знают о празднике Первого мая, который кельты называли праздником костров, лишь то, что в это время молодые люди и девушки отправляются ночью в леса, в рощи, в горы и на холмы, где всю ночь проводят в приятных забавах. Они весело танцуют вокруг специально устанавливаемого и украшаемого шеста, так называемого майского дерева, которое воплощает мужское начало. Мало кому известно, что традиция эта восходит корнями к языческим временам. Не слишком известен и тот факт, что праздник этот связан с расцветом весны и буйством растительности. Эта традиция была, в свою очередь, позаимствована еще раньше – у наших предков, которые отмечали этот праздник тайно. Вечером накануне дня Первого мая и в ранние утренние часы этого праздничного дня совершались некие ритуальные действа, причем в далеком прошлом, до XVII века, они происходили повсеместно. И даже сейчас мы еще можем наблюдать этот обряд в некоторых удаленных уголках нашей страны. В частности, в последнее время поступают сообщения о том, что древний обряд совершался в Уэльсе, в Шотландии, на острове Скай и в Котсуолде».

– В Котсуолде, дорогая моя, живем мы.

– Какое гениальное наблюдение, сэр! – в тон ему ответила я.

– Именно поэтому ты и читала мне выдержки из столь гениального труда?

– Ну конечно же!

– А я так надеялся, что у тебя могут иметься на сей счет еще и другие причины…

Он явно подтрунивал надо мной, поскольку знал, что я смогу ответить ему не менее остроумно.

– Да, конечно же, – ответила я. – И хотя у меня нет времени, чтобы прочесть тебе всю эту книгу целиком, я могу пересказать вкратце ее содержание. Поверь, это что-то невероятное! Похоже, что праздник Первого мая – кельтский праздник костров – является чем-то гораздо большим, чем простым повторением языческой традиции тех людей, которые поклонялись деревьям. Автор утверждает, что майское дерево является символом… – Я помню, как на этом самом месте я облизнула вмиг пересохшие губы. И все же я набралась смелости и договорила: – Этот шест является символом… фаллоса.

Глаза Хью заискрились смехом, а уголки его губ поползли вверх. Он явно забавлялся, глядя на меня и сознавая, насколько сильно я смущена. Но я смело продолжила свой рассказ:

– Этот обряд совершался для того, чтобы задобрить бога плодородия. Те, кто участвовал в нем, надеялись, что благодаря магическому воздействию на природу урожай в этом году будет больше, а стада домашних животных – тучнее.

Хью наклонился ко мне через стол – весь внимание.

– Пожалуйста, дорогая, продолжай.

– Однако особенно интересен был канун праздника, а именно ночь перед Первым мая. Во время этого праздника кельты восхваляли бога Бела. В некоторых местностях последователи этого культа устраивают танцы вокруг ритуального костра. Молодые люди прыгают через пламя, изображая бога Бела или, как кое-где называют его, Баал-Зебуба – великое божество, которое почитали с давних времен и которое впоследствии назвали Вельзевулом. Этим именем позже, в христианские времена, стали называть одного из верховных демонов. Автор книги говорит, что, согласно древней традиции, единственный раз в году дозволялось забыть клятвы, которые люди давали друг другу при вступлении в брак. В ту ночь почитатели культа Бела собирались вместе, напивались до потери сознания и занимались коллективным совокуплением. Древние люди персонифицировали силы растительного мира с существами мужского и женского пола. Половые акты, которыми эти ритуалы сопровождались, были не следствием распущенности, а необходимой составляющей ритуала. Дети, которые рождались девять месяцев спустя, считались потомством Пана, поскольку в ту единственную ночь все мужчины становились языческими божествами. Я полагаю, что это был магический акт, призванный помочь природе, заставить поля плодоносить, а деревья расти.

– Очень любопытно, – произнес Хью. Голос его был таким завораживающе интимным, что я с удивлением взглянула на него. Он смотрел на меня слишком уж пристально, так что кровь быстрее побежала в моих жилах и зашумела у меня в ушах. Хью протянул через стол руку и накрыл мою ладонь.

Меня словно охватило жарким пламенем. Но я не отняла свою руку, а, подняв голову, взглянула ему в лицо, хотя была настолько взбудоражена прочитанным, что мое воображение принялось рисовать мне совершенно немыслимые картины. Мне отчего-то привиделся молодой темноволосый человек – некий бог, который сбросил свои одежды и предстал передо мной во всем своем великолепии. Но был он наполовину человеком, наполовину лошадью. Он стоял передо мной и нетерпеливо взрывал копытом землю…

– Продолжай, – попросил Хью. Я открыла было рот, но не смогла произнести ни слова. Только тяжело вздохнула.

Хью медленно провел пальцами по моей руке. Этот жест, совершенно непозволительный – ведь наши руки к тому же не были в перчатках, – показался мне исключительно греховным, но одновременно и восхитительно приятным. Должно быть, именно так чувствовали себя участники того древнего ритуала, о котором я только что читала. Я шумно вдохнула воздух и прикрыла глаза, больше не в силах скрывать того, что его прикосновения волнуют меня самым непостижимым образом.

– Если эти древние языческие ритуалы по-прежнему исполняются – даже как просто ностальгическое воспоминание о былых временах, – то почему же я ничего о них не слышал раньше? – спросил Хью.

Я отняла наконец свою руку, напомнив себе, что мне следует сосредоточиться на том вопросе, который, собственно, и побудил меня начать этот волнующе-интимный разговор.

– Потому, что ни один из последователей этого культа ни за что не захотел бы, чтобы другим стало известно о его участии в столь скандальных действах. И церковь, и общество отвернулись бы от того, кто был бы замечен в столь аморальном поведении – ведь никак иначе подобное назвать нельзя. Любой, кто считает себя приверженцем этого культа, постарается сделать все, чтобы это оставалось тайной для непосвященных.

Хью откинулся назад, тем самым словно бы снимая с меня действие своих гипнотических чар, и закинул руки за голову.

– Ну хорошо, предположим, что ты права, Адди. Но почему вдруг эта информация так тебя заинтересовала?

Ну наконец-то! Теперь я могла все объяснить ему. Я передвинулась на самый краешек сиденья, взволнованная тем, что, вероятно, смогу своими изысканиями помочь Хью разрешить одно загадочное преступление, которое давно не давало ему покоя.

– Помнишь, ты рассказывал мне о смерти дочери одного из слуг твоего отца? Ты нашел ее тело внизу на скалах. Это случилось как раз в канун праздника, если мне не изменяет память. Так?

Хью кивнул.

– Когда ты взглянул вверх, на Девилс-Пик, то увидел на вершине следы, которые, вполне вероятно, остались там после большого костра, однако накануне вечером никакою костра ты там не видел. Разве не странно, что кто-то развел в лесу костер, причем умудрился сделать это так, чтобы огня никто не заметил? А может, это было сделано с определенным умыслом? Тебе не пришло в голову, что это было некое тайное действо, священный ритуал?

Хью пристально смотрел на меня.

– Так ты предполагаешь, что четырнадцатилетняя молочница принимала участие в ритуале и ее по какой-то причине сбросили со скалы?

– Или же она упала.

Хью тяжело вздохнул и смерил меня насмешливым взглядом:

– Очень интересная теория, моя дорогая, но малоубедительная.

– Да, но как ты объяснишь бабочку? Ты сказал, что на запястье девушки была вырезана бабочка.

Вот теперь я сумела вызвать у него неподдельный интерес.

– А по-твоему, что это может означать?

– Мистер Френсис утверждает, что многие языческие мифы имеют в основе своей идею трансформации – всякого рода перевоплощения посредством магических предметов. В данном случае речь идет о друидах, а они пользовались неким котлом великой богини Керридвен. Не кажется ли тебе, что эта самая идея трансформации как нельзя более ярко проявляется на примере бабочки? Сначала это уродливая гусеница, которая путем некоторой метаморфозы превращается в прекрасную бабочку.

– Превосходно, Адди! – В глазах Хью горело искреннее восхищение. – Нужно обладать незаурядной проницательностью, чтобы провести подобную параллель. – Он наклонился вперед. – Так ты и в самом деле полагаешь, что девушка была участницей языческого ритуала?

– Да. И это очень правдоподобное объяснение, которое ты не догадался рассмотреть.

– И как, ты полагаешь, мне поступить с этой информацией?

– Я считаю, что надо исследовать то место, где ты видел следы костра.

– Я исходил там все вдоль и поперек сразу же после того, как произошла та трагедия. – Хью задумчиво потер подбородок. – Правда, это случилось так давно. Вполне возможно, что сейчас все покажется иным. Когда ты хочешь заняться этим?

– Сейчас.

Хью взглянул в окно. Солнце медленно скатывалось за горизонт.

– А до утра это дело потерпеть никак не может? – спросил он, едва сдерживая насмешку в голосе.

– Нет! Взгляни на сегодняшнюю дату в календаре.

Хью последовал моему совету, и тут наконец до него дошло.

– 30 апреля! – в изумлении прошептал он.

Я кивнула:

– Вот именно. Сегодня канун Первого мая.

Через некоторое время мы уже были на том самом месте, где впервые познакомились, – на Девилс-Пик. Время было позднее – почти полночь. Мы слышали слабо доносящиеся до нас мерные удары – точно кто-то бил по большому, обитому кожей барабану.

Прохладный, характерный для весны свежий ветерок холодил наши лица и наполнял ноздри необыкновенным ароматом, сотканным из множества самых разнообразных запахов возрождающейся к жизни природы. Несмотря на уже разливающееся в воздухе весеннее тепло, зима так и норовила укусить холодными порывами ветра. На черном бархате неба сверкали мириады звезд. Все мне казалось необыкновенным, волнующим и опасным одновременно. Нервы мои были на пределе.

Воображение рисовало мне друидов в длинных темных накидках с капюшонами, собирающихся для ритуального священнодействия вокруг древнего дуба – их божества. Мне легко было представить себе наших предков-кельтов, которые жили в согласии с природой среди мощных дубов. Леса дарили им кров и защиту от непогоды, плодородная земля кормила их, а небо давало необходимую влагу и тепло. А что еще человеку нужно?

Единственное, что я совершенно упустила из виду, так это то, что друиды практиковали человеческие жертвоприношения.

Тербер Френсис писал, что сначала, во времена матриархата, друидами были стройные сильные женщины, которых называли жрицами Артемиды, а души их обитали в деревьях. Позже в обществе начали доминировать мужчины, они же и стали жрецами. Друиды образовывали высшую касту слагателей мифов – или бардов – и вершителей ритуалов. Они поддерживали хрупкое земное существование своей касты, сохраняя в памяти древние мифы, из которых слагались длинные баллады, передаваемые из уст в уста от поколения к поколению.

Не их ли голоса, приносимые порывами ветра, я слышала сейчас? Голоса мужчин и женщин, поклоняющихся духам, живущим в деревьях.

Хью схватил меня за руку и ободряюще сжал пальцы. Я взглянула на него и увидела, что его глаза горят от необычайного возбуждения. Мы собирались познать запретный, закрытый от чужих глаз мир. Это ли не увлекательнейшее из приключений? И хотя едва ли было разумно рассчитывать на то, что нам удастся стать свидетелями древних ритуалов, сегодня для этого был самый подходящий день – как раз канун праздника костров. Когда еще нам представится подобная возможность?

– Ну что, рискнем взглянуть на то, что, возможно, нас ждет впереди? – улыбнулся мне Хью. В его глазах светилось желание разузнать еще непознанное и еще что-то такое, чего я не могла определить…

* * *

Мы медленно шли на звук едва различимых ударов барабана, пока не оказались у скалы, сплошь изрезанной трещинами и узкими проходами, которые вполне могли привести нас к каким-нибудь подземным пещерам. По мнению Хью, в здешних скалах имелось немало пещер. Он обследовал некоторые из них, когда был помоложе, но все подземные дороги неизменно заканчивались тупиками. Если в скалах и находилась большая пещера, то ему не удалось ее обнаружить.

Но откуда еще мог исходить барабанный стук, как не из недр скалы? Мы подходили поочередно к каждому из проходов и прислушивались. Наконец нам удалось отыскать тот самый, нужный нам проход. Четкий мощный звук прокатывался по широкому тоннелю и ударял нам прямо в уши.

– Это именно то, что мы искали! – воскликнул Хью. Глаза его горели. – Жди меня здесь. Я постараюсь выяснить, кто производит весь этот шум.

Я схватила его за руку:

– Я пойду с тобой! – Когда Хью попытался возразить мне, я, призвав в помощь логику, пояснила: – Ведь оставаться ночью в лесу совершенно одной тоже небезопасно.

Он усмехнулся:

– Ах, Адди, моя храбрая и умная девочка! Хорошо, идем.

Он опустился на колени и принялся ползком пробираться по проходу, я – за ним следом. Мы оказались в кромешной тьме. Воздух в пещере был спертым. От сильного аммиачного запаха глаза мои начали гореть и слезиться, но прежде чем я смогла подумать, откуда, собственно, исходит этот удушающий запах, Хью заговорил:

– Нам надо двигаться на звук барабана. Не думай ни о чем до тех пор, пока мы не увидим проблески света впереди. Там явно происходит какое-то действо.

И мы продолжили путь в темноте пещеры, едва ли не рассекая влажный густой воздух своими телами. Холодный ветерок, который подул внезапно, будто из какого-то подземного колодца, показался нам настоящим благословением. Теперь хотя бы можно было вздохнуть. И тут слабый огонек мелькнул впереди, указывая нужное направление. Еще несколько шагов – и мы оказались среди высоченных каменных глыб, стоящих как колонны. Три камня, судя по всему, обработанные в очень и очень давние времена, образовывали полукруг. Между ними горел яркий костер.

Мы были настолько потрясены увиденным, что не сразу осознали, что барабанного боя больше не слышно. Пещера была абсолютно пуста. Никого, кроме нас, там не было. Я смотрела вокруг и судорожно пыталась понять, что же все это значит. Языки костра взлетали высоко вверх, разрезая яркими вспышками темноту. Сам собой такой костер, разумеется, разгореться никак не мог. Кто-то определенно должен был принести сюда немалое количество сушняка, сложить его и разжечь. Рядом с большим был разложен костер поменьше, а над ним был подвешен котел – не иначе как в нем варилось какое-то зелье или, скорее, напиток, поскольку неподалеку я увидела множество деревянных кубков. Создавалось впечатление, что те, кто готовил себе трапезу, поспешно покинули место пиршества, так и не вкусив угощения.

– Что за жуткое место! – воскликнул Хью, обводя взглядом пещеру.

Холодная волна страха медленно накатила на меня. Кому понадобилось разводить этот костер? Куда внезапно исчезли все люди? Да и как – и кому – удалось установить здесь эти колоссальные камни?

– Ты никогда не говорил мне о том, что в этих краях имеется что-то подобное, – изумленно прошептала я.

– Я и сам об этом не знал.

Но как мог Хью не знать о таком? Столь впечатляющее место Должно было обрасти легендами и стать величайшей местной достопримечательностью. Это же был памятник древности. И находился он на территории поместья отца Хью.

– Но ведь не пригрезился же нам стук барабана? – спросила я.

– Да, мы его действительно слышали, – кивнул Хью.

И все же я уловила нотки сомнения в его голосе. Мне вдруг стало очень страшно. Я отчетливо ощутила, что нам грозит серьезная опасность, Хью, вероятно, почувствовал мой испуг и потому сказал:

– Те, кто находился здесь, узнали о нашем приближении. Кто-то наверняка стоял на страже и предупредил остальных. Давай-ка выбираться отсюда.

Но стоило нам повернуться, как загадочные фигуры окружили нас…»

Лидия закрыла дневник. Ей не было необходимости читать, что случилось потом, – слишком хорошо она все знала. Ее и Хью оглушили чудовищными ударами по голове.

Они очнулись перед рассветом на поляне, расположенной неподалеку от главного особняка Уиндхейвена, и, как только им позволили силы, направились домой. Немедленно приглашенный доктор обработал их раны. Одинаковые повязки на их головах были точно позорное клеймо. Всем в округе стало известно, что они провели ночь вместе. Ни одна душа не поверила в их рассказ о том, что они нашли в пещере. Да и отыскать снова вход в эту пещеру Хью больше никогда не удалось. Тот проход, через который они проникли в подземелье, будто бы исчез с лица земли.

А репутация юной Адди Паркер, равно как и репутация Хью, была погублена окончательно и бесповоротно. К Адди перестали относиться как к честной молодой женщине. А способности Хью как детектива были поставлены под основательное сомнение.

Но сейчас Лидию заботили не те давние события. Она вдруг вспомнила кое-что очень важное. Ей казалось, что она ничего не помнит о тех, кто тогда напал на них. И вдруг перед ее глазами будто бы сама собой возникла одна деталь. После посещения «Бриллиантового леса» какая-то смутная догадка никак не хотела отпускать Лидию. И вот теперь все ниточки вдруг связались воедино.

Тот, кто напал на нее, был укутан в длинную накидку, а голову его закрывал капюшон, не позволявший его разглядеть. То ли он играл роль, то ли и в самом деле был друидом. Но было кое-что еще. Яркий блеск – точно вдруг что-то вспыхнуло всеми цветами радуги. И в самом деле, что могло так гореть на лице того человека?

– Бриллианты! – выкрикнула Лидия вслух. – Это же была усыпанная бриллиантами маска!