Текст книги "Прекрасный принц"

18

Помни только: хочешь дождаться пирога,

Умей дождаться размола!

Уильям Шекспир «Троил и Крессида»

Любить Лукаса было легко. Но ладить с этим невыносимым человеком – совсем другое дело. Тэйлор даже не представляла, какой он упрямец, пока он не отказался уступить и прислушаться к голосу разума. А предметом их обсуждения было то, где им жить, хотя обсуждением вообще-то занималась только она. Лукас просто сообщил ей, что они переезжают жить в большой город, и наотрез отказался слушать ее доводы против такого плана. Но она была полна не меньшей решимости оставаться там, где была.

И время тоже было на ее стороне. Виктория совершенно вымоталась за время их путешествия, и ей необходим был отдых, прежде чем они отправятся дальше. Верная подруга только-только выбралась из фургона, когда услышала, как Тэйлор сообщает Лукасу, что ей нездоровится. Она немедленно запрыгнула обратно в фургон и улеглась в постель.

Хантер собирал свои вещи, намереваясь отправиться в горы. Услышав, что Виктория больна, он начал находить множество причин, по которым не может ехать.

Конец их спору положил Ролли, который в сопровождении еще трех человек решительным шагом подошел к их лагерю.

– Наш разговор не окончен, – прошептала Тэйлор мужу, а потом с улыбкой повернулась к гостям.

– А мы ни о чем и не разговариваем, – заявил Лукас. – Как только Виктории станет лучше, мы уезжаем отсюда.

Тут Джорджи и Элли хором потребовали, чтобы он обратил на них внимание. Лукас присел на корточки, чтобы узнать, что им нужно.

Хантер гасил костер, на котором они приготовили завтрак. Дэниел помогал ему.

– Росс, Хантер, – позвал Ролли и поприветствовал каждого из них кивком головы. Потом остановился рядом с Тэйлор и отвесил ей поклон:

– Доброе утро, миссис Росс. Раз уж вы приобрели себе дом, то я подумал, может, нам с ребятами заняться там ремонтом? Мы проверим, не завелось ли в доме какой гадости, чтобы вы были спокойны, что к детям в постель никто не заползет.

Лукас встал. Элли спряталась за его ногу и оттуда наблюдала за великаном, а Джорджи была посмелее. Она подошла прямо к Ролли и потянула его за штанину. Он посмотрел на крошку с высоты своего огромного роста.

Девочка задрала голову вверх, чтобы получше рассмотреть Ролли, потеряла равновесие и попятилась назад. Потом подняла вверх руки и стала ждать.

Ролли поглядел на Тэйлор.

– Чего она хочет? – нервно спросил он. Джорджи ответила сама, не дожидаясь, пока за нее это сделает Тэйлор.

– На ручки, – требовательно заявила она.

Ролли остолбенел:

– Да я в жизни не держал в руках младенца. Может, стоит попробовать, если вы не возражаете, миссис Росс?

– Конечно, мистер Ролли, – отвечала Тэйлор.

– Да просто Ролли, – поправил он ее. Наклонился и осторожно поднял Джорджи, держа ее на расстоянии вытянутой руки. – Да она не больше перышка весит.

– Тэйлор, о чем это говорит Ролли? – спросил Лукас. Он и так долго сдерживался. А теперь ждал немедленного ответа.

Ролли сделал шаг вперед.

– Она купила себе дом. – И добавил, указав подбородком на Джорджи:

– Можно, я ее поставлю? Не хочу причинить ей вреда. Тэйлор взяла у него ребенка. Мужчины улыбнулись девочке, а потом пошли за своим вожаком прочь из лагеря.

– Мы будем готовы перевезти вас сразу после обеда, миссис Росс, – крикнул Ролли, уходя.

Тэйлор поставила на землю Джорджи и велела ей вместе с сестричкой пойти помочь Хантеру. Потом повернулась к мужу и принялась торопливо объяснять:

– Вчера я купила дом. Именно поэтому я и ходила к Льюису. Я этот дом еще не видела, но уверена, что он очень хороший. В нем деревянные полы и стеклянные окна.

В Редемпшене был лишь один дом со стеклянными окнами. Лукас громко чертыхнулся.

– Дом Каллагана, – прошептал он. – Льюис продал тебе дом этого сумасшедшего старого горца?

Он не кричал, но был близок к этому. Тэйлор поспешила успокоить мужа:

– Это ведь не его дом. И даже если нам скоро уезжать, нам надо где-то переночевать сегодня.

– Нет/

– Лукас, будь благоразумен, прошу тебя.

– Я и стараюсь быть благоразумным. Ведь он же ненормальный, Тэйлор. Ты проснешься в одно прекрасное утро, а он сидит за твоим столом в ожидании завтрака. Потом, от него так воняет, что ты упадешь в обморок. Он, по-моему, уже лет двадцать не мылся. И ведь он не уйдет, пока сам не решит, что ему пора. Да еще и прихватит с собой половину того, что ты распаковала.

Тэйлор постаралась не показать, что встревожена.

– Он опасен?

Лукас хотел было солгать, но потом решил сказать правду.

– Нет, – признался он. – Тебя он не обидит, но тебе самой захочется убить его, пообщавшись с ним десять минут. Так что об этом не может быть и речи. Мы останемся на лугу.

Виктория услышала спор и выглядывала из фургона, наблюдая за этой парочкой. Она уже было решила, что Лукас выиграл спор, но тут Тэйлор перетянула весы в свою пользу.

– Моя дорогая подруга нездорова, – заявила она. – Ей необходимо спать в удобной постели. Или ты хочешь отвезти всех нас к своему брату, чтобы мы пожили там, пока она не почувствует себя лучше?

Он бы с удовольствием именно так и сделал, но понимал, что это не самый лучший выход.

– До ранчо надо добираться верхом целый день, и это нелегкий путь. А в фургонах, да еще в поисках проезжей дороги, может уйти и четыре дня.

– Льюис сказал, что Каллаган обычно не спускается с гор раньше середины лета.

– К этому времени мы уже будем жить в городе, – сообщил Лукас.

– Тогда уж точно не страшно, если одну ночь мы переночуем в доме.

В конце концов Лукас сдался. Но заверил ее, что это только из-за здоровья Виктории и только на одну ночь.

Он все-таки оставил за собой последнее слово.

– А если ей станет лучше, то завтра мы уедем.

С точки зрения Тэйлор, дом ни в чем не уступал дворцу. С обеих сторон от входной двери было два больших застекленных окна и еще одно сверху – на втором этаже. Дом был просторным. Справа стоял длинный деревянный стол с деревянными лавками с обеих сторон, на которых могли запросто разместиться восемь-десять взрослых. У стены позади стола располагались черная железная плита, небольшой встроенный буфет и длинная стойка.

Напротив входной двери находился небольшой камин. Слева стояла кровать с матрацем, который, по заверению Ролли, хорошенько проветрили. А в дальнем конце комнаты находилась дверь, ведущая в другую спальню. Там у стены стояла кровать и было еще одно застекленное окно.

По другую сторону камина находилась лестница, ведущая наверх. Тэйлор поднялась туда вместе с детьми, чтобы показать им, где они будут спать. Она волновалась только, что малышки могут перелезть через перила, но Хантер заверил ее, что они не такие глупые. Пока он выступал в их защиту, Джорджи просунула голову между балясинами перил. Лукас в это время вносил Викторию на руках в дом, потому что Хантер отказался приближаться к ней, и, услышав вопли Джорджи, усадил свою ношу на одну из лавок и отправился высвобождать дочь.

Тэйлор и Лукас вместе настаивали, чтобы Виктория заняла заднюю спальню. У той сразу на глаза навернулись слезы от того, что Тэйлор заботливая.

– Как вы думаете, вам завтра будет лучше? – спросил ее Лукас.

Виктория посмотрела на Тэйлор: что надо ответить? Хантер тоже посмотрел на Тэйлор. И когда та легонько отрицательно покачала головой, Виктория немедленно приложила руку ко лбу и проговорила:

– Как бы мне этого хотелось, но боюсь, что это маловероятно.

Хантер пришел в ярость.

– Так вы больны или нет? – грозно вопросил он.

Злость в его голосе поразила Викторию. Глаза ее расширились, а рука опустилась на шею, когда Хантер подошел к ней, протопав через всю комнату..

Он не дал ей ответить на его вопрос. И стоял, возвышаясь над ней, как скала.

– Не могу я уехать и волноваться о вас, – рявкнул он. – Отвечай, женщина, ты больна или нет?

Виктория прицепилась к его предыдущей реплике, не обратив никакого внимания на вопрос.

– Вы волнуетесь обо мне? – Голос ее сделался мягким, когда она проговорила это, затаив дыхание. На прекрасные зеленые, словно изумруды, глаза уже наворачивались слезы.

– Не надо придумывать лишнего, – предупредил он. – То, что я чувствую, и то, что делаю, – разные вещи. А вам здесь совершенно нечего делать. Совершенно нечего.

– Почему?

– Потому что вы леди, – пробормотал Хантер. – И к тому же в интересном положении, – добавил он для верности, если она вдруг об этом забыла.

Виктория поднялась на ноги и животом задела его. Она не могла отступить – ей мешал стол. И он не отступал – ему мешала гордость.

– У меня есть все права ехать куда мне захочется, – сообщила она ему.

– Нет, не правда, – возразил Хантер просто из упрямства.

– Это почему же?

– Потому что вы беременны.

Ему это казалось совершенно логичным. А Виктории – просто смешным. Она порозовела от раздражения и смущения. Да как он смеет указывать ей, что она может делать, а что – нет?

– В ложной ссоре нет настоящей доблести, мистер Хантер, – процитировала она. – Сам Уильям это написал.

– Ну и что это значит, черт побери? – Голос Хантера зазвучал на ноту выше. – Думаю, я буду очень рад избавиться от вас, Виктория. Мне осточертело любоваться, как вы скорбите о своем покойном муже и постоянно передаете мне все мудреные слова, которые он вам говорил. Он ведь умер. А вы живы. Пора уже забыть о плохом и продолжать жить.

Виктория от удивления открыла рот. Так он считал, что Вильям – ее муж? Она не могла выговорить ни слова, но вовсе не из-за того, что Хантер не правильно все истолковал. Она увидела злость и откровенную ревность.

Кругом царил хаос. Лукас ходил к фургону и обратно и носил вещи, которые, как обещала Тэйлор, должны были понадобиться на одну ночь. Дети наблюдали за тем, как Ролли с мужчинами убирает во дворе. Тэйлор была наверху и устраивала постели для детей из подстилок и одеял, которые принес ей Лукас.

У Виктории уже начала затекать шея от того, что она смотрела вверх на Хантера.

– Я не хочу, чтобы вы уезжали, – прошептала она.

Хантер положил руки ей на плечи и тихонько сжал их. Он хотел встряхнуть ее, чтобы слегка образумить. Ведь она ведет себя так, будто он имеет полное право здесь оставаться.

По щеке Виктории пробежала слезинка. Он остановил ее большим пальцем. Ему хотелось, чтобы она поняла, как все должно быть.

– Моя бабушка была индианкой.

– А моя бабушка – ирландкой.

Он подумал, что ему следует быть более прямолинейным. Виктория все еще не могла понять, что ей следует иметь против него предубеждение.

– Я полукровка, – напомнил он ей тихим шепотом.

– Я тоже, – мгновенно отвечала она.

Хантер вышел из себя:

– Так я и поверил!

Она не испугалась его крика, а просто ткнула его в грудь.

– Я наполовину ирландка, наполовину – француженка, и не надо перечить, факт остается фактом.

У него не было больше сил спорить с ней, потому что она не поддавалась никакой логике.

– Я уезжаю.

Она схватила его за пряжку ремня.

– Я, может, и не влюблена в вас вовсе.

– Господи, надеюсь, что нет.

Она поднялась на цыпочки. А он в то же мгновение наклонился. Губами он припал к ее губам, а руками обхватил за талию. Он долго и крепко ее целовал, а когда опомнился и оторвался от нее, она не могла отдышаться и смотрела на него мечтательными и слегка осоловелыми глазами.

Хантеру захотелось еще раз поцеловать ее, но он не смел. У него опустились руки. Из-за этой женщины он начинал думать, что возможно невозможное.

– Пустите же меня, – приказал он.

– Вы можете уехать, когда родится ребенок, – выпалила вдруг Виктория.

– Ни одна женщина не может приказывать мне, что я должен делать.

Она села на лавку и склонила голову.

– Тогда уезжайте. Мне не нужны ни вы и никто другой. Я и сама прекрасно справлялась.

Он фыркнул;

– А как же ваш муж?

И тут же решил, что не станет дожидаться ее ответа. А то она снова выдаст ему одну из реплик своего мудреного денди, и тогда-то он точно выйдет из себя.

Хантер был уже у дверей, когда до него донесся ее шепот:

– Я никогда не была замужем. Так что, в самом деле, лучше не связываться с такой женщиной, как я.

Он остановился как вкопанный. И спросил, не поворачивая головы:

– Тогда кто такой Уильям?

– Он был знаменитый драматург. Его полное имя Уильям Шекспир. Он давным-давно умер.

Хантер простоял так, наверное, с минуту, не говоря ни слова, потом вышел во двор. Виктория поднялась и побежала в спальню. Рыдания душили ее.

Хантер прошел половину просеки и только потом остановился. Он обдумывал ситуацию не меньше пяти минут.

Лукас как раз готовился рубить дрова. Он снял рубаху и собирался положить ее в фургон, когда Хантер, как ошпаренный, выскочил из дома. Лукас слышал, как приятель бормочет что-то себе под нос, а когда Хантер остановился и стоял несколько минут неподвижно, он совершенно точно понял, что происходит.

Мимо пробежала Джорджи. Лукас поймал и поднял ее.

– Не трогай сейчас Хантера, – прошептал он дочке тихо, чтобы друг случайно не услышал.

Потом мимо торопливо прошел Дэниел. Лукас схватил его и прижал к себе.

– Оставь Хантера в покое, – велел он сыну.

– А что он делает? – поинтересовался Дэниел. Лукас улыбнулся.

– Борется. Того и гляди поймет, что все неизбежно. – Он не спускал глаз с Хантера. – Почему бы вам обоим не сходить и не посмотреть, что там мама делает?

Он поставил Джорджи на землю, Дэниел взял ее за руку и отвел обратно в дом. Наконец Хантер на что-то решился. Он повернулся и подошел к Лукасу.

– Я еще ненадолго останусь, – заявил он.

– Я буду очень благодарен тебе за помощь.

Хантер кивнул. Он обрадовался, что приятель не спрашивает его, почему он вдруг передумал. И быстро заговорил о другом:

– Ты в самом деле считаешь, что Колдер может объявиться здесь на днях?

– Если он думает, что его золото у меня, то да.

– Может, его поймают, когда он доедет до Су-Сити.

– Вполне может быть, – согласился Лукас.

– Виктории нельзя отправляться в путь, пока не родится ребенок. Она с трудом перенесла наше путешествие сюда. Ей надо передохнуть.

– Ты предлагаешь, чтобы мы остались здесь на какое-то время?

– Просто не вижу другого выхода, – отвечал Хантер.

Конечно, Лукас думал о Виктории, но его больше волновали его жена и дети. Эти места не для них. Он бы с ходу мог назвать по крайней мере десять причин, почему здесь небезопасно. Кто-нибудь из них может в любую минуту наступить на змею, утонуть в ручье или попасть в лапы медведя. И этот список можно продолжать бесконечно.

Но все же Хантер прав. Им надо остаться до рождения ребенка.

Хантер отправился в город, чтобы подкупить материала для ремонта лестницы.

За ужином Лукас сообщил Тэйлор, что Хантер согласился остаться до рождения ребенка. Когда Виктория услышала эту новость, она разрыдалась. Вскочила, извинилась и убежала к себе в спальню.

– Что это с ней? – спросил Дэниел Дэвид.

– Это она от счастья, – объяснила Тэйлор.

Лукас покачал головой. Реакция Виктории показалась ему чертовски странной. Он снова переключился на жену. Она сегодня была необыкновенно хороша со своими струящимися по спине волосами и порозовевшим от хлопот у плиты лицом. Ему подумалось, что он готов с радостью любоваться ею всю ночь.

Но она не обращала на него никакого внимания. Джорджи нарочно положила печенье в тарелку Элли прямо на кусок соленой свинины, что вызвало мгновенный и бурный скандал, и Тэйлор пыталась одновременно утешать одну дочку и совестить другую.

Когда Элли сделала маленькую паузу, чтобы набрать воздуха, Лукас преподнес вторую новость:

– Мы побудем здесь, пока Виктория не родит. А тогда уедем.

Тзйлор подарил ему лучезарную улыбку. Но он сразу напомнил ей, что это всего-навсего их временное жилище:

– Пожалуйста, не считай, что я передумал. Здесь мы детей воспитывать не будем.

– Нет, конечно, нет, – ответила она.

Он вел себя так, словно не слышал, что она согласилась с ним.

– Здесь совсем небезопасно для них и для тебя. Ты для таких примитивных условий слишком хрупкая. Осенью мы переезжаем в город.

– Но ведь ты не выносишь города.

– Ничего, привыкну.

Она сдерживалась, но с большим трудом.

– У тебя уже есть какой-нибудь город на примете?

– Мы вернемся на восток.

Она ждала разъяснений. Но через минуту-другую поняла, что муж не скажет больше ни слова о своих дальнейших планах относительно семьи.

– Я вовсе не хрупкая, Лукас. Но он не хотел ее слушать.

– Осенью мы уедем отсюда. Даже не думай устраиваться здесь навсегда.

Она заверила его, что не станет этого делать.

И на следующее утро повесила на окна занавески, белые, в желтую клеточку. Она сказала Лукасу, что это лишь для того, чтобы не заглядывали с улицы, но это было смешно, если учесть, что живут они в глуши. Да, она понимает, что они уедут. Конечно, понимает. Он сам сказал ей об этом не меньше сотни раз. Но ведь это не значит, что все это время они должны прожить на тюках.

Вечером он заметил на столе скатерть. И посуду, выставленную на полках аккуратными рядами. Их кровать была застлана новым покрывалом, а на камине стояла ваза с полевыми цветами. И жилище все больше и больше начинало походить на дом.

Ролли позволил им купить у Фрэнка кресло-качалку с тем условием, что сможет брать его взаймы в воскресенье вечером для чтения газеты. Тэйлор с радостью согласилась. Но Фрэнку казалось, что у Ролли нет никаких оснований ставить Тэйлор какие-нибудь условия. То, что он своими руками сделал это кресло, не значит, что он может брать его, когда ему захочется. Он, в конце концов, сам и продал его Фрэнку, если помнит.

Громиле не нравилось, когда ему говорили, что можно, а что нельзя делать. Он схватил Фрэнка за ворот, собираясь встряхнуть его как следует, но тут вмешалась Тэйлор:

– Так это вы сделали эту замечательную качалку, Ролли?

Восторг в ее голосе заставил его забыть обо всем остальном. Кресло показалось ей прекрасным. Он сам совершенно отчетливо услышал ее похвалу! Ролли даже забыл, что держит Фрэнка за грудки. Он кивнул в ответ и пробормотал: «Ну и что: того?», чтобы она не подумала, что он польщен или хвастается своей работой.

Тэйлор села в качалку и провела пальцами по полированному дереву. Ролли повернулся, чтобы видеть ее. Он все еще не выпускал Фрэнка и таскал его за собой, как Элли свою тряпичную куклу.

– Оно крепкое. – Голос его звучал уже не так сердито.

– Оно просто великолепное. По-моему, во всей Англии я ни разу не встречала столь мастерски выполненной вещи, – заявила Тэйлор, явно преувеличивая. – Вы замечательный мастер, Ролли.

Громила уронил Фрэнка и поспешил к Тэйлор.

– Ни одного гвоздя, – с гордостью заявил он. – Я сработал честно – без единого гвоздя.

Он заставил Тэйлор встать с кресла, сам поднял и перевернул его, чтобы она смогла лучше рассмотреть и оценить конструкцию.

Фрэнк быстро пришел в себя после вспышки гнева Ролли. За долгие годы он привык к тому, что гигант кидает его, передвигает и трясет, и давно перестал бояться. Он прекрасно понимал, что Ролли никогда не убьет его, потому что считает другом. А друзей в этих краях нечасто встретишь. Но Фрэнк хорошо знал границы терпения Ролли, поэтому не посмел улыбнуться, когда Тэйлор своими похвалами превратила громилу в застенчивого мальчугана.

Ролли рассказал Тэйлор, что всегда любил мастерить и в конце концов решил, что сможет, пожалуй, таким образом и подзаработать. Он работает дома, сообщил он и для верности указал на последний дом в конце улицы, чтобы она знала, где это.

– У меня в сарае столько леса припасено, что хватит на двадцать кресел, – сказал он. – Мне надо ровно две недели, чтобы смастерить самое крепкое и надежное кресло.

Тэйлор попросила его подумать над тем, чтобы смастерить колыбельку для будущего ребенка Виктории. Она с удовольствием заплатит хорошую цену, заверила его Тэйлор, и у него все лето на работу.

Ролли почесал бороду и сказал, что должен подумать.

Поздно вечером, после того как все заснули, Тэйлор проснулась от ласк Лукаса. Она так устала, что ей казалось, у нее нет ни сил, ни желания, но его теплые ласки и горячие поцелуи сделали свое дело. Скоро она сделалась такой же жадной и требовательной, как и он, и в момент ее кульминации ему пришлось заглушить ее крик страсти своим поцелуем.

Он упал на нее без сил, а когда она застонала, повернулся на бок и притянул ее к себе. Она хотела сдержать слова любви; не хотелось, чтобы Лукас думал, что ей самой необходимы его клятвы. Но они ей и в самом деле были необходимы, и как она ни старалась быть благоразумной, не смогла отговорить себя сделать такое признание. Все же Тэйлор дождалась, пока он заснет. – Я люблю тебя, Лукас, – прошептала она тогда. Она очень устала, но почему-то не могла заснуть. Сказала себе, что должна быть благодарна, что муж не ненавидит ее. Ведь она вынудила его полностью поменять свою жизнь. И у него не было ни малейшей возможности выбора. Этот несчастный с отвращением относился к одной мысли о женитьбе и вот оказался при жене с тремя детьми.

Тэйлор долго лежала без сна, жалея Лукаса. А потом стала жалеть и себя. Это просто чудо, что муж еще готов смотреть в ее сторону. Она понимала, что не так хороша, как Виктория, и была убеждена, что не способна пробудить любовь к себе. У нее слишком уж много недостатков. Она самоуверенная, негибкая и любит командовать. И всегда прежде считала, что это ее достоинства. Всю свою жизненную мудрость она познала от своей бабушки. Мадам учила ее быть дисциплинированной и уметь владеть своими чувствами. Нельзя жаловаться и ничего требовать для себя. Надо брать то, что преподносит тебе жизнь, и самому извлекать из этого максимальную пользу. Нытики и ревы не нравятся никому, и уж если совсем невозможно расплакаться, то надо найти укромное место, где никто не увидит и не услышит. Леди остается леди с того момента, как открывает глаза утром, и до того момента, как закрывает их вечером.

Тэйлор надоело постоянно быть чопорной и безупречной. Это было огромным напряжением. Ей все чаще хотелось закричать, если что-то раздражало ее, и все сильнее и сильнее было желание хорошенько треснуть Лукаса, чтобы привести его в чувство. Он ведь тоже вынуждает ее предать свою мечту. Она понимала, что, если укажет ему на это, в ответ услышит только одно. То, что слышала от него с самого первого дня, как вышла за него замуж. Что она не такая уж сильная. Господи, он назвал ее хрупкой. Ей показалось, что это самое большое оскорбление, какое он только мог для нее придумать.

Ничего, она сумеет доказать ему, как он не прав. Да, именно так и сделает. Спорить и доказывать ему постоянно, что она такая же сильная, как и он сам, бессмысленно. Слова – это всего-навсего слова. Надо ему доказать. Тэйлор отбросила в сторону всякую жалость к себе и стала думать о предстоящем лете. У нее есть три месяца, чтобы доказать Лукасу, что она не хрупкая.

Она была убеждена, что как только Лукас начнет думать о ней как о ровне, то сразу будет относиться к ней как к настоящей жене: станет делиться своими надеждами, тревогами и расскажет о своем прошлом. Он побывал на войне. Это единственный серьезный факт его биографии, который ей известен. А что он делал до войны и после нее? Каким было его детство? Конечно, она спрашивала его об этом. Но никогда не получала ответов. Лукас наглухо закрывался перед ней. Она даже не знала, удалось ли ему настигнуть человека, за которым он ездил в Чикаго. Как его звали? Она не могла вспомнить.

Любовь и доверие идут рука об руку. Тэйлор заснула с мольбой о том и о другом.