Текст книги "Минин и Пожарский. Покоритель Сибири. Великие битвы. Царская коронация"

Эпилог

В заключение считаем не лишним сказать несколько слов о дальнейшей жизни, о судьбе двух славных героев нашего рассказа и о том, чем увековечена память о них и о подвиге их в потомстве.

Начнем с земского старосты и говядаря Минина.

11 июля происходило венчание на царство юного Михаила Федоровича, а на следующий день были царские именины[17]17
  12 июля празднуется Церковью память преподобного Михаила Малеина.


[Закрыть]. Царь-именинник пожаловал Козьму Минина в думные дворяне и подарил ему дом в Нижнем Новгороде (против Спасо-Преображенского собора) и вотчину, село Богородицкое, за то, как сказано в жалованной грамоте, «что он с боярами, воеводами и ратными людьми пришел под Москву и Московское государство очистил»[18]18
  В 1614 году мы встречаем подпись Минина (на девятнадцатом месте) в ответной грамоте польским панам, упрекавшим русских в дурном обхождении с пленными поляками. На десятом месте в этой же грамоте – подпись Д. Т. Трубецкого, на одиннадцатом – Д. М. Пожарского.


[Закрыть].

В 1616 году Минин подал царю челобитную на притеснения воеводами его родственников и крестьян, живших в Нижнем Новгороде, и вследствие этой челобитной послана была в Нижний Новгород грамота, по которой сын, братья и крестьяне Минина освобождались от суда в Нижнем, кроме дел тяжебных и разбойных, и должны были судиться в Москве.

В 1616 году Минин скончался и погребен в Спасо-Преображенском соборе.

После Козьмы Захарьевича осталась жена его Татьяна (неизвестно когда умершая и где погребенная) и сын Нефед. Вотчина Минина, село Богородицкое с деревнями, пожалована царем его прямым наследникам; равным образом подтверждена и прежняя грамота, по которой дяди Нефеда с крестьянами должны судиться только в Москве. Нефеда Козьмича Минина мы встречаем три раза в официальных памятниках: в 1625 году по случаю отпуска персидского посла в числе стряпчих с платьем на восьмом месте, в следующем, 1626 году на свадьбе царской, у государева фонаря, наконец, в 1628 году он упоминается в последний раз по случаю представления персидского посла. Погребен Нефед близ своего отца.

Во время турецкой войны за Малороссию (в 1673–1681 годах) мы встречаемся с фамилией Минина в лице внука Козьмы Захарьевича, Михаила Леонтьева, получившего в награду от царя Федора Алексеевича поместье за отличие в битвах с турками и крымцами.

Правнук спасителя отечества, Алексей Минин, служивший при Елизавете Петровне в офицерских чинах в лейб-гвардии Измайловском полку, императрицей Екаториной II возведен в дворянское Российской империи достоинство (6 июня 1786 года) «за службу деда Михаила и пращура Козьмы Мининых».

Говорят, что и до сих пор существуют родственники Минина в лице казанских купцов Подсевальщиковых. Затем купеческую фамилию Мининых, существующую в городе Балахне, производят от одного из братьев Козьмы Захарьевича.

Войдем в Спасо-Преображенский собор, где покоится прах знаменитого нижегородца, спасителя отечества. На левой стороне, за второй колонной, между гробницами митрополита Павла и архиепископа Питирима, видна доска с краткой, но красноречивой надписью: «Гражданин Козьма Минин». Сама гробница Минина вместе с гробницами удельных князей, княгинь и архиереев находится в подземной церкви Спасо-Преображенского собора. Эта церковь напоминает пещеру: она почти лишена дневного света, и желающие смотреть ее зажигают свечи и так сходят в подземелье. В этой церкви устроены три придела: во имя Казанской иконы Божьей Матери, святых бессребреников Косьмы и Дамиана и святого великомученика Дмитрия Солунского. Главный храм во имя Казанской иконы Божьей Матери напоминает праздник, установленный в память избавлении Москвы и России от поляков, совершенного, главным образом, усилиями Минина и Пожарского. Правый придел, во имя святого великомученика Дмитрия Солунского напоминает знаменитое имя князя Дмитрия Михайловича Пожарского, а левый – Козьмы Захарьевича Минина. Нижегородская усыпальница до 1851 года была просто сырым и холодным подвалом; желая почтить своего знаменитого земляка, нижегородцы устроили в усыпальнице трехпрестольный храм, который и был освящен в 1851 году преосвященным Иеремией. В этом подземном храме ежедневно совершается ранняя обедня, а 22 октября отсюда ежегодно совершается крестный ход к памятнику Минина и Пожарского при огромном стечении народа. В левом приделе в честь святых бессребреников Косьмы и Дамиана, где покоятся семь архиереев, погребен Козьма Минин. На гробнице его находится следующая надпись:

 
Избавитель Москвы, отечества любитель
И издыхающей России оживитель,
Отчизны красота, поляков страх и месть,
России похвала и вечно слава – честь,
Се Минович Козьма зде телом почивает:
Всяк истинный, кто росс, да прах его лобзает.
 

Отправляясь в персидский поход, Петр I в 1722 году в день своего рождения, 30 мая, слушал в соборе обедню, сам пел на клиросе, а потом присутствовал на панихиде по Минине, по окончании которой поклонился в землю перед гробницей его и сказал: «Здесь лежит избавитель России».

Император Николай I, будучи в 1830 году, 15 августа, в Нижнем Новгороде также слушал панихиду по Минину, назвал его «знаменитейшим» из всего сословия купеческого.

24 августа 1878 года освящен памятник над могилой Минина. Памятник находится у северной стены Спасо-Преображенского кафедрального собора и имеет вид часовни, возвышающейся в верхней церкви над отверстием, проходящим сквозь своды подвального этажа, куда ведут две лестницы до самой гробницы Минина. Над могилой помещен величественный саркофаг из киевского лабрадора с надписью: Преставился о Господе думный дворянин Козьма Минин Сухорук лета 7124 (1616). На стене над саркофагом возвышается в мраморном кивоте с золотой резьбой пожертвованная для украшения памятника его императорским высочеством государем наследником (ныне в Бозе почивающим государем императором Александром III) икона святых бессребреников Косьмы и Дамиана; перед ней теплится изящная, в виде креста, лампада. Икона эта помещается под сенью находящегося в верхней церкви списка со священного для каждого русского стяга (знамени), под знамением которого князь Пожарский и Минин вели нижегородские дружины к Москве[19]19
  Само знамя (подлинник), найденное в селе Пурихе, с 1827 года хранится в Москве.


[Закрыть]. В нижнем этаже церкви, в великолепной склеповой части памятника, начертаны слова летописца: «Бысть в лето 1612 на Москве бояре и вся люди московские избраху на Московское государство литовского королевича Владислава. Литовские же люди на Москве сидяху и начати умышляти, како Московское государство разорити, под Москвою же люди о том скорбяху и плакахуся, о помощи никто же можеши содеяти». Нижняя часть памятника изящно украшена, а на стенах ее, на вьющихся хартиях, русской вязью изложена, по летописцу, вся история похода нижегородского ополчения в 1612 году.

Сподвижник Минина, князь Дмитрий Михайлович Пожарский, пережил его двадцатью шестью годами.

В день венчания Михаила Федоровича на царство, 11 июля 1613 года, вождю-освободителю оказано было боярство: из стольников он был пожалован прямо в бояре и затем при совершении царского коронования он держал яблоко (державу). Кроме того, ему были еще пожалованы поместья: в Московском уезде село Вельяминово и в Суздальском – Холуи.

Но спустя несколько месяцев после этого Пожарскому пришлось отдать дань местничеству (старинному обычаю считаться заслугами и чинами своих предков). Вот как было дело.

6 декабря царь, жалуя боярство Борису Салтыкову, приказал князю Пожарскому официально объявить ему эту милость. Но Пожарский отказался от этого, считая, что меньше Салтыкова ему быть «невместно», и под предлогом болезни уехал из Москвы в деревню. Салтыков принял это за оскорбление своего рода и подал царю челобитную, доказывая, что «князю Д. М. Пожарскому можно быть не только меньше его, Бориса, но даже меньше его брата многими местами». Дело было расследовано, и Салтыков оказался прав. Пожарский был присужден к обычному в то время за такие преступления наказанию – выдаче головой Салтыкову[20]20
  Выданный головой приходил в дом к обиженному с присланным от царя дьяком или сыном боярским. Здесь он должен был поклониться хозяину в землю и, прося у него прощения, не вставать до тех пор, пока не умилостивит его. Обиженный с велеречивой важностью вычитывал лежащему у ног его обидчику свои неудовольствия, укоряя за бесчестье, нанесенное его роду. После того как тот выслушает с покорностью и смирением все упреки, обиженный, промолвив, что «повинную голову меч не сечет», подавал ему руку и помогал встать на ноги. Пожарского водил на двор Салтыкова Перфил Секерин.


[Закрыть]. Тем не менее это унизительное наказание не имело никакого влияния на судьбу Пожарского и не лишило его царской доверенности, он продолжал быть видным деятелем на разных поприщах службы.

В начале царствования Михаила Федоровича Русскую землю приходилось еще очищать от польских, казачьих и разбойничьих шаек. В 1615 году Пожарский был отправлен против польского наездника Лисовского, усилившегося в северной стране, и преследовал его из одного места в другое с такой неутомимостью, что проходил в сутки по 15 верст; но зато сам, истомленный невероятно быстрой погоней за самым неутомимым из наездников, слег от тяжкой болезни и отвезен был в Калугу.

В 1617 году он участвовал в заключении вечного мира со Швецией в селе Столбове.

В 1617 году Пожарский был отправлен царем для укрепления Можайска и Калуги против польского короля Владислава, шедшего на Москву с Ходкевичем с намерением силой овладеть московским престолом. Дорогобуж и Вязьма были уже покинуты своими воеводами и сдались Владиславу как царю Московскому, но Калуга с Можайском, защищенные Пожарским, остались тверды. За все эти службы Пожарский получил кубок серебряный позолоченный, с покрышкой, весом в 3 гривенки 36 золотников, и шубу – атлас турецкий на соболях, пуговицы серебряные золоченые.

В силу перемирия, заключенного с поляками 1 декабря 1618 года в деревне Деулине, в трех верстах от Троицы, возвращался из плена отец государя, митрополит Филарет. Для встречи ему был отправлен в Можайск Пожарский вместе с рязанским архиепископом Иосифом, с приветствием от сына. При посвящении Филарета Никитича в патриархи в сентябре 1619 года Пожарскому за деятельное участие в последней войне пожалованы село, проселок, сельцо и четыре деревни.

С 1621 по 1628 год Пожарский заседал в Разбойном приказе.

Несмотря на местнические книги и челобитные, в которых значилось, что Пожарские – люди «неразрядные», князь Дмитрий Михайлович на обеих свадьбах царя Михаила Федоровича занимал видные места, именно – второго дружка с государевой стороны, а жена его, княгиня Прасковья Варфоломеевна, была второй свахой с государевой стороны.

В 1628 году Пожарский был назначен воеводой в Новгород Великий, а в 1635 году получил назначение в Судный московский приказ. В 1637 году ему поручено иметь главный надзор над работами по возведению земляного вала вокруг всей столицы – на случай набегов крымских татар; по окончании этих работ он был отправлен с войском в Рязань для отражения варваров-опустошителей.

Под 1641 годом имя Пожарского встречается в последний раз за царским столом, а в 1642 году он скончался в глубокой старости и погребен в суздальском Спасо-Ефимиевском монастыре.

В Москве на середине Красной площади, против Кремля, стоит вылитый из бронзы (художником Екимовым, по проекту Мартоса) памятник гражданину Козьме Минину и воеводе князю Пожарскому. Минин стоит перед больным князем Пожарским, указывает на Кремль и, вручая ему меч от лица отечества и щит с изображением Спасителя, как бы говорит: «Поспешим спасти Москву и отечество!» Взоры сидящего на постели Пожарского обращены к небу и выражают молитву: «Боже, Спаситель наш! Ополчи немощную руку мою и благослови начинание наше!»

Подножие памятника украшают две бронзовые выпуклые картины (барельефы).

На одной представлено, как нижегородцы сносят на площадь свое имущество и ведут сыновой своих для всеобщего вооружения, на другой изображено бегство поляков из Кремля и преследование их нашими воинами.

На памятнике надпись:

Гражданину Минину и князю Пожарскому

благодарная Россия, лета 1818

Сближение событий «французского» 1812 года с событиями «польского» 1612 года воскресило в памяти потомства имена и подвиг главных деятелей рассмотренного нами времени и родило мысль о создании им достойного памятника.

В Нижнем Новгороде есть также памятник Минину и Пожарскому. Он поставлен в Кремле, на крутом обрыве берега и представляет собой гранитный обелиск в 40 футов высоты, покоящийся на двойном, также гранитном, подножии (пьедестале). На одной стороне памятника сделано выпуклое изображение Козьмы Минина с обнаженной головой; над головой изображены два гения, держащие венок из дубовых листьев; внизу подпись:

Гражданину Минину

благодарное потомство, 1826 года

С другой стороны – изображение князя Пожарского в шлеме и латах и также подпись:

Князю Пожарскому

благодарное потомство, 1829 года

 
Буде Бог пошлет,
И нашим подвигом мы Русь избавим,
Великую от Бога примем милость,
За избавленье христианских душ,
И во все роды в будущие веки
К навечной похвале нам учинится
На славу нам и на помин душ наших.
 

Приложение I. Видение Григорию в Нижнем Новгороде

В 1611 году стал ходить по рукам свиток, о котором говорили, что он неизвестно откуда взялся подобно древним свиткам, спадавшим – как гласили предания – с неба. В этом свитке было написано: «В Нижнем Новгороде мужу, по имени Григорию, было видение в полуночи: снялся верх избы его в полуночи, просиял на него свет чудный, и в свете том явились два мужа; один сел у груди Григория, другой стал у него в головах. И тот, который стоял, сказал сидящему: “Господи, что сидишь и не поведуешь ему?” Тогда сидящий сказал: “Если люди по всей Русской земли покаются и станут поститься три дня и три ночи, не только старые и молодые, но и младенцы, тогда Московское государство очистится”. На это стоящий сказал: “Господи, если очистится Московское государство, как им дать царя?” Сидящий отвечал: “Пусть поставят новый храм Троицы на рву и положат харатью на престоле, а в той харатье будет написано, кому быть царем у них”. Стоящий спросил: “Господи, а если не покаются, что над ними будет?” Сидящий отвечал: “Если не покаются и не станут поститься, то все погибнут и царство разорится”.

Потом видение исчезло, верх избы покрылся снова».

Приложение II. Увещательная грамота Троицкого монастыря

«Православные христиане! Вспомните истинную православную христианскую веру, что все мы родились от христианских родителей, знаменались печатию, святым крещением, обещались веровать во Святую Троицу; возложите упование на силу Креста Господня и покажите подвиг свой; молите служилых людей, чтоб быть всем православным христианам в соединении и стать сообща против предателей христианских – Михайлы Салтыкова и Федьки Андронова и против вечных врагов христианства, польских и литовских людей. Сами видите близкую конечную погибель всех христиан. Где только завладели люди, в каких городах, какое разорение учинилось Московскому государству? Где святая церковь? Где Божьи образа? Где иноки, цветущие многолетними сединами, где и хорошо украшенные добродетелями? Не все ли до конца разорено и обречено злым поруганиям? Где народ общий христианский? Не все ли скончались лютою и горькою смертью? Где бесчисленное множество христианских чад в городах и селах? Не все ли без милости пострадали и разведены в плен? Не пощадили престаревших возрастом, не устрашились седин многолетних старцев, не сжалились над сосущими млеко незлобивыми младенцами. Не все ли испили чашу ярости и гнева Божия? Помяните и смилуйтесь над видимою нашею смертною погибелью, чтоб и вас не постигла такая лютая смерть. Бога ради, положите подвиг своего страдания, чтоб вам и всему общему народу, всем православным христианам быть в соединении, и служилые люди однолично, без всякого мешканья, поспешили под Москву на сход, ко всем боярам и воеводам, ко всему смиренству народа всего православного христианства. Сами знаете: ко всему делу едино время надлежит; безвременное же начинание всякому делу бывает суетно и бездельно. А если есть в ваших пределах какое-нибудь недоволье, Бога ради, отложите это на время, чтоб вам всем с ними заодно получить подвиг свой и страдать за избавление православной христианской веры, покамест они, то есть враги, в долгом времени гладным утеснением боярам и воеводам и всем ратным людям какой-нибудь порухи не учинили. И если мы совокупленным единогласным молебном прибегнем ко всещедрому Богу и ко Пречистой Богородице, Заступнице вечной рода христианского, и ко всем святым, от века Богу угодившим, и обще обещаем сотворить подвиг и пострадать до смерти за православную истинную христианскую веру, неотложно милостивый Владыка Человеколюбец отвратит праведный гнев свой и избавит нашедшей лютой смерти и вечного порабощения безбожного латинского. Смилуйтесь и умилитесь, незакосненно, сотворите дело сие и избавления ради христианского народа, ратными людьми помогите, чтоб ныне под Москвою, скудости ради, не учинилось какой-нибудь порухи боярам и воеводам и всяким воинским людям. О том много и слезно всем народом христианским вам челом бьем».

Покоритель Сибири

Глава I. Первые сношения с Сибирью

Во второй половине XVI века на западных границах России было неспокойно. Враждебные соседки, Польша и Швеция, успели соединенными силами оттолкнуть Московское государство от Балтийского моря, которым замышлял владеть Иоанн Грозный, чтобы войти в более близкие сношения с Западной Европой. Однако при этом движение русских на северо-восток не только не прекращалось, но усиливалось более и более. Наконец как бы в вознаграждение неудач на западе, русскому человеку удалось перейти за Каменный Пояс (Уральские горы), отделяющий Европу от Азии. Это случилось уже в последние годы царствования Грозного.

После завоевания русскими Казани в 1552 году многие ногайские князья сами предложили московскому царю овладеть Астраханью, которая и была присоединена к Москве в 1556 году; затем мелкие владельцы прикавказские стали обращаться в Москву с просьбой о помощи друг против друга, просились в подданство к царю Московскому, чтобы иметь в нем на всякий случай сильного покровителя и надежную помощь.

Точно так же поступил под влиянием слухов о славных победах царя Московского и владелец Сибири – татарского юрта (царства), занимавшего середину нынешней Тобольской губернии. Незначительное само по себе, это царство было, однако, не незначительно в той пустынной стране, где на громадных пространствах были редко разбросаны малочисленные роды разноплеменных и разнообычных обитателей. В январе 1555 года пришли, как говорит летопись[21]21
  См.: Приложение I. С. 106.


[Закрыть], – послы к царю от сибирского князя Едигера и от всей земли Сибирской, поздравили государя с царством Казанским и Астраханским и били челом, чтоб государь взял в свое имя князя их и всю землю Сибирскую и заступил от всех неприятелей, положил на них дань свою и прислал своего человека для сбора ее.

Иоанн Васильевич исполнил их челобитье. Послы обязались за своего князя и за всю землю, что будут давать с каждого черного человека по соболю и по белке сибирской; черных же людей (плательщиков дани) они сказали у себя 30 700 человек. Отправлены были в Сибирь посол и сборщик дани Дмитрий Куров. Последний возвратился в Москву в конце 1556 года вместе с сибирским послом Бояндой. Едигер прислал дани только семьсот соболей, объявив через посла, что воевал их шибанский царевич и взял в полон много людей, вследствие чего и мехов собрать не с кого. Однако, по свидетельству Курова, сибиряки обманули царя; дань можно было собрать сполна, да не захотели. Царь положил опалу на Едигерова посла Боянду, велел взять у него все имение, самого посадить под стражу, а в Сибирь отправил служивых татар с грамотой о высылке полной дани.

В сентябре 1557 года посланные татары возвратились с новыми послами сибирскими, которые привезли тысячу соболей, привезли и грамоту с княжьей печатью: Едигер обязывался быть у царя в холопстве и платить каждый год всю дань сполна.

Но нетрудно понять, что такая зависимость Сибирского царства от московского царя не могла быть прочной. Едигер поддался русскому царю для того, чтобы иметь от него помощь против своих недругов, а между тем ему трудно было рассчитывать на действительную помощь по самой отдаленности его владений от московского царя, его защитника. С другой стороны, эта же отдаленность умаляла страх во врагах его, которые надеялись безнаказанно овладеть Сибирским царством. Притом же, в случае нужды, они могли умилостивить московского царя обязательством платить ему такую же дань, какую платил прежний князь, подчинившийся ему. Так смотрел на дело и сам Едигер, говоривший одному из русских людей: «Теперь собираю дань, к государю вашему послов отправляю. Теперь у меня война с казацким царем (киргиз-кайсацким). Одолеет меня царь казацкий, сядет на Сибири; но и он государю дань станет не давать».

Как говорил Едигер, так действительно и случилось. Князек Кучум, явившийся из киргиз-кайсацких степей, разбил Едигерово войско, самого Едигера и брата его Бекбулата убил и завладел Сибирским царством. Царь Иоанн Васильевич стал требовать дани с нового царя Сибирского. Кучум обязался было платить дань, но потом, когда приехал к нему царский посол, Кучум убил его.

Этим и закончилась зависимость Сибирского царства от Москвы, не имевшая прочных оснований.