Текст книги "Головоломка"

Хейз внимательно посмотрел на брюнетку, решил не рисковать нарваться еще на один отказ и вышел на улицу, где его дожидался Мейер.

– Ну как, получилось? – спросил Мейер.

– Нет.

– Что так? Мне показалось, это беспроигрышный вариант.

– Мне тоже. Наверное, она думает, что Кратч просто душка.

– Это ты у нас душка.

– Пошел ты, – ответил Хейз, и они вернулись в участок.

Хейз отпечатал рапорт и поехал в продовольственный магазин, хозяин которого жаловался, что кто-то ворует у него бутылки с молоком с заднего двора еще до открытия магазина. Мейер направился к человеку, которого недавно ограбили, чтобы показать ему несколько фотографий с целью возможного опознания. Они достаточно долго работали над делом Вейнберга; оно осталось открытым – в ожидании поступления новой информации.

А тем временем двое других детективов плыли на пароме в Беттаун, вдыхая мягкий июньский ветерок, налетевший со стороны реки Харб. Карелла и Браун стояли у поручней и наблюдали за удаляющимся берегом Айсолы и за движением транспорта в порту – буксиры и океанские лайнеры, эскадра миноносцев, баржи и моторные лодки – все это издавало гудки, свистки, звонки и вспенивало винтами пространство бухты.

– Это по-прежнему самое дешевое место для свиданий во всем городе, – сказал Браун. – Пять центов за сорокапятиминутную речную прогулку, – что может быть дешевле?

– Кто бы мне дал пять центов за все то время, которое я прошастал на этом пароме с Тедди. Еще до того, как мы поженились, – сказал Карелла.

– И Кэролайн тоже любила кататься. Она никогда не хотела сидеть внутри, ни зимой ни летом, мы всегда стояли на носу, даже если была угроза кое-что себе отморозить.

– Океанский круиз для бедных, – сказал Карелла.

– Лунный свет и морской бриз...

– Концертина наяривает...

– Буксиры надрываются...

– Прямо как в фильме “Уорнер Бразерс”.

– Мне иногда кажется, что так оно и было, – задумчиво произнес Браун. – Знаешь, Стив, в этом городе было слишком много мест, куда я не мог пойти. Либо я не мог себе этого позволить, либо мне давали понять, что мое присутствие там нежелательно. А на этом пароме я мог быть как герой из фильма: мог вывести девушку на палубу, мы чувствовали ветер на наших лицах, я мог поцеловать ее как Хэмфри Богарт. Люблю я этот чертов паром, ей-богу!

Карелла кивнул.

– Все верно, – сказал Роберт Кумбс, – была у меня часть такой фотографии.

– Была? – переспросил Браун.

– Да, – подтвердил Кумбс и сплюнул на тротуар перед тележкой с горячими сосисками. Это был человек лет шестидесяти с обветренным лицом и волосами соломенного цвета, торчавшими во все стороны и напоминавшими высохшие кукурузные стебли. У него были светло-голубые глаза, окаймленные выцветшими ресницами, и кустистые брови. Сидя на стуле возле тележки перед своим заведением, “Придорожная закусочная Боба”, он разговаривал с детективами. Закусочная находилась на шоссе № 24, проходившем вдали от оживленных магистралей. Не верилось, что за день в обоих направлениях здесь проезжает хотя бы дюжина машин.

– Откуда она у вас взялась? – спросил Карелла.

– Пит Райан дал мне ее перед самым ограблением, – осклабился Кумбс. Зубы у него были такого же цвета, что и волосы. Он снова сплюнул на тротуар. Браун невольно представил, что это такое – есть пищу, приготовленную в “Придорожной закусочной Боба”.

– А почему Райан дал ее вам? – спросил Карелла.

– Мы были друзьями.

– Расскажите поподробнее, – попросил Браун.

– Это еще зачем? Я же сказал, у меня нет больше этой фотографии.

– Где она теперь?

– А бог ее знает, – пожал плечами Кумбс и опять сплюнул.

– Когда он вам ее дал?

– Дня за три до дела.

– Пит приехал к вам...

– Верно.

– И дал вам часть снимка...

– Верно.

– И что он при этом сказал?

– Сказал, чтобы я сохранил его, пока они не провернут это дело.

– А потом?

– А потом он приедет и заберет его.

– Он не сказал вам, зачем все это надо?

– На тот случай, если его накроют.

– То есть он не хотел иметь при себе фотографию, если его арестует полиция, так?

– Точно.

– Что вы обо всем этом подумали?

– А чего тут думать? Мой хороший друг просит оказать ему небольшую любезность, я ее оказываю. Чего тут думать-то?

– У вас были какие-нибудь мысли насчет того, что изображено на этой фотографии?

– Конечно.

– И что же?

– На ней было показано, где они спрятали добычу. Что я, по-вашему, совсем дурак.

– А Пит не говорил, из скольких частей состоит вся фотография?

– Не-а.

– Просто попросил сохранить этот маленький кусочек, пока он его не заберет?

– Ну да.

– О'кей, где он сейчас?

– А я его выбросил на помойку.

– Почему?

– Пита убили. Ясное дело, что он не придет за ним. Вот я его и выбросил.

– Даже несмотря на то, что вы знали, что это – часть большей фотографии? На которой показано, где спрятана куча денег?

– Правильно.

– Когда вы его выбросили?

– На следующий день, как только прочел в газете, что Пита убили.

– Похоже, вы очень торопились избавиться от него, а?

– Ну да, торопился.

– А что так?

– Не хотел впутываться в это дело с ограблением. Я так понял, что эту картинку будут искать, и мне не нужна была даже маленькая ее часть.

– Но сначала-то вы взяли ее у Пита, ведь так?

– Ну, так.

– Хотя знали, что на ней показано, где они собирались спрятать награбленное?

– Я это только предположил. Наверняка-то я не знал.

– Когда вы узнали наверняка?

– Ну, наверняка я и сейчас не знаю.

– Но вы были настолько напуганы после ограбления, что выкинули тот кусочек, что вам дал Пит?

– Так и есть.

– Это было шесть лет назад, верно, мистер Кумбс?

– Верно.

– И вы выбросили фото на помойку?

– Ну.

– Где была эта помойка?

– На заднем дворе.

– Этого дома?

– Да.

– Будьте добры, пройдемте туда, и вы покажете, куда именно вы ее выбросили.

– Пожалуйста, – Кумбс поднялся со стула, сплюнул и провел детективов вокруг закусочной. – Прямо сюда, – сказал он, указывая место. – В один из этих баков.

– Стало быть, вы принесли сюда крошечный кусочек фотографии, подняли крышку бака и бросили его туда, так?

– Так.

– Покажите, как вы это сделали, – попросил Браун.

Кумбс удивленно уставился на него. Потом пожал плечами, взял воображаемый фрагмент фотографии большим и указательным пальцами, поднес его к ближайшему баку, поднял крышку, бросил туда этот несуществующий кусок фото, опустил крышку и повернулся к детективам.

– Вот так я и сделал.

– Вы врете, – скучным голосом сказал Браун.

Разумеется, оба детектива не знали, лжет Кумбс или нет, как и то, доказывает ли хоть что-нибудь эта комедия с мусорным баком. Но расследуя преступления, надо уметь общаться с самой разной публикой. К тому же любой гражданин США знает из многочисленных фильмов, что полицейские всегда задают вопросы с подначкой, чтобы уличить человека во лжи. На своем веку Кумбс видел достаточно фильмов, и теперь он был убежден, что сделал что-то не так, когда подошел к мусорному баку и бросил туда воображаемый клочок фотографии, что-то такое, что мгновенно подсказало этим двум легавым, что он лжет.

– Вру? – вскинулся он. – Я? Вру? – Он попытался сплюнуть, но мышцы горла не повиновались, он поперхнулся слюной и начал яростно кашлять.

– Хотите с нами пройти? – суровым и самым официальным тоном спросил Карелла.

– Что... что? – кашляя, выдавил Кумбс, лицо его покраснело, он оперся рукой о край тележки, мотая головой и стараясь перевести дыхание и скрыть свое замешательство. Он не мог понять, на чем он засыпался, и теперь пытался выиграть время. Но тут этот здоровенный негр-детектив сунул руку в задний карман и вытащил пару наручников с жуткими зазубренными краями. – О, Господи, – подумал Кумбс, – они меня свинтили. Но за что?

– В чем я виноват? – прохрипел он, – что я... что я такое сделал?

– Сами знаете, мистер Кумбс, – холодно отчеканил Карелла. – Вы уничтожили важную улику.

– А это серьезное преступление, – солгал Браун.

– Параграф 812 Уголовного законодательства, – добавил Карелла.

– Послушайте, я...

– Прошу вас, мистер Кумбс, – не терпящим возражений тоном сказал Браун, раскрыв наручники и протягивая их в сторону Кумбса.

– А что, если я... что, если я не выбрасывал эту штуку... эту карточку? – промямлил Кумбс.

– А вы не выбрасывали?

– Нет! Она у меня! И я вам ее отдам! Клянусь богом, отдам!

– Давайте, – кивнул Браун.

Паром – вполне подходящее место, чтобы спокойно обменяться мыслями и высказать разного рода предположения. Так что на обратном пути в Айсолу Карелла и Браун занимались и тем, и другим.

– В ограблении участвовало четверо, – сказал Браун. – Кармине Бонамико возглавил дело...

– Да уж, возглавил, – вставил Карелла.

– ...Джерри Стайн – вел машину. Пит Райан и Лу Д'Амур – непосредственно занимались ограблением. Всего четверо.

– И что?

– Давай подсчитаем. Пит Райан дал один фрагмент фото своей тетке Доротее Макнелли, другой – своему доброму старому приятелю Роберту Кумбсу...

– Из “Знаменитой Придорожной Обжорки Боба”.

– Правильно, – кивнул Браун. – Согласно методу, известному как арифметическая дедукция, это означает, что Райан имел в своем распоряжении целых два фрагмента.

– Правильно, – согласился Карелла.

– Тогда разве не логично предположить, что у каждого члена банды было по два фрагмента?

– Логично, но вовсе не обязательно.

– Что вы имеете в виду, Холмс?

– Элементарно, Ватсон. Конечно, можно допустить, что фотография состоит из восьми частей. Однако, учитывая, что бандитов было четверо, с такой же легкостью можно допустить, что она состоит из любого количества частей – лишь бы оно делилось на четыре, – скажем, из двенадцати фрагментов, или из шестнадцати, или даже...

– Лично я считаю, что из восьми, – сказал Браун.

– Откуда это магическое слово восемь?

– Если бы ты планировал ограбление, ты бы разрезал фотографию на двенадцать частей? Или на шестнадцать?

– По-моему, это с самого начала была дурацкая идея. Я бы вообще не стал ее резать.

– Мне кажется, что фрагментов все-таки восемь. Четыре человека, по два каждому. Сейчас у нас шесть. И я уверен, что мы найдем седьмой в сейфе Джерри Фергюсон. Тогда останется найти только один! Один, беби! Всего один фрагмент, и дело в шляпе!

Но, как однажды заметил мудрый шотландский поэт Роберт Бернс, самые тщательно разработанные планы...

В тот же день они приехали в “Фергюсон-гэллери” с ордером на обыск. И хотя они обшарили его сверху донизу и нашли много ценного и интересного, фрагмента фотографии там не оказалось. В понедельник вечером у них по-прежнему было только шесть.

Шесть.

Только шесть.

Когда они изучали эти сложенные фрагменты в полуночной тишине дежурной комнаты, у них возникло ощущение, что здесь что-то не так. На фотографии не было неба.

А раз так, то не могло быть ни верха, ни низа. Перед ними был какой-то непонятный ландшафт без перспективы. Что не имело никакого смысла.

Глава 10

Нейлоновый чулок, туго натянутый на ее горле, так глубоко врезался в кожу, что был почти незаметен. Выкатив глаза, она лежала на пестром ковре спальни. На ней был халат и узкие трусики. Простыня сползла с кровати, обвившись вокруг ее ноги.

Джеральдина Фергюсон больше никогда не будет ругаться по-итальянски, никогда не будет соблазнять “женатых черномазых”, никогда не будет запрашивать непомерные цены за картины и скульптуры. Джеральдина Фергюсон лежала мертвая в такой же неестественной позе, как геометрические узоры на картинах, развешанных по стенам ее галереи. Ее спальня представляла собой настоящий бедлам – почти точную копию разгрома, учиненного в квартире Дональда Реннинджера и Альберта Вейнберга. Складывалось впечатление, что желание добраться поскорее до 750 тысяч долларов того, кто искал, достигло высшей точки. Детективы не нашли фрагмента фотографии в сейфе Джеральдины и теперь они думали – что, если убийце повезло больше?

Артур Браун вышел в прихожую и, как ни странно, подумал, каталась ли когда-нибудь Джерри на роликовых коньках по тротуарам этого города?

Той же ночью они нашли Брэмли Кана в баре гомосексуалистов.

Он был одет в парчовую куртку восточного покроя и белые брюки в полоску. Одной рукой он обнимал за плечи курчавого молодого человека в кожаной куртке. Левый мизинец Кана украшал массивный золотой перстень с серой жемчужиной.

Он был слегка пьян и весьма удивился, увидев здесь полицию.

Вокруг него мужчины танцевали с мужчинами, перешептывались и обнимались друг с другом, и Кан был удивлен появлением полиции, потому что это был город, где царила полная вседозволенность, где частные клубы гомосексуалистов могли запросто запретить вход полиции (если, конечно, полицейские не были членами клуба), и где никому не было дела до других. Это был самый обыкновенный бар “голубых” – никогда никаких неприятностей, никаких скандалов и сцен ревности – только взрослые люди, спокойно занимающиеся своими делами. Да, Кан был очень удивлен, увидев здесь полицию.

Но еще больше он удивился, когда узнал, что Джеральдина Фергюсон мертва.

Сегодня вторник, говорил он детективам, а обычно по вторникам у Джерри выходной, у него – по средам. И нет ничего удивительного в том, что ее сегодня не было на работе. Он закрыл галерею в шесть, спокойно пообедал с близким другом, а потом зашел в этот самый бар выпить стаканчик перед сном. Артур Браун спросил, не возражает ли он, если они съездят в участок, и Кан ответил, что не возражает, хотя, возможно, сначала стоило бы посоветоваться с адвокатом. Браун ознакомил Кана с его правами, подтвердив, что тот, разумеется, имеет право вызвать адвоката и, если не хочет, может не отвечать ни на какие вопросы, с адвокатом или без. Кан внимательно его выслушал и решил все-таки позвонить адвокату, чтобы он приехал в участок и присутствовал при допросе. Убийство, все-таки, – дело серьезное, даже в таком распущенном городе, как этот.

Адвоката звали Анатоль Петипа. В его присутствии Браун еще раз терпеливо разъяснил конституционные права Кану, и тот сказал, что все понятно. Да и Петипа, казалось, был доволен тем, что следствие ведется по закону. Позволил задавать его клиенту любые вопросы. Четверо детективов окружили Кана, но их численное превосходство компенсировалось присутствием Петипа, который был готов полезть в драку, если вопросы станут слишком щекотливыми. Речь шла об убийстве и никто не хотел рисковать.

Они задали все обычные вопросы (от которых сами чуть не заснули), такие, как “Где Вы Были Вчера В 2 Часа Ночи?” (по оценкам экспертов, это было наиболее вероятное время смерти Джерри) и “Кто С Вами Был?”, и “Что Вы Делали?” – и “Видел Ли Вас Кто-Нибудь?” – всю эту обычную полицейскую тягомотину. Вопросы задавались по очереди Брауном, Кареллой, Мейером и Хейзом, которые вместе обычно работали очень продуктивно. Затем они вернулись к фотографии, поскольку каждому полицейскому в участке было ясно, что четверо убитых были обладателями фрагмента или фрагментов фотографии, показывающей, где спрятаны деньги. Других мотивов убийства пока что не было.

– Когда мы беседовали с вами в субботу в галерее, – сказал Браун, – вы утверждали, что у Джерри Фергюсон есть какая-то часть фотографии. Когда вы это сказали, были ли вы...

– Минуточку, – перебил Петипа, – вы уже говорили с моим клиентом до этого?

– Да, говорил.

– Он был ознакомлен со своими правами?

– Я проводил предварительное расследование, – устало сказал Браун.

– Но он не сказал мне, что он полицейский, – предупредил Кан.

– Это правда? – спросил Петипа.

– Правда.

– Это может иметь большое значение.

– Не обязательно, – улыбнулся Браун. Заулыбались и другие детективы. Все они думали о тысячах стандартных докладов в трех экземплярах, где, например, говорилось о каком-нибудь молодом человеке, арестованном в четырнадцать лет за хранение наркотиков, в шестнадцать – за хранение с целью сбыта, и в восемнадцать – за контрабанду двенадцати килограммов героина – и всю эту криминальную историю могла сопровождать фраза, напечатанная на самом первом листе дела:

ОСОБОГО ЗНАЧЕНИЯ НЕ ИМЕЕТ

– Продолжайте, – кивнул Петипа.

– Я хотел спросить вашего клиента, насколько точно он знал, что у мисс Фергюсон есть фрагмент этой фотографии?

– Знал наверняка, – сказал Кан.

– Мисс Фергюсон говорила нам, что он находится в сейфе в галерее, – сказал Карелла. – Вы предполагали то же самое?

– Да, то же самое.

– Однако, как вам известно, когда мы открыли сейф, то фотографии в нем не было.

– Знаю.

– В таком случае, как по-вашему, где еще она может быть? – спросил Хейз.

– Не понимаю вопроса.

– Вчера мы открыли сейф. Фотографии там не оказалось. Когда вы узнали, что в сейфе ее нет, где, вы подумали, она еще могла быть?

– Понятия не имею, где она может быть.

– А вы не подумали, что она могла находиться в квартире мисс Фергюсон? – спросил Мейер.

– Он уже сказал вам, что понятия не имел, где она могла быть, – вмешался Петипа. – Вы хотите, чтобы он предположил...

– Давайте оставим это для зала суда, – перебил Карелла. – В этом нет ничего необычного, и вы это знаете. Убита женщина. Если ваш клиент сможет ответить на наши вопросы, он выйдет отсюда через десять минут. Если нет...

– Да, мистер Канелла?

– Карелла. Если нет, то мне кажется, что у вас могли бы возникнуть такие же предположения, что и у нас.

– Вы собираетесь обвинить его в убийстве?

– Разве кто-нибудь говорил об обвинении в убийстве?

– Намек был ясен.

– Как и вопрос детектива Мейера. Мистер Кан, предполагали ли вы, что фотография может быть в квартире мисс Фергюсон?

– Можно я отвечу? – спросил Кан своего адвоката.

– Да, отвечайте, отвечайте, – раздраженно сказал Петипа.

– Да, я подумал, что она может быть там.

– Вы приходили туда ее искать? – спросил Браун.

– Это уже слишком! – вскипел Петипа. – Я должен посоветовать моему клиенту, что в данном случае не в его интересах отвечать на любые дальнейшие вопросы!

– Вы что, хотите, чтобы мы арестовали его?

– Делайте, что хотите. Не мне говорить вам, что убийство – это серьезное...

– О, черт! Что за чушь! – воскликнул Браун. – Почему вы не хотите нам помочь, Петипа? Потому что у вашего клиента есть, что скрывать?

– Мне нечего скрывать, Анатоль, – сказал Кан.

– Тогда позвольте ответить ему на эти чертовы вопросы, – сказал Карелла.

– Я могу ответить на эти вопросы, – Кан посмотрел на Петипа.

– Очень хорошо, прошу вас, – вздохнул тот.

– Я не убивал ее, Анатоль.

– Давайте, давайте.

– Правда, не убивал. Мне скрывать нечего.

– О'кей, мистер Петипа?

– Я уже сказал, что он может отвечать на ваши вопросы!

– Спасибо. Вы были прошлой ночью в квартире Джерри Фергюсон?

– Нет.

– Или в любое время вечера?

– Нет.

– Вчера вы ее видели?

– Да, в галерее. Я ушел раньше ее. Это было почти сразу же после того, как вы открыли сейф.

– И почти сразу же после того, как вы узнали, что в сейфе фотографии нет?

– Да, это так.

– И приблизительно где-то в это же время вы подумали, что она может находиться в квартире мисс Фергюсон?

– Да.

– Хорошо, мистер Кан, теперь давайте поговорим о списке.

– Что?

– О списке.

– О каком еще списке?

– О разорванном пополам списке имен, который хранится у вас в офисе в маленькой коробке в нижнем ящике стола.

– Я... я не понимаю, о чем вы говорите.

– Мистер Кан, четверо из этого списка уже убиты.

– О каком списке он говорит, Брэм? – спросил Петипа.

– Не знаю.

– Это список имен тех людей, – пояснил Браун, – которые скорее всего обладают или обладали фрагментами фотографии, на которой по идее указано местонахождение денег, украденных у “Национальной ассоциации сбережений и кредитов” шесть лет назад. Я достаточно ясно объяснил, мистер Кан?

Петипа потрясенно уставился на своего клиента. Кан ответил ему тем же.

– Ну, отвечайте, – сказал Петипа.

– Да, вы достаточно ясно объяснили, что это за список, – пробормотал Кан.

– Значит такой список существует?

– Да, существует.

– И половина этого списка действительно в вашей коробочке?

– Да, она там, но откуда вы...

– Неважно, откуда. Как она к вам попала?

– Мне ее дала Джерри. На хранение.

– Где она ее взяла?

– Не знаю.

– Мистер Кан, постарайтесь нам помочь, – мягко сказал Мейер.

– Я не убивал ее! – встрепенулся Кан.

– Но кто-то же убил! – воскликнул Карелла.

– Это не я!

– А мы и не говорим, что вы.

– Ну, хорошо. Я вам поверю.

– Кто дал ей этот список?

– Кармине.

– Бонамико?

– Да, Кармине Бонамико. Одну половину списка он дал своей жене; другую – Джеральдине.

– Почему Джеральдине?

– У них были свои дела.

– Они были любовниками?

– Да.

– И кроме того, он дал ей фрагмент фотографии?

– Нет. Она получила его от своего зятя Лу Д'Амура. В налете на банк участвовало четверо. Бонамико разрезал фотографию на восемь частей – одна волнистая линия по горизонтали, три линии по вертикали – всего восемь фрагментов. Каждому сообщнику он вручил по две части, а две оставил себе. Он попросил отдать фрагменты на хранение людям, которым они доверяли. Это был, так сказать, страховой полис. Наследниками были люди, у которых хранились части фотографии. Опекунами наследства были Элис Бонамико и Джеральдина Фергюсон – единственные, кто мог сложить список, собрать фотографию целиком и найти деньги.

– Кто вам это рассказал?

– Джерри.

– А она где все это узнала?

– В постели. Бонамико рассказал ей все. Не думаю, что его жена знала, у кого вторая половина списка. Но уж Джеральдина-то знала, будьте уверены.

– Стало быть, у Джерри была вторая половина списка и один фрагмент?

– Да.

– Тогда почему она не сложила список и не раздобыла остальные фрагменты?

– Она пыталась.

– Что ей помешало?

– Элис. – Кан сделал паузу. – Сами подумайте, стала бы ваша жена о чем-то договариваться с вашей любовницей?

– У меня нет любовницы, – отрезал Карелла.

– Вот машинописная копия списка, – сказал Браун. – Взгляните.

– Ничего, если я посмотрю? – спросил Кан у своего адвоката.

– Да, – кивнул Петипа. Он повернулся к полицейскому-стенографисту. – Прошу отметить в протоколе, что мистеру Кану предъявлен список с такими-то именами и запишите эти имена в том же порядке.

– Могу я взглянуть на список? – попросил стенографист.

Браун протянул ему листок. Стенографист прочитал его, переписал всё имена и вернул Брауну.

– Итак, мистер Кан, а теперь будьте любезны взглянуть на список.

Кан взял список.

Альберт Вейнберг

Дональд Реннинджер

Юджин Э. Эрбах

Элис Бонамико

Джеральдина Фергюсон

Доротея Макнелли

Роберт Кумбс

– Прочитал, – сказал он, возвращая список Брауну.

– Какие из этих имен вам знакомы?

– Только три.

– Какие?

– Джерри, конечно, Элис Бонамико и Дональд Реннинджер. Это второй человек, получивший фрагмент от Лу Д'Амура.

– С чего вы взяли?

– Они сидели в одной камере в Карамуре. Во время ограбления он еще сидел за решеткой. Лу отправил ему туда фрагмент по почте.

– А как насчет других имен?

– Больше никого не знаю.

– Роберт Кумбс?

– Не знаю такого.

– Это имя было на вашей половине списка. Неужели вы не пытались вступить с ним в контакт?

– Может быть, Джерри и пыталась. Я – нет.

– Вам это было совершенно неинтересно, так?

– О, мне было интересно, но не настолько, чтобы тащиться в такую даль... – Кан неожиданно запнулся.

– Это куда же? Мистер Кан? В какую такую даль?

– Ну ладно! В Беттаун. Я ездил туда повидаться с ним. Но ничего не вышло. Я предложил ему тысячу долларов, и все впустую.

– А другие люди из этого списка? С кем-нибудь из них вы не пробовали договориться?

– Каким образом? Ведь у меня была только половина списка.

– В этом списке только семь имен, мистер Кан.

– Да, я это заметил.

– А вы говорите, что фотография была разрезана на восемь частей.

– Джерри мне так сказала.

– У кого восьмой фрагмент?

– Не знаю.

– Что вы скажете относительно первого имени в списке? Мистер Кан? Имени Альберт Вейнберг? Вы что, никогда о нем не слышали?

– Никогда.

– Вы газеты читаете?

– А, вы имеете в виду это убийство? Да, конечно, я читал, что его убили. Я думал, вы имеете в виду...

– Да?

– ...знал ли я его до этого.

– Это случайно не вы убили Альберта Вейнберга?

– Минуточку, мистер Браун...

– Все в порядке, Анатоль, – отозвался Кан. – Нет, я не убивал его, мистер Браун. Честно говоря, до той ночи, когда его убили, я даже не подозревал о его существовании.

– Понятно, – кивнул Браун. – Хотя он несколько раз бывал в галерее и расспрашивал о фотографии?

– Да, но он всегда пользовался вымышленным именем.

– Ясно.

– Я абсолютно непричастен к этому убийству.

– А к моему избиению?

– Уверяю вас, нет!

– Где вы были в то время?

– Дома в постели!

– Это когда?

– В ту ночь, когда вас избили!

– Откуда вам известно, что это было ночью?

– Минуточку, мистер Браун...

– Нет, все в порядке, – Анатоль, – сказал Кан. – Мне рассказала Джерри.

– А Джерри кто рассказал?

– Ну... не знаю, наверное, вы.

– Нет, я ничего ей не рассказывал.

– Значит, она еще откуда-то узнала. Возможно, она как-то замешана в этом? Может быть, она наняла кого-нибудь, кто пришел к вам в отель?..

– А откуда вы знаете, где это произошло?

– Она... она так сказала.

– Она сказал, что на меня напали двое мужчин в номере отеля?

– Да, она рассказала мне об этом на следующий день.

– Она не могла сказать, что их было двое, мистер Кан, потому что я только что это придумал. Там был один мужчина, и на лице у него был чулок.

– Это был не я! – закричал Кан.

– Тогда кто это был? – крикнул Браун в ответ. – Вы только что сказали, что узнали об Альберте Вейнберге в ту ночь, когда он был убит! Откуда?

– Я хотел сказать, на следующее утро. Из газет.

– Вы сказали “в ту ночь, когда его убили!”. Вы сказали, что до той ночи даже не подозревали о его существовании. Как вы узнали о его существовании, мистер Кан? Не из моей ли записной книжки, которая лежала открытой рядом с телефоном?

– Минутку, минутку, – перебил Петипа.

– Я не убивал его! – взвизгнул Кан.

– Как вы это сделали? Пошли убивать его сразу же после того, как разделались со мной?

– Нет!

– Одну минуту!

– Вам понадобилось пройти всего три квартала до его дома...

– Нет!

– Признайтесь, Кан, вы убили его!

– Нет!

– Вы напали на меня!

– Да... то есть нет. НЕТ!

– Да или нет?

Кан, вскочивший было, упал на стул и заплакал.

– Да или нет, мистер Кан? – мягко спросил Браун.

– Я не хотел... бить вас, я ненавижу насилие, – всхлипнул Кан, не глядя на Брауна. – Я только собирался... заставить вас отдать фотографию, угрожая пистолетом. А потом... когда вы открыли дверь, я... вы показались мне таким огромным... и... и в эту секунду я решил ударить вас. Я был очень испуган... очень... Я... я боялся, что вы ударите меня.

– Арестуйте его, – сказал Браун. – За умышленное применение насилия.

– Минуточку, – прохрипел Петипа.

– Арестуйте, – решительно повторил Браун.