Текст книги "Черные крылья"

Вот и комната Машины. Кто-то уже должен быть внутри, тянуть за рычаги, готовить к бою. Если напали на станцию, наверняка через Морок маршируют сотни тысяч. Но, должно быть, назначенные работать с Машиной уже мертвы. Нужно отыскать ключи, пустить оружие в ход. Когда потянут за последний рычаг, все в двадцати милях на восток от станции покроет огонь, по сравнению с которым ад – просто летний вечер. Я неприятно провозился полминуты, тряся и дергая, обдирая шкуру с ладоней, затем плюнул и оставил цепи в покое. Я уж точно отправлю в ад того, кто додумался закрыть Машину на цепь. А если этот кретин уже сдох – что скорее всего – я отыщу его труп и всласть попинаю.

Драджи шли по пятам. Похоже, их посетили те же мысли, что и нас. Кабинет коммандера тут неподалеку, дверь закрыта изнутри. Драджи выскочили в коридор у нас за спиной, «малыш» капризно верещал, отдавая приказы.

– Мать вашу, впустите! – заорал я, не особо надеясь на ответ. – Мы вам не гребаные драджи!!

Я шлепнул ладонью по двери. Черт! Мы в тупике. Драджи двинулись к нам, занося мечи и топоры. Я пнул дверь. Ударил ногу.

И тут в замке заскреблось.

– Быстрей! – заорал я.

Драджи осторожно приближались. Я отбил удар и отсек руку нанесшему его. Коридор узкий, напасть на нас может только один. Раненый отшатнулся, стараясь отойти, но Ненн не любила упускать подранков. Она сделала низкий выпад, потянула клинок – и отсекла ногу выше колена.

Сзади крикнули:

– Ложись!

Я учуял нутром, как за спиной вспыхнуло пламя. Многолетний опыт подсказал: там заряженный и готовый выпалить спиннер. Мы с Ненн рухнули наземь и прикрыли глаза. Разумная тактика, когда поблизости маг. И он учинил лютую жуть. Когда мы открыли глаза, в коридоре валялись лишь ошметки горелых драджей. Один, разорванный пополам, стонал от боли.

Мы вскочили и шмыгнули в комнату. Захлопывая дверь, я оглянулся. В коридор выбегали драджи.

Кабинет – мрачная роскошь, полировка, полки с книгами в кожаных переплетах, похоже, никогда не читанными, непомерное кресло, огромный стол красного дерева – и то, и другое слишком мало для лепечущей колоссальной туши недоумка, который, похоже, и был здешним коммандером. Слизкая белая шкура, пирамиды сальных складок – вот украшения идиота, отдавшего свою крепость. Он уставился на меня, разевая пасть, будто рыба. Экстравагантная кружевная рубашка взмокла от пота. Свинья. Гребаное позорище, а не солдат. Его компаньон, только что грохнувший шестерых дхьярских вояк, – крошечное создание, тоненькое, как щепка, пять футов с нулем, в плаще густо-синего цвета с капюшоном. Когда я увидел ее лицо, меня словно шарахнуло магией – да покрепче чар «малыша».

Эзабет Танза. Она выглядела в точности так, как двадцать лет назад: гладкая кожа, тонкие черты юной девушки без единого намека на годы. Ошеломительная, рвущая душу красота. Совершенней только богини. Она должна была уже седеть – но выглядела, будто не состарилась и на день. Выбивающиеся из-под капюшона пряди – шелковистый блеск. Хотя где-то под нами дрались и умирали люди, я застыл с открытым ртом, словно идиот.

Эзабет глянула на меня в замешательстве, тут же пришла в себя и перевела взгляд на Ненн.

– Я надеялась, вас будет больше, – сказала Эзабет.

А вот голос постарел. Стал властным, привычным к приказам.

– Сколько есть, – сказал я.

Она отвернулась, а когда снова посмотрела на меня, на ее лице была синяя полотняная маска, открывавшая только глаза.

– Что делать? – взвыл коммандер.

– Что по уставу положено, – огрызнулся я. – Приказ маршала границы Венцера. Никаких соплей. Если атакуют – активировать Машину Нолла. Дайте мне ключ!

– Да что там происходит? – провизжал он.

Эта свинья буквально описалась со страху. Трудно осуждать за такое в текущих обстоятельствах, но этого типа я просто возненавидел. Мне остро захотелось пощупать железом его жиры. Но тип еще нужен. Я осмотрелся. Никаких выходов. Кабинет – настоящая ловушка.

– Меч есть? – спросил я.

Он заморгал, крутя головой, будто ему и в голову не приходило искать оружие. На стене висела изукрашенная штуковина с золотой рукояткой. Тип пошел, снял ее. Он держал меч, словно мешок дерьма. Вряд ли коммандер вообще брал оружие в руки с тех пор, как получил его. Администратор, жертва гроссбуха. Такого ставят заведовать складами, а не клятой приграничной станцией. Слишком долго мы жили в мире, из вояк превратились в кашу. Я велел мешку дерьма не соваться под руку. Если начнем махать железом – покалечит себя, а не врагов.

За дверью послышался топот множества ног, лязг, разноголосый гомон. Драджи знали, что делают. В моей голове начало проясняться.

– Миледи, они хотят забрать вас, – сказал я.

– Пусть попробуют.

Да уж, дерзко.

– У вас канистры есть? – спросил я.

– Нет.

– У вас вряд ли много осталось.

– Почти ничего, – согласилась она. – У меня нет боевого опыта. Я не воин.

Она встала у окна, быстро чертя пальцами в воздухе яркие линии, изо всех сил вытягивая лунный свет. Чтобы полностью зарядиться, ей нужен станок и долгие часы работы. Мясорубка в коридоре наверняка забрала почти все запасы фоса, но Эзабет старалась собрать хоть что-то за оставшиеся секунды.

Среди невнятного дхьяранского гомона послышался визгливый повелительный голосок. Скверно. «Малыш» уже здесь. Даже с полными канистрами спиннер не чета «малышу». Магия у них разная, и «малыш» намного сильнее. Стандартная офицерская инструкция для Пограничья гласила: не лезть к «малышу» без трех спиннеров. А у нас одна, и та почти без света. Чуть полезней пустых ножен.

Пока я задавал себе бесполезные вопросы, Ненн обвалила на дверь книжную полку. Тогда я помог ей перевернуть и вторую. Да, у нас были другие планы на будущую жизнь – но все меняется со временем.

– Мы умрем! – завизжал коммандер, судорожно обмахиваясь, словно веером, официальными бумагами.

Пот катился с него градом.

Я не расслышал того, что Ненн посоветовала коммандеру. Дверь содрогнулась от удара. Затряслась обваленная мебель. Наверное, драджи соорудили таран и захотели в гости.

– Надеюсь, ты готова? – спросил я у Ненн, пытаясь ободрительно усмехнуться.

Получилась глумливая ухмылка. Выражение на лице Ненн было не лучше.

– Капитан, я б не сказала, что хотела закончить именно так, – заметила она и харкнула на дорогую книгу.

Что-то тяжелое снова врезалось в дверь. Но баррикада выдержала.

– Я всегда думала, что кончусь от чего-нибудь тупого, вроде сифилиса или холеры. Или от порченого мяса. От чего-нибудь нормального, дурацкого, понимаешь?

Я кивнул. Раньше у нас всегда была лазейка, возможность удрать. В критических ситуациях я бросал все и драпал, отказывался драться в безнадежном раскладе. Потому и живой до сих пор. А теперь наши мозги раскурочит мелкий ублюдок всего лишь потому, что мы не там остановились на ночь. Как-то оно нечестно.

В дверь грохнули снова. Снаружи загомонили, оживленно заспорили, стихли – и затем стол и полки, приваленные к двери, начали слегка искрить и задымились.

– Вот и поехали, – заключил я. – Хочу прихватить с собой хотя бы одного.

– Мне лучше будет с двумя, – сказала Ненн и стянула деревянный нос, чтобы легче дышалось.

По крайней мере я умру вместе с Ненн – а это уже немало.

Баррикада стала размягчаться, раскисать, у самой двери потекла. Гребаная магия. Коммандер зарыдал – большие жирные слезы катились по его тупой жирной роже. Я чуть не стукнул его.

Эзабет прошла через комнату, сдернула покрывало, открыла пустую хрустальную призму на бронзовом пьедестале.

– У вас есть коммуникатор? – изумленно и зло спросила Эзабет.

– И вы не сообщили Совету? – выдохнул я.

– Все случилось так быстро, – пропищал коммандер. – Я не могу послать сообщение, я не знаю как. Может только «талант».

Невыносимо зачесались кулаки. Сейчас бы расплющить эту жирную тупую рожу!

– Кажется, времени на сообщения не осталось, – заметил я.

Эзабет покачала головой. Она смотрела под кристалл. По его постаменту вились медные и бронзовые провода.

– Не осталось, – согласилась она. – Но коммуникатор требует огромного количества света. Вы можете выдернуть кристалл?

Я подошел, сунул снизу меч и без труда выдернул прозрачный камень. Из разобранной машинерии засверкал жаркий белый свет. Эзабет накрыла дыру ладонью. Та засветилась, потом – вся рука. Сквозь нее плыл ослепительный, великолепный фос.

– Если можешь сделать что-нибудь – делай сейчас! – рыкнула Ненн.

Полки превращались в лужи холодного жидкого дерева. Дверь – то же самое. Магия «малыша».

Нет времени думать о том, что же творит наш спиннер. Последняя полка превратилась в комок слизи и шлепнулась в деревянную лужу. Дверь рухнула внутрь. За порог прыгнули драджи, и мы встретили их сталью. Ненн завизжала, рубя и полосуя. Я колол, резал, сек. Но их было много, а нас всего двое. Упал замертво один драдж – на его место ступил другой.

От Эзабет полыхнуло ярчайшим светом. Он вырвался из-за моей спины. Драджи мимо воли заслонили руками свои пустые зенки – и я раскроил руку одному, ударил щитом в лицо другому. Отчего-то свалилась на пол Ненн. За дверью я заметил «малыша» – крохотного и разъяренного.

Он провизжал что-то на дхьяранском. Наверное, «Убейте эту суку!» Его голос прозвучал так по-детски, что во мне шевельнулась жалость. Но его солдаты не могли и глянуть в нашу сторону из-за невыносимого света. Самый храбрый попробовал двинуться, но я отпихнул его, раскроив физиономию. Остальные попятились. «Малыш» поднял руки, послал к нам своих мозговых червей – но удивительное сияние обессилело чары.

«Малыш» завизжал от ярости, завертел головой, отыскивая выход. Напрасно. Я успел заглянуть «малышу» в глаза. И мне показалось, вопреки всякому здравому разумению, что он меня узнал.

А затем мир превратился в обжигающий свет.

Звуки пропали. Все исчезло, пол под ногами тоже, я врезался лицом в книгу. Пронеслась жуткая мысль о том, что я умер, что мне наврали. Что это за смерть такая, когда целую вечность в белизне, способный думать, но не в силах говорить и двигаться? А вокруг – ничего, кроме бледной пустоты?

Но я почуял жареное мясо и понял, что жив.

Я не впервые нюхаю подгорелую человечину. В Адрогорске жег людей кипящим маслом. На допросах приходится учинять всякое, иногда и самому тяжело вынести. Но теперь воняло намного хуже.

Я перекатился на спину. Глаза болели. Голова тоже, и сильнее. Начал обрисовываться мир вокруг. Я уцепился за стол, уперся, поднялся на ноги. Вокруг так тихо и глухо. Никто не разговаривает, не кричит и не стонет.

Я пошарил по слишком яркому полу, нащупал свой меч. Не различить, кого тут нужно колоть, в глазах белым-бело. Я прислонился к стене, выждал.

Коммандер умер. Дхьяранские вояки – тоже, но коммандер был мертвей. Драджи лежали, как положено грохнутым: растопырив руки-ноги, выпучив зенки. У некоторых дырки от меча. Это моя работа. Другие будто спят, разве что совсем не шевелятся и глаза открытые и остекленевшие. Я никогда не видел у спиннеров того, что учинила леди Танза. Такого не сумел бы и Глек Малдон.

Источником лютой вони оказался коммандер. От него остался почернелый дымящийся скелет, прикрытый обгорелыми лохмотьями, гордо восседающий в кресле. А по останкам и не скажешь, какой был боров всего пару минут назад. То, что сотворила Эзабет, выжгло его, будто свечу.

Хм, а «малыша»-то и не видно. Ублюдки-колдуны. Они-то всегда придумают лазейку.

Эзабет Танза лежала рядом с хрупкими, как уголь, костями коммандера Двенадцатой станции. От руки скелета отпало несколько фаланг. Кости застучали по полу. Ненн еще не пришла в себя. Она сидела, прислонившись к стене, но как-то криво. Я понял, что свалила ее не вспышка света.

Я за секунду оказался рядом, попытался схватить за руку, прижатую к пояснице. Ненн посмотрела на меня. У нее такие красивые карие глаза. А между ними – дыра на месте носа. Ненн стиснула зубы от боли. Похоже, она еще не решила: злиться или бояться. Но злость-таки взяла свое.

– Гребаный скот достал меня перед тем, как сдохнуть, – процедила она, выдавливая слова из боли, как масло из оливок. – Я ткнула ему в лицо, а ублюдок не обратил внимания, ударил снизу. Мать его. Рихальт, этот скот меня грохнул.

– Еще нет, – сказал я. – Мы тебя починим.

– Ха, – выговорила Ненн, зажмурилась, запрокинула голову. – Грохнули как пить дать. Мать его, так болит.

– Дай посмотрю.

– Смотри.

Я глянул – и пожалел об этом. Попало низко. Не зацепило ничего, ведущего к быстрой смерти. Колотая рана. Я поискал сделавшее ее железо, нашел меч на пять дюймов в крови. Если повезет, Ненн умрет от потери крови. Это милосердно. Если не повезет – впереди медленная мучительная смерть от гангрены, боль, гной и смрад, почерневшая плоть. Худший вид смерти. Лучше уж сгореть в колдовстве.

Ненн заметила, что я тереблю рукоять кинжала, и посмотрела мне в глаза.

– Давай, – прохрипела она.

Ненн протянула руку – и от касания ее холодных скользких пальцев я вздрогнул и выпустил кинжал.

– Нет. Мы тебя починим, – сказал я.

– Куда там? – выговорила она.

Меж ее пальцев сочилась кровь. Ненн с трудом выдавливала слова.

– Мы оба знаем, что дальше. Долго умирать. Больно.

– Саравор починит.

– Нет, – проскрипела Ненн, – не этот ублюдок. Ни за что.

– Я разве давал тебе выбор? Ты будешь жить.

– У него очень дорого. Очень.

– У меня кредит, – соврал я.

Ненн права. Цены у Саравора еще те. Но ведь речь о жизни моего друга. Нет, моей сестры. Я найду, как заплатить. Если не брезгуешь ничем, способ всегда найдется. А брезговать я бросил уже давно. Если выродок Саравор сумеет залатать мою Ненн, получит все, что захочет.

Я на всякий случай отпихнул меч подальше. Лучше не искушать. Ненн – она такая.

Вокруг все спокойно. Больше никаких драджей.

– Надо посмотреть, кто еще выжил, – сказал я.

За дырой на месте двери – пустота и тишина. Вся станция в темноте. Похоже, магия Эзабет забрала весь фос из ламп.

Я подошел к ней. Ну, еще жива. И в сознании, но совсем без сил. Свет в кабинете почти угас. Она высосала весь чертов фос из всей станции. Я помог Эзабет приподняться, привалиться спиной к стене. Леди Танза с трудом разлепила веки, посмотрела на меня. Мне показалось, я различил сквозь маску ее улыбку. Даже среди безумия и вражеских трупов, с руками в крови, с самым верным и давним другом, умирающим на грязном полу, я не мог оторвать взгляд. Я потерялся, заплутал в своей юности.

– Мастер Галхэрроу, как странно повстречать вас здесь, – рассеянно выговорила Эзабет заплетающимся языком. – Мы сейчас поедем кататься?

Как пьяная. Она засмеялась. Голос будто из треснувшего бокала. К моей глотке подкатил комок, и мутно, тяжело заныло сердце.

– Тебя ранило? – спросил я.

– Нет. Спасибо, я не хочу кататься. Я лучше немного посплю. Мастер Галхэрроу, спасибо.

Она закрыла глаза и уснула.

Гарнизон дрался – но, честно говоря, из рук вон. Точнее сказать, «отдавался в забой». Повсюду трупы. Одни кончались на месте, другие отползали к стене и сдыхали там. А кое на ком – ни метины, будто высосало жизнь. Похоже, магия Танзы не всегда выбирала драджей. Ну, это неудивительно, когда выпускают за раз весь фос станции. Девочка Эзабет умудрилась вызвать мощь, которая впечатлила бы и Воронью Лапу. Хотя кто его знает.

Живые обнаружились только на нижних этажах. Первые найденные выли и скулили. Пара дхьяранских вояк, оба уже не жильцы. Один пытался подползти к двери на брюхе. С такими темпами он управился бы к весне. Прежде чем кончать их, я хотел узнать, сколько выжило моих людей.

Тнота жив, а с ним и Пискун, еще дюжина поваров и гарнизонных солдат, спрятавшихся на кухне и основательно забаррикадировавшихся.

– Большой Пес шепнул мне, что ты справился, – сообщил Тнота, когда я их выпустил.

Потом Тнота уставился в потолок, коснулся пальцами губ и век.

– Ну конечно. Мы ж с ним договорились, – сказал я. – Кто из наших уже всё?

– Проще сказать, кто не всё. Ида сделала ноги, как только увидела первого драджа. Не уверен, что она успела слинять.

Тнота вздохнул. На нем самом ни царапины. Наверное же, он первый оказался в подвале и, скорее всего, вообще не вытягивал свой нож.

– Ты видел Ненн? Как я понял, она пошла искать тебя.

– Ее здорово потрепали. Наверное, скоро умрет, – выговорил я, отчаянно стараясь сделать голос суровым и твердым.

Но чертовы слова все равно дрожали. Тнота меня раскусил. Он долго пробыл рядом со мной и хорошо представлял, какой толщины у меня шкура.

– Иди к ней. Я разберусь со здешним дерьмом.

– Нет! Приготовь ту шикарную карету снаружи. Мы везем Ненн в Валенград. Заявимся в гости к Рукоделу.

Смуглое лицо Тноты почернело. Его вера запрещала подобные вещи, не говоря уже про здравый смысл.

– Не вязался бы ты снова с этой тварью, – мрачно посоветовал он. – Он подарков не дарит.

– А я не сижу и не смотрю, как умирает Ненн. Готовь карету. Как только я принесу Ненн вниз, мы уезжаем.

Совру, если скажу, что перспектива визита к Саравору не пугает меня. Но лучше об этом сейчас не думать. Впереди куча хлопот. А Саравор – лютая сволочь. Он сдерет втрое больше того, что я могу заплатить, и потребует еще чего-нибудь. Но бывает время, когда надо делать глупости и платить за них, – потому что иначе не захочешь жить.

Глава 4

Я полжизни провел на границе. Повидал много людей. Кто-то приходил и уходил, кто-то приходил и умирал. Те, кто оставался, не всегда бывали приятными попутчиками. Когда впервые теряешь друга, кажется, все меняется, прежнее разбилось, ушло. Когда теряешь много друзей, понимаешь – ты уже другой, но каким был прежде, не помнишь. Иногда читаешь некролог засранца, который тебя однажды обжулил за игровой доской, и честно радуешься тому, что он напоролся на перо или попал на зуб дульчеру. Но иногда – не часто, но все же – при жизни не дашь за человека и ломаного гроша, а после его смерти хочешь разнести ворота в преисподнюю, чтоб выдрать его оттуда.

Я хотел вернуть Ненн. Пусть она свирепая, сварливая и головорез почище любого пирата, но она – мой головорез. Не ей, мать ее, подыхать от простой раны в живот.

Мы потащили ее в расписной гребаный экипаж. Ненн материлась так, что у святош душа пошла бы кровавыми пузырями. Правда, я испугался, когда проклятия сменились стонами и гримасами.

– Меньше б ты жрала хера, – посоветовал я. – Тяжелая, мать твою.

Она оскалилась в ответ. Мол, я б тебе отвесила, мне б только отдышаться.

Тнота открыл дверь. Ну, целый зал внутри. На восемь человек, и лавандой пахнет. Когда мы водрузили Ненн на сиденье, она заорала. Да, не самая надежная койка, чтобы отдавать концы. Ну, какая есть. Надо ехать быстро, а рессоры на карете куда лучше, чем подвеска военных колымаг.

– До Валенграда вдоль границы – три дня, – сказал я Тноте. – Надо двигать. Найди нам лошадей. Если кто скажет слово…

Я сперва подумал: пусть Тнота адресует их ко мне. Но, мать его, у меня еще столько дел.

– …Тогда грохай их.

Тнота ухмыльнулся. Ухмылка редко покидала его лицо. Он, наверное, лыбился бы и тогда, когда по станции топтались бы самолично Глубинные короли.

Двенадцатая все еще не могла прийти в себя. Повсюду слонялись выжившие солдаты и гражданские, не веря своим глазам и ушам. Понятное дело, я и сам бы не поверил такому. Офицеров почти не осталось, от коммандера можно было прикуривать. Никто на станции не служил по-настоящему. Большинство несчастных недорослей-солдат впервые увидели, как убивают людей. Конечно, дома все забивали скот, и даже самые зеленые видели трупы: детей и бабушек, не переживших холодную зиму, соседей, не переживших летних эпидемий. В нашем мире привычно умирать. Однако видеть дядьку, кончающегося от чахотки, совсем не то, что своих братьев по казарме, которых на твоих глазах вспарывает серокожее чудовище, явившееся из ниоткуда.

Я присел на корточки у лежащего во дворе драджа. Все они не похожи друг на друга. Все были людьми до того, как короли изменили их и сделали частью своего плана. Этот уже совсем не человек. Лицо без носа, гладкое, как стеклянный шар, кожа пятнистая, ржаво-серая, глаза большие, круглые, почти целиком – зрачок. Глаза твари, рожденной в ледяной тьме. Драдж еще носил лохмотья человеческой одежды, но поверх нее – недавно выделанные доспехи из хорошей стали, сворованной у побежденных. Я снял шлем, начал искать метку. Она всегда есть. В конце концов, пришлось раздеть труп: перерезать ремни доспехов, обнажить липкую дряблую плоть рук и ног. Оказалось – женщина. Метка обнаружилась на заднице: иероглиф намного сложнее знаков нашего письма. Непонятно, как их наносят. Ведь и не тату, и не клеймо, хотя назначение такое же. Каждый Глубинный король по-своему метил своих созданий. Какое они имели отношение к магии, мы не знали. Но по ним можно определить, кто устроил атаку на крепость. Оказалось, Шавада. По нашу сторону границы ненавидели всех Глубинных королей, но Шаваду еще и презирали больше всех. Филон слыл самым изощренным тактиком, Иддин – самым могущественным, у Акрадиуса – самое большое войско, но Шавада в жестокости переплюнул всех.

Надо как можно скорее сообщить Вороньей Лапе.

Я снова побрел через станцию. Кровь на стенах и на полу. Повсюду валяются тела пустоглазых вояк. Их пока не решались трогать. А они воняли так, что перешибали смрад опорожненных человеческих кишок. Я вернулся в кабинет коммандера и, не обращая внимания на дымящиеся останки, проверил коммуникатор.

Ничего. Танза высосала весь сок и попутно расплавила провода. Наверное, батареи для фоса не в лучшем состоянии.

– Мне нужно в Валенград, – хрипло прошептала Эзабет.

Я едва разобрал приглушенные тканью слова и опустился на колени, чтобы убрать маску. Эзабет повернула голову, попыталась оттолкнуть мою руку.

– Оставь, не надо.

Какая глупость. Ну ладно. У меня не было сил спорить.

Воронья Лапа послал меня сюда, чтобы Эзабет выжила. Откуда-то он знал об опасности. Интересно как? Хотя гадать о том, как Безымянные узнают о наших делах, – все равно что предсказывать ветер. А ведь я чуть не завалил дело. Я почти не помог ей, а за свои старания заплатил жизнями восьмерых, включая нового парнишку. Он так боялся Морока. Наверное, боялся и на станции. А нам всем было наплевать.

– Я туда и еду, – сообщил я. – В общем, мы все-таки поедем кататься.

Она не возражала, потому что потеряла сознание.

Я притащил обеспамятевшую леди во двор. Да, иные щиты и то тяжелей. Тнота хорошо улаживает дела. Они с Пискуном запрягали лошадей: полдюжины широкогрудых тварюг с неровными белыми пятнами на черных носах. Я уложил леди Танза на скамейке напротив Ненн.

– Мне ехать с этой ведьмой? – проскрипела Ненн.

Лицо красное, катится пот. Скверно.

– Тебе было наплевать на то, что Глек спиннер.

– А ему было наплевать на то, что он родился с серебряной ложкой в заднице. Если ведьма начнет корчить леди, выпинаю из кареты.

– Это ее карета.

– А дохну в ней я! Не хватало еще, помирая, книксен делать.

Ненн выглядела полумертвой – и, похоже, на самом деле была. Но еще находила силы огрызаться. Значит, надежда есть. Может, мы и успеем к Саравору, до того как Ненн убьет отрава, рожденная ее же телом. Вот когда Ненн затихнет – тогда дело швах.

Перед отъездом я нашел капитана, не пустившего меня к коммандеру всего несколько часов назад. Капитана слегка ранили, но он сумел собрать остатки гарнизона и выбить драджей из ворот. Глядишь ты, он вышел вовсе не таким уж бесполезным, каким показался сначала. Двое его лучших людей уже скакали на север, к Тринадцатой станции, чтобы запросить подкреплений и отправить по коммуникатору сообщение в Валенград. Ох и приятный выйдет сюрприз Маршалу границы Венцеру. Честное слово, хотел бы я сам принести чудесные новости Железному козлу и посмотреть на его лицо. Хотя, может, пошлю ему рапорт, когда вернусь. А пока пусть разбирается армия.

Я гнал карету почти без передыха. Дорога была донельзя ухабистая, пассажиры кривились от боли. Мы катили на север по рокаде. На запад – Дортмарк: фермы, поля, города, леса, жизнь. На восток: пустые рыжие пески и расколотое небо Морока. Мы шли вдоль границы, разделившей миры.

Конь сдох прямо в упряжи. Мы обрезали постромки и погнали оставшихся еще сильнее. В десяти милях от Валенграда забрызгал пеной еще один, грохнулся наземь и сломал ноги третьему. Трое оставшихся, хотя и мощные зверюги, карету тянуть не могли. Мы повстречали купеческий караван, и я забрал их коней. Купцы не сопротивлялись, никого убивать не пришлось.

Я беспощадно нахлестывал новых коней. Вот показался город: заводы и фабрики изрыгают дым, ночь расцветили тысячи фос-огней. Над цитаделью сияет багровым пламенем сквозь едкий туман слово «МУЖЕСТВО». С востока отравленная пустыня вплотную подступала к огромным стенам Валенграда. Но теперь Морок был не самым жутким в моей жизни.

Мать его.