Текст книги "Избранное. Наука о культуре и императивы эпохи"

Некоторые особенности новой зарождающейся научно-технической культуры

Начнем с ее звена, выражающего культуру научного производства. В ее основе должен лежать не монодисциплинарный, а междисциплинарный принцип организации науки и образования. Руководство последним ни в коей мере не должно вести к ликвидации научных дисциплин как таковых. Он означает лишь качественно особый способ их структурирования. Будучи обусловлен необходимостью решать комплексные проблемы, не укладывающиеся в рамки отдельных существующих областей научного знания, этот способ знаменует собой выработку механизмов их взаимной непосредственной связи, координации и интеграции. Отмеченная необходимость естественным образом стала формировать и новые научно-познавательные идеалы, связанные уже не с разобщением научных дисциплин, с односторонней специализацией, а с их объединением.

В научно-образовательной культуре, базирующейся на монодисциплинарном принципе, ничтожное место занимала прогностическая составляющая этой культуры. Качественно иные требования предъявляются научно-познавательной культуре, формируемой современными процессами НТР. Фундаментально важная особенность этой культуры должна состоять в значительном увеличении роли и объема этой составляющей. Она должна быть призвана системно прогнозировать последствия совокупной человеческой деятельности, корректировать и оптимизировать процессы осуществления последней. А это в принципе оказывается возможным лишь при междисциплинарном способе организации науки и образования.

Лишь пропорциональное сочетание способов удовлетворения повседневных нужд общества со способами отмеченного постепенного системного прогнозирования дает возможность привести к выработке культуры, соответствующей тем новым требованиям, которые стали предъявляться человеческой деятельности в современную эпоху. Необходимость подобного сочетания получает сегодня все большее осознание в мировой литературе. Рассмотрению связанных с ней вопросов посвящено уже значительное количество работ. В их числе и очередной доклад Римскому клубу «Нет пределов обучению», авторами которого являются Джеймс Боткин, Махди Эльманджра и Мирча Малица.

Авторы доклада рассматривают обучение в самом широком смысле. По сути дела, они его сводят к информационному обеспечению решения людьми встающих перед ними проблем в многообразных жизненных ситуациях. Подобный подход, на наш взгляд, вполне правомерен и весьма важен под углом зрения рассмотрения процессов социальной самоорганизации. Не менее правомерным является производимая авторами доклада дифференциация поддерживающей и инновационной сторон обучения. Если первая из них выражает обучение, связанное с относительно стабильными, в целом знакомыми и повторяющимися ситуациями, то вторая призвана отразить процессы обучения для разрешения новых, неожиданно возникающих ситуаций. По мнению авторов доклада, в течение всей истории человечества вплоть до наших дней инновационное обучение происходило путем возникновения, так сказать, «шоковых состояний», в результате наступления событий, нарушающих обычный ритм жизни и требующих принятия новых решений. И сегодня, считают они, инновационное обучение продолжает пока носить преимущественно подобный характер, т. е. осуществляется вслед за соответствующими событиями. Но в контексте существующих глобальных проблем, продолжают свою мысль авторы доклада, это может привести к фатальному для человечества исходу. Поэтому люди должны научиться должным образом прогнозировать будущее, предвидеть возникновение возможных кризисных ситуаций, быть готовыми к ним и находить приемлемые средства их преодоления (Botkin et al., 1979]. Такова основная идея доклада, которая заслуживает самого пристального внимания.

Решительное возражение, однако, вызывает производимое авторами доклада однозначное разведение адаптивного и инновационного обучения и поведения, понятий «адаптация» и «антиципация». Оно искусственно и не выдерживает научной критики. Выше, при общей характеристике самоорганизующихся систем было показано, что адаптивные процессы в принципе возможны благодаря инновациям, а также опережающему отражению действительности. Инновация и антиципация выступают в качестве обязательных условий и механизмов осуществления этих процессов. Другое дело, что формы адаптации, инноваций и антиципации могут носить качественно различный характер. Так, наряду с той формой адаптивных процессов, которые непосредственно следуют за изменениями среды и для которых характерна антиципация, ориентированная на предвосхищение стабильных, повторяющихся ее свойств, возможны особые формы этих процессов, реализуемые благодаря антиципации, ориентированной на системную динамику будущих состояний общества. И именно подобного опережающего отражения действительности требует современный, уникальный по динамичности процессов этап развития человечества.

Этот этап настоятельным образом выдвигает задачу выработки качественно новых адаптивных механизмов, принципиально иных форм антиципации. И процессы выработки подобных механизмов и форм стали достаточно очевидными за последнее десятилетие. Они находят свое выражение прежде всего в том типе прогностического поиска, который получил наименование глобального моделирования. Этот тип поиска знаменует собой формирование принципиально нового механизма самосохранения общественной жизни, новую форму опережающего отражения действительности, дополняющую иные характерные для общества формы, в частности форму группового стереотипизируемого в культурных традициях опережающего отражения. Глобальное моделирование как форма антиципации адекватна уникальной динамике современней эпохи, которая не позволяет надлежащим образом срабатывать механизму обратных связей уже в силу того, что результаты тех или иных социальных действий просто не успевают проявиться до осуществления цикла действий нового типа или же проявляются первоначально в слабовыраженной форме. Из-за этого не поступает и адекватная информация о соответствующих процессах, необходимая для принятия своевременных надлежащих решений и проведения требуемых поведенческих коррекций. В результате кумуляция деструктивных эффектов в системе в значительной степени возрастает [Маркарян, 1981а; 88, 89].

По существу, этот имитационный вид моделирования социальных систем глобального, а также регионального уровней является моделированием адаптивного поведения этих систем, будучи призванным давать рекомендации для их адаптивной самокоррекции. Обеспечение оптимального адаптивного самокорригирования человечества и его подсистем в многообразных, динамично изменяющихся и порой совершенно неожиданно возникающих ситуациях среды – такова стратегически наиболее важная комплексная проблема, на решение которой должны быть в конечном итоге направлены усилия представителей всех основных групп наук. И не случайно то обстоятельство, что исследования по глобальному моделированию представляют собой научно-интегративный поиск качественно нового типа, предполагающего тесную кооперацию общественных, естественных и технических наук [Маркарян, 1981д]. Эти исследования знаменуют собой выработку научно-технической культуры принципиально особого типа, соответствующего столь же принципиально новому этапу осуществления социальной самоорганизации, детерминируемого, в частности, акселерацией ее динамики.

Литература

Каган М. С. Человеческая деятельность. М.: Политиздат, 1974.

Каган М. С. Художественная культура как система // Вопросы социологии искусства. Л.: ЛГИТМиК, 1980.

Маркарян Э. С. Интегративные тенденции во взаимодействии общественных и естественных наук. Ереван: Изд-во АН АрмССР, 1977.

Маркарян Э. С. Узловые проблемы теории культурной традиции // Советская этнография. 1981а. № 2.

Маркарян Э. С. О значении междисциплинарного обсуждения проблем культурной традиции // Советская этнография. 1981б. № 3.

Маркарян Э. С. Принципы самоорганизации и интегративное взаимодействие общественных, естественных и технических наук // Методологические проблемы взаимодействия общественных, естественных и технических наук. М.: Наука, 1981.

Маркарян Э. С. Инварианты самоорганизации и проблемы эколого-энергетического исследования общества. Препринт. Пущино: ОНТИ НЦБИ АН СССР, 1981.

Маркарян Э. С. Глобальное моделирование, интеграция наук и системный подход // Системные исследования. Методологические проблемы: Ежегодник. 1980. М., 1981.

Межуев В. М. Наука как феномен культуры // Социологические проблемы науки. М.: Наука, 1974.

Саймон Г. Науки об искусственном. М.: Мир, 1972.

Alland A. Evolution and Human Behavior. N.Y., 1969.

Botkin J., Elmandjra M., Malitza M. No Limits to Learning. Bridging the Human Gap. A Report to the Club Of Rome. Oxford, 1979.

Richter M. N., Jr. Science as a Cultural Process. L., 1973.

Теория культуры и современная наука. Логико-методологический анализ

[167]167
  Печатается по: Маркарян Э. С. Теория культуры и современная наука. М.: Мысль, 1983. – 284 с.


[Закрыть]

Предисловие

Книга эта об узловых логико-методологических проблемах теории культуры. Она посвящена ее обоснованию в качестве специальной области знания, призванной комплексно исследовать культуру как особый класс общественных явлений. Каковы место и роль этой области знания в общей системе наук, ее познавательные и прикладные возможности, а также перспективы развития? Эти вопросы и рассматриваются в настоящей монографии.

Подобная задача не совсем обычна для имеющихся исследований по теории культуры, в которых познавательный акцент обычно делается на вопросах, связанных с общей характеристикой культуры, составляющих ее процессов, а не с обоснованием системы знания о данном классе явлений. Между тем разработка логико-методологического обоснования теории культуры как специальная проблема выдвинута всем ходом развития анализа куль туры. Более того, как будет показано далее, эффективное решение этой задачи выступает сегодня в качестве одного из важных условий дальнейшего прогресса исследований в области теории культуры.

Культура – явление весьма своеобразное. Она чрезвычайно сложна, многолика и проникает буквально во все поры общественной жизни. Культура как бы разлита по всему телу социального организма. Именно поэтому формирование общей теории культуры[168]168
  В контексте настоящей работы было бы точнее говорить об общей теории культуры. Ведь конкретных, частных теорий культуры может быть множество, например теорий, отражающих различные свойства рассматриваемого объекта – личностные, групповые, творческие и т. д. В данном случае имеется в виду теория универсальных свойств всего класса явлений культуры, общих закономерностей их функционирования и развития. Поскольку и в советской и в зарубежной литературе для обозначения этого раздела знаний закрепился термин «теория культуры», вряд ли имеет смысл нарушать данную традицию.


[Закрыть] сопряжено с немалыми трудностями.

Культура изучалась и изучается преимущественно в исследовательских рамках традиционно сложившихся дисциплин обществознания, предметами которых являются ее различные сферы (материальная техника, язык, наука, мораль, право, искусство, религия и многие другие). Даже в тех дисциплинах, в которых выдвигаются задачи значительно более обобщенной и целостной характеристики культуры (как, скажем, в этнографии), продолжает господствовать специальный подход к изучению данного явления.

Однако следует отметить, что общие представления о культуре как определенном общественном феномене сложились давно, но они в большинстве случаев носили и продолжают носить главным образом фрагментарный характер. Эти представления еще далеки от требований, предъявляемых к систематически разработанной теории со своими достаточно определенными предметом, принципами, понятийным аппаратом. Первые шаги к созданию единой культурологической теории как системы знаний об особом классе явлений стали предприниматься лишь в последние десятилетия.

Как известно из истории науки, изучение любого объекта проходит как бы три этапа. Первый связан с нерасчлененным восприятием объекта, когда мысль стремится целостно постичь его, поскольку еще не располагает должными знаниями о его составляющих, их взаимосвязях и структурно-функциональных свойствах. Второй этап характеризуется дифференцированным и специализированным изучением объекта, его анализом. В отличие от первого этапа здесь мысль как бы анатомирует и препарирует различные стороны и проявления объекта исследования, как правило, мало обращая внимания на самые общие свойства, их взаимосвязи и взаимообусловленность. Наконец, на третьем этапе мысль вновь, но уже на качественно ином уровне, как бы возвращается к постижению общих свойств объекта, стремясь получить целостное представление о нем. При этом обобщенные характеристики исследуемого явления органически сочетаются с характеристикой его составляющих и их структурно-функциональных свойств. Можно со всей определенностью утверждать, что проблема построения теории культуры отражает начало третьего этапа в научном исследовании этого общественного явления. Он призван не только преодолеть узкоспециализированное изучение культурных явлений, но и заменить фрагментарные, недостаточно увязанные между собой общие представления о них систематически разработанной теорией культуры. Осуществляемые сегодня попытки теоретического синтеза культуры порождают два ряда вопросов: 1) зачем необходимы подобный синтез культуры, формирование особой области научного знания, исследующей ее как целостное явление, каковы социально-практические и познавательные стимулы создания этой области знания; 2) насколько возможна теория о таком всепроникающем явлении, как культура, и какой должна быть культурологическая теория, отвечающая требованиям, предъявляемым к ней социальной практикой и наукой в эпоху НТР. Эти вопросы являются предметом первой части книги. Что касается второй части, то в ней обсуждаются возможности общей теории культуры в решении ряда исследовательских и социально-управленческих проблем. Подобная структура работы позволяет изучать вопросы, связанные с уяснением как логико-методологических оснований общей теории культуры, так и ее связей с различными областями научного знания, с задачами социальной практики.

Вопрос о требованиях к построению такой теории культуры имеет, на наш взгляд, исключительно важное значение, ибо его решение дает возможность выработать объективные критерии оценки современного состояния этой формируемой области научного знания и наметить ориентиры ее развития.

Важно иметь в виду, что в эпоху НТР традиционное соотношение между различными отраслями науки претерпевает существенные изменения. Все более усиливаются процессы интегративного взаимодействия наук об обществе и природе, их взаимного сближения и союза с техническими науками. Осуществление такого «тройственного союза» выступает важнейшим условием эффективного решения задач научно-технической революции. Именно этим обстоятельством обусловлено большое внимание, которое было уделено вопросу сближения общественных, естественных и технических наук на XXV и XXVI съездах КПСС.

В связи со сказанным следует также отметить содержащиеся в материалах XXVI съезда КПСС критические замечания в адрес тех философов, которые занимаются далеким от насущных задач практики схоластическим теоретизированием. Эти критические замечания нужно рассматривать в широком контексте выдвинутых на последних партийных форумах новых требований к обществознанию, обусловленных процессами качественного изменения места и роли последнего в общей системе наук и необходимостью значительного повышения его прикладных, социально-управленческих возможностей. Одна из важнейших целей настоящей монографии состоит именно в том, чтобы на примере теории культуры показать значение обществознания в решении актуальных задач научно обоснованного, системного управления всеми сферами социальной практики.

Подобный подход также не совсем обычен для исследований теории культуры, но, как нам представляется, чрезвычайно перспективен. Практически это и есть путь к строгому, находящемуся в соответствии с требованиями современной науки и социальной практики целостному изучению культуры. Конечно, он ни в коей мере не исключает другие исследовательские установки, делающие акцент на идеологическом, воспитательном, личностном, творческом и других аспектах культуры, ставших традиционными в ее изучении. Нередко в исследовательской практике различные подходы к культуре противопоставляются как взаимоисключающие. Между тем сегодня задача заключается в том, чтобы путем выявления реальных оснований, породивших эти подходы, объединить их в общем процессе постижения данного феномена и научно обоснованного, направленного воздействия на его развитие. Для решения данной задачи исключительно важное значение приобретает целостное, располагающее всем арсеналом новейших адекватных познавательных средств строго научное исследование культуры, осуществляемое в рамках особой области знания – культурологии.

Для обозначения той области знания, в рамках которой начинает исследоваться класс явлений культуры, в советской литературе используются различные термины: «теория культуры», «культурология», реже «культуроведение». Думается, что использование данных терминов в качестве синонимов нецелесообразно. Возьмем, к примеру, термины «теория культуры» и «культурология». Хотя в ряде случаев их действительно можно использовать как синонимичные, выражающие систему теоретического знания о целостном феномене культуры (в таком значении они употребляются в настоящей работе), все же термин «культурология» представляется более широким, так как наряду с теорией культуры он предполагает включение и эмпирических исследований этих явлений. Соотношение между рассматриваемыми терминами оказывается сходным с соотношением таких терминов, как, например, «социология» и «общесоциологическая теория».

Что касается «культуроведения», то это скорее собирательный термин, обозначающий всю сферу познания класса явлений культуры и включающий как теорию культуры и культурологию, так и более узкие, специализированные области знания о культуре. В отличие от теории культуры и культурологии культуроведение существует уже давно, с момента зарождения дисциплин, специально исследующих различные сферы и аспекты культуры.

Часть первая
Проблемы логико-методологического обоснования теории культуры

Настоящая работа посвящена исследованию специфических, логико-методологических проблем соотношения теории культуры и современной науки под определенным углом зрения, предполагающим рассмотрение всего класса явлений культуры и типов знаний о нем. Соответственно этому определялся круг анализируемых вопросов культурологического знания, а также характерных для него концепций и подходов. Исходя из этого в данной книге ставится задача дать разработку не всех основных культурологических проблем, а главным образом тех, которые наименее освещены в литературе. Поэтому в центре внимания исследования стоят не столько конкретные явления культуры, сколько обобщенная характеристика процесса получения и использования знаний о них, анализ той системы средств, благодаря которой указанные процессы становятся реально осуществимыми.

Данный подход предполагает определенный уровень абстракции при рассмотрении культуры, ее отдельных составляющих и их исторических модификаций. Анализ логико-методологических оснований теории культуры требует постижения свойств ее объекта лишь в той мере, в какой это требуется для выработки адекватной системы познавательных средств культурологического знания, его принципов, понятийного аппарата, методов исследования и т. д. Он ориентирован на синтетическое изучение реально существующих, наполненных определенным содержанием систем конкретно-научного знания о культуре с точки зрения их эвристических возможностей при построении общей теории культуры.

Анализ логико-методологических оснований культурологической теории отнюдь не подменяет исследования конкретных явлений культуры. Именно систематическое проведение такого анализа выступает, как нам представляется, одним из важных условий формирования и дальнейшего прогресса общей теории культуры.

Первым исследователем, осуществившим попытку систематического обоснования общей теории культуры, был известный американский культурантрополог Лесли Уайт (1900–1975)[169]169
  White L. The Science of Culture. N. Y., 1949.


[Закрыть]. Свою теорию Уайт назвал культурологией, и, хотя этот термин употреблялся еще в начале прошлого столетия, он приобрел широкое распространение именно после выхода в свет его основных публикаций, посвященных изложению культурологической системы взглядов.

Употребляя термин «культурология», он отмечал, что, хотя этот термин и не может привести к сколько-нибудь значительным изменениям в самом мышлении теоретиков культуры, тем не менее введение его в научный оборот весьма важно. Для обоснования роли термина «культурология» он ссылался на высказывание Пуанкаре, отмечавшего, что до тех пор, пока не был введен термин «температура» (наряду с понятием «теплота»), оказалось невозможным эффективное осмысление термических явлений. Термин «культурология», заключал Л. Уайт, должен выразить и выражает отношение между человеческим организмом, с одной стороны, и экстрасоматической традицией (культурой) – с другой[170]170
  Там же.


[Закрыть]. Думается, что целесообразно начать изложение настоящего раздела с критического анализа взглядов Уайта, поскольку это позволит сразу ввести читателя в круг исходных проблем, которые выдвигаются в связи с необходимостью создания области научного знания о культуре (как целостном явлении) со своим предметом исследования и систематически разработанной теорией. Это также поможет выявить те трудности, с которыми сталкиваются ученые при решении указанной задачи.

Признавая успехи, которых достигли естественные науки, Л. Уайт вместе с тем отмечал, что участь и судьба людей на нашей планете находится в зависимости не только от умения измерять галактики, расщеплять атом, разрабатывать новые лекарственные препараты. По его мнению, будущее человечества непосредственно определяют именно социальные, политические, экономические системы, культуры, в которых существуют люди. Только сейчас мы начинаем осознавать это, и когда-нибудь «открытие культуры», утверждал Уайт, будет по своему значению оценено историками науки так же высоко, как создание гелиоцентрической системы и клеточной теории.

Значение науки о культуре, по мнению Уайта, должно оцениваться не степенью конкретных разработок и завершенностью построений, а тем, что она раскрыла новую сферу явлений. Незавершенность построений в этой области знания объясняется тем, что изучаемая ею сфера была выделена в качестве самостоятельного объекта исследования совсем недавно[171]171
  White L. The Science of Culture. N. Y., 1949. P. 404.


[Закрыть]. Культуролог, продолжал Л. Уайт, объясняет человеческое поведение, выделяя внешние по отношению к организму «экстрасоматические» элементы культуры как стимулы, вызывающие в нем реакцию и придающие ей определенные форму и содержание.

Для обоснования культурологии как особой области знания Уайт считал необходимым отграничить ее предмет и познавательные задачи от предметов и познавательных задач психологии и социологии. Психология, отмечал он, изучает реакции организма на внешние стимулы, но она осуществляет это комплексно, не выделяя явлений культуры из всей совокупности факторов, воздействующих на человека и имеющих различную природу. Что касается социологии, писал Уайт, то она просто не способна отделить культурное от социального. Социология рассматривает культуру лишь как аспект (или побочный продукт) социальных взаимосвязей, в то время как общество, по его мнению, есть функция культуры[172]172
  Там же. P. 413.


[Закрыть]. Поэтому-де социология не может сделать культуру предметом специального исследования как особого класса явлений.

Популярность Уайта в США резко возросла в 50–60-х годах, когда стала возрождаться эволюционная точка зрения в американской антропологии. Это было обусловлено тем, что Уайт оказался практически единственным защитником эволюционной теории в американском культуроведении. Оценивая заслуги Уайта, американский антрополог М. Фрид писал: «На долю Уайта – основного защитника эволюционной теории в антропологии в период, когда против нее выступало большинство ученых, – выпала редкая возможность наблюдать, как его когда-то непопулярная система взглядов принимается все большим числом молодых антропологов»[173]173
  Essays in the Science of Culture. N. Y., 1960. P. VII.


[Закрыть]. Подчеркнем еще одно обстоятельство. В то время как развитие культурной антропологии в США тех лет характеризовалось почти безраздельным господством идеализма и релятивизма, Уайт применил к исследованию культуры более перспективный технолого-детерминистский подход.

Для Уайта характерно стремление обосновать объективный характер знаний о культуре. Выступая против различных распространенных на Западе попыток представить понятие «культура» лишь как удобную методологическую абстракцию, Уайт подчеркивал, что это понятие является абстракцией не в большей степени, чем любое другое[174]174
  White L. The Science of Culture. P. 97.


[Закрыть]. Понятие «культура», по Уайту, – это научная категория, выражающая особую область действительности, присущую лишь человеческому обществу и имеющую свои собственные законы функционирования и развития.

Он подразделял культуру как организованную целостную систему на три главные подсистемы: технологическую, состоящую из материально выраженных инструментов и техники их использования, благодаря которым осуществляется взаимодействие человеческих индивидов и коллективов с природной средой (сюда он относил орудия производства, средства существования, материалы для постройки жилищ, средства нападения и защиты); социальную, включающую отношения между людьми, соответствующие типы поведения (это понятие охватывает системы родства, экономическую, политическую, этическую, военную, профессиональную системы); идеологическую, которую составляют идеи, верования, знания, выражаемые с помощью членораздельной речи и других символических форм; она включает в себя также мифологию и религию, литературу, философию, науку, народную мудрость[175]175
  Там же. P. 364.


[Закрыть]. В другой работе Уайт особо выделил еще поведенческую подсистему культуры[176]176
  White L. The Evolution of Culture. N. Y., 1959. P. 6.


[Закрыть]. В другой работе Уайт особо выделил еще поведенческую подсистему культуры[177]177
  White L. The Evolution of Culture. P. 366.


[Закрыть], но эта мысль в дальнейшем не была развита им.

Роль перечисленных подсистем в функционировании и развитии культуры, по Уайту, далеко не равнозначна. Определяющей и главной, по его мнению, является технологическая подсистема, поскольку человеку как живому существу необходимы в первую очередь пища, одежда, а также средства защиты от врагов. Обеспечить себя всем этим человек может лишь с помощью соответствующей технологии. Вся система человеческой жизни и культуры зависит от нее[178]178
  White L. The Science of Culture. P. 366.


[Закрыть].

Социальная подсистема, по Уайту, как организованные условия людей, направленные на использование инструментов, обеспечивающих их существование, нападение и защиту, является производной, вторичной по отношению к технологической подсистеме. Аналогичным образом, по его мнению, обстоит дело во взаимоотношениях идеологической и технологической подсистем. Каждому типу технологии (пастушеской, сельскохозяйственной, металлургической, индустриальной, военной) соответствует свой тип идеологической подсистемы, как упорядоченной подсистемы верований, дающей определенную интерпретацию опыта людей[179]179
  Там же. P. 366.


[Закрыть]. Такова суть технолого-детерминистского подхода Уайта к системам культуры.

Пытаясь найти ключ к пониманию культуры как особого класса явлений и определить фундаментальный признак, отличающий людей от животных, Уайт (вслед за Э. Кассирером) чрезвычайно большое значение придавал символам. Ссылаясь на то, что человекообразные обезьяны способны создавать хотя бы простейшие, примитивнейшие орудия, Уайт задавал вопрос: почему обезьяны не обладают культурой, по крайней мере материальной? Объяснение этого факта отсутствием сознания казалось ему совершенно недостаточным. По его мнению, фундаментальная разница состоит в том, что создание и использование орудий человеком есть постоянно обогащающийся поступательный процесс, предполагающий определенные условия закрепления и накопления коллективного опыта. Формирование таких условий связано с выработкой у человека способности к созданию особых знаковых средств – символов. Истоки этой способности он связывал с наличием у человека членораздельной речи, языка. У обезьян этот признак отсутствует[180]180
  White L. The Science of Culture. P. 42–44.


[Закрыть].

«В июле 1939 г., – писал Уайт, – отмечалось столетие со времени открытия клетки, этого исходного элемента, лежащего в основе всех жизненных процессов. Сегодня мы начинаем осознавать и оценивать тот факт, что символ является исходным элементом всего человеческого поведения и цивилизации. Все человеческое поведение обусловлено использованием символов. Именно символ превратил антропоидных предков в людей, придал им человеческий облик. Все человеческое поведение состоит или же зависит от использования символов. Символ выступает в виде определяющего признака человечества»[181]181
  Там же. P. 22.


[Закрыть]. На основе изложенного можно сделать вывод о том, что если материальная техника и технология, по Уайту, являются факторами, определяющими все остальные подсистемы культуры в процессе ее эволюции, то символ выступает в качестве сущностного признака общественной жизни в целом, дающего ключ к пониманию истоков всех ее проявлений, в том числе и культур.

Роль особой системы знаков (символов), которыми оперируют люди в процессе их общественной жизни, действительно чрезвычайно велика. Высоко оценивая их значение, Уайт, безусловно, прав, хотя его оценка зачастую граничит с идеализмом. Однако отношение Уайта к способности человека оперировать символами вызывает возражение. Почему, в результате действия каких определяющих факторов она возникла? На эти вопросы Уайт не дает ответов. Здесь-то и сказывается ограниченность его технолого-детерминистских принципов исследования, которые, как и идеалистические принципы, позволяют в лучшем случае констатировать наличие тех или иных специфических черт общественной жизни людей, но не объяснить их происхождение. (К этому вопросу мы вернемся в связи с обсуждением генезиса культуры.)

Основной пафос культурологической концепции Уайта состоял в том, чтобы выделить культуру как особый класс социальных явлений в качестве специального предмета научного исследования. Однако путь решения данной, в целом правильно поставленной проблемы он усматривал в абстрагировании культуры от самих индивидов. «Культура, – писал Уайт, – должна объясняться в присущих ей терминах, и, хотя это может показаться парадоксальным, непосредственным объектом изучения человечества оказывается вовсе не человек, а культура. Наиболее реалистическая и научно адекватная интерпретация культуры будет достигнута в том случае, если мы отвлечемся от существования самого человека»[182]182
  White L. The Science of Culture. P. 141.


[Закрыть]. Хотя реально культуры вне людей не существует, в научном исследовании, считал Уайт, ее следует рассматривать без обращения к индивидам. Эта мысль красной нитью проходит через все работы Уайта.