Текст книги "Избранное. Наука о культуре и императивы эпохи"

Как мы попытались показать, понятие «культура», которое Стюарт Чейз назвал «краеугольным камнем» социальных наук, а другие западные авторы сравнивают по своему общему научному значению с понятиями гравитации в физике, болезни в медицине, эволюции в биологии и т. д.[34]34
  Эти сравнения, несмотря на присущую им произвольность, тем не менее очень показательны и свидетельствуют о том, какое значение придается понятию «культура» в современном западном обществознании.


[Закрыть], выражает не что иное, как функцию социальной системы, специфически характерный для людей способ деятельности. И именно в этом следует видеть причину того значения, которое оно приобрело для современных общественных наук. Прежде чем дать более подробную характеристику данного понятия, остановимся на наиболее распространенном для нашей литературы определении культуры как совокупности материальных и духовных ценностей, созданных человечеством в процессе общественно-исторической практики. Нам думается, что это определение культуры страдает целым рядом весьма существенных недостатков.

Прежде всего, с нашей точки зрения, совершенно нецелесообразным является использование в данном случае термина «ценности», ибо оно неизбежно вводит в определение понятия «культура» оценочный момент. Согласно этому определению может показаться, что к сфере культуры относятся лишь положительные достижения человеческой деятельности. Во-первых, само различение «положительного» и «отрицательного» зависит от ценностной ориентации субъекта и поэтому во многом носит условный и относительный характер. Но если мы даже предположим, что найден достаточно четко сформулированный критерий различения «положительного» и «отрицательного», то и тогда было бы ошибочным относить к сфере культуры лишь положительные достижения человеческой деятельности. Выше уже говорилось о том, что утвердившееся в современном обществознании понятие «культура» не является ценностным понятием, носящим аксиологический характер. Культура есть общий способ человеческого существования, способ человеческой деятельности и объективированный в различных продуктах (орудиях труда, обычаях, системе представлений о добре и зле, прекрасном и уродливом, средствах коммуникации и т. д.) результат этой деятельности, который может включать в себя как элементы, имеющие положительное значение для функционирования социальной системы, так и элементы с отрицательным значением. Так, закрепленный традицией обычай не употреблять в пищу какой-нибудь имеющийся в избытке продукт может иметь для той или иной социальной группы самое отрицательное значение (например, в случае временного или постоянного истощения других пищевых ресурсов). Но это ни в коей мере не дает нам основания не считать данный обычай элементом исторически выработанной культуры предполагаемой группы людей.

До сих пор наши критические замечания относительно определения культуры как «совокупности материальных и духовных ценностей» касались терминологической стороны вопроса. Но предположим, что термин «ценности» в данном определении означает просто объективированный результат человеческой деятельности, совокупность элементов культуры. Оценивая его под этим углом зрения, можно со всей определенностью сказать, что методологически плодотворное учение о культуре не может быть создано на основе ее определения просто как совокупности «ценностей» (продуктов культуры) прежде всего потому, что подобное определение, будучи всецело эмпирическим, не дает никакой возможности свести исследуемые объекты культуры к их внутреннему единству. Возможности, которые создает приведенное определение культуры в этом плане, могут лишь позволить свести ее различные объекты к их внешнеэмпирическому и механическому единству как простой суммы данных объектов. Определение культуры как совокупности материальных и духовных «ценностей» в лучшем случае может выступать лишь как предварительное эмпирическое обобщение, фиксирующее сам факт наличия культуры как особой сферы действительности, которая может стать относительно самостоятельным предметом научного исследования, но не более. И как таковое данное определение в принципе может быть дано исследователем, представляющим самые различные направления общественно-научной мысли.

Культура представляет собой чрезвычайно сложное и многогранное явление. Поэтому в связи с ее характеристикой очень важна логическая последовательность в определении, которая позволила бы осмыслить культуру как нечто единое. Для того чтобы определение культуры отвечало потребностям современного общественно-научного знания, оно должно прежде всего выражать специфически деятельную сущность человека. Одной из важнейших черт человеческой деятельности является ее совместный кооперированный характер, предполагающий объединение усилий множества индивидов для достижения определенных социально значимых целей. Но эти цели могут быть достигнуты лишь при условии соответствующей организации и координации усилий действующих индивидов, как в пределах отдельных сфер деятельности, так и в масштабе всего общества. И именно культура дает средства организации и координации действий объединенных в различные социальные группы индивидов. Непосредственным же механизмом, обеспечивающим эту организацию, является институционализация отношений и поведения индивидов в различных сферах их деятельности, благодаря чему действия соответствующим образом программируются и координируются. Сутью институционализации является установление определенных правил действия и обеспечение выполнения этих правил. Институционализация отношений необходимым образом предполагает их формализацию и стандартизацию. Как справедливо замечает американский исследователь У. Голдшмидт, социальное взаимодействие должно быть обязательно формализировано для того, чтобы в любой нормальной ситуации действующий индивид был бы в состоянии предвидеть действия других индивидов, включенных в рассматриваемую сферу отношений. Мы можем поэтому сказать, продолжает он, что без институционализации отношений между людьми общество вообще не способно существовать[35]35
  См.: Goldshmidt W. Comparative Functionalism. Berkley, 1966. P. 61.


[Закрыть].

Институционализация является универсальным средством установления порядка и координации взаимоотношений и поведения людей. Любая сфера человеческой совместной деятельности, где возникает потребность в организации, неизбежно порождает институционализацию отношений. Поэтому вполне можно согласиться с теми исследователями, которые считают, что с точки зрения средств организации именно выработанная человеком институциональная система, регулирующая поведение людей, отличает их коллективную жизнь от коллективной жизни животных, базирующейся на инстинкте[36]36
  См., например: Herzler J. O. American Social Institutions. Boston, 1961. P. 77.


[Закрыть].

Характеристика институционализации как универсального средства организации поведения людей прежде всего предполагает постановку чрезвычайно важной и тем не менее очень мало разработанной проблемы соотношения социальных отношений и культуры. Правомерно ли включать социальные отношения в состав культуры, и если нет, то каково их действительное взаимоотношение?

Этот, на первый взгляд, казалось бы, само собой разумеющийся вопрос при попытке его теоретического осмысления оказывается далеко не таким простым. Более того, некоторые исследователи относят его к числу наиболее запутанных и сложных вопросов общественной науки. К ним относится, в частности, Альфред Крёбер, который даже объявил единство «социального» и «культурного» компонентов социальной системы «аномалией научной логики».

Одним из наиболее непонятных и ставящих в тупик вопросов, писал Крёбер во вступительных замечаниях к своей статье «Реальная и ценностная культура», является вопрос о том, каким образом социальная структура может быть одинаково и «социальной» и «культурной», в то время как никто не может этого сказать про религию или искусство. И далее, уже в самой статье он продолжает ту же мысль: «Это двустороннее социально-культурное значение системы социальных отношении является аномалией научной логики, но эмпирически это факт… Возможно ли вообще логическое обоснование, такого положения вещей?» – спрашивает в этой связи Крёбер[37]37
  Kroeber A. The Nature of Culture. N.Y., 1952. P. 164.


[Закрыть].

На этот вопрос следует ответить, с нашей точки зрения, положительно. Логическое обоснование единства «социального» и «культурного» вполне возможно, если подойти к ним с точки зрения собственно отношений, образующих социальную систему индивидов и различных групп, в которые они объединяются, с одной стороны, и средств, благодаря которым эти отношения регулируются, – с другой. Это же различение «социального» и «культурного» планов во многом соответствует различению структурного (морфологического) и функционального подходов к системе. Поэтому можно с полным основанием сказать, что выделение социального и культурного планов рассмотрения социальной структуры в такой же мере не является «аномалией научной логики», в какой подобная аномалия не усматривается вообще в структурном и функциональном рассмотрении системы, выражающем, с одной стороны, строение, а с другой – способ деятельности.

То, что обычно понимается под социальным отношением, представляет сложное образование, содержание и различные проявления которого установлены в науке совершенно недостаточно. Задача строго научного определения понятия «социальное отношение», способного преодолеть произвольность и многозначность в использовании этого понятия, еще стоит перед социологией. В связи с этим, как нам кажется, предварительным условием правильного понимания феномена социальных отношений должно быть выделение двух содержащихся в каждой эмпирически данной системе социальных отношений элементов: самих отношений и средств их регулирования.

В связи с рассмотрением проблемы соотношения структурного и функционального аспектов изучения социальной системы нельзя не упомянуть о точке зрения известного английского социального антрополога А. Р. Рэдклифф-Брауна, касающейся вопроса «социальной морфологии» и «социальной физиологии». Несмотря на имеющиеся в ней некоторые сомнительные и ошибочные положения, а также недостаточную ее разработанность, она представляет значительный интерес. Между тем эта сторона системы взглядов Рэдклифф-Брауна обычно остается вне поля зрения его многочисленных критиков и комментаторов.

Рэдклифф-Браун попытался выделить некоторые общие проблемы и планы рассмотрения, возникающие при исследовании биологического организма и человеческого общества как систем. По его мнению, при изучении природы организмов и органической жизни перед исследователем возникают три комплекса вопросов.

Первый комплекс вопросов группируется вокруг проблемы морфологии, т. е. характера органических структур, их общих и отличительных черт.

Второй комплекс вопросов – вокруг проблемы физиологии — области знания, акцентирующей внимание на характере функционирования органических структур, иначе говоря, природе жизненных процессов.

Третий же – вокруг проблемы эволюции, или развития, встающей при рассмотрении того, как возникают новые типы организмов[38]38
  См.: Radcliffe-Brown A. R. Structure and Function in Primitive Society. Glencoe, 1952. P. 180.


[Закрыть].

В принципе тот же круг вопросов возникает при изучении социальной жизни, утверждает Рэдклифф-Браун. В связи с этим он прежде всего отмечает наличие социальной структуры, т. е. определенной системы отношений, существующей между человеческими индивидами и группами, в которые они объединяются, и интегрирующей их в единое целое. Наличие подобной структуры, отмечает Рэдклифф-Браун, ставит перед исследователем общества проблему «социальной морфологии», делающей необходимым изучение социальных структур, их сравнение и классификацию[39]39
  См.: Radcliffe-Brown A. R. Structure and Function in Primitive Society. Glencoe, 1952. P. 180, 195.


[Закрыть].

Однако изучение общества, продолжает он, ставит перед исследователем также и проблему «социальной физиологии», предполагающей изучение того, каким образом социальные структуры функционируют, т. е. характеристику механизмов, благодаря которым составляющие общество индивиды действуют координированно и сохраняют существующую между ними систему отношений[40]40
  См.: там же.


[Закрыть].

Наконец, изучение человеческого общества, так же как и органической жизни, заключает Рэдклифф-Браун, ставит перед исследователем проблему: каким образом социальные структуры развиваются и возникают их новые типы[41]41
  См.: там же.


[Закрыть].

Как нам думается, с приведенными выше доводами нельзя в целом не согласиться. В них выражены реальные проблемы, заслуживающие самого пристального внимания обществоведов. Сама по себе постановка проблемы «социальной морфологии» и «социальной физиологии» ни в коем случае еще не ведет к натурализму. Весь вопрос в том, как ее решать. И в данном случае, как и при введении в общественно-научное знание понятий «социальный организм», «органическая система», «адаптация», мы должны исходить прежде всего не из терминов, которые, возникнув и утвердившись в биологической науке, закономерным образом вызывают определенные ассоциации, связанные с биоорганизмом, а из тех проблем, которые под ними кроются. Эти проблемы являются не только реальными, но и имеют такое же принципиально важное значение для системного исследования общественной жизни, как и жизни биологической.

Введение в общественную науку термина «социальный организм» нельзя расценивать как простую метафору. Это обусловлено гораздо более серьезными основаниями, которые следует усматривать вовсе не в том, что возникла необходимость перенесения биологических закономерностей в область социальных наук, а в наличии некоторых общих черт, присущих всем жизненным процессам (в том числе и процессам социальной жизни), которые соответственно ставят перед исследователями биологических и социальных систем целый ряд общих проблем. К их числу и относятся проблемы структурного и функционального аспектов рассмотрения системы, последовательное изучение которых в биологической науке уже давно привело к разделению на морфологию и физиологию растений и животных. Что касается общественно-научного знания, то его развитие еще не привело к такой специализации дисциплин, которые бы относительно самостоятельно изучали, с одной стороны, строение социальной системы, а с другой – его способ деятельности. Возможно, это связано во многом с той отличительной чертой общественной жизни, на которую обращает внимание Рэдклифф-Браун.

При изучении биологического организма, пишет он, в какой-то мере возможно наблюдать его структуру независимо от ее функционирования, и соответственно существование морфологии независимо от физиологии. С иной картиной, продолжает Рэдклифф-Браун, мы сталкиваемся при изучении общества, социальная структура которого может быть наблюдаема лишь в процессе его функционирования. Если некоторые черты социальной структуры, такие, как географическое распределение человеческих индивидов и групп, еще могут быть наблюдаемы непосредственно, то большинство социальных отношений, образующих в своей совокупности социальную структуру (например, отношения отца и сына, покупателя и продавца и т. д.), могут быть наблюдаемы лишь в процессе социальной деятельности. Тем самым, делает вывод Рэдклифф-Браун, «социальная морфология» не может быть создана независимо от «социальной физиологии»[42]42
  См.: Radcliffe-Brown A. R. Structure and Function in Primitive Society. Glencoe, 1952. P. 181.


[Закрыть].

Отмеченная Рэдклифф-Брауном специфическая черта общественной жизни несомненно важна и именно ею объясняются многие сложности, с которыми сталкиваются представители общественных наук, не имеющие возможности непосредственно наблюдать строение социальной системы, наиболее существенные отношения, присущие ей. Однако полностью согласиться с выводом, к которому он приходит в этой связи, вряд ли можно. Мы имеем в виду утверждение Рэдклифф-Брауна о том, что «социальная морфология» не может быть создана «независимо от «социальной физиологии».

На сомнительность этого утверждения правильно обратил внимание шведский социолог Т. Зегерштадт, хотя сам характер приводимой им при этом аргументации кажется нам неверным. Выражая сомнение в правильности рассматриваемого вывода Рэдклифф-Брауна, Зегерштадт пытается следующим образом обосновать свою мысль. Ведь можно же, пишет он, классифицировать социальные группы в соответствии с типом норм или санкций, принятых в них. Точно так же, как за основание классификации животных берется их скелет, группы могут быть классифицированы в соответствии с присущими им нормативными системами. Совершенно верно, продолжает Зегерштадт, что отношения между различными элементами группы могут быть верифицируемы лишь путем наблюдения социального поведения, иначе говоря, путем наблюдения функций. Однако это не может быть, по его мнению, основанием для отрицания самостоятельного существования «социальной морфологии»[43]43
  Segerstadt Т. Т. The Nature of Social Reality. Totowa, 1966. P. 14.


[Закрыть].

С Зегерштадтом можно согласиться, когда он ставит под сомнение утверждение Рэдклифф-Брауна о невозможности создания относительно самостоятельной «социальной морфологии». Однако само понимание этим автором «социальной морфологии» вызывает принципиальное возражение. Оно расходится, в частности, и с тем значением, которое вкладывал в данное понятие Рэдклифф-Браун. Как мы помним, проблема «социальной морфологии» означала для последнего задачу изучения общественной жизни под углом зрения ее социального строения, т. е. существующей между человеческими индивидами системы отношений. Проблема же «социальной физиологии» – задачу изучения средств поддержания социальной структуры, специфических механизмов функционирования общественной жизни.

Между тем то основание, по которому Зегерштадт предлагает классифицировать социальные группы (присущие этим группам социальные нормы и санкции), так же как животных по их скелету, относится как раз к той области и тому плану рассмотрения общественной жизни, которые, в частности, выражают механизмы ее функционирования, способы и средства, благодаря которым действия человеческих индивидов приобретают координированный и согласованный характер в различных сферах приложения их активности[44]44
  Само собой разумеется, что «нормативная система», как и культура в целом, также имеет свое собственное строение (речь об этом шла выше при рассмотрении различных точек зрения, под которыми может быть структурно выражена общественная жизнь). Но в данном случае речь идет не о строении любых феноменов общественной жизни, а о строении социальной системы как множестве взаимодействующих индивидов. Именно этой «системой отсчета», вводящей в исследование два соотносительных понятия: «строение системы» и «способ деятельности системы», мы должны строго руководствоваться во избежание потери правильной теоретической перспективы. Ведь в связи с этим, если за «строение» («морфологию») социальной системы будет принята нормативная структура, как это имеет место у Зегерштадта, понятие «способ деятельности» системы лишается своего реального содержания.


[Закрыть]. Мы говорим «в частности», поскольку, на наш взгляд, неправомерно ограничивать функциональный аспект рассмотрения социальной системы лишь механизмами ее функционирования, как это делает Рэдклифф-Браун. С нашей точки зрения, этот аспект, выражающий способ деятельности (поведения) социальной системы, должен необходимым образом включать в себя, помимо механизмов функционирования, также и механизмы ее развития. Именно подобным образом понятый функциональный аспект рассмотрения социальной системы мы связываем с понятием «культура», в отличие от структурного (морфологического) плана, выражающего ее строение. Для понимания органического единства строения социальной системы и культуры и в то же время методологической необходимости их мысленного абстрагирования в качестве двух различных планов исследования общественной жизни обратимся к одному из наиболее специфичных отношений между людьми – производственным отношениям.

Вполне понятно, что, говоря о производственных отношениях (точно так же, как и о любом другом типе отношений), мы имеем дело с абстракцией, целью которой является выделение системы отношений, в которые вступают люди в процессе производства. Не менее ясным является и то, что в реальной действительности производственные отношения не даны в чистом виде. В частности, они всегда необходимым образом предполагают определенное нормативное регулирование. Без подобного регулирования невозможно производство общественного продукта, а также его распределение и потребление. Но хотя производственные отношения всегда существуют в контексте определенных норм, благодаря которым они соответствующим образом регулируются, задача уяснения их места в общей структуре общественных отношений, а также их исторически определенной природы требует абстрагирования и отделения производственных отношений от средств их регулирования. И если взглянуть на этот процесс абстрагирования под углом зрения рассматриваемой проблемы, то он окажется прежде всего не чем иным, как процессом абстрагирования собственно социального от культурного.

Итак, исследование общественной жизни как органической системы необходимым образом предполагает аналитическое расчленение и абстрагирование строения отношений между взаимодействующими индивидами и группами, в которые они объединяются, с одной стороны, и средств регулирования этих отношений – с другой. Это абстрагирование необходимо для выделения двух планов изучения общественной жизни – структурного (морфологического) и функционального. Функциональный план ее рассмотрения и подводит нас к изучению культуры как специфического объекта научного исследования. В связи с этим мы вновь хотим подчеркнуть, что понятие общество (в узком смысле) есть именно та методологически необходимая абстракция, дающая возможность исследователю мысленно отделить коллектив человеческих индивидов и присущую ему сеть отношений от способа деятельности этого коллектива, от специфических средств, которые были выработаны в процессе социально-исторической жизни для организации этой жизни, для регулирования и координации совместных человеческих действий.

Рассмотренная с этой точки зрения общественная жизнь людей представляет собой постоянный, непрекращающийся процесс совместной координированной деятельности человеческих индивидов, осуществляемой для поддержания жизни в самых различных сферах – сфере экономики, политики, здравоохранения, воспитания и т. д. Как уже было отмечено выше, универсальным средством организации самых различных видов человеческой деятельности, придания им координированного и целенаправленного характера является процесс институционализации, который выражается в установлении соответствующих правил поведения (модели поведения) и в обеспечении выполнения этих правил. Система социальных институтов есть не что иное, как социально-технологическая система.