Текст книги "Всё Простоквашино (сборник)"

Глава 2
Телеграмма

Утром чуть свет почтальон Печкин пришёл. И давай калитку дёргать. Раньше он смело во двор проходил, на крыльцо и в дверь стучал, а теперь он стал телёнка Гаврюшу побаиваться.

Он калиткой хлопает, стучит по ней, а его никто не слышит. Все спят ещё. Тогда он стал кричать:

– Стук-стук! Дзинь-дзинь! Ба-бах! Блям-блям! Вам телеграмма пришла!

Никакой реакции. Только Гаврюша к калитке подошёл – стал почтальоном Печкиным интересоваться.

Печкин опять кричит:

– Эй, вы! Дзинь-дзинь! Вам телеграмма пришла!

Ничего.

– Так ведь и голос сорвёшь! – сказал Печкин. – А у меня голос не казённый!

Гаврюша прислушался. Услышал слово «голос» и как замычит: «Му-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!»

Не зря с ним Шарик работал.

А голос у него был не такой, как у почтальона Печкина, дохленький. У Гаврюши голосище был как у электрички. Он полдеревни зараз на ноги поднимал.

Шарик наконец проснулся… и сразу понял, что на него электричка несётся! Он как подпрыгнет вместе с полом, к которому приклеился! Как бросится бежать!

Свой картонный домик он в секунду разметал и, весь коробками обклеенный, по шпалам бежать бросился. С рогом на голове (это кисть была для клея).

Сначала он спросонок вокруг домика обежал. Потом назад повернул, к почтальону Печкину направился.

Теперь уже Печкин перепугался:

– Инопланетяне! Роботы! До нас добрались!

И побежал. А у Шарика рефлекс: раз кто-то бежит, догнать надо. И вот они, как в мультипликации, по деревне несутся.

Впереди Печкин, за ним почтовая сумка развевается, сзади Шарик, весь разными ящиками обклеенный. Шарик Печкина сразу бы догнал, только ему ящики мешали.

Печкин кричит:

– Отвяжитесь! Живым не сдамся!

Шарик в ответ думает: «Ну и не сдавайся! Зачем ты мне нужен!»

Но остановиться не может. Его рефлекс подгоняет. Наконец они до речки добежали. Печкин, как Чапаев, с сумкой в руке через речку поплыл, а Шарик остыл. Он кричит:

– Печкин, Печкин, это я – Шарик!

Печкин тоже остывать начал. Оглянулся назад и всё понял.

– Нет, – говорит, – ваша команда меня скоро в гроб загонит. Ведите меня к себе домой и переодевайте в сухое.

Он, конечно, был прав: он им телеграмму принёс, а его в речку загнали.

Они с Шариком быстро домой вернулись сушиться. Хорошо, что утреннее солнышко над зелёной травой уже греть начало, а то бы Печкин совсем простудился.

Пока Печкин в одних трусах на печке сох, дядя Фёдор мокрую телеграмму читал:

Встречайте нас, мы уже выехали. Ваши родители: папа и мама, ваша верная тётя Тамара и верный денщик-ординарец Иванов-оглы-Писемский. Готовьте место для музыкального инструмента.

– Как-то не по-военному написано, – сказал дядя Фёдор. – «Встречайте нас, мы уже выехали». А на чём выехали, где встречать, откуда выехали – непонятно.

Матроскин в это время от Шарика приклеенные ящики ножницами отрезал. Он всё объяснил:

– Выехали из Москвы от твоей мамы. Выехали на поезде. Встречать надо на станции.

– Всё правильно, – говорит Печкин. – У нас на станции московский поезд один раз в день останавливается. Ночью.

Но Шарик спорит:

– А может, они на автобусе выехали или на вертолёте.

– На вертолёте вылетают, а не выезжают, – отвечает Матроскин. – А на автобусе с пианино не ездят. Его в грузовом вагоне везут.

– А что такое денщик-ординарец? – спрашивает Шарик.

Печкин с печки кричит:

– Это что-то вроде шофёра. Есть ещё такие стихи замечательные: «Стой, денщик, жара несносная. Дальше ехать не могу». Мы в школе учили.

– А почему он ординарец?

– Наверное, весь в орденах. Боевой денщик.

Тем временем Матроскин от Шарика последний ящик отрезал и говорит:

– Мне кажется, тебя постричь надо наголо, а то и вовсе побрить. Потому что ты получился весь дырками выстриженный, как в лишаях.

– Вот это дудки! – говорит Шарик. – Зима на дворе, а ты меня постричь хочешь. Лучше я в дырках буду ходить, чем, как крыса, стриженый.

Вдруг во дворе сторожевой Гаврюша замычал, а потом машина забибикала. Это наши со станции приехали. Наши московские. А наши простоквашинские все на крыльцо высыпали на московских смотреть.

Смотрят они: около ворот стоит грузовик, полный народа. В кузове папа с мамой, пианино и дядя незнакомый, военизированный. В кабине тётя больших размеров с подносом, полным пирожных, на голове (это такая шляпа), и шофёр.

Тётя из кабины вышла, всех осмотрела и говорит:

– Здравствуйте. Вот вы какие. А кто из вас будет почтальон Свечкин?

Печкин вышел вперёд.

– Это я. Только не Свечкин, а Печкин.

– Очень хорошо, очень хорошо! – говорит тётя. – Не обижайтесь. Свечкин, Печкин, Огуречкин, лишь бы вышел человечкин – вот что главное. А домик у вас захудаленький. Будем расширять.

Кот Матроскин упёрся и говорит, глядя в землю:

– Не будем.

– Будем, – говорит тётя.

– Не будем, – говорит Матроскин.

Видно, что коса на камень наехала. Или бензиновая пила «Дружба» на гвоздь.

– Это почему же не будем? – спрашивает тётя.

– А нам и так хорошо живётся! – кричит нервный Шарик.

– Вам плохо живётся, – объясняет тётя. – Только вы этого не понимаете. Вы по ошибке счастливы. Но я вам глаза раскрою. Я вас нацелю куда надо, на соответствующие показатели.

Матроскин про себя ворчит: «Мы не пушки какие-нибудь, чтобы нас нацеливать. Вы своего Иванова-оглы нацеливайте».

Иванов-оглы вылез из кабины, и стало видно, что он хороший дядя. Очень мирный, трудно его куда-нибудь нацеливать. Он первым делом пошёл с Печкиным за руку здороваться.

Папа с мамой из грузовика выпрыгнули и побежали с дядей Фёдором обниматься. Мама говорит дяде Фёдору:

– Вы тётю Тамару слушайте. Она вам добра желает.

Шофёр из кабины кричит:

– Вы лучше меня слушайте! Вы свой ящик полированный забирайте скорей. У меня ещё пять вызовов.

И все пианино занялись. А как его заберёшь, когда его с места не сдвинешь. Его на станции четыре здоровых грузчика с трудом в грузовик подняли.

Кот Матроскин свою хозяйственную смекалку на всю мощность включил. Принёс цепь огромную, на которой корова Мурка паслась, и говорит:

– Давайте мы это пианино цепью за ножку зацепим, а второй конец к воротам привяжем.

Грузовик отъехал чуть-чуть, и ворота как грохнулись! Даже гриб из пыли над домом поднялся.

Дядя Фёдор говорит:

– Спасибо, Матроскин, что ты нам дом не развалил!

Матроскин не согласен:

– Всё равно моя идея правильная. Давайте мы цепь к яблоне привяжем.

– А что, – соглашается Шарик. – Шофёр как даст газу, как рванёт. Больше мы ни пианино, ни яблони не увидим.

Но в этот раз всё хорошо получилось.

Только все яблоки разом с яблони слетели и вниз рухнули. Внизу корова Мурка лежала и с любопытством на всех поглядывала. Как по ней яблоки застучат, как она вскочит, как бросится бежать! Ещё ползабора снесла. Горячая корова, молодая.

Пианино поймали, и все сразу делом занялись. Папа и мама пошли себе сеновал обустраивать.

Тётя Тамара, как военная гражданка, пошла с местностью знакомиться, чтобы знать, куда отступать в случае чего.

А Иванов-оглы и Печкин под руководством Матроскина ремонтом занялись. За этот день столько всего разрушено было, что на две хорошие ремонтные бригады хватило бы.

Глава 3
Ночь

К вечеру всё устроилось. Папа и мама себе на сеновале отличное место оборудовали. Тётю Тамару на двухспальной кровати положили. А Иванов-оглы к Печкину ушёл ночевать. Он всю ночь почтальону интересные истории рассказывал из военной жизни:

– Помню, как-то раз нам с товарищем полковником на склад два грузовика сапог привезли. А склад у нас битком забит, некуда сапоги складывать. Дело было ночью. Другой бы товарищ полковник от сапог бы отказался, но наш товарищ полковник не такой, то есть он не такая.

– А ваш товарищ полковник какая? – спрашивал Печкин.

– А наш товарищ полковник такая. Она быстро выход нашла. Перед складом во дворе танки стояли. Так мы эти сапоги в эти танки и сложили. Правда, здорово?!

– Здорово! – соглашался Печкин.

– Здорово, да не совсем. Потом из этого небольшая неприятность вышла. Почти скандал.

– Какая такая неприятность?

– А такая. Утром учебная тревога была. Танкисты стали в танки запрыгивать, а там сапоги всё место заняли. Пока они сапоги вытаскивали, учебный противник всю нашу часть захватил. А вообще, человека лучше товарища полковника, более экономного я в жизни не встречал. У нас в части пять пожаров было, а мы ни одного огнетушителя не истратили.

Дядя Фёдор в это время на сеновале лежал между папой и мамой. Ему так хорошо было, уютно. Он то к маме, то к папе прижимался. Мама говорила:

– Ты, дядя Фёдор, не переживай. Вы с тётей Тамарой поладите. Она очень самоотверженная.

– Это верно, – соглашался папа. – Только мне кажется, что она чересчур уж энергичная. При её размахе ей здесь тесновато будет. При ней можно целых пять детских интернатов содержать.

Тётя Тамара Семёновна лежала на своей двухспальной кровати и думала: «Как хорошо, что я сюда приехала. Через эту деревню я начну всё сельское хозяйство страны поднимать. Скоро миллионы тракторов забороздят пространство полей. Важно только людей хорошо зажечь».

Кот Матроскин в это время на печи лежал и думал: «Жаль, что котов в армию не берут. Ничем я не хуже этой тёти. Я бы запросто до генерала дослужился по хозяйственной части. А Шарик был бы у меня Иванов-оглы-Шариковский».

Иванов-оглы-Шариковский в это время голову ломал, как бы ему устроиться. От его вчерашней будки одни картоночки остались, клеем намазанные. Взял Шарик ноги в руки и бегом в тот самый мебельный магазин отправился, где они кровать покупали. Выбрал себе самый большой ящик и говорит:

– Чего там долго думать – это готовая будка.

Взвалил он ящик на плечи и домой побежал. Бежал, бежал, бежал, бежал, устал. «Нет, – думает, – если я ещё полкилометра пробегу, меня удар хватит. Надо передохнуть».

Влез он в этот самый ящик, свернулся квадратиком и заснул. Благо на дворе давно уже ночь была.

Глава 4
Нацеливание

Утром раньше всех Иванов-оглы и Печкин проснулись. Они наскоро выпили по стакану чая и в дом к дяде Фёдору собрались. Идут они, на жёлто-красные осенние перспективы посматривают.

Иванов-оглы-Писемский удивляется:

– Странные у вас пейзажи здесь какие-то: берёзки, солнцем подсвеченные, пеньки чёрные, речка вон, вся перекрученная, блестит, и ни одного танка, никакой колючей проволоки. Непривычно как-то для военного глаза.

– Это вам, военным, непривычно без колючей проволоки, а нам, гражданским, это очень нравится, – отвечал мудрый Печкин. – Ну её, эту проволоку.

– А грибы-то у вас есть? – спрашивает Иванов-оглы.

– А как же, – отвечает Печкин. – Мы можем по дороге в берёзовую рощу забежать, там всегда подосиновики растут.

– Это неправильно, – говорит Иванов-оглы, – непорядок. В берёзовой роще должны подберёзовики расти.

– Очень может быть, – согласился Печкин. – Только в нашем Простоквашине отродясь порядка не было.

Подходят они к роще, видят – ящик с гуманитарной помощью стоит.

– Выронили, – говорит Печкин. – Вчера целый день гуманитарную помощь возили. Один ящик и потеряли. Интересно, что в нём? Надо открыть.

Шарик проснулся и всё слышит. Его ящик с запа́хом закрывался, он конец запа́ха зубами прихватил, не даёт ящик открывать. Почтальон Печкин руку с трудом в трещину просунул и говорит:

– Что-то меховое там, наверное, шапки гуманитарные.

Иванов-оглы тоже руку просунул и как раз по зубам Шарику прошёлся.

– Нет, – говорит, – там гуманитарные гвозди. Или гуманитарные вилки.

Решили они ящик до дома донести.

«А что, пускай несут», – согласился про себя Шарик.

Они пошли вдоль речки. Печкин с ящиком, а Иванов-оглы просто так. Печкин никак не хотел с ящиком расставаться. Надо, чтобы все понимали, что это его ящик. Он прошёл немного, устал и говорит:

– Надо мне сесть на ящик, посидеть.

Шарик из ящика как закричит:

– Да ты что, совсем?! С приветом?!

Печкин испугался даже.

– Ой, – кричит, – радио заговорило!.. Гуманитарное.

Шарик спохватился и начал сообщать новости дикторским голосом:

– Вчера вечером ровно в шесть часов с приветом к избирателям обратился депутат Селёдкин.

Печкин удивился страшно и спорит:

– Нет у нас такого депутата!

Шарик в ответ:

– А я и не про вас говорю! – И дальше шпарит: – Продолжаем последние известия. Новости с полей. На полях ничего нового. Всё уже убрали: и картошку, и кукурузу, и свёклу, и помидоры, и арбузы, и… бананы, и… студентов.

Больше он ничего придумать не мог, никаких последних известий. А Печкин и Иванов ждут. Делать нечего, Шарик как забормочет:

– За последнее время участились случаи… Участились случаи… Участились случаи…

А какие участились, он придумать не успел. Иванов-оглы говорит:

– Заело! Надо стукнуть как следует!

«Тебя самого надо стукнуть как следует!» – думает радио-Шарик.

– Участились случаи… нападения почтальонов на собак.

Печкин даже вздрогнул:

– Чего-чего? А ну-ка, повторите. Какие случаи участились?

Шарик так неуверенно повторяет:

– Случаи нападения почтальонов на собак.

– Да нет! – кричит Печкин. – Вы всё путаете! Это собаки на почтальонов нападают! У меня вон все штаны грызанные. Это какое-то противное радио. Его надо в речку выбросить.

– Да вы не нервничайте, – замечает Иванов-оглы. – Придём домой и разберёмся, какое это радио. И почему оно так странно агитирует. Идти два шага осталось.

Они дальше Шарика понесли. А Шарик им стал погоду на завтра говорить:

– Ожидаются заморозки, переходящие в наводнение. Ожидается землетрясение, переходящее в солнечное затмение. Местами снег, местами град, местами кислый виноград.

У них так глаза и вылупились.

Шарику уже трудно было остановиться:

– Передаём программу на завтра. Завтра будет такая программа – закачаетесь.

– Почему? – удивился Печкин.

Шарик и сам не знал почему. Он и ляпнул:

– Музыку будем для хромых передавать!

В это время кот Матроскин уже проснулся и завтрак готовил. Он варил кашу на молоке, целое ведро, а сам думает: «День-два я ещё выдержу. Ну три. А на неделю меня уже не хватит. При таком количестве народа целую столовую надо содержать».

Он наскоро накрыл на стол, поставил творог, простоквашу, хлеб из магазина и с трудом горячее ведро на стол принёс.

На вкусный запах стал народ подтягиваться. Скоро папа с мамой пришли, дядя Фёдор и тётя Тамара Семёновна. Только Шарика не было и Печкина с Ивановым-оглы.

Тётя Тамара говорит:

– Нельзя без них завтрак начинать.

Дядя Фёдор спрашивает:

– Почему?

– У нас в армии так принято было. Мы всем полком за еду садились.

Матроскин говорит:

– А если они с Шариком на охоту пошли, на утреннюю зорьку? И вернутся только к вечеру?

– Такие события заранее планировать надо, – говорит тётя Тамара. – Я думаю, что с этого дня мы все будем жить по плану.

Тут как раз Печкин и Иванов пришли с «гуманитарным радио». Они это радио ещё по дороге из ящика вытряхнули – такого он им наговорил. Они тоже за стол сели, стали кашу есть и тётю Тамару слушать.

– Подъём у нас будет в семь, – говорила тётя Тамара. – Это поздновато, но для зимнего времени хорошо. После этого бег босиком по снегу полкилометра. От этого полезность идёт невероятная. Потом завтрак. Потом общественная работа. Потом…

Тут из Шарика выскочило:

– Суп с котом.

– Это что, шутка? – спрашивает тётя.

– Юмор, – отвечает Шарик.

– Для юмора у нас будет определённое время, – говорит тётя Тамара. – Приблизительно с пяти до шести по субботам.

– А как мы сегодня день проведём? – спрашивает мама.

– На сегодня у нас такая программа намечена, – отвечает тётя, – Матроскина с Шариком мы бросаем в речку рыбу ловить. У нас по понедельникам будут рыбные дни. Пусть берут удочки и уходят удить.

Она посмотрела на Шарика и Матроскина и сказала:

– Возражений, конечно, нет?

Возражения, конечно, были. Особенно у Шарика: он не любил рыбные дни. Да и Матроскин не особенно их любил. Он любил молочные дни и сосисочные. Но возражать они не стали. Лучше уж на берегу с удочкой сидеть, чем устав строевой и караульной службы изучать.

– Папа с мамой займутся научным трудом. Я им шесть томов «Введения в педагогику» привезла. Перевод с немецкого. Занимательная книга для тех, кто понимает. Не оторвёшься. Возражений, конечно, нет?

Возражения были у мамы. Зачем ей педагогику изучать, когда у неё кот Матроскин такой педагог. Но она решила заняться педагогикой, чтобы папу в педагогику заманить.

Папа попробовал схитрить:

– Тамара Сергеевна, зачем нам силы распылять? Давайте мы и меня на речку бросим с удочкой. На рыбном фронте я больше пользы принесу. Мама Римма одна с педагогикой справится.

– Нет-нет, – возразила тётя Тамара. – На рыбный фронт мы тебя с мамой в следующий понедельник бросим. Когда вы все тома освоите. Сейчас у вас будет усиленный курс.

Она посмотрела на дядю Фёдора:

– Ты, дядя Фёдор, будешь в сарае на пианино играть по самоучителю. Пора, брат, пора!

– Но там же Мурка! – кричит Матроскин. – У неё молоко скиснет!

– Для Мурки Печкин и Иванов-оглы в огороде палатку разобьют, – возражает тётя Тамара. – Вы не переживайте, всё уже давно учтено. Я над этим планом целую ночь думала.

«Лучше бы она целую ночь дрыхла! – подумал про себя Матроскин. – Есть же вот люди такие наоборотные. Чем меньше они думают, тем больше пользы».

И все приступили к выполнению задания. Шарик с Матроскиным с удочками на реку поплелись. Какая там рыбалка, если осень на дворе. Того гляди, дождик начнётся. И тут полустриженый Шарик придумал. Он вернулся и попросил Иванова-оглы ему в будке дырку сделать для головы. Потом он этот ящик на себя надел, голову в дырку просунул и пошёл на речку, как черепаха в своём собственном домике.

Матроскин увидел и сказал:

– А ты, Шарик, молодец, не пустая голова два уха! Здорово придумал. Я себе такую же будку сделаю. Будем мы с тобой по деревне как два робота ходить, боками толкаться.

Он быстро такой же картонный домик смастерил из ящика.

Они, пошатываясь, как два качающихся робота, на речку отправились. А удочки у них как антенны были.

Хорошо, что на берегу только осенний ветер гулял, рыбаков не было. А то бы рыбаки с испугу в речку попрыгали, на тот берег переплыли бы и в партизаны ушли.

Папа с мамой на сеновале устроились, тепло одеялами накрылись, взяли в руки «Педагогику» и заснули. За неделю на работе они так умаялись, сил нет. А тут свежий воздух, молоко, сено. Дядя Фёдор внизу по клавишам барабанит, они даже не слышат.

Дядя Фёдор сначала честно пытался всё сделать, как в самоучителе указано. «Поставьте пальцы на ширину плеч…» А потом он стал барабанить что ни попадя. У него отличный «Первый концерт для фортепьяно и сарая» получился. Свою партию сарай очень хорошо исполнял – скрипел как ненормальный.

Печкин и Иванов-оглы в огороде брезентовую палатку ставили. И Иванов-оглы Печкину случаи из военной жизни рассказывал:

– Вот, помню, такой случай был. Пришёл приказ к нам в часть: «Всем военнослужащим на зимнюю форму одежды перейти». Мы с товарищем полковником всем военным и выдали зимнюю форму: валенки, ушанки, шинели тёплые, всякие там бушлаты-ватники.

– И всё это бесплатно? – спросил Печкин.

– Конечно, это же ведь армия.

– А нам, почтальонам, бесплатно только фуражки почтальонские выдают, – посетовал Печкин.

Иванов дальше военный случай рассказывает:

– Кажется, всё тебе хорошо. А тут оттепель, да такая, что просто жара – пять градусов тепла. По такой жаре только в валенках и шлёпать. И что делать?

– Валенки отобрать, – сказал решительный Печкин. – Шлёпанцы выдать. Пусть шлёпают.

– Тебя за такое по головке не погладят. Приказ-то был из Москвы. Другая бы товарищ полковник растерялась. А наша товарищ полковник выход нашла. Она попросила перебросить нашу часть в Мурманскую область – стропила для нового склада заготавливать. А там такой мороз! Без валенок шагу шагнуть нельзя! Вот как мудро вышло. И приказ выполнили, и брусья заготовили.

– Ты ж говорил – стропила! – удивился Печкин.

– И стропила тоже, – сказал Иванов.

Печкин просто потрясён был такой мудростью. А тут Тамара Семёновна подошла:

– Почтальон Печкин, оставьте вверенный вам участок работы и проведите беглый осмотр того, что сделано другими участниками трудового процесса.

Печкин оставил участок и первым делом на речку пошёл к двум рыбным роботам. Подошёл он к ним и спрашивает:

– Граждане сотрудники, прошу вас дать показания… то есть сведения. Сколько рыбы выловлено за истёкшее время?

– Одна, – коротко, по-военному ответил Шарик.

– Прошу уточнить, – говорит почтальон Печкин. – В каких единицах ведёте измерения? Что у вас «одна»? Одна тонна? Одна тысяча? Одно ведро?

– Одна верхоплавка, – объясняет кот. – Весом в одну тонну, размером в тысячу метров.

– Еле запихнули в ведро, – добавил Шарик.

Печкин записал это в своей книжечке и к папе с мамой пошёл.

– Уважаемые, сообщите, какие у вас успехи за текущий период?

– За текущий период у нас очень большие успехи, – говорит папа.

– Телёнок Гаврюша один том «Педагогики» съел. Мы уронили нечаянно. Теперь умнее в десять раз будет.

Печкин и это записал в книжечку и к дяде Фёдору обратился. Дядя Фёдор в том же сарае на фортепьяно барабанил.

– Как у вас дела, молодой человек? Что доложить руководству?

– Доложите, что соседские куры за ночь гнездо в пианино устроили. Цыплят высиживать начали. Пора музыку прекратить. Скоро цыплята будут песню крокодила Гены кукарекать.

Дальше Печкин к Иванову-оглы подошёл:

– Ну, как дела, боевой товарищ?

– Дела хорошие. Погода – благодать! Строительство хором для Мурки заканчиваю. Да вот беда, пока я строил хоромы, корова Мурка целый угол у палатки сжевала. Пришлось её метёлкой стукнуть.

Печкин всё, как всегда, записал. И к Тамаре Семёновне с докладом явился:

– Разрешите доложить, товарищ бывший полковник.

Она говорит:

– Докладывайте, товарищ служащий деревенской почты.

Печкин просто обалдел. Он даже и не знал, что такое почётное звание носит. Он начал докладывать, заглядывая в книжечку:

– Кот с собакой рыбу ловят в ящиках.

– Какую такую они рыбу ловят? В каких таких ящиках? Консервы, что ли?

– Нет, они рыбу в реке ловят. Только сами сидят в ящиках. От ветра.

– И какой у них улов? Много наловили?

– Одну верхоплавку поймали. Весом в одну тонну. Размером в тысячу метров. Еле запихнули в ведро.

Тамара Семёновна подивилась такой верхоплавке.

– А как у дяди Фёдора дела? У него всё в норме?

Почтальон Печкин в книжечку смотрит:

– У него всё в норме. Соседские куры за ночь гнездо в пианино устроили. Цыплят высиживать начали. Цыплята скоро будут песню крокодила Гены кукарекать.

Тамара Семёновна всё больше удивлялась:

– У моего любимого ординарца товарища Иванова всё, я надеюсь, хорошо?

– Погода у него хорошая, – объясняет Печкин. – Строительство для хромой Мурки заканчивает.

– Почему Мурка хромая?

– Она угол у палатки съела, пришлось её метёлкой стукнуть.

– Так, а что папа и мама? – кричит тётя Тамара. – У них-то, я думаю, всё в норме? Какие у них успехи за текущий период?

– За текущий период у них очень большие успехи, – отвечает Печкин. – Телёнок Гаврюша один том «Педагогики» съел. Его уронили нечаянно. Теперь умнее в десять раз будет.

– Караул! – сказала тётя Тамара и позвала к себе маму: – Я как старшая сестра тебе говорю: ты должна воспитывать не только сына, но и мужа.

– А может, не надо меня воспитывать? – говорит папа. – Мне уже скоро сорок.

– Мужчину надо воспитывать до пятидесяти, – ответила тётя Тамара, – а после уже перевоспитывать надо.

Потом она приказала:

– А сейчас перерыв на личное время. Всем отдыхать ровно шестьдесят минут.

Печкин быстренько всех обежал и в дом пригласил. Матроскин и Шарик в своих походных домиках с одной верхоплавкой на двоих явились. А что они – виноваты? Осень на дворе. Все просторы вокруг жёлтыми листьями усыпаны, даже речка. Какой уж тут клёв!

Дядя Фёдор не был особенно рад. Вместо того чтобы делом заниматься – дрова на тр-тр Мите из леса возить, зима же на носу, – он как-то кривобоко «чижика-пыжика» играл. Нужен ему этот «чижик»!

– А что потом? – спросил папа.

– Потом обед, – говорит тётя Тамара.

Это означало, что все отдыхают просто так, а кот Матроскин на кухне отдыхает за кастрюлями. И начало в нём закипать революционное возмущение. Он обед, конечно, приготовил, но мысли у него включились в неправильную сторону.

Вечером, когда все снова получили шестьдесят минут личного времени, чтобы выгладить и выстирать одежду, кот Матроскин решил создать подпольную организацию.

Он пригласил всех своих в подпол. Своими оказались: дядя Фёдор, Шарик, галчонок Хватайка и папа Дима.

– Вы как хотите, – говорит Матроскин, – а так жить нельзя.

– Правильно, – согласился папа. – Назревает революционная ситуация. – Низы не могут, а верхи (он постучал пальцем в потолок) не хотят жить по-старому.

Галчонок Хватайка сразу закричал:

– Кто там? Кто там?

– Там они, – ответил папа, – чёрные полковники.

– Надо искать выход, – продолжил кот.

– Есть, – сказал Шарик. – У меня уже есть. Я уже нашёл. Очень интересный выход.

– Какой? – спрашивает кот.

– Надо выдать тётю Тамару замуж.

Идея всем понравилась. Все стали в уме женихов перебирать.

– За кого? – спросил Матроскин. – Уж не за почтальона ли Печкина?

– Нет, – отвечает Шарик. – Почтальон Печкин её не потянет. Надо её за профессора Сёмина выдать. За того, который язык зверей изучает. Он недавно из Африки вернулся, я знаю. Он крокодильские диалекты изучал.

– Но как это сделать? – спрашивает дядя Фёдор. – Ведь они даже не знакомы.

– А так, – говорит Шарик. – Знакомство по переписке. Мы между ними переписку наладим. Или через объявления в газете.

– Хорошо, – согласился Матроскин. – Налаживай. Какие ещё будут предложения и варианты?

Папа сказал:

– Тесновато ей в Простоквашине. Ей бы на большой государственный простор выйти. Давайте её в Городскую думу выдвигать.

– А она справится? – сомневается Шарик. – Это ж какая работа. Это ж за всю страну думать надо!

– Она и на международном уровне справится, – говорит папа. – Она за всю планету думать может. Она там такое натворит!

– Вот пусть там и творит на международном уровне, – решил Матроскин. – А Простоквашино пусть в покое оставит.

Все за работу принялись. Шарик начал переписку между тётей Тамарой и профессором Сёминым налаживать. Матроскин и дядя Фёдор стали листовки обдумывать для выборов в Городскую думу. А папу для воспитания на сеновал отозвали.

Тамара Семёновна тоже собрание устроила. Она собрала на сеновале всех взрослых и говорит:

– Можно, конечно, вести растительную жизнь. Жить как живётся: встал, поел, поспал. Снова встал, поел, поспал.

– На почту сходил, – добавил Печкин.

– На почту сходил, – подхватила тётя Тамара. – И всё! Через семьдесят лет жизнь прошла мимо. Люди должны быть куда-нибудь нацелены. На что-то очень важное.

– Мы не ракеты, – проворчал папа, – чтобы нас куда-то нацеливать. Надо просто жить.

– Ох, Дмитрий, – сказала тётя Тамара, – ты уже дожился. От тебя сын сбежал. А была бы у него цель, никуда бы он от тебя не ушёл. Ну вот скажи ты мне, на что ты его нацеливал?

– На «книжку прочитать», на «в магазин сходить», на «в шахматы поиграть»…

– И только-то?! А если бы ты его нацелил к двухтысячному году космос освоить, на Луне в футбол играть с китайцами, он бы никуда не ушёл, он был бы делом занят.

– Он бы китайский язык изучал, – сказал папа.

Письмо, которое Шарик накалякал профессору Сёмину, было написано на синей бумаге с цветочками. Шарик торжественно его прочитал Матроскину и дяде Фёдору:

Уважаемый профессор!

Какая хорошая погода стоит в Простоквашине! Одна таинственная женщина любит гулять около речки с собачкой ближе к вечеру. Это одинокая незнакомка средних лет с хорошим знанием жизни. Закачаетесь.

Матроскин спрашивает:

– А собачка тут при чём?

– При том, что пожилые учёные-профессора очень любят дам с собачками. Я по телевизору видел.

– А что ты ей напишешь? Самой тёте Тамаре? – спросил дядя Фёдор.

– Я уже написал, – ответил Шарик. – Вот слушайте:

Уважаемая сударыня!

Если Вы возьмёте с собой собачку и пойдёте гулять по берегу, Вас ожидает приятная встреча. Таинственный и одинокий вечерний незнакомец.

Дядя Фёдор такую переписку одобрил:

– У тебя просто таинственный остров получается. Таинственно и романтично. А где она возьмёт собачку?

– Она меня с собой позовёт, – отвечает Шарик. – Не Матроскина же ей с собой брать.

– От такой лишайной собаки любой нормальный профессор в пять минут сбежит куда-нибудь в поля. Ищи потом свищи этого профессора! – сказал Матроскин и решил Шарика в порядок привести.

Шарик тем временем письма в конверты положил, тоже с цветочками, и на почту побежал. Бросил их в почтовый ящик, и все стали ждать.