Текст книги "Возвышение Китая наперекор логике стратегии"

В то же самое время австралийцы не сомневаются ни в добрых намерениях Соединенных Штатов, ни в их конечной способности встать на защиту Австралии, если до этого дойдет дело. Эта уверенность была подтверждена в ноябре 2011 года, когда два правительства объявили, что американские войска впервые после Второй мировой войны будут дислоцированы в Австралии; выбранное для американской военной базы место – Дарвин в Северных территориях – расположено менее чем в 400 морских милях от индонезийской территории⁷⁵. Австралийцы, со своей стороны, как во время войны, так и в период мира делают все возможное для того, чтобы сохранить свой статус второго по надежности союзника США, претендуя в борьбе за этот титул на более привилегированное положение, чем прочие соперники, причем не только благодаря своей роли в глобальной американской системе сбора разведывательных данных (только Австралия, Канада и Новая Зеландия в полной мере участвуют в американско-британской сети сбора разведданных).

Эти два потенциально противоположных подхода к США – один довольно подозрительный, другой преисполненный безграничного доверия, – сведены вместе тезисом о том, что любые независимые австралийские инициативы по созданию элементов системы своей безопасности всегда будут дополнять, но ни в коем случае не ослаблять американо-австралийский альянс по сдерживанию Китая. Например, у австралийцев прекрасные контакты с малазийскими вооруженными силами, а у США – нет, кроме того, Австралия может также сыграть роль моста в отношениях между США и Индонезией. Что касается Вьетнама, о котором будет рассказано в 15-й главе, австралийцы все еще могут внести дополнительный вклад во взаимоотношения этой страны с США в сфере безопасности, хотя бы потому, что они меньше напирают на тему прав человека, чем американцы со всей их силой.

Синергия двусторонних отношений Австралии с соседями и ее поведение в рамках союза с соединенными штатами достигает апогея, когда речь заходит о Японии. Австралия с беспокойством отнеслась к исходу японской политической чехарды, когда в 2009 году национальным лидером стал такой человек, как Одзава Ичиро (Ozawa Ichiro), несмотря на его сомнительное прошлое⁷⁶ и весьма почтительное отношение к Китаю. Реакция Австралии состояла в том, что она вновь сосредоточила свое внимание на Японии и бесцеремонно пытается повлиять на ее внешнюю политику, несмотря на громадные различия в богатстве и в потенциале обеих стран.

Самым ярким проявлением этой бестактности стал визит премьер-министра Австралии Джулии Джиллард в Японию в апреле 2011 года сразу же после мартовского цунами и вызванной им цепи катастроф (естественно, она не смогла отказать себе в посещении северных районов Японии, объятых страхом радиоактивного заражения). В дополнение к тому, чего и так следовало ожидать в ходе подобного визита, 22 апреля премьер-министр Джиллард в своей тщательно подготовленной речи в Национальном пресс-клубе Японии уверенно подчеркнула приоритет коллективной безопасности, причем не в последнюю очередь благодаря тому, что упомянула эту тему второй после катастрофы и оказанной Австралией помощи:

Япония – самый близкий партнер Австралии в Азии… Например, есть австралийские самолеты, сотрудничающие с силами обороны Японии, транспортирующие японские грузы и использующие американские базы в Японии при поддержке США.

Мы много говорим о трехстороннем сотрудничестве Австралия-Япония-США. Но это слова, подтвержденные делами… как премьер-министр, я полностью привержена этим очень важным отношениям в сфере безопасности.

Япония и Австралия – близкие стратегические партнеры.

Мы стоим перед лицом важных для обеих наших стран вызовов в сфере безопасности… Взаимоотношения Австралии и Японии в области обороны и безопасности успешно развиваются и стали очень тесными и важными для обеих стран… Наши министры иностранных дел и обороны встречаются регулярно в формате «2+2».

В таком формате Япония проводит подобные встречи только с Австралией и США, а Австралия в формате «2+2» из всех стран Азии встречается только с Японией… Мы усилили наше участие в совместных военных учениях… Австралия готова к новым формам сотрудничества⁷⁷.

Далее премьер-министр уточнила, что результатом сотрудничества является претворение в жизнь японско-австралийского соглашения о совместном обслуживании военной техники, ратифицированном японским и австралийским парламентами, которое позволяет вооруженным силам обеих стран оказывать друг другу логистическую поддержку. Учитывая большую удаленность Австралии от других частей мира (что налагает определенные ограничения на ее стратегические возможности), это было очень важно и открыло новую фазу и так уже далеко продвинувшегося сотрудничества в военной сфере и в вопросах безопасности между Японией и Австралией. Как бы то ни было, сотрудничество в области транспорта, обслуживания авиатехники и логистики активно развивается. Учитывая это, Япония уже не обречена только на сотрудничество с США в вопросах безопасности, что само по себе важно.

Кроме того, премьер-министр Джиллард сообщила о проведении на тот момент переговоров по заключению соглашения об информационной безопасности с целью создания юридических рамок для обмена секретной информацией путем совместного анализа и изучения различных тем и, что более важно в случае кризиса, – для быстрого обмена разведданными между командованием и отдельными подразделениями сторон.

Далее, премьер-министр Джиллард раскрыла некоторые сведения о соглашении по совместной разработке «нового видения сотрудничества в сфере обороны» между Австралией и Японией, цель которого согласно ее описанию не вызывает сомнений: «улучшить наш механизм двустороннего сотрудничества в случае кризисной или чрезвычайной ситуации, либо в Японии, либо в Австралии, либо в регионе в более широком смысле». Значение слова «кризис» вполне самостоятельно в данном контексте, так как далее речь идет о «чрезвычайной ситуации», тем самым «кризис» – это нечто антропогенное в отличие от природных катастроф.

Детальное перечисление различных практических шагов по усилению не только политической координации, но и совместных военных мер, несомненно, имеет своей целью придание отношениям в сфере безопасности максимальную практическую значимость – честно говоря, речь здесь идет именно о военных мерах, так как сотрудничество дипломатическое считается вещью уже само собой разумеющейся. На японцев все это произвело большое впечатление, поскольку им прекрасно известно, какую долю в беспрецедентное процветание Австралии внес ее экспорт в Китай. Поставив военное сотрудничество во главе списка приоритетов, премьер-министр Джиллард обратилась к внешнеполитической координации только в конце, притом в решительных выражениях:

Региональное процветание не может быть обеспечено лишь экономическим сотрудничеством. Ему также нужна здоровая атмосфера в области безопасности.

После этого она описала желаемую с точки зрения Австралии ситуацию, подтвердив единство Японии и Австралии в поддержке «продолжающегося передового базирования» Соединенных Штатов в западной части Тихого океана. Это относилось как к американским вооруженным силам, включая авианосцы, которые Китай считает орудием вмешательства, так и к американской дипломатии: «Стабильность и безопасность жизненно зависит от интегрирующей роли Соединенных Штатов». Но этого было недостаточно с точки зрения премьер-министра Джиллард, которая далее подчеркнула необходимость развивать «правильную региональную архитектуру для поощрения сотрудничества по вызовам в сфере безопасности и по мирному решению споров». В этом контексте слово «архитектура» означает набор конкретных соглашений о том, как реагировать на весьма конкретную проблему – китайские притязания на море, масштаб которых все время растет: в декабре 2011 года СМИ КНР определили китайские территориальные воды не только в пределах исключительно экономической зоны, но включили туда фактически все Южнокитайское море. Тем не менее, премьер-министр Австралии, разумеется, не упомянула Китай как реальную или возможную угрозу, хотя на самом деле ничто иное не может оправдать все те австралийско-японские усилия, которые она описала, равно как и большие расходы, связанные с операциями австралийских вооруженных сил в тысячах миль от их родных баз. Угроза не была упомянута потому, что есть лишь один кандидат на эту роль, если только не предположить, что австралийцы планируют воевать в Корее.

Дипломатическая активность Австралии имеет и еще одно достоинство: она позволяет более робким лидерам Малайзии, Филиппин, Сингапура и Вьетнама отвечать на надменное поведение Китая (которое усилилось после 2008 года) хотя бы возможностью стоять рядом с Австралией и кивать в знак согласия до тех пор, пока они не будут готовы громко высказаться. То же самое можно было наблюдать и в Японии в апреле 2011 года.

И снова повторим: то, что произошло в Восточной Азии и изменило там политический ландшафт – это всего лишь действие логики стратегии и его весьма реальные последствия для Китая, чье поведение запустило последовательность реакций. Сейчас Китаю вместо того, чтобы вести дела с соседями только на двусторонней основе, позволяющей ему подчеркнуть свое превосходство, приходится наблюдать, как эти отношения приобретают многосторонний характер, причем не в последнюю очередь из-за австралийских инициатив, которые предвосхищают американские усилия в том же направлении. Это и есть «архитектура», которая должна быть «сильной» – функциональный эквивалент многостороннего договора в сфере безопасности.

14. Япония. Отход от отхода

Для страны, которую и хвалят, и ругают за ее неповоротливый консерватизм, политика Японии по отношению к Китаю и, соответственно, по отношению к США в последнее время удивительно резко менялась.

Отчасти это было спровоцировано недовольством, которое вызвало присутствие вооруженных сил США в перенаселенной стране: в особенности это касается базы ВВС морской пехоты США Футенма (Futenma), расположенной прямо в центре города. Но в большинстве своем эти изменения были вызваны оценкой периода после 2008 года, которая отмечала упадок США на фоне стремительного роста предлагаемых Китаем возможностей. Таким образом, не уделяя должного внимания долгосрочной перспективе, предпочтения японской политической элиты начали дрейфовать в сторону более тесных связей с Пекином, даже ценой более прохладных отношений с Вашингтоном. Начало этого дрейфа было встречено резко негативной реакцией большей части чиновников МИД Японии, как и ряда других представителей элиты страны. Однако этот дрейф имел и серьезных политических сторонников.

Во-первых, стоит сказать о позиции старшего поколения японских политиков, которую выражает, например, бывший премьер-министр Ясу-хиро Накасонэ (Nakasone Yasuhiro, занимал этот пост в 1982–1987 гг.), служивший во время войны офицером японских ВМС в Токио и соединивший в себе чувство вины за те преступления, что японцы совершили во время войны в Китае, с живым восприятием возможностей для японского бизнеса в Китае, а также благожелательной интерпретацией японского прошлого и возможного будущего в рамках китайской системы «цзянься» (Τίαηχίά)¹*. Согласно такой точке зрения на японскую историю, Япония успешно развивалась в первые века своего существования как независимая страна, которую китайские правители, тем не менее, рассматривали как входящую в сферу своей гегемонии. Из этого убеждения следует, что Япония все равно будет продолжать процветать, даже если она окажется не вовне, а внутри китайского периметра безопасности, вследствие экспансии китайского стратегического влияния. Единственная роль, отведенная в такой картине будущего мира Соединенным Штатам, – потихоньку испариться. Эта точка зрения, естественно, дополняется пессимистическим взглядом на будущее самой Японии, согласно которому ничто не может помешать упадку и превращению Японии в среднюю державу с сокращающимся и стареющим населением.

Наряду с данной философской позицией, у которой есть свои достоинства, в 2009 году появилась гораздо более резкая точка зрения Ичиро Одзавы: Америка идет вниз, Китай – вверх, поэтому пойдем вместе с Китаем, и тем самым нам уже не понадобятся морские пехотинцы США на Окинаве. В более нюансированной версии речь идет о том, что Китай может контролировать Северную Корею, а США могут нанести КНР ответный удар лишь в случае ядерного нападения на Японию. Есть и иные подобные комбинации.

Но возможно, все гораздо проще: Одзава просто не любит американцев, и к тому же, как генеральный секретарь Демократической партии Японии, которая уже в течение долгого времени находится в оппозиции, он нуждается в выдвижении альтернативной внешнеполитической линии, чтобы иметь возможность воспрепятствовать постоянно побеждающей и приходящей к власти Либерально-демократической партии (ЛДП).

10 декабря 2009 года у Одзавы появился шанс воплотить свои внешнеполитические взгляды в жизнь, когда он во главе делегации из 143 депутатов парламента от Демократической партии (ДП) и более чем 470 политических сторонников приехал в Пекин в рамках начавшейся программы обменов «Великая стена» между своей партией и КПК.

Конечно, форма здесь явно превалировала над содержанием: это был ритуальный визит данника без дани, но имела место и тридцатиминутная встреча Одзавы с Ху Цзинтао; неудивительно, что они договорились «усилить японо-китайские отношения и ускорить реализацию программы обменов по линии ДП-КПК». Такие темы, как Восточно-китайское море, продажа подделок под японские пельмени гиоза (имеющая место в китайском экспорте) и отсутствие транспарентности в китайском военном бюджете, тоже были упомянуты, но их явно не обсуждали серьезно.

Тем не менее, после встречи, или точнее говоря, аудиенции⁷⁹, Одзава заявил, что встреча внесла свой вклад в развитие дружественных отношений, что уже само по себе не мало. Он также сказал, что представился Ху как «командующий полевыми операциями Армии освобождения Японии». Освобождения от слишком долго правившей ЛДП? От бюрократии? От Соединенных Штатов? – От всех трех, вне всякого сомнения.

На второй день своего визита, 11 декабря, Одзава встретился с министром обороны и генералом НОАК Лян Гуанли (Liang Guanglie) для того, чтобы «выразить озабоченность продолжающимся наращиванием китайского военного потенциала». По словам Одзава, он следующим образом обратился к Ляну: «В Японии есть настроения, которые видят в модернизации Китая угрозу. Если Япония тоже начнет укреплять свои вооруженные силы, это не принесет положительных результатов для будущего Японии и Китая»⁸⁰. Лян, конечно, ответил, что НОАК «служит целям защиты большой территории и протяженных границ и не хочет никакой гегемонии».

Другими словами, пекинские заседания не имели ничего общего с переговорами, не было достигнуто никаких договоренностей, однако декабрь 2009 года стал низшей точкой в политических отношениях между Японией и США. Тем не менее, не претерпели изменений⁸¹ ни доминирующие бюрократические взгляды в японском МИД, ни единая точка зрения в министерстве обороны Японии, а именно: что Китай стал «главной угрозой» для безопасности Японии, что его относительный потенциал растет быстро и что поэтому Японии необходимо:

a. усилить свою собственную военную мощь;

b. беречь альянс с США, преодолев связанные с ним проблемы, начиная со споров вокруг базы американской морской пехоты Футенма на Окинаве;

c. расширить базу для собственной безопасности посредством участия в создании системы коллективной безопасности в Восточной Азии.

Естественно, имели место серьезные трения между двумя министерствами и контролируемой Одзавой Демократической партией. Оба министерства подверглись атаке в рамках проводимой Одзавой компании борьбы против бюрократии в верхних эшелонах власти, которую (бюрократию) он охарактеризовал как недемократичную и неэффективную. Он также обвинил МИД в излишней жесткости по отношению к Китаю и излишней мягкости по отношению к США.

Так как бюрократов в целом можно было обвинить в длительной стагнации Японии, антибюрократическая компания была успешной, даже на фоне снижения влияния ДП и проблем с законом самого Одзавы, вызванными обычными для Японии причинами: махинациями с финансированием предвыборной кампании на грани обычной коррупции. Но это только усилило атаки ДП против МИД и уверенность партии в том, что политику следует формировать силами членов ДП, а не бюрократов. Даже масштабная смена ориентиров внешней политики Японии с Соединенных Штатов на Китай в то время не казалась чем-то невозможным.

Высшей точкой японо-китайского сближения 2009 года стало совместное коммюнике для прессы, выпущенное в Пекине 20 марта 2009 года министром обороны Японии Хамада Ясуказу (который заявил, заступив на эту должность: «Моя миссия состоит в том, чтобы сделать Японию более комфортабельной страной для жизни») и министром обороны Китая генералом Лян Гуанли⁸². Значимость этого документа в том, что в нем были обозначены совместные инициативы, которые выходят далеко за рамки обычных мер доверия между потенциальными противниками и представляют собой зачатки соглашения по коллективной безопасности и даже эмбриональный альянс.

Во время переговоров обе стороны согласились в том, что:

1. Будет продолжен обмен визитами высокого уровня. С целью нанесения ответного визита министр обороны КНР Лян Гуанли прибудет в Японию в 2009 году.

2. Стороны проведут консультации по вопросам обороны и безопасности в Токио в 2009 году.

3. Будет создан механизм японо-китайских консультаций по вопросам обороны и безопасности для укрепления связей между политическими департаментами военных ведомств, будет вестись обмен мнениями по вопросам, представляющим взаимный интерес, таким, как международные миротворческие операции, борьба со стихийными бедствиями и пиратством, усиление сотрудничества при обмене информацией, особенно по вопросу борьбы с пиратством в Аденском заливе и в водах Сомали.

4. Заместитель начальника генерального штаба сухопутных сил Японии и начальники генеральных штабов ВВС и ВМС посетят КНР в ответ на визиты китайского командующего ВВС и заместителя начальника генерального штаба начиная с 2008 года…

5. Продолжатся консультации по скорейшему созданию механизма контактов по военно-морской линии между министерствами обороны Китая и Японии…

6. Продолжится обмен визитами военных кораблей на основе первого обмена визитами, состоявшегося в 2007 и 2008 гг. Китайские военные корабли посетят Японию в 2009 году.

7. Усилятся консультации на рабочем уровне для осуществления ежегодного плана военного сотрудничества. Обе стороны обсудят возможность диалога на уровне офицеров штабов всех родов войск, включая Объединенный штаб Японии.

8. Будет проработана возможность обмена визитами между военными округами Народно-освободительной армии Китая (НОАК) и армиями сухопутных сил самообороны Японии.

9. Продолжится обмен офицерами на уровне рот и взводов в различных рамках.

10. Будет развита практика обменов между Университетом обороны Китая, Китайской академией военных наук и Национальным институтом оборонных исследований Японии, а также между китайскими университетами, такими как Научный и технологический университет НОАК и Военно-морская академия НОАК в Даляне, и Национальной оборонной академией Японии…

[В заключение] министр Хамада выразил благодарность министру Лян Гуанли.

Учитывая отсутствие заявления под присягой Хамады Ясуказу о том, что все это было сделано безо всякой искренности и только для того, чтобы ввести в заблуждение наивных китайцев, этот список совместных мер поражает и даже внушает тревогу.

Однако все очень резко изменилось после инцидента с рыболовством в районе островов Сенкаку 7 сентября 2010 года. В основном это произошло из-за непродуманной реакции Китая, которая включала в себя массовые погромы связанных с японцами магазинов, арест японских бизнесменов, находившихся с визитами в Китае, прекращение поставок редкоземельных металлов в Японию и в высшей степени провокационное (хотя и юридически необходимое) требование компенсации и принесения извинений, выдвинутое МИД КНР.

В целом все это привело к кристаллизации опасений относительно истинных намерений Китая и даже к построению логической цепочки: опасения видимо были усилены быстро растущей китайской мощью. Таким образом, воздействие этого инцидента на японское общественное мнение было не только очень сильным, но и, несомненно, структурным. После инцидента стало абсолютно ясно (хотя, видимо, не китайским лидерам), что новое отношение японцев к КНР будет носить длительный характер, и его уже не смогут изменить различного рода визиты доброй воли и пропагандистское наступление.

Немедленным результатом всего этого было то, что Одзава и его единомышленники замолчали, и уже не могли более сопротивляться министерствам иностранных дел и обороны, когда последние стали наращивать усилия по трем направлениям: укреплять национальные вооруженные силы, наращивать альянс с США и расширять рамки коллективной безопасности, придерживаясь в целом австралийского сценария. Полемика вокруг базы Футенма не завершилась, как не завершился и спор относительно шумной базы ВВС морской пехоты США в самом центре города Гинован на Окинаве, но степень интенсивности спора была значительно снижена.

Однако даже до инцидента вокруг островов Сенкаку в поведении Китая прослеживалось учащение провокационных действий⁸³. Перехват китайских самолетов, приближавшихся к воздушному пространству Японии, является количественным подтверждением этого факта: между 2009 и 2010 годами количество вылетевших на перехват самолетов ВВС сил самообороны Японии выросло с 274 до 386. Из перехваченных самолетов 264 были российскими; это тридцатипроцентное увеличение отражает возрождение российской военной активности на Дальнем Востоке. Только 96 вторгнувшихся самолетов были китайскими, но это представляло собой рост на 250 % с 2009 года. Самый близкий к японскому воздушному пространству перехват имел место, когда два китайских самолета-разведчика дальнего радиуса действия Υ-8 подошли на 50 км к границам Японии. Интересно, что некоторые наблюдатели в Японии связали рост китайских нарушений воздушного пространства не с общим ростом активности НОАК в целом, а с приходом к власти в Японии правительства Демократической партии и с последовавшими трениями в японо-американских военных отношениях. Такая точка зрения была подтверждена анонимным источником в министерстве обороны Японии, который сказал: «…[Зарубежные государства], возможно, проверяют на прочность японский оборонный потенциал, так как считают японо-американские отношения ослабленными»⁸⁴.

Произошедшее 11 марта 2011 года «великое восточно-японское землетрясение» и более разрушительное цунами, естественно, оказали большое воздействие на все стороны жизни в Японии, и не в последнюю очередь на японские силы самообороны, хотя в этом случае воздействие было противоречивым. С одной стороны, имеет место перераспределение бюджетных средств, которое сделает невозможным значительное увеличение бюджета министерства обороны и сил самообороны, не позволяя серьезно относиться к растущим угрозам Японии. Но с другой стороны, финансирование вооруженных сил Японии может быть увеличено и уж точно не будет сокращено, подобно финансированию других министерств, причем не только потому, что инцидент с Китаем не забыли и не простили, но и потому, что вооруженные силы оказались чуть ли не единственным инструментом государства в борьбе против природных бедствий, обрушившихся на Японию после землетрясения.

В самом деле, японские вооруженные силы весьма адекватно действовали при ликвидации последствий землетрясения: работали с состраданием (проводя похороны с почестями), героически (выливая из шлангов воду на реакторы, излучавшие опасный уровень радиации), эффективно (при распределении продовольствия), безропотно (в различных, часто опасных условиях) и масштабно, немедленно задействовав сухопутные силы, элементы ВМС и ВВС – 100 000 человек личного состава (40 % от общей численности сил самообороны).

Для только что созданных сил самообороны Японии это было первой возможностью продемонстрировать обществу свои качества и некоторые из своих физических возможностей (премьер-министр Муаяма Томичи, первый и пока единственный социалист на этом посту, во время большого землетрясения Ханшин в январе 1995 года отказался привлекать силы самообороны, к которым он долгое время находился в оппозиции). Среди первых фотографий, ставших достоянием общественности после землетрясения, были снимки крепкого солдата, несущего на спине спасенную пожилую женщину, спасения вертолетами 81 рабочего доков, которых вынесло в море на обломке корабля, и спасения школьников, оказавшихся на крыше школы – за этими драматическими эпизодами последовали и многие другие.

Наверняка силы самообороны извлекут выгоды из такого сдвига в восприятии японского общественного мнения – это конечное освобождение японских военных от своего позора 1945 года.

Таким образом, даже в период большой бюджетной экономии, военный бюджет все равно может рано или поздно вырасти просто потому, что нынешние военные расходы незначительны в процентном отношении к ВВП (менее 1 %) и к общим расходам правительства (3 % в 2009 финансовом году).

Таким образом, Япония – это страна, которая сможет позволить себе резкий рост и даже удвоение военных расходов без нарушения общего фискального баланса.

Если на общество произведет впечатление польза авианосцев при ликвидации стихийных бедствий и при операциях по контролю над морскими пространствами, то, возможно, дело даже дойдет до нарушения торжественного табу на приобретение авианосцев, поскольку Китай в лице министра обороны генерала Лян Гуанли официально высказал такое намерение. 20 марта 2009 года в Пекине в ответ на вопрос министра обороны Японии Хамады Ясуказу Лян Гуанли, по некоторым сведениям, сказал: «Китай должен разработать собственный авианосец, потому что он – единственная мировая держава, у которой пока нет авианосцев»⁸⁵, – тем самым он как бы отнес не имеющую авианосцев Японию к державам не столь высокого класса.

Природные катастрофы марта 2011 года и последовавшие за ними спасательные операции также радикально изменили восприятие общественным мнением американских войск в Японии и вокруг нее. История началась с того, что американские боевые корабли Ronald Reagan, Chancellorsville и Preble⁸⁶ очень быстро появились на месте наводнения – прямо напротив самой пострадавшей части берега префектуры Фукусима – чтобы служить в качестве базы снабжения для вертолетов спасателей, но этим дело не закончилось. Во-первых, все гражданские аэропорты поблизости от места катастрофы либо перестали работать, либо работали не на полную мощность, что резко увеличило эффективность американских авианосцев; во-вторых, Ronald Reagan также послужил в качестве базы для вертолетов ВМС сил самообороны Японии (S-70), наглядно демонстрируя очень высокую степень слаженности действий и взаимного доверия (иностранным вертолетам и даже вертолетам сухопутных сил и ВВС самих США никогда не разрешали приземляться на авианосцах ВМС США); в-третьих, моряки на борту авианосца Ronald Reagan и сопровождающих его кораблей за один час подверглись воздействию радиации в объеме месячной нормы; наконец, все эти стороны спасательной миссии ВМС США стали широко известны японскому обществу путем очень эффективной работы ВМС США со СМИ. Сами, будучи очень чувствительными к угрозе радиации, японцы в целом были очень тронуты репортажами об американских моряках, которых обеззараживали (холодной водой) во время их активного содействия японским спасательным вертолетам на палубе авианосца. Показательно, что весьма популярный японский мультимедийный блог по спасательной операции начал свою работу с нескольких видео об операциях авианосца Ronald Reagan⁸⁷.

Спор вокруг базы ВВС морской пехоты США Футенма, который и в самом деле является колоссальным раздражающим фактором для японского города Гинован (неудивительно, что мэром Гинована является коммунист), окружающего базу, был хорошим индикатором общего состояния американо-японских отношений в сфере безопасности в последние годы.

В 2009-м казалось, что вместо того, чтобы сталкиваться со сложностями в случае перевода базы ВВС морской пехоты в другую часть Окинавы или Японии, правительство Японии потребует полного вывода американских войск с Окинавы. Действительно, был установлен срок – 2014 год – для окончательного вывода войск. Сейчас, напротив, после изменения оценки как Китая, так и военного присутствия США на Окинаве, два японских правительства просто тихо отказались от любых намерений по перемещению базы⁸⁸.

Именно в условиях этого радикально изменившегося контекста в апреле 2011 года состоялся визит очень активной главы правительства Австралии Джулии Джиллард, который дал прекрасную возможность подверженному сильной критике правительству Демократической партии Японии окончательно отказаться от своей былой внешнеполитической стратегии и вместо этого подтвердить приверженность альянсу между Японией и США, даже при условии одобрения дополнительного союза между Восточной Азией (за исключением Китая) и Австралией.

Так как две из трех контрмер, предлагаемых Министерством иностранных дел и министерством обороны Японии для сдерживания растущей мощи Китая, уже реализованы, то сейчас наращиванию и диверсификации японского военного потенциала не мешает уже ничто, кроме очень жесткой экономии бюджетных средств, сменившей в этой функции внутриполитическую оппозицию, которая ранее была непреодолимым барьером.

Можно сомневаться в том, что целью китайской политики было укрепление альянса Японии с Соединенными Штатами или некое высвобождение военного потенциала Японии, но именно это случилось из-за ускоренного китайского военного роста.

Представление Накасонэ о процветающей Японии внутри китайской системы цзянься и даже внутри стратегического периметра Китая никогда не было реальной альтернативой для японской внешней политики, так как для этого требовалось не только тактичное, неизменно вежливое китайское правительство, но и мощный и в то же время никому не угрожающий Китай, а это – непреодолимое противоречие.

Что касается утверждения о том, что японский бизнес в интересах успешной торговли с Китаем предпочтет или даже будет стремиться к податливой политике по отношению к Китаю, ведь Китай, вне сомнения, большой и растущий рынок, то стоит признать, что слухи на этот счет циркулировали во время кризиса вокруг островов Сен-каку, произошедшего в сентябре 2010 года. Однако такой подход был бы возможен, только если во главе японских корпораций стояли бы бизнесмены китайского стиля, стремящиеся к максимизации прибыли любым путем, а не менеджеры с самурайской концепцией лояльного служения родине.