Текст книги "Возвышение Китая наперекор логике стратегии"

По сравнению с прочими японцами менеджеры больших, имеющих политическое значение японских корпораций гораздо более сосредоточены на международной политике, намного больше знают об окружающем мире и, следовательно, сильнее осознают преимущественное значение тех самых вещей, на которые не обращают внимания в Китае, начиная с демократии и правового государства, которые в Японии, конечно, не боготворятся как в англо-саксонском мире, но до сих пор ценятся в качестве лучшей из доступных иностранных (gaijin) альтернатив типично японским формам политической самоорганизации. Более того, из всех японцев именно те, кто занимается бизнесом в Китае, меньше всего склонны поддерживать политику японского подчинения власти КПК.

Есть и прямо противоположные мнения, но пока они высказывались преимущественно журналистами, а не бизнесменами. В последнее время говорят о том, что если до цунами японским компаниям для обслуживания китайского рынка было достаточно иметь сбыт в Китае, то после цунами, когда в Японии не все гладко с электроэнергией, они должны также производить в Китае компоненты для некитайских рынков. Показательно, что такие веские доводы обычно сопровождаются жалобами на несостоятельность японского правительства и деморализацию страны⁸⁹.

Но лишь добровольное подчинение доминированию Китая может прервать цепь ответных мер против растущей китайской мощи, которые логика стратегии неумолимо требует от Японии, а стратегия всегда сильнее политики со всеми ее сдерживающими факторами.

Ради того, чтобы произвести впечатление на своего австралийского союзника, стратегия, несомненно, потребует от Японии гораздо больших жертв, чем отказ от промысла китов в Антарктике: придется если не отказаться, то хотя бы отодвинуть на задний план столь дорогие японцам притязания на Хоппо Риодо, так называемые «северные территории», которые русские считают самыми южными островами Курильской гряды и оккупируют их после 1945 года.

Курильские острова нельзя считать мелкими клочками суши: острова Итуруп, Кунашир и Шикотан имеют в общей сложности площадь в 4,854 квадратных километра – 1,874 квадратных миль – не считая четвертый компонент Хоппо Риодо – скалу Хабомаи.

У японцев к тому же сильная юридическая позиция, как у других стран, которые были подвержены советским аннексиям после Второй мировой войны: Польши, Чехословакии и Румынии, хотя только последняя из трех перечисленных атаковала Советский Союз в альянсе с Германией, в то время как Япония (как и Польша) не нападали на СССР, а сами подверглись атаке с его стороны.

Однако в возникающей международной расстановке сил сильная юридическая позиция Японии не имеет никакого значения. Если Китай продолжит свой быстрый рост, как в экономическом, так и в военном отношении, и не только в ближайшие годы, но и в ближайшие десятилетия, сохранение независимости Японии будет во все большей мере зависеть от мощи антикитайской коалиции в целом. Конечно, решимость самой Японии и поддержка со стороны США будут иметь насущное значение, но союз с Российской Федерацией будет весьма важным и может, в самом деле, стать решающим фактором, как сам по себе, так и из-за сопредельных государств: Монголии, Казахстана, Узбекистана, Киргизстана, Таджикистана и Туркменистана, на которые Россия продолжает оказывать существенное влияние. В качестве гаранта их безопасности от нависающего Китая и защитника от фанатиков из исламских стран к югу от них Российская Федерация вряд ли утратит свою гегемонию в странах Центральной Азии. А это умножает стратегическую важность России, особенно в смысле геоэкономики.

Если в качестве ответной меры на агрессию Китая или на кровавое подавление беспорядков внутри КНР Соединенные Штаты и их сторонники прервут торговые отношения с Китаем – более чем возможная альтернатива военной эскалации, которую сдерживает наличие ядерного оружия – Китай все равно сможет закупать нужное ему топливо и сырье у Российской Федерации и у ее союзников, если они сами не станут частью антикитайской коалиции.

Каким бы немыслимым ни казалось сегодня прерывание торговых отношений с Китаем, оно сразу же встанет на повестку дня в случае нападения Китая на Тайвань, или масштабных репрессий против тибетцев, уйгуров или монголов (или бунтующих студентов), причем вне зависимости от любых геоэкономических реакций. Торговля оружием между США, Западной Европой и Китаем была прервана кровавым подавлением демонстраций студентов на площади Тяньаньмэнь в 1989 году и с тех пор она не была возобновлена.

Если потребности Китая в сырье будут удовлетворять Россия и ее вассалы, Китай не станет уязвимым из-за прекращения торговли с ним по морю, и таким образом будет ослаблен самый сильный инструмент против агрессивного Китая, который мог бы быть применен без угрозы сползания ко всеобщей войне, которая может стать ядерной.

Напротив, если бы Российская Федерация и ее союзники участвовали бы в торговых санкциях против Китая, присоединившись к США, Японии, Австралии и другим государствам, то Китай был бы реально окружен сильной коалицией, которую он не смог бы запугать – коалицией, которой потребовались бы не солдаты, а всего лишь таможенные чиновники для оказания немедленного и мощного давления на китайское правительство.

Уже предвидение такого развития событий должно бы заставить Китай отказаться от любых неверных мер на международной арене не в меньшей мере, чем прямая угроза силой. Но если этого все-таки не случится, и Китай не откажется от своего неверного поведения, то торговые санкции могут все же заставить его образумиться – при условии, что в них будет участвовать Российская Федерация со своими хорошо обеспеченными ресурсами союзниками.

Таким образом, если возникнет мир, разделенный на Китай и его противников, то Москва окажется в роли решающего стратегического игрока, и ее власти получат в свои руки рычаги воздействия, которые они наверняка используют. Это очень нежелательный исход, но все же лучший, чем Средняя Азия под властью Китая.

Конечно, это вызовет массу трудностей для Соединенных Штатов и их союзников, особенно если российское правительство останется таким же авторитарным, как сегодня. Такое положение сильно осложнит возможное сотрудничество, так как авторитарные российские лидеры, тем не менее, будут стремиться поддерживать распространенное в народе недоверие к окружающему миру, включая новых стратегических союзников России (сталинский режим делал это на протяжении всей Второй мировой войны без особых сложностей или последствий для своей власти⁹⁰).

С другой стороны, сотрудничество с Россией и Монголией не должно принести Японии много проблем, поскольку, исключительно экономическое по своему содержанию, оно будет ограничиваться коммерчески выгодными проектами – а для хороших отношений между правительствами ничего больше и не нужно (если учесть, что самые ярые японские правые настроены не только антироссийски, но и антикитайски, японскому правительству будет не сложно преодолеть их оппозицию в тот момент, когда мощь Китая растет, а мощь России в лучшем случае стагнирует). Этого будет достаточно, чтобы открыть путь для японских инвестиций и проектов японского менеджмента в Российской Федерации, и особенно в Дальневосточном федеральном округе. Он простирается по необъятной Восточной Сибири до берегов Северного Ледовитого и Тихого океанов, но все его население составляет всего 6 миллионов человек – меньше, чем живет в одном соседнем китайском городе Харбин. Все население Монголии – три миллиона человек – меньше, чем население города Баотоу в автономном китайском районе Внутренняя Монголия (Nei Menggu). Понятно, что правительства России и Монголии обеспокоены не только будущими последствиями демографического дисбаланса с Китаем, но и растущим уровнем китайской экономической активности на своих территориях.

Таким образом, с точки зрения обоих правительств было бы предпочтительным, если бы место китайских инвесторов, менеджеров и техников заняли какие-нибудь другие иностранцы из менее опасных стран, расположенных подальше – все что угодно, чтобы хотя бы немного избавиться от китайского присутствия и замедлить его рост.

В то время как японцев уважают в Монголии, но не очень-то любят в России, они в любом случае подходят на роль желанных иностранных инвесторов и предпринимателей, и у них есть все необходимое: организация, технология, рынок сбыта и капитал.

Капитал здесь действительно занимает последнее по значению место, поскольку больше всего как Монголии, так и российскому Дальнему Востоку необходима растущая экономическая активность, а не просто капитал. В Монголии экономическая активность Японии может повысить квалификацию местной рабочей силы, в то время как на российском Дальнем Востоке она бы помогла удержать местное население. Если человек получит работу в японской компании, то он уже вряд ли уедет в более комфортабельные для жизни западные районы России. В дополнение к низкой рождаемости, причиной депопуляции региона является высокая внутренняя миграция, особенно в московский регион.

Япония может многое сделать для того, чтобы вовлечь Россию в антикитайскую коалицию – на самом деле даже больше, чем любая другая страна.

Конечно, верно то, что русские и японцы не особенно любят друг друга, но также справедливо и то, что японские компании, которые вели дела с Россией, а до этого с Советским Союзом, периодически подавали не очень хорошие примеры, включая одностороннее и нечестное расторжение договоров. Но если японское правительство усвоит стратегический императив, то оно отодвинет в сторону вопрос о «северных территориях», будет воздерживаться от бессмысленных жалоб⁹¹, и прекратит отговаривать японский бизнес от экономической активности на российском Дальнем Востоке. Это уже само по себе перекроет дорогу симметричной активности китайцев в этом же регионе, служа одновременно импульсом к участию России в антикитайской коалиции.

15. Непокорный Вьетнам. Новый американский союзник?

Покорная готовность согласиться на китайское доминирование, по меньшей мере, не принадлежит к чертам вьетнамского национального характера, несмотря на географическую близость Вьетнама к Китаю и явное неравенство сил. Более того, кажущееся сходство в идеологии и внутрипартийной жизни между вьетнамской коммунистической партией (Ddng Cong san Viet Nam, VCP, КПВ) и компартией Китая (ССР, КПК), а также и их совместное наследие в виде ленинских методов, сталинской технологии власти и засилья тайной полиции, лишь усиливают решимость лидеров КПВ сопротивляться намерениям КПК в отношении Вьетнама.

Решительная победа коммунистического Вьетнама над Соединенными Штатами и их местными союзниками, помощниками и союзными войсками из других стран в 1975 году также усиливает решимость правительства Вьетнама твердо противостоять китайской мощи и, по сути, игнорировать двусторонний баланс сил.

Тем не менее, отрицание баланса сил по соображениям его неприятия, гордости или твердой решимости отказываться от уступок, которые диктует реальность – все это верный рецепт для еще больших потерь, унижений и даже возможного уничтожения в будущем⁹².

Но то, что сейчас делает руководство КПВ – отнюдь не ошибка, а наследие длительной борьбы, увенчавшейся победой в 1975 году, это дипломатическая, военная и целостная стратегическая культура, которую характеризует трезвый реализм и неприятие военного авантюризма или нереальных прожектов в том, что касается региональной и мировой политики.

Тем самым, правительство Вьетнама отказалось склониться перед гораздо большей мощью Китая только потому, что оно было в состоянии отрицать его превосходство, либо опираясь на собственный военный потенциал, либо ища союзников, которые были бы готовы помочь Вьетнаму сдержать Китай.

Именно таким образом Вьетнам выжил во время китайского вторжения в феврале 1979 года – или скорее ответного вторжения, так как в январе того же года примерно 150 000 вьетнамских военнослужащих вторглись, разгромили и оккупировали территорию союзной Китаю Камбоджи или Кампучии, которой управляли «красные кхмеры», подвергшие свой собственный народ геноциду

Руководствуясь и другими мотивами, но все же, в первую очередь, стремясь заставить Вьетнам вывести войска из Кампучии, 17 февраля 1979 года НОАК атаковала на двадцати шести участках 480-мильной вьетнамско-китайской границы, задействовав от 200 до 250 тысяч солдат и офицеров⁹³. На оперативном уровне цель мероприятия, по всей видимости, состояла в том, чтобы измотать вьетнамские войска, заставив их защищать близко расположенные к границе центры своих провинций: Лаокай, Каобанг, Донгданг и Лонгшон. Но не были достигнуты ни стратегические, ни оперативные цели: вьетнамцы не ушли из Камбоджи и не бросили свои полевые войска против ударных сил НОАК. Вместо этого они смогли сдержать китайцев силами своих пограничных частей (примерно 100 000 человек), которые применили тактику эластичной беспокоящей обороны, дополненной целым рядом рейдов на территорию Китая, для ударов по линиям снабжения, складам с боеприпасами и топливом НОАК.

Таким образом, в то время как китайцы на отдельных участках продвинулись на глубину от 30 до 40 километров, тем самым заняв несколько провинциальных центров, их наступление все-таки было медленным: потребовалось 17 дней боев, а их потери – высокими: по общеизвестным данным, было убито, ранено и взято в плен 20 000 китайцев⁹⁴. Начав войну 17 февраля, НОАК отошла на исходные позиции 16 марта, не добившись реализации своей цели – «преподать Вьетнаму урок» или заставить его вывести войска из Кампучии.

Умелое применение военной силы, сохранение больших оперативных резервов и в целом численности вьетнамских полевых войск (можно было даже перебросить части из Камбоджи), способных остановить новые волны китайского наступления – были необходимыми, но недостаточными условиями для спасения Вьетнама от пятой эпохи китайского доминирования⁹⁵.

Если бы у Вьетнама не было союзника в лице какой-нибудь великой державы, способной удержать Китай от полномасштабной войны, то ему пришлось бы столкнуться с новыми крупномасштабными китайскими действиями, которые оказались бы в конечном итоге успешными.

Но у Вьетнама как раз был этот необходимый ему союз: «Договор о дружбе и сотрудничестве с СССР» от ноября 1978 года, который по иронии судьбы, видимо, был навязан Вьетнаму как предварительное условие советской военной помощи (что явно усилило враждебность Китая по отношению к Вьетнаму⁹⁶) и предоставил СССР военные базы в Камрани и Дананге для советского флота и стратегической авиации.

Советская военная помощь (по некоторым оценкам – US $800 миллионов в 1978 году) помогла Вьетнаму совершить операцию в Камбодже, а после нападения Китая она возросла до ожидаемой суммы в US $1,4 миллиарда, включая замену потерянного в боях против НОАК снаряжения.

Но особенно важно то, что договор и военная помощь в конечном итоге заставили бы СССР непосредственно прийти на выручку Вьетнаму, если бы это было необходимо – путем удара по Китаю с севера, так как с точки зрения логистики было бы очень трудно отправить советские сухопутные силы прямо во Вьетнам. В 1979 году обе стороны мобилизовали свои силы на советско-китайской границе, причем несколько советских бронетанковых дивизий нацелились прямо на Пекин.

В дополнение ко всему можно предположить, что НОАК не стала пытаться бомбардировать Вьетнам с воздуха или применять тактическую авиацию для поддержки своих наземных сил не только потому, что у Вьетнама была сильная и закаленная в боях ПВО, но и потому, что в ответ в бой вступили бы советские реактивные истребители, превосходящие по своим качествам китайские самолеты – и необязательно с территории Вьетнама.

Обстоятельства словно специально объединились для того, чтобы не допустить сближения Китая и Вьетнама после конфликта 1979 года: этническая антипатия, которая так жестко проявлялась в преследовании вьетнамцев в КНР или выдворении из Вьетнама этнических китайцев; историческая вражда из-за столь долгих веков китайского доминирования над Вьетнамом; новая вражда из-за только что произошедшей пограничной войны; спор из-за регионального влияния в Индокитае, начавшийся в Камбодже; территориальные споры на многих участках границы; и взаимные претензии на участки морской акватории.

Но был один момент, который объединял Вьетнам и Китай, особенно после 1989 года: и КПВ, и КПК угрожал коллапс социализма в Европе, делегитимизация ленинского учения как такового и быстрое исчезновение всех этих былых институтов общества и образа жизни в странах социализма. В случае с Китаем последствия были такими серьезными, что пришлось применить оружие в самом центре Пекина.

В то время, пока Китай еще не вступил на свой нынешний путь ускоренного военного роста, и когда соперничество вокруг Камбоджи потеряло былую остроту, общая идеологическая угроза КПВ и КПК стала, по-видимому, движущим фактором «нормализации» отношений, о которой сначала велись секретные переговоры, а потом объявили генеральный секретарь КПК и председатель центральной военной комиссии КПК Цзян Цземин, а также генеральный секретарь КПВ До Моай (Do Muoi)⁹⁷.

Это, в свою очередь, привело к началу переговоров о делимитации границы, которые первоначально исходили из принципов и прецедентов прошлого (соглашения между Францией и Китаем 1887 и 1895 гг.⁹⁸). Переговоры эти начались в 1993 году.

Но прошло еще шесть лет пока, наконец, обе стороны не подписали договор о границе 1999 года, так как возникло много препятствий, некоторые из них сохраняют свою актуальность и по сей день.

Одним из таких препятствий было желание китайской стороны сконцентрироваться на делимитации границы на суше и в Тонкинском заливе, чтобы как можно скорее сделать возможным трансграничную торговлю и инвестиции (тогда приграничная торговля была любимым инструментом для ликвидации бедности на отдаленной периферии по всему Китаю). Напротив, вьетнамская сторона хотела достичь соглашения и по двум другим спорам – о Парасельских островах (часть из которых была насильственно захвачена Китаем после сражения с южновьетнамскими ВМС в 1974 году) и об островах Спратли.

Китайцы тогда выиграли этот спор, но в результате споры на море между Китаем и Вьетнамом не разрешены и по сей день. Другим препятствием было нежелание обеих сторон вести переговоры так, как им приказывало политическое руководство их стран. Доброй воли не наблюдалось. Более того, НОАК, по некоторым сообщениям, вообще отказалась от участия в делимитации границы⁹⁹.

Наконец, в июле 1997 года Цзян Цземин и До Моай снова встретились (по истечении шести лет) и пришли к согласию дать своим переговорщикам указание завершить работу до 31 декабря 1999 года. Соглашение, как и приказано, было достигнуто, хотя и не ранее 30 декабря, но в целом на основе компромисса «50 на 50». Однако то было только началом эпической борьбы за непосредственное размещение 1533 пограничных маркерных маяков. На размещение всего шести из них ушло три года.

Наконец, 23 февраля 1999 года, спустя десять лет после подписания соглашения о делимитации, был установлен самый последний пограничный маяк номер 1117 – не случайно, что это произошло именно в Пинсяне, китайском автономном регионе Гуанси-Чжуань, напротив вьетнамского Лангшона, где бои в 1979 году были особенно интенсивными и опустошающими¹⁰⁰. Заявление спикера МИД на церемонии, проведенной государственным советником Дай Бингуо и заместителем премьер-министра Вьетнама Фам Зиа Кхиемом было кратким: «Обе стороны разрешили сложные вопросы в открытой и дружественной атмосфере». Споры на море остались неразрешенными и неупомянутыми.

Как было отмечено выше, проблема Китая для его соседей состоит не только в грубых заявлениях или наступательных действиях, с которыми они сталкиваются; не ограничена эта проблема и масштабом нерешенных территориальных споров, скорее она вытекает из очень быстрого военного роста Китая как такового, чей огромный потенциал дестабилизирует баланс сил повсюду. Будущая мощь не подлежит дисконтированию, как и будущие деньги, но как раз наоборот, как уже было сказано. Таким образом, угроза независимости соседей Китая проистекает из военного усиления последнего.

Это в равной мере относится и к Вьетнаму – и даже более того, поскольку как народная, так и официальная интерпретации того периода, когда Вьетнам был подчинен Китаю, лишены той благосклонности, которую можно наблюдать у некоторых японцев и гораздо большего числа корейцев. Напротив, национальная идентичность вьетнамцев сформировалась путем сопротивления вторжениям из Китая, и именно поэтому, как только в 1975 году нарочито интернационалистская КПВ установила контроль над Южным Вьетнамом, она немедленно выдворила из страны столько хуа (этнические китайцы во Вьетнаме), сколько возможно, причем многих просто депортировали через границу или отправили морем в утлых лодках. Наверняка можно сказать лишь то, что превалирующее отношение вьетнамцев к китайцам и их стране несовместимо с участием Вьетнама в системе цзянся под руководством Китая в любой, даже самой мягкой форме. Так или иначе, даже если отбросить расхождение культур, Парасельские острова и острова Спратли не являются недостаточно значительной проблемой для провокации конфликта, имеющего место в случае мизерных островков Докдо/Такесима. Они состоят из сотен островов, скал и рифов, с экономической зоной между ними в размере до 648 000 квадратных миль.

Одним из инструментов сопротивления по-прежнему остается мощь вьетнамских вооруженных сил, которые страдают от устаревшего вооружения, но никак не от отсутствия боевого духа и недостаточной квалификации солдат и офицеров. Но сейчас, как и в 1979 году, Вьетнаму нужна великая держава, которая способна остановить Китай, если дело до этого дойдет, и Вьетнам в этой связи вроде бы остановил свой выбор на Соединенных Штатах и, возможно, дополнительно на Индии и Японии.

Будучи полностью готовыми взять на себя инициативу – образование коалиций (естественная реакция на усиление Китая, требующая, однако, практических шагов) – вьетнамцы в 2010 году использовали свое председательство в АСЕАН для «интернационализации» морских споров путем формирования форума для многосторонних переговоров. Их целью видимо было заставить Китай вести переговоры в многостороннем формате.

Первоначально американская позиция состояла в пассивном нейтралитете в споре об островах Спратли по отношению ко всем заинтересованным сторонам: Брунею, Китаю, Индонезии, Малайзии, Филиппинам и Тайваню, а также Вьетнаму. Такая позиция США сохранялась даже на начало 2010 года, так что вьетнамцам пришлось ограничиться подтверждением со стороны США их же собственных принципов транспарентности (недопущение более никаких неожиданных размещений на рифах и скалах каких-либо сооружений), верховенства права и свободы морской навигации.

Но вьетнамская дипломатия при поддержке своих американских друзей, начиная с сенатора Джона Маккейна III, бывшего в плену во Вьетнаме, а также Австралии, смогла изменить политику США – если только не предположить, что это изменение было самостоятельным следствием военного усиления Китая. В июле 2010 года на встрече министров иностранных дел стран АСЕАН в Ханое госсекретарь США Хилари Клинтон подтвердила то, что свобода мореплавания является «национальным интересом» США, и заявила, что США выступают против использования силы или угрозы силой со стороны любого участника территориального спора (хотя это и не было какой-то новой позицией), но потом она провозгласила, что «легитимные права на морское пространство в Южно-китайском море должны быть обоснованы исключительно легитимными правами на побережье», а это – новая позиция, которая подрывает притязания Китая на весь этот морской район и в то же время полностью соответствует позиции Вьетнама.

Последовал немедленный и (по некоторым данным) возмущенный ответ от министра иностранных дел КНР Ян Цзечи, который обрушился на всех тех, кто поднял этот вопрос на встрече АСЕАН, считая весь этот район не более чем суверенной территорией Китая, как любую иную часть провинции Хайнань. «Все это наше и обсуждать здесь нечего» – таков был «левый», националистический выпад со стороны министра иностранных дел, которого многие националисты в Китае, очевидно, вправе считать интернационалистом: он много лет жил в Лондоне и Вашингтоне.

По истечении менее чем пяти месяцев, в декабре 2010 года на встрече стран АСЕАН в Индонезии, китайская делегация согласилась вести переговоры именно в таком многостороннем формате, который предложили Вьетнам и США (это была вынужденная мера ради выработки многостороннего Кодекса поведения стран в территориальных спорах).

Существует множество различных причин, которые могут объяснить изменение китайской позиции. Одним из возможных объяснений этого отступления является то, что оно было частью более общего отступления после периода пост-2008 года с его надменными эскападами и было совершено по приказу высшего эшелона власти КПК, как то разъяснил и оправдал Дай Бингуо (Dai Bingguo) в своей длинной статье «Приверженность пути мирного развития» (Jianchi zou heping fazhan zhi lu), вышедшей 6 декабря 2010 года как раз накануне встречи стран АСЕАН.

Другая возможная причина состоит в том, что притязания Китая не могут получить поддержки в мире просто потому, что острова Спратли находятся слишком далеко от территории Китая и гораздо ближе к берегам всех других участников спора (за исключением, как ни странно, Тайваня). Сама географическая карта враждебна китайским притязаниям, в то время как ссылки на посещения этих островов отдельными безымянными китайскими рыбаками, имевшие место в далеком прошлом, могут лишь вызвать улыбку.

Третье возможное объяснение состоит в том, что первоначальная бескомпромиссная китайская позиция сделала сам спор очень эффективным средством формирования антикитайской коалиции: в действительности, она привлекла на сторону противников Китая даже Филиппины, обычно не имеющие никакой твердой линии, а также как правило несговорчивое правительство Малайзии.

Четвертое возможное объяснение состоит в том, что госсекретарь Клинтон обладает даром убеждения или в том, что этим даром обладает министр обороны США Гейтс. Во всяком случае, на встрече министров обороны АСЕАН в октябре 2010 года в Ханое Гейтс говорил примерно в том же духе, что и Клинтон. Формат этой встречи, «ADMM+8», был провозглашен после согласия Вьетнама и Сингапура на соответствующую инициативу в ходе встречи 10–11 мая в Ханое в рамках предыдущего формата «ADMM+6» членов АСЕАН и партнеров организации (Китай, Индия, Япония, Австралия, Новая Зеландия и Южная Корея), с двумя дополнениями – Соединенные Штаты и Российская Федерация.

Официально провозглашенная цель включения в этот механизм двух великих держав состояла в «повышении легитимности АСЕАН как блока регионального сотрудничества и подключении США и России к вопросам взаимодействия в Восточной Азии». Но реальный результат, конечно, состоял в ослаблении веса Китая на этом форуме, где до тех пор он был единственной великой державой – и это еще одно неизбежное последствие реакции других стран на военный рост КНР. Возможно, вьетнамцы приветствовали этот форум еще и потому, что в будущем из него можно будет вычесть одну страну – Китай – и этот механизм станет региональным советом безопасности.

Но самое вероятное объяснение состоит в том, что Вьетнам является одним из самых главных претендентов на острова Спратли, и что бескомпромиссная позиция Китая в этом вопросе привела к вьетнамско-американскому сближению, которое началось как дипломатическое партнерство и стало преобразовываться в осторожный военный альянс, причем в такой, который может стать очень эффективным.

Это было отнюдь не естественным продолжением установленных в 1995 году дипломатических отношений между США и Вьетнамом. Именно из-за китайских демаршей, которые, возможно, были даже не скоординированы на уровне Пекина, Вьетнам двинулся к более тесным отношениям с США. Достаточно лишь освежить в памяти неполный перечень инцидентов на море последнего времени¹⁰¹:

2 февраля 2010 года китайский патрульный катер остановил вьетнамское рыболовное судно, высадил на него команду, которая конфисковала улов, навигационные приборы, запчасти и инструменты.

22 марта 2010 года китайские патрульные суда задержали вьетнамское рыболовное судно и его экипаж из 12 человек, который находился на стоянке недалеко от Древесных островов в Парасельском архипелаге.

Китайские власти потребовали заплатить штраф в размере US$10 000. Это вызвало протест Вьетнама от 30 марта того же года.

13 апреля 2010 года китайский морской патруль захватил еще одно вьетнамское рыболовное судно и его экипаж из 9 человек недалеко от острова Да Лой (вблизи Парасельского архипелага) и потребовал уплатить штраф в размере US$10 000.

4 мая 2010 года сотрудники китайского рыболовного ведомства (Chinese Fishery Administration) захватили вьетнамское рыболовное судно в Парасельском архипелаге и потребовали уплатить штраф в размере US$8 000.

В июне Китай захватил три вьетнамских рыболовных судна и арестовал их экипажи в водах восточнее Тонкинского залива и недалеко от Парасельских островов.

11 сентября 2010 года Китай захватил вьетнамский рыболовецкий траулер и арестовал его экипаж в составе 9 человек в водах поблизости от Парасельского архипелага. Через четыре дня Китай официально уведомил Вьетнам, что судно арестовано, и его экипаж задержан за нарушение китайских территориальных вод.

Вьетнамские рыбаки не похожи на своих коллег с Аляски, не сходящих с телеэкранов: для них US$10 000 – это огромная сумма. Положение не улучшилось и в 2011 году.

13 мая МИД Вьетнама заявил протест против одностороннего китайского заявления о запрете рыбной ловли в Парасельском архипелаге (Hoang Sa) с полудня 16 мая до полудня 1 августа. Причем это заявление было сделано на сайте правительства провинции Хайнань (КНР) 11 мая, то есть буквально перед вступлением запрета в силу. Это заставило спикера МИД Вьетнама Нгуэн Фом Нга (Nguyen Phuong Nga) сделать категорическое заявление¹⁰²:

Вьетнам имеет непререкаемый суверенитет над архипелагами Хоан Са (Парасельскими) и Труон Са (Truong Sa; Спратли), а также суверенитет и юрисдикцию над их исключительной экономической зоной и континентальным шельфом…Односторонний китайский (sic!) запрет на рыболовство в Восточном море, является нарушением вьетнамского суверенитета над архипелагом Хоан Са.

В политическом отношении Вьетнам и США должны были бы быть принципиально разделены сохраняющейся диктатурой КПВ, при которой происходит постоянное и хроническое нарушение прав человека, а также оформленным на политическом уровне отказом от предоставления населению основных демократических политических прав.