Текст книги "Веруча"

И вдруг человек бросился быстро бежать по кругу. Он слышал разочарованный рев зрителей, насмешливые выкрики и унизительный смех, когда он бежал, почти не касаясь песка. Зрители ревели, словно их ограбили, обманули и закончили спектакль, который они так жаждали смотреть. Эрл краем глаза заметил дверь раздевалки, умное лицо Садойи, стражников, сидящих в нижних рядах с копьями наперевес, – не случайно, если ему вдруг захочется сбежать с арены… Добежав до края арены, Эрл вдруг резко остановился и, подпрыгнув развернулся, приготовив копье к возможному удару.

Крель не преследовал его. Он остался на другом конце арены. Высоко подняв голову и распушив крылья, он рыл песок ногой; всем своим видом птица выказывала пренебрежение к позорному бегству соперника. Зрители снова разразились свистом и криками, считая подобное поведение борца настоящей трусостью и желанием уйти невредимым без схватки.

Одна молодая девушка, сидевшая близко к арене, резко и гневно прокричала:

– Выпорите его кнутами! Забейте эту трусливую собаку до смерти!

Другие тоже что-то кричали, оскорбляя Эрла и обвиняя его во всех грехах. Садойа отрицательно покачал головой, когда главный охранник вопросительно тронул его за руку:

– Нет. Не мешайте ему сейчас. Этот человек сражается за свою жизнь.

– А что же делать со зрителями, с их настроением?

– Послать их к черту! Им нужна кровь, а не мастерство. Они просто не способны понять, что боец проверяет птицу, изучает ее возможную реакцию на то или иное его поведение! А теперь замолчи и смотри.

Дюмарест тем временем опустился на одно колено, воткнул древко копья в песок, примеряясь, но ни на секунду не спуская глаз с птицы. Крель же, весьма довольный, гордо прохаживался по своей стороне арены как победитель. Вдруг Эрл поднялся на ноги и, взяв копье на изготовку, стал медленно приближаться к птице.

Зрители затаили дыхание, не зная, что последует. Дюмарест рассчитывал на самые обычные рефлексы хищной птицы, на ее инстинкты. Да, птицу выкармливали специально для боевых схваток, но она все равно оставалась хищником с его природным инстинктом, например, защиты своей территории. На это он сейчас и опирался. Существует невидимая черта, за которую крель его не пустит, и неизбежно атакует. Эта линия невидима, но она отделяет «свою часть» территории от «чужой». И любой, кто посмеет переступить эту невидимую границу, будет неизбежно атакован ее владельцем – мгновенно и без промедления. Но сейчас возбужденная предыдущими битвами птица, возможно, подпустит его ближе, не станет атаковать на большом расстоянии.

Он подумал о девушке, которая требовала забить его насмерть за «трусость». Настоящий мужчина не имеет права избегать схватки, держась на безопасном расстоянии от соперника.

Если такое безопасное расстояние вообще существовало. Если он все рассчитал правильно. И если крель сделает то, чего он, Дюмарест, ожидает от него.

Все больше приближаясь к крелю, Эрл был напряжен, как струна, ожидая рывка птицы в любой момент. Шаг. Еще один. Снова немного ближе…

Он – человек, а значит, должен думать и просчитывать возможные события. В умении мыслить и предполагать и заключается его преимущество над глупым и неразвитым хищником. Он может все рассчитать, приготовиться и ждать нужной секунды. От правильности его расчета зависит его жизнь.

Крель вздрогнул и опять взъерошил перья. Дюмарест сделал один шаг, второй, медленно занес ногу, пытаясь еще немного приблизиться… Крель сорвался с места и атаковал.

Дюмарест упал на левое колено, перенеся всю тяжесть тела на правую ногу, воткнул древко копья в песок около правой ноги, направив острие чуть вверх, нацелив его в грудь приближающейся птицы.

Эрл почувствовал толчок, удар, увидел, как блестящий наконечник входит в ярко оперенную грудь, а инерция движения заставляет птицу как бы «нанизывать» тело на копье, как на вертел. Толчок массивного тела оторвал ноги Эрла от земли, он почувствовал, что падает, одновременно отмечая, как трещит и расщепляется древко копья в дюйме от его лица. Железные когти птицы скребли песок рядом с его руками, коснувшимися арены. Мозг Дюмареста вдруг осмыслил это, и Эрл увидел, что песок, древко, его пальцы вдруг начинают заливаться кровью, струей бьющей из груди креля. Эрл мгновенно вскочил на ноги. Птица осталась лежать на песке…

Толпа взревела, словно к его готовой вспыхнуть разгоряченной крови поднесли спичку…

Но крель еще не был мертв. Тело еще получало кровь от живого, бьющегося сердца, боль, причиняемая нанесенной раной, словно утроила силы разъяренной умирающей птицы, сделала ее невменяемой. Птица увидела врага, поднялась и бросилась в следующую атаку. Копье, сидевшее в ее груди, ударилось о землю и вошло еще глубже в тело, застряв в песке. Крель остановился, пытаясь осознать, что произошло, затем поднял когтистую лапу и выдернул остаток копья из груди.

Дюмарест не стал ждать ни секунды. Он сам атаковал хищника, застав его врасплох. Эрл понимал, что сильная птица будет сражаться с помощью ног и мощного клюва, поэтому он вскочил на широкую спину креля, вцепившись в яркий «воротник» и оседлав птицу. Птица пришла в неистовую ярость, она прыгала и дергалась, стараясь лапами и клювом сбросить нежданную тяжесть со спины.

Лапы были бессильны, но клюв все еще представлял смертельную угрозу. И едва птица собралась нанести удар клювом, Дюмарест поднырнул под нее, обхватил за шею и сжал изо всех сил, чувствуя напряжение каждой ее мышцы, отмечая удары сердца, биение крови в артерии и задыхаясь от льющейся крови, летящих во все стороны перьев. Эрл резко наклонился и вцепился зубами в шею креля, впиваясь все глубже и глубже, пока не почувствовал, как кровь ударила фонтаном.

Остальное было лишь делом времени…

А потом началось такое, что, казалось, не забудется до конца жизни. Веруча сидела буквально оглушенная шквальным ором, неистовыми криками толпы зрителей. Толпа бесновалась, полностью утратив контроль над чувствами – это долго сдерживаемое напряжение ожидания и волнения вдруг прорвались, подобно вулканической лаве. Багровые лица мужчин, свистящих, орущих, бросающих в воздух кепи, панамы, монеты и все, что попадало под руку; женщины, срывающие в экстазе одежды, предлагающие себя победителю, полностью потерявшие ощущение реальности происходящего… Словно гипнотическая темная туча эмоций вдруг накрыла всех разом.

Это была истерия, Веруча прекрасно понимала это, но понимание не спасало. Она и раньше бывала на играх, видела, как мужчины умирали и гораздо реже – побеждали на арене, но никогда прежде ей не доводилось самой поддаться во всеобщей эйфории, триумфа. Она выиграла. Борец, на которого она сделала крупную ставку, одержал победу. Они оба – победители. Хотя… Они?

Она посмотрела на мужчину, покорившего всех зрителей. Он стоял во весь рост, прямо, словно не чувствуя усталости, в самом углу арены. Он был равнодушен к приветственным крикам публики, к ее неистовому обожанию и казался слегка озадаченным, когда сильные руки зрителей подхватили его и подняли в воздух, прославляя и поздравляя…

Служители в эти минуты убирали останки поверженной птицы с арены, а Веруча задавала себе один и тот же вопрос: неужели он не догадывался, не чувствовал, как она переживала за него? Как она боролась вместе с ним, вопреки логике, чувствуя боль, страх, нежность и желание одновременно?

Селкас прошептал тихо ей на ухо:

– Взгляни-ка на Монтарга. Тебе доводилось когда-нибудь видеть его столь удрученным?

Ее глаза неотрывно смотрели на арену, хотя мозг невольно отвечал на вопрос:

– Да, на этот раз он проиграл. А он ненавидит проигрывать. Ты полагаешь, он заплатит долг?

– У него просто не будет выбора. Он не сможет отказаться, ведь было столько свидетелей, и Чозл среди них. Нет, он будет обязан заплатить тебе сполна. – Селкас выглядел довольным и радостным. – Взгляни на него, Веруча, почувствуй свой триумф.

Она лишь мельком взглянула на Селкаса, мимолетно улыбнулась, почувствовав его радость, и снова стала неотрывно смотреть на арену, стараясь не встретиться взглядом с понимающими, добрыми и умными глазами друга. Она не умела торжествовать и радоваться открыто, демонстрируя это всем.

– Двенадцать к одному, – пробормотал между тем Селкас. – Ты здорово его обставила. Ему придется изрядно попотеть, чтобы достать деньги для уплаты долга. – Селкас снова усмехнулся: – Ведь я уверял тебя, что эта игра – верная.

– Почему ты был настолько уверен?

– Я же знаком с этим человеком, борцом. Я говорил тебе об этом. Мы встретились несколько лет назад на планете, название которой я уже не помню. У меня тогда были затруднения с деньгами, и я пошел играть, надеясь хоть как-то поправить положение. Это было обычным делом: двое борцов дрались на ножах, а остальные заключали пари, ставя на того или другого. Времяпрепровождение, не более того. Один из борцов был очень молод, он нервничал. Секундант передал ему нож для драки, но прежде, чем он успел подхватить его, нож упал. Реакция юноши оказалась просто потрясающе молниеносной: он успел поймать нож прежде, чем тот долетел до земли. – Селкас задумался, вспоминая подробности и свои ощущения. – Тогда это могло показаться старым трюком – все дело в замедленной скорости падающего ножа. Но в тот раз все в этом отношении было чисто. Этот человек оказался потрясающе стремительным.

Веруча посмотрела вниз: борец подходил к двери раздевалки и скоро должен был скрыться из глаз.

– Это был он?

– Да, он самый. За свою жизнь я повидал немало мастеров боя; лица многих и их имена стерлись из памяти, забыто и их былое мастерство. Но этого человека мне не удастся забыть. Ведь в те дни он был очень молод, новичок на арене борьбы, и почти неопытен в бою на ножах, но он был очень быстр. Потрясающе стремителен. Конечно, все дело в его реакции, легкости, скорости движений. Но тогда на него было просто приятно смотреть. А ты заметила, как он сражался с крелем?

Она кивнула.

– Ведь это требует колоссальной скорости перемещения. Скорости принятия решений. Стоило ему лишь на долю секунды опоздать, промедлить – и хищная птица сбросила бы его, вырвав когтями желудок. Другой бы на его месте колебался – и поплатился бы за это жизнью. Да и вообще, сам ход схватки, ее построение, искусная тактика… ты ведь заметила все это?

Растущее напряжение, липкий страх, волнение, охватившее все тело, каждую клеточку существа, и огромное облегчение, радость, торжество при виде поверженной птицы… Ведь даже мертвый, этот монстр царил на арене огромной грудой перьев, которую заставляли конвульсивно содрогаться остаточные мышечные рефлексы… Да, она хорошо помнила все это.

– Я был уверен, что он победит, – сказал Селкас. – Человек, выживавший в таких разных условиях в течение нескольких лет, обладающий фантастической скоростью реакции – он просто не мог проиграть!

Борец уже скрылся из вида, и почему-то арена показалась ей совсем пустой, несмотря на зрителей и работников, наводивших порядок внизу. Веруча поднялась с места, не имея ни малейшего желания смотреть дальнейшие поединки, подсознательно чувствуя, что это будет кощунством и своеобразным предательством по отношению к только что увиденному. Кроме того, в ее дальнейшем присутствии здесь не было никакой необходимости: она побывала на играх, Чозл видел ее, а свой ранний уход она всегда могла бы объяснить внезапными срочными делами.

Она взглянула в сторону Властителя. Он по-прежнему сидел в своем кресле, но уже удивительно спокойный; его руки, покоившиеся на подлокотниках, не дрожали. Она вдруг почувствовала странный внутренний толчок: волнение, беспокойство, нежность… Что-то не давало ей уйти сразу и, пройдя немного, она вновь оглянулась. Что-то толкало ее подойти к нему: может, его неподвижность, странная умиротворенность?

Она повернулась к стражникам:

– Принесите что-нибудь, что может защитить Властителя от солнца и жары. Поторопитесь!

Жесткий воротник его шелкового одеяния не давал ей возможности сразу же освободить грудь для дыхания. Она нетерпеливо рванула ткань, услышала треск… под блузой Чозл носил защитную металлическую сетку. Это поразило ее: она не могла понять, чего и кого он опасался, надевая в такую жару подобное сооружение. Не было ничего удивительного в том, что ему было жарко, и ручейки пота на лице, которые она заметила в самом начале, были вполне объяснимы.

Она почувствовала чье-то присутствие за спиной. Это был один из телохранителей Чозла.

– Вызовите врача, – быстро сказала она, – и его личного лекаря. Принесите льда и воды.

Кожа, к которой она прикоснулась, была холодна. Наклонившись, Веруча пыталась услышать биение сердца. Сначала ей показалось, что привычного ритма нет. Она похолодела, ледяной страх сжал ее собственное сердце. Но успокоившись немного, она поняла, что ее ухо улавливает слабые, неровные удары… Она выпрямилась и увидела вокруг себя множество лиц.

Монтарг первым нарушил молчание:

– Что-нибудь не так?

– Чозл болен.

Властитель? Болен?

Голос Виды был странно-ровным:

– Все будет хорошо?

– Волнение, легкое недомогание? – Белев облизнул пересохшие губы. – Похоже, он слишком переволновался.

– Дайте мне взглянуть. – Изард склонил голову, прислушиваясь к дыханию Властителя.

– И мне…

– Он умирает?

Они давили, напирали, все еще возбужденные впечатлениями. Парадокс, вдруг подумала Веруча. Абсурд, нонсенс. Игры, которые он насильно ввел, могут оказаться причиной его собственной смерти…

Садойа торжествовал:

– Ты сделал это! – буквально кричал он, торжествуя. – Ты победил! Ты – настоящий мужчина, борец, и я горжусь тобой!

Дюмарест отдыхал. Освежающая прохлада помещения была спасительной и очень приятной после зноя на арене. Он глубоко вдохнул, давая отдых мышцам, возвращая силы телу. К нему приблизился бой, протягивая стакан вина:

– Победителю – или ничего, или самое лучшее! – сказал Садойа. – Принеси-ка нам шампанского со льдом, да самого лучшего! – Его рука легла на плечо Эрла:

– Ты выпьешь и отдохнешь. А я сделаю тебе лучший массаж в своей жизни! Я вдохну силы в каждую мышцу, в каждую клеточку твоего тела! Ты хотя бы понимаешь, что тебе удалось сделать?

Он взял два бокала, которые бой почтительно держал в руках, один выпил залпом, второй протянул Эрлу:

– Ты показал им всем метод, которым можно бить чертовых птиц, – вот что ты сделал! Я следил за тобой каждую секунду, и я знаю наверняка, когда борец высчитывает возможность, а когда он слепо надеется на удачу! Ты же просчитывал каждый свой шаг! Я понял это, когда ты кинулся бежать, и полностью осознал, когда ты остановился, развернулся, и приготовился биться. А ты слышал рев толпы? Я думал, что мои уши просто не выдержат подобного натиска! Бой! Еще вина!

Вино было ледяным и буквально таяло во рту. Дюмарест опорожнил свой бокал.

– Ты получишь все сполна! Бои сейчас собирают хорошую деньгу от ставок зрителей, и они знают наверняка, что тот, кто попытается увильнуть, будет иметь дело лично со мной! – Он слегка понизил голос и зашептал доверительно: – И ты можешь выбрать любую девушку или женщину, которая тебе приглянулась. Они будут просто счастливы разделить ложе с победителем! Ведь это тоже своего рода плата за победу. Для победителя не жалко ничего!

Для победителя, вдруг подумал Эрл; а если бы я проиграл?

– Я могу прекрасно обойтись без женщин.

– А что ты скажешь о той, которая требовала запороть тебя кнутом? – настаивал Садойа. – Ты вполне можешь проучить ее. Возьми веревку и пройдись пару раз по ее спине, чтобы она на своей шкуре испытала, что это такое. Не хочешь? Ну, тогда еще немного вина.

Он налил еще вина себе и Эрлу и опустился в кресло.

– Ты сражался, как на охоте, – одобрительно сказал он, – ты знал, как работает мысль этой чертовой птицы. Ты здорово придумал удар копьем, но взял высоковато. На шесть дюймов ниже – и ты угодил бы прямо ей в сердце. В следующий раз помни это.

– Следующего раза не будет.

– Почему?

– В этот раз мне повезло, – сказал Эрл. – Те копья, которыми вы вооружаете бойцов, слишком коротки. И если тебе хочется видеть живыми больше борцов, то удлини копья хотя бы на фут. И тренируй их. Привяжи какого-нибудь старого креля и учи своих ребят нападать, держать копье, уходить от ударов и атак птицы. И лучше дополнительно вооружи их ножами. – Дюмарест потрогал свои губы и зубы. – Если бы у меня был нож, я бы запросто перерезал горло этой птице, и очень быстро.

– К сожалению, не я устанавливаю правила. – Садойа допил вино и посмотрел на Эрла. – Я скажу тебе одну вещь. Ты все равно вернешься на арену. Если ты останешься на этой планете, то у тебя просто не будет иного выбора. Как иначе ты сможешь зарабатывать здесь деньги? И ты в хорошей форме, – добавил он, – в слишком хорошей, чтобы проигрывать. У тебя здесь будет совсем не плохая жизнь. Несколько боев – куча денег, все женщины у твоих ног. Будешь менять их ежедневно!

– Стать их баловнем, игрушкой?

– А какая разница? Ты будешь вкусно есть и мягко спать, разве этого мало? Так ты согласен, а?

Эрл отрицательно качнул головой. Садойа вздохнул:

– Как знаешь. Но здесь мы всегда будем рады видеть тебя. – Он повысил голос: – Ларко! Иди сюда и потрудись-ка на совесть!

Дюмарест расслабился, когда Ларко начал свой сказочный массаж. Теплое масло грело кожу, руки Ларко были искусными и неутомимыми; они снимали напряжение и вливали жизнь в каждую мышцу, в каждую клеточку уставшего тела… Дюмарест почти задремал и заметил только, что массаж уже закончен.

– Мое имя Селкас. – Голос вывел Эрла из сна. – Ваше, я знаю, Эрл Дюмарест. Мне бы хотелось поговорить с вами о деле.

– Позже.

– Нельзя. Это не терпит отлагательств.

Дюмарест вздохнул и открыл глаза. Он увидел высокого, крупного мужчину в дорогих одеждах; на шее блестела золотая цепь. Он улыбнулся Эрлу открыто и приветливо. Затем протянул ему руку ладонью вверх:

– Это обычай нашего мира, – объяснил он. – Я показываю, что у меня нет оружия. В ответ вы должны положить свою ладонь на мою. Это жест дружеского приветствия.

– А вторая рука?

– То же. – Селкас вытянул вперед и вторую руку. – Жест двумя руками означает глубокие интимные чувства или желание доверить другому какой-нибудь секрет. Один доверяет, а второй – обещает хранить и не предать. Вы находите такой обычай странным?

– Немного. – Дюмарест коснулся раскрытых ладоней гостя. Кожа его рук была мягкой, пальцы – длинными, тонкими и сильными: руки артиста или человека, не знающего физического труда. – И расплывчатым.

– Может, и так, но это обычай очень древний. А вы интересуетесь стариной?

– Иногда.

– Но не в данный момент, – сказал Селкас. – Сейчас вам наверняка хочется выяснить причину моего прихода к вам.

Он внимательно осмотрелся. Тренер находился в противоположном углу раздевалки, массажист уже ушел. Около них в пределах слышимости никого не было. Снаружи доносились крики болельщиков и голос Садойи, распекавшего очередного «болвана», который позволил птице ранить его.

– Последняя схватка сегодня, – произнес Селкас. – А для кого-то она может оказаться и последней в жизни. Какие у вас планы, Эрл?

– Забрать свои деньги и уехать.

– Вы хотите покинуть нашу планету? – Селкас пожал плечами. – И что дальше? Денег, которые вам заплатят за игру и выигрыш, хватит только, чтобы оплатить Высокий перелет. И снова – без средств, на незнакомой планете? Не очень приятная перспектива, мой друг. – Он рукой коснулся выступавших ребер Эрла. – А путешествовать Низким перелетом вам довольно опасно. Вы уже сейчас весите меньше, чем обычно, а перелеты с Дредиа – все очень далекие. У меня создается впечатление, что у вас просто не будет иного выхода, кроме повторных выступлений на арене.

Снова один на один с раскаленным солнцем, песком и хищным крелем. Крики толпы, атаки, удары – а надеяться можно только на силу своих мышц, ловкость, скорость и мастерство. Конечно, кому-то такая жизнь может казаться вполне сносной, но Дюмарест предпочитал иную. Слишком много непредвиденных случайностей могло ждать на арене: попав в ямку покрытия, поскользнется нога, сломается древко копья, крель вдруг поведет себя неожиданным образом – и все это закончится трагично: на Дредиа смертность среди борцов арены слишком высока.

Он тихо проговорил:

– Всегда можно найти какую-нибудь альтернативу.

– В незнакомом мире с чуждыми традициями? – Селкас пожал плечами. – Конечно, все возможно. Вам лучше знать. Но вы заслуживаете более интересной жизни. Ведь здесь, на арене, вы дрались не ради спортивного интереса; наверняка у вас на то были веские причины. – Селкас помолчал немного и сказал: – У меня к вам есть деловое предложение.

Дюмарест давно ждал этих слов.

– И какое же?

– Здесь, в городе, живет одна молодая женщина, которая мне очень дорога. Причины моего подобного отношения для вас значения не имеют. Но она единственное дорогое мне существо, чье счастье я обязан обеспечить. Она занимает высокое положение в обществе… Так вот, мне хотелось бы, чтобы вы стали ее защитником.

– Телохранителем?

– Нет. Гораздо большим. Я имею в виду не столько защиту от физических нападений, сколько моральную, дружескую поддержку, психологическое понимание, дружбу. Она очень одинока; у нее практически нет друзей. Есть много людей, которые стараются оскорбить и унизить ее, и очень важно, чтобы в подобные моменты она чувствовала дружескую поддержку, локоть, и оставалась сильной. Ей просто необходимо иметь рядом человека, в чьих силе, честности и бесстрашии она уверена, как и в его преданности. Мне кажется, вы можете стать такой опорой для нее. Соглашайтесь, и, уверяю вас, что вы не пожалеете.

Дюмарест спросил:

– Кто эта женщина?

– Вы увидите ее сегодня вечером. Я пригласил ее к себе в числе немногих других гостей. За вами я пришлю, чтобы вас проводили в мой дом. – Селкас помолчал немного и добавил: – Еще одна тонкость. Мне бы не хотелось, чтобы она узнала о просьбе, с которой я обратился к вам. Я вас представлю в качестве друга. Но вы должны будете постоянно находиться около нее, сопровождать ее, настаивать, если она станет отказываться. Я вам обязательно расскажу, как обойти все ее минутные прихоти или протесты. Вы понимаете меня?

– Да, кажется.

– И вы согласны?

– Я отвечу вам, – медленно произнес Дюмарест, – когда увижу эту женщину…