Текст книги "В обнимку с удачей. Книга 1"

Обыкновенный антисемитизм

Об антисемитизме в Советском Союзе – благословенной стране, порожденной большевиками, – можно говорить долго. Заметим лишь, что как государственная политика антисемитизм здесь возник в конце 1930-х годов, в период установления сталинского правления. Ну, а бытовой антисемитизм был всегда и особенно разнузданным стал во время войны.

Разумеется, в нашем дворе у всех ребят были прозвища: у меня – «паяльник», за мой нос. Такой вот был медный «носатый» паяльник, нагреваемый на открытом огне, а не электрический, какой применяют сегодня:

Был просто парень по имени Геник, самый старший из нас. Он обладал настоящим футбольным мячом, которым мы иногда играли вместо консервных банок. А еще был пацан Толька Тюрин по прозвищу Геббельс. Всё-таки как точно ребята припечатывают прозвища. Йозеф Геббельс, немецкий министр народного просвещения и пропаганды, был, пожалуй, ненавидим советским народом не меньше Гитлера. Обычно его изображали крикливым и даже истеричным. Таким был и Толька Тюрин, который в споре доходил чуть ли не до драки. Его лицо краснело, на шее вздувались жилы, он начинал дергаться и действительно становился похожим на карикатурного Геббельса.

Толька вовсю занимался тем, что называлось «сшибать бычки»: он собирал окурки от папирос – бычки, высвобождал из них остатки табака, делал самокрутки и курил. Надо сказать, что курили тогда именно папиросы, сигареты появились гораздо позже. Курили многие взрослые, и многочисленные окурки валялись повсюду.

Так вот этот самый Толька Тюрин был первым, кто назвал меня жидом. После этого мы подрались. Это была моя единственная драка в жизни. Я очень миролюбивый человек.

«Команда» нашего двора

Вот такими были мы, многие босоногие. Пацаны, огольцы – так звали мы друг друга. Крайний справа – тот самый Толька-Геббельс.

В годы войны появились школы-семилетки, где основной обязательный школьный курс укладывался в 7 лет. После окончания семилетки поступали в школы ФЗО (фабрично-заводского обучения), ремесленные училища или техникумы либо шли учениками непосредственно на производство.

В нашем новеньком, но еще не достроенном доме, куда мы переехали из барака, на первых этажах располагалось ремесленное училище, где из ребят лет с 14 готовили заводских рабочих. В обиходе их называли ремесленниками, а мы про себя звали их ремеслухой. Связываться с ними мы не собирались, так как они были старше и сильнее нас. Была война, и чтобы как-то приободрить таких ребят и придать им особый статус, этим ремесленникам была положена черная форма, полностью напоминавшая военную, особенно морскую.

Ремеслуха – это вечно голодная черная масса, сосредоточенная не столько на учебе, сколько на жратве – была очень агрессивна. В ожидании обеда ремесленники вечно толпились в нашем подъезде, где был вход в столовую. На лестничной клетке они выстраивались чуть ли не до самого верха. И вот, когда я возвращался домой, мне каждый раз, как сквозь строй, приходилось проходить мимо этих оглоедов. Выражение «прогнать сквозь строй» означало наказание, когда в царской армии провинившегося прогоняли сквозь выстроенных двумя рядами солдат, которые били палками или прутьями-шпицрутенами этого беднягу, идущего между рядами.

Представляете, а ремесленнички эти понимали, к тому же, что я – еврей. Вот это для них была потеха. Ухмыляясь и гримасничая, они каждый раз выдавали запас популярных в то время юдофобских дразнилок. «Жид, жид по веревочке бежит», «Узе (это на то, что евреи якобы так произносят слово «уже»), «Скажи “кукугуза” (картавя). Нет, я лучше скажу три раза пшёнка, пшёнка, пшёнка».

Так, гогоча, они забавлялись. Я молчал. Что я мог? Драться с этими обалдуями? Правда, они меня не трогали. Я молча проходил мимо. Я не плакал и никому не жаловался. Это была прививка от антисемитизма на всю жизнь.

Антисемитизм штука непростая, и истоки его объяснять сложно, но можно попросту сказать, что это ненависть к евреям. С далеких времен, евреи, независимо от места проживания, возраста и занимаемого положения стали заложниками этой ненависти. И вот, прожив столько лет, я до сих пор не могу понять, откуда такая ненависть взялась у сибирских мальчишек, которые и евреев-то увидели впервые, пожалуй, – закинутых в Сибирь эвакуацией во время войны?

Наши игры

А вообще во что мы играли? Конечно, в войну, вооружившись деревянным оружием собственного изготовления, в ножички (перочинные, складные), демонстрируя блестящее владение этим предметом, увеличительными стеклами выжигали на дереве, гоняли на самодельных деревянных самокатах с колесиками из шарикоподшипников. Особый интерес заключался в играх на деньги, конечно же, не в карты – применялись манипуляции с монетами: в пристенок, в расшибалку, или чику…

А чем мы играли в хоккей? Ни за что не догадаетесь. В хоккей мы играли естественно, зимой, ибо, как говаривала незабвенная Фаина Раневская: «хоккей на траве – это извращение». Несмотря на американские автомобили и автотранспорт вообще, еще как-то доживал и транспорт гужевой, где тягловой силой были лошади. Зимой они оставляли после себя навоз, который замерзал в виде кругляшек, по размеру удивительно напоминавших хоккейные мячики. Мы их называли «котяхи» и с азартом гоняли. Вот такая была развлекуха.

Типичный зимний сибирский пейзаж: лошадь, запряженная в сани – гужевой транспорт

Тогда был популярен именно хоккей с мячом, а с шайбой – появился гораздо позже. Но мы не на коньках играли в хоккей, а просто в валенках, так как льда не было, да и настоящих катков – тоже, как и хороших коньков. Клюшки делали сами из чего придется.

Хоккейная команда нашего двора

Сегодня трудно представить, что наши коньки прикручивались к валенку веревками при помощи палочки. Да, именно к валенку, какие там ботинки!?

Улицы от снега не чистились, а утаптывались прохожими. Можно было кататься вполне, но в основном на санках. А вот настоящий лед был на залитых помойках, огороженных снежными валиками. Вот там-то и было хорошо скользить на коньках. Мы никогда ничем не возмущались, потому что другой жизни не знали.

Еще отчаянные пацаны, развлекаясь, цеплялись длинными крюками из толстой проволоки сзади за движущиеся грузовики или трамваи. Такое «геройство» часто кончалось трагедией: если не смертью, то лишением ноги. Среди взрослых был даже шуточный тост: «Выпьем за то, чтобы наши дети не цеплялись за трамваи».

Вечером обычно играли в прятки (мы говорили «в пряталки»). Выбирали бедолагу – водящего, который оставался иногда чуть ли не до конца игры.

Это были игры коллективные, не то что сейчас забавы компьютерных одиночек.

Играли в пёрышки, мы говорили «в пёрышки». И здесь открывается простор для объяснения не только того, чем мы писали, но и деталей нашего школьного быта. А писали мы перьями, не гусиными, конечно, как в с тари-ну, а специальными стальными. Вот такими:

Вот ими-то мы и играли: нужно было переворачивать перо особым образом, и тогда оно выигрывалось. Но далеко не всегда это получалось. Каждое перо имело свою цену.

По прямому назначению перо использовалось так: оно вставлялось в металлический наконечник деревянной палочки, которая называлась ручкой.

Перо макалось в специальный сосуд, называемый чернильницей, в которой была жидкость для письма – чернила. Особенно интересны были чернильницы-непроливайки. Мы их звали непроливашки.

Фарфоровые непроливайки. Позже появились пластмассовые.

А портфели? Так назывались сумки, в которых носили учебники, тетради и прочую нехитрую школьную мелочь.

Вот типичная парта, за которой мы сидели на уроках. Сбоку на ней висит портфель, именно такой, какой мы носили.

Парта была с крышкой на петлях, которая открывалась и закрывалась, когда в парту клался или из нее доставался портфель. А вы сидели когда-нибудь на первой парте, хотя правильно: за первой партой? Я – нет. Где-то в середине. Я вообще человек середины.

Если вспомнить известный афоризм «Булыжник – оружие пролетариата», то можно сказать, что рогатка – оружие нашего детства!

Рогатки вырезались из веток с развилкой, к которой прикреплялись резинки и кожаный кусок, обычно от языка старого ботинка. Трудно представить советского ребенка, который бы не знал, что такое рогатка и не стрелял бы из нее.

Нет, мы, конечно, играли и в самый настоящий футбол, но это было уже позднее. Об этом свидетельствует чудом сохранившаяся фотография нашей школьной команды, где мы стоим на фоне, с позволения сказать, футбольных ворот из жердей, без сетки. И какие сетки у самодельных ворот в то время?!

Здесь следует сказать о нашей форме. Какой футболист без щитков на ногах? А где их взять? Мастерили сами, кто как мог, потом на них натягивались старые чулки, получалось вполне прилично. Почему я в кепке? А какой вратарь был тогда без кепки? Мода! В воротах стоит наша постоянная болельщица (за кого – не помню, может быть, подружка Геника).

Итак, слева направо: наш физрук, имени его не помню (он был одноглазым) далее Геник, потом я – вратарь, затем Толик Росин, нападающий – видно, как он изготовился к бою, за ним другие «грозные» игроки.

Так называемый «Конструктор»

Я хочу восславить «Детский конструктор», как, помнится, называли эту игру, развлечение, что ли. На самом деле это была не игра и далеко не развлечение, а самая настоящая сборка деталей, невероятно развивающая технические навыки и творчество. Думаю, что девочки, особенно в то наше время, этим не увлекались.

Детали «Конструктора»

Не знаю как для других (и были ли у них такие «конструкторы» – мне их покупал папа), но для меня это было настоящей работой. Я тщательно, с помощью винтиков и гаек, конструировал (оправдывая название) всякие сборки и думаю, что это здорово помогло мне стать именно технарём.

Шахматы

Пожалуй, о них стоит сказать особо: мы все были увлечены в то время этой прекрасной игрой, но Толик Росин играл лучше нас всех.

Это было время расцвета советских шахмат, когда в матч-турнире на первенство мира в 1948 году Михаил Ботвинник впервые стал советским чемпионом мира.

Толик Росин и Арик (Арнольд) Честной за шахматами у нас дома.

Книги

В то суровое послевоенное время хорошие книги купить или достать было невозможно. Книги папа приносил мне с работы, из заводской библиотеки.

Марки

Еще одно бешеное увлечение того времени – марки! Конечно же марки почтовые, но мы их называли просто марками… Мы говорили: «собирать марки», а некоторые даже – «копить». Что сказать? Марками я «заболел» надолго. Мы менялись марками, где-то их доставали; иногда, если обзаводились деньгами, то покупали. Разумеется, особую ценность составляли марки иностранных государств, как мы говорили, заграничные. Благодаря этому я прекрасно разбирался в географии и мог сразу найти любую страну на карте. У меня была еще одна редкостная возможность обзаводиться этими, как говорилось, знаками почтовой оплаты. Дело в том, что мой папа, будучи главным бухгалтером завода, каждый год отбывал с годовым отчетом в министерство в Москву, а значит, считай, «за границу» и привозил всякие дефицитные и даже невиданные в нашей сибирской глуши вещи. Мне, разумеется, ничего не нужно было, кроме марок. Как я радовался, когда он привозил их мне!

Пионерское вообще и пионерский лагерь (пионерлагерь)

Вспомним, что советский ребенок должен был проходить несколько стадий идеологической обработки перед тем, как стать коммунистом, то есть членом коммунистической партии, которая тогда носила звание ВКП(б): Всесоюзная Коммунистическая Партия (большевиков). Почему большевики писались с маленькой буквы и заключались в скобки, мы особо не задумывались: значит, так было нужно.

Сначала, в первом классе школы, ученик должен был стать октябрёнком. Октябрятами в честь победы Октябрьской революции с 1923 года и стали называть младших школьников.

Но оказывается была решена очень важная проблема: что предложить советскому ребенку вместо привычного нательного православного крестика? Оказалось – цацку в виде красной звездочки с детским изображением курчавого Ленина, такого милого и ласкового…

Значок октябрёнка

А нарком просвещения Луначарский для октябрят еврейской автономной области Биробиджана предложил шестиконечную звезду. Была изготовлена пробная партия таких значков, но товарищ Сталин их не утвердил.

С 3-го класса, обычно в торжественной обстановке, школьников принимали в пионеры. На совете дружины новоиспечённый счастливчик давал торжественное обещание пионера Советского Союза. Ему вручали красный пионерский галстук и пионерский значок. Пионерский галстук был символом принадлежности к пионерской организации, частицей её знамени. Три конца галстука символизировали нерушимую связь трёх поколений: коммунистов, комсомольцев и пионеров. О своем таком ценном приобретении как пионерский галстук необходимо было заботиться и беречь его. Да кто из нас об этом думал, и часто ли мы носили этот самый галстук?

Заметим еще, что пионерским приветствием был салют – поднятая чуть выше головы рука демонстрировала, что пионер ставит общественные интересы выше личных. «Будь готов!» – призывал пионеров вожатый и слышал в ответ: «Всегда готов!»

Пионерский значок

В наше время для пионерского галстука еще применялись зажимы.

Зажим для пионерского галстука

Зажимы не получили широкого распространения и ушли в прошлое, а пионерские галстуки стали завязывать узлом…

Заметим, что социалистическую пионерию, большевики полностью нагло «содрали» со скаутского движения, возникшего в буржуазной Англии.

Пионерлагерь

Линейка – построение пионеров перед трибуной

Именно в заведении, носившем название пионерлагерь, я проводил летом большую часть времени. Я не думаю, что пионерские лагеря были предназначены только для пионеров. Дело в том, что они организовывались предприятиями для детей своих сотрудников, где и распределялись путевки для пребывания в них. Но, кажется, в то время дети определенного возраста все были пионерами.

Время пребывания в пионерском лагере распределялось на три сезона – смены. Учитывая жуткую постоянную экологическую обстановку в городе, родители старались меня «запихивать» в лагерь на всё лето, вот я и «пахал» там все три смены. Я и не возражал, как иные дети, не терпевшие строгого распорядка, обязательного дневного сна (сон-часа) и коллективных мероприятий, которые надоели еще в школе. Лагерь находился в прекрасном сосновом лесу, и там было чем заняться, сбегая от опеки вожатых.

А еще в лагере не было рыбьего жира. Рыба обязательно должна входить в рацион человека, как источник важнейших компонентов, но в условиях всеобщего дефицита ее заменяли рыбьим жиром. Так вот, в советские времена прием этого самого рыбьего жира рекомендовали всем детям в качестве общеукрепляющего средства, стимулирующего иммунитет. Рыбий жир! Мы его произносили скороговоркой «рыбижир». Как противно было брать в рот ложку, полную этой гадости. Но родители всячески заставляли: ведь Фимуся плохо кушал и был худышкой. А какое повальное увлечение было вливать в детей эту полезнейшую дрянь, какие были скандалы!

В родительский день, когда к нам, пионерлагерникам, приезжали родители, можно было наслаждаться разной вкуснятиной, которую они привозили. А однажды папа приехал ко мне в лагерь на лошади, запряженной в телегу. Он же так умел управляться с упряжью! Между лагерными сменами мы на несколько дней возвращались домой. Это называлось «пересменкой». Надо же было вожатым и сотрудникам пионерлагеря дать какую-то передышку. А как здорово было возвращаться домой на эту пересменку!

ВЛКСМ

После соответствующего октябрятско-пионерского охмурёжа младшего поколения, советские подростки вступали в комсомол. Что такое комсомол?

О, это был уже совсем иной как бы этап пригодности полноправного членства в коммунистической партии.

Комсомол (сокращение от Коммунистический союз молодёжи), или Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодёжи (ВЛКСМ) был создан большевиками как молодое подспорье в осуществлении всех (так и хочется сказать творимых) действий, осуществляемых советской властью. Это наглядно выражал лозунг: Если партия скажет «надо», комсомольцы ответят «есть!», разумеется – не рассуждая.

Комсомол был массовой и влиятельной организацией. В каждом учреждении, на предприятии и в армии была первичная комсомольская организация, солидность которой заключалась в том, что, помимо нагрудного значка, выдавалось еще и удостоверение. Более того, каждый комсомолец должен был платить членские взносы.

^Ну, чтобы совсем привыкнуть к партийной жизни. Откуда у подростков, школьников, например, были деньги, чтобы платить взносы? А вот ниоткуда, но плати! Правда, плата была настолько мизерная, что не уточнялось, откуда взять деньги.

Вот что было формально: комсомольцами становились с 14 лет. Приём проводили индивидуально. Для подачи заявления нужна была рекомендация коммуниста или двух комсомольцев со стажем не менее 10 месяцев.

Затем проходилось собеседование в комитете комсомола. После успешного собеседования, вручали комсомольский билет, в котором документировалась уплата взносов. Школьники и студенты платили 2 коп. в месяц, работающие – один процент от зарплаты.

Комсомольский значок

Удивительно, как идейно подкованы (или, правильнее сказать, извращены?) мы были, совершенно искренне считая, что для того чтобы стать комсомольцем, нужно было совершить что-то необыкновенно достойное, а мы для этого еще ничего не сделали.

Однако надо сказать: и на фронте, и на последующих мирных стройках, и на производстве было немало молодых людей, искренне совершавших те или иные подвиги, считая себя именно комсомольцами, достойными называться настоящим советским человеком.

Я не помню, как проходил мой прием в комсомольцы: все происходило формально в этой сугубо формальной организации. Как сейчас ясно, комсомол был этапом подготовки партийных карьеристов. Я говорил и еще буду говорить, что плыл по течению жизни, никакими карьерными играми не увлекался, был формальным комсомольцем и тянул эту двухкопеечную лямку. Опрос моих сверстников показал, что и они ничего не помнят о пребывании в комсомоле и тоже формально участвовали во всех тамошних мероприятиях. Отношение к комсомолу было как к чему-то обязательному и неизбежному. Еще бы, самая интересная обязаловка заключалась в том, что членство в ВЛКСМ было необходимо для поступления в вузы, а также в некоторые престижные училища и техникумы. Более того, исключение студента института из комсомола автоматически вело к исключению его из этого заведения. Кажется, что не состоящих в комсомоле в институтах вообще не было.

«А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?»

На такой вопрос с подковыркой любимого мною поэта Маяковского я ответил бы так: ни ноктюрн, ни вообще никакое другое музыкальное произведение сыграть бы не смог, тем более на флейте. При своем идеальном слухе ненавижу ноты и гордо заявляю, что мое музыкальное образование – два побега из музыкальной школы. Играть ни на одном музыкальном инструменте тоже не умею. Когда-то хотел стать барабанщиком, но оставил и эту мечту, узнав, что и на барабане играют по нотам.

И все же, и все же, какая еврейская мать оставит своего мальчика без музыки? И мне купили скрипку. О, я ее ненавидел не меньше, чем ноты. Я вообще не рвался к игре на каком-либо инструменте, но если играть, то уж на аккордеоне! Тогда появилось много этих трофейных гармоник. Это были такие красивые инструменты, казавшиеся легкими по сравнению с как бы тяжелыми баянами, а не то что безликие пиликалки-скрипки. Что поделаешь: я был порождением сибирского военного детства, наверное, слишком безжалостно непонятливого по отношению к такому классическому инструменту как скрипка.

Но, скажем, такое нотное определение, как «си-бемоль мажор» наводило на меня тоску, и я сбегал с музыкальных уроков. И это при том, что, можно сказать, семья у нас была музыкальная. У мамы был прекрасный голос, и она пела, участвуя в самодеятельности. Я никогда ни о чем личном и семейном родителей не спрашивал. Но все же поинтересовался у мамы: почему с таким голосом она не училась и не стала оперной певицей? Она ответила, что не хотела терять семью. Я не очень тогда понял, но больше вопросов не задавал. А вообще, у нас дома распевались арии из опер и оперетт. И я знал мелодии многих советских песен. А какие это были песни! И какие исполнители! Я не говорю об оперных певцах, но эстрадные: Леонид Утесов, Клавдия Шульженко, Марк Бернес, Изабелла Юрьева… Война прошла, но военные и довоенные песни остались.

Здесь стоит сказать и о популярных исполнителях особых, бравших за душу песен и романсов. Как можно их было слушать, когда в основном эти исполнители были запрещены или не допускались к исполнению на эстраде: Вадим Козин, Петр Лещенко, Константин Сокольский, Александр Вертинский…

Александр Вертинский – эмигрант, вернувшийся на родину! Его называли салонным певцом и изменником родины, однако как киноактер он получил Сталинскую премию в 1951 году. Вот его-то мне посчастливилось слушать несколько раз на концертах в конце 50-х. А в основном многих исполнителей знали благодаря патефону и затертым пластинкам в 78 оборотов.

Вот такое древнее музыкальное чудо – патефон, заводившийся ручкой

А вот фото, доказывающее, что меня все же пытались учить играть на скрипке. Я не выдержал. Хотя посмотрите на мой профиль: типичный скрипичный, не Паганини, но все же …

Однако … однако какая-то упрямая музыкальная сила давила на меня и толкала к музыке. И я не смог устоять. Начинался уже 7-й класс, и я попытался снова попасть в музыкальную школу. Для чего? Я не думал. И не знал, что таких переростков уже не принимают. Никто бы, разумеется, не рискнул сделать из меня ни Иегуди Менухина, ни Давида Ойстраха, самых знаменитых тогда скрипачей. Они-то начинали с ранних лет, а я? Скажу честно: я и не помню, со скрипкой поперся туда или нет. В общем, нахально представ перед приемной комиссией и в ответ на просьбу об исполнении музыкального произведения, гаркнул «Варяга» (Песня о героическом русском корабле в русско-японской войне 1904 года):

 
Наверх, вы, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает!
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает!
 

Больше куплетов я не знал, но этого было вполне достаточно. Экзальтированные дамочки из приемной комиссии чуть не попадали со своих стульев и единогласно приняли меня, куда – не помню, но кажется в хор. Но помню, что я долго участвовал в этом хоре Но я уже заканчивал 7-й класс, взрослел и понял, что с музыкальной школой следует «завязать» и на этот раз…

Да, и не думал, и не ведал я, что знаменитый сладкоголосый Фрэнк Синатра, сводивший с ума американцев своим бархатным баритоном, нот не знал и пел по слуху. Впрочем, кто тогда у нас о нем знал? Мы существовали в разных измерениях. Ну а если бы я даже знал об этом с моим идеальным слухом? Чтобы изменилось для еврейского послевоенного мальчика в сибирских условиях?