Текст книги "Говорят что здесь бывали… Знаменитости в Челябинске"

Конечно, далеко не всем нравились выступления священника Петрова. Особенно жесткой критике он подвергался со стороны церковной иерархии, против которой в большей своей части и был направлен пафос его критики. Уже цитировавшийся князь Жевахов в противовес Витте, видевшему в священнике Петрове «человека с громадными дарованиями», считал, что «Григорий Петров – человек неумный, необразованный… типичный „оратор“, умевший трескучими фразами прикрыть свое скудоумие». Такого человека, «одурманенного славой», посягнувшего на «исконные верования русского народа», по мысли Жевахова, безусловно, следовало удалить от церкви и лишить возможности проводить антицерковную пропаганду. В начале XX века Св. Синод предпринял активные шаги в этом направлении. В 1903 году Григорий Петров был уволен с должности преподавателя и настоятеля храма в Михайловском артиллерийском училище. В 1906 году была закрыта редактируемая им газета «Правда Божия». Против него было возбуждено несколько церковно-судебных разбирательств.

В ответ на это Г.С. Петров обратился с письмом к одному из уважаемых церковных иерархов, митрополиту Санкт-Петербургскому Антонию (Вадковскому), первенствующему члену Св. Синода. В письме он предельно честно изложил свои взгляды на современное ему состояние православной церкви. Среди многих горьких слов, написанных в этом письме, есть и такие: «Цари смотрят на государства как на свое поместье. На народы – как на свои стада. Не сами служат населению, а требуют от народа службы себе. Вместо воли народа стремятся поставить свои желания, капризы, часто безудержную блажь. И за всё это берут с народов на свои дворцы ежегодно чудовищные миллионы, собранные грошами с обнищалого населения. И такое положение вещей считается законным, вошло в нравы. Наоборот, требование народами от царей уважения к правам населения признается чем-то преступным, безжалостно подавляется и карается… Захватили у низших классов всё: богатство, власть… даже религию. Сделали последнюю своею служанкою. А массам народа оставили нищету и невежество. Вместо радости дали пьянство. Вместо религии – грубое суеверие. И труд. Каторжный, неблагодарный, не знающий отдыха труд».

Безусловно, подобные взгляды священника были несовместимы с его пребыванием в рядах конфессии, считавшейся оплотом самодержавной власти. Церковь не могла справиться с иереем-бунтовщиком. Ссылка в Иоанно-Богословский монастырь в Лужском уезде «на клиросное послушание» лишь обострила конфликт Григория Петрова с руководством РПЦ, а потому в 1907 году ему было запрещено служить церковные службы, а в 1908 году он был лишен и иерейского сана. В 1907 году Григорий Петров был избран депутатом Государственной Думы. Лишение сана не дало ему возможности заняться политической деятельностью в составе кадетской фракции, к которой он принадлежал. В течение семи лет ему было запрещено посещать Санкт-Петербург и Москву. Оставалась журналистская и лекционная деятельность, чем бывший священник и занялся.

После лишения сана Г.С. Петров жил в Финляндии, в Крыму. Активно сотрудничал с газетой «Русское слово». Совершил множество поездок по стране. В Челябинске побывал дважды.

23 и 24 октября 1911 года он выступил здесь в «Новом клубе» на Саде-острове с лекцией «Литература и жизнь», а после возвращения из Тюмени, 1 ноября того же года, – в Народном доме с лекцией «Идейная пустота в современной литературе».

Лекции привлекли многочисленную публику, в основном интеллигенцию и молодежь. По долгу службы присутствовали на лекциях и челябинские жандармы, тщательно законспектировавшие выступления бывшего священника. И как это ни парадоксально, именно благодаря им мы можем сегодня узнать, что говорил Г.С. Петров, выступая в Челябинске. «По содержанию своему лекция не имела ничего общего с намеченной темой („Литература и жизнь“. – Прим, авт.)», – отмечал жандарм-рецензент. Однако все приводимые им примеры говорили об обратном. Лектор пытался показать, каким образом русская литература, вплоть до последнего времени бывшая «крайне ограниченной», стала первой из первых. Жандармские документы сохранили такой, например, пассаж Петрова: «Гёте слышал и шелест листьев, и шум травы», но «не слышал стона народа, изнывающего от всяких невзгод, цепей и палачей – и вот этот-то стон и вылился в произведениях современной литературы».

Григорий Петров утверждал, выступая в Челябинске, что в России «до тех пор не будет проявления свободной мысли и дела, пока народ не перестанет бояться каждого мундира или почтительно снимать шапку издали пред встретившейся кокардой». Его речь изобиловала афоризмами, и жандармы их с удовольствием воспроизводили. Так, говоря о роли интеллигенции в деле освобождения народа, он отмечал, что она (интеллигенция) часто пасует перед первым же препятствием – «замыслы орлиные, а крылья куриные, и дальше забора или навозной кучи мы подняться не можем». Аллегорически рисуя состояние России после первой русской революции, Григорий Петров отмечал, что позитивных изменений в жизни страны не будет, «пока народ не получит, не добудет полной свободы, пока народный корабль, шедший было к свободному выходу и севший на мель на пути к прогрессу, не будет сдвинут народом с этой мели».

Значительная роль в этом движении к свободе, по мнению лектора, принадлежала молодежи.

Челябинские реалисты и гимназистки, сидевшие позади Петрова на специально предоставленных им местах, несколько смущались отводимой им ролью, но в целом лекции прошли с очевидным успехом.

Падение царизма в феврале 1917 года вызвало в стране небывалую эйфорию. Манифестации, митинги, «свободные съезды духовенства и мирян». Вспомнили и о тех, кто пострадал при прежнем режиме. Имя Григория Петрова называлось в числе первых. С идеей реабилитации Г.С. Петрова и возвращения ему сана выступал на 1 – м съезде духовенства и мирян Челябинского викариатства священник В.М. Демидов, заявивший, что «Г. Петров своими проповедями, лекциями и книжками зажег священный огонь веры в тысячах русских полумертвых христиан и побудил многих молодых идеалистов пойти в народ на трудный подвиг иерейского пастырства». По предложению Демидова в адрес Григория Петрова была направлена от имени съезда приветственная телеграмма, в которой челябинское духовенство выражало ему свое сочувствие и желало «видеть его в своей среде, как служителя великим заветам Христа, – если к тому не встречается препятствий канонического характера». Первый Поместный Собор РПЦ, прошедший в 1917–1918 годах, не нашел таких препятствий и вернул Г. С. Петрову священнический сан.

Однако Октябрьскую революцию Григорий Спиридонович не принял, эмигрировал в Сербию (1920), а затем во Францию. Читал лекции, писал статьи и книги, жил обычной своей жизнью, но вдали от России, от своей Родины, которую мечтал видеть свободной и сильной.

18 июня 1925 года его не стало, тело было кремировано, а прах вывезен первоначально в Сербию, а затем в Германию.

Его останки нашли свой вечный покой в Мюнхене на кладбище Остфридхоф.

Очерк впервые опубликован в газете «Вечерний Челябинск» 15 сентября 2006 года.

Надежда Плевицкая

Портрет Надежды Плевицкой работы Ф. Малявина. 1924

Курский соловей

Начало XX столетия нередко называют серебряным веком русской культуры. Литература, живопись, музыка переживали в те годы блистательный подъем и расцвет. Перечисление одних имен, воссиявших в те годы, заняло бы значительное время; притом что на вопрос, почему случился этот звездный час русской культуры, не ответит, наверное, никто. Возможно, это было связано с пограничным состоянием эпохи и почти физическим ощущением грядущих перемен, которым жило русское общество, а может быть, с тем, что деятели отечественной культуры вдруг уловили возможность единовременного синтеза и новомодных западных течений (например, символизм или футуризм), и традиционных восточных мировоззренческих систем (вспомним хотя бы Николая Рериха). В то же время не остались забытыми и свои, российские корни.

Именно в начале XX века по-новому удалось взглянуть на древнерусскую икону, а в музыке – на народную песню. Последняя в этот период звучала в великолепном исполнении Федора Шаляпина, Анастасии Вяльцевой и Надежды Плевицкой, которую современные справочники и словари характеризуют как «основоположницу исполнительского жанра народной песни» в России и сообщают, что ею было собрано, обработано и исполнено около восьмисот народных песен. Благодаря ей стали известными такие песни, как «Раскинулось море широко», «По диким степям Забайкалья», «Ухарь-купец», «Помню, я еще молодушкой была…» и другие, перепетые в советское время Лидией Руслановой и другими исполнителями.

Будущая певица Надя Винникова или, как ее называли близкие, Дёжка родилась в 1884 году в Курской губернии в семье отставного солдата, занимавшегося крестьянским трудом. Более точной даты ее рождения мы назвать не можем, так как в различных источниках содержатся противоречивые сведения. Днями рождения Надежды Плевицкой называются 7 и 28 сентября и даже 17 января.

В семье Винниковых было двенадцать детей, а выжили пятеро. Как писала певица в своих воспоминаниях: «Прочие волей Божьей померли». После рано последовавшей смерти отца мать решила отдать юную Дёжку в монастырь, тогда подобным образом поступали многие. Бедные родители отдавали своих детей на воспитание, послушницами. Однако девушка проявила характер и, сбежав из Троицкого монастыря в Курске, стала выступать в бродячем цирке-шапито, готовясь стать канатоходкой. Нашедшие ее родственники посчитали это занятие недостойным для девушки и отправили Дёжку к старшей сестре в Киев, где Надежда Винникова начала петь в хоре Л. Липкина, одновременно при этом обучаясь и пению. Хор вскоре распался, и Надежда поступила в польскую балетную труппу Штейна, где познакомилась с бывшим танцором Варшавского казенного театра Эдмундом Плевицким, за которого в 1902 году вышла замуж.

Вскоре молодожены стали выступать самостоятельно, при этом Эдмунд взял на себя обязанности администратора, готовил и подписывал контракты, а Надежда выступала как певица, исполняя крестьянские и казачьи песни, романсы. Выступления Плевицкой проходили в различных местах. В Нижнем Новгороде ее пение впервые услышал и высоко оценил знаменитый певец Леонид Собинов, в одном из своих интервью назвавший ее «ярким талантом-самородком» и организовавший в 1909 году концерт Плевицкой в Большом театре, где она выступила наравне с оперными певцами. Понравилось ее пение и Федору Шаляпину. «Помогай тебе Бог, родная Надюша, пой свои песни, что от земли принесла, у меня таких песен нет, я – слобожанин, не деревенский», – сказал ей великий певец. Так пришла слава.

В 1911 году она получила контракт на сорок концертов по всей Российской империи, стала записываться на грампластинки. На нее обратил внимание даже император Николай II, перед которым ей неоднократно доводилось петь. Вспоминая о своей первой встрече с императором, певица писала: «Я пела много. Государь был слушатель внимательный и чуткий. Выбор песен был предоставлен мне, и я пела то, что было мне по душе. Спела я и песню революционную про мужика-горемыку, который попал в Сибирь за недоимки. Никто замечания мне не сделал. Он слушал меня, и я видела в царских глазах свет печальный. Когда Государя уже провожали, Он ступил ко мне и крепко и просто пожал мою руку: „Спасибо вам, Надежда Васильевна. Я слушал вас сегодня с большим удовольствием. Мне говорили, что вы никогда не учились петь. И не учитесь. Оставайтесь такою, какая вы есть. Я много слышал ученых соловьев, но они пели для уха, а вы поете для сердца. Самая простая песня в вашей передаче становится значительной и проникает вот сюда“. Государь слегка улыбнулся и прижал руку к сердцу».

Анализируя в последующем истоки популярности Плевицкой, музыковеды пришли к выводу, что ее творчество стало альтернативой звучавшему со сцены до нее салонно-театральному исполнению русских песен и цыганскому романсу. Плевицкая пела русские песни так, как пел их простой народ, перенимая соответствующую манеру пения, и нередко давала на концерте слушателю информацию о том, где и при каких обстоятельствах исполнялась та или иная песня. У нее появились горячие поклонники, которые яростно отстаивали то направление в исполнении народной песни, которое привнесла на эстраду Плевицкая. Вот что писал, например, в начале XX столетия театральный критик А. Кугель: «По мне… не считайте Плевицкую певицей, отрицайте у нее голос – не все ли равно? Дело в том, что она чарующе прекрасно сказывает народные песни и былины… и я вижу, чувствую „калужскую дорогу“ с разбойничками, и словно обоняю братину зелена вина, которую пьет не перепьет ухарь-купец. Песни Плевицкой для национального самосознания и чувства дают в тысячу раз больше, чем все гунявые голоса гунявых националистов, взятых вместе».

В 1914–1915 годах певицу настиг кризис, начавшийся с влюбленности в поручика Кирасирского полка В. А. Шангина, а завершившийся разводом с Плевицким, бывшим более десяти лет для нее основной опорой в жизни. Нечаянно нагрянувшая любовь не принесла Плевицкой счастья. Шангин в январе 1915 года погиб на фронте, и Плевицкая осталась одна, находя утешение в работе. Она много гастролирует по стране. Челябинцам довелось видеть певицу дважды.

Первый раз она выступала 24 апреля 1914 года в Народном доме еще с Э.М. Плевицким, аккомпаниатором А. Заремой и балериной М.Д. Арто. В отклике на ее концерт рецензент газеты «Голос Приуралья» писал: «Голосовые средства госпожи Плевицкой неважны, но тем замечательнее впечатление, производимое ею. Исполнение народных песен с сохранением особенностей говора (в большинстве Курской губернии) отличается тонкой рельефной выразительностью, которая равно превосходна, как в трагических песнях („По старой Калужской дороге“), так и в песнях с юмористическим бытовым содержанием („Как на горе калина“, „Хмель ты, мой хмель“), свадебных и др. Во всех песнях красиво выстраивается задушевность чувства. Танцы г-на Плевицкого и г-жи М.Д. Арто, отличавшиеся пластичностью, производят приятное впечатление. Публики было много, и она восторженно встречала госпожу Плевицкую и требовала повторений».

Во второй раз певица оказалась в нашем городе уже после февральской революции. На сей раз ее единственный концерт состоялся 12 апреля 1917 года в Клубе железнодорожного собрания. Челябинская газета «Союзная мысль» в те дни сообщала: «Н.В. Плевицкая исполнит старые и новые излюбленные публикой романсы, а также и вновь записанные на фронте песни». Концерт начался в половине девятого вечера. Билеты можно было приобрести в писчебумажном магазине Прокопия Иванова на Уфимской улице (в этом здании до его сноса находился впоследствии кинотеатр «Октябрь»). «Н.В. Плевицкая собрала полный сбор. Публика хорошо принимала концертантов и особенно концертантку». Более всего понравилась челябинцам в исполнении Плевицкой песня «Лучина, лучинушка». В то же время рецензент, скрывшийся за псевдонимом БЕМ, не жалел черной краски, описывая свои впечатления от концерта, наивно полагая, что знаменитой певица стала «по отношению к ней низложенного императора Николая Романова».

Разразившаяся Гражданская война поначалу не очень сказалась на жизни певицы. Она с успехом пела как для белых, так и для красных. Но в 1919 году Плевицкая попала в плен к деникинцам и выехала вместе с ними в Турцию, где сблизилась с молодым генералом Н. Скоблиным, имевшим славу отважного боевого офицера и награжденным георгиевским оружием «За храбрость». В 1922 году молодожены переехали в Париж, купив небольшой дом в его предместье.

Плевицкая много гастролировала там, где проживали более или менее значительные группы русских эмигрантов: Берлин, Белград, София, Бухарест. В 1926 году с большим успехом прошли ее выступления в Нью-Йорке. Здесь она встретилась со знаменитым композитором и музыкантом Сергеем Рахманиновым. Он записал вместе с ней в качестве аккомпаниатора некоторые песни на грампластинки (например, известную песню «Стенька Разин»), сделал для Плевицкой несколько обработок ее песен (например, обработку песни «Белелицы, румяницы»).

Еще до революции Плевицкая стала выступать на концертах в костюме крестьянки Курской губернии. В эмиграции ее сценический костюм стал символом народного, русского. Выступая перед людьми, потерявшими Родину, она как бы временно восполняла эту потерю, возвращая их душам ее ощущение, сквозь грустные и веселые русские народные песни. Нередко концерты Плевицкой заканчивались песней «Замело тебя снегом, Россия», слушая которую, по свидетельствам очевидцев, многие из присутствовавших не могли сдержать слез.

В 1937 году Плевицкая была арестована в Париже по делу похищения видного деятеля РОВС (Русский общевоинский союз) генерала Е.К. Миллера. Основным фигурантом в этом деле был Н.В. Скоблин, муж Надежды Васильевны, оказавшийся агентом НКВД и сумевший скрыться. Сама же певица была названа соучастницей похищения. Для многих эмигрантов это стало настоящим шоком, так как Плевицкая для них олицетворяла собой память об ушедшей России. Этим и объяснялся тот широкий резонанс в эмигрантских кругах, который вызвало это событие.

Плевицкую поместили в Реннскую тюрьму под Парижем, где в 1940-м (а по другим сведениям в 1941 году) она умерла от гангрены, лишившись одной ноги.

Споры о ее вине продолжаются до сего дня. Стала ли Надежда Плевицкая жертвой любви и вынужденных обстоятельств или же действительно была агентом Сталина? Этот вопрос долгие годы не давал покоя историкам эмиграции. В настоящее время связь Плевицкой с НКВД доказана. В журнале «Родина» (2006, № 3) опубликована фотокопия расписки Плевицкой, в которой она заявляет о своем сотрудничестве «с разведкой Красной Армии». Небезынтересно, что среди тех, кто завербовал Скоблина и Плевицкую, был бывший штабс-капитан Петр Георгиевич Ковальский (агентурные клички – Сильвестров, Ёж), после возвращения в Советский Союз работавший некоторое время в Челябинске бухгалтером в Тресте по выпечке хлеба, а в 1937 году репрессированный в Донецкой области. Что подвигло певицу к сотрудничеству с разведкой Советской России, приведшему ее к гибели: корысть или ностальгия, – сказать трудно. Ясно одно: Надежда Плевицкая была и остается одной из наиболее значимых исполнительниц русской народной песни.

В 1995 году ее имя было присвоено одной из малых планет солнечной системы. И сегодня, запрокинув голову в звездное небо, вы можете быть уверены, что где-то там, среди мириад светящихся точек, есть одна, носящее имя Надежды Плевицкой, великой певицы с непростой судьбой, чьи песни, сохраненные благодаря грамзаписи, звучат для нас и сегодня.

Впервые очерк опубликован в газете «Вечерний Челябинск» 16 июня 2006 года.

Иван Поддубный

Иван Поддубный

Русский богатырь Иван Поддубный

До 1917 года его называли «гордостью Российской империи», после революции – «чемпионом чемпионов». Слава спортсмена была необыкновенной. Его знали и в далекой Америке, и в глухой российской деревеньке. Шестикратный чемпион мира по борьбе, заслуженный мастер спорта, заслуженный артист РСФСР Иван Максимович Поддубный (1871–1949) прожил долгую, насыщенную событиями жизнь, обросшую множеством мифов и легенд. Надо сказать, что за свою долгую спортивную карьеру легендарный атлет ни разу не оказался на лопатках.

Родился Иван Поддубный на Украине, в селе Красёновка (ныне – Чернобаевского района Черкасской области), 26 сентября 1871 года. Отец его Максим Иванович был хлебопашцем и отличался большой физической силой. По воспоминаниям очевидцев, легко кидал на телегу пятипудовые мешки и соперников почти не имел. В 1940 году И.М. Поддубный, находясь в Челябинске, рассказывал корреспонденту местной газеты: «Мой отец Максим Иванович Поддубный, крестьянин Полтавской губернии, отличался феноменальной, прямо-таки сказочной силой. Он был много сильнее меня…» Это подтверждали и другие члены семьи Поддубных. Так, сестра знаменитого борца Евдокия Максимовна говорила Д. А. Жукову, одному из биографов атлета: «Тильки батя наш, Максим Иванович, був его сильнее». Мать Ивана Поддубного – Анна Даниловна – происходила из старинной казачьей семьи Науменко. Среди представителей этой семьи также было немало людей физически крепких и сильных, были и долгожители. Отец Анны Даниловны, если верить семейным преданиям, прожил 125 лет. Всего у Максима и Анны Поддубных было семеро детей – четыре сына и три дочери. Иван был первенцем.

Среди односельчан борца долгие годы ходила легенда, будто во время своего крещения младенец вырвался из рук и упал в купель. Священник, совершавший обряд, сказал: «Поздравляю вас, миряне, с сильным богатырем». Мог ли кто тогда подумать, что местный поп в полной мере угадает судьбу младенца? А между тем Иван рос и год от года становился крепче и сильнее. Сестра Евдокия Максимовна вспоминала: «Ванюшу в двенадцать рокив (лет. – Прим, авт.) уже все боялись. Его толкнут, а он подывится, всем туловищем повернется, и – „не лизь“».

С детских лет Иван помогал отцу в крестьянском труде, физически креп. Повзрослев, переехал в Севастополь, где устроился работать грузчиком в порту. Здесь он впервые удивил окружающих своими незаурядными физическими данными. Однажды потребовалось погрузить на баржу лошадь, но она, боясь воды, всеми силами противилась этому. Ни кнут, ни ласка не помогали. Неожиданно для всех около упрямой лошади оказался крепкий молодец, который подлез под нее и перенес на баржу. Слухи о необыкновенно сильном грузчике, а им был Иван Поддубный, быстро распространились по Крыму.

В 1895 году Поддубный перебрался в Феодосию, где стал рабочим в фирме «Ливас». В 1896 году туда приезжает на гастроли цирк Бескоровайного. В программе значились и выступления атлетов, которые гнули подковы и металлические прутья, поднимали тяжести, боролись. Иван Поддубный пришел на одно из цирковых представлений и решил принять в нем участие. О том, что из этого вышло, он вспоминал в 1940 году в Челябинске: «Я вызвался соревноваться с ними (атлетами. – Прим, авт.), но потерпел тяжелый для моего самолюбия провал. Конечно, это объяснялось тем, что о технике поднятия тяжестей я имел весьма слабое представление. Однако в борьбе я был счастливей, и мне удалось побороть одного за другим всех борцов за исключением Янковского, три схватки с которым завершились вничью».

Знакомые и друзья уговорили Ивана Максимовича серьезно заняться спортом. И, несмотря на то что лет ему уже было многовато, он решил попробовать. Бросил курить, перестал употреблять спиртное и активно начал тренироваться. Бег, прыжки, поднятие тяжестей, обливание холодной водой, правильное питание… С 1897 года Иван Поддубный выступает в составе труппы борцов в цирке Труцци, а затем – в цирке Никитина. С 1903 года, специализируясь на французской борьбе, он быстро занимает в ней лидирующие позиции, побеждает на чемпионатах страны, и его имя становится широко известным.