Текст книги "Русские в Венеции! Истории про разные события и людей, которых объединила жемчужина Адриатики"
Автор книги: Екатерина Колосова
Жанр: Книги о Путешествиях, Приключения
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
6
Палаццо Волкофф – русский дворец на Большом канале
Венеция – город единственный и настоящий. Буду жить в ней месяц, два и вообще пока не надоест, может быть, всю жизнь.
Валерий Брюсов
Палаццо Волкофф
Он стоит прямо на Большом канале, украшая собой водную гостиную Венеции. Недалеко от знаменитой базилики с мощными завитками-валютами, возведенной в честь избавления от чумы архитектором-масоном Бальдассаре Лонгена, – Санта-Мария-делла-Салюте.
Еще один знаменитый сосед – палаццо из светлого камня с медальонами – считается чуть ли не самым злополучным местом Светлейшей – проклятый Ка' Дарио, владельцы которого умирали, разорялись, болели, теряли близких, несли лишения при странных, не всегда понятных обстоятельствах.
Постройка конца XV века, созданная Джованни Дарио, не затронула создателя, но унесла жизни его дочери, зятя и внука. Дальше – больше: армянский торговец, американский миллионер, туринский граф, итальянские бизнесмены и даже Кит Ламберт, менеджер группы The Who, в той или иной степени пострадали от мистического проклятия дворца и его духов, не знавших пощады. Последним ярким событием стало самоубийство в Ка' Дарио крупного финансиста в 1993 году. Рауль Гардини не вынес коррупционного скандала и настигшего вкупе с ним денежного краха.
Впрочем, на палаццо Барбаро-Волкофф, о котором пойдет речь, дурная слава ближайшего соседа не влияет, а злой рок чудом обходит его стороной. Возможно, причина в том, что в XIX веке здание стало собственностью русского профессора и художника, в память о котором старинный дворец Барбаро присоединил к названию непривычную на слух итальянца фамилию – Wolkoff.
Об ученом, художнике-акварелисте, искусствоведе Волкове-Муромцеве наслышан редкий знаток Венеции. На Родине, в России, он непопулярен, а на берегах Адриатики, где прошла заграничная жизнь, об Александре Николаевиче остались лишь редкие воспоминания.
Запад манил еще его отца – крупного помещика, а выездное разрешение для заграничной деятельности выдал император, намекая, что возвращение подданного в Петербург не является желательным.
Тем не менее Александр наведывался в Россию и даже успел в ней пожить, но путеводная звезда все же увела скитальца в далекую Европу. Он изучал агрономию в современном Тарту и химию в Германии, но, уже став ученым, неожиданно обратился к живописи, начал брать уроки в Дрездене и Мюнхене, после чего сделал ее своим основным источником дохода.
Конечно, радикальная переориентация после 30 лет вызывала удивление. Труд художника хоть и благороден, но нестабилен, а жизнь в Венеции и содержание семьи требовали определенных расходов. Но вопреки ожиданиям и устоявшимся стереотипам, акварели Александра стали популярными, особенно у английской публики, и дела быстро пошли в гору.
Мастер патриотично подписывался на своих картинах, как Rousoff в память об историческом происхождении. К тому же творец с фамилией Волков уже существовал и псевдоним мог избавить от ненужных потенциальных хлопот и путаниц.
Новоявленный Русов осознанно избирал в качестве основного материала легкую акварель: ее весьма ценили европейцы, а изображенные виды Венеции должны понравиться всем и иметь спрос. Он целыми днями рисовал на улицах или сидя в гондоле, иногда выбирая в качестве работы многочисленные церкви, где находился с полудня до пяти вечера, разрабатывая различные сюжеты.
Агроном-художник настолько преуспел на новом поприще, что через несколько лет решился на серьезный шаг – приобретение собственного дворца.
Но до этого в 1880 году, только приехав в город, он снял этаж и мезонин [33]33
Мезонин – изолированная пристройка над средней частью дома, часто с балконом.
[Закрыть] в палаццо Контарини, принадлежавшем графине Берхгольд. Дама была известна капризной странностью: состарившись, она никому не позволяла себя видеть, чтобы не разрушать изумительный образ, сформированный в далекой молодости. Жилец общался с ней исключительно в переписке и ни разу не встречал владелицу дома лично.
Ходили легенды, будто бы мадам выходила по ночам и частенько использовала тайные переходы дворца Контарини для своего перемещения. Убедиться в их существовании Волкову удалось самостоятельно по счастливой случайности: кто-то из членов семьи надавил на стену, один из кирпичей упал, открыв другое помещение за стеной, напоминавшее коридор или комнату. Вероятнее всего, именно так пожилая графиня лицезрела детей художника, очарованию которых умилялась в письмах и расстраивалась, что вскоре они покинут ее. Но семью русского живописца и агронома ждало новое жилье на престижном Большом канале.
Заселение не обошлось без курьезов. Волков-Муромцев несказанно радовался заключенной им сделке по покупке палаццо Барбаро за 15 тысяч франков. Однако вскоре венецианский знакомый развеял его иллюзии, сообщив, что на деле Александр является собственником лишь половины дворца, ибо тот принадлежит двум разным людям, поделившим между собой этажи. В результате художнику пришлось дополнительно вложиться и выкупить оставшееся, заплатив на 18 тысяч франков больше.
Конечно, требовала обновления и внутренняя отделка нового дома, поэтому творить живописцу для содержания имущества предстояло немало. С другой стороны, он официально стал частью любимого города и ежедневно подмечал его особенности, имевшие место в конце XIX века.
Например, женщин с детьми на улицах, что сидели у дверей своих домов и играли с ними, неспешный быт пожилых людей, чинные прогулки разодетых аристократов, сцены в лодках или излюбленное развлечение – купание венецианцев в каналах. Каждый делал это перед собственным домом, когда заблагорассудится, детям же давали уроки плавания – так, отпрыски Волкова-Муромцева могли доплыть от теперь семейного дворца Барбаро-Волкофф до железнодорожной станции.
Имели место и шокирующие выходки: их учитель в жаркий день, дабы освежиться, просто спрыгивал из окна в канал и, мокрый, как ни в чем не бывало возвращался в дом через дверь.
С появлением пароходов и активизацией пассажирского движения по Большому каналу милая прелесть спонтанных водных процедур исчезла ввиду высокой опасности для жизни и здоровья.
Но не только творчество и местный уклад занимали художника: Александр имел честь посещать и знаменитые семьи Венеции, был вхож в высшие круги города на воде. Общался с Ференцем Листом – величайшим пианистом, дирижером, композитором, наблюдал за его игрой и импровизацией. Однако Волков отмечал его и как великолепного собеседника – разговоры с легендой виделись даже более интересными, нежели его мастерское исполнение.
Особенное внимание привлекала мимика и быстрая смена выражения лица Ференца в зависимости от улучшения или ухудшения игры музыкантов. Некоторые, охочие за гаммой настроения Листа, специально просыпались рано утром, дабы застать маэстро на мессе с блаженной улыбкой на устах и занести прекрасный, полный гармонии образ, в свою память.
Отдельное место в сердце и жизни Волкова-Муромцева занимал великий Рихард Вагнер – реформатор оперы, оказавший влияние своим талантом на всю европейскую музыкальную культуру, что радовал Венецию своим присутствием в палаццо Вендрамин, где располагается сейчас знаковое для Венеции место – крупное казино.
В целом игорные дома – негласная религия Светлейшей и одно из популярнейших развлечений, деятельность которых осуществлялась с разрешения республики. Именовались они ридотти, располагались по всему городу, а в середине XVIII века численность подобных казино приближалась практически к двум сотням.
Здесь кружили голову азарт, общение, дискуссии, интриги, романтические увлечения. Конечно, венецианцы, охочие до развлечений, с удовольствием проводили в них долгие шумные вечера, наслаждаясь компанией и игрой. И хотя ридотти исчезли, их следы можно заметить на фасадах, а иногда и внутри помещений. Однажды, например, мне посчастливилось остановиться в палаццо, где игорный дом в прошлом занимал целый этаж, а моя комната оказалась на месте бывшей кухни, где готовили угощения для гостей.
Среди подобных камерных ридотти палаццо Вендрамин с действующим казино, официально открытым после Второй мировой войны, заметно выделяется масштабом и интерьерами. Нам же дворец интересен как венецианское пристанище Вагнера и место встреч музыканта с русским художником[34]34
Во времена Вагнера казино во дворце не было. – Прим. авт.
[Закрыть].
В своих воспоминаниях Волков с уважением описывает нрав, воспитание, талант этого человека и свидания с ним и его близкими. Смерть, заставшая Вагнера в Венеции, стала трагедией и для Александра Николаевича.
Но стоит отдать ему должное: без усилий мужчины мир бы никогда не знал, как доподлинно выглядел легендарный маэстро. Волков настоял на том, чтобы скульптор Аугусто Бенвенути сделал посмертную маску композитора в тот момент, когда приемная дочь Рихарда по имени Даниэла не осмеливалась беспокоить мать, сидевшую у бездыханного тела супруга более двадцати часов.
Уговоры в силу случившейся трагедии не действовали, аргументы в пользу искусства и памяти для потомков тоже, но русская смекалка нашла выход из сложившегося положения. Пришедший доктор поймал намек Александра и подтвердил, что многочасовое нахождение около тела умершего для его супруги является вредным, в результате чего к мнению медика прислушались, женщину увели, и у Даниэлы не оказалось больше поводов препятствовать скульптору в доступе.
Девушка при этом выдвинула ультиматум: посмертная маска Рихарда Вагнера должна принадлежать ей. Однако и сам Волков через несколько лет получит копию этой маски, ибо, по справедливости, не приложи он тогда усилия и не прояви некоторую твердость, ее бы попросту не существовало. Так что в этой истории прослеживается явный русский след.
К слову, вращаясь среди европейцев и даже будучи далеко от России, Александр продолжал поддерживать связь с Родиной. Он проводил экскурсии по Венеции для членов дома Романовых, в частности великой княгини Екатерины Михайловны и великой княжны Елены, показывая город, знакомя с известными местами и произведениями искусства.
Упоминает он в своих воспоминаниях продемонстрированные им церкви Санта-Мария-Глориоза-дей-Фрари с Тицианом, Сан-Дзаккария с полотном Беллини, Дворец дожей с великолепными интерьерами и шедеврами и, конечно, главный художественный музей – Галерею Академии. На великородных дам все увиденное произвело неизгладимое впечатление, а Венеция заметно выделялась на фоне других городов, встречавшихся в путешествии.
Но не всегда местом встречи с Романовыми выступала Европа: находясь в России, Александр удостаивался чести быть приглашенным к великим княгиням и даже встречаться с императрицей – супругой Николая Второго – Александрой Федоровной по ее личному приглашению в Царское Село. Повод визита оказался весьма благородным: Александр отправлял ей свою акварель с видом Венеции для участия в ярмарке в пользу бедных, которая в настоящее время возвращена в Россию и хранится в Царскосельском музее.
Кстати, работы Волкова-Муромцева имелись в коллекции у некоторых родственников русских императоров. Так, внук Павла Первого – великий герцог Карл Александр Саксен-Веймар-Эйзенахский – сын дочери правителя России Марии Павловны и великого герцога Карла Фридриха, оказавшись в Венеции, навестил художника.
Он проявил интерес к акварелям и заприметил один вид Лондона среди многочисленных показанных творений. Волков, увидев это, предложил подарить понравившуюся акварель при весьма неожиданном условии: она не покинет дом герцога и никогда не будет отправлена на выставку. Александр Саксен-Веймар подарок принял, и, как затем призналась Волкову-Муромцеву его дочь, выполнил наказ: картина так и не покинула резиденцию. Потомок Павла с достоинством сдержал данное им слово.
Связь с императорским правящим домом дополнилась еще одним удивительным фактом: семья художника обладала коллекцией с личными вещами одной из самых легендарных женщин – Екатерины Второй! Как такая ценность, оказавшаяся затем в венецианском палаццо, попала к ним в руки?
Объяснение простое: когда царица скончалась и тело унесли из покоев в сопровождении сановников, в комнате остались пажи, решившие взять себе на память вещи любимой властительницы. Среди тех, кто занимал данный пост, оказался князь Александр Голицын, от него их и унаследовала жена дяди Александра.
Семейные реликвии на вес золота описывал дед живописца – Муромцев, а в перечне значились трости, дорогая шкатулка с приспособлениями для нанесения грима, полковые брюки, рубашка. Каталог перечисленных вещей регистрировался в Сенате, но ни изъять их из семейной усадьбы, ни продать не представлялось возможным до революций в России. В начале XX столетия экспонаты были вывезены в Европу, хранились в палаццо на Большом канале, а затем их поместили в банковский сейф в Швейцарии.
Также от родственников Волков получил в наследство усадьбу, где смог наконец, к большой личной радости, применить свои научные знания в сельском хозяйстве. Но недолго – в 1917 году владения оказались разоренными.
Что могло помочь ему справиться с подобной трагедией? Искусство, Венеция и, конечно, любовь. Ряд опубликованных документов подтверждают роман Волкова-Муромцева с восхитительной итальянской актрисой, купавшейся в мировых аплодисментах. Все, кто становился свидетелями ее талантов, считали игру волшебной, а саму женщину – невероятной, нежной и трепетной. Это Элеонора Дузе. Творческая, непрактичная личность, которую Александр всячески поддерживал и давал советы относительно финансов, гастролей, бытовых моментов, семейных и интимных переживаний. Он является автором ее знаменитого портрета, а принадлежащий Волкову-Муромцеву дворец на Большом канале стал пристанищем Элеоноры на несколько лет.
Повод принять у себя любимую женщину выглядел вполне пристойным. Она подыскивала себе жилье в Венеции и остановилась в прекрасном историческом дворце, именуемом «Дом Дездемоны». Но неожиданно палаццо оказалось непригодным для проживания, что несказанно расстроило актрису. Дузе не давали покоя певцы, по традиции удивлявшие по вечерам своими вокальными данными постояльцев отелей в надежде заработать. Одна из гостиниц как раз находилась рядом с выбранной квартирой.
Чувствительная и эмоциональная дама не могла выносить подобного шума, поэтому Волков как истинный джентльмен пришел на помощь и предложил в качестве места жительства свой – палаццо Барбаро-Волкофф. Там актриса задержалась на три года.
По прошествии времени, уже в начале ХХ века она попросит у своего друга и некогда любовника разрешения снова пожить в его доме и вернуться в благословенное прошлое. Однако переделки здания, осуществленные в годы ее отсутствия, изменили интерьер и не предоставляли возможности для удовлетворения подобной просьбы.
Великолепную Дузе, удостоенную при жизни прозвища «Божественная» (так называли и Микеланджело Буонарроти), Александр Волков переживет всего на четыре года. Он упокоится на греческом участке венецианского кладбища Сан-Микеле, а совсем скоро его соседом станет один из известнейших русских деятелей эпохи.
Впрочем, на знакомство с великими личностями Волкову-Муромцеву несказанно везло и при жизни: род Романовых, Ференц Лист, Рихард Вагнер и… Лев Толстой. Художник бывал у писателя в Ясной Поляне – знаменитой усадьбе, открытой всему миру.
В момент, когда там гостил владелец венецианского палаццо, компанию ему составляли американки, англичанин, директор Московской консерватории – гостеприимство дома казалось исключительным, а о широкой душе и радушии хозяев было хорошо известно.
Вся большая компания находила занятие по душе – они общались, гуляли по лесу, играли в игры, слушали музыку, устраивали чаепития и даже дискутировали о знакомом Волкова – Рихарде Вагнере.
Однако соседями на грустном островном кладбище Сан-Микеле для Александра станут не только его родственники, но и сам импресарио Сергей Дягилев, на могилу которого до сих пор регулярно приносят цветы и пуанты. Его захоронение, как и находящаяся на том же греческом участке плита Стравинского, привлекает любителей истории и культуры со всего света.
Но практически никто не замечает надгробия с читаемым гербом слева от светлого постамента Сергея Павловича. На нем латиницей проступает русское имя – Александр Николаевич Волков-Муромцев. А ведь помимо мало кому говорящего имени можно с уважением добавить следующий послужной список: здесь покоится русский, петербургский дворянин, ученый, агроном, вице-президент Красного Креста, художник, автор статей по искусству, знакомый Вагнера, Листа и Толстого, любимый мужчина Элеоноры Дузе, венецианец и, наконец, владелец прекрасного дворца на престижном Большом канале со странным на итальянский слух названием – палаццо Барбаро-Волкофф.
7
Отель «Даниэли», роковая страсть и «Спящая красавица» Венеции
Неразделенная любовь так же отличается от любви взаимной, как заблуждение от истины.
Жорж Санд
Скульптура на могиле Софьи Каиленской
От Дворца дожей это третье по счету здание на Славянской набережной – Riva degli Schiavoni. Глаз выхватывает его еще издали – красный фасад, золотые буквы, симметричная гармония, типичные стрельчатые окна и арки, словно сестры-близнецы, повторяющие рисунок тех, что украшают соседний дворец правителя.
Заложенные масштабы указывают на состоятельность его создателей – семьи Дандоло, подарившей Венеции четырех дожей, а выходящие нынче из дверей элегантные дамы и господа – об уровне звездности гостиницы, существующей по престижному адресу уже двести лет.
Сначала она именовалась «Королевский отель» (Albergo Reale), оправдав название практически сразу, когда приняла у себя властителя Пруссии, а нынче любима как «Даниэли» – в честь человека, поднявшего уровень гостеприимства в Венеции на новую высоту.
Джузеппе Даль Ниэли, также известный нам по локанде «Белый лев», стал своим в Венеции с восьмилетнего возраста.
Будучи родом из городка под Порденоне (сейчас регион Фриули-Венеция-Джулия), он приехал в Царицу Адриатики вместе с дядей на заработки, чтобы остаться в романтичном городе каналов на всю жизнь.
У молодого человека оказался врожденный талант к гостиничному бизнесу, амбициозный нрав, смекалка и море энергии, что позволило ему совершить впечатляющий социальный скачок до владельца престижного и хорошо налаженного дела.
Впрочем, начал он с кафе. Открыл заведение вместе с супругой через некоторое время после свадьбы недалеко от церкви Сан-Самуэле в самом центральном районе – сестьере Сан-Марко. Затем пришло время взять в свои руки управление переехавшим в палаццо Кавалли прославленным отелем «Белый лев», после смены здания ставшим заметно скромнее.
Однако благодаря новому владельцу смена локации никак не помешала успеху, и желающих остановиться в «Leon Bianco» насчитывалось внушительное количество. Большинство из гостей, судя по документам, – иностранцы. Например, английский классик Шелли с женой Мэри. Секрет в том, что Даль Ниэли догадался делать рекламу своего отеля за рубежом, привлекая состоятельных гостей со всего Старого Света.
Вдохновленный собственными свершениями, Джузеппе решился на расширение и получил великолепный шанс: взять в аренду один этаж в палаццо Дандоло, что был картинно расположен недалеко от площади Святого Марка с завидной панорамой на палладианский остров Святого Георгия и протяженную лагуну.
Здание конца XV века изначально принадлежало знатному и влиятельному роду Дандоло – одной из 12 семей – основателей Светлейшей. Многие его славные мужи украсили собою летопись любимой республики, но особенно выделяется дож Энрико Дандоло – прагматичный, властный слепец, инициировавший кровавый и смертельно ранивший Византию Четвертый крестовый поход.
По иронии судьбы, старик, проживший рекордные для эпохи Средневековья 98 лет, похоронен в соборе Святой Софии в бывшем Константинополе – столице Византийской империи, против которой он направлял свой меч, гнев, галеры и войска.
За реки невинно пролитой крови Энрико наказан Высшими силами. По легенде, он не нашел покоя после кончины, и его страдающий дух ночами появляется около базилики Санти-Джованни-э-Паоло, что венецианцы зовут Сандзаниполо. Той самой, что больше всего понравилась будущему реформатору русского и европейского пейзажа – художнику Сильвестру Щедрину. В ней же прошла траурная церемония перед похоронами на Сан-Микеле композитора Игоря Федоровича Стравинского.
Как повествуют предания, за церковью под покровом тьмы, словно актеры на сцене, появляются призраки, некогда имевшие власть, – своеобразное историческое трио: дож-предатель, дож-слепец и дож-пророк.
Первый – Марино Фальер, задумавший стать единоличным правителем Венеции и затеявший заговор у Сандзаниполо. Его план оказался раскрыт, все соратники казнены, а главный организатор и изменник – сам дож – даже не удостоился чести остаться целым после смерти. Его голову отделили от туловища и расположили между ног, как символ вечного позора, недопустимого в отношении гордой и грозной Царицы Адриатики.
После постыдной смерти Марино вынужден возвращаться на место, где он затеял гнусное преступление, и безуспешно ночь за ночью искать отсеченную голову, поделом слетевшую с плеч. За предателем в надежде на праведную месть ведет охоту Энрико Дандоло, что в 1204 году в весьма преклонном возрасте дал приказ войскам идти на Константинополь, прикрываясь верой и благой религиозной целью.
Оставивший тело дух тоже слеп – завесу тьмы подсвечивают пылающие угли на месте глаз, а вечная боль от клинка, что он держит за лезвие, и без конца стекающая по нему кровь напоминают жестокому правителю о загубленных по его приказу жизнях подданных Византийской империи. Раздираемый злостью и мучениями, Дандоло при этом не может огласить окрестности душераздирающим воплем – его разверстый рот не издает ни единого звука, сохраняя сакральную тишину глубокой бархатной венецианской ночи.
Третий участник немой сцены, разворачивающейся на площади век за веком, – Томазо Мочениго – дож, перед смертью напророчивший Венеции падение и крах в случае определенных решений, что были приняты, несмотря на его предупреждения. В результате несчастный мудрец не может вымолвить ни слова – из уст раскатывается длинный свиток с надписью «Истина» (ит. verita), что мешает дышать и идти. Но даже если безобидный дож и примет помощь от сердобольных прохожих, он обречен снова и снова распутывать опоясывающую ноги бумагу, продолжая выматывающие и бессмысленные ночные прогулки вместо желанного вечного покоя.
Трое глав республики никогда не пересекаются, делая этим фактом создаваемый ими спектакль еще абсурднее – трагедия по закону жанра не может иметь завершение. Так каждый платит за содеянное, а наиболее злостный из них – Дандоло – скитается в отдалении от семейного палаццо, построенного через несколько веков после его смерти.
Прекрасным дворцом на Славянской набережной потомки одиозного дожа распоряжались недолго, передав его впоследствии другим знатным семьям города.
Случайно или нет, но, словно продолжая историю с призраками у Сандзаниполо, владельцем одного этажа стала ветвь рода Мочениго.
Они продали семье Даль Ниэли свои площади последними, уже после того, как «Королевский отель» начал свою работу.
Итак, началось все в 1822-м, когда Джузеппе взял в аренду у другой семьи – Бернардо, – владевшей одним этажом, имеющиеся комнаты. Уже в октябре того же года его гостем стал сам король Пруссии, а дата, когда Его Величество заехал в отель, считается днем рождения гостиницы. В 2022 году она отметила свой двухсотлетний юбилей.
После посещения королевской особы слава и без того удачливого Даль Ниэли сопутствовала новому месту до такой степени, что в 1824 году он с супругой взял заем и выкупил арендованный у Бернардо этаж. До конца дело довели его наследники – почти через двадцать лет они приобрели этаж, ранее принадлежавший Мочениго, и стали полноправными владельцами здания. Конечно, на отель с прекрасной репутацией и отличным местоположением обращают внимание и посещающие Венецию русские путешественники.
Более того, «Даниэли» появляется в произведениях искусства. Например, на картине середины XIX века, выполненной венецианским живописцем Джулио Карлини, он же – автор портретов великих людей республики в специальном зале исторического кафе «Флориан», среди которых архитектор Андреа Палладио, путешественник Марко Поло, комедиограф Карло Гольдони, первый живописец республики Тициан и, конечно, своенравный дож Энрико Дандоло.
Но на картине с отелем на заднем плане главными героями являются гости из России – семья графов Толстых, оказавшихся в Венеции на заре культурного туризма. Мужчины, женщины и дети в нарядных одеждах готовятся совершить прогулку на остроносой гондоле с кабинкой фельце [35]35
Фельце – специальная конструкция для защиты пассажира от непогоды.
[Закрыть]. Гондольер элегантного вида почтительно снимает шляпу, а один джентльмен уже стоит в лодке, протянув руку даме.
Произведение редкого жанра – портрет целого семейства на фоне архитектурного пейзажа, находится в собрании Государственного Эрмитажа в Санкт-Петербурге, а поступило оно в коллекцию от потомка изображенных – графа Дмитрия Толстого – последнего директора музея во времена существования империи.
Разглядывая творение венецианца, изображающее знатных русских туристов, стоит обратить внимание не только на детали их костюмов или красоту пейзажа. Внимательный зритель заметит цвет фасада отеля «Даниэли», на фоне которого разворачивается действие. Он светлый, бежевый, а не красный, как сейчас.
Дело в том, что исторически гостиница выглядела скромнее, но выбранный однажды красный цвет настолько сроднился с «Даниэли», что стал использоваться и снаружи, и внутри. Оттенок алого встречается в интерьерах и даже получил особое название – rosso Danieli (красный Даниэли) для удобства идентификации.
Интересно, что точно так же называется специально созданный в 2022 году в честь 200-летия отеля коктейль, состоящий из джина, вермута, битера с добавлением корицы, мускатного ореха и гвоздики, дополненный долькой апельсина и мятой, что можно заказать в баре гостиницы. Разумеется, он тоже rosso, приближенный к тому самому фирменному оттенку.
Но вернемся из XXI века в XIX, когда гостем здания на Славянской набережной стал общественный деятель Александр Герцен. Он давно мечтал посетить Венецию, но практически на пятнадцать лет долгожданную встречу откладывали различные политические события. Ступить на земли Светлейшей публицисту удалось только в феврале 1867 года в возрасте 54 лет.
Не найдя достойного номера в другом отеле, он остановил свой выбор на «Даниэли», где прожил до конца месяца, любуясь городом и готовясь к встрече со знаменитым политическим героем, ратовавшим за объединение Италии, – Джузеппе Гарибальди. Мужчины имели честь быть знакомы ранее и хорошо относились друг к другу.
Конечно, будучи писателем, Герцен отмечал атмосферу Венеции, ее красоту, необычность. Он признавался, что «нет города, который так бы поражал, – наружный вид до того оригинален, изящен и великолепен, что бедная Флоренция сошла на нет», и умирать, не увидев этого чуда, явно не стоит. В Венеции у Александра прошли мучившие его с Тосканы головные боли, что способствовало наслаждению видами и написанию подробных писем о поездке. Некоторые из них, вероятнее всего, отразились в его книге «Былое и думы».
Жил в «Даниэли» и крупный землевладелец граф Ламсдорф. Однако его заселению в отель предшествовала занятная история, рассказанная в мемуарах художником Александром Волковым-Муромцевым и ставшая известной всей Венеции.
Граф долгие годы являлся клиентом гостинцы «Британия» и выбирал для своего длительного пребывания лучшее из имеющегося в фонде. Однажды директор уже в момент проживания Ламсдорфа заявил ему, что занимаемый им номер в определенные даты ближайшего будущего обещан некоей семье, что должна приехать в Венецию. Новость вызвала у графа как у постоянного клиента приступ праведного гнева. Он потрудился напомнить, что занимает определенные комнаты в течение долгого времени, выработав личную традицию и достойно оплачивая ее.
Тем не менее, дабы способствовать добровольному выселению гостя, руководство даже приняло решение не подавать ему еду, но на выручку поспешили узнавшие о беде землевладельца дамы. Они привозили трапезу под его балкон на лодках, спасая принципиального мужчину от голодной смерти.
О произошедшем, разумеется, быстро узнал весь город и с интересом наблюдал за развитием событий. Чтобы достойно завершить инцидент, получивший общественный резонанс, директору пришлось признаться, что история с семьей оказалась выдумкой. На деле в Венеции ожидали сына императора Николая Первого – великого князя Константина. А так как лучшие номера занял Ламсдорф и не желал их покидать, то предложить члену семьи Романовых было нечего.
Узнав истинное положение вещей, граф как истинный патриот и верноподданный первым делом отчитал служащих отеля за скрытность, намекая, что во избежание недоразумений стоило сообщить все сразу, а затем покинул «Британию», перебравшись в «Даниэли».
Впрочем, вероятно, что и детище Даль Ниэли выбирали для своего размещения великородные представители императорской семьи из России. Есть данные, что осенью 1864 года на Riva degli Schiavoni останавливался подающий большие надежды наследник – Николай Александрович, старший сын царя-освободителя Александра Второго.
Образованный юноша с горячим сердцем, обаятельный, приветливый, производивший на окружающих превосходное впечатление, мог стать величайшим монархом в истории. По замечаниям современников и профессора, сопровождавшего его в последнем судьбоносном путешествии по Европе, Николай распространял вокруг себя светлое и отрадное чувство и имел все предпосылки для достойного и справедливого управления страной.
До Венеции в Дании он встретил Дагмару, дочь короля Кристиана IX, и решился сделать ей предложение, но, несмотря на многообещающее начало, счастливой любовной истории не суждено было состояться.
На берегах Адриатики здоровье царевича ухудшилось, а уже весной следующего, 1865 года в Ницце он скончался в окружении близких членов семьи: родителей, родственников и невесты. Перед смертью молодой человек благословил союз своего дорогого брата Александра, нежданно принявшего титул наследника, и возлюбленной Дагмары, ставшей в последние месяцы жизни его мечтой и истинной радостью.
Так состоялся брак будущего императора Александра Третьего и Марии Федоровны – это имя выбрала себе в православии датская принцесса. Судьба ее сложилась непросто: сначала потеряв любимого и выйдя замуж за его брата, она пережила и супруга, и их первенца – последнего императора Николая Второго, расстрелянного вместе с семьей в доме Ипатьева в Екатеринбурге. Имя и отчество сына роковым образом повторили имя и отчество ее умершего жениха, так несправедливо рано и трагично ушедшего из жизни.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.