Текст книги "Русские в Венеции! Истории про разные события и людей, которых объединила жемчужина Адриатики"

10
Феникс, Стравинский и два главных театра России

Когда люди научатся любить музыку ради нее самой, когда они будут слушать ее по-другому, их наслаждение будет более возвышенным и полным, тогда они смогут судить о ней в ином плане и действительно понимать внутреннюю сущность этого искусства.

Игорь Стравинский

Театр «Ла Фениче»

Он, как и все в Венеции, подчеркивает сакральную связь Серениссимы с морем. А с другой стороны, родная стихия – огонь – и по имени, и по обжигающим историческим событиям. Светлый классический фасад театра «Ла Фениче» на Сан-Фантин, торжественно нависающий над прохожими, скрывает противоречивую натуру, то тянущуюся к прохладной воде и покою, то устремляющуюся в самое пекло разгоряченного пламени. Его судьба – всегда балансировать на грани в поисках гармонии, а заодно дарить музыкальное и эстетическое удовольствие взыскательной публике.

Уже одно название – «Ла Фениче» (с ит. «феникс») – напоминает о мифической птице, что, воспламеняясь, сгорает полностью и возрождается к новой жизни. Словно оправдывая связанное с огнем имя, театр не раз разрушался полыхающей стихией практически до основания, повергая венецианцев в глубокую печаль. Но даже на дымном пепелище, когда все казалось безвозвратно утерянным, негласно звучало твердое обещание восстать во что бы то ни стало.

Так было с самого начала. Венецианский «Феникс» возник взамен сгоревшего театра Сан-Бенедетто – одного из самых любимых в республике. Новое заведение, построенное всего за 18 месяцев, открыло свои двери для достопочтенных зрителей звенящей весной 1792 года.

Внешний облик предполагал два входа. Главный, парадный, что используется в наше время, с площади, и аналогичный – с другой стороны театра, выходящей на канал.

Серениссима придавала воде особое значение, поэтому наиболее эффектным считался вход именно с нее.

Обычно его обыгрывали, украшали, выделяли архитектурно и декоративно. Разумеется, театр не должен был стать исключением.

Специально создали канал, рассчитали его ширину для удобства лавирования подплывающих гондол с гостями, но в настоящее время попасть в театр «по-венециански» через него не получится. Прозаично придется перейти площадку и подняться по ступеням. Ваше восхождение неизменно созерцает позолоченная, расположенная наверху фигура феникса – символ и истинная душа театра.

Связь с водой и лагуной прослеживается и в интерьере – роскошный просторный зал в стиле рококо, утопающий в связке узоров, золоте, львах, мифологических фигурах, бархате, помимо традиционного царского красного и золотого разбавлен прохладным нежно-голубым. Он успокаивает ложи, окрашивая их стены, и открывает пространство на потолке расходящимися концентрическими кругами создавая эффект купола. На этом обильно заполнившее театр водное царство заканчивается, уступая место второй его натуре – бушующему пламени.

Оно зачастую будоражит феникса и надолго лишает покоя. Так, первая игра с огнем закончилась в 1836-м пожаром длительностью в три дня и три ночи. Восстановление заняло всего год. Второй – в конце января 1996-го, на следующий день после кончины Иосифа Бродского, когда из соседних домов жители в страхе убегали от наступающей разрушительной стихии. На этот раз потребовалось больше времени, ведь работы предстояло немало.

Чтобы быстрее вернуть Венеции ее любимого возрождающегося феникса, деятельность одновременно вели на два лагеря. Первый расположился в самом театре, где более 180 человек трудились круглосуточно и без выходных – для никуда не торопящихся итальянцев с жизненным девизом dolce far niente («сладкое ничегонеделание») это настоящий подвиг!

Второй «фронт» заработал в многочисленных городских мастерских, где доделывали необходимые драгоценные детали и декор. На все восстановление потребовалось более миллиона часов, а чтобы зал снова заблестел как солнце – три килограмма золота в виде 12 000 листов специальной тоненькой фольги. Возрожденный в очередной раз из пепла, феникс триумфально предстал перед публикой в декабре 2003 года.

Своей роскошью и помпезностью, царственностью и благородством театр напомнил всем собравшимся о великих личностях, что работали и удивляли публику под его крышей. О легендарном Джузеппе Верди, создавшем несколько опер специально для «Ла Фениче», диве Марии Каллас, блиставшей в «Тристане и Изольде», Россини с творениями, давшими ему статус одного из лучших создателей опер своего времени, Доницетти, Беллини, Леонкавалло и Паваротти.

Запомнилась Венеции и сестра Полины Виардо – легендарная меццо-сопрано Мария Малибран, которая исполняла ряд крупных партий в «Ла Фениче». На память о ней остались не только факты – в честь яркой Марии был переименован театр Св. Иоанна Златоуста, ставший театром Малибран. Это имя он носит и по сей день. Впрочем, и воспоминания тоже свежи: по легенде, девушка выделялась из толпы, плавая на гондоле серого цвета. Он – в отличие от привычного черного – не казался диве слишком траурным и печальным.

Помимо Малибран – Рената Скотто, Рената Тебальди, Пласидо Доминго, Марио Дель Монако также дополнили своими голосами постановки «Феникса». Конечно, «золотой хитрец» прекрасно помнит и русские имена, вознесшие и его, и себя на самую вершину музыкального Олимпа.

Взять хотя бы Иоле Торнаги. Молодая, подающая надежды танцовщица украшала «Ла Фениче» в сезон 1891–1892 годов в Stagione di Carnevale в статусе примы-балерины. Какое отношение к России имела эта выразительная итальянка, родившаяся в Монце и начинавшая покорять европейскую сцену?

В 1896 году Иоле по приглашению магната и мецената Саввы Мамонтова гастролировала по России, а в Нижнем Новгороде произошла встреча с певцом Федором Шаляпиным, изменившая судьбу звезды балета. И если невысокая хрупкая девушка сперва спокойно отнеслась к новому знакомому, то со стороны мужчины чувства вспыхнули быстро и ярко.

Холодность итальянки его не смущала, как и незнание языка друг друга – общение шло благодаря жестам, взглядам, мимике. Как признавалась потом сама Торнаги, «молодой Шаляпин сейчас же принял горячее участие в нашей судьбе»[39]39
  Иоле была с подругой Антоньеттой Барбьери. – Прим. авт.


[Закрыть], а когда балерина заболела, то заботливо принес кастрюлю с курицей в ароматном бульоне для улучшения ее самочувствия. Конечно, трепетное и чуткое отношение «Иль Бассо» («бас» с итальянского. – Прим. авт.) к миловидной коллеге из Европы не осталось незамеченным. Да и намерений скрывать его не имелось.

Переполненный чувствами, однажды Шаляпин во всеуслышание признался в любви на генеральной репетиции «Евгения Онегина», куда пришла Иоле. Того самого произведения, на которое косвенно повлияли романтические события, произошедшие в русском консульстве на вилле Мараведже в Венеции. Федор, изменив текст, решился на импровизацию и раскатисто огласил: «Онегин, я клянусь на шпаге: безумно я люблю Торнаги». Присутствовавшей публике все стало ясно, как и не понимавшей по-русски балерине, – ей все перевел сидящий рядом Савва Мамонтов.

Пара сближалась. Последовала свадьба, через год Шаляпины стали родителями, и Иоле пришлось забыть о манящей балетной сцене. Она подарила набиравшему славу во всем мире супругу шестерых детей, но красивая сказка о счастье и любви закончилась, когда младшие были еще крохами, – в жизни Федора появилась другая женщина и вторая семья. Шаляпин разрывался между ними, но в эмиграцию в итоге уехал с Марией Петцольд.

Итальянка Торнаги же осталась в Москве, а развод с великим басом состоялся только в 1927 году. Он продолжил писать Иоле и детям из Европы, но, освободившись, связал себя узами брака с Марией, некогда неофициальной второй спутницей жизни. Так распорядилась судьба.

Конечно, танцуя на сцене венецианского «Феникса», юная Иоле даже не догадывалась, что совсем скоро ее карьера добровольно завершится и балерина посвятит себя новой для нее роли в далекой и загадочной стране. Сезон 1891–1892 годов она блистала в компании Джузеппе Готтардо и многочисленного хора, вписав свое имя в исторические архивы «Ла Фениче». То был ее самый настоящий звездный час, благодушно подаренный Венецией и ее возрождающейся из пепла золотой птицей.

Впрочем, не оказался равнодушным «Феникс» и к русским композиторам. Например, в сентябре 1947-го на исторической сцене представили оперу Дмитрия Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда», а также посмертно воплотили мечту Сергея Прокофьева о постановке его «Огненного ангела».

При жизни маэстро не смог насладиться премьерой. Сложность и мистический дух произведения не могли быть приняты обществом на момент его создания. Потребовались годы, и даже десятилетия, чтобы «Огненный ангел» дождался своих поклонников. Неудивительно, что в реализации ему помог венецианский «Феникс» – «брат» по пылающей стихии.

Мировая премьера состоялась в рамках международного фестиваля современной музыки Биеннале Венеции 14 сентября 1955 года. Через сомнения и местами преодоления сложилась прекрасная постановка, отмеченная большим успехом. «Ла Фениче» подарила всем причастным блестящий, заслуженный бессонными ночами и моментами отчаяния безоговорочный триумф. Как результат, «Огненный ангел» после Серениссимы отправился на самую прославленную сцену страны – в миланский театр «Ла Скала». Но это уже совсем другая история.

Однако наиболее заметное место в русской летописи «Ла Фениче» заняла премьера «Похождения повесы» Игоря Стравинского, состоявшаяся ранее – в сентябре 1951 года.

К созданию легендарного произведения неожиданно подтолкнуло изобразительное искусство и выставка англичанина Уильяма Хогарта, где Игорь Федорович заинтересовался серией гравюр под названием «Похождение повесы» – 8 произведений из XVIII века.

Сюжет знакомил с Томом, оставившим любимую и отправившимся в Лондон, где легкомысленный молодой человек погрузился в веселье и развлечения. Аморальное поведение приводит его к свадьбе с престарелой, некрасивой, но богатой дамой, тюремному заключению и потере рассудка в сумасшедшем доме.

Итак, появилась идея, но рождение оперы не представлялось возможным без либреттиста. Кандидатура знаменитого поэта Уистена Хью Одена, лауреата различных премий, обладателя Национальной литературной медали, идеально подходила по многим параметрам. К тому же оба – и композитор, и поэт, считавшийся одним из величайших в XX веке, – жили в Америке, пусть и в разных ее частях. Стравинский пригласил Уистена к себе, оплатив дорогу, и началась плодотворная деятельность по созданию основы «Похождения повесы».

Конечно, сюжетная версия художника Хогарта подверглась редакции: появился дополнительный персонаж в виде Тени (Шэдоу), были внесены небольшие изменения в детали, а трагичность сюжета максимально доведена до абсурда – вместо состоятельной уродливой дамы, на которой в итоге женится повеса, появилась бородатая баба-турчанка, брак с которой заключался фактически «на спор».

Все литературные правки, предлагаемые Оденом, композитор поддерживал, а в результате работы сформировал о себе мнение как о профессионале, для которого наиважнейшим является результат, а не слава. В итоге получившимся либретто Уистена маэстро остался доволен – текст появился у него в руках летом 1948 года. Еще три года потребовались, чтобы родилась музыка.

Оставался последний экзамен – премьера в любимой для Игоря Федоровича Венеции. И где? На прославленной сцене извечного «Феникса» – «Ла Фениче», – что означало огромную честь и ответственность.

В день представления, 11 сентября 1951 года, оркестром дирижировал сам маэстро, а Оден хоть и присутствовал, но часто удалялся за бокалом мартини, надеясь любимым напитком унять подступившее волнение. К слову, оно оказалось напрасным – «Повеса» вскоре начал появляться в программах театров, занимая заметную позицию в репертуарах.

Постановка оказала и личное влияние на композитора – как вспоминает Эрик Вольтер Уайт, после нее музыкант стал посещать Венецию чаще. Хотя город на воде и до этого занимал особое место в сердце творца. В историческом архиве ASAC (Archivio Storico delle Arti Contemporanee) был найден текст, который Игорь Федорович, вероятно, читал для телевидения, когда гостил в Серениссиме в 1956 году.

Там он признается, что первые воспоминания о Светлейшей относятся к 1912 году, когда Стравинский приехал на встречу с великим импресарио – Сергеем Дягилевым. Тот первый контакт с Венецией «был абсолютно экстраординарен». Интересно, что эти два легендарных работавших друг с другом человека, каждый по-своему обогатившие мировую культуру, являются дальними родственниками.

По информации из фонда Стравинских, основанной на уникальном документе, их связывает общий двоюродный прадед – Федор Иванович Энгель. Не случайно похоронены мужчины тоже рядом – на одном греческом участке кладбища Сан-Микеле в любимой ими обоими Венеции, что впечатлила с первого взгляда.

Но яркие эмоции от самой ранней встречи с городом не смогли остыть и улечься даже по прошествии времени – через годы, возвращаясь в Светлейшую, Стравинский продолжил поражаться ею, как в первый раз. Более того, в Серениссиму его постоянно тянули музыкальные проекты и дела, связанные с творчеством.

В 1925-м – чтобы сыграть сонату для фортепьяно, в 1934 году – чтобы дирижировать свой «Каприччо» для фортепьяно с оркестром (за фортепьяно тогда был сын композитора – Сулима), ради балета «Игра в карты» («Jeu de Cartes») в «Ла Фениче», в 1951-м – в честь премьеры «Похождения повесы» снова на сцене «Феникса», и наконец, в 1956 году, чтобы представить публике свой «Canticum Sacrum», который Игорь Федорович посвятил Венеции и ее евангелисту Марку. И это не полный список произведений Стравинского, звучавших в лагуне.

Что касается «Canticum», маэстро впервые дирижировал им в церкви, а факт, что то была великолепная базилика Сан-Марко, один из известнейших соборов мира, вызывал в нем неописуемые эмоции. К слову, для проведения концерта в святом месте требовалось получить специальное разрешение. Однако композитор дополнительно изучил акустику еще двух церквей Венеции – Санта-Мария-делла-Салюте, что украшает Большой канал, и Санта-Мария-Глориоза-дей-Фрари, где упокоился Тициан Вечеллио, – на случай, если главный собор города не получится использовать в качестве презентации произведения. К счастью, все сложилось удачно.

И не только для Стравинского. 1951 год – столь волнительный для «Повесы» – стал особенным и для других представителей искусства из России – виолончелиста Мстислава Ростроповича и балерины Галины Улановой, появившихся на сцене «Ла Фениче» за полтора месяца до премьеры Игоря Федоровича – 29 июля. В концерте исполнялись произведения Рахманинова, Чайковского, Скрябина, Шопена, Паганини, Шумана. Легендарная балерина вместе с Юрием Кондратовым появилась в четырех балетных номерах – это будет единственное ее выступление в самом знаменитом венецианском театре.

В отличие от Мстислава Леонидовича, который еще не один раз встретится с «Ла Фениче», в том числе вместе с супругой – сопрано Галиной Вишневской в декабре 1974 года. А еще через 10 лет он получит престижную итальянскую премию – «Una vita nella musica» (дословно «целая жизнь в музыке»), но и тут «Ла Фениче» не окажется в стороне – концерт в честь праздничного события, который будут транслировать по итальянскому телевидению, пройдет именно в Венеции. «Русская летопись» обжигающего «Феникса» воистину богата на события.

Впрочем, не всегда только русские стремились в Венецию, закрепляя привязанность и любовь к прекрасному городу. Иногда имело место и обратное движение – из Царицы Адриатики в Россию. И даже театр «Ла Фениче» в некотором роде начал свою экспансию на далекие земли диковинной холодной страны. Например, с ним неожиданным образом связаны два главных столичных театра Петербурга и Москвы. Объединяющим элементом выступила творческая семья Кавос родом из Серениссимы, оставившая родную республику после ее падения и перебравшаяся в Россию.

Катерино Кавос – сын директора театра «Ла Фениче» – проявил себя в качестве талантливого музыканта, дирижера, композитора и в России, и в Италии. Тяга к сочинительству дала о себе знать рано – уже в 12 лет юноша создал первую кантату. Дальше произведение в честь заключения мира и даже музыка для патриотического гимна, что будет исполнен на сцене дорогого сердцу «Ла Фениче» в сентябре 1797 года, и многие другие.

Но львиная доля успеха настигнет Катерино в России – оперы, водевили, балеты числом в несколько десятков упрочили имя Кавоса в музыкальной культуре новой Родины.

Он же с интересом вникал в ее историю, отражая эпохальные события и народный фольклор в своем творчестве наряду с европейскими темами.

Так появятся «Жар-птица», «Амур и Психея», «Илья-Богатырь», «Кавказский пленник», «Добрыня Никитич», «Светлана», но особенно выделится «Иван Сусанин» – опера станет предтечей титанического произведения, что подарит миру Михаил Глинка, использовав тот же исторический сюжет.

Катерино не слыл новатором, но отличался усердием, человечностью и благородством. Венецианец помогал молодым талантам, в том числе Глинке, найти свой творческий путь. Так, ознакомившись с его партитурой «Жизни за царя», тоже раскрывающей историю Ивана Сусанина, он признал преимущество данной оперы перед своей и сделал все, чтобы снять собственное сочинение из репертуара. Более того, Кавос лично дирижировал «Жизнь за царя» Глинки и не скрывал восхищения от работы. Таким широким жестом, полным уважения и любви к искусству, он уступил дорогу одаренному музыканту. Не случайно венецианец пользовался благосклонностью в том числе и русских монархов, при которых ему выпала честь жить в империи под сенью двуглавого орла.

Сын музыканта Катерино – Альберто Кавос, появившийся на свет в Петербурге, стал заметным зодчим, архитектором-инженером и внес свою лепту в два главнейших театра России – Мариинский в городе на Неве, названный в честь императрицы Марии Александровны, супруги Александра Второго, и Большой в златоглавой Москве.

Триумф его творчества пришелся на родную «Северную Венецию», где Кавос когда-то возвел театр-цирк. Через некоторое время, в 1859 году, здание, как и венецианский «Ла Фениче», которым руководил дед архитектора, сгорело, но первоначальная идея о рядовом восстановлении неожиданно сменилась на проект создания нового театра. Архитектор, несмотря на плохое самочувствие, лично отправился убеждать Его Величество в необходимости совершенно новой постройки. И хотя в успех идеи венецианского петербуржца мало кто верил, он все же смог настоять на своем. Альберто Катеринович пришел с готовым планом. Ему потребовалось несколько минут, чтобы получить согласие от государя. Итальянец умел договариваться, используя природное обаяние и блестящие профессиональные знания, – в этом заключался его главный секрет.

Итак, наконец работа закипела. Для наилучшей акустики он предложил потолок и стенные панели отделать резонансной елью – этот же принцип Кавос уже использовал в Большом театре древней столицы. Но в отличие от красно-золотого декора Москвы, Петербург сменит гамму на белые, зеленые и голубые оттенки, словно принесенные с Финского залива или из самой призрачной Венецианской лагуны. Морской водный колор театра торжественно подсветится зажженным блеском золота.

Символичным стал и первый спектакль, поставленный на сцене Мариинского, – «Жизнь за царя» Михаила Глинки, которого так ценил отец зодчего – Катерино Кавос.

Шедевром архитектора считается именно петербургский театр, но Кавос и до этого занимался музыкальными залами, в том числе и в Москве. Пострадавший от затяжного и разрушительного пожара бывший Большой Петровский театр (огненная стихия и тут роднит его с «Ла Фениче») тоже нуждался в восстановлении. Конечно, Альберто Катеринович с жаром принялся за дело.

Видимо, творец не смог сдержаться и не привнести на землю Первопрестольной кусочек водной родины – часть полов (в бенуаре и бельэтаже) первоначально были выполнены в типичной венецианской технике. Визуально она похожа на мозаику с использованием небольших частиц из натурального камня разных пород и оттенков. В настоящее время все полы зрительской части, за исключением зала Большого театра, сделаны именно так.

Интересно, что культурная венецианская династия, основательно пустившая корни в России, продолжила рождать блестящих по таланту потомков. Дочь архитектора Альберто станет матерью знаменитого художника, искусствоведа, критика – Александра Бенуа. А его сын Николай, в свою очередь, преобразит капризный миланский театр «Ла Скала» в качестве художника и сценографа. Вот так переезд венецианского композитора Катерино Кавоса обогатит русскую, европейскую культуру и свяжет между собой три великолепных театра.

Семья Бенуа, конечно, с удовольствием и почтением вспоминала родную Серениссиму. Там, по словам Николая, имелся дом на Большом канале около церкви Санта-Мария-делла-Салюте, где хранились прекрасные произведения искусства, затем перевезенные в Россию. Например, гравюры, скульптуры и жемчужины живописи известного венецианского ведутиста и мастера пейзажей – Франческо Гварди.

Но на этом связь Венеции и Большого театра не заканчивается. История символическим образом продолжилась и в наши дни. В результате крупной реконструкции театра в начале XXI века обновили зал, а в качестве поставщиков текстиля выбрали известного старинного венецианского производителя – «Рубелли». Их бархатные красно-рубиновые ткани обтянули стулья, покрытия у оркестровой ямы, украсили ложи тяжелыми шторами и декоративными панелями.

По заказу дирекции «Рубелли» выполнили и главный занавес с многочисленными изображениями двуглавого орла и надписями «Россия». Однако венецианцы, будучи большими патриотами, задумали запечатлеть союз их города с главным городом нашей страны и оставили любопытное послание. В этом признался сам представитель фабрики, будучи в Москве.

В чем оно заключается? Мастера, учитывая оптический и голографический эффект, зашифровали в орле и свою эмблему – голову льва святого Марка! Глядя на птицу на занавесе Большого театра, замечаешь, что она одновременно становится и царем зверей! В едином изображении видятся сразу два животных – дорогих, символичных, знаковых. Обязательно разгадайте эту интересную загадку перед спектаклем в следующий раз.

Возможно, тогда вы вспомните о существовании красивой неразрывной связи великих городов – Венеции, Петербурга и Москвы, главные театры которых – «Ла Фениче», Мариинский и Большой – навечно объединены культурой, любовью, огнем и вкладом творческой художественно-музыкальной династии Кавос.