Текст книги "Гвардия тревоги"

Кто-то тронул Диму сзади за плечо. Дима вздрогнул, обернулся. Позади него стоял Михаил Дмитриевич.

– Бабушка лекарства не дождалась, решила, что у тебя дела в школе, послала меня. А что тут у вас происходит?

Дима объяснил. Мужик пошел за ружьем. Кирилл полез на дерево. Тая Коровина плакала и размазывала слезы по круглым щекам. Мама силой увела домой малыша в красной куртке. Он оборачивался и грозил кому-то кулаком.

– Папа, придумай что-нибудь, – сказал Дима. – Должен же быть алгоритм…

– Окна дома слишком далеко, – задумчиво сказал Михаил Дмитриевич. – А ветки слишком тонкие…

– Это я сам знаю! – огрызнулся Дима. – А что делать?

– Вероятно, предоставить ситуацию самой себе. Иногда это лучший выход…

Дима тихо пробормотал себе под нос такое, что оба собеседника предпочли не услышать.

– Смотрите, едет! – крикнула Маша Новицкая, указывая рукой в конец улицы.

– Кирилл, замри! – сориентировался Антон Каратаев.

По переулку не торопясь, словно неуверенный в собственных действиях и направлении, ехал переделанный грузовик «Петросвета» с опущенной решетчатой люлькой, в которой стоял и всматривался в столпившихся людей монтер в фирменной «петросветовской» куртке. Из кабины яростно махала сразу двумя руками сидящая рядом с водителем Вика Стогова.

– Ура! – закричала что-то сообразившая Тая Коровина.

– Отойдите все! – распорядился Антон. – Кирилл, бросай сюда эту штуку. Я полезу в кабинку, а ты сиди там, подхватишь…

– Понял! – отозвался с дерева Кирилл. – Бросаю!

– Они на Невском гирлянду к празднику вешали, – торопясь, объяснила Вика Маше Новицкой. – Я их полчаса уговаривала, потому долго. Они меня сначала посылали по-всякому, а потом поняли, что я все равно не уйду, и водитель сказал: поехали, быстрее получится.

– Тебя, пацан, в люльку не пущу! – сказал монтер Антону Каратаеву. – Техника безопасности.

– Вы сами этой штукой не сможете, – возразил Антон. – Я вообще ловкий, не такой, как он, конечно, – Антон пальцем указал на сидящего на дереве Кирилла. – Но все-таки. Да ведь и вы же со мной будете.

– Не спорь с ними! – крикнул немолодой водитель, высунувшись в окно. – Ты что, не видишь, у них тут сплошное «гнездо кукушки», в смысле – они все разом «ку-ку»! А у нас – график!

Антон быстро и ловко залез в люльку. Витя подал ему самодельную палку-ножницы. Неповоротливый с виду грузовик задом залез на газон и подъехал почти вплотную к дереву. Люлька начала подниматься на металлической коленчатой палке. Все, затаив дыхание, следили за ней. В соответствии с ее движениями Кирилл Савенко, похожий на большую обезьяну из передачи «В мире животных», бесшумно перемещался в кроне дерева.

С пятого захода Антону удалось перерезать какую-то определяющую нитку. Все это время монтер держал его за пояс и ругался в такт с мужиком, который вместе с ружьем опять появился на сцене.

Черный клубок, безжизненно кувыркаясь, полетел вниз. Кирилл, держась обеими ногами за сук и диковинно вытянув руки, ловко подхватил его тремя метрами ниже.

8 «А» молча вскинул вверх руки со сжатыми кулаками. Мужик выругался последний раз и потряс ружьем, как дикие горцы в фильмах про кавказские войны. Тая Коровина от восторга попыталась броситься Диме на шею.

– Отвяжись, толстая корова! – прошипел он и оттолкнул девочку.

Тая приготовилась взвыть от горя и обиды, но тут Тимка Игнатьев стянул с шеи бело-голубой шарф и, как удавку, набросил его сзади на лицо девочки, закрыв ей рот. Несмотря на напряженность ситуации, Дима взглянул на Тимку с любопытством – с момента знакомства он впервые видел его без шарфа. Шея у Тимки оказалась самая обыкновенная – длинная и тощая.

8 «А» принял в свои ряды Кирилла Савенко, спустившегося с дерева вместе с вороной. Ворона крутила головой и явно была жива. Маша Новицкая одноразовым платком промокнула кровь на щеке Кирилла. Вика Стогова и Антон Каратаев благодарили «петросветовцев». Старушка с клюкой вытирала платочком глаза и уголки губ. В домах по соседству со стуком захлопывались окна и форточки.

– Я понял, на кого похожи твои одноклассники! – сказал Михаил Дмитриевич, который все это время, отойдя в сторону, наблюдал за развитием событий. – На прогрессоров из романов братьев Стругацких. Передвигаются в пространстве стремительно, появляются все разом при возникновении критической ситуации… Кстати, Дима, ты читал Стругацких?

Сжав кулаки и изо всех сил вонзив ногти в ладони, Дима молча, не оглядываясь, побежал вдоль по улице.

Тая сидела за столом, подперев щеку ладонью, и смотрела на разложенные вокруг исписанные формулами и исчирканные листки.

– Ну как, получается что-нибудь? – с любопытством спросила Марина.

– Да вроде бы все получилось, – неуверенно ответила Тая. – Вот – ответы и доказательства тоже. Но тут, понимаешь, такие задачки все-таки замысловатые. Я никак не могу сообразить, как их проверить. Ну, что вот эти ответы правильные и других нет…

– А если спросить у того мальчика из класса, который тоже участвует, – подумав, предложила Марина.

– Вот еще! – фыркнула Тая.

– А мне кажется, это вполне нормально, – не унималась Марина. – Ты же не решения у него спрашиваешь, а всего лишь ответы сравнить. Ему тоже полезно.

– Сказала: не буду! – рявкнула Тая и сгребла в кучу исписанные листки.

– А что случилось? Вы поссорились? – сидящая на диване Марина состроила сочувственную гримасу и точно так же, как дочь, подперла ладонью круглую щеку. – Расскажи мне. Может быть, вы просто друг друга не поняли? В вашем возрасте это часто бывает…

– А в других уже не бывает, да?! – огрызнулась Тая.

– И в других бывает, – грустно согласилась Марина. – Чего же скрывать: люди друг друга то и дело понять не могут…

– Вот видишь! – торжествующе воскликнула Тая, отстоявшая свое право быть решительно несчастной вне зависимости от возраста. – Так что не стану я у него ничего спрашивать. Вот прямо сейчас все начисто перепишу, еще раз проверю и отправлю.

– Ну и хорошо, ну и ладно, – поспешно сказала Марина. – Делай, как тебе удобно, Таечка. В конце концов, это же не в четверти оценки, а просто так…

– Просто так… – эхом откликнулась Тая. – Просто так…

Ася позвонила условленным образом, а потом, не дожидаясь, открыла дверь своим ключом. Переодела под вешалкой «свои» тапки. Из крошечной прихожей была хорошо видна довольно просторная комната.

– Привет, Берт! Это я! – окликнула девушка и прошла в ванную – вымыть руки. Все Новицкие, кроме Маши, отличались несколько утрированной, почти кошачьей чистоплотностью.

Когда Ася зашла в комнату, Берт, как всегда, сидел около компьютера, но развернулся вместе с креслом лицом к ней. Ася едва заметно вздрогнула. С тех пор, как они не виделись, Берт жутковато изменился. С лица молодого человека как будто рубанком стесали плоть – на висках, на щеках, под глазами, – оставив коричневые тени-провалы.

– Что с тобой? – спросила Ася. – Ты плохо себя чувствуешь?

– Да нет, все как обычно, – поспешно ответил Берт. – Ася…

– Да? Что?

– Ничего…

Говорить было не о чем. Ася этого и боялась, когда шла.

– А ты стала еще красивей… – Берт сидел прямо перед ней, а его голос звучал как будто из-под подушки.

– Брось, – Ася поморщилась. – Ты же знаешь, как мне это…

– Знаю, но все равно говорю, – Берт грустно улыбнулся. – Как и все прочие… Что там твои конкурсы и все такое? Прости, я в этом плохо разбираюсь…

– Не извиняйся, – усмехнулась Ася. – Достаточно того, в чем ты разбираешься хорошо. У меня все нормально. Игорь заключает контракт с известной косметологической фирмой. И ведет переговоры о моем участии в телевизионном проекте. Еще я снялась в двух рекламных клипах…

– Я видел… Не буду говорить про то, как ты там выглядела…

– Не надо. Для меня это был полезный опыт. В области рекламы, как это ни смешно, работают крутые профессионалы.

– Я догадываюсь. Профессионализм и большие деньги часто идут рука об руку.

– Я не вижу в этом ничего плохого. И сама хочу стать профессионалом. Сейчас я уже могу оплачивать уроки у хорошего педагога. И купить Маше все эти ее конноспортивные штуки, и еще нанять Люде репетиторов… Понимаешь, ей почему-то совсем не дается учеба. Нам с Машей всегда легко было учиться. А Люде… Она очень переживает, потому что вообще-то прилежная девочка и хочет быть хорошей ученицей. Мы думаем, может быть, это оттого, что перед тем, как ей родиться, у отца окончательно встал его завод, он остался без работы и много пил… Но сейчас с репетиторами она подтянулась, по основным предметам уже где-то между тройкой и четверкой…

– Ты понимаешь, что ты продаешь?

– Разумеется, понимаю. Свою красоту, – Ася пожала плечами. – Больше у меня сейчас ничего нет. А ждать не имеет смысла. В дальнейшем я планирую научиться продавать свое умение танцевать. Мир так устроен, и лично я не вижу в этом ничего плохого. Ты же сам говорил: «Времена не выбирают, в них живут и умирают…»

– Это не я говорил, это поэт Александр Кушнер.

– Все равно…

– Чему ты учишься? Частные уроки?

– Естественно, танцам. Ты же знаешь, я всегда хотела, но из клуба уже давно взяла, что можно было взять. А частные уроки всегда были очень дороги, я даже не могла заикнуться родителям. К тому же, кроме танцев… ты сам знаешь, чем я занималась все эти годы…

– А теперь?

– Теперь получается, что я наверстываю упущенное. Мой педагог говорит: девочка моя, вы безусловно талантливы, но где же вы были пять-восемь лет назад, когда формируются растяжка и выворотность стопы? Кто начинает в восемнадцать? Но я упорная, ты же знаешь. И кое-что все-таки уже умею…

– У тебя обязательно получится.

– Я очень надеюсь и сделаю все возможное. Надо признать, что все, что было здесь, оказалось неожиданно хорошей школой. В смысле тренировки упорства…

– Ты удивлена?

– Нет… Берт, пожалуйста, поверь мне, я ни о чем не жалею и никого ни в чем не хочу упрекнуть! Но теперь я выбрала другое, и мой выбор – это моя жизнь! Только моя – понимаешь?

– Пытаюсь понять.

– Если бы твои обстоятельства были другими…

– Они таковы, каковы есть, и это как раз то, что нельзя изменить.

– Действительно нельзя? – Ася взглянула испытующе. – Может быть, где-нибудь за границей…

– Нет! Невозможно! И любые размышления об этом только ослабляют…

– Но, Берт… зачем тебе нужно все время быть или хотя бы казаться сильным? Это как-то…

– Как-то – что? – Берт оперся обеими руками о подлокотники, подался вперед и слегка прикусил нижнюю губу.

Ася подумала, подбирая слова.

– В этом есть какая-то показуха… что-то ненастоящее… И главное, совершенно непонятно – зачем? Какова цель?

– Неужели даже тебе непонятно? – Берт опустил большую голову, его подбородок лег на грудь, прямые темные волосы закрыли лицо. – Я не хочу, чтобы меня жалели.

– А почему? – спросила Ася. – Люди, помимо остальных чувств, всегда, во все времена жалели друг друга. Что плохого в том, если и тебя иногда кто-нибудь да пожалеет? Чем это ты так отличаешься от прочих людей?

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь… – смутно пробормотал Берт, не поднимая головы.

Глуховатая Ася услышала его не ушами, а каким-то другим образом.

– Ты хочешь, чтобы я? – догадалась она.

Легко ступая, подошла к Берту, опустилась на пол у его ног, положила голову на колени, укрытые пледом.

Молчание длилось и походило на ветер. Сначала оно было влажным и тягостным, потом прохладным, далее – сухим и теплым и наконец – освобождающим.

– Благодарю тебя, – тихо сказал Берт.

– За что? Ведь я… – еще тише спросила Ася.

Берт не ответил. Девушка провела его ладонью по своей щеке и мимолетно коснулась губами кончиков его пальцев. Потом, словно сквозняком, переместилась к порогу.

– Ключи я оставлю на полочке под зеркалом, – сказала она. – Не провожай. Спасибо тебе за все, и – забудь. Ты нужен многим.

– Я тебя никогда не забуду, – сказал Берт. Голос его казался спокойным. Он ничего не просил.

Ася промокнула углы глаз костяшкой указательного пальца и взяла с вешалки пальто. Одевалась она уже на лестнице, спускаясь вниз и с трудом попадая в рукава. Вся ее пластичность куда-то подевалась, движения были нервическими, неточными и изломанными.

– У мамы сегодня ночное дежурство, – сказала Люда, когда Ася прошла в комнату и присела к окну с таким видом, как будто только что рассталась с кем-то на улице. За окном шел дождь пополам со снегом. – Она велела борщ сварить.

– Угу, – сказала Ася. – Ты картошку почистишь?

– Пусть Машка, – нерешительно предложила Люда, отодвигаясь на всякий случай подальше от средней сестры. – Я пол подмела…

За столом, стоящим посередине комнаты, Вадим быстро и аккуратно делал в Машиной тетрадке аксонометрию – домашнее задание по черчению. Вика Стогова с альбомом ждала своей очереди, а незнакомый Асе мальчик с шеей, замотанной бело-голубым шарфом, пытался с помощью обгрызенного карандаша, сломанной линейки и циркуля «козья ножка» срисовать в свою тетрадь то, что чертил в Машиной тетради Вадим. Ася вспомнила, что, когда у них преподавали черчение, Вадим был по этому почти никому не дававшемуся предмету лучшим в классе.

– Да погоди ты! – недовольно поморщился юноша, краем глаза оценив результаты стараний в соседней тетради. – Разве ты не видишь, что ерунда получается! Я тебе тоже начерчу. Как следует.

– Э, не-ет! – проблеял шарфоноситель. – Если ты начертишь, училка сразу поймет и пару поставит. А если я сейчас сам срисую, то она обрадуется, что хоть что-то похоже, и поставит трояк. А мне больше и не надо.

Вадим неодобрительно покачал головой, но возражать не стал.

– Тимофей, у тебя что, совсем нет честолюбия? – спросила Маша.

Тимка некоторое время подумал.

– У меня ого-го какое честолюбие! – наконец сказал он. – Просто ты, Маша, еще не знаешь.

– Нет, картошку почистишь ты, Люда, – решительно утвердила Ася. – А я заправку сделаю. Разве ты не видишь, что у Маши гости?

– Я, между прочим, таких гостей тоже сколько хочешь позвать могу, – обиженно пробубнила Люда, доставая из ящика под подоконником картошку. – Только во двор выйти… А Вадим так и вообще не ее гость, а твой…

Ася отправилась в кухню за морковкой, свёклой и луком. Маша, оставив занятых черчением одноклассников, пошла за ней.

– Я могу помочь, Ася, – сказала она.

– Да ладно, я сама. Подумаешь, борщ сварить!.. А этого мальчика с шарфом я раньше, кажется, не видела…

– Это Тимка Игнатьев из моего класса. Новенький.

– Он на тебя смотрит, как голодный пес на косточку.

– Подумаешь! Я же твоего Вадима не обсуждаю…

– Мой Вадим теперь делает твое домашнее задание, – усмехнулась Ася. – Он давно пришел?

– Давно. Баба Нюра про него говорит: к Асе черной ниткой пришит. Очень точно, по-моему. А ты где была?

– Неважно… Подержи вот свёклу… И доску для овощей сними с гвоздя… И… Маша, что происходит с Бертом? Ты знаешь?

– Ничего особенного, – сказала Маша и отвела взгляд. – Просто он умирает.

Николай Павлович выглядел довольным и радостным. Его радость, как лицо в оконном стекле, отражалась на всем 8 «А» классе. Сопереживая классному руководителю, класс тихо и просветленно шевелился.

– Вчера вечером в школу пришел факс. Двое ваших товарищей – Дима Дмитриевский и Тая Коровина – прошли первый тур международной олимпиады по математике и вышли во второй! – приподнятым тоном объявил Николай Павлович. – Это большой успех, потому что задачи первого тура действительно были непростыми. Давайте поприветствуем их!

8 «А» дисциплинированно и доброжелательно захлопал. «Вау, Коровина!» – крикнул Тимка Игнатьев и поднял руку с растопыренными в знаке «виктория» пальцами. Тая покраснела и расплылась в довольной улыбке, а Дима опустил голову с таким видом, как будто его уличили в каком-то неблаговидном поступке.

Николай Павлович постучал мелом по доске.

– Пользуясь случаем, сейчас мы с вами разберем две задачи попроще из числа олимпиадных. Для всего класса это будет хорошей тренировкой мозгов. А Дима и Тая нам помогут… Игнатьев, убери свой телефон и достань тетрадь. Математика – это насквозь логическое построение, в котором каждое колесико цепляется за другие. Поверь, если ты хоть чуть-чуть напряжешь свой ум, то обязательно сможешь что-нибудь понять…

– Увы мне, Николай Павлович! – улыбнулся Тимка, но телефон с тетрисом убрал и достал из сумки тетрадь, которая выглядела так, как будто накануне ее жевало что-то парнокопытное.

Тая и Тимка сидели на парапете набережной под мостом Александра Невского. Тень от перекрестья железных балок дрожала в незамерзшей густой воде. Крупные хлопья снега вихрями залетали с моста и ложились под ноги.

– Мне холодно, – пожаловалась Тая.

– Ничего, зато место надежное, – возразил Тимка. – Никто никак не подглядит и не подслушает…

Тая взглянула на Тимку и почувствовала угрызения совести. Ему, в его тонкой куртке, без шапки и в летних кроссовках, должно быть, еще холоднее, чем ей. Но он же не жалуется…

– Ну так что? – поспешно спросила Тая. – Ты сумел проследить? Тебе удалось выяснить про Антона и других?

– Удалось-то удалось, – Тимка поднял плечи к ушам, так что голова фактически спряталась в кольцах неизменного шарфа. – Да только все это такая же фигня, как и у тебя с игрушками. Можно даже сказать, что все они – одна шайка-лейка. Никакого отношения не имеющая к тому, что нам нужно.

– В каком смысле? Объясни.

– Ну, ходит этот наш Каратаев в свой технический кружок. Чуть ли не со второго класса, как я могу понять. Ходит и ходит. Еще какие-то пацаны там вокруг него обретаются, большинство даже младше Антона. Хотя есть и чуток постарше. Взрослых не видно, и даже руководитель кружка, как я понял, не в теме. Делают они всякие технические штучки, опять же на уровне игрушек. Часть из них как раз и идет туда, где ты разведала, в стоговскую тусовку…

– А-а! Так вот в чем дело! – радостно воскликнула Тая. – А я как раз понять не могла: откуда в Викиных игрушках берется эта компьютерная начинка? Все-таки это достаточно сложно… Теперь все понятно!

– Что тебе понятно?! – злобно огрызнулся Тимка. – Что?! Ты вообще помнишь, о чем речь-то идет?! Как ты себе это вообще представляешь? Серьезные люди поднимают кипеж для того, чтобы подгрести под себя детское благотворительное производство говорящих мишек и собачек? Ну, я не могу, щас описаюсь! Чип и Дейл спешат на помощь! Теперь эти игрушки таинственно и благородно раздают всяким мелким ублюдкам, а потом что – серьезные люди сами в них играть будут? Ой, держите меня, не то умру от смеха! Чего ты вообще в жизни понимаешь…

– Ну обзовись, обзовись, – вполне миролюбиво предложила Тая. – Как Дмитриевский. Может, полегчает?

Тимка мигом остыл, сгорбился, облизнул покрытые желтоватыми корками губы, привычно дернул концы шарфа.

– Хочешь, я за тебя Дмитриевскому в морду дам? – примирительно спросил он.

– Вот радость-то! – польщено отказалась Тая и рассудительно добавила. – Сыщики из нас с тобой, конечно, фиговые, это ты правильно сказал…

– Я – не фиговый, – дернулся Тимка. – Просто пока еще за нитку не ухватился, чтобы все размотать…

– Ну ладно, – согласилась Тая. – Ты не такой. Только ведь ты, как и я, до сих пор не понимаешь, кто они все такие и что делают. Если, конечно, не считать говорящие игрушки и спасение ворон…

– Главное – это теперь узнать, кто за ними стоит!

– А кто-то стоит?

– Это уж, поверь, беспременно. Иначе те не стали бы в это дело влезать…

– Тим, а кто такие те? Бандиты, да? И что у тебя-то с ними?

– Лучше тебе этого не знать, – серьезно сказал Тимка. – Поверь, Коровина, я не в обиду тебе, просто оно и вправду так. Меньше знаешь – лучше спишь. Да и мне за тебя так спокойнее…

– Хорошо, Тима, – опять согласилась Тая. – Но как же ты… Я ведь тоже за тебя волнуюсь…

– Не боись, Коровина, – усмехнулся Тимка. – Ты меня по школе, конечно, придурком считаешь, но я, вообще-то, ушлый. Если все правильно пойдет, оставлю с носом всех сразу…

– Тима, знай, что я вовсе не считаю тебя придурком! – официально заявила Тая.

– Ну спасибо вам! – Тимка дернул худыми ногами и шутовски раскланялся, не слезая с парапета.

– Слушай, Тим… – Тая мечтательно раскрыла темные глаза и подняла взгляд к перекрещенным балкам мостовой изнанки. – А может, они все-таки какие-нибудь пришельцы, а? Ну, пусть не из космоса, а из будущего или из какого-нибудь параллельного мира… Ну вот сколько же есть книжек всяких про это, и фильмов! Откуда оно все? Трудно поверить, чтобы совсем-совсем ничего взаправду не было. Вот представь: у них там уже давно и войн нет, и бедных детей, и болезней тоже… Поэтому они и ведут себя здесь так странно…

– Ага, а тут, в несчастном параллельном прошлом, у них такая практика добрых дел для школьников средних классов? – подхватил Тимка. – Вроде как в заповеднике…

– Точно! Поэтому они и похожи все друг на друга, и смотрят одинаково, и двигаются так… необычно, и носят значки, чтобы друг друга сразу среди здешних людей узнавать. И придумывают, и делают такие забавные детские вещи, вроде этих игрушек. И ты зря ищешь: никаких взрослых за ними здесь вообще нет. Они все в параллельном мире остались… Слушай! – от волнения Тая откачнулась назад и чуть не свалилась с парапета в реку. Тимка поймал ее за отвороты куртки и хорошенько встряхнул. – Да слушай же ты! – отмахнулась от него Тая. – А может, наш Николай Павлович как раз оттуда?!! Приставлен за ними присматривать, чтобы они уж очень не зарывались… Дети все-таки…

– Ага, а настоящий Николай Павлович насовсем погиб в той автомобильной катастрофе! А после они его подменили, и все, что было непохоже, потом списали на болезнь и переживания, а работу он поменял… Жена-то его погибла, а дочь все равно теперь ничего узнать и сказать не может: какой папа был и какой стал… А может, это они ее сами тихонько того, чтобы не разоблачила…

– Нет! Этого никак быть не может! – решительно вступилась за людей из параллельного мира Тая. – Не стали бы они! У них там гуманизм и все такое прочее…

– Ага, сейчас! Держи карман шире! Накося-выкуси! – очнулся от грез Тимка. – Добренькие-то, они как раз страшнее всего. Из своей шкурной выгоды никто такого дерьма не наворочает, как если захотят всех разом счастливыми сделать… Ты же помнишь, как ты их сначала боялась!

– Помню! – Тая передернула плечами. – Теперь меньше. Но это, наверное, потому что мы теперь с тобой вдвоем… А сперва мне казалось, что я вообще с ума схожу…

– Слушай, Тая… – задумчиво произнес Тимка. – Вот ты тут сказала: вдвоем. Я и подумал: а ведь Дмитриевский в той же позиции, что и мы оба. Тоже пришел в новый класс – и нате вам, пожалуйста. Башка у него, ты сама знаешь, – компьютер. И если мы с тобой на сегодняшний день кое-чего уже нарыли, так, может, он тоже чего важное знает? И с нами поделится? А?

– Да пошел он!.. – высказалась Тая. – И ты тоже, если хочешь с ним водиться. Сказал бы сразу: что с толстой девчонкой дело иметь! Надоело!

– Да ладно, ладно! Тайка! Ты чего, реветь, что ли, собралась?! – Тимка спрыгнул с парапета, встал перед Таей, стараясь заглянуть ей в лицо. – Вот дура-то! Да не нужен мне сто раз твой Дмитриевский! Меня он и самого бесит, с самого начала, вместе с его тронутой бабкой и роялем! Обойдемся без него! Я так просто сказал. Да Тайка же! Не будь идиоткой!

Тая всхлипывала все медленнее, нос ее становился краснее, а глаза, опухая, все уже и уже… «Вот красивая пара!» – трезво оценила она со стороны себя и Тимку.

Снег кружился и пропадал в черной глубокой воде. Вокруг бетонных опор моста закручивались медленные страшные водовороты.

– Нету никаких параллельных миров, Тайка, – шмыгнув носом, сказал Тимка и за руку сдернул девочку с парапета. – Только этот один. В нем все и дело… Так что – идем.

Каникулы были как красная с зелеными краями ковровая дорожка, раскатанная в никуда.

– Ты не хочешь съездить в Москву? – спросил перед каникулами Михаил Дмитриевич. – Повидаться… с братом, с друзьями?

– Нет, не хочу, – ответил Дима. – Спасибо, папа.

Накануне младший брат прислал ему рисунок Сфинкса, похожего на лукавую кошку, и подпись к нему, из которой явствовало, что на каникулы он уезжает в Египет. Отец, должно быть, об этом не знал.

Делать на каникулах было абсолютно нечего. Разумеется, всегда оставалась математика, но нельзя же решать задачи по пятнадцать часов подряд…

– Пригласи Таисию в кино, – посоветовала Александра Сергеевна. – Или на выставку.

Дима кивнул головой и промолчал. Александра Сергеевна изготовилась аргументировать. Фаина, всегда хорошо чувствовавшая напряжение хозяев, встала на задние лапки и попросилась гулять. Дима, облегченно вздохнув, пошел одеваться.

В каникулы Дима вообще много ходил по городу. Он где-то слышал, что обыкновенно москвичи не любят Петербурга и наоборот. Ему лично Петербург нравился. Низкое, туманно-клочковатое небо казалось пригодным для личного употребления. Оторвал себе клочок неба, завернулся в него и спрятался ото всех. Очень удобно.

Однажды в Таврическом саду Дима встретил Машу Новицкую. Она сама узнала его и подошла. Заговорили о большом и сложном задании, которое задала на каникулы учительница английского языка, и следующем туре математического конкурса.

– Тая говорит, что там, если выиграть, приз – обучение за границей. И всё оплачивают. Правда?

– Угу, – кивнул Дима. – Правда.

– Ты бы хотел?

– Не знаю. Сначала надо выиграть.

– А как тебе кажется, ты можешь?

– Не знаю, надо попробовать.

– Николай Павлович говорит, что Тая – вряд ли сумеет. А ты – может быть.

– Кому он это говорит? – удивился Дима.

– Не знаю… – смутилась Маша. – Так… слышала от кого-то.

Помолчали. Дима уже хотел попрощаться и уйти. Машина удивительная коса, перекинутая через плечо, навязчиво маячила перед его глазами и напоминала о противоречивом поведении подростков.

– Хочешь, я тебе покажу лужу в горошек? – неожиданно спросила Маша.

– Хочу, – сказал Дима. Лужа в горошек – как это может быть?

– Пойдем, – сказала Маша и привела его на задворки сада, где грузовики разъездили дорогу. В одной из колей вода осталась где-то внизу, а на изнанке замерзшей поверху льдины собрались круглые, размером с рубль, очерченные белым капли. Лужа действительно казалась раскрашенной узором в горошек.

Не зная зачем, Дима наступил прямо в середину лужи. Капли мгновенно сбежались к трещинам и пропали. Вместо лужи в горошек снова получилась грязная колея с осколками льда. Дима опустил голову.

– Извини, – сказал он.

– Ничего, – засмеялась Маша. – Еще намерзнет.

Дима поднял голову и посмотрел на девочку.

– Ты на меня смотришь так, как будто мы только что познакомились, – заметила Маша.

– Это правда, – согласился Дима. – Ты сказала, и я сам понял. Я тебя первый раз вижу… отдельно от всех. Понимаешь?

– Конечно, понимаю, – Маша пожала плечами. – Ну и как я тебе… отдельно?

Дима смутился, потом не глядя, по памяти протянул руку и слегка дернул Машину косу.

– Извини, – снова сказал он. – Мне очень хотелось… хотя вообще-то я девчонок за косы не дергаю… Может быть, пойдем в кино? Или на выставку?

– Пойдем, – легко согласилась Маша.

Когда возвращались из кино, Дима проводил Машу до парадной. Уже совсем стемнело.

– Смотри, звезды, – сказала Маша и указала наверх.

Дима посмотрел. Звезды были чужие и ужасно далеко. Низкое городское небо для индивидуального употребления нравилось ему больше.

– Тебе нравится? – спросила Маша.

– Я редко смотрю на звезды, – признался Дима.

– Почему? У тебя плохое зрение? Но ты не носишь очки…

– Зрение нормальное. Просто так получается…

– Конечно, в городе это не то, – сказала Маша. – В городе они даже не пахнут.

– Как это?! – удивился Дима.

– Когда уже стемнеет, мы с Карениным часто ездим по полям. И вот если вечером на поле посмотреть прямо вверх, то их там много-много… Они перемигиваются разноцветными огоньками, и всегда чувствуется такой странный запах. Как будто внутри звенит тонкая-тонкая струна. Это и есть запах звезд…

– Бабушка, – спросил Дима вечером за ужином. – Как ты думаешь, звезды чем-нибудь пахнут?

Александра Сергеевна задумалась.

– Я полагаю, чуть-чуть – резедой, – наконец ответила она.

– А я думаю, да что там, почти уверен, – мальвазией, – с непонятным воодушевлением возразил Михаил Дмитриевич.

Дима хотел было спросить, что такое резеда и мальвазия, но передумал. «Какая, в конце концов, разница?» – решил он.

И отчего-то загрустил.

Дима шел по тротуару нога за ногу, так медленно, что прохожие, излучая недовольство, то и дело обгоняли его. По времени еще стоял как бы день, но уже сгустились петербургские молочно-жемчужные сумерки и на пепельно-сером небе выступили бледные звезды. Дома стемнели и как будто подернулись дымной кисеей.

Кирилл догнал Диму и молча пошел рядом.

– Ворона жива? – спросил Дима, когда молчать надоело.

– Жива, наверное. Если еще куда-нибудь не впуталась.

– Я думал, ты ее на голубятню понес.

– Так и было. Она там пришла в себя, порвала сетку, заклевала насмерть троих голубей, наелась и слиняла через дырку в полу. Дядя Федор мне потом чуть голову не открутил.

– Вон оно как… – протянул Дима. – А ты ее спасал…

– Что ж, – Кирилл пожал плечами. – Бывает… А твой-то голубь как, живой?

– Вполне. Он вообще-то уже и летать может. По комнате, правда, но все равно. Мне кажется, что у него крыло поправилось. Вернуть его тебе?

– Да как хочешь.

– Я подумаю…

– Подумай… Здесь направо…

– А куда мы, собственно, идем?

– Тимура смотреть. Ты же хотел вроде. Или уже расхотел?

В комнате было не слишком светло, и все же Дима увидел четыре компьютера по четырем углам. На тумбочке посередине лежал пятый, ни к чему, по видимости, не подключенный, – восхитительно тонкий золотистый ноутбук, похожий на большую дорогую шоколадку в обертке.

– Роберт, познакомься, это Дима Дмитриевский, – сказал Кирилл. – Дима, это Роберт.

– Очень приятно, – сказал Дима.

– Проходи, Дима, присаживайся, где тебе удобно, – сказал Роберт.

Хозяин квартиры сидел за одним из компьютеров в очень большом офисном кресле с подножкой. От подлокотников кресла тянулись к стене отдельные провода. Нажав какие-то кнопки или прикоснувшись к сенсорам где-то у себя под руками, Роберт оживил тот компьютер, к которому подсел Дима, и зажег лампу-гуся у него на столе.

«Наверное, у него здесь все механизировано, как в старых фантастических фильмах, – подумал Дима. – И входную дверь он нам открыл на расстоянии. Отчего нет? Забавно…» Он никак не мог определить, сколько лет Роберту. От угла зрения и освещения все менялось. Иногда казалось, что хозяину квартиры едва исполнилось восемнадцать, иногда – можно было дать значительно больше. Впрочем, даже себе Дима стеснялся признаться в том, что с большим интересом, чем Роберта, он рассмотрел бы ноутбук.

– Дима в Москве учился в математической школе, – сказал Кирилл. – А здесь уже выиграл половину международной олимпиады. И еще у него феноменальная память – услышит и что угодно может повторить.