Текст книги "Отвергнутая"

Глава 4
Возвращение Василины

Весть о том, что у Прохора утопилась невеста, разнеслась по деревне в мгновение ока. Но, округляя от ужаса глаза, люди больше говорили о том, что бедняжка утопилась, не вынеся позора, ведь её отец сам всем рассказал о том, что Прохор позвал Василину замуж лишь потому, что перед этим снасильничал её.

Люди косо смотрели на Прохора, но ему было всё равно – он не видел чужих взглядов, он вообще ничего вокруг не видел и не слышал.

После того, как пропавшую Василину за день до их свадьбы нашли на Невестовом озере, жизнь для Прохора словно остановилась, сузилась до размеров его узкой холостяцкой койки, померкла. Он не мог понять, почему она решилась на такое, ведь они оба так ждали свадьбу. Василина любила его, в этом он был уверен. А если любила, то почему утопилась?

В сердцах Прохор порвал новую рубаху, которую приготовил на свадьбу. Порвал, а потом бросил её на пол и принялся яростно топтать. Лицо его в ту минуту было красным от напряжения, а по щекам текли горячие слёзы.

– Василина, милая моя, любимая! Что же мне теперь делать? Как же жить без тебя? – шептал он позже, лёжа на койке и прижимаясь горячим лбом к холодной стене.

Прохор снова и снова вскакивал с постели и начинал метаться раненым зверем по комнате, круша всё на своём пути. Отец с матерью поначалу пытались утешить его, а потом оставили в покое.

– Пусть настрадается вдоволь. Когда он всю боль свою выплачет, ему тогда только полегчает, – сказала мать и скорбно поджала губы.

Она ничего не сказала Прохору о том, что накануне к ним приходил Иван, отец Василины, в стельку пьяный, убитый горем. Он проклинал Прохора и обещался убить его при встрече. Его тоже можно было понять – человек потерял единственную дочь, да ещё и так постыдно.

* * *

Через несколько дней на пригорке у леса покойников, где издавна хоронили неотпетых, собралась горстка людей. С самого утра над деревней нависли тяжёлые серые тучи, шёл мелкий дождь. Дорогу до пригорка развезло, и мужчины еле-еле доволокли до могилы гроб. Иван был очень пьян, его самого едва дотащили до места его собутыльники. Фёдор с Ираидой топтались в сторонке, они не хотели идти на похороны, но решили проследить за сыном – как бы он не напился с горя, взяв пример с Ивана.

Прохор, белый как мел, стоял возле гроба невесты. С его мокрых волос на лицо стекала вода, смешиваясь со слезами.

– Уберите крышку, дайте взглянуть последний раз, попрощаться хочу, – попросил он хриплым голосом.

– Убирайся отсюда, супостат! Василина, доченька моя, из-за тебя, ирода, и утопилась! – с трудом шевеля языком, выговорил Иван и смачно плюнул в сторону Прохора.

Парень сжал кулаки, весь напрягся, но смолчал.

– Не глядел бы лучше, сынок. Утопленница она всё-таки, сколько времени в озере пробыла, распухла вся уж поди, – тихо сказала мать, положив руку на плечо Прохора.

Прохор вытер лицо ладонью, опустился на колени перед гробом и сам сдвинул крышку. Стоящие вокруг ахнули – Василина ничуть не изменилась, как будто смерть не тронула её, как будто озёрная вода не наполнила её изнутри.

Она лежала в гробу, одетая в светлое льняное платье, в тонкие белые руки был вложен жёлтый цветок озёрной купальницы. Пышные рыжие волосы были тщательно расчёсаны и огненными волнами покоились на её плечах. На лице покойницы застыло умиротворение, словно она не умерла вовсе, а просто уснула. Прохор нежно поцеловал невесту в губы, потом прикоснулся к руке, на которой поблёскивало кольцо с чёрным камнем, подаренное им Василине на помолвку.

– Кольцо-то снять нужно, а то поди потянет тебя утопленница за собой, – прошептала Ираида на ухо сыну.

И тут же она решительно наклонилась и начала стягивать кольцо с пальца мёртвой девушки. Но все её попытки были тщетны, кольцо не снималось, как будто намертво приклеилось к тонкому белому пальцу утопленницы. Прохор оттолкнул мать от гроба.

– Оставь! Она моя невеста, пусть с кольцом и будет похоронена.

– Да как с кольцом-то? Нельзя, сынок, – испуганно прошептала Ираида.

Но Прохор лишь зло взглянул в ответ. Взяв крышку, он аккуратно положил её обратно на гроб.

– Всё бы отдал, чтобы вернуть тебя обратно, – едва слышно прошептал Прохор.

А потом он развернулся и пошёл прочь, не дожидаясь того, когда гроб опустят в землю и забросают наскоро землёй.

* * *

Со дня похорон Прохор не поднимался со своей койки. Мать с отцом пытались его растормошить, но он не слышал их, лежал лицом к стене и молчал, не ел, не пил. Когда Ираида меняла наволочки, она увидела, что подушка сына вся мокрая от слёз. Тогда взволнованная женщина сложила наволочку за пазуху, накинула на голову платок и побежала на пригорок, к могилке Василины. Там, встав на колени у свежего холмика, она проговорила в землю:

– Оставь Прохора, Василина, а то помрёт он от тоски. На вот, забери выплаканные слёзы, а новых у него не проси.

Она достала из-за пазухи наволочку, разгребла руками землю на могильном холме и, положив её туда, произнесла:

– Вода-водица, река-царица, заря-зарница, соймите с сына моего Прохора тоску-печаль, унесите на сине море, в морскую пучину, где люди не ходят, на конях не ездят!

После этого она ушла домой в надежде, что сын успокоится и вернётся к привычной жизни. Лето ещё не кончилось, работы было полным-полно, без его помощи им с Фёдором приходилось туго.

Прохор и вправду после этого горевать стал как будто меньше, занялся работой. Он понял, что, когда занят, меньше думает о Василине. Но тоска его по ней ничуть не уменьшилась. Наоборот. Едва Прохор ложился в постель, как тут же на него накатывали воспоминания, да такие яркие, что сердце его рвалось на части. А потом он говорил себе, что Василины больше нет. И каждый раз эти слова убивали его наповал.

– Хоть бы ты пришла ко мне, Василина! Хоть бы ещё один разок на тебя посмотреть, прижать к груди, – жарко шептал он, уткнувшись лицом в подушку…

* * *

И она пришла.

Как-то ночью, когда родители Прохора крепко спали, вдруг ни с того ни с сего тихонько стукнула входная дверь. Прохор не спал, он вздрогнул от этого звука, напрягся, но с кровати не встал, даже не повернулся от стены, как будто знал, что это не вор крадётся, а кто-кто другой. Скрипнули половицы, и Прохор услышал шаги, лёгкие, быстрые. Шаги приблизились к его койке и замерли. Кто-то остановился рядом с ним.

На Прохора будто дунуло сквозняком, стало холодно – он встрепенулся, поёжился. Воздух вокруг него наполнился странным запахом сырости и озёрной ряски.

Прохор весь затрясся, ему нестерпимо хотелось обернуться, посмотреть, кто стоит над ним. Он догадывался, но одновременно жутко боялся увидеть всё своими глазами.

– Василина? – шёпотом позвал Прохор.

Ответа не последовало. Прохор почувствовал, что тело его налилось неприятной тяжестью. Его как будто придавило к койке.

А потом снова послышались шаги. Лёгкие, невесомые, они удалялись от Прохора. Вот уже снова скрипнула входная дверь, и в доме всё стихло. Только спустя несколько минут парень осмелился обернуться, а после – встать с постели. Ноги его ступили в сырость, тянущуюся от его кровати до самой входной двери. Сырость эта пахла озёрной водой.

Прохор был уверен, что это она к нему приходила.

* * *

Следующей ночью утопленница снова пришла. Голые ступни прошлёпали по полу. Прохор хотел обернуться, но снова почувствовал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Василина, ты? – хрипло выговорил он. – Я ждал тебя.

Несколько секунд в комнате было тихо, Прохор слышал, как за тонкой стенкой храпит отец, как под потолком скребётся мышь, как по окнам стучит мелкий дождь. А потом его плеча коснулось что-то мокрое, холодное. Прохор вздрогнул и почувствовал, что Василина легла рядом с ним в кровать, обняла его своими тонкими, ледяными руками.

Она прижалась к его спине, и рубаха тут же промокла насквозь. Прохор задрожал, когда упругая девичья грудь упёрлась ему в спину. Но дрожь его была вызвана вовсе не холодом – по его телу пошли жаркие волны, одна за другой, они заставляли его терять разум от любви.

Прохор перестал понимать, где он находится. Он застонал, когда на лицо его упали густые рыжие волосы, пропахшие озёрной водой, а мягкие губы возлюбленной коснулись его шеи. Страх ушёл, испарился, осталась лишь страсть, жгущая изнутри душу. Не в силах больше сдерживать её, Прохор обернулся и взглянул в лицо той, что вернулась к нему после смерти. Вернулась, потому что их любовь была сильнее смерти.

Прохор смотрел на Василину: это была одновременно она и не она, что-то изменилось в ней, когда жизнь безвозвратно покинула её тело. Она смотрела на него безжизненными глазами, её прекрасное лицо застыло неподвижной маской, кожа отдавала зеленью, некогда яркие веснушки поблекли, стали бесцветными. Но всё же это была его Василина – та, без которой он не мог жить.

– Василина… – прошептал Прохор, жадно впиваясь ртом в приоткрытые влажные губы мёртвой невесты.

Его руки заледенели от холода, идущего от тела любимой, но он не замечал этого. Он тонул в омуте собственной страсти, захлёбываясь холодной, равнодушной, пахнущей тиной любовью утопленницы…

Глава 5
Помешательство Прохора

Утром, едва открыв глаза, Прохор решил, что Василина и то, что между ними случилось ночью, ему приснилось. Слишком уж сказочно всё было. До того сказочно, что не могло быть реальностью. Но, поднявшись, он обнаружил, что вся его постель мокрая, а рядом с кроватью натекла целая лужа воды. Пока мать хлопотала по хозяйству и ничего не замечала, он быстро снял с себя рубаху, поменял простынь и вытер сырость на полу.

– Что-то ты бледен сегодня, сынок. Не захворал ли? – поинтересовался отец, садясь за стол.

Прохор тоже сел, взял ложку и стал ковырять кашу – есть совсем не хотелось, кусок не лез в горло.

– Всё в порядке, батя. Я здоров, просто спалось неспокойно. Аж вспотел весь, постель пришлось менять.

– Утопленница, поди, мучает? Не снится? – спросила мать, подойдя к столу, чтобы положить мужчинам хлеб. – Ты, если что, Проша, не молчи!

Прохор поперхнулся, закашлялся, вспомнив ночной визит Василины. Фёдор же укоризненно взглянул на жену.

– Вот ты, баба! Никогда у тебя рот не закрывается, – возмутился он. – Что за ерунду болтаешь? Дай нам поесть спокойно!

– А что? Бывает такое. Ещё как бывает! Вон у тётки-то моей сестрицу родную муж-покойник за собой на тот свет увёл, – тихим, зловещим голосом проговорила Ираида, разливая по чашкам топлёное молоко. – Две недели прошло с похорон, и иссохла вся баба! Хоронили кости, обтянутые кожей.

– А ну-ка, цыц! – прикрикнул на неё Фёдор, и Ираида обиженно замолчала, отвернулась к плите.

Еле осилив полтарелки каши, Прохор поблагодарил мать и вышел из-за стола, а Ираида взглянула на мужа многозначительным, полным тревоги взглядом.

* * *

Работа хоть и отвлекала Прохора от мыслей о Василине, но всё же остальное время он грезил о ней. Его жизнь стала похожа на огненную круговерть: ночами он почти не спал, лишь дремал пару часов до восхода, а днём, работая, только и ждал наступления темноты. Утопленница приходила к нему каждую ночь. И каждую ночь Прохор отдавался безумной страсти в её холодных объятиях.

Он сильно похудел, осунулся, тело его ослабло, мышцы стали дряблыми, бессильными. Бывало, что он не мог справиться в одиночку с тяжёлой работой, с которой раньше управлялся на раз.

Но, как ни странно, ночью силы возвращались к нему, он любил Василину страстно, неистово. Стоило ему увидеть возле себя её бледное, прекрасное лицо с глазами, которые сейчас стали прозрачными, как озёрная вода, стоило зарыться лицом в густые волосы, коснуться руками упругих округлостей, как он вновь терялся во времени и в пространстве.

Смерть не обезобразила Василину. В конце концов Прохору даже стало казаться, что зелень, которой всё сильнее окрашивалась её кожа, даже к лицу ей. Он привык и к запаху озёрной воды. Едва почуяв его, Прохор терял голову от счастья – Василина здесь, она уже рядом, скоро он заключит её в свои жаркие объятия, отогреет любовью её холодное тело.

Ослеплённый любовью, Прохор не замечал того, что с каждым днём на коже Василины появляется всё больше безобразных трупных пятен, что волосы её становятся всё реже, а их яркий цвет бледнеет, что некогда пышные локоны превращаются в сухие лохматые пряди. Он не замечал и того, что девушка, которая когда-то так страстно целовала его, теперь безразлична и холодна, она лишь принимала его любовь, но ничего не отдавала ему взамен. Василина хоть и отвечала на его поцелуи и ласки, но её прикосновения были леденящими, от них мороз шёл по коже.

Ослеплённый чувствами, Прохор смотрел на неё, любил её, дорожил каждой минутой, проведённой с нею. И каждое утро он, в тайне от матери, сушил простынь, пропитавшуюся озёрной водой…

* * *

Шли дни. Прохору казалось, что так, как сейчас, будет продолжаться вечно, но однажды ночью Василина не легла рядом с ним в постель. Прохор удивлённо взглянул на неё, взял за руку, потянул к себе. Но утопленница оттолкнула его и поднесла к его лицу свою руку, на которой в ночной темноте блеснуло кольцо, его подарок.

– Сними с меня кольцо, – попросила она.

Голос её прозвучал хрипло, незнакомо. В нём не было ни былой нежности, ни ласки, только холодное безразличие. Прохор замер от удивления. До этого Василина не говорила с ним, он думал, что после смерти она больше не может говорить. Оказывается, может. А ведь ему так о многом хотелось поговорить с ней!

– Василина, любимая! – страстно прошептал он. – Почему ты не говорила со мной раньше?

Прохор обнял девушку, но она оттолкнула его и снова поднесла руку к его лицу.

– Сними с меня кольцо! – повторила она.

– Зачем? – удивлённо спросил Прохор.

– Пока на мне кольцо, я не могу стать женой Водника.

– Что? – воскликнул Прохор. – Женой Водника? Но ты моя невеста!

Прохор сел на кровати, нервно взъерошил волосы, взял Василину за руку.

– Василина, я люблю тебя по-прежнему. Я без тебя не могу, – взмолился он, и на глазах его выступили слёзы.

– Ничего не поделать, – холодно ответила она, – я должна стать женой Водника.

Прохор посадил Василину рядом с собой и принялся целовать её лицо и шею.

– Нет, нет, нет, – страстно шептал он.

– Водник ждёт меня. Я утопленница, я должна стать его женой, – монотонно твердила она.

– Нет! – сказал Прохор и посмотрел ей в лицо. – Ты – моя! Ни Воднику, ни самому чёрту я тебя не отдам.

Она медленно поднялась с кровати, оставив после себя мокрое пятно на простыне. Зло взглянув на Прохора, она вдруг схватила его за шею и принялась душить. Прохор покраснел, стал хватать ртом воздух. Лицо Василины страшно искривилось, сморщилось, синие губы безобразно растянулись. Вот теперь она была похожа на покойницу. Прохор хотел закричать, но из горла вылетали лишь сдавленные хрипы. Откуда в мёртвом теле взялась такая сила, этого Прохор не знал.

– Сынок, что с тобой? – раздался за стенкой голос матери, и сразу после этого по коридору послышались её шаркающие шаги.

Утопленница расслабила хватку, а потом отпустила Прохора. Распахнув настежь деревянные створки, она выпрыгнула в окно. Прохор подбежал к окну, почувствовав, как его тело тут же окутала ночная прохлада, входящая в дом. Василина быстро шла к лесу, её длинное белое одеяние светилось во тьме.

– Проша? – испуганно позвала мать, заглядывая к нему. – Ты зачем же окно раскрыл?

– Душно, – недовольно буркнул в ответ Прохор, тяжело дыша и прижимая руки к шее.

– А чего же у тебя постель вся мокрая? – снова спросила она, заглядывая сыну в лицо.

– Кошмар приснился, пропотел весь, – ответил Прохор, отворачиваясь от матери.

Ему хотелось, чтобы мать ушла, оставила его одного. Сердце его рвалось от тоски по Василине, ему надо было перетерпеть эту боль в одиночестве, сжав зубы. Но мать в беспокойстве сновала по комнате, что-то бормотала себе под нос.

– Постель вся мокрая, на полу вода. Ты вскочил, как ужаленный! Что же это такое?

– Мама, уйди! Оставь меня одного, прошу тебя! – закричал Прохор.

Ираида замерла на месте, глянула в дикие глаза сына, и лицо её вытянулось, побледнело.

– Ладно-ладно, Прошенька, ухожу! Вот только бельё у тебя сменю на сухое, а то простудишься…

– Уходи сейчас же! – закричал Прохор, схватил мать за плечи и вытолкал из комнаты.

Потом он схватился за голову и упал на кровать, рыдая в подушку, яростно сжимая кулаками мокрую простыню, вдыхая запах Василины.

– Что там у вас? – спросил проснувшийся от шума Фёдор.

– Плохо дело, Федя, – ответила Ираида, присаживаясь на край кровати, – всё, как я и говорила.

Какое-то время она смотрела в стенку перед собой, шепча под нос молитву, а потом повернула голову к мужу и произнесла взволнованным шёпотом:

– Пора к ведьме Игнатихе бежать, если хотим сына живым видеть. Спасать надо Прохора, сам уже не спасётся…

* * *

Утром, отправив мужчин на работу, Ираида собрала в узелок гостинцы: горшочек масла, кринку сливок и румяный, тёплый ржаной каравай. Ведьма в деревне была вредная и без гостинцев к себе не пускала. Ираида не в первый раз шла к Игнатихе, но в другие разы она ходила с кем-то из женщин, да по всякой мелочи, а сейчас шла одна, по важному делу и сильно волновалась, прижимая к груди узелок и то и дело высматривая за рябинами маленький покосившийся домик ведьмы.

– За сына, что ль, пришла просить? – спросила ведьма, встретив Ираиду у калитки.

Та остановилась, поклонилась Игнатихе и взмолилась:

– Помоги, Игнатиха! Погибает сынок! Как утопшую невесту схоронил, так всё сохнет по ней. И ходит она к нему. Ходит и ходит, в покое не оставляет.

– Платок-то закапывала на её могиле? – сухо спросила старуха.

– Закапывала и наговор читала. Ничего не помогает. Вся надежда на тебя! – всхлипнула женщина и вытерла лицо кончиком платка.

– Подарки-то принесла? – снова спросила старуха, присматриваясь к узелку, который Ираида держала в руках.

– Принесла! И ещё принесу вдвое больше, если поможешь!

Игнатиха отворила калитку, впустила Ираиду и, с трудом переставляя ноги, повела её в свой маленький, почти развалившийся от старости, дом.

– Часто ль утопленница у вас бывает? – спросила ведьма, пряча гостиницы в шкаф.

– Каждую ночь приходит, окаянная.

Ираида прижала ладони к лицу, вытирая непрошенные слёзы.

– Мало тебе сырости в своём доме, так ты ещё у меня её разводишь, – недовольно проворчала старуха. – На, выпей, успокоишься.

Игнатиха протянула Ираиде чашку со сколотым краем. В чашке был свежий, ещё дымящийся травяной отвар, и женщина сделала несколько глотков.

– Хорошо, что пришла. Если не отвадишь утопленницу, то помрёт твой Прохор, и очень скоро, – сказала Игнатиха.

Она положила перед собой кусок мешковины, насыпала на него горсть соли и заговорила на соль тихим низким голосом:

– Заговариваю не соль, заговариваю женихову боль. Восстанет мой дух стеной, поднимется буйной волной, смоет покойницу в её раздольницу, в озеро глубокое, в омут тёмный, на дно липкое, илистое. Не шагнёт ни шага утопленница, пусть ноги её увязнут, пусть очи её иссохнут, пусть чрево её озёрные черви съедят…

Нашептав своё заклинание, ведьма завернула соль в мешковину и протянула кулёк Ираиде.

– На, рассыпай соль вокруг дома. Обожжётся утопленница, не пройдёт через неё.

Ведьма встала, сняла со стены пучок сухой травы, пошептала на него и тоже протянула женщине.

– Эту траву Прохору в питьё подмешивай. Спать будет с неё крепко, спокойным станет, в сон его будет всё время клонить, но то к лучшему. Пусть спит, ему оправиться надо.

Ираида сложила соль и траву за пазуху и уже собиралась идти, но ведьма снова заговорила:

– Куда торопишься? Самое главное теперь слушай. Только это может морок с Прохора твоего снять.

Ираида замерла, вся обратилась в слух, тогда ведьма наклонилась, обдав её горьким запахом трав, сказала:

– Женить его надо. Только живая жена сможет из сердца утопшую невесту выгнать…

– Да как его женить-то? Если он только об своей Василинке думает! – воскликнула Ираида.

– А ты ему под матрас какую-нибудь вещицу девушки положи и приворот прочитай. Я тебя научу.

Игнатиха подозвала Ираиду к себе поближе и на ухо прошептала ей приворотные слова.

– Запомнила? А теперь ступай. Устала я.

Ведьма выпроводила женщину и закрыла за ней дверь. А Ираида встала на крыльце, вздохнула, задумалась. Кто сейчас за Прохора замуж пойдёт? Весь исхудал, иссох, глаза впали. Из красавца в больного калеку превратился. Кому нужен такой? Если только…

У Ираиды вдруг загорелись глаза, и она скорее побежала к дому, по дороге обдумывая свой хитроумный план женитьбы сына.