Текст книги "Отвергнутая"

Глава 6
Любовь к утопленнице

Утопленница вновь шла к дому Прохора. Но он её не ждал. В этот раз, стоя у окна за занавеской, её ждала Ираида. Кутаясь в шерстяную шаль, она пристально смотрела в ночную тьму, в которой ей то и дело мерещились мрачные тени и жуткие чудища. Прохор крепко спал, опоенный травой, которую дала Ираиде ведьма Игнатиха. Фёдор тоже спал, она ничего не сказала мужу ни про соль, ни про травы. Мужчины в таких делах не помощники.

И вот утопленница появилась – вышла из-за деревьев и пошла прямо по тропинке к их дому. Подол её длинного светлого платья трепал ветер, волосы взлетали в стороны, падали на лицо. Подойдя к забору, утопленница резко остановилась, видно, почуяла заговорённую соль, которую Ираида днём рассыпала вокруг дома.

Вид у утопленницы был жуткий: мокрые, растрёпанные волосы закрывали лицо, со спутанных прядей на землю стекала вода. Руки вытянулись, обвисли почти до земли, пальцы скривились, почернели.

– Страх-то какой! – ахнула Ираида.

Она прижала дрожащие руки к груди, отошла от окна. Глаза утопленницы горели в темноте, она неотрывно смотрела на Ираиду, как будто видела её, притаившуюся в темноте. Вытянув вперёд руки, утопленница прошептала:

– Прохор!

Шёпот разнёсся по округе, смешался с шелестом листьев. Ираида задрожала, затряслась всем телом. От страха она даже позабыла слова молитвы, подготовленной от нечистой силы.

– Прохор! – шептала утопленница, и от этого шёпота душу Ираиды пронизывал лютый холод.

Утопленница медленно пошла вокруг дома и, обойдя его кругом, снова остановилась напротив окна.

– Уходи, уходи, проклятая тварь! Я тебе сына не отдам! – сквозь слёзы шептала Ираида, заламывая руки. Так страшно ей никогда в жизни не было.

Утопленница стояла возле дома долго, до первых петухов. А услышав их крики, развернулась и пошла обратно к лесу.

Вскоре проснулся Прохор – соскочил с кровати и принялся ходить по комнате, опустив голову, будто искал что-то на полу. К тому времени Ираида уже упокоилась, напилась чаю.

– Как спалось тебе, Проша? – ласково спросила она у сына, когда он вышел на кухню.

– Давно так крепко не спал. Как убитый! – ответил Прохор и внимательно посмотрел на мать. – А ты, маманя, ночью ничего подозрительного не слыхала?

– Не слыхала, – как ни в чём не бывало, откликнулась Ираида, ставя перед Прохором на стол тарелку дымящейся каши, – ночь и вправду была спокойная.

Ираида заметила, что Прохор стал задумчив, и поспешила поскорее отправить его на работу.

* * *

Когда мужчины ушли, Ираида побежала к Шуре. Та работала на огороде. Поначалу она не хотела говорить с матерью своего бывшего жениха-изменника, но потом сняла с головы платок, присела на лавку в тени высокой яблони и вытерла кончиком платка пот со лба.

– Ты меня, Шура, слушай, да не перебивай, – строго сказала Ираида. – Плох мой Прохор, покойница Василинка его на тот свет тянет. Ведьма Игнатиха велела его женить как можно скорее.

– А я тут причём? – удивлённо округлив глаза, спросила Шура.

– Я хочу, чтоб Прохор на тебе женился. В твоих объятиях он быстро Василинку эту забудет. Ты лучше всех девок в нашей деревне. Уж как мы переживали, когда Прохор…

– Нет, – перебила её девушка, – Прохор меня на всю деревню опозорил! А я должна идти ему в ноги кланяться?

– Да почему же кланяться? Просто выслушай его, – проговорила Ираида, ласково гладя Шуру по руке.

– Нет, я на него в обиде, – сказала Шура и отвернулась.

– На обиженных воду возят! – в сердцах выпалила Ираида. – А те, кто похитрее, не обижаются, а смекают для себя, как впредь быть умнее. Ты думаешь, в семьях мужья не гуляют? Гуляют, ещё как. Вон мой Фёдор по молодости всё только на баб и заглядывался. Несколько раз я его из чужих коек вытаскивала! Вот те крест. Но я хитрая была, поэтому те-то потаскухи теперь одни свой век коротают, а я с мужем своим законным живу, горя не знаю.

Шура изучающе посмотрела на Ираиду, вздохнула шумно и горестно.

– Я же знаю, ты всё ещё любишь его, – вкрадчивым голосом снова начала Ираида.

– Нет, нет и ещё раз нет! – обиженно воскликнула Шура и насупилась. – Не стану я снова перед ним унижаться и перед людьми позориться.

– Милая моя, он к тебе сам придёт. На коленях приползёт! – не унималась Ираида, теребя кончики своего цветастого платка.

– Пусть ползёт. Я прогоню его взашей. Даже не посмотрю в его сторону! – ответила Шура резко и холодно.

Она встала и пошла работать дальше. Платок упал с её колен на землю, но взволнованная девушка этого не заметила.

Ираида быстро схватила платок и спрятала его за пазуху. Потом оглянулась по сторонам, поправила платье и, как ни в чём не бывало, пошла со двора. А вечером она нашептала на Шурин платок приворот, который ей подсказала Игнатиха, и положила платок под кровать Прохора.

– Не для того я тебя рожала, Проша, чтобы при своей жизни хоронить! Посмотрим теперь, как утопленница твоя будет локти свои гнилые кусать, – тихо сказала женщина, а потом пошла на кухню готовить мужчинам ужин.

* * *

Несколько дней Ираида жила, словно в страшном бреду: ночью ей было не до сна, утопленница приходила к их дому и бродила вокруг, звала Прохора до самого утра. Каждый раз Ираида стояла около окна, дрожала от страха в темноте и молилась, чтобы нечисть не проникла в дом.

Прохор же спокойно спал под действием трав, которые мать по-прежнему подмешивала ему в питье. От этих заговорённых трав он, как обещала Игнатиха, стал спокойным и сговорчивым. О Василине больше не спрашивал, как будто напрочь забыл о ней. И вот однажды Ираида решилась поговорить с ним насчёт женитьбы.

– Шура-то тебя по-прежнему любит, сынок. Ты бы сходил к ней вечером, извинился, – тихо сказала она, – вдруг бы получилось у вас что.

– Хорошо, схожу, – спокойно ответил Прохор и посмотрел на мать безразличным взглядом.

– Сходи-сходи, сын! – сразу же встрепенулся Фёдор, до последнего не веривший в то, что задумка жены исполнится. – Насчёт родителей её не волнуйся, я с ними сам переговорю. Думаю, они на тебя зла уже не держат. К Шурке всё равно никто больше не сватается.

* * *

Спустя месяц Прохор ждал Шуру на вечёрке, ходил взад и вперёд в стороне от пляшущих парней и девок. Когда он пришёл к ней тогда по наказу матери с извинениями и корзинкой яблочных пирогов, бывшая невеста поломалась-поломалась, да и сдалась, простила Прохору всё его былые прегрешения. Они прогулялись за деревней вдвоём, а потом долго сидели в поле за высоким стогом сена.

– Говорят, одиноко тебе после смерти Василины, в себя прийти не можешь, – тихо сказала Шура, склонив, как раньше, черноволосую голову Прохору на грудь.

– Да, но рядом с тобой получше, – без особых эмоций отозвался Прохор.

Он послушно сделал всё так, как велела мать, и теперь чувствовал, как будто ему и правда стало хорошо и спокойно рядом с Шурой. Вот только любви не было. Он убрал за спину тёмные косы, прильнул к мягкой, пышной груди девушки, обхватил её широкую талию и поцеловал в губы. Но ничего не дрогнуло, даже не встрепенулось у него внутри от этого поцелуя. Он не любил Шуру, но мать сказала, что без жены ему не выжить. Значит, он на ней женится. Шура, так Шура. Какая разница, какая жена?

– Будешь снова моей невестой, Шура? – спросил Прохор, заглянув в преданные глаза девушки.

Она зарделась от удовольствия, потупилась, а потом тихо проговорила:

– А ты сначала пообещай, что больше не обидишь меня.

– Обещаю, – без раздумий ответил Прохор.

Он снова прижался губами к Шуриным губам, и её ответный поцелуй был гораздо красноречивее слов. А потом она вдруг оттолкнула его.

– Я хочу, чтоб в этот раз ты точно моим мужем стал, Проша, – глядя в сторону, смущённо прошептала Шура, – поэтому отвернись.

Прохор непонимающе посмотрел на неё, но послушно отвернулся, рассматривая сухие травинки в стоге сена. А когда Шура вновь позвала его, он раскрыл от удивления рот – девушка стояла перед ним совершенно нагая. Платье, которое она скинула с себя, лежало возле ног.

– Хочу твоей стать прямо сейчас. Тогда у тебя выбора не будет, Проша. Женишься, никуда не денешься.

Прохор не знал, что ответить, он вскочил на ноги, нагнулся, схватил Шурино платье и протянул его ей. Но Шура схватила его за шею, властно притянула к себе и начала целовать. Девичья грудь манила Прохора, он обхватил ладонями пышные округлости, провёл руками по бархатистой коже, удивляясь тому, какая она тёплая и приятная на ощупь. Платье выпало из его рук, а вскоре и они с Шурой упали за ним в мягкую траву.

Страсть вовсе не кружила Прохору голову так, как когда-то кружила с Василиной, но он чувствовал, что Шуру ранит его отказ. Поэтому он стал её мужем до свадьбы – в тот тёплый вечер, за стогом сухого сена…

И вот теперь Прохор ждал Шуру, чтобы в последний раз перед скорой свадьбой поплясать с ней на вечёрке в общем кругу, «выплясать дурь молодецкую», как говорили родители. Они с Шурой договорились сходить ненадолго, поэтому родителям Прохор даже ничего не сказал – не успеют его потерять. Шура же всё не шла, видимо, долго прихорашивалась. Уже стемнело, и Прохору вдруг стало неспокойно от того, что её нет рядом.

О Василине он хоть и не думал, вспоминал её лишь изредка, как что-то далёкое, канувшее в прошлое, но в этот вечер у него внутри теребило и жгло, и он не мог понять, что именно его беспокоило. Вроде бы весь день на душе было спокойно, и вот теперь снова засвербило внутри.

Прохор отошёл в сторону и оглянулся по сторонам. Поляну по периметру освещало несколько костров, но за ними была кромешная темнота, которая накрывает землю по вечерам на исходе лета. Прохору вдруг показалось, что из темноты кто-то пристально смотрит на него. От этого неприятного чувства по телу побежали мурашки. А потом он услышал шёпот. Он звучал так, как будто это трава вокруг шелестела:

– Проша, иди сюда!

Прохор взглянул на стоящих неподалёку девушек, но те словно не слышали этого звука. Он развернулся и увидел в темноте две светящиеся точки – чьи-то глаза. От испуга Прохор попятился назад, поближе к кострам. Но шёпот повторился, и в этот раз он прозвучал громче и настойчивее.

– Проша! Иди сюда!

Вот он уже различил силуэт девушки. Она стояла в темноте в длинном светлом платье и тянула к нему руки. Белая кожа, рыжие волосы…

– Василина! – выдохнул Прохор.

– Что? Ты это мне? – улыбаясь, спросила темноволосая, румяная девушка, решив, что он обращается к ней.

– Не тебе, – тихо ответил он и медленно пошёл в темноту, навстречу утопленнице.

В ту минуту у Прохора было странное ощущение – он вспомнил о том, как Василина приходила к нему ночами, вспомнил, как жарко любил её, но воспоминания эти были размытыми, как будто всё это было очень давно. Как будто он не видел Василину не месяц, а несколько десятков лет.

Прохор ушёл с освещённой поляны, и сразу же его окутала густая, влажная темнота. Трава под босыми ногами была мокрая и прохладная от росы, небо над головой напоминало рассыпанный по чёрному шёлку мелкий серебристый бисер – так много на нём было звёзд. Луна, яркая, белая, бросала на деревья, кусты и травы свой слабый холодный свет, но он не мог рассеять чёрную тьму ночи.

Прохор шёл на зов Василины. И чем ближе он подходил к утопленнице, тем ярче всплывали в его голове воспоминания о ночах, проведённых в её объятиях, тем больший жар разгорался в его теле. Когда он остановился напротив неё, то вновь увидел ту прекрасную девушку, которая свела его с ума при первой встрече.

– Иди ко мне, Проша! – тихо проговорила Василина.

Прохор хотел подойти, но вспомнил о Шуре и о данном ей обещании.

– Ты мертва, Василина. Уходи и больше не возвращайся, а не то я сойду с ума, – с трудом пересиливая себя, хрипло проговорил Прохор. – Я женюсь на Шуре, скоро свадьба.

На красивом лице девушки мелькнула тень. Она подошла к Прохору и коснулась его пылающей щеки своими холодными губами, положила влажные руки ему на грудь.

– Как же так, Проша? С меня кольца своего не снял, а сам собрался жениться на другой? – ласково спросила она.

Он что-то нечленораздельное промычал ей в ответ, закрыв глаза, чувствуя, что его начинает трясти от близости той, которую он так безумно любил.

– Нет, Прохор, ты мой жених, – произнесла Василина.

Прохор открыл глаза, Василина стояла перед ним полностью обнажённая. Её белая кожа светилась мягким сиянием, глаза сверкали, полураскрытые губы манили влажным блеском. Прохор сделал навстречу лишь один маленький шаг, но этого было достаточно – его тут же закружил водоворот дикой страсти. Он прижался губами к тонкой шее Василины и начал покрывать поцелуями её тело. Он снова весь был в её власти – во власти утопленницы. Скажи она ему сейчас, чтобы он прыгнул в костёр на поляне, он бы не задумываясь это сделал.

– Прости меня, прости. Я только с тобой хочу быть. Я же умру без тебя, Василина, умру, если ты снова оставишь меня, – страстно шептал Прохор, теряя разум в объятиях Василины.

* * *

Когда всё закончилось, Прохор, обессиленный и счастливый, лежал в траве, тяжело дыша. Утопленница гладила его по голове холодными руками.

– Приходи завтра после полуночи на Невестово озеро. Водник там будет меня в жёны брать. Не отдавай меня ему, коли любишь. Не хочу на дне озера жить. Холодно там и мокро…

– И не отдам. Не отдам! – ответил Прохор, а потом задумался.

Завтра после наступления темноты нельзя будет людям из домов выходить – примета такая. Навья ночь, нечисть гуляет! К себе утаскивают всякого живого, кого встретят.

– Боишься? – Василина оттолкнула Прохора, взглянула пристально ему в глаза.

– Не боюсь, – яростно воскликнул Прохор, в голосе его прозвучало негодование, – скажешь – пойду!

– Если любишь меня, Проша, то не только покойников не испугаешься, но и самого чёрта.

Прохор закивал головой, потом обхватил руками холодное девичье тело, сжал в крепких объятиях. Поцелуи и ласки утопленницы были сильнее ведьминых заклинаний. Прохор, падая с Василиной в траву, вновь позабыл о Шуре и обо всех своих обещаниях.

* * *

– Захворал, значит? – прошептала Шура, присаживаясь на край постели Прохора.

Накануне она прождала его на вечёрке больше двух часов, но так и не дождалась. Парни сказали ей, что Прохор был, да куда-то ушёл. Раздосадованная девушка пришла к его дому и начала стучать в окно.

Ираида, услышав стук и увидев под окном будущую невестку, сразу поняла, что что-то тут не так, что-то плохое случилось с Прохором. Не успела она вечером дать ему питье с заговорённой травой, наверное, Василина его опять заманила в свои объятья.

– Скоро ли сгниёт эта тварь проклятая! – зло выругалась Ираида и пошла отпирать дверь.

Но, взглянув на Шуру, она печально и кротко улыбнулась ей.

– Здравствуйте, дома ли Прохор? – спросила Шура, нервно теребя в руках свою косынку.

– Шурочка, маковка, Проша-то дома, слёг с болезнью, лежит, мечется в горячке. Ты не серчай на него, он головы от подушки поднять не может. Приходи завтра.

Шура подозрительно посмотрела на Ираиду, но лицо женщины было таким взволнованным, что она вздохнула и кивнула в ответ, отходя к калитке.

И вот теперь она сидела возле Прохора и внимательно всматривалась в его бледное лицо, пытаясь увидеть в нём следы обмана, но ничего не видела. Прохор и вправду был болен.

– Хорошо, хоть жар спал. А то я всю ночь не спала – полотенцем его обтирала, – жаловалась Ираида, надеясь, что будущая невестка не заметит её вранья.

Накануне, дождавшись Прохора, Ираида сразу всё поняла по его дико горящим глазам и принялась что есть силы лупить сына мокрой тряпкой.

– Кобелина ты такой! На свою беду повстречал ты эту проклятую Василину! Я её из могилы-то достану и глаза-то ей повыколупываю, чтобы она сюда дорогу больше не нашла! – кричала Ираида.

Прохор не слушал её. Он так, как был, прямо в сырой одежде, пропахшей озёрной тиной, повалился на кровать. Бледный, худой, со сверкающими глазами, он вдруг сгорбился, как дряхлый старик, а в его чёрных, как смоль, волосах, Ираида с ужасом обнаружила седую прядь.

– Больше я тебя до свадьбы из дома не выпущу! – прошептала Ираида.

Потом она заварила Прохору заговорённую траву и дрожащими руками по капле принялась вливать отвар в губы спящему сыну. Утром Прохор не проснулся, спал он и днём, когда Шура пришла проведать его.

– Надеюсь, к свадьбе поправится, – грустно проговорила девушка и, поцеловав Прохора в горячий лоб, пошла к двери.

– Не переживай, голубушка. Мы его быстро поставим на ноги. Иди, ни о чём не волнуйся!

Затворив дверь за Шурой, Ираида снова стала поить Прохора отваром.

– Спи, родной, спи крепко, – шептала она, – сегодня ночь нечистая. Поди, как придёт опять твоя утопленница к дому. Уж я её тогда…

* * *

Ираида сидела возле свечки с шитьём в руках, но шить не получалось: иголка то и дело выскальзывала из дрожащих пальцев, а стежки выходили кривыми, небрежными. Когда стрелки часов приблизились к двенадцати, свечка на столе вдруг ни с того, ни с сего затрещала, а потом пламя её заплясало и потухло.

От окна на Ираиду словно дунуло холодным воздухом. Она отодвинула занавеску и посмотрела на улицу. Возле калитки стояла утопленница, и прямо над её головой в чёрном небе висела полная луна. Ираида перекрестилась, увидев эту картину, и затряслась, услышав знакомый шёпот, пробирающий до самого нутра.

– Прохор! Прохор! – позвала утопленница.

Из комнаты Прохора послышались стоны, и Ираида вздрогнула, побежала скорее к сыну. Тот метался по кровати, словно хотел проснуться, но никак не мог совладать с собой.

– Прохор!

Шёпот утопленницы оглушал Ираиду, звучал внутри её головы. Она изо всех сил прижала ладони к ушам сына, чтобы он не услышал, не проснулся, но тот оттолкнул её и сел на кровати. Глаза его бешено засверкали.

– Прохор! – позвала Василина, и он вскочил на ноги, осмотрелся по сторонам, выглянул в окно.

– Стой, сыночек! Она же мёртвая! Она тебя сегодня за собой на дно озера утащит! Ночь нечистая! – завопила Ираида, вцепившись обеими руками в рубаху сына.

– Фёдор! Да что же ты, старый олух, оглох, что ли? Помогай, держи его!

Но проснувшийся Фёдор, забежав в комнату, увидел лишь то, как Прохор прыгает в открытое настежь окно.

Ираида закрыла лицо руками и зарыдала в голос.

– Всё. Не видать нам с тобой больше сына живым. Утащит теперь его с собой проклятая утопленница…

Глава 7
Договор с Водником

Василина быстро шла по лесу, Прохор шёл следом за ней, пытаясь не отстать. Лес покойников был наполнен уже по-осеннему холодным туманом. Сквозь него едва пробивался свет полной луны.

Прохор был готов к тому, что путь предстоит не из лёгких, но когда кто-то схватил его за рукав, он вскрикнул от неожиданности. А потом в его плечо вцепилась тощая, почерневшая рука. С трудом разжав иссиня-чёрные пальцы, Прохор оттолкнул от себя руку, не смея взглянуть на того, кому она принадлежит. А в следующую секунду он услышал рядом с собой жуткий смех.

– Женишок! Смотрите-ка, бабы! – тонкий, скрипучий женский голос заставил Прохора обернуться.

В паре шагов от него стояла женщина с короткой кривой шеей. На шее была туго затянута верёвка, конец которой свисал до самой земли. Из приоткрытого тёмного рта покойницы вывалился и свисал до подбородка фиолетовый язык. Это была висельница, он даже помнил её. При жизни женщину звали Аглая, она жила в их деревне и повесилась несколько лет назад, узнав, что её мужа убили в пьяной драке.

Прохор в ужасе попятился. И тут на него, растерянного и испуганного, напрыгнула другая покойница, распухшая, страшная, с кожей, сплошь покрытой струпьями и гнилыми пятнами. Её он узнать не мог.

– Мой женишок! – проговорила она ему на ухо чёрными губами.

В нос Прохору ударил тошнотворно-сладкий запах тлена. Он упёрся руками в обвисшую, мягкую, как кисель, грудь и с силой оттолкнул от себя покойницу. Она повалилась на землю со странными хлюпающими звуками, словно внутри у неё что-то лопнуло и расплескалась. А потом изо рта и носа женщины потекла мутная вода, она лилась на землю ручьём, заливая всё вокруг.

Не успел Прохор подняться на ноги, как на него со всех сторон набросились покойницы, пытаясь повалить на землю. Их пронзительные, противные голоса оглушили его.

– Мой жених!

– Нет, мой!

Прохор сжал зубы, пытаясь сопротивляться мощному натиску. Восставшие из своих могил женщины с дикими воплями рвали на нём одежду, впивались гнилыми зубами в его плоть, словно хотели съесть его. Прохору даже на долю секунды показалось, что нет никакой возможности выбраться живым из их лап. И тут над лесом раздался оглушительный визг. Покойницы замерли, повернули искажённые жуткими гримасами лица в сторону душераздирающего звука. Это кричала Василина.

– Чего орёшь, дура? Мы его первыми нашли! Убирайся отсюда восвояси! – прорычала одна из покойниц, толстая и дородная баба с синяками на лице.

Василина медленно повернула к ней своё бледное, строгое лицо и тихо проговорила:

– Я его к Воднику веду. А ну убрали прочь свои лапы! Или хотите, чтобы Водник сам за ним в лес пришёл?

Покойницы отпустили Прохора, кто-то из них сразу отполз в кусты, другие пригнулись к земле и зашипели злобно, обнажая чёрные зубы. Толстая баба убрала от Прохора руки последней.

– Ты батюшку Водника не тревожь! – испуганно сказала она Василине.

– Тогда пусть твои подруги свои гнилые руки не распускают на чужое!

Она зыркнула на толстуху, взяла Прохора за руку и быстро повела его за собой. Весь оставшийся путь тощие руки покойников отовсюду тянулись к Прохору, но ни одна из них до него не дотронулась.

* * *

Вода Невестова озера шла крупной рябью от налетающего ветра, который заставлял Прохора трястись от холода. Ночи уже стояли холодные, а он был в одной тонкой рубахе. Василина привела его на берег и исчезла, Прохор услышал лишь тихий всплеск воды неподалёку.

– Василина! Василина! – закричал он, чувствуя, как его окружает густой озёрный туман.

В эти места люди не ходили, но о Невестовом озере передавались из уст в уста страшные байки, то ли правдивые, то ли выдуманные. Поэтому Прохору было неспокойно. Он то и дело тревожно оглядывался по сторонам, вздрагивал от каждого шороха.

Когда до его ушей донёсся тихий девичий смех, Прохор обернулся, но не увидел никого вокруг. Смех между тем звучал всё ближе и ближе. А потом из зарослей рогоза выпрыгнула девушка с бледным лицом и круглыми выпученными глазами. Длинные мокрые волосы облепили её худое, обнажённое тело. На голове девушки был венок, искусно сплетённый из белых водяных лилий.

Девушка подбежала к Прохору и, смеясь, принялась щекотать, а потом обвила холодными руками его шею и поцеловала прямо в губы. Она пахла тиной, Прохору стало душно от этого запаха, от вкуса её солёных губ к горлу подступила тошнота, а грудь сдавило от нехорошего предчувствия.

– Кто ты? Где Василина? – спросил он хриплым голосом, оттолкнув от себя девушку.

Но она ничего не ответила, лишь засмеялась в ответ и юркнула в заросли рогоза. И тут по озеру пошли сильные всплески, и из тёмной воды, одна за другой, на берег побежали обнажённые, длинноволосые девушки. Они смеялись, брызгали друг в друга холодной водой и ничуть не стеснялись своей наготы. У Прохора закружилась голова, он понял, что всё это утопленницы, и ему показалось, что у всех них одинаковые лица.

Последней из озера вышла Василина. На ней, как и на её сёстрах, не было платья, она была голая, лишь венок из лилий украшал распущенные волосы, которые всё ещё были светло-рыжего цвета. Василина не веселилась, она шла к берегу, опустив голову, и Прохор готов был поклясться, что видел, как из печальных глаз девушки капают в озёрную воду прозрачные слёзы.

– Василина! – позвал Прохор, и тут же смех утопленниц стих, над озером повисла гнетущая тишина.

Она повернулась к нему, и её безразличный взгляд напугал парня. Василина была похожа на них – остальных утопленниц. Совсем скоро её глаза поблекнут, наполнятся озёрной водой, волосы окончательно выцветут, и от прежней Василины не останется ничего…

Девушки зашли по колено в воду, остановились ровным рядом, взялись за руки и затянули песню. Их пение было больше похоже на заунывные стоны, на плач по короткой и навсегда потерянной жизни. Василина стояла между двумя другими утопленницами и тоже раскачивалась из стороны в сторону. На Прохора она больше не смотрела, хоть он и звал её.

Через некоторое время вода озера забурлила, поднялась высокой стеной, и Прохор осел на землю, которая затряслась под ним ходуном. Из глубин Невестова озера на поверхность поднималось что-то огромное, тёмное, жуткое. Всё вокруг задрожало, даже утопленницы сбились в кучку на берегу.

Это был Водник – дух, живущий на дне озера. Его крупное зелёное тело было покрыто плотной чешуёй, переливающейся в лунном свете. По бокам круглой головы в разные стороны торчали наросты, похожие на плавники. Нос был широкий и приплюснутый, губы – толстые, тёмные, мясистые. Круглые глаза внимательно смотрели по сторонам. Он расправил широкие плечи, вытянул вверх длинные мощные руки, похожие на щупальца, и раскрыл рот, в котором виднелось множество острых зубов.

– Где невеста? – с трудом выговаривая каждое слово, произнёс дух.

Утопленницы засуетились, подтолкнули вперёд Василину. Она взглянула на Водника своими безразличными, пустыми глазами и вышла вперёд. Прохор замер, сжав кулаки. Он слушал шумное, булькающее дыхание водяного духа, смотрел, как по его лицу и телу течёт мерзкая, зловонная слизь, и ненависть капля за каплей вытесняла из его груди страх.

– Сняла кольцо? – прохрипел Водник и склонился над Василиной.

Он схватил её за руку, но, увидев блеснувшее на пальце кольцо, раскрыл огромный рот, обнажив зубы, и закричал. Его страшный вопль сотряс воздух, воды озера заволновались, пошли крупными высокими волнами. Прохора захлестнуло волной, и он в тот же миг оказался в ледяной воде. Утопленницы, желая помочь, подбежали к Василине и с яростными криками стали стаскивать с её пальца кольцо, но оно никак не снималось. Девушки визжали – то ли от страха, то ли от негодования.

Дальше тянуть было нельзя. Чем дольше ждёшь схватки, тем больше растёт страх перед ней. Прохор поднялся на ноги, чувствуя, как ступни вязнут в илистом дне.

– Эй, Водник! – прокричал он, грозно нахмурив брови. – Это моё кольцо! Василина – моя невеста. И я тебе её не отдам!

Утопленницы замерли, а потом завизжали и разбежались в разные стороны, прячась в прибрежных кустах. Прохор слышал тяжёлое дыхание Водника и чувствовал, как глухо бьётся в груди его собственное сердце. Василина обернулась к Прохору, и в её глазах промелькнуло что-то давно забытое – отголоски чувств, которые она испытывала при жизни. Всё внутри у Прохора затрепетало, когда он увидел взгляд любимой, наполненный смыслом, а не холодной озёрной водой.

Водник изучал объявившегося соперника, смотрел на него темными круглыми глазами несколько долгих секунд, во время которых ноги Прохора совсем окоченели.

– Так любишь, что пришёл за ней в нечистую ночь? – булькая, проговорил дух.

Прохор кивнул.

– Так любишь, что не побоялся покойников?

Прохор опять кивнул.

– Так любишь, что не чувствуешь запаха мертвечины, которым разит от твоей невесты?

И снова Прохор кивнул не задумываясь.

Лицо Водника скривилось в гримасе ярости. Зелёная чешуя его набухла, почернела. Он вскинул толстые руки и изо всех сил шлёпнул длинными растопыренными щупальцами по озёрной глади. Огромный водный столб поднялся в воздух, а потом рассыпался вокруг миллионами мелких брызг.

Прохор покачнулся, упал в воду, и тут же мощной подводной воронкой его закрутило и унесло на глубину, в тёмный омут. Он задержал дыхание, пытаясь не захлебнуться озёрной водой. Бешено работая руками, он стремился выплыть на поверхность, но его затягивало всё глубже и глубже. Казалось, у озера нет дна, и оно разверзлось, чтобы выпустить наружу зло, что живёт под холодной толщей воды.

Когда последние капли воздуха вышли из лёгких Прохора, его вдруг вынесло на поверхность. Грудь горела огнём, он шумно втянул в себя воздух, а потом вода вновь обхватила его, сжала, скрутила, потянула за собой. Так повторялось много раз, и когда дух почти окончательно покинул ослабевшее тело Прохора, Водник вытянул его из воды за шиворот, словно котёнка, и бросил к берегу.

– Я отдам тебе Василину. Она придёт к тебе снова, будет жить с тобой как живая, – прохрипел дух, сверкнув глазами.

Прохор, кашляя и сплёвывая воду, не верил своим ушам. Неужели этот жуткий озёрный хозяин не только сохранит ему жизнь, но и вот так возьмёт и вернёт к жизни Василину? Неужели такое возможно? Руки у него затряслись от волнения.

– Но ты должен будешь кое-что сделать взамен.

– Всё, что скажешь – всё сделаю! – воскликнул Прохор, взглянув на Василину, стоящую по пояс в воде. Она с тоской смотрела на Прохора, прижав руки к груди, волосы её спутанными прядями разметались по поникшим плечам.

– Приведи мне взамен другую невесту. Молодую и красивую. У которой под рёбрами бьётся живое сердце, а в венах течёт горячая кровь, а не холодная вода. Приведёшь, тогда и получишь назад свою Василину. Времени тебе даю до завтрашней луны. А коли не воротишься к луне, больше свою Василину не увидишь.

Сказав это, дух стал медленно опускаться под воду. А когда бурлящие тёмные воды озера сомкнулись над его головой, Василина медленно пошла за ним: шаг за шагом она уходила от Прохора всё дальше, а его сердце сжималось всё сильнее от безысходности и страха. Перед тем, как скрыться в воде, Василина обернулась, посмотрела на Прохора. Такой тоски в её взгляде он никогда не видал.

– Ты придёшь за мной? – спросила утопленница.

– Я приду. Непременно приду, – прошептал Прохор, сжимая кулаки.

А потом он, весь сырой и продрогший до костей, еле доковылял до дома, где мать уже несколько часов оплакивала его. Увидев его в окно, сгорбившегося, еле идущего по двору, но живого, она вскрикнула то ли от страха, то ли от счастья.

Зайдя в дом, Прохор, не раздеваясь, сел в сырой одежде на табурет и уставился в окно. Зубы его стучали от холода, но Ираида не могла заставить его снять одежду, пропитавшуюся озёрной водой. Тогда она накрыла плечи сына покрывалом, чтобы он окончательно не продрог.

Когда первые лучи солнца начали рассеивать густую, вязкую темноту этой жуткой, нечистой ночи, выгоняя её из деревни, Прохор встал с табурета, резким движением отбросил покрывало в сторону и вышел из дома, ничего не сказав родителям.

Он не знал, как завтра будет объяснять всем то, что утопленница Василина вдруг вернётся домой живая – придёт своими ногами, как будто и не хоронили её. Но зато он точно знал, какую невесту отдаст Воднику вместо неё…