Текст книги "Отвергнутая"

Я начал следить за ней. Ходил по пятам, а она меня не замечала. Потом не выдержал, поймал её как-то в лесу, возле болота, заключил в жаркие объятия, стал целовать. Кровь стучала в висках, в глазах темнело от её близости и цветочного запаха, исходившего от неё.

Всемила царапалась, как дикая кошка, вырывалась из моих объятий. Но я был крепок и силён. Я знал, что иду против её воли, но не смог преодолеть своего желания, которое так долго сдерживал. Только тёмные болотные духи и нави знали, насколько счастливым я стал в тот день, овладев ею силой.

– Ты отныне моя жена, – сказал я ей.

А она встала, посмотрела на меня заплаканными глазами, отряхнула платье и пошла прочь неровным шагом.

В следующий раз я подкараулил её в малиновых рощах. Она собирала какую-то траву и пела вполголоса. Я подкрался бесшумно сзади и схватил её. Она испугалась, задрожала, как осиновый лист, впилась пальцами в мои руки, но ей не под силу было высвободиться. Тогда я уже не чувствовал себя виноватым, ведь она уже принадлежала мне.

Но что-то страшное вдруг стало твориться в лесу: небо потемнело, словно наступила ночь. Огромная стая чёрных птиц налетела на меня. Птицы хлестали меня крыльями по голове, лицу, плечам. Острыми клювами они раздирали мне кожу, и кровь заливала глаза горячими струйками.

Я выпустил Всемилу, и она побежала прочь от меня. А её чёрные птицы летели за ней, готовясь снова вступить в бой, если я брошусь в погоню. Поцелуй, взятый силой, полынной горечью жёг мне губы. Всемила добежала до вершины пригорка, обернулась и замерла на мгновение.

– Никогда больше не бывать этому! – прокричала она, и голос её эхом разлетелся по лесу.

Взгляд её выражал ненависть и силу. Она стояла, как настоящая лесная богиня, волосы развевались на ветру, глаза сияли огнём. Потом она резко подняла руку вверх, и чёрные птицы взвились высоко в небеса, а затем исчезли, как будто их и не было.

Я мог тогда заставить её остановиться, наложить на неё одно из своих заклятий, но не сделал этого. Мне хотелось, чтобы она сама меня полюбила.

А потом случилась эта история со Змеем, когда она сама пришла в мою хижину в лесу, попросила помощи: бледная, беспомощная. И я помог: приютил, обогрел, дал ей пищу и кров. Я просил её любви, умолял, падал в ноги, но твоя мать была непреклонна. Она растоптала меня, словно гадкую жабу. Видите ли, она любила только одного-единственного человека и больше никого не могла полюбить.

– Веришь, что этот Змей, бросивший тебя, достоин твоей любви? – кричал я ей.

– Каждый достоин любви, даже если он Змей, – отвечала она сквозь слёзы.

Полынь, а не женщина! Я готов был убить её за то, что она такая неприступная, гордая, горькая. Мечтал схватить её за тонкую шею и задушить, но от этого моя страсть становилась всё сильнее и сильнее. Я возненавидел её. Душу наполнила адская смесь чувств: больной любви и неистовой ярости.

И тогда я сказал, что позволю ей остаться в моём доме при одном условии: она станет мне женой. Она не согласилась, и мне пришлось прогнать её назад, в лес…

Позже я раскаялся в этом, хотел вернуть её, думал, что она привыкнет ко мне, смирится, но, сколько не искал, не мог найти в лесу её следов. Мать-природа надёжно укрывала её от посторонних глаз, защищала её.

Я хотел забыть её, ушёл с головой в учения, отправился ещё дальше в леса, искал истину в таких местах, куда не ступала нога человека. А когда вернулся, узнал от знахарки Жданы о том, что Всемила вернулась в Общину, родила ребёнка и умерла.

Горю моему не было предела. Я любил её, Ассира. Пусть любовь моя была горькой, пусть она меня не любила, но это единственное счастье, которое было в моей жизни.

* * *

Странно слышать истории любви от людей, которые, на первый взгляд, не способны любить. Но каждому есть что сказать о любви. Велимир совсем не был похож на человека, которому чувство может затуманить разум, но он с такой страстью рассказывал о Всемиле, что она начала мне казаться неземной, недосягаемой, очень далёкой.

– Ты на неё очень похожа, Ассира. Но, одновременно, ты её противоположность. Ты земная и доступная. В тебе заложены силы, но ты не умеешь их использовать, они лишь тяготят тебя, мучают. Я хочу, чтобы ты передала их мне, вот и всё, что от тебя требуется.

Велимир немного помолчал, пригладил широкими ладонями седые волосы, а потом пристально посмотрел на меня. У меня мороз прошёл по коже от его взгляда. Он стал похож на чёрного ворона, готовящегося растерзать свою жертву.

– Всемира? Это она всё устроила? – спросила я.

– Можешь считать, что она. Твоя тётка – не истинная Пророчица. Она верит всему, что говорят ей духи, но даже не задумывается о том, что за духи с ней разговаривают.

Велимир засмеялся, а у меня все внутри оборвалось. Где найти веру в людей, если раз за разом они предают тебя?

– Всё-таки, мне иногда жаль тебя. Ты не виновата в том, что твой отец – Змей, – сказал Велимир, встал и положил свою ладонь мне на голову. И тогда я сбросила его руку и тоже встала:

– Мой отец – обычный человек. Он никого не брал силой, никогда не был подлецом. А вот ты истинный Змей. Я даже вижу чешую на твоей коже.

Велимир побледнел, а я вышла из комнаты, резко откинув тканую занавеску, висевшую в проходе.

* * *

Дни снова полетели, как птицы. Сменяли друг друга алые закаты и рассветы. Лютая зима нехотя уступила дорогу робкой весне, которая постепенно окрепла, расправила руки, взмахнула подолом яркого сарафана, согнала остатки снега с полей и лесов и украсила всё вокруг ароматными цветами и травами.

Всё это время я жила в доме колдуна Велимира в Северном лесу. Жила словно во сне, но при этом старалась запомнить каждое мгновение пробуждения природы.

У меня было такое чувство, что это я сама только-только родилась и вижу в первый раз мир вокруг себя. Хотя, правильнее сказать – в последний раз. И то, и другое добавляет остроты в жизнь. Здесь, на лоне нетронутой дикой природы, я уже вторую весну ощущала собственное перерождение, наблюдала, как жизнь наполняется мудростью и смыслом.

Моя дочка подрастала и становилась похожей на меня. Или я просто не хотела видеть в ней черты Ярослава. У неё были кудрявые рыжие волосы, их сладкий запах я вдыхала снова и снова. Она была худенькая, совсем, как я в детстве: длинные ручки и ножки тоже были похожими на веточки. С грустной улыбкой, я вспоминала, как отец в детстве называл меня деревцем, и звала её точно так же. Как ни вглядывалась я в её светло-карие глаза, не видела в них ничего колдовского. Она была обычным младенцем.

Весна выдалась дурманящей и нежной, я почти всё время проводила с Всемилой на улице. За нами присматривала Дарья. День и ночь она была рядом. Я привыкла к ней, и сама Дарья, казалось, настолько привыкла к Всемиле, что часто я замечала, как на её глаза наворачиваются слёзы, когда она смотрит на девочку.

У Велимира был работник, молодой немой парень Ясень. Ему тоже было велено следить за мной. Он всё время ходил около нас, бросая в мою сторону косые, подозрительные взгляды.

Ярослав к нам не заходил, но я знала, что он приезжает к Велимиру. Меня это не тревожило, потому что он не посмел бы обидеть меня и ребёнка в доме Велимира. Но всё же жизнь у Велимира нельзя было назвать безоблачной, ведь я по-прежнему была пленницей, ожидающей своей участи.

Обряд был назначен на июньский день. Велимир называл тот день праздником Змея. Я ждала эту дату с неприятным чувством. На душе было тяжело. Сердце уходило в пятки, когда я сквозь открытые ставни слышала доносившиеся до меня обрывки разговора Ярослава и Велимира.

У меня не было пути к бегству. Всемира оказалась предательницей, Добромир убит… Я до сих пор оплакивала его и винила себя во всех бедах, которые с ним случились. Любовь ко мне погубила его.

Велимир время от времени звал меня в свою комнату, показывал руны, старинные рукописи, говорил, что обозначают какие-то конкретные слова, мягко, но настойчиво убеждал, что я поступаю правильно, подчинившись тому, что неизбежно.

Он говорил, как важно в моём случае плыть по течению и не тревожить свою душу лишними волнениями. Он рассказывал мне о том, что я, как дитя Пророчицы и Змея, никогда не найду своего счастья, пока не избавлюсь от сил, которые во мне заключены. Его голос гипнотизировал, успокаивал, дарил надежду на то, что после Обряда я и вправду стану другой – счастливой и свободной.

– Скоро ты переродишься и станешь самой собой, перестанешь искать то, что найти невозможно. Силы твоего рода будут изгнаны из тебя, и тебе будет легко и хорошо, Ассира…

Я слушала его, и мне казалось, что, возможно, и вправду лучше смириться и плыть по течению. Это же так просто.

* * *

Но за несколько дней до обряда мутная, тяжёлая пелена, которой накрывал меня Велимир, внезапно рассеялась. Я перестала спать. Меня мучили нехорошие предчувствия. Пока маленькая Всемила смотрела сны, посасывая во сне кулачок, я вглядывалась в темноту за окном и перебирала способы бегства. На душе снова было тяжело.

Как бы все вокруг не убеждали меня в том, что ничего плохого ни со мной, ни с моей дочерью не случится, я сомневалась в этих словах. И никому не верила.

Я знала, что дух моей матери где-то рядом со мной. Чувствовала её присутствие кожей. Мне чудились прикосновения, легкие, словно дуновения весеннего ветра. Часто за моим окном кружили чёрные птицы, мне казалось, что это те самые птицы, что защищали когда-то мою маму Всемилу.

Наконец, я решилась бежать. С трёх до четырёх утра на улице было ещё темно и тихо, но именно в это время Дарья крепко спала за тонкой шторкой, которой занавешивала свою постель. Ясень громко похрапывал в сенях.

Я осторожно встала, оделась, завернула в одеяло Всемилу и бесшумно выскользнула из комнаты. Пробравшись к выходу на цыпочках и аккуратно обогнув лавку, на которой спал Ясень, я слегка замешкалась на пороге. Сердце на секунду замерло от страха. Я медленно открыла тяжелую дверь и вышла в сени.

Оказавшись на улице, я пшикнула собаке, которая уже привыкла ко мне, покрепче прижала к себе дочку и побежала к лесу. Но собака предательски залаяла, оповещая всех о моём бегстве. Сзади почти сразу же послышалось хлопанье двери. Я не оглядывалась, знала, что сейчас Велимир отправит в погоню за мной Ясеня, и он, словно цепной пес, по нюху, в два счёта найдет нас.

Занималась заря, небо светлело, но между деревьями ещё стоял густой утренний туман, делавший меня невидимой. Я бежала со всех ног, не останавливаясь. Лес был благосклонен ко мне: под ногами стелился мягкий мох, ветви деревьев пропускали меня вперед, смыкаясь за моей спиной непроходимыми дебрями.

Но сзади всё ближе и ближе слышался шум погони и треск ломаемых веток – это Ясень догонял меня. Шаги его были широкие, тяжелые. Я чувствовала, что не могу больше бежать – ноги не слушаются, дыхание перехватывает, грудь горит огнём от нехватки кислорода.

Почувствовав неладное, истошно закричала Всемила. Я остановилась, села в изнеможении на мягкий, влажный мох. Ясень догнал меня, выхватил из моих рук тёплый сверток, и большими шагами побежал обратно, к дому Велимира, унося от меня мою плачущую девочку.

Я легла на землю, уткнулась в мох лицом и сама заплакала навзрыд. Ничего не выйдет! Мне не справиться самой с этими людьми. Я всего лишь кукла в их руках. И мой ребёнок тоже.

В подобные моменты жизнь начинает казаться чередой сплошных неудач…

* * *

Меня снова посадили в погреб. Я сидела там, как и несколько месяцев назад, закрыв глаза, прислонившись спиной к холодной деревянной свае, покрытой плесенью и старалась ни о чём не думать.

Я слышала звуки шагов над головой, вздрагивала от частого плача Всемилы, которая остро переживала разлуку со мной. Сердце обливалось кровью от того, что нас разлучили.

А ведь я могла оставшиеся дни провести вместе с ней. Если бы смирилась, как говорил Велимир, и просто ждала своей участи. Во Всемиле в последние месяцы была вся моя жизнь, и сейчас меня как будто её лишили. Никогда я не думала, что можно так сильно и самоотверженно любить ребёнка.

* * *

И вот день обряда настал. День Змея, в которого я, дитя города, не верила. Между тем, Велимир рассказывал, что Змеи – хранители человечества, связующее звено между человеком и природными стихиями.

С утра меня вывели из погреба и отправили в баню, выдав чистую одежду и белье. Я помылась в жарко натопленной бане, привела себя в порядок, причесала спутанные рыжие кудри.

Из маленького тусклого зеркала на меня смотрела бледная, осунувшаяся женщина, глаза которой были наполнены страхом. А ведь я редко боялась по-настоящему. С появлением ребёнка женщина меняется: я боялась не за себя, а за малышку Всемилу. Дарья вымыла её в бане, а потом я с упоением приложила её к груди. В моей голове промелькнуло, что, возможно, я делаю это в последний раз. На глаза навернулись слёзы, голову наполнил липкий туман.

День был пасмурный, серый. Я качала Всемилу, пока она не уснула, а потом села к окну. Ясень ходил по двору взад и вперед, посматривая то на двери, то на окна.

Ему сильно попало от Велимира, когда он проспал моё бегство. Сидя в погребе, я слышала, как Велимир колотит его палкой во дворе. Сейчас Ясень следил за мной, как злобный коршун.

У меня на душе лежал камень необъятных размеров – моя вина перед дочерью за то, что я не могу её защитить. Я опустила голову, вытерла слёзы, а потом услышала за окнами странный шум. Открыв створки, я увидела огромную стаю чёрных птиц, они заслоняли собой всё небо и неистово кричали.

– Мама? – прошептала я.

Сегодня я готова была поверить в любое чудо, лишь бы оно могло спасти меня и мою маленькую дочку.

* * *

Ясень вёл меня по лесу. Я шла за ним со Всемилой на руках. Жертвенник находился в глухом месте Северного леса, чтобы попасть сюда, нужно было обогнуть Рогатую гору по влажной низине, заросшей мхами и папоротниками.

Добромир рассказывал, что от Общины у Ярослава была проложена сюда тайная дорога. Сначала я не понимала, зачем ему нужно идти на такие ухищрения и таиться от всех. А потом поняла: он был жаден и не хотел делить желанный дар с другими людьми.

Я была одета, как невеста: в белый льняной сарафан и кокошник, расшитый бисером. Распущенные волосы взлетали от каждого порыва ветра, запутывались в бисере. Идти в длинном сарафане было тяжело, я поднимала его подол, оголяя босые ступни.

Мы дошли до круглой поляны. На каменных пьедесталах по кругу стояли деревянные фигуры языческих богов. Справа располагался причудливый, вырезанный из дерева трон, а в центре были столы, заставленные странной едой: выпеченными хлебами, вином и сырым мясом. Вокруг всего этого стаями вились мухи и осы.

То, что открылось моим глазам, было невообразимым, жутким зрелищем. Люди в страшных звериных масках сидели за огромными столами и поедали сырое мясо, над которым вились стаи мух. А в центре жертвенных столов были места, выложенные цветами – вероятно, для нас со Всемилой.

На каждом месте были разложены языческие руны, а сбоку лежали аккуратно сложенные ножи. Сомнений не оставалось, нас убьют. Заколют, как животных, чьи разделанные туши разложены по столам. А потом съедят, чтобы обрести вымышленную силу Змея, в которую все они слепо верят.

Может ли неразумная вера разрушать чьи-то судьбы, губить жизнь невинных? Я смотрела на жертвенные столы, на всё это сумасшествие вокруг и понимала, что может. Это не пережитки далёкого прошлого, это происходит здесь и сейчас…

По знаку Велимира Ясень надел мне на голову полотняный мешок, и я перестала видеть, что творится вокруг. Вдыхая пыльный запах мешковины, я шептала без остановки:

– Мама… Помоги нам…

Велимир начал читать текст на старославянском. Я разбирала некоторые слова, обращённые к Чернобогу: про жизнь и смерть. Потом кто-то подхватил меня на руки и положил на деревянные доски стола. Руки и ноги привязали к столу несколько проворных рук. Через плотную ткань я почувствовала приторный цветочный аромат, резко ударивший в ноздри. А также тошнотворный запах сырого мяса.

– Мама, помоги мне и моей девочке! – закричала я.

Люди, сидевшие за столом, принялись петь. Слова текли мягко и плавно, словно хотели усыпить меня. Нестройный хор голосов вскоре сложился в единую мелодию.

Голос Велимира сначала слышался далеко, а потом стал ближе. Он стоял прямо надо мной и читал, повышая голос, постепенно переходя на крик. Слова его были наполнены страстью и отчаянием, они звенели у меня в ушах. Велимир призывал Чернобога принять его дары и дать ему вечную жизнь.

А потом я услышала душераздирающий крик моей дочери, и сердце бешено забилось от ужаса, охватившего всю меня. Я задергалась всем телом, пытаясь избавиться от верёвок, но не могла, тело билось в бесполезных конвульсиях. Я набрала воздуха в легкие и закричала, что было сил:

– Мамаааа! Мамаааа! Помоги мне!

Я кричала так, что в конце концов голос сорвался. Я редко молилась нашим богам, да и никаким языческим богам вообще, не знала заклинаний, но сейчас я готова была поверить в то, что чудеса существуют, добро всемогуще, а природа способна помогать тем, кто открывает ей свое сердце. Глубоко вздохнув, я стала шептать:

– Матушка-природа. Услышь меня и помоги. Я Ассира, дочь Пророчицы Всемилы. Помоги мне пресечь зло, которое вот-вот произойдет со мной и с моим ребёнком. Помоги мне, матушка-природа.

Плач Всемилы не прекращался. От боли, которая рвала душу на части, от этой страшной безысходности, я впивалась ногтями в деревянные доски жертвенника и скребла их, загоняя острые занозы в мягкую плоть.

– Матушка-природа, помоги, они не ведают, что творят. Тщеславие и несбыточные мечты помутили их разум.

Пение становилось громче, слова перемешивались, сливались в однообразный заунывный вой. Всемила кричала где-то справа от меня, душа разрывалась на тысячу частей.

– Мама… Помоги моей девочке. Я готова умереть прямо сейчас, но сохрани её жизнь, молю!

Вдруг на поляне кто-то истошно завопил, пение прервалось и вокруг началась какая-то суета. Я замерла от страха, слыша, как люди-звери повскакивали со своих мест, что-то крича. Я не могла разобрать слов. С ужасом я поняла, что не слышу больше плача Всемилы.

«Её убили, разорвали эти дикари», – мысли огненными вспышками взрывали воспалённый мозг. Мне казалось ещё немного, и я выйду из собственного тела и уничтожу всех вокруг, словно тот Змей, в которого все они верят.

И тут кто-то вскочил на стол, сорвал с моей головы мешок. Свет ослепил меня, я зажмурилась. А когда открыла глаза, увидела, что чёрные птицы и грозовые тучи затянули небо. Всё вокруг вмиг потемнело, то тут, то там небо рассекали яркие молнии. И вот уже оглушительный раскат грома сотряс небо и землю.

В этой сумасшедшей круговерти надо мной стоял Ярослав с кинжалом в руках. Он быстро-быстро шевелил губами, читая наизусть выученную старославянскую молитву. В этой молитве я услышала произнесённое им слово «ассира». Моё имя, сила. Я, как сумасшедшая, громко расхохоталась.

– Ассира? Какой же ты дурак, Ярослав! – зло закричала я. – Мне жаль тебя! Ты подчиняешься спятившему старику, а вся твоя сила – это кулаки, которыми ты только и можешь что бить слабых. Нет в тебе ни капли ассиры, и никогда не будет!

Я хохотала как безумная. Рыжие волосы взлетали от сильного ветра. Ярослав сбился, злобно глянул на меня и отвёл глаза в сторону. Потом повторил последнее предложение снова и занёс клинок высоко над своей головой.

Я ждала смерти без страха. Потому что видела в глазах своего палача жуткий страх. Его страх был такой огромный, что, казалось, этот изверг не выдержит, заплачет и упадёт ко мне на грудь в поисках утешения. И вправду, из глаз Ярослава покатились крупные слёзы. Они падали на мой льняной сарафан и таяли на нём. Кинжал задрожал, он опустил его, кулаком вытер глаза, зарычал, словно раненый зверь.

И тут что-то вспыхнуло в небе над нами – огонь или молния, не разобрать. Я посмотрела вокруг: деревья склонялись к земле от сильнейшего ветра, тяжелые, чёрные тучи, казалось, касались земли, молнии озаряли тёмное небо.

Буря бушевала и сметала всё на своём пути: вот уже полог жертвенника, обвитый цветами, не выдержал и рухнул на землю. Ветер срывал цветы и кружил их в воздухе. Мой белый сарафан от ветра надувался пузырем.

И тут снова появились птицы. Огромные, чёрные, они налетали на разбегающихся в разные стороны людей: клевали их в головы, били крыльями, царапали плечи и спины. Люди в звериных масках кричали, природа вокруг бесновалась. Казалось, что в лесу наступил апокалипсис. Мои молитвы были услышаны…

– Вот она, ассира, Ярослав! Не твоя, а моя ассира. Моя сила!

Ярослав истошно закричал, повторно вознёс кинжал над головой и всадил его в этот раз по самую рукоять…

* * *

Нежная мягкость перин.

Сумеречный свет.

Дрожащие огоньки.

Тонкие блестящие ветви, сплетающиеся в причудливый узор на потолке.

Если бы после смерти люди попадали в подобный сладкий сон, умирать было бы не так страшно.

Я умерла…

Умерла…

Ощущения были необычными. Я двигала кончиками пальцев, не открывая глаз, ощущала мягкость перины под собой, прощупывала складки смятой ткани ладонями.

Звуков не было. Кристальная тишина звенела в ушах сотнями маленьких колокольчиков.

Не было боли. Тело казалось невесомым, расслабленным, у меня не было ни рук, ни ног. Только сон, утопающий в мягкости и нежности.

Думать не хотелось. Хотелось раствориться в этой мягкости. Под закрытыми веками проносились странные узоры, похожие на лесные дебри.

Я снова и снова падала в облака и тонула в мягкости сна.

Смерть оказалась приятным сном…

* * *

Я открыла глаза. Но от неожиданности сразу же закрыла их и крепко зажмурилась. Что со мной? Где я? Медленно и осторожно я снова открыла один глаз и услышала его смех. Низкий, глубокий, бархатный. Увидела глаза напротив моего лица: голубые, до боли знакомые, близкие и далёкие одновременно.

Волна нежности и любви накрыла меня, возвращая с собой уже забытые ощущения и эмоции. Это был Добромир. Мой Добромир… Теперь сомнений не оставалось, я умерла…

Но тут Добромир вдруг сказал:

– Проснулась наконец! Почти неделю проспала.

Я округлила глаза от удивления. Добромир улыбнулся, но глаза его были печальными.

– Не ожидала меня увидеть? – Добромир ласково погладил меня по щеке. – А я здесь, живой. Я же тебе обещал, что никогда тебя не оставлю.

Он живой. Получается, и я живая? Как?.. Как такое возможно?

Я смотрела на Добромира, как на чудо. Что со мной? Где я? Что произошло? Я внезапно остро и отчётливо вспомнила, как кинжал Ярослава вошёл в мою грудь, вспомнила отвратительный звук разрываемой плоти и сломанных костей. Вспомнила оглушительную боль, вкус крови, заполняющей рот и чёрную пустоту после всего этого…

Добромир же смотрел на меня и улыбался, держал мою руку в своих тёплых ладонях. Я то открывала, то закрывала рот. Голоса не было, из горла поначалу вырывались какие-то непонятные, сдавленные хрипы. Он провел по моей щеке ладонью, а потом приложил палец к губам:

– Молчи и не волнуйся. Я тебе сейчас всё расскажу.

Я закрыла рот, стала дышать ровнее.

– Во-первых, с малышкой всё в порядке. Она сейчас спит на веранде, Дарья следит за ней. Нет, нет, не волнуйся! Выслушай сначала всё, – прервался Добромир, когда увидел, что я снова засуетилась, услышав имя Дарьи.

Добромир немного помолчал, подбирая слова, во взгляде его читалась грусть:

– Мне удалось одолеть Ярослава и Велимира. Но тебя в этот раз я не сумел спасти… Тебя спасла Всемира.

Глаза мои округлились от удивления. А Добромир продолжил свой рассказ:

– Сначала Всемира спасла меня. Второй раз Озеро Жизни даровало мне спасение. Всемира вымолила его у духов…

Когда я пришёл в себя, то увидел сидящего перед собой старца в светлых одеждах с венком на голове. Я спросил у него, кто он такой, но он не ответил. Только сказал, что я должен изгнать из этих мест всё зло. Изгонять зло, бороться с ним – в этом моё предназначение, и время возвыситься над врагом и одолеть его пришло.

Я признался старцу, что не могу одолеть Ярослава. Что уже не раз пытался, но как только приближаюсь к нему, тело моё костенеет и перестает слушаться. На что он ответил мне, что Ярослав заговорен тёмным колдуном, поклоняющимся Чернобогу. Ещё он сказал, что поможет мне одолеть их обоих.

Старец положил руку на мою голову и долго читал молитву на старославянском. Я чувствовал, как в это время тело моё, сантиметр за сантиметром, напитывается силами и энергией. После этого Старец вложил в мои руки кинжал. Этим кинжалом я и одолел наших врагов, Ассира…

Добромир замолчал, только сейчас я заметила, как он возмужал. Рядом со мной сидел уже не юноша, а крепкий, сильный, красивый мужчина. Прежнего Добромира в нём выдавали лишь шрам на щеке, голубые глаза и добрая улыбка.

Добромир поднялся и достал кинжал из ножен.

– Это оружие справедливого возмездия, защиты, оружие правды. Сейчас кинжал служит мне, а потом я передам его своему сыну… – произнёс он с гордостью. – Община теперь под надёжной защитой.

– Кто же был этот старец? – прошептала я, слушая рассказ Добромира, словно заворожённая.

– Это был мой покровитель, Белобог, – ответил Добромир, – я избран им с самого рождения, об этом знала лишь Всемира, поэтому она всегда так беспокоилась обо мне, оберегала от бед и возвращала к жизни…

– Но я была уверена, что Всемира в заговоре с Ярославом и Велимиром, именно она толкала меня на всё, чего мне делать не стоило, – задумчиво сказала я и нахмурилась.

– Увы, всему виной колдовство Велимира… Ты ведь действительно умерла тогда на жертвенном столе – я не успел спасти тебя, прости, – уголки губ Добромира еле заметно подрагивали, было видно, что даже воспоминание о случившемся, доставляет ему сильную боль. – Всемира вымолила тебя у духов Озера Жизни. Но…

– Что «но»? – взволнованно и нетерпеливо спросила я.

Добромир встал и подошёл к окну. Лицо его было бледным и серьезным: – Взамен Всемире пришлось отдать духам свою собственную жизнь… Она не задумываясь сделала это, стала частью Озера Жизни.

Я закрыла ладонями лицо, из глаз потекли слёзы. Добромир подошёл ко мне и крепко обнял.

После того, как я вдоволь наплакалась, Добромир попросил Дарью принести ненадолго Всемилу. Я увидела свою доченьку, и слёзы снова непроизвольно потекли из глаз, на этот раз от счастья.

Дарья пристально смотрела на меня.

– На Дарью зла не держи, – сказал Добромир, – она регулярно сообщала нам все новости о вас со Всемилой. Это она прибежала в день Обряда, чтобы поторопить нас, ведь Ярослав повел вас к жертвенникам гораздо раньше, чем было запланировано.

– Как же ты решилась предать свою любовь, Дарья? – недоверчиво спросила я, глядя в глаза женщины, которая, пожалуй, была единственной, кто любил Ярослава.

– Не смогла по-другому, Ассира, – Дарья с нежностью посмотрела на Всемилу, которая теребила завязки её блузки, – сердце моё ведь не каменное… После того, как мы переехали в Северный лес к Велимиру, на душе у меня было неспокойно. Я пыталась выведать у Ярослава истинные намерения Велимира, но Ярослав только огрызался в ответ, а потом и вовсе стал избегать меня.

А ещё я увидела, с каким презрением он относится к собственной дочери, и поняла, что он никогда не позволит мне забрать в Общину мою доченьку… И сердце моё как будто разбилось на сотню осколков. Ты ведь понимаешь, Ассира, что материнская любовь во сто крат сильнее любви к мужчине. А когда я случайно услышала разговор Ярослава и Велимира и поняла, что во время обряда и ты, и Всемила, будете убиты, я окончательно поняла, что должна во что бы то ни стало предотвратить это. Я не знала, что делать и побежала к Всемире… Вот и всё.

– Если Ярослав убит, наверное, сердце твоё разрывается от боли. – сказала я тихо, заметив слёзы у Дарьи на глазах.

Она вытерла ладонью лицо и сказала:

– Сердце болит и плачет… Но я рада, что и ты, и Всемила живы. Это главное. Я бы не смогла жить с такой виной на душе…

– Спасибо тебе, Дарья, – прошептала я и протянула к ней обе руки.

Дарья наклонилась ко мне вместе со Всемилой, и я крепко обняла их обеих.

Люди иногда кажутся нам хуже, чем они есть на самом деле. Хорошо, когда все их истинные добрые качества вовремя выходят на поверхность, когда ещё не совсем поздно…

* * *

Той ночью мне приснилась Всемира. Мы сидели на лавке в её доме у горячей печи. Прямо как в тот вечер, когда я только пришла в Общину. Всемира смотрела на меня, улыбалась, держала за руки. Мне было тепло то ли от печки, то ли от её улыбки. Мы смотрели друг на друга довольно долго, а потом она сказала:

– Всё сложилось так, как должно было сложиться. Всё переплелось и закрутилось в крепкий узел, который невозможно было развязать, можно было лишь разрубить…

Возможно, ты считаешь меня виноватой в том, что тебе пришлось пережить, но я хочу попросить, чтобы ты не держала на меня зла.

Ты должна была остаться в Общине, девочка моя. Мне нужно было удержать тебя здесь любыми путями. Потому что Община вдохнула в тебя жизнь, я ясно вижу это. Ты пришла сюда потерянной, слабой девочкой, а стала сильной женщиной. Все испытания выпали на твою долю неслучайно, Ассира. Ты поймешь потом, а теперь отдохни немного, ты ещё слишком слаба.

А когда отдохнешь, начинай наконец жить по-настоящему – так, как подсказывает сердце. Цени людей, которые желают тебе добра. Не отказывайся от помощи тех, кто любит тебя всей душой…

Править Общиной теперь придется вам с Добромиром. Это непросто, но теперь как никогда я спокойна за свой народ.

Вот он, твой истинный путь, Ассира. Больше ты не потеряешься в жизни.

Чтобы полностью раскрыть в себе силы, которые ты унаследовала от своей матери, иди в лес, в его южную сторону, к Медной горе. Там живёт бабка Акулина, она сможет тебе помочь. Жаль, что не я обучу тебя всему…

Но я верю в то, что ты сможешь стать сильной Пророчицей – такой, какой была твоя мать. И ты поверь в это, поверь в свою силу, в свою ассиру, она огромна…

С каждым словом Всемила становилась все более прозрачной, как будто таяла на моих глазах.

Вскоре я осталась на лавочке одна. Я сидела возле горячей печи, и слёзы текли и текли из моих глаз.

– Спасибо тебе за всё, Всемира…

* * *

Что же случилось тем страшным днём в Северном лесу, когда я и маленькая Всемила чуть не погибли от рук выжившего из ума старика и потерявшего голову от жажды власти Ярослава? Моя мама Всемила и сама мать-природа вступились за нас, обрушившись мощной бурей на головы тех, кто посмел творить зло на священной земле. Сильнейший ураган внезапно начался и так же внезапно стих потом.

Когда я лежала с мешковиной на голове и обливалась слезами от нечеловеческого ужаса, охватившего моё тело, к жертвенникам подоспели Добромир, Дарья и Всемира.