Текст книги "Прощайте, колибри, хочу к воробьям!"

Часть 2
Трио

Я давно не ощущала такого подъема, не чувствовала себя такой нужной! И, должна признаться, что к жизни на Западе я уже приспособлена лучше, чем к московской. Здесь у меня куда меньше недоумений, что безмерно восхищает и радует Фархада.

– Ох, Женька, как мне повезло! Ты же тут как рыба в воде, а Аллочка иной раз становилась в тупик, как и я. Видно, совковость впитана с молоком матери. А тебе хоть бы хны! Да, ты знаешь, Мирон от тебя в полном восторге!

– Мне он тоже нравится. Такой обаятельный! Вот вроде бы ни кожи ни рожи, а чувствуется мужик…

– Я заметил, он нравится женщинам, – как-то грустно улыбнулся Фарик.

Мы на машине ехали в Дюссельдорф, где ему предстояло дирижировать «Тоской».

– Фарик, ты почему так грустно это сказал? Можно подумать, ты женщинам не нравишься!

– Да нет, не в том дело. Просто все как-то глупо в жизни складывается. А впрочем, не хочу об этом говорить.

– Ну и не надо! Расскажи мне лучше про Мирона. Кто он, собственно, такой? Не пойму.

– О, Мирон интересная фигура! Мы с ним выросли в одном дворе. Он из совсем простой семьи, но всегда жадно тянулся к искусству. Помню, нам было лет по двенадцать, он вдруг подошел ко мне и говорит: «Слышь, Узбек (у меня во дворе была кличка Узбек), ты, говорят, в музыке петришь?» Я так удивился!

– Ну!

– А ты можешь сказать, есть у меня музыкальный слух?

– В принципе могу! А тебе зачем?

– Интересно!

– Давай попробуем! Айда ко мне!

– Зачем?

– Ну, я тебя проверю!

– А тут тебе слабо?

– А зачем надо на виду у всех? И потом, у меня дома пианино, с ним легче проверить.

– А ты на пианине хорошо играешь?

– Говорят, прилично. Да ты что, боишься?

У меня сейчас никого дома нет.

– Ладно, пошли.

Я чувствовал себя дико польщенным, Мирон был отпетым хулиганом и большим авторитетом во дворе, сама понимаешь. И слух у него оказался просто великолепным! Я ему это сказал, а он в ответ:

– Слышь, Узбек, если кто во дворе обижать будет, мне скажи! И еще… Ты когда-нибудь в оперном театре был?

– Ну, сколько раз! Меня бабушка водила!

– А это… не скучно?

– Ну, по-разному бывает. Вот мы на Вагнера ходили, мне скучно было.

Он как-то засмущался.

– Знаешь, у нашей соседки пластинка есть, она часто ее заводит, там мужик какой-то поет: «На земле весь род людской…»

– А, это из «Фауста» Гуно.

– Ты эту штуку знаешь?

– Всю оперу? Нет.

– Ну, а вот это про род людской?

– Знаю!

– Я вот сейчас тебе попробую напеть, сможешь определить, правильно я пою или же нет.

– Смогу! Валяй!

И он запел! С одной стороны, это было смешно – такой шкет Мефистофеля поет, а с другой – это было просто здорово! И голос у него был, мальчишеский совсем, но был! Короче, на другой день я отвел его к подруге моей бабушки, которая была аккомпаниатором детского хора. Она его послушала, ахнула, сказала, что у парня абсолютный слух, но в хор ему поздно, вот-вот голос ломаться начнет, но заниматься музыкой ему необходимо, тем более что способности редкие, а он даже нот не знает. Она стала с ним заниматься, совершенно бесплатно, а когда мать Мирона окончательно спилась, забрала парня к себе и даже завещала ему свою крохотную квартирку в Кузьминках.

А потом он куда-то исчез. Говорили разное: то посадили его, то за границу сбежал, короче, сгинул. И вот несколько лет назад, я как раз дирижировал «Фаустом» в Будапеште, такой помпезный спектакль, но состав был отличный, успех нешуточный, и вдруг после спектакля Аллочка мне шепчет: «Фархад, там к вам какой-то человек рвется, странный такой, говорит: “Передай Фарику, что к нему Мирон!”» Я еще не отошел от спектакля, даже сразу и не сообразил. И вдруг смотрю, и глазам своим не верю! Мирон! Шикарно одетый, весь какой-то значительный такой, руки ко мне протягивает и говорит вдруг: «Фарик, а фагот у тебя в первом акте слегка сфальшивил!»

Я начал хохотать как сумасшедший! Обрадовался жутко. Ну, мы пошли с ним посидеть в ресторанчик, и он мне рассказал… История, заслуживающая внимания, как минимум. Короче, он, конечно, авантюрист, и бандитская стихия девяностых не прошла мимо, он, уж не знаю как, но заработал кое-какие деньги и подался, куда бы ты думала?

В Милан! И окончил Миланскую консерваторию!

– Боже мой! По вокалу?

– Да! У него неплохой голос, баритон, но ничего выдающегося, к тому же он прекрасно понимает, что с его внешностью в опере ему мало что светит, но зато с дипломом Миланской консерватории он сможет всегда найти себе применение в оперном деле. Он занялся бизнесом, никак с оперой не связанным, и у него пошло дело. Но ему втемяшилось стать вторым Дягилевым! Он очень умный, трезво себя оценивает и прекрасно понимает, что делать широковещательные заявления пока не стоит. Поэтому он решил для начала не соваться в Париж или Лондон, а сделать русский проект в Голландии. И привлек к этому меня. Мы, наверное, года два обсуждали все по-дробности и пришли к выводу, что проект должен быть максимально доступным и демократичным.

– Согласна! Ну надо же, как интересно. Фарик, а он женат?

– Был. На какой-то певичке из Сочи. У него есть дочка, он их вывез в Европу, а сам с ними не живет. А ты что, глаз на него положила? – засмеялся Фарик.

– С ума сошел! Просто он мне симпатичен.

– Да, это истинно русская натура… И знаешь, у него замечательный вкус, во всем, исключительно одаренный тип.

– А какой у него бизнес?

– Что-то связанное с производством фруктовых соков. Знаешь, что он мне недавно заявил? Что я нагло использую тебя в личных целях…

– Что? – ахнула я.

– Да-да, что ты способна сделать карьеру многим талантливым музыкантам, а я тебя узурпировал…

– Но это же мой выбор!

– Жень, ты пойми, он человек дико увлекающийся, сейчас для него Мунтяну свет в окне…

И он считает, что ты могла бы заняться его карьерой лучше, чем кто-то другой!

– Ерунда! Я вокалистами никогда не занималась, у меня нет связей в этом мире, да и вообще… Я не хочу! С меня хватит. Я его раскручу, а он уйдет к кому-то покруче… Нет, меня моя роль вполне устраивает. Мне хорошо, интересно, я увлечена еще и вашим проектом, а больше мне ничего не надо. А Мунтяну после премьеры, я думаю, заметят и так. Хотя, конечно, Роберт не та партия… Да нет, у него такой волшебный тембр… Любая женщина задрожит и оценит…

– Жень, а у тебя… кто-нибудь есть?

– Что ты хочешь спросить? Есть ли у меня любимый мужчина?

– Ну да, – чуть смущенно улыбнулся он.

– Есть.

– А как его зовут?

– Пафнутий!

– Как?

– Пафнутий!

– Что это такое? Пафнутий!

– Вот такое у него оригинальное имя!

– Ты меня разыгрываешь!

– А хочешь, покажу его фотографию?

– Покажи!

– Вот доедем до места, покажу!

– Договорились! Надо же, Пафнутий!

Но по приезде в Дюссельдорф нам обоим было уже не до лирических разговоров. Фарику поступило предложение возглавить Оперный театр в Ташкенте. Он пришел в смятение.

– Женя, я в растерянности! С одной стороны, я все-таки узбек, а с другой – я в куда большей степени уже европеец. И там, я знаю, придется ставить национальный репертуар, а я эту музыку не люблю. Но, с другой стороны, как я могу отказаться? Это же… Меня не поймут!

– Фарик, скажи, ты этого категорически не хочешь? Мне-то ты можешь сказать честно?

– Категорически не хочу!

– Но боишься обидеть своих соотечественников?

– Ну да.

– Не волнуйся, я что-нибудь придумаю!

– Что можно тут придумать?

– Успокойся и положись на меня! К тому же у тебя уже все расписано на два года вперед.

Я пошлю в Ташкент твое расписание, и они поймут, что просто опоздали. А ты подумай, кого ты мог бы им предложить вместо себя, конечно, желательно тоже узбека.

– А ведь ты права! Есть такой парнишка в Питере. Ему двадцать шесть лет, и для него это было бы… Но они могут не согласиться, у него еще нет имени.

– Короче, Фарик, сейчас ты идешь на репетицию и ни о чем, кроме «Тоски», не думаешь!

А я этим вопросом займусь.

– Жень, ты чудо!

– Подожди, пока еще рано об этом говорить. Только скажи, как зовут этого парнишку из Питера?

– Алишер Махмудов.

– Отлично. Все. Иди!

В его прекрасных черных глазах отразилась детская радость. Даже странно, этот человек так тверд, уверен, властен в общении с оркестром, но совершенно теряется в таких вот ситуациях. Для восточного человека он на удивление бесхитростный. Я уже любила его, как родного брата. Нет, сейчас куда больше, чем родного брата.

Я не спеша выпила кофе с куском творожного торта и прямо в кафе открыла ноутбук, чтобы навести справки об Алишере Махмудове. Потом пошла в свой номер, и тут мне позвонил Мирон.

– Женя, у нас опять катастрофа!

– Что стряслось?

– Только что позвонила Ермилова и отказалась петь. Мы горим синим пламенем! У нас ни одного мирового имени, и кому мы будем нужны?!

– Мирон, подожди, у тебя есть кто-нибудь на примете?

– Есть, Таня Соловьева, но она совершенно не раскручена. На кого будем публику заманивать? Это же кошмар!

– Погоди! Эта Соловьева хорошо поет?

– Божественно, но что с того?

– А знаешь, у меня есть идея.

– Слушаю тебя внимательно.

– Проект имеет уже официальное название, зарегистрированный бренд?

– Пока нет.

– Слава богу! Тогда постарайся скорее его зарегистрировать! И называться он должен «Русский сюрприз». И танцевать ты будешь именно от слова «сюрприз». Неизвестные пока миру имена! Так в сто раз интереснее. И я не знаю Соловьеву, но Мунтяну сведет с ума всех!

Я говорила с ним по скайпу и видела, что он глубоко задумался.

– Вообще-то мысль хорошая, но слово «сюрприз» – не русское.

– А если вспомнить Дягилева, то слово «сезон» тоже не русское…

– Ты права. А что у нас получается? Роберт – молдаванин, дирижер – узбек, Водемон – татарин, Рене – еврей, и выйдет у нас одна только Соловьева русская?

– Тогда так: «Сюрпризы из России». А Россия многонациональное государство.

– Евгения… Ты – голова! Нет, ты мозг! Тебе нет цены! Это такая роскошь может получиться… Супер! Просто супер!

– Послушай, Мирон, ты все-таки там в эйфории не захлебнись.

– Да что ты, великая моя! Я в ближайшие дни регистрирую бренд, и я вот что еще придумал, Женя! Недалеко от Сингла сдается роскошный особняк. Я его сегодня же снимаю, и это будет наша база, которая так и будет зваться: «Российские сюрпризы».

– Да, так лучше, чем «Сюрпризы из России». И здесь европейцы вообще вряд ли уловят разницу, а русские не смогут придраться.

– Кайф, Женечка! А кстати, жить все будут тоже там, ну, кроме Фарика, конечно. Выйдет дешевле, все лучше сдружатся, и еще одно… в таком варианте я куда легче найду спонсоров. Поеду в Казань, в Молдову, хотя нет, Молдова отменяется. Ничего, придумаю…

Он так воодушевился, что мне стало страшно. А вдруг эта моя идея окажется провальной? В самом деле, мода на Россию давно прошла. Одно дело звезды вроде Дроздовского, их уже в России меньше знают, чем на Западе, и совсем другое – никому не известные певцы…

Фарик пришел в гостиницу совершенно измученный. Ему категорически не нравился Каварадосси. Это был шведский знаменитый певец.

– Понимаешь, он дубина! Ему нельзя петь Пуччини. Я попытался кое-что ему объяснить, но он так самоупоен, что просто меня не слышит!

К тому же нередко не попадает в ноты. Это будет провал!

– Не будет провала! Успокойся! Завтра все встанет на свои места! Это что, первый раз, когда тебе не нравится исполнитель?

– Да нет, – грустно улыбнулся он, – я по пальцам одной руки могу сосчитать спектакли, где меня все устраивали.

– Ну, а я о чем? К тому же на спектакле твой швед соберется. Ты ведь уже ничего изменить не можешь, это вообще замена, если бы Георгиади не заболел…

– В том-то и дело! Я не хочу, чтобы говорили, что Георгиади – это класс, а Закиров…

– Никто так не скажет! Успокойся, возьми себя в руки!

– Легко сказать… Да, а что там с Ташкентом?

– Все будет нормально. Не думай об этом! Думай о чем-нибудь приятном, ну хоть о своей даме…

Он горько усмехнулся:

– Знаешь, по-моему, эта страница скоро будет перевернута… Я понял, что не больно-то ей нужен. Мне, по сути, нечего ей предложить. И у нее ребенок… А я кочевник. И не футболист, у меня таких денег быть не может по определению.

– А ты сам – этого для нее мало?

– Мало! И неинтересно. Я в ее кругу как-то не очень котируюсь.

– Но она тебя любит?

– О нет!

– Фарик, ты с ума не сошел? Зачем тебе сдалась жена футболиста с ребенком, которая тебя еще и не любит? Тебя, такого талантливого, красивого, знаменитого, а еще и доброго и благородного, – задохнулась я от возмущения.

– Понимаешь, это иррационально… Она сводит меня с ума… Хотя теперь я уже многое понимаю, осознаю…

– То есть это как наркотик?

– Ну да… что-то вроде…

– Знаешь, у одной моей знакомой в Америке дочка была наркоманкой. Ее посадили в тюрьму на два года за какую-то кражу. Там наркотиков не было. И она вылечилась.

– Что ты хочешь этим сказать? Мне надо сесть в тюрьму?

– Боже упаси! Просто забудь о ней на какое-то время. Не мотайся в Лондон при каждом удобном случае, не звони ей, оглядись по сторонам, мало ли вокруг красивых и милых женщин.

– Я знаю. Вот ты, например…

– Здрасьте, приехали!

– Ах да, у тебя там какой-то Пахом или Панкрат…

– Пафнутий!

– Ох, извини! А ты обещала показать его фотографию! Покажешь?

– Запросто!

Я достала свой айфон и нашла на днях присланный Константином снимок Пафнутия на фоне панно.

– Вот смотри!

– Какая красота! Так Пафнутий – это кот? – рассмеялся Фархад.

– Как видишь!

– Хорош! Но это не твой кот?

– Увы!

– А что это за фон? Невероятно красиво!

– Просто стена в одной московской квартире… Там живет Пафнутий.

– А кто еще?

– Еще? Костя, который готовит сказочные пельмени.

– А портрет Кости у тебя есть?

– Есть.

– Покажи! – потребовал Фарик.

Я показала.

– Хорошее лицо. Мне он нравится, Женька! Он тебя любит?

– Нет.

– А ты его?

– Тоже нет. Просто мы оба любим Пафнутия.

– Жень, а выходи за меня замуж! По-моему, это для нас обоих идеальный вариант.

– Нет, Фарик, это чепуха. Мы только друзья. Просто тебе сейчас хреново и одиноко… А я, Фарик, еще хочу любви, как ни смешно это звучит.

– Почему смешно?

– Возраст уже и вообще…

– Знаешь что, я сейчас умру с голоду! Пошли куда-нибудь, поужинаем, только не говори, что ты не ужинаешь. В крайнем случае съешь какой-нибудь фруктовый салат.

– Ладно, идем!

Мы вышли на улицу.

– Знаешь, я обожаю в Германии и в Австрии всякие простецкие заведения, там почти всегда вкусно. Ты была в Зальцбурге?

– Да.

– Там есть одно уличное кафе, где подают такую штуку, я забыл, как она называется… Это сладкое блюдо из яиц, что-то вроде гигантского омлета, одному его съесть немыслимо, а вдвоем – милое дело. И больше уже ничего съесть просто невозможно. Но кроме Зальцбурга я нигде больше этого не видел. О, Женя, ты любишь дичь?

– Люблю.

– Тогда пошли вон туда, там подают седло косули!

Но в меню седла косули не оказалось, и мы заказали рыбу.

– Знаешь, когда я ставил в Мюнхене «Пиковую даму», я частенько обедал в ресторанчике напротив оперного театра, вот там готовят оленину – это с ума сойти! С грушей, брусникой, упоительным соусом со сметаной и к этому еще мисочка макарошек размером с ноготь. Умереть – не встать!

– Да ну тебя, Фарик, я есть не хотела, а теперь…

– А между прочим, «Пиковая» хорошо там прошла, удачный спектакль был.

– Да, кстати, о спектакле. Я сперва с твоих слов и со слов Мирона поняла, что у вас уже все на мази, а сегодня выяснилось, что все это на стадии замысла, да и то не окончательно оформившегося. Я права?

– Права, дорогая моя, права! Просто это мечта, которую Мирон выдает за действительность, хотя многое уже все-таки сделано, нам обещают два спектакля в конце сезона, но мы не успеваем… И это может обернуться катастрофой! Но у Мирона такая сила убеждения, что я невольно поддаюсь и начинаю верить, что случится чудо! Он уже потратил кучу денег, но нас преследуют неудачи, то крупные, то мелкие…

– Так, может, похерить этот проект и взяться за что-то другое?

– Нет, Мирон просто не позволит этого сделать.

– А что, лучше провалиться?

– Понимаешь, если все получится, мы не провалимся с такими голосами.

– Вот! По-моему, всю ставку надо делать на голоса, и только.

– Ты хочешь сказать…

– Да, я хочу сказать, что надо сделать пробу, заявку… Дать спектакль в концертном исполнении. И если будет успех, в следующем сезоне как следует подготовить ту же «Иоланту» и, допустим, «Моцарт и Сальери» и «Веру Шелогу» Римского-Корсакова. Три разные одноактные и не слишком популярные на Западе оперы…

Он смотрел на меня с таким восторгом, что я даже смутилась.

– Идея – гениальная! Жень, да тебе цены нет! Это будет куда серьезнее, строже и элегантнее. Это будет всего лишь проба! И у нас есть целых полтора месяца на подготовку вокальных партий.

– Мирон сказал, что хочет снять особняк, чтобы все исполнители жили вместе.

– Ерунда! Я сейчас с ним свяжусь! Алло, Мирон!

– Да, Узбек, тебе чего неймется?

– Послушай, у Жени родилась гениальная идея! – И он изложил ему мое предложение.

У Мирона вытянулось лицо.

– Но это же… Кому это надо… в концертном исполнении… Выйдут певцы и просто споют…

И вдруг Фарик хлопнул в ладоши.

– Есть идея! – закричал он. – Жень, покажи ему фотографию кота…

– Зачем? – обалдела я.

– Покажи, говорю! Пошли ему сейчас же.

Я послала.

– И зачем мне этот котяра? Хотя… Ты, Узбек, имеешь в виду задник?

– Именно! И все! Это придаст колорит.

– А кто художник? – уже очень деловито спросил Мирон.

– Это сделал друг моего знакомого, расписал стену у него в квартире.

– Ты можешь с ним связаться? – крайне воодушевился Мирон.

– Непосредственно с художником – нет.

А со своим приятелем могу. Но в Москве уже давно все спят.

– Значит так, ребята, я через час выезжаю к вам, и утром мы с Женей летим в Москву. Находим этого парня и если он согласится, то мы спасены!

– Но у меня завтра спектакль!

– Узбек, ты что, маленький? Без няньки не обойдешься?

– Да нет, обойдусь, конечно, – засмеялся Фарик.

Мирон уже отключился.

– Ой, Фарик, а вдруг Кости нет в Москве?

– Ну, у тебя же есть его мобильный?

– Конечно.

– Значит, позвонишь ему и спросишь координаты художника. Ничего страшного. Главное, чтобы художник согласился.

– Господи, Фарик, вы с Мироном как два мальчишки, которые кидаются в какую-то авантюру, ни о чем как следует не подумав, ладно Мирон, он вообще авантюрист, но ты-то, дирижер с мировым именем…

– Не преувеличивай!

– Я не преувеличиваю, у тебя действительно мировое имя, и меня восхищает твое умение руководить оркестром, твоя решительность, властность, но в этой истории ты как маленький мальчик, которого поманили красивой сказочкой… Это Мирон так на тебя действует?

– Может быть, – улыбнулся Фархад, – может быть… Но, поверь, Женечка, мы миллион раз все обсудили, подсчитали, нас многие поддержали, но в какой-то момент все вдруг начало сыпаться… Ну, ты же знаешь, как это бывает. Но такая простая и элегантная идея никому из нас в голову не пришла. А тебе, Женька, и впрямь нет цены! И ты таки будешь заниматься этим проектом, и если с этим художником все выгорит, мы еще и ему имя сделаем… Ну а на худой конец обойдемся просто концертным исполнением. Сейчас, как говорится, не до жиру.

Константин уже сел в машину, чтобы ехать на работу, когда у него зазвонил мобильный. Он глянул на дисплей. Женя! Его захлестнуло радостью.

– Алло, Женечка, вы?

– Костя, здравствуйте! Я в Москве, и мне необходимо срочно с вами увидеться! Я понимаю, вы работаете, но, может, в обеденный перерыв, вы скажите, куда мне приехать…

У нее был странно возбужденный тон, совершенно для нее нехарактерный.

– Что-то случилось, Женя? Я сейчас в машине, могу говорить. Нужна моя помощь?

– Да, Костя, нужна!

– Я готов.

– Костя, я… Мне просто необходимо связаться с вашим другом.

– С каким другом? – совершенно ошалел Константин. – С Феликсом?

Это единственное, что пришло ему в голову.

– Я не знаю, как его зовут, вы, по-моему, не говорили…

– Ну, с тем парнем, с которым мы в боулинге встретились?

– Ох, нет, – засмеялась она. – Нет, Костя, с тем художником, который расписал у вас стену.

– А… Господи, зачем он вам понадобился?

– Для него есть очень интересная работа. Вы можете меня с ним связать?

– Ну, разумеется. Я просто не уверен, что он возьмется… Он довольно странный тип… и совершенно не умеет вести переговоры. Вот что, Женя, давайте встретимся, вы мне все изложите, а я потом с ним свяжусь, и если его это заинтересует, сведу его с вами. Так будет проще и быстрее, с ним тяжело иметь дело.

– Он что, сумасшедший?

– Ну, в некотором роде, – хмыкнул Константин. – Хорошо, Женечка, давайте в половине второго в том кафе, где мы впервые встретились.

– Отлично! Договорились!

– Ну что, что он сказал?

Я передала Мирону все, что сказал Костя.

– Ладно. Хотя я не люблю иметь дело с сумасшедшими. Жень, а что это у тебя глаза какие-то… ты что, влюблена в этого Костю?

– Да нет, просто всю ночь не спала, надо было подготовить все для Фарика… И ты еще должен был нагрянуть. Тебе хорошо, ты спишь в самолете…

– Знаешь что, ты иди на эту встречу одна!

– Почему?

– Мне кажется, тебе этого хочется.

– Что за чушь? – рассердилась я, хотя, должна признаться, именно этого мне и хотелось.

– Иди-иди. А если что, свяжешься со мной, я поприсутствую виртуально. И не спорь!

– Да ладно. Виртуально так виртуально. Но что-то мне вдруг показалось, что из этой затеи ни черта не выйдет.

– Откуда пессимизм, Женюра?

– Не знаю.

– Ладно, сейчас заброшу тебя домой, примешь душ, отдохнешь, и твой оптимизм к тебе вернется.

Господи, как мне не понравилась вдруг моя квартира! Какое-то депрессивное логово. С этим надо что-то делать, не должна женщина так жить… Но где взять время? У меня и с Фариком-то минуты свободной нет, а если на мои плечи ляжет еще и этот проект, мне даже вздохнуть будет некогда. А может, и хорошо? Некогда будет мечтать о любви. Любовь и деловая женщина – разве это совместимо? А Костю хочется увидеть. Мне показалось, он обрадовался моему звонку. И был, кажется, разочарован и озадачен, когда узнал, зачем я звоню. Вид у меня после бессонной ночи был не слишком привлекательный, и я решила наведаться в салон красоты, который мне рекомендовали стилисты, занимавшиеся сменой моего имиджа. Да, но без записи заранее я вряд ли туда попаду. Однако мне повезло, и меня приняли.

К тому же салон был расположен неподалеку от того кафе, где мы должны были встретиться с Костей. Все мои вещи остались в Амстердаме, с собой у меня был только красный костюм, в котором я собиралась пойти на «Тоску» в Дюссельдорфе. Не слишком ли это нарядно для встречи в половине второго дня?

А что, если накрутить на шею серый шарф? То, что нужно! Странно, я почему-то полюбила красный цвет. Хотя раньше редко его носила.

Выйдя из салона красоты, вполне удовлетворенная своим видом, я посмотрела на часы. Четверть второго. Я все успеваю! Но ужасно волнуюсь.

И даже боюсь. Чего, интересно? Встречи с Костей или провала своей миссии? Все-таки, вероятно, провала. Ведь от моей встречи с Костей ничего, собственно, не зависит… Чепуха! От моей встречи с Костей и зависит успех моей миссии. Я вошла в кафе. Огляделась. Его еще нет. Это показалось мне дурным предзнаменованием. На часах уже тридцать пять минут второго. Мог бы хоть позвонить… Но вот он! Вошел, огляделся. Заметил меня. И просиял!

– Женечка, дорогая, простите, ради бога!

– Пробки?

– Да какие пробки, я тут работаю в соседнем переулке, но мне в последний момент надо было подписать один документ… Словом, простите!

– Прощаю!

– А вы чудесно выглядите! Нет, вы ослепительны! Женя, мы с Пафнутием соскучились! Как вам живется-можется в Европе?

– Ох, муторно! Столько дел, что… Костя, вас, вероятно, удивил мой вопрос по поводу вашего друга?

– Да, не скрою, удивил.

– Видите ли, в чем дело. Я и наш продюсер специально прилетели в Москву, чтобы с ним встретиться. Для него это шанс…

– Какой шанс?

– Скажите, а ваш друг… У него есть имя в этом мире? Его знают?

– Нет, совершенно не знают. Он… человек другой профессии, это его хобби.

– Боже мой, но…

– Женечка, изложите мне вашу идею, а я уж с ним свяжусь.

Я изложила ему идею. И добавила то, что рассказал мне в аэропорту Мирон:

– Кроме этого задника мы выпустим буклеты и приглашения в обложке с тем же рисунком, разумеется, все это будет оплачено, и, вполне возможно, в дальнейшем, если наша затея будет иметь успех, мы закажем ему оформление к другим спектаклям.

– Но, позвольте, Женя, насколько я понимаю, чтобы оформлять спектакль, нужно как минимум учиться сценографии. Мой друг… он просто любитель. Он и рисует только вот такие фантазийные штуки… Орнаменты, что ли… Я даже толком не знаю, как это называется. Понимаете, он ведь расписал у меня стену… как бог на душу положит… А вам обязательно нужен именно этот рисунок?

– Нет, конечно, нет. Но у него, может быть, есть что-то еще, эскизы, наброски?

– Ну, вероятно, есть. Но я не знаю. Это ведь надо будет ехать куда-то… Это займет время…

– Конечно. Но все-таки это шанс. Он редкостно талантливый человек. Все, кто видел даже просто в телефоне это панно, сразу приходили в восторг…

Я видела, что Костя слегка растерян.

– Костя, вас что-то смущает?

– Да.

– Что именно?

– Да как вам сказать…

– Так и скажите!

– Я не уверен, что он согласится. Вот если бы можно было сделать это в Москве…

– Что? Задник?

– Ну да. У него даже нет загранпаспорта. Он вообще странный тип…

– И все-таки, Костя, поговорите с ним.

– Хорошо. Я поговорю.

– А вы не можете сейчас ему позвонить?

– Попробую.

Он достал мобильник и куда-то позвонил. Даже мне было слышно: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

– Не волнуйтесь, Женя, в крайнем случае я вечером заеду к нему домой.

– Я с вами!

– Женя, не стоит. Я сам. Скажите, это надо будет делать на холсте?

– Полагаю, что да.

– А размеры холста?

– Ну, мы прикинули, примерно четыре на четыре.

– Женя, мою стену он расписывал около трех месяцев, а там куда меньше площадь. Он просто может не успеть.

– Но у вас он ведь не целыми днями работал, правда?

– Конечно. Только в свободное время.

– Ну вот! Если он возьмет отпуск, то за месяц должен справиться.

– Женя, а с чего все-таки вы решили обратиться именно к нему?

– Потому что это то, что нам нужно! У нас случились всякие накладки, первоначальный замысел сгорел синим пламенем, и вот, чтобы спасти идею, мы решили сделать спектакль в концертном исполнении, ну а для придания колорита повесить такой вот фантастически красивый задник.

– Но в принципе без него можно и обойтись?

– На худой конец…

– Знаете, Женя, я сегодня же отыщу его.

– А кстати, как его зовут?

– Его? Ксаверий. Ксаверий Лунин.

– Как у вас все необычно. Кот Пафнутий, друг – Ксаверий!

– Женя, я самый большой идиот в Москве! – вдруг выпалил он.

– Почему? – засмеялась я.

– Потому что не разглядел вас с первого раза.

– Но теперь разглядели?

– Да. И ослеп.

– Всему виной красный костюм?

– Нет. Но вы лучше снимите этот шарф. Он тут лишний. Вот, так лучше… Женя!

Его черные глаза горели странным огнем, опасным и жутко завлекательным. А в манерах появилась неожиданная мягкость. Ох, непростой мужичок, ох непростой!

Он взял мою руку, обоих тряхнуло током.

– Костя, не надо!

– Почему? У вас кто-то есть?

– Костя!

– Женя, мы взрослые, даже более чем взрослые люди…

У меня зазвонил телефон.

– Алло!

– Женя, это Мирон. Ну что?

Я вкратце изложила ему то, что узнала от Кости.

– Хрень какая-то! Я через десять минут буду, и не возражай! Я сам с ним поговорю!

– Валяй! – засмеялась я.

– Кто это? – спросил Костя.

– Наш продюсер.

– И что?

– Ничего. Я просто перед ним отчиталась.

И он сейчас будет здесь.

Действительно, через десять минут явился Мирон. Я познакомила их. Мирон был на две головы ниже Кости, но это ничуть не умаляло его значительности.

– Весьма рад. Скажите, я мог бы своими глазами взглянуть на эту роспись, которая у вас в квартире? Знаете ли, гаджеты это одно, а живое восприятие другое. Я элементарно и, возможно, даже по-хамски напрашиваюсь к вам в дом.

– Да не проблема! Можно хоть сейчас поехать!

– Давайте только сначала поедим, я страшно голоден, да и Жене поесть не мешает, она в самолете практически ничего не ела.

– Ну хорошо, давайте поедим, – как-то растерянно пробормотал Костя.

– А Пафнутий дома? – спросила я.

– Нет, Пафнутий ушел в салон красоты, – хмыкнул Мирон, – перед твоим визитом.

Костя фыркнул.

– А ему не надо, он и так прекрасен! – расхохоталась я. Надо же было задать такой идиотский вопрос!

Я была рада появлению Мирона. Этот Костин взгляд не сулил ничего хорошего. Мне сейчас совсем не нужны любовные потрясения. Дура набитая, о любви мечтала. Тут любовью и не пахнет. Только сексом. А я так не хочу. Я хочу, чтобы меня любили, заботились обо мне, баловали… Понимаю, мечта несбыточная. Но ведь если сбыточная, то уже не очень мечта.

Наскоро перекусив, мы сели в машину Кости и поехали.

– Ох, не люблю я небоскребы, – проворчал Мирон. – Какой у вас этаж?

– Двадцать первый! А я в восторге.

– Дело вкуса.

Когда Костя отпер дверь квартиры, оттуда пулей вылетел Пафнутий и кинулся ко мне.

Я подхватила его на руки.

– Пафнутий, любименький мой!

Кот терся о мое плечо, громко мурлыкал и слегка когтями прихватывал кожу.

– Нет, вы видали такое? – проворчал Костя.

– Это любовь. Так бывает, – констатировал Мирон. – А котяра и вправду хорош. Ну, пусть они тут милуются, а вы покажите мне роспись.

– Идемте!

А Пафнутий вдруг стал как-то странно мяукать, он словно рассказывал мне что-то, словно жаловался…

Я села с ним на диван.

– Что, маленький мой? Ты скучал?

– Мяу!

– А я как скучала! Если хочешь знать, у меня в номере на тумбочке твоя фотография стоит.

– Мяу!

– Ты меня любишь, кот?

– Мяу, мяу, мяу!

Я разревелась. Этот чужой кот любил меня, и мне казалось, что без его любви моя жизнь была бы куда беднее.

А он все продолжал жаловаться мне.

– Женя, куда вы пропали? Господи, вы плачете? – перепугался Костя.

– Скажите, с ним что-то случилось за это время?

– С кем?

– С Пафнутием! Он мне что-то рассказывает, как будто жалуется…

– Он говорит вам, что очень скучал, что ему вас не хватает, что вы, наконец, в ответе за тех, кого приручили… Ну и еще, что мы любим вас… Оба. Только он куда красноречивее меня, в этом все дело.

– Костя! А где Мирон?

– Обнюхивает роспись.

Но тут появился Мирон.

– Послушайте, друзья мои, у меня появилась идея. Но мне нужен для этого человек, круто разбирающийся в компьютерах.

– Ну, я в этом деле кое-что смыслю, – хмыкнул Костя.

– Да? Отлично. Так скажите мне, а если… Черт, не знаю, как поточнее сформулировать. А что, если взять, предположим, эту роспись и компьютерными средствами зафигарить на стенку концертного зала? Это в принципе возможно?

– Конечно.

– И это много времени займет?

– Ну, за два часа с этим не справиться. А недели за две можно.