Текст книги "Прощайте, колибри, хочу к воробьям!"

Часть 3
Квинтет

– Господи, Женька, на кого ты похожа? Тень отца Гамлета! – воскликнул Мирон.

– Ох, ребята, как я рада вас видеть!

– А мы как рады! Мы тут без тебя вообще пропадаем! Имей в виду, мы тебя загрузим так, что попи́сать будет некогда…

Когда мы сели в машину, Фарик сказал:

– Ребята, у меня родилась гениальная идея! Мы сделаем новаторский спектакль! Поставим «Гамлета»! Он в последнем акте не умрет, а попадет в монастырь, где его будет выхаживать опять-таки выжившая Офелия и ему, принцу датскому, будет являться уже тень его мамаши… Успех будет офигенный!

– Фарик, что ты несешь! – не могла не улыбнуться я.

– Да идите вы! – рассердился Мирон. – Хотя… Нет, надо не так… Надо заказать оперу «Принц датский». И там, в монастыре, наш принц оттрахает всех монахинь. Вот это будет хит!

– А что, вполне в духе времени. Я вот когда лежала больная, видела по телику новую «Бесприданницу». Так она кончилась тем, что Карандышев, бедный, но благородный офицер, пристрелил Паратова и Ларису вроде бы тоже, но в финале он через пять лет выходит из тюрьмы, и его встречает у ворот Лариса!

– Жень, ты врешь?

– Клянусь!

– И скандала не было? – полюбопытствовал Мирон.

– Да ну… «Бесприданницу» в наше время никто и не знает, разве что «Жестокий романс».

– Ладно, ребята, не трындите! Женька, колись, что случилось? И, кстати, ты есть хочешь?

– Ужасно!

– Тогда забросим сейчас твои вещи в отель и пойдем ужинать.

– Я вам покажу видео, закачаетесь, ручаюсь.

Боже, как они хохотали!

– Что вы ржете? У меня жизнь сломана, а вы…

– Да ладно, Женька, я так и думал, что Костя твой тот еще потаскун. Но кот у него… За такого кота полжизни не жалко, – заметил Мирон.

– Полцарства за кота! Опять-таки перефразируем старика Шекспира, – сквозь смех сказал куда более начитанный Фарик.

– Женька, а это и есть женушка твоего брата? Повезло парню, нечего сказать! Ты бы ему это видео послала, вот бы впечатлился…

– Нет, не стану я этого делать. Это был его выбор, пускай сам и расхлебывает…

– Ну да. А она красивая, зараза, кстати, здорово похожа на твою идиотку, Узбек!

Лицо Фархада болезненно исказилось.

– Мирон!

– Все, молчу! Хотя нет, не могу молчать! Знаешь, Женька, она его мало того что бросила, так выяснилось, что еще и ободрала как липку! Ты имей это в виду при заключении контрактов, наш великий маэстро, как говорится, на мели.

– Мирон!

– Женька должна это знать, она же с тобой работает!

– Все, мальчики, мы больше не касаемся этих тем, проехали! Зато у нас все билеты проданы!

– Это да! Вот, кстати, Женька, срочно нужна твоя помощь! – воскликнул Мирон. – Одна из дам-попечительниц, много для нас сделавшая, хочет, чтобы Закиров выступал не во фраке, а в черной шелковой рубашке, которую в количестве двух штук она самолично выписала из Китая.

А этот упертый Узбек даже слышать об этом не желает.

– Да, не желаю! С какой стати я должен менять свои привычки? Всю жизнь дирижирую во фраке…

– А ты хоть примерил эти рубашки?

– Нет. Я все равно не буду в них дирижировать. Да хотя бы из суеверия! Ни за что!

– О! Фарик! Это роскошная отмазка, против нее никакая дама не устоит. Музыканты часто очень суеверны! – включилась я в разговор. – И никто не обидится!

Они переглянулись.

– Вот что значит умная женщина! Нам обоим даже в голову не пришло, что это и впрямь гениальная отмазка.

– Вот! А на фуршет после спектакля ты, Фарик, наденешь эту рубашку. И волки будут сыты, и овцы целы.

– Господи, казалось бы, так все просто… – почесал в затылке Мирон. – Гляди-ка, Узбек, а тень мамки Гамлета уже даже и не тень, а вполне себе аппетитная женщина…

– Ох, ребята, если б вы знали, как я вас люблю! И как я счастлива, что вы у меня есть…

Первый спектакль прошел с ошеломляющим успехом. Публика неистовствовала, однако надо было еще дождаться мнения критиков, а оно зачастую не совпадает с мнением публики. И все равно мы чувствовали себя такими счастливыми! Как я и думала, Мунтяну пел божественно. Наверное, лучшего Роберта мне слышать не доводилось. Там было все, что нужно для исполнения этой эффектной, но в общем-то довольно пустой партии. Он не пытался наполнить ее несуществующим смыслом и подтекстом, но его волшебный и поистине блестящий голос идеально лег на эту партию, и в результате получился шедевр. Да и другие исполнители были на высоте, хотя Таня Соловьева вышла петь больная, однако справилась с собой. Водемон, на мой вкус, был излишне нежным, но публика так не считала. И роскошный бас Бориса Вейнберга – Рене, и, конечно, тончайшая нюансировка Фархада… Он вообще изумительный именно оперный дирижер, певцы его обожают, он никогда их не глушит, как это нередко случается… Словом, я чувствовала себя почти счастливой. Почти. Теперь еще пережить второй спектакль…

И мы его пережили! Успех был еще больше. Мунтяну даже заставили бисировать, что никак не было предусмотрено. Однако Фархад сделал ему знак, и тот еще раз спел. Я вдруг подумала: у него такой сексуальный тембр, ему надо спеть, например, Демона. Это должно быть здорово! На прощальном фуршете он вдруг подошел ко мне.

– Женя, можно к вам обратиться?

– Ну конечно, Андрей! Вы были просто великолепны.

– Спасибо! Но я хотел вас попросить…

– Да?

– Женечка, не могли бы вы мне помочь в одном деле?

– Ну, если это в моих силах…

– Я сегодня утром получил приглашение в театр «Колон».

– В Буэнос-Айресе?

– Да. Приглашают петь Малатесту в «Доне Паскуале» и «Онегина»!

– Поздравляю, Андрей. Театр «Колон» – это марка!

– Вот Закиров тоже говорит, чтобы я согласился.

– А что вас смущает?

– Да, собственно, ничего. Я должен встретиться послезавтра с их представителем.

– И что?

Я чувствовала, что он мнется.

– Да что такое, Андрей?

– Женечка, – решился он, – вы не поможете мне немного приодеться… У меня ни черта нет приличного. Здесь, в Амстердаме, это не важно, но…

– Разумеется, помогу! Завтра с утра и займемся. Я, правда, не очень знаю, что носят в Аргентине, но нас это не касается. Будете выглядеть по-европейски элегантно, как подобает оперной звезде.

– Женя, я вас умоляю… Тоже мне, звезда без порток.

– Портки купим! А звездой вы уже стали.

У вас такой сказочный голос! Я думаю, еще год – и вы заткнете за пояс Дроздовского.

– Скажете тоже… Хотя, если честно, мне вообще он не нравится.

– И мне! Значит, в одиннадцать встречаемся у Музея мадам Тюссо.

– Почему? – улыбнулся он.

– Потому что я уверена, что лет через пять там появится и ваша фигура!

– Ох, Женя… – засмеялся он.

– Чего от тебя хотел Андрюха? – со странным выражением лица спросил Мирон.

– Чтобы я помогла ему купить кое-какую одежку. Он получил приглашение в «Колон»!

– Ни хрена он туда не поедет!

– Почему это?

– Потому что я уже веду переговоры с Метрополитен.

– Ты серьезно?

– Серьезней некуда! Только ты пока ему не говори, а то вдруг не сладится.

– А что ему предлагают там?

– «Отелло».

– Обалдеть! Такая партия в Метрополитен…

– Именно!

– Он должен быть гениальным Яго. Господи, Мирон, я так за него рада!

– А ты что, влюбилась в него?

– До чего же вы, мужики, примитивные существа. Я влюбилась в его голос! И в человека, который есть у этого голоса… Но не в мужчину!

– Это хорошо.

– А почему, собственно?

– Слушай, подруга…

– Да?

– А как ты ко мне относишься?

– К тебе? Я к тебе прекрасно отношусь, нет, я к тебе отношусь изумительно! Я тебя просто обожаю, Мирон!

– И тебя не смущает, что я… не очень высокий?

– Да плевать я на это хотела!

– Правда? Но тогда… Может, ты выйдешь за меня замуж, а?

У меня отвисла челюсть.

– Мирон!

– А что Мирон? Мы бы с тобой открыли музыкальное агентство, стали бы раскручивать талантливых певцов из России, которым там не пробиться… У нас было бы общее дело…

– Мирон…

– Я тебе неприятен?

– Дурак ты! Просто я не могу так сразу. Может, это и хорошая мысль… Просто дай мне время отойти от последних событий.

– Надеешься, что Костя приползет?

– Нет, Костя, собственно, ни в чем не виноват. Я просто не смогу жить с такой историей в анамнезе… И он, похоже, все-таки виделся с ней.

– С чего ты взяла?

– А откуда она может знать, что я работаю с Фархадом, что я собиралась уезжать…

– Это вполне объяснимо. Про Фарика она могла узнать из Интернета, из любого его интервью последнего времени, а что собираешься уезжать – тоже все просто: если она знает про работу с Узбеком, то вполне может знать, что ты хочешь попасть на наши спектакли, все логично, Женька. И он может ни сном ни духом…

– Ты чистое золото, Мирон!

– Так выходи за меня… Ну ладно, не сейчас, а когда остынешь?

– Хорошо, – вдруг решилась я. – Только давай отложим решение этого вопроса, ну, скажем, на полгодика. Если к тому времени ты не передумаешь, я за тебя выйду!

Он просиял:

– Я люблю тебя, Женька! И хотя ты пока еще любишь этого психа Костю или его кота, не знаю, но со временем…

– Только давай, Мирон, на полгода мы обо всем этом забудем, а? И никому ничего говорить не станем.

– Даже Узбеку?

– Даже ему.

– Ну что ж, дело нормальное. Я умею ждать.

И он улыбнулся мне так, что я невольно подумала: а может, и впрямь выйти за него замуж? Это будет муж, и друг, и каменная стена… А что он ниже меня ростом, так это чепуха. Ну не буду носить туфли на высоких каблуках, только и всего. Невелика жертва! И у меня вдруг стало как-то хорошо и спокойно на душе…

Когда утром я встретилась с Андреем, я по глазам попыталась понять, знает ли он уже про Метрополитен или нет? Впрочем, глаза его были скрыты за темными очками.

– Андрей, я считаю, что к выбору одежды надо подходить с умом. А посему предлагаю сначала выпить кофе и составить список того, что вам необходимо в первую очередь.

– Согласен!

Мы сели в кафе там же, на Дамм, заказали кофе, и я достала блокнотик.

– Итак?

– Как минимум два костюма, рубашки к ним.

– Под галстук?

– Да. Обувь, тоже как минимум две пары.

– Дальше?

– Ну, плащ, наверное.

– И шляпу!

– А шляпу зачем? – испугался он.

– Вам должна жутко пойти шляпа.

Андрей как-то смущенно провел по довольно-таки лысой голове, правда, остатки волос были очень коротко пострижены, и его это ничуть не портило.

– Вам должна пойти шляпа… А впрочем, посмотрим. Что еще вам нужно?

– Хороший смокинг.

– Черный?

– Конечно. И все, что к нему полагается. Ну и что-то еще вполне повседневное, пару брюк, джинсы, может быть, и к ним какой-нибудь полувер.

– Андрей, не полувер, а пуловер!

– Ох, спасибо, Женя. Вы меня поправляйте.

– Хорошо. Только, чур, не обижаться!

– Да нет, что вы…

– Андрей, а как вышло, что с такими данными вас практически никто не знает? Это же нонсенс!

– Знаете такое слово – «непруха»?

– Просто непруха?

– Ну да. Стоило мне вписаться в какой-то проект, как он прогорал. Меня позвали петь в Бухарест, там неплохой театр, но для начала дали спеть Амонасро в «Аиде».

– Это не ваше.

– Именно! Не прозвучал. В другой раз я должен был петь Жермона, и вроде все складывалось, но спектакль в целом провалился. И все в таком роде. А потом кто-то решил: приглашать Мунтяну – значит обречь себя на неудачу.

Я думал податься на эстраду… Но там я сто лет никому не нужен. Пытался преподавать. Но это уж совсем не мое. И вдруг предложение от Закирова. Я чуть с ума не сошел, хотя Роберт – это не совсем то…

– А что вам хотелось бы спеть в идеале?

– Ну, Онегина, конечно, а вообще… Я безумно люблю Верди… Ренато…

– Я впервые вас услыхала именно в «Бале-маскараде».

– Вам понравилось?

– Не то слово!

– Знаете, Женя, никому еще не говорил, но вам могу… Моя самая заветная мечта – это Яго.

– О да! У вас должно получиться. Это был бы очень интересный образ и вокально и актерски… И я почему-то уверена, что ваша мечта сбудется в самое ближайшее время! Вы, кстати, уже согласились ехать в Аргентину?

– Так нет еще, у меня только завтра встреча. Я уж не говорю об Онегине, но и Малатеста тоже роскошная партия. Там столько юмора… Кстати, там есть дуэт с басом, вот бы с Вейнбергом спеть…

– Все у вас будет, Андрей. Кончилась темная полоса.

– Женя, нельзя так говорить!

– Можно и нужно, Андрей! Нам вы принесли удачу! Без вас я не уверена, что…

В этот момент у него зазвонил телефон.

– Мирон звонит. Алло! Да, мы тут с Женей… Что? – Он вдруг страшно побледнел. – Мирон, это шутка? Но так не бывает… Честно говоря, у меня крыша едет… Да, конечно, какие вопросы! Да, да, да! Хорошо, передам.

– Что случилось, Андрей?

– Вам привет от Мирона.

– Он звонил, чтобы передать мне привет? – Я понимала, что Андрей просто боится поверить услышанному.

– Женя, знаете, что он сказал? Что меня приглашают в Метрополитен… Петь Яго… Женя, что это?

– Это? Светлая полоса началась, Андрей! Поздравляю!

– А дирижером будет Фархад!

– Да вы что? – Вот это было новостью и для меня.

– Да! И это счастье… С ним работать настоящее счастье… Я не верю себе, Женечка, ущипните меня! Женя, значит, вы тоже полетите в Нью-Йорк?

– Скорее всего да.

– Невероятно! Невероятно! Любой певец о таком дирижере может только мечтать… Он настолько тонкий музыкант… И, главное, он любит артистов.

– Ну не всех! Далеко не всех! Слышали бы вы, как он ругал Гундерсона, который пел Каварадосси в Дюссельдорфе. Причем после репетиций, а после спектакля остался более или менее доволен…

– А я это понимаю, – улыбнулся Андрей. – Гундерсон неплохой певец, но, что называется, с гонором… Но, видно, понял, что если не спрячет свой гонор в карман, провалится. Хватило ума. Боже, Женя, мне это все не приснилось?

– Нет, Андрей! Но нам пора в путь, надо же экипировать звезду Метрополитен!

– Женя!

– Что Женя? – засмеялась я.

– Рано! Пока еще чудовищно рано! Я боюсь!

– Хорошо, тогда пойдем экипировать Андрюху с Кишинева!

– О! Вот так-то лучше! Идем!

Мы довольно долго слонялись по магазинам. У Андрея была отличная фигура, вещи на нем сидели великолепно. Я все-таки настояла, чтобы он примерил шляпу.

– Боже, Андрей, теперь вас должны пригласить еще и в Голливуд. Играть гангстера пятидесятых годов. Вы неотразимы!

– А вообще-то да… Здорово. Женя, а я не буду выглядеть идиотом?

– Ну, Андрей… Вот с этим плащом просто идеально… И знаете что, я полагаю года через два появится фирменный стиль Андрея Мунтяну. И все мужики кинутся покупать шляпы…

– Все лысые мужики! Вот что, Женя, я жутко проголодался. Приглашаю вас зайти перекусить. Я был тут в одной забегаловке, там вкусно кормят, пошли?

– Пошли!

– Женечка, – обратился он ко мне, когда мы выпили пива, – пожалуйста, не могли бы вы позвонить Мирону?

– Зачем?

– Женя, спросите у него: это все правда?

Мне как-то не верится…

– Без проблем! Алло, Мирон!

– Да, Женька, рад тебя слышать. Ты чего звонишь?

– Андрей попросил. Ему как-то не верится…

– Скажи ему, что я клянусь самым дорогим, что у меня есть.

– Хорошо, скажу.

– А тебе неинтересно, чем я клянусь?

– И чем же?

– Тобой.

– Вот если бы ты сказал кем, я может, и догадалась бы…

– Ох, эти грамотеи-интеллигенты! Чтоб вас черти съели! Да, кстати, скажи этому молдаванину, чтоб не спешил отказываться от приглашения в «Колон», может, по срокам удастся еще и туда успеть. Ну, как Фигаро. Фигаро здесь, Фигаро там… А вот интересно, почему его еще никто не позвал Фигаро петь?

– Потому что он всем уже надоел.

– А как проходит процесс экипировки?

– Все купили и уже пьем пиво.

– Во обнаглели!

– Кто кому надоел? – встревоженно спросил Андрей.

– Да Фигаро. Успокойтесь, Андрей, все правда, и еще Мирон сказал, чтобы вы не спешили отказываться от Буэнос-Айреса, может быть, удастся совместить… Будете нарасхват…

– Нет, правда?

– Послушайте, Андрей, вам тридцать шесть лет, вы дико талантливый, интересный, сексуальный, судьба просто не имела права вам не улыбнуться, она же все-таки женщина…

– Кто?

– Андрей, не тупите! Судьба – женщина и не могла перед вами устоять. Но теперь важно, чтобы вы смогли устоять перед той армией баб, которая вскоре откроет на вас охоту.

– Знаете, Женя, я, конечно, не монах, но и не оголтелый бабник. И возраст солидный, и поздновато начинаю. Я должен прежде всего состояться как певец, как артист.

– Ну а девушки, а девушки потом?

– Да.

– Бедняжки!

– Знаете, Женя, я недавно развелся… Вот буквально в прошлом месяце. Моя жена не хотела жить с неудачником.

– А вы любили ее?

– Когда-то любил, но она выпила из меня кровь.

– Обожаю такие истории! – хлопнула в ладоши я.

– Какие истории? – не понял он.

– Вы избавились от нее…

– Точнее – она избавилась от меня.

– Еще лучше! Она избавилась от вас и буквально тут же перед вами открылась перспектива мировой славы! И кто в этой ситуации неудачник, а?

Он засмеялся и тихонько пропел:

– Пусть неудачник плачет!

И вдруг я увидела парня, которого приметила еще в магазине, где мы купили плащ и шляпу. Он сидел за столиком неподалеку и старательно делал вид, что не замечает нас.

– Андрей, похоже, на вас уже открыли охоту папарацци, – шепнула я.

– Да ну, с чего вы взяли?

– Вон там сидит парень, я его видела в магазине.

– Женя, ну мало ли… Может, он тоже ходил по магазинам, а потом решил выпить пива?

– Да это же здорово, Андрей! Завтра уже появятся ваши снимки в какой-нибудь газете… Русский артист первым делом бежит покупать себе штаны! Чем не сенсация!

– Да пошли они! Эх, Женя, вот если бы вы могли быть моим агентом…

– Нет, Андрей, в этом мире у меня нет никаких связей. Но, насколько я поняла, Мирон хочет взять это на себя.

– Нет, правда?

– Ну, мне так показалось.

– Женя, а можно задать личный и, возможно, бестактный вопрос?

– Валяйте!

– Женя, а почему такая потрясающая женщина одна?

– Непруха, Андрей, – рассмеялась я.

– Я слышал, вы сделали карьеру вашему брату, а он вас кинул?

– Да. Но я ни о чем не жалею. Моя совесть чиста. А чистая совесть для меня важнее всего.

И, кстати, я вовсе не считаю себя потрясающей женщиной. Но вам за этот эпитет спасибо. Кукушка хвалит петуха…

– А вы в курсе, что Мирон вас любит?

– Опа! Это что, уже всеобщее достояние?

– Нет, я бы сам никогда не допер, мне Таня Соловьева сказала, когда вы болели в Москве, он просто с ума сходил… Вы не знали?

– Догадывалась.

Тут мне позвонил Фархад:

– Женя, ты сейчас можешь ко мне приехать?

– А ты где?

– Дома. Понимаешь, пришло приглашение в Метрополитен, надо посмотреть мой график и во что бы то ни стало выкроить на это время, а сам я совершенно не справляюсь.

– Буду через сорок минут.

– Спасибо, Женечка!

– Фархад вызывает меня утрясти график с Метрополитен.

– Боже мой, Женя, у меня голова идет кругом!

– Наденьте шляпу! – засмеялась я.

– Если б было хоть чуточку похолоднее, видит бог, надел бы.

Фархад открыл мне со словами:

– Женя, не вздумай завести роман с Мунтяну!

– Здрасте, приехали!

– Женя, тебе нужна эта головная боль? Ты можешь себе представить, что скоро начнется? Всемирное бабье помешательство!

– Фарик, ты меня вызвал для этого разговора?

– Разумеется, нет! Но заодно уж…

– Послушайте, ребята…

– Это ты ко мне во множественном числе обращаешься?

– Нет, просто я тут с ума с вами сойду, все решили заняться моей личной жизнью! Я скромная сорокалетняя баба, никаких выдающихся данных, достаточно невезучая в личной жизни, – разозлилась я, – что вы все лезете со своей заботой? Я хоть и работаю с тобой, но в твои личные дела не лезу, и ты не лезь!

– Постой, ты чего раскипятилась? А кто еще, кроме меня…

– И Мирон, и Андрей, все обо мне заботятся.

– А это разве плохо? Мы же любим тебя, Женька! И потом иногда нужно вмешаться в чужую жизнь…

– Нет!

– Дурочка ты! Если бы Мирон однажды не вмешался, это была бы уже не личная жизнь, а личная смерть, – тихо и очень печально произнес Фархад.

– Что ты хочешь сказать?

– Ничего. Я все уже сказал. А теперь к делу!

– Папа, мне необходимо с тобой поговорить!

– Костя, у тебя такой голос… Что-то случилось?

– Случилось, папа, случилось, и я, скажу честно, в полной растерянности.

– Это связано с Женей?

– Да!

– Ну хорошо, давай встретимся, а хочешь, приезжай к нам. Может быть, и Анюта что-то посоветует.

– Нет, я хотел бы с глазу на глаз.

– Хорошо, тогда поужинаем вместе, но мне не хочется на твой двадцать первый этаж.

– Как скажешь, папа.

– Тогда в половине восьмого в нашем ресторане.

– Господи, Костя, на кого ты похож? – поразился Петр Николаевич. Вид у сына был плачевный – похудевший, небритый, и глаза какие-то несчастные. Пожалуй, таким я его видел лишь на похоронах матери… – Ну что случилось? Женя, я надеюсь, жива?

– Папа!

– А если человек жив, ничего непоправимого еще не случилось! Ну, излагай!

Костя достал из сумки компьютер.

– Вот, папа, взгляни, что произошло в мое отсутствие.

– Погоди, что это значит?

– А то, что Женя догадалась записать все это на телефон. Ты посмотри, посмотри!

– Так! А что это за баба?

– Была у меня одна, несколько лет назад. Потом она уехала в Америку, и я думать о ней забыл. Да ты смотри, смотри!

И вдруг Петр Николаевич рассмеялся.

– Ай да Пафнутий! Вот это кот, всем котам кот! А ты, Костя, осел!

– Да я-то тут при чем?

– Ладно, что было дальше?

– Дальше? А дальше я пришел домой. Пафнутий с совершенно несчастным видом валяется на полу, нос горячий, не ест, а Женя уехала. Забрала вещи, оставила вот эту записку и смылась. На мои звонки не отвечает. Собственно, это все… – Он протянул отцу листок бумаги.

– А что значит вот эта фраза?

– Какая? А… Дело в том, что, оказывается, эта тварь в Америке вышла замуж за Женькиного братца.

– Да ты что! Вот это номер! Бедная Женя!

– Но я-то чем виноват? Я даже этого не знал, я вообще не подозревал… И, кстати, эта баба теперь еще тянет с Женьки деньги за квартиру…

– Какие деньги?

Костя объяснил.

– И что?

– Ее друзья внесли первый взнос.

– А ты куда смотрел? Сам не мог внести?

– Я просто считал, что…

– Ты считал, а они сделали!

– Но я собирался внести второй взнос…

– Собирался он…

– Папа, что мне делать?

– Ехать к ней! Падать в ножки…

– Папа, я, конечно, с этими деньгами промедлил, но за это она не была ко мне в претензии… Тогда в чем я должен каяться?

– Да не каяться… Да, дожил до таких лет, а без папы разобраться с женщиной не можешь! Только не говори, что до сих пор как-то справлялся. И судя по воплям этой сучки, неплохо справлялся. Костя, да это шваль, неужто ты в женщинах видел только экстерьер?

– Папа, я все уже давно понял, но что конкретно мне делать? Да еще и Пафнутий объявил голодовку…

– По-моему, это твой шанс!

– Что?

– Пафнутий. Там же какая-то безумная любовь… Чтобы кот так кинулся на защиту хозяйки, причем ведь физически эта баба Жене не угрожала…

– Папа, но это же смешно – рассчитывать, что она выйдет замуж за кота!

– Действительно, абсурд.

Отец и сын рассмеялись.

– Думай, сын! Думай!

Интернет взорвался! Никому неведомый певец получил приглашение в Метрополитен-опера! Ролик с ариозо Роберта в исполнении Мунтяну за неделю побил рекорды посещаемости в Ю-Тубе. Никто не мог такого ожидать! И, разумеется, куча грязных сплетен тоже появилась, а как в Интернете без этого! Кто-то даже додумался до такого: «Евгения Истомина, в свое время выведшая на орбиту своего гениального брата Антона Истомина, по-видимому, собралась с силами для нового броска – теперь она поддерживает Андрея Мунтяну, никому не известного до сей поры баритона из России, молдаванина по происхождению. Голос у Мунтяну и вправду недурен, так что мощные связи госпожи Истоминой приносят свои плоды – Мунтяну уже приглашен в Метрополитен-опера в Нью-Йорке!

В случае с братом все было понятно, а тут… Вряд ли у Мунтяну есть средства, достаточные, чтобы оплатить услуги госпожи Истоминой, а посему создается впечатление, что бедному певцу приходится расплачиваться, что называется, натурой. Впрочем, госпожа Истомина еще довольно привлекательная женщина…» И все в таком роде. Ну и, разумеется, фотографии: мы с Андреем в магазинах, в пивной и т. п.

Андрей пребывал в такой эйфории, что даже не замечал этих пакостей. Я только посмеивалась. Но Мирон негодовал!

– Вот поймал бы скотину, своими бы руками придушил на фиг!

– Да не обращай внимания! Это же клоака! Всякий идиот и недоносок имеет возможность выплескивать в Сеть свою злобную зависть, свои комплексы. Не бери в голову! Зато Андрей уже получил чуть ли не всемирную известность! Ищи в этом дерьме жемчужное зерно!

– Я люблю тебя, Женька!

– Мирон, мы же договорились!

– Хорошо. Я тебя ненавижу!

– Вот так-то лучше!

Через три дня мы с Фариком летели в Барселону, на два концерта. Он был очень печален.

– Фарик, что с тобой?

– Да так… Знаешь, я тут много музыки слушал и пришел к выводу, что я никудышный дирижер…

– Как интересно!

– Понимаешь, успех у публики и даже у критиков – это чепуха, главное, как ты сам себя оцениваешь. Я вот послушал записи Фуртвенглера… Вот это был дирижер! Знаешь, он как-то слушал в «Ла Скала» «Фиделио», а дирижировал Караян, можешь себе представить? Так Фуртвенглер сказал о нем: «Я недавно летел на самолете и видел в окно поля цветов. Красиво, но запаха-то нет». Вот и мне кажется, что у меня нет этого запаха…

– Фарик, мы же не знаем, что говорил, допустим, Тосканини о том же Фуртвенглере…

– Ты чудо, Женька, – вдруг улыбнулся он. – Тосканини однажды услышал по радио, как Фуртвенглер дирижирует «Тристаном» и схватился за голову: «Он играет на семь минут медленнее, чем надо! Он с ума сошел!»

– Да-да, я знаю, а Фуртвенглер на это заявил, мол, передайте Тосканини, что я немец, а немцы даже ходят медленнее итальянцев! Так что успокойся, Фарик…

– Жень, скажи, а это правда?

– Что?

– Что ты согласилась выйти за Мирона?

– Так! Он тебе проболтался?

– Ну да. Он подвыпил на радостях и под большим секретом мне признался…

– А ты зачем проболтался?

– Я понимаю, Женечка, ты это сгоряча, от обиды на своего Костю… Но только ничего у вас с Мироном не выйдет. Вы с ним овощи с разных грядок. Я от всей души желаю счастья и тебе и ему, но…

– А разве так важно быть с одной грядки?

– Да. С годами это начинаешь понимать. Конечно, бывают исключения…

– Мирон – чудесный человек!

– Согласен. И прекрасный друг… И вообще… Но, поверь, выйдя за него, ты будешь несчастной, ты ведь не любишь его. И еще потеряешь надежного друга. Знаешь, твой Костя не виноват в том, что когда-то сошелся с такой скверной бабой.

– Это я понимаю, я даже могу согласиться с тем, что она все наврала по поводу их недавней встречи. Я знаешь чего не могу пережить?

– Что это именно она?

– Да, и не только…

– А что еще?

– Что она называла его Тигром. Меня тошнит.

– Женечка, это чепуха, – улыбнулся Фархад. – Знаешь, если бы вся эта заваруха случилась лет эдак через восемь-десять и ты собралась бы за Мирона, я бы молчал… А сейчас этот брак – нонсенс. Если ты выйдешь за него, будешь несчастной, и он, кстати, тоже, а вы оба мои самые близкие люди, и я не хочу видеть вас несчастными. Помнишь, как у Пастернака? «Нас мало, нас, может быть, трое…»

– Фарик, а эта твоя футбольная жена, она что-нибудь в жизни читала?

Он рассмеялся.

– Только кулинарные книги.

– Вы с ней тоже были с разных грядок!

– И чем это закончилось?

– Но ведь ты любил ее?

– Я не знаю. Это было наваждение… Я увидел ее впервые в Марбелье, на пляже. Она была поистине совершенна, я глаз не мог оторвать. Но она была с компанией, и я даже подойти к ней не осмелился. А однажды я поехал верхом…

– Ты ездишь верхом?

– Да, и очень люблю, но почти никогда времени нет… Так вот, я поехал верхом и вдруг увидел ее. Она одна прогуливалась в парке. Я опять ослеп… А она сказала: «Ну надо же, живой принц…» Вот так и завертелось.

– Тебе ее не хватает?

– Нет. Все кончилось. Я прозрел, и мне стало стыдно. А впрочем, это уже прошлое, вот видишь, я уже смог спокойно рассказать тебе о ней. И мне даже стало легче. Знаешь, вероятно, самый умный поступок в моей жизни – это работа с тобой. Говорят, не надо работать с друзьями, это чепуха! Хотя… Если бы не ты, наша работа с Мироном могла бы закончиться плачевно, – засмеялся он. – Вот поэтому я и хотел бы сохранить наш тройственный союз. А кстати, твой Костя не возражал бы?..

– Нет. Он говорил, что это даже хорошо, если мы будем расставаться… Но, знаешь, я не могу о нем думать.

– Но это пока?

– Кто знает…

– Жень, ты только не говори Мирону об этом разговоре.

– Я-то не скажу.

– Знаешь, если бы не Мирон…

– То что?

– Я бы сам на тебе женился. Мы с одной грядки, мы понимаем друг друга с полуслова…

– Нет, Фарик, ерунда это все, не пойду я замуж ни за тебя, ни за Мирона, ни за Костю… Не хочу! Я лучше всего чувствую себя, когда я свободна как ветер. А ты скоро влюбишься в очередную красавицу…

– О нет! С меня хватит!

– Никогда не говори «никогда»!

– А ты знаешь, что Мирон спас мне жизнь?

– Ты как-то намекнул…

– Да, если бы он пришел на час позже… Да ну, стыдно рассказывать. Короче, я оказался слабаком… И странно, тебе я почему-то могу в этом признаться…

– Брось, Фарик! Что было, то было. А я вот, свинья такая, не поблагодарила тебя…

– За что?

– За деньги, которые вы перевели этой…

– Ох, Женька, это такая чепуха.

– Нет, это не чепуха.

– Мы же друзья. Разве ты для меня не сделала бы что-то подобное, если бы могла?

– Не вопрос!

– Вот, мы с тобой так рассиропились, даже не заметили, как прилетели.

Обожаю Барселону!

Был уже поздний вечер, но Фарик потащил меня ужинать, а потом повел в кабачок, где, по его словам, можно увидеть настоящее фламенко.

Вышла немолодая некрасивая и даже довольно полная женщина. Я внутренне сжалась. Но боже мой, что это было! Раньше я как-то не понимала, почему многие сходят с ума от фламенко, но тут… Какое мастерство, какой темперамент!

И вот уже кажется, что эта немолодая женщина – самая прекрасная, самая желанная и совершенно неукротимая в своей страсти. У Фарика горели глаза.

– Ну, какова? С ума сойти! – шептал он мне. – Нравится?

– Чудо! Просто чудо!

– Вот то-то же!

Когда уже глубокой ночью мы возвращались в отель, он сказал:

– Знаешь, я одно время мечтал, чтобы Кармен танцевала так… Но это нереально.

– А по-моему, и не нужно.

– Почему?

– Да лишнее это было бы. И музыка там совсем другая. К тому же и Мериме и Бизе были французами…

Он вдруг остановился посреди улицы.

– Женька, почему мне в голову не приходят такие простые и здравые мысли? Вроде бы ничего нового не сказала, никакую Америку не открыла, просто, можно сказать, констатировала факт…

– Да брось, Фарик, все элементарно – ты художник, ты мыслишь другими категориями, ты стремишься создать идеальный спектакль, тебя в этом стремлении зачастую заносит, и, более того, ты хочешь быть не только дирижером, но и режиссером спектакля, а в то же время сам еще этого боишься. Ты видишь свой идеальный спектакль в целом, а в реальности этот идеал пока недостижим. Ты законченный романтик и потрясающий музыкант. А уж вдвоем с Мироном вас вообще в заоблачные выси тянет.

– Женька, золото мое! Знаешь, у меня ведь была сестра. Она умерла в четыре года от болезни сердца. Но, видимо, мне на роду написано иметь сестру. А тебе брата. Родных мы потеряли. Но, оказывается, многое в жизни поправимо. Отныне, Женька, у меня опять есть сестра, а у тебя брат.