Текст книги "Прощайте, колибри, хочу к воробьям!"

– А эффект будет?

– Ну, в принципе, конечно будет, а если без спешки, то и вовсе… будет лучше, чем ручная роспись.

– Мирон, зачем? – огорчилась я. – Компьютерные штучки сейчас кто только не делает… А ручная работа…

– Понимаете, Женя, – вмешался вдруг Костя, – я так понял, что опера пойдет в концертном исполнении, то есть это будет своего рода эскиз, верно? И тут компьютерный задник будет уместнее живописного. А если дело выгорит, то и времени на подготовку будет больше, там можно уже будет сделать и ручную роспись.

– Может быть.

– Знаешь, Костя согласился, чтобы мы использовали это панно.

– Но как же авторское право? У нас могут быть большие неприятности.

– Нет-нет, я сейчас же поеду к Ксаверию и возьму у него расписку. Не волнуйтесь, Женечка! И еще я свяжусь с одним парнем, который делал такие штуки для Михайловского театра в Питере. Если он свободен, сделает, а нет, кого-то порекомендует.

– Ну что, Женюра, я вызываю такси. А завтра в обеденный перерыв жду тебя и Костю к обеду в «Пушкине». В два часа.

Мы вместе спустились вниз. Костя сел в свою машину, я с Мироном в такси. Я была вся в слезах после прощания с Пафнутием.

– Да, интересно все… – проговорил через несколько минут Мирон. – Очень интересно!

– Что тебе так интересно?

– Ты что, ничего не поняла?

– А что я должна была понять?

– Да, Женька, и на старушку бывает прорушка. Ты вроде умная баба…

– Да в чем дело-то?

– А в том, что никакого Ксаверия Лунина просто не существует.

– То есть как?

– А очень просто. Костя твой все это сделал сам, но поскольку он человек совсем другой профессии, то, по ходу, стесняется этого, не уверен в себе и, понятное дело, боится. Знаешь, как он обрадовался, когда я спросил, а нельзя ли воспользоваться уже готовым рисунком? Просто как гора у него с плеч свалилась.

– Да ну, чепуха.

– Ничего не чепуха. Я, если хочешь знать, зашел к нему в сортир, а там шкаф, я туда сунул нос, а там акриловых красок до хрена и больше.

– Ну и что? Может, просто Ксаверий оставил?

– Жень, выключи дуру!

– Не понимаю, почему надо это скрывать?

– Ну, милая, мало ли какие у человека комплексы. Он технарь, бизнесмен, а тут художественная богема навалилась, предлагает выйти на европейский уровень. А он просто самоучка… Да еще тут любовь примешалась.

– Какая любовь?

– А он тебя любит, дорогая моя. Да и ты не вовсе к нему равнодушна. Одним словом, фигня получается, Женька!

– Он что же, как Гоген?

– При чем тут Гоген?

– Ну, Гоген тоже был служащим, а потом все бросил и смотался на Таити…

– Ну, не думаю, что тут такой масштаб.

Я, честно говоря, про Гогена этих подробностей не знал.

– А ты почитай роман Моэма «Луна и грош», там как раз про это…

– Жень, а вообще-то он мне не понравился, этот Костя.

– Почему?

– По кочану!

– Дело вкуса, – пожала я плечами.

– Зато котяра у него – суперский! Просто улет! Никогда таких не видал, понимаю, что ты запала… Кстати, ты разберись в своих чувствах. Ты, по-моему, любовь к коту на мужика переносишь, а он тебя не стоит, Жень!

– Мирон, знаешь что…

– Знаю. Я в твою личную жизнь не лезу. Просто по-дружески предупреждаю. Мужик с такими комплексами – это тяжело. На кой ляд он тебе сдался?

– Ладно, Мирон, я устала, хочу домой. Встречаемся завтра в «Пушкине».

– Хорошо. А костюмчик у тебя – зашибись!

Я вылезла из такси, вошла в подъезд и вдруг поняла, что ужасно не хочу домой. И позвонила Маше.

– Ой, Женька, пропащая душа, ты где? – завопила она.

– В Москве, на два дня. И ужасно хочу тебя увидеть.

– Есть тема?

– И не одна!

– Тогда подваливай ко мне в агентство.

– А где это?

– Улицу Губкина знаешь?

– Напротив универмага «Москва»?

– Точно. Записывай адрес!

– Маш, а мы там поговорить-то сможем?

– Конечно, думаешь, у меня тут очереди стоят? Ну, может случиться какой-то клиент, но это нестрашно!

– Еду!

И через полчаса я уже входила в брачное агентство Марии Сабуровой.

Небольшой, но чрезвычайно элегантный офис на первом этаже. Красивая секретарша. На стенах фотографии счастливых супругов, сыгравших свадьбу благодаря агентству Марии Сабуровой. Их не слишком много, поэтому вполне верится в то, что это правда, а не рекламный трюк. И диплом психфака МГУ в рамочке.

– Ну, как тебе? – поинтересовалась Машуня.

– Здорово. Уютно, стильно…

– Кофе или чаю хочешь? Есть сказочное печенье.

– Да нет, пока не хочу.

– Что, Женька, замуж приспичило?

– Отнюдь! Просто вспомнила, что ты говорила, будто по фотографии можешь многое сказать о человеке.

– Могу!

– Тогда смотри! – Я протянула ей свой айфон.

– Кто это?

– Хозяин кота, помнишь, я рассказывала.

– Он как-то опять возник?

– Возник и уже… практически объяснился в любви.

– О, вот это дело! Сейчас поглядим. Ну что, мужик, конечно, интересный, ничего не скажешь, но не простой кадр, есть там второе дно, человек, несомненно, талантливый, и таланты у него разные… То есть, проще говоря, он талантливо делает свое прямое дело, но внутри есть еще какой-то дар, который он… как бы это выразиться, зарыл в землю, что ли… И даже, возможно, стесняется его. Может, он петь любит или рисовать…

– Господи, Машка, как тебе это удается?

– Я все правильно говорю?

– Ты даже не представляешь себе, до какой степени! – закричала я. – Просто чудо какое-то!

– Расскажи!

Я рассказала.

– Да, как все запущено…

– А я не догадалась. Это Мирон.

– Кто такой Мирон?

Я рассказала и это.

– А его фотка есть?

– Есть.

– Ага! Тоже непростой мальчик. Но сильный, и таланты тоже разные…

– Ну, это я тебе рассказала.

– Погоди, тут просто не все так наглядно.

У него амбиции очень большие… Он себе ставит цель и добивается ее, чего бы ему это ни стоило. И он настоящий мужик. Во всем. Такие сейчас редко встречаются. С ним, что называется, можно идти в разведку. Умный очень. И друг надежный. Словом, мужик, что надо.

– Метр с кепкой!

– А это не важно, Женька, когда в мужике такая концентрация мужика.

– Как интересно, Маш! А вот об этом что скажешь?

Я показала ей Фарика.

– Погоди, что-то лицо знакомое… Это, часом, не Фарик твой?

– Он!

– Хорош! Красив, как бог! И вообще хороший человек, добрый, но к жизни плохо приспособленный, его легко надуть, в личной жизни невезучий… Но страшно талантлив, и это в нем главное.

– Да, Машка, теперь я понимаю, почему ты стала такой успешной свахой. Людей насквозь видишь!

– А еще я вижу, что тебе из этих троих только один подходит.

– Кто?

– Мирон. Он именно то, что тебе нужно!

– О нет!

– Я говорю то, что я чувствую, ну а ты, конечно, свой выбор сама сделаешь. Но, между прочим, самый гармоничный союз мог бы быть у тебя с Фариком. И меньше всех тебе подходит Костя. Но, как я понимаю, тянет тебя именно к нему.

– Ну, в общем… Хотя я не знаю. Мирон считает, что я переношу на него свои чувства к его коту.

– Я ж тебе сказала, что Мирон зверски умный мужик.

– Хорошо, это что касается личной жизни, а вот скажи мне, почему же у этих двоих, у Фарика и Мирона, ни фига не складывается? Почему все рассыпается с их проектом?

– Ну, милая, я только сваха, я не кризисный менеджер, – засмеялась Маша. – Но есть у меня одно соображение…

– Поделись, Машуня!

– Просто, по-моему, Голландия не их страна.

– Думаешь?

– Предполагаю. Такое бывает. Знаешь, у меня был один клиент, мы с ним потом подружились…

– Ты его женила?

– Женила, конечно. Удачно, он очень доволен. Так вот он мне рассказывал, что затеял бизнес в Чехии, и никак у него дело не шло. Хоть тресни. И его вдруг все там стало дико раздражать. Он возьми и перекинься в Болгарию, и вдруг у него все пошло, он нежно любит теперь Болгарию и болгар, язык выучил… переехал даже жить туда…

– Погоди, это к нему на свадьбу ты ездила?

– Нет, к его сестре!

– Да, Машуня, это интересная мысль. Может быть… Узбек московского разлива и дворовый хулиган с дипломом Миланской консерватории не слишком монтируются с Голландией. Надо же… Мне бы и в голову не пришло… Ведь удалось же мне с нуля раскрутить Антона в Штатах, хотя это тоже не моя страна.

– Понимаешь, тобой двигала сумасшедшая энергия сестринской великой любви, а ими что движет в Голландии? Подбрось им эту мыслишку, Жень!

– Ну, можно попробовать… Ладно, расскажи лучше о себе!

– А что рассказывать, когда все, слава богу, неплохо? У меня замечательный муж, он часто уезжает по делам, мы не успеваем надоесть друг другу, он в прекрасных отношениях с Викой. Работа тоже приносит массу позитива, а о негативе я вообще ненавижу распространяться. О нем всегда лучше молчать, если он не давит душу, или говорить с коллегами. Так что все хорошо, Женечка, чего и тебе желаю! А пошли мороженого поедим, а? Рабочий день окончен. Можем себе позволить. Я знаю одну кафешку, там сами мороженое делают, это недешевое удовольствие, но зато такая вкуснота! Я приглашаю!

– Давай! А где это?

– Тут не очень далеко, но я на машине! А потом тебя отвезу домой.

– Принимается! – обрадовалась я.

Константин пребывал в крайнем смятении. Что же это? Зачем? И почему я повел себя как полный идиот? Придумал какого-то Ксаверия… Черт знает что! Но самое ужасное, что этот недомерок, похоже, обо всем догадался. И выставит меня кретином в глазах Жени… А я и есть кретин – не разглядеть такую женщину! А вот он, похоже, разглядел, этот недомерок чертов! Он влюблен в нее, это и слепому видно. И в нем, черт подери, есть харизма. И он кажется надежным, как скала. Женщины это чуют, одинокие в особенности. Но я же практически открытым текстом признался ей в любви… Ну и что? Плевать она хотела. Она ни о чем не догадывалась. А я, как всегда, опоздал. Вот признался бы ей еще тогда, когда она впервые мою роспись увидела, и не попал бы в такое идиотское положение. Ксаверий Лунин! Надо ж такую хрень придумать! И как теперь быть? Завтра назначена встреча… Что делать? Сказать правду! Признаться, что свалял дурака. Хотят они компьютерный вариант, ради бога, и никаких денег я с них не возьму. И пусть напишут, что автор Ксаверий Лунин. Пусть наврут с три короба про этого Ксаверия, а я позориться не хочу! Мало ли что я намалевал для души у себя на стенке… Но ведь произвела же эта стенка впечатление на людей… Ну и что? Они говорят, это талантливо… Возможно. Но я же ничего не умею и оформить ничего не смогу… Тоже мне – художник по задникам! Смех да и только! У меня есть профессия, я в ней вполне состоялся, а это мое хобби. И точка! Да, решено! Именно так я и поступлю. Пусть берут рисунок задарма и до свидания. Так я им и заявлю!

Приняв решение, он успокоился. Его только точила ревность.

Кажется, я вчера переела мороженого. Оно было невероятно вкусное, сроду ничего вкуснее не ела! Но с утра побаливает горло. И вид неважнецкий, хотя я хорошо спала. Я сбегала в аптеку, купила какую-то брызгалку, которую посоветовала продавщица, и еще «стрепсилс». Вроде стало полегче.

В час дня позвонил Мирон.

– Жень, ты готова? Я за тобой через пять минут заеду. Кстати, «Тоска» имела грандиозный успех!

– Да? – обрадовалась я. – Ты говорил с Фариком?

– Нет. Новости из Интернета. Подъеду, позвоню.

Я обрадовалась, хотя чувствовала себя не очень хорошо. И тут же позвонил Фарик.

– Женечка!

– Я уже знаю, что все прошло прекрасно!

– Да. Ты была права, на спектакле этот швед делал все, что я ему сказал… И все равно я недоволен.

– Ну, ты почти всегда недоволен. Но отзывы прекрасные.

– А как ваши дела?

– Да пока неопределенно. Сейчас едем на встречу с художником. – Мне не хотелось по телефону посвящать Фарика во все подробности. – А ты сейчас где?

– Еще в Дюссельдорфе, но скоро еду назад в Амстердам. Знаешь, я вдруг почувствовал, что когда тебя и Мирона там нет, меня там страшно все раздражает.

О, Машуня, как она была права!

– Мы после встречи с тобой свяжемся. Думаю, я уже завтра вернусь. Все остальное Мирон и без меня сделает.

– Возвращайся, я уже соскучился. Мне тебя не хватает!

И тут же позвонил Мирон.

– Я внизу!

– Бегу!

– Тебе что, нездоровится? – спросил Мирон, едва я вышла из подъезда.

– Горло побаливает, но я уже приняла все меры. Фарик звонил. Он, конечно, недоволен.

– Интересно, этот дурак Костя будет продолжать свою игру или признается?

– Мирон, а может, ты все-таки ошибаешься?

– Зуб даю! А что ты вчера делала?

– Встречалась с одной подругой, она психолог.

– Терпеть не могу эту породу!

– Ты и представить себе не можешь, какая она умница и профессионал. Ей достаточно поглядеть на фотографию, и она все точно расскажет об этом человеке.

– И, конечно, она рассказала тебе о Константине Великом?

– Не только. О тебе тоже. И о Фарике.

– И что она обо мне сказала?

– О, все только самое хорошее.

– Например?

– Что ты жутко умный, надежный, хороший друг, что умеешь добиваться цели, что у тебя большие амбиции.

– Ну надо же! Нехилая характеристика!

А что еще она сказала?

– Ну, она еще и про Фарика многое сказала, но главное, она предположила, что вам с Фариком Голландия не подходит, поэтому у вас все время что-то валится с вашим проектом. Что страна как женщина, она твоя или не твоя…

– Серьезно?

– Более чем. И мне вдруг показалось, что она права.

– А знаешь, может быть… Но сейчас уже поздно, мы должны кровь из носу дать эти два спектакля, пусть в концертном исполнении, с задником или без, не важно, но должны, иначе придется платить огромную неустойку и окончательно потерять репутацию.

– Понимаю. Но потом…

– Да, пожалуй… Но с другой стороны…

– Знаешь, Фарик мне сказал, что, когда нас с тобой там нет, Амстердам стал его даже раздражать.

– Ну, мало ли…

Но тут мы приехали.

– Мирон, а кстати, что это за машина?

– Моя. У меня в Москве есть квартира и машина.

Он отдал ключи парковщику ресторана.

– Пошли!

Константин уже ждал нас. Он, как мне показалось, взглянул на Мирона чуть ли не с ненавистью. А тот был сама любезность.

– Ну-с, Константин Петрович, что сказал господин Лунин?

– Он… Мирон, Женя, я должен вам признаться, что никакого Лунина не существует.

– Можете не продолжать, – перебил его Мирон. – Я сразу догадался. Только, честно говоря, не понял, зачем вы это придумали. Эта роспись великолепна. Вы талантливый человек, Константин Петрович, и не надо этого стесняться.

– Да я… Это не то… Просто это мое хобби. И превращать хобби в профессию я не считаю ни нужным, ни даже возможным. Я нигде этому не учился, не знаю даже азов, поэтому если вас все-таки интересует это панно, то я его вам подарю, делайте что хотите, если нужно указать автора, пишите Ксаверий Лунин. А больше я ничего делать не стану. Это не мое. Я делал это для себя, я не ставил себе ни задач, ни сроков, я просто ловил кайф от процесса. И все!

Я почему-то обрадовалась. Это был настоящий мужской поступок.

– И вы раньше ничего подобного не делали?

– Нет. Я всегда любил рисовать какие-то орнаменты, но как-то не всерьез. А когда купил эту квартиру, подумал, а распишу-ка я здесь стенку… В конце концов, закрашу, если не получится… даже мой отец не знает, что это моих рук дело.

– Но, может быть, это шанс? – спросила я.

– Какой шанс?

– Заняться наконец тем, к чему лежит душа?

– Да не лежит у меня к этому душа! Это просто стереотип – если человек умеет немножко рисовать, то он непременно мечтает стать художником… В моем случае это совершенно не так.

Я терпеть не могу дилетантизма. А вообще во всем виноват Пафнутий. Если бы Женечке не вздумалось во что бы то ни стало иметь у себя фото моего кота на фоне этой росписи…

– Ну что ж, это ваше решение, – подвел итог Мирон. – И, наверное, не станем мы вешать задник. Как говорил поэт, он будет «как яркая заплата на ветхом рубище певца…». Так, кажется?

– Вот и славно! – искренне обрадовался Костя. – Мне только жаль, что вы зря потратили время, прилетели в Москву, хотя, не скрою, ваше предложение мне польстило, и не говоря уж о том, как я рад был видеть Женю… Женя, а что с вами? Мне кажется, у вас жар! – Он протянул руку и пощупал мне лоб. – Мирон, да она вся горит!

А мне и в самом деле было скверно. Меня тряс озноб. У меня крайне редко поднимается температура, я вообще в жизни редко хвораю, но уж если, то переношу это очень тяжело.

– Надо отвезти ее домой и вызвать врача! – решительно заявил Мирон.

– Врача не надо. У меня ангина, я знаю, что делать… Ненавижу врачей!

– Без разговоров! – рявкнул Мирон. – От ангины могут быть тяжелые осложнения.

У меня не было сил с ним спорить.

– Делайте что хотите!

– Мирон, я предлагаю отвезти Женю ко мне.

– Зачем это?

– Ну, я понял, что вы завтра улетаете? Женя лететь не сможет. Кто за ней будет ухаживать? И вы вообще были у нее в квартире? Это же совершенно нежилое пространство… Депрессивное, я бы сказал. А у меня, кроме всего прочего, Пафнутий! Кошки лечат.

– Но не от ангины же! – буркнул Мирон, понимая, что Костя прав. Он мог бы отвезти ее к себе, но завтра он, кровь из носу, должен быть в Амстердаме. А Женя сидела, скорчившись, на заднем сиденье и почти не участвовала в разговоре. Ей было совсем плохо.

– Ладно, – сказал Мирон. – Женя, дай ключи от квартиры, я привезу тебе какие-то вещи…

– Куда? Зачем?

– Ты сейчас поедешь к Косте, там тебе будет лучше.

– Нет! Нет!

– Женечка, вас там будет лечить Пафнутий!

– Пафнутий? Тогда ладно… Он меня вылечит… Хорошо, Мирон, вот ключи, привези халат, две пижамки…

– Сам как-нибудь соображу, – проворчал Мирон.

Когда он вошел в Женину квартиру, то сразу понял, о чем говорил Костя. У этой женщины все совсем не так радужно, как она хотела представить… Тут и впрямь просматривается депрессия, которую она тщательно ото всех скрывает, более того, она сама не подозревает о ней. Хотя… вчера на ней был такой яркий, такой элегантный костюм… Да и вообще, она всегда красиво одета, это как раз свидетельствует об отсутствии депрессии. Мирону приходилось иметь с этим дело. Но если не депрессия, то скорее всего полный раздрызг в душе… А чему удивляться? Хрупкой женщине пережить такое предательство, такое крушение… И эта ее прямо-таки ненормальная любовь к чужому коту… Черт побери, тут без пол-литра не разберешься. А может, и нет никакой депрессии, никакого раздрызга, просто вернулась в пустую квартиру, не успела как следует устроиться-обставиться, а тут подоспел Узбек со своим предложением… Да, скорее всего именно так, просто этот Константин влюблен в нее по уши, вот и выдумывает черт знает что, депрессию какую-то… ну, подумаешь, мебелишки нет… Просто он хотел увезти ее к себе… А я? Я, кажется, тоже влюблен в эту женщину. И своими руками отправил ее к сопернику куда более видному, чем я. Ничего, я умею добиваться своего. Я умнее и целеустремленнее, чем он. Я добьюсь ее, только бы сбросить с плеч этот чертов проект… Похоже, Женина психологиня права и Голландия не наша страна. А какая тогда наша? Россия? Кому мы тут сдались? Хотя… Кажется, я придумал… Надо будет перетереть это с Узбеком… Кажется, такого в России еще нет. Оперная антреприза! Да, это то, что нужно! Пусть не Дягилев, пусть Мамонтов! Впрочем, они оба плохо кончили, усмехнулся про себя Мирон. И вообще, зачем мне быть как кто-то? Ладно, это в дальнейшем, а пока что связался с Голландией и хочешь не хочешь, а два спектакля мы должны дать! А вот потом… Но мне нужна будет Женя. У нее такая светлая голова, она так здорово умеет выходить из положения… Да и я ей нужен, ей необходима опора, а этот Костя разве может быть опорой? Я женюсь на ней! Втроем мы такое замутим, чертям будет тошно! Вот если бы Женя была с нами с самого начала, разве влипли бы мы так, да никогда! Узбек вообще только в музыке смыслит, а Женя…

Он собрал вещи и поехал к Константину.

– Ну, как она? – спросил он с порога.

– У нее тридцать девять и шесть! Вся горит, а согреться не может. Я вызвал врача.

– Это правильно. А что за врач? Районный?

– Нет, это старый друг моего отца. Превосходный терапевт.

– И когда он будет?

– Полагаю, минут через сорок. Я отправил за ним машину.

– Тогда, с вашего разрешения, я его дождусь. Хотелось бы уехать уже с какой-то ясностью…

– Да ради бога!

– Она в сознании?

– Да. Но иногда бредит. Меня только напугало, что Пафнутий к ней не пошел…

– Почему это вас напугало?

– А говорят, когда кошки не идут к больному, это плохо. Значит, больной… в очень тяжелом состоянии.

– Вы так шутите?

– Какие шутки! Хотите кофе или чаю?

– Кофе. Послушай, ты ее любишь, а? – спросил вдруг Мирон.

Константин вздрогнул:

– Что?

– Я спросил: ты Женю любишь?

– А тебе какое дело?

– До тебя – никакого, просто хочу сказать – я люблю эту женщину.

– Мог и не говорить, я сразу понял.

– Ишь ты, понятливый какой… А я тоже про тебя понял…

– Ну и что мы теперь будем с этим делать?

– Ну, как говорится, чья возьмет! И хотя ты с общечеловеческой точки зрения привлекательнее меня, но все же по большому счету у тебя передо мной только одно преимущество.

– Какое, интересно?

– А котяра твой!

Костя вдруг рассмеялся.

– Знаешь, Мирон, ты, похоже, золотой мужик, но я в жизни не вел и даже не слышал более идиотского разговора. Ты хоть отдаешь себе в этом отчет?

Мирон вообще почти никогда не улыбался. Но тут улыбнулся.

– Есть такое дело! Прав! Мы два идиота!

Раздался сигнал домофона.

– Это доктор!

Доктор Отар Шалвович Гургенидзе был близким другом семьи Турбиных, лечил Костю еще мальчишкой, но в последние годы как-то редко появлялся, жил в основном за городом и выращивал на даче какие-то диковинные розы.

– Ну ты и забрался на верхотуру! Как можно жить в таком отрыве от земли, Котэ? Ну, что стряслось, кто заболел? Я потом непременно посмотрю, как ты тут устроился, а сейчас – где можно помыть руки? Я, знаешь ли, врач старой закалки, привык мыть руки. А то недавно мне одна моя старая подружка жаловалась, что их районный доктор руки не моет. Ну, веди меня к больной.

– Хороший доктор, сразу видно, – сказал Мирон.

Прошло не меньше получаса, прежде чем Отар Шалвович вышел из комнаты, где лежала Женя. Вид у него был довольно хмурый.

– А вы кто? – спросил он у Мирона.

– Друг, – кратко ответил тот.

– Ну вот что, друзья, дело серьезное.

– Это не ангина? – спросил Мирон.

– Это ангина. В тяжелой форме, но беда не в том. У этой женщины крайнее нервное истощение, на фоне которого и более легкое заболевание может приобрести угрожающую форму, а тут… И сердечко у нее неважное. Конечно, надо бы ее в больницу… Но где гарантия, что в больнице ей будут уделять достаточно внимания?

– А если увезти ее за границу? В Голландию? Там… – начал Мирон, но Отар Шалвович замахал на него руками.

– Молодой человек, даже не заикайтесь об этой чепухе! Сделаем так. Я вижу, вы оба люди не бедные, я пришлю вам опытнейшую сиделку, это моя бывшая медсестра, на нее я могу положиться. Она будет здесь жить, это возможно, Котэ?

– Безусловно!

– Отлично. Уж она-то сумеет обеспечить необходимый уход. И если новых осложнений не будет, надеюсь, дня через три нашей дамочке станет полегче. Но…

– Доктор, может быть, нужны какие-то лекарства из-за границы?

– Да нет, молодой человек, слава богу, ничего не нужно. Я сейчас выпишу все, что требуется, и отправляйтесь в аптеку. Уколы кто-то из вас умеет делать?

Мужчины растерянно переглянулись.

– Так, суду все ясно! Тогда живо в аптеку! Первый укол я сам сделаю, а дальше уж Надежда Сергеевна примет эстафету.

– Я все куплю! Костя, где тут у вас аптека?

– Дядя Отари, а она… может умереть?

– Полагаю, до этого не дойдет, но все назначения надо исполнять свято… И еще… Ее надо будет, когда температура спадет, хорошо кормить. Ну, это Надежда Сергеевна знает. А теперь показывай квартиру, Котэ!

– Дядя Отари, а скажите мне… Вот у меня кот, он вообще-то обожает Женю, я даже ревную… А сейчас он к ней не подошел…

– И молодец! Куда ей с температурой под сорок еще такой котище? Вот спадет температура, он от нее не отойдет!

– То есть он понимает, что сейчас ей это вредно?

– Именно так. А ты, я смотрю, влип, мой мальчик! – лукаво улыбнулся доктор. – Не волнуйся, вылечим мы твою Женечку. Ох, а кто же такую красоту нарисовал?

– Один приятель.

– Здорово! Надо же… Настроение поднимает. Да, а что за жена у твоего папаши?

– А вы с ней не знакомы? – удивился Костя.

– Нет еще, все никак не познакомимся. Скажи мне, Котэ, а свадьба была?

– Да что вы, дядя Отари! Расписались и в тот же день улетели в Ниццу!

– Ну, а какая она?

– Она довольно милая. Очень образованная, искусствовед, читает лекции в Париже, готовит прекрасно, и ей всего сорок девять лет.

– Ну надо же… А знаешь, я страшно обрадовался, когда ты ко мне обратился. Вот, думаю, еще нужен кому-то старый цветовод!

– Дядя Отари, но вы не такой уж старый… Могли бы еще работать и работать.

– А я не хочу! Я не вписываюсь уже…

Я начинаю учить молодых, а они не очень-то хотят учиться. Считают, что сами умные, и мне с ними неинтересно. Есть, конечно, и другие, но… Одним словом, с розами мне сейчас лучше. Вот как поправится твоя Женя, привози ее ко мне, я ей такой букет подарю… А, кстати, что за тип тут еще вертелся?

– Это Женин друг.

– Ой, смотри, Котэ, такой друг еще может и отбить. Он чем занимается?

– Оперой!

– Чем? Он опер?

– Да нет, он руководит оперным проектом…

– Ну надо же… А я думал, он какой-нибудь или суперагент или, прости господи, бандит…

И что, он действительно разбирается в опере?

– Он выпускник Миланской консерватории.

– Обалдеть! Как все интересно в наше время!

Доктор сделал Жене укол и решил дождаться прихода Надежды Сергеевны, чтобы лично ее проинструктировать.

Мирон прилетел в Амстердам в расстроенных чувствах. Он волновался за Женю, но тот факт, что минимум две-три недели ее не будет с ними, расстраивал его еще больше, ему казалось, что без нее у них вообще ничего не получится. Он сразу набрал телефон Фархада, но тот не отвечал. Это было странно. Он позвонил на домашний. Там тоже никто не брал трубку. Может, он просто репетирует с артистами и не слышит? Хотя по времени вряд ли. Может, пошел в театр? Но тогда бы он отключил телефон. Мирон оставил голосовое сообщение. И вдруг ему стало тревожно. Неужто и с Узбеком что-то стряслось? Только этого не хватало! Он сел в такси и назвал адрес Фархада. На звонок никто не открывал. Мирон вспомнил, что у него есть ключ от квартиры с тех пор, как он еще жил у Узбека. Квартира была двухэтажная.

– Эй, Узбек, ты дома? Эй!

Ни ответа, ни привета. Но в прихожей Мирон заметил любимые ботинки Узбека. Он, конечно, мог надеть другие, но почему-то Мирон решил, что Фархад дома. Единым духом взлетев на второй этаж, он ногой распахнул дверь в спальню. Там было темно, но из ванной падал свет…

В ванне лежал Узбек, белый как полотно, с закрытыми глазами, а вода была темно-розовой…

– Сволочь! – закричал Мирон и кинулся к Фархаду. Тот был жив. Мирон с трудом выволок его из ванны. Как ни странно, крови было мало, а опасная бритва валялась на полу. Мирон знал, что делать в таких случаях. Рана была только на левом запястье. Мирон перетянул руку жгутом и на махровой простыне выволок Фархада из ванной. Потом стал бить его по щекам.

– Очнись! Очнись, скотина! Очнись, падла!

Фархад открыл глаза.

– Ты что это вздумал, гад!

– Мирон? Ты зачем?

– А что такое, ты что, решил драпануть, слабак? Дерьмо собачье! У меня слов не хватает, чтоб сказать тебе… Предатель!

– Не кричи, Мирон! – поморщился Фархад.

– А как не кричать? Или ты это просто решил показательные выступления устроить? Вторую руку даже не вскрыл… И водичка у тебя только розовенькая. Кого ты ждал в таком виде? А?

– Я не хочу больше жить… Просто я, видимо, потерял сознание раньше времени…

– Твое счастье! Как ты мог? У нас и так дела хуже некуда, а тут еще ты… Что случилось? Твоя сучонка тебя послала? Я этого ждал!

– Почему? – еле слышно пролепетал Фархад.

– Потому что всем известно, что она снюхалась с бразильским миллионером…

– Ты знал?

– Кажется, об этом не знал только ты, идиот! И стоило из-за такой дешевки кончать с собой?

А наш проект? А…

– Знаешь, я вдруг подумал… Если… меня не станет, он сам собой развалится и к тебе никаких претензий не будет…

– Ну ты идиот! Я даже не думал…

– Мирон, ты никому не скажешь?

– Сейчас пойду и дам интервью на весь мир. Фархад Закиров хотел свести счеты с жизнью из-за дешевой потаскухи! Интересно, а ее футболист тоже руки на себя наложит? Сильно сомневаюсь! Ну что, вызывать психиатров? Или обойдемся своими силами? Надеюсь, ты не будешь повторять свои попытки…

– Нет. Я думал, это трагедия, а она превратилась в фарс… Это мне знак… Да, а где Женя? Поехала в отель?

– А вот с Женькой все плохо! И по-настоящему.

– Что? Что с ней?

– Заболела. У нее тяжелая ангина на фоне крайнего нервного истощения.

– Ничего себе… Она в больнице?

– Нет.

И Мирон ввел друга в курс дела.

– Ох, беда… От ангины бывают жуткие осложнения. Помнишь, у нас в девятом доме жила девочка, Таня Веснина, с такой длинной косой?

– Ну?

– Она умерла от ангины.

– Тьфу ты! Типун тебе на язык, и вообще, пошел бы ты на… – Мирон бегом спустился вниз, на кухню, достал из буфета две бутылки красного вина, из холодильника фрукты и сыр, поставил все на поднос и побежал опять наверх.

– Мирон, ты что?

– Тебе надо пить красное вино! Пей, сукин сын, пей! И я сегодня буду ночевать тут! И вообще, глаз с тебя не спущу.

– У меня послезавтра концерт в Антверпене.

– Я поеду с тобой!

– Мирон, прости меня, мне так стыдно…

– Я прощу тебя, только… А, хрен с тобой! Знаешь, что я придумал?

– Погоди, а что с художником?

– Сплошная фигня! И вообще… У нас период большой фигни! Но я вот что придумал, Фарик: мы дадим эти два спектакля, будь они неладны, а потом…

– Ну говори уж, не пугай!

– А потом мы с тобой организуем в России оперную антрепризу!

– В России? Ты с ума сошел!

– Нет! Я уже связался с одним мужиком, у него мощная драматическая антреприза, и он сказал, что это вполне возможно!

– Но позволь, одно дело драматический спектакль, а опера…

– А мы начнем с концертов оперной музыки! Под рояль!

– А я что, буду за роялем сидеть?

– Нет, ты будешь по-прежнему гастролировать по всему миру и еще будешь художественным руководителем! Но это на первое время! Пойми, мы будем ездить по провинции, где люди изголодались по хорошей музыке… И они пойдут к нам! Ты вот не смотрел российскую версию «Голоса», а я смотрел! Знаешь, сколько голосов, и каких, осталось, так сказать, за кадром. Но они все-таки уже приобрели известность, мы их тоже подхватим! А там, глядишь, и спонсоры найдутся, может, откроем еще настоящий оперный театр в каком-нибудь крупном культурном центре, где пока оперного театра нет…

– Ну, ты размахнулся, в оперном театре должен быть еще и балет… И таких спонсоров мы точно не найдем. А вот твоя идея с классическими концертами… Это реально, наверное… В первом отделении будем давать популярные арии, а во втором уже что-то посложнее. К примеру, вечер опер Чайковского…

– Да, у Петра Ильича все популярное.