Текст книги "Прощайте, колибри, хочу к воробьям!"

– Я же говорю – законченный романтик, – сквозь подступившие слезы проговорила я и не выдержала, разревелась.

– Женечка, родная, ты чего? Тебе такой брат не нужен?

– Нужен, еще как нужен! Ты лучший человек из всех, кого я знаю, братишка мой любимый…

Хорошо, что нас никто не видел, уж больно душещипательная сцена разворачивалась посреди ночной Барселоны. Романтики – опасный народ, но без них жизнь была бы слишком грустной…

Костя заехал на бензоколонку. Перед ним стоял изящный «мини-купер» – желтенький, с красной, в клеточку, крышей. Ясно, баба за рулем. Ни один уважающий себя мужик не сядет за руль «мини-купера». Женщина, вылезшая оттуда, показалась смутно знакомой. Алёна, что ли? Она! Красивая, нарядная, хрупкая. Черт возьми, а почему бы и нет? Я, в конце-то концов, живой мужик…

– Алёна, это вы?

Девушка оглянулась.

– Костя? Вот так встреча!

– Видно, судьба!

– Ну, так уж сразу и судьба! Вполне обыденная встреча на бензозаправке, – улыбнулась она.

Какая хорошенькая, прелесть просто!

– Ну, Алёнушка, это вопрос толкования.

Я вот решил, что судьба. – Он пристально посмотрел на нее. Она чуть смутилась. – А потому… Давайте сходим вечером куда-нибудь?

– Я после шести не ем.

– А пьете? Тогда можно в бар, выпить и потанцевать? Любите танцевать?

– Обожаю!

– Значит, договорились. В половине восьмого, без моторов, встретимся… Где? А давайте я на такси за вами заеду. Вы где живете?

– Улица Дмитрия Ульянова.

– И, разумеется, в академическом доме?

– Как вы догадались?

– А я вообще догадливый. И у меня сохранился ваш телефон.

– У меня ваш тоже.

– А говорите – не судьба.

Они разъехались. Алёна страшно обрадовалась. Он такой привлекательный, этот Костя… И, как выражается подружка Ася, не хрен с горы. Известно, что не альфонс, не проходимец. Вполне возможно, что законченный циник и козел, но… Мне он нравится, меня к нему тянет, так почему бы и нет?

Я слышала, у него случился какой-то роман, но там вышел облом, так почему бы мне его не утешить?

Я смогу. За него хорошо выйти замуж, то, что нужно… Только пока никому ничего говорить не буду, чтоб не сглазить, особенно маме. Мне уже двадцать восемь, сама справлюсь. Хотя одну глупость я уже допустила – сказала, что не ем после шести, идиотка! Подумаешь, съела бы что-нибудь, не развалилась бы, большое дело! А то мужик после работы хочет есть, значит, обязательно поест, и ему, может быть, уже лень будет переться на танцы. Дура! Дура!!

А впрочем, с какой это стати я должна изменять своим принципам ради первого встречного мужика?

После рабочего дня Костя зашел в кафе перекусить. Это было то самое кафе возле его работы, где он впервые встретился с Женей. Но его туда неудержимо тянуло, как будто он надеялся в один прекрасный день зайти и сразу увидеть ее за столиком… Но, конечно же, ее там не было. Она сейчас скорее всего в Барселоне, где гастролирует Закиров. Костя по Интернету следил за его гастролями, и иной раз соблазн плюнуть на все и полететь туда, где Женя, был так велик, что он уже готов был заказать себе билет на самолет. Надо же в конце концов встретиться, поговорить, посмотреть друг другу в глаза… Она вроде бы ни в чем меня не винит, просто не может пережить, что я когда-то был с той гадиной… Но ведь это было так давно, задолго до Жени. И пусть она, глядя мне в глаза, скажет, что не хочет меня. Но тут же в душу закрадывался страх, что она с горя или со злости сошлась с этим невозможным красавцем Закировым, или влюбленным в нее по уши недомерком Мироном, или с этим певцом, от которого вдруг все сошли с ума? В Сети полно их совместных фотографий, как, впрочем, и всяких грязных намеков и сплетен… И они, эти три мужика, куда ближе ей по духу, чем я… Как она шутила: «Прощайте, колибри, хочу к воробьям!»? Но, как известно, в каждой шутке… Эти ее дружбаны все – колибри, а я серый воробей. Но ей куда привычнее среди колибри. Да и престижнее, наверно… А потому я сейчас поем, заеду за очаровательной Алёнушкой и постараюсь сегодня же ее трахнуть. Может, тогда жизнь представится в совершенно ином свете. Алёна приличная интеллигентная девушка, очень милая, кстати, папа будет в восторге, не говоря уж об Анне Михайловне. Хотя им обоим страшно понравилась моя Женька… Не моя, не моя, в том-то и беда. Нет, беда как раз в том, что она совершенно, абсолютно, до мозга костей моя! Ладно, проехали… Сегодня на повестке дня Алёна, а там будет видно… Женька, за что ты так со мной?

Алёна прелестно танцевала, с удовольствием пила мохито, очаровательно улыбалась ему, а при этом не порола чепуху, напротив, демонстрировала хороший литературный вкус, разбиралась в живописи и даже, как выяснилось, заняла второе место в каком-то кулинарном конкурсе. К тому же у нее были чудесные духи, вполне аппетитные формы, и, обнимая ее во время танца, Костя почувствовал, что здорово завелся. Она тоже это почувствовала и явно не была против.

– Поехали ко мне? – шепнул он ей. – Или к тебе?

– Лучше к тебе, у меня мама.

– До утра сможешь остаться?

– Конечно!

– Вот и славно!

Костя проснулся от того, что на грудь ему навалилось что-то тяжелое. Он открыл глаза. На груди у него сидел Пафнутий.

– Ты чего? – шепнул Костя.

Кот смотрел на него своими зелеными глазищами, и взгляд этот ничего доброго не предвещал. Такого еще не бывало.

– Э, брат, ты чего? – Он протянул руку, чтобы погладить кота, но тот больно укусил его за палец. – Совсем спятил?

Но тут Костя заметил, что Алёны нет рядом. Он вскочил, натянул трусы и выбежал в гостиную. Алёна спала на диване, укрывшись пледом. На часах было около пяти. Девушка выглядела прелестно. Он поправил на ней съехавший плед. Захотелось поцеловать ее. Он наклонился, но тут на диван вскочил Пафнутий и злобно ощерился на хозяина. Вот это да!

Алёна открыла глаза.

– Ой, – испуганно воскликнула она, – уйди, зверюга! Костя, он у тебя ненормальный. Выгнал меня из постели… Ой, убери его, я боюсь!

Костя взял на руки кота, но тот изо всех сил отпихнул его, спрыгнул на пол и важно удалился, возмущенно мяукая.

– Ну и кот! Бешеный какой-то… А вернее, просто невоспитанный!

– Такого воспитаешь! Он сам кого хочешь воспитает! – засмеялся Костя. – А как это он тебя из постели прогнал?

– Очень просто! Я спала, он вскочил на кровать между нами и начал меня выпихивать. А когда я попыталась его отогнать, стал рычать и щериться, как пантера. Он так тебя ко всем твоим дамам ревнует? – Девушка кокетливо потянулась, на ней ничего не было, и выглядела она при этом весьма соблазнительно. Костя поднял ее с дивана.

– Пойдем, я запру дверь, он больше не явится, – жарко прошептал он ей на ухо. Войдя в спальню, он огляделся, не видно ли где Пафнутия, и тут его взору представилась поистине поразительная картина – на одной подушке красовалась кошачья кучка, а на другой мокрое пятно.

И запах стоял соответствующий.

– Ни фига себе! – ахнул Костя.

– Фу, гадость какая! – воскликнула Алёна и, схватив свои вещи, бросилась в ванную.

За шесть лет, которые Пафнутий прожил у Кости, ничего подобного никогда не случалось.

А ведь это он охраняет Женину территорию, как может, протестует против другой женщины, и надо еще сказать ему спасибо, что не испакостил ее шмотки и не изодрал в клочья саму Алёну, а просто дал понять, что здесь ей не место. Подушки придется выбросить. И учесть на будущее – дам сюда не водить! Надо заметить, что в глубине души Костя даже гордился своим любимцем. Это же ума палата!

Алёна вышла из ванной полностью одетая, на ее хорошеньком личике читалась неподдельная обида.

– Вызови мне такси!

– Как угодно даме! Алён, ты что, на кота обиделась?

– Знаешь, животные ведут себя так, как им позволяют хозяева. Если бы ты сразу ткнул его мордой в эту пакость, вмазал бы ему как следует…

– Я вызвал такси! И я ужасно не люблю, когда меня учат, как мне обращаться с моим котом! – вдруг взбесился Костя.

– Ну, если твой кот управляет твоей личной жизнью, это уж чересчур…

– Извини, но…

– И знаешь, ты больше не звони мне. Я думала, ты мужик, а ты пляшешь под дудку паршивого кота! И не провожай меня!

– Черный «ситроен», 052, – сухо бросил Костя.

Алёна громко хлопнула дверью. И вся любовь!

И тут же откуда-то возник Пафнутий и стал тереться о ноги хозяина, словно прося прощения или благодаря за избавление от противной тетки. Костя взял его на руки, поцеловал в нос, нос был горячий.

– Кот, ты не заболел? – встревожился Костя. – Или это на нервной почве? А знаешь, ты оказался прав, она нам совершенно не подходит. У нее неважно с чувством юмора… И с любовью к животным тоже. Она совсем не понимает вашего брата…

Пафнутий громко замурлыкал. Мир был восстановлен.

Жизнь так закрутила меня, что и вздохнуть было некогда. Мы с Фархадом мотались по гастролям, но очень много времени проводили в Нью-Йорке. Репетиции «Отелло» шли полным ходом. Андрей отлично репетировал и помимо этого брал еще уроки итальянского, на чём настоял Фархад, так как произношение Андрея оставляло желать много лучшего и обоих это нервировало.

– Ты пойми, – внушал ему Фархад, – нельзя, чтобы итальянцы не понимали тебя, это нонсенс! Ты потом еще мне спасибо скажешь!

– Фархад, я и так тебе по гроб жизни благодарен!

– Дело не в благодарности, а в совершенстве, которого ты можешь, а следовательно, обязан добиться. Ты из тех редких ныне певцов, которые поют не ноты, а музыку, за что и ценю…

Фарик умеет говорить с музыкантами жестко, иной раз даже жестоко, однако эти разговоры, как правило, их окрыляют.

Однажды я случайно услышала, как певица из Болгарии, исполняющая партию Эмилии, отличное меццо, говорила одному из оркестрантов:

– Знаешь, Генрих, никогда не думала, что из такой в сущности второстепенной партии можно извлечь столько нюансов. Он не просто гениальный музыкант, он еще и режиссер великолепный, с ним работать одно удовольствие…

– Ну еще бы, – не без яда заметил скрипач, – когда дирижер так красив, любая артистка почтет за счастье потакать всем его капризам…

– Это не капризы, – отрезала Станка, – это безупречный вкус и чувство стиля.

– А я думал, ты влюблена не в него, а в своего Яго… – хмыкнул скрипач.

– Ты болван, Генрих! Я вообще-то предпочитаю женщин!

Генрих остался стоять с открытым ртом. А я безмерно удивилась. Никогда бы не подумала…

Нью-Йорк – не мой город. Там тяжелый для меня климат. Кроме того, слишком о многом тут вспоминается, но работа с Фариком искупала все. Он наконец позволил мне присутствовать на репетициях, и я подчас чувствовала себя совершенно счастливой. Это было захватывающе интересно. Постановщиком спектакля был знаменитый театральный режиссер из Испании. Его постановка «Отелло» в драматическом театре Лондона произвела фурор, но оперу он ставил впервые, видимо, чувствовал себя не слишком уверенно, и нередко у них с Фархадом возникали жаркие баталии. Он, например, требовал, чтобы Андрей играл очевидного злодея, а Фарик хотел другого.

– Пойми, Хулио, все злодейство Яго есть в музыке, Верди все написал, никто в нем ангела не заподозрит, но в Андрее масса обаяния, в том числе и мужского, и Яго должен этим всем пользоваться!

– Яго не должен быть обаятельным!

– Должен! Обязательно должен! Один очень крупный советский режиссер, ты о нем вряд ли слышал, говорил: «Если бы я ставил «Отелло», то отдал бы роль Яго самому обаятельному артисту в театре». И он был прав! Давай попробуем, надо стараться показать все грани дарования артиста. Вот, например, Яго должен отнять платок у Эмилии, и хотя Эмилия его жена, он все равно пустит в ход все свое обаяние, а не просто отберет на правах мужа… Так куда интереснее, и все дамы в зале будут умирать по Яго… – Фарик говорил все это мягко, не напирая, но в его речах чувствовалась такая убежденность, что заносчивый испанец задумался.

– Послушай, – сказал он на следующий день, – пожалуй, стоит попробовать. А кстати, как звали того режиссера? Любимов?

– О нет! – улыбнулся Фарик. – Тот режиссер давно уже умер, а звали его Каарел Ирд.

– Он был не русский?

– Нет, он был эстонец.

– Эстонец? Первый раз слышу. Но, кажется, он был умный…

И когда наконец Андрею велено было включить свое обаяние на полную мощность, образ Яго заиграл совершенно новыми красками.

– Вот увидишь, Женька, если спектакль будет иметь успех, эту трактовку непременно припишут Хулио, – с мягкой улыбкой сказал мне Фарик за завтраком. – Но пусть, мне не жалко…

– Почему ты так думаешь?

– Чувствую. Но, повторяю, мне не жалко. Результат важнее личных амбиций. Да, кстати, ты видела, завтра в «Карнеги-холл» играет Дина Либерман? Давай сходим?

– Давай! – обрадовалась я.

Дина Либерман, потрясающая пианистка, мы с ней вместе учились, и она была из нашей компании. Едва закончив консерваторию, она вышла замуж за австралийского бизнесмена, но вскоре ушла от него и пустилась в самостоятельное плавание. У нее всегда был сильный характер, она выиграла несколько престижных конкурсов, ее делами с самого начала занимался Вик Дэннелл.

– Отлично! Ты сейчас со мной на репетицию?

– К сожалению, нет. У меня сегодня куча дел, хотя я просто обожаю твои репетиции.

Он посмотрел мне в глаза.

– Жень, скажи, а Костя…

– Что Костя? – испугалась я.

– Он тебе пишет?

– Нет. Это все в прошлом, Фарик.

– Прости, я вижу, тебе больно… Прости еще раз.

Он ушел.

О, если бы он только знал, как мне больно! Как по ночам я кусаю подушку, чтобы не завыть в голос. Если бы знал, какая ненависть к Вере меня душит… Но когда терпеть уже нет сил, я просматриваю запись, где мой верный Пафнутий бросается на нее. Господи, как он там, мой любимый котище? Костя-то наверняка уже утешился с какой-нибудь девицей, а вот Пафнутий… Хотя что скрывать, по Косте я тоскую не меньше… ладно, раны имеют свойство заживать, рано или поздно… Как-нибудь…

И я занялась делами.

После чудесного концерта мы с Фариком пошли поздравить Дину. При виде нас она вдруг взвизгнула и даже подпрыгнула от радости.

– Ой, ребята, родные мои, Женька, Фарик, вы что, теперь вместе?

– Мы вместе работаем, – ответила я.

– И по-прежнему дружим, – добавил Фарик.

– Я слышала, ты в Метрополитен ставишь Верди?

– Да.

– Я всегда знала, что ты многого добьешься. А с ним, наверное, хорошо работать, а, Жень?

– Лучше просто не бывает!

– Ох, ребята, у меня скоро самолет в Париж, надо уже мчаться, график просто сумасшедший. Какие же вы молодцы, что пришли, хоть я не очень довольна концертом…

– Дина, – Фарик положил руку ей на плечо, – поверь, все было отлично!

– Ты восточный человек, Фарик, правды не скажешь, – засмеялась Дина, расцеловала нас, и на этом встреча однокашников завершилась.

– Женька, я голодный. Имей в виду, я заказал столик в отличном ресторане. Там подают сказочных лобстеров.

– Годится!

В этом ресторане мы раза два-три были с Антоном. И вдруг, войдя туда, я поняла, что мысль о нем уже не причиняет боли. Отболело! Мне стало так легко и хорошо!

– Вина выпьешь?

– Обязательно!

– Ты что это вдруг так повеселела?

– Признала правоту царя Соломона.

Он пристально посмотрел на меня:

– Все проходит, да?

– Господи, Фарик, я тебя обожаю!

Он засмеялся. И вдруг изменился в лице, но тут же постарался скрыть это. Я оглянулась.

И увидела, что в ресторан вошел… мой брат со своей супругой. Меня затошнило.

– Хочешь, уйдем? – предложил Фарик.

– Еще чего! Да плевать я на них хотела!

– Ох, ты и боевая! – Фарик улыбнулся и погладил меня по руке. – Их провели в другой конец зала, – сообщил он. – Ой, кажется, Антон нас заметил. Идет сюда. Держись, подруга!

– Фархад! Господи, Женька! Как я рад!

Он подошел к нам один.

– Женечка, какое счастье, что я тебя встретил! Нам просто необходимо поговорить. Я знаю, что виноват, но…

– Оставь, Антон, – совершенно спокойно ответила я. – Поверь, объяснения только хуже все запутают. Мы теперь существуем раздельно. Ты от этого только выиграл, я рада. И очень довольна жизнью, иными словами, все к лучшему в этом лучшем из миров. Все. Иди, тебя твоя благоверная заждалась. В карете барыня и гневаться изволят.

– То есть ты знать меня не хочешь?

– Пожалуй, не хочу.

– Женя, но это несправедливо. Фархад, скажите ей… Я вовсе не хотел разрыва… Она сама все бросила…

– Простите, Антон, но я не имею права вмешиваться. Это дело семейное.

– Женька, ну прости ты меня, дурака, я знаю, что повел себя по-свински… Ради памяти мамы прости!

– Антон, я давно не держу на тебя зла. Считай, я тебя простила. Но прежнего не вернешь. – Я говорила твердо и совершенно искренне.

– Ну что ж, насильно мил не будешь. А я…

Я так обрадовался, когда тебя увидел… И Верочка тоже. Ладно, не буду вам мешать.

И он ушел, понурив голову. А мне совсем не было его жаль. Я сама себе удивлялась.

– Извини, Фарик, что тебе пришлось присутствовать при семейных разборках. Скажи, тебе не видно, эта шалава не окривела после атаки Пафнутия?

Фархад расхохотался:

– Да, Женька, ты сильна! Даже мне стало его жаль!

– А мне – нет. Он уже большой мальчик. Он даже ни разу не попытался написать мне, как-то объясниться… А увидал в ресторане, да еще и в компании со старым знакомым, очень удобный случай невзначай попросить прощения и облегчить и без того не слишком обремененную душу.

– А ты можешь быть жестокой…

– Жизнь заставляет.

На следующий день портье в отеле передал мне конверт:

– Вот, мадам, это оставили для вас.

– Спасибо.

Интересно, что там? Я поднялась в номер. Вскрыла конверт. Там лежало письмо.

«Женька, Женечка моя золотая, мне безумно жаль, что связь между нами порвалась. Но я, ей-богу, не предполагал, что ты все так воспримешь. На мой взгляд, немного неадекватно. Но, как говорится, бог тебе судья. Я надеюсь, что рано или поздно ты остынешь и простишь своего, вероятно, не очень умного брата. Твой дом в Кармеле я продал. Он мне не нужен, но поскольку этот дом был куплен для тебя, то деньги за него тоже по праву принадлежат тебе. Прими их и сделай с ними все, что захочешь. Только не вздумай швырять их мне в морду, я просто убежден, что это будет твоим первым порывом. Но я все равно их не возьму. Да, это, возможно, тебя немного позабавит, буду рад, если так – Вера настаивала, чтобы я поделил эти деньги пополам, но я проявил-таки характер, сказал, что подарок есть подарок. Она, кажется, здорово разгневалась, ну да бог с ней.

Женька, родная, знай, что я люблю тебя, вполне осознаю, что ты для меня сделала, и смиренно надеюсь, что рано или поздно ты меня все-таки простишь. Всегда твой братишка Антошка». К письму прилагался чек на кругленькую сумму.

О! Кажется мой братец потихоньку начинает понимать, на ком женился. Ну что ж, это обнадеживает. А как поступить с этими деньгами, я знаю. Прежде всего верну долг Фархаду и Мирону, выплачу все этой твари, и у меня еще останется кое-что на обстановку квартиры и… на кое-какие шмотки, которые можно купить у Сакса. Мне теперь нужно много шмоток! Но Костя меня в них не увидит. Как все глупо и мерзко получилось… Если Антону было за что просить прощения, то Костя-то ни в чем, похоже, не виноват, но проклятая гордость никогда не позволит мне сделать первый шаг…

Мне пора было ехать в театр, к Фархаду, чтобы в перерыве между репетициями обсудить кое-какие срочные дела. Едва я вышла из номера, как у меня зазвонил мобильник. Наверное, Фарик уже торопит. Но номер был незнакомый.

– Алло, Женя?

Мне показалось, что я ослышалась. Такого просто не может быть!

– Да. Кто это?

– Женя, это Вера.

– Что вам еще от меня нужно? – Меня физически затошнило.

– Женя, я хочу извиниться…

– Я не желаю с вами разговаривать.

– Женя, ради бога, вы все не так поняли, мне необходимо с вами поговорить с глазу на глаз.

– Мне не о чем с вами разговаривать. В ближайшее время вы получите все, что вам причитается. Платеж просрочен не будет. Все!

Я дрожащей рукой сунула телефон в сумку. Он снова зазвонил, но я сбросила звонок. Что еще этой бабе от меня нужно? Скорее всего будет требовать половину денег за дом. Ну уж фигушки! Хотя нет, побоится… Знает ведь, паршивка, какой компромат у меня в руках. Значит, попытается каким-то образом у меня его выманить или даже выкупить. Но дудки, дудки, дудки! Едва я вышла из отеля, как подкатило такси, и оттуда выскочил… Мирон!

– Женька!

– Ты откуда? – жутко обрадовалась я.

– От верблюда! А ты куда намылилась?

– В театр, к Фарику.

– Обожди меня, я только закину вещи…

– Не могу, и так опаздываю.

– Ну а оттуда вы куда?

– У Фарика перерыв, нам надо кое-что обсудить за ланчем.

– Нормалёк! Я через час к вам подвалю.

У меня куча новостей.

– И, судя по твоей физиономии, хороших?

– В общем и целом да. Женька, до чего ж я рад тебя видеть!

Войдя в театр, я сразу наткнулась на Андрея. Он был бледен, в глазах паника, руки трясутся.

Я испугалась.

– Андрей, в чем дело? Вам плохо?

– Женечка, как хорошо, что вы пришли!

Я просто не знаю, что теперь будет…

– Да в чем дело?

– Фархад дал в морду Хулио. Чует мое сердце, спектакль сорвется, это все моя непруха…

– Фархад дал в морду Хулио? – не поверила я своим ушам. – Как это возможно? За что?

– Ну, вообще-то за дело… За дикое хамство. Понимаете, Хулио жутко орал на Станку и всячески ее оскорблял. Фархад услышал, вступился за нее, а Хулио завопил, что не желает работать с лесбиянками, вот Фархад и не сдержался. Ох, Женя, я не знаю, что теперь будет, как бы тут не предпочли испанца узбеку… И тогда прощай, Яго…

– Спокойнее, Андрей, держите себя в руках, все будет нормально.

Я понеслась в репетиционный зал. Навстречу мне шел Фарик, на лице которого был написан такой боевой задор, что я ахнула.

– Фарик!

– Уже в курсе?

– Ну да!

– Нормально, Женька! В Америке нельзя безнаказанно оскорблять представителей секс-меньшинств, и вообще этот дон тут уже всех достал!

– Но к тебе у него не будет претензий? Он в суд не подаст?

– Пусть попробует! Мне, Женька, овацию устроили, директор пожал руку, а Хулио предупредил – еще один скандал и с ним расторгнут контракт. Наша взяла, Женька! И этот наглец вынужден был извиниться перед Станкой.

– Андрей в панике!

– А он-то тут при чем? А, боится своей знаменитой непрухи?

– Именно! Фарик, Мирон приехал.

– С чего бы это? По тебе соскучился?

– Говорит, у него хорошие новости, с минуты на минуту будет здесь. Но… Я никогда не знала, что ты умеешь драться!

– Дать в морду хаму не называется драться.

Я внимательно на него посмотрела.

– Адреналин бушует?

– Есть немного, – засмеялся он.

Вдруг к нему подбежала взволнованная Станка.

– Фархад, я впервые вижу мужчину, достойного этого звания! Спасибо, мало того, что вы гениальный музыкант, вы истинный рыцарь!

Фарик смущенно улыбнулся.

В этот момент мне на телефон пришло сообщение от Мирона: «Ребята, простите, но я что-то спёкся после перелета, должен хоть два часа поспать. Потом вас найду».

Появился бледный как тень Андрей.

– Ну что?

– Андрей, забудь к чертям о своей непрухе, – накинулся на него Фархад, – все, она кончилась, плюнь и разотри или, если хочешь, сходи в церковь и поставь свечку за упокой этой своей непрухи, одним словом, не смей о ней даже вспоминать, а то накличешь! Считай, ты уже звезда мировой оперы!

Во время этого монолога я вдруг вспомнила, что в сумке у меня лежит очень красивый блокнот, купленный накануне. Я вытащила его, черкнула на первой странице одно слово и протянула Андрею.

– Вот, держите!

– Что это?

– Это? Ваша новая жизнь. Откройте первую страничку.

Он взял блокнот даже со страхом. И вдруг просиял.

– Ох, Женя!

– Что там такое? – полюбопытствовал Фархад.

На первой страничке крупными буквами было написано «ПРУХА!!!».

Андрей вдруг опустился на одно колено и поцеловал мне руку.

– Я буду хранить этот блокнот как талисман. – Он поцеловал книжицу, спрятал в карман и ушел. Это был уже совершенно другой человек.

– Пошли, Женька, поедим, я что-то здорово проголодался, но здесь нам спокойно поесть не дадут.

Он привел меня в маленький итальянский ресторанчик, где нам подали волшебную лазанью.

– Фарик, ты сейчас в состоянии говорить о делах?

– Конечно.

– Тогда смотри, что предлагают англичане.

– Жень, не хочу я Бриттена ставить, не люблю.

– Не хочешь – не надо. Но откажу я им под каким-нибудь другим предлогом, а то могут обидеться.

– Правильно. Ссориться с ними не будем. Что там еще?

Мы все подробно обсудили, а Мирон так и не прорезался.

– Дрыхнет, ясное дело. Ну пусть, у меня до вечера репетиции, так что, я думаю, встретимся за ужином. Знаешь, закажи столик в том еврейском ресторане, где мы недавно были, там дивно кормят, а наша оперная братия туда не ходит, сможем спокойно пообщаться втроем.

– Как скажете, босс!

Когда я вернулась в отель, портье сообщил мне, что меня ждут в баре. Почему-то я решила, что это Андрей. Но я ошиблась. За столиком сидела Вера. При виде меня она вскочила.

– Женя!

Устраивать сцену в баре респектабельного отеля я сочла недопустимым.

– Что вам еще от меня нужно? – ледяным тоном осведомилась я.

– Женя, я пришла сказать… точнее, извиниться за грубость и вообще… Я тогда вам наврала… Я много лет не виделась с Костей. Просто я никак не ожидала вас там встретить… от неожиданности разозлилась, ну и вот… Вы простите меня?

– К чему вам мое прощение?

– Ну… я осознала, что вела себя неправильно. Да, и вот еще. – Она вытащила из сумочки конверт. – Пожалуйста, возьмите!

– Что это?

– Деньги. Я отказываюсь от всех претензий на московскую квартиру.

– С чего это вдруг?

– Женя, у меня только одна просьба…

– О, я даже догадываюсь какая. Вам нужно, чтобы я уничтожила ту запись, да?

Она вспыхнула.

– Ну да… если можно…

– Боитесь потерять Антона?

– Очень, очень боюсь.

– А он же, как вы изволили выразиться, весьма посредственный исполнитель?

– Это я со злости… Женя, ради всего святого…

– Видите ли, я, конечно, могу стереть эту запись, но она есть еще у Кости, у Закирова…

– Ну… Они же не станут…

– Они, конечно, не станут. Но если вам еще вздумается чего-то от меня требовать…

– Никогда! Женя, я клянусь вам, никогда!

– Хорошо. Вот эта запись, я ее стираю!

– Спасибо, спасибо, Женя!

– Минутку! Мне нужна от вас расписка.

– Я уже написала, она в конверте.

Действительно, там лежала расписка и чек, уже второй за день.

Не могу сказать, что я торжествовала, нет.

Я чувствовала себя последней дурой. Значит, не было у нее ничего с Костей в последнее время, значит, нет у меня оснований в чем-то его подозревать… Идиотка, собственноручно разрушила свое счастье, свою любовь… Но прошло уже несколько месяцев, от Кости ни слуху ни духу, он наверняка утешился с другой… Он не из тех мужчин, что могут долго обходиться без женщин. Иными словами, мой удел – работа, которую я обожаю, и дружба. А что, дружба с такими людьми, как Фарик и Мирон, – огромный подарок в жизни. И, наверное, надо все-таки выйти замуж за Мирона. И ровно в эту минуту он позвонил.

– Женька, я проснулся. Ты где?

– Мирончик, я заказала нам столик в еврейском ресторане, заходи за мной через полчасика.

– А Узбек?

– Узбек подвалит туда.

– А как надо одеться?

– Как угодно.

– Совсем хорошо.

Когда мы поужинали, выпили вина, Мирон вдруг заявил:

– Родные мои! Я принял суперважное решение!

– Начало настораживает, – улыбнулся Фарик.

– Нет, на сей раз все более чем разумно.

Я, ребята, понял: все мои грандиозные идеи и планы – чушь, нет у меня для этого ресурсов, прежде всего интеллектуальных.

– Вот те раз! – ахнул Фархад.

– Не вышел из меня Дягилев… Ну и ладно, кому нужна его жалкая тень? Короче, я продал свой бизнес и все вложил в агентство «Звезды русской оперы». Московское агентство. В России с оперой сейчас обстоит плачевно, голосов до хрена, а они либо утекают на Запад, либо тихо спиваются.

И у меня уже есть клиенты, прежде всего Мунтяну, Боря Вейнберг, Танюшка Соловьева и еще три человека… Но одному мне не справиться. Узбек, отдай мне Женьку, вдвоем с ней мы такого наворочаем…

Фарик задумчиво посмотрел на старого друга.

– Вот что, брат, ты будешь и моим агентом тоже. Такой клиент сразу поднимет твой рейтинг, согласись? А Женя будет по-прежнему заниматься моими делами, а еще и делами других клиентов. Она справится, уверен на сто процентов. А то и впрямь для меня одного это слишком жирно, хоть и приятно с ней работать, чертовски приятно, но она нужна многим! Видел бы ты, как она сегодня подняла дух нашему Андрюхе…

– Стоп, мальчики! А меня спросить не надо? Дайте мне сказать, засранцы!

Они расхохотались. И выжидательно на меня уставились.

– Во-первых, я возвращаю вам долг! – Я достала из сумочки Верин чек.

– Какой еще долг? – хором закричали они.

Я объяснила.

– Вот что, Мироша, а давай-ка мы эти деньги вложим в твое агентство.

– Узбек, ты мозг!

– Так! А я, между прочим, еще не договорила…

– Засранцы? – спросили они хором.

– Мои любимые засранцы! Так вот, мне сегодня тоже вернули долг, и это очень хорошие деньги. Я тоже хочу сделать свой взнос и войти в долю. И не вздумайте спорить. Нам совершенно необходимы педагоги по иностранным языкам, сейчас певцов этому почти не учат. Итальянский, немецкий, французский! Можно найти какого-нибудь пенсионера-преподавателя, владеющего всеми тремя языками, платить ему достойные деньги, чтобы он был у нас в штате.

– Верно мыслишь, подруга! – кивнул Фархад. – Я даже знаю в Москве одну старую даму, которая великолепно владеет языками, всю жизнь преподавала на филфаке…

– Супер! – воскликнул Мирон. – Конечно, лучше пока одного взять… Экономнее.

– Мирон, а офис у тебя уже есть? – поинтересовалась я.

– Пока нет, подыскиваю. Хотелось бы в Центре… То есть я понимаю, что вы меня поддерживаете?

– Целиком и полностью!

– И бабками тоже, – со слезами на глазах проговорил Мирон. – Знаете, когда я вдруг понял, чем мне надо в жизни заниматься, мне стало так легко, а теперь вааще… Давайте-ка выпьем за нас, за наше трио!

Мы выпили, потом еще.

– Фарик, а как же ты без меня? – всхлипнула я.

– Почему это без тебя? – закричал Мирон. – Я же сказал, будешь совмещать, он будет, так сказать, вип-клиентом, и если все мы будем помнить, кто мы и откуда, и вести себя по-пацански, все у нас получится!

Я разревелась.

– Жень, ты чего? – перепугались мои пацаны.

– Я люблю вас, мальчики!

Они переглянулись.

– Она устала, – констатировал Фарик. – Вот что, Женька, ступай-ка в уборную, приведи себя в божеский вид, а то сидит тут, слезы льет…

– Да-да, ступай скорее, а то уже глаза красные, нос распух, страхолюдина такая, нам это не нравится, мы же эстеты, скажи, Узбек?

– Еще какие эстеты! – нежно улыбнулся Фарик.

Пришлось подчиниться. Я пробыла в дамской комнате минут двадцать, не меньше. Сначала никак не могла справиться со слезами, а потом со следами слез. И чего, дура, реву? Все же у меня хорошо! Просто великолепно, лучше и быть не может…

Когда я вернулась, лица у моих пацанов были какие-то смущенные.