Текст книги "Хочу бабу на роликах!"

– Саша, может быть, нужно что-то приготовить к ужину, ты скажи, – великодушно предложила свекровь.

Но я столь же великодушно отказалась. У меня все было готово.

– Саша, позвони мне из аэропорта, когда встретишь Глеба.

– Светлана Георгиевна, когда я его встречу, надо будет ехать, а не носиться по Шереметьеву в поисках исправного автомата. К тому же у меня нет телефонной карточки, а покупать ее из-за одного звонка нерентабельно!

– Но ведь у Глеба, кажется, есть мобильный?

– Есть. Если он работает, я позвоню.

– Очень надеюсь!

Господи, ну что же такое, в самом деле? Я совершенно не хочу ссориться с ней, но у меня на нее аллергия. На улице я с удовольствием вздохнула. Тимура еще не было. Зато неподалеку я заметила стайку незнакомых девчонок, которые как-то зашушукались при виде меня. Поклонницы, что ли? Тут одна из них быстро направилась ко мне:

– Вы Александра Андреевна?

– Да, – недоуменно игветила я. Я-то им зачем?

– Вы супруга Глеба Ордынцева?

– Я.

– Он правда сегодня приезжает?

– Истинная правда, – засмеялась я. – А вы что, поклонницы?

– Да! – с гордостью ответила девчонка. – Но мы хотели сказать, может быть, вам нужно что-нибудь, ну какая-нибудь помощь по дому или сбегать куда… Вы не стесняйтесь!

– Спасибо, девочки, – растрогалась я. – Но ей-богу, пока ничего не нужно. Честно!

– Но если понадобится… Хотите, я вам свой телефон оставлю? Можете звонить в любое время, это мобильник! Если что, я примчусь!

– Ну надо же, спасибо! А как тебя зовут?

– Лиза. Там написано! – Она протягивала мне заранее заготовленную бумажку.

– Спасибо, Лиза, я тронута.

– И еще одна просьба, Александра Андреевна, вот… – Она вытащила из сумочки пачку фотографий Глеба. – Попросите Глеба Евгеньевича подписать. Это ведь нетрудно, правда?

– Действительно! Хорошо, девочки, сделаю!

Но тут подъехал Тимур, и я простилась с симпатичной девчонкой.

– Что, поклонницы одолели? – хохотнул Тимур. – Они уж третий день тут крутятся, выспрашивают всех, во народ, делать им нечего. Ты, Саша, гнала бы их в шею.

– Зачем? И потом, это бесполезно. К тому же Глебу на первых порах будет приятно.

– Смотри, а то мало ли…

– Ох, Тимур, от всего на свете не убережешься. И пусть эти девчонки будут самой большой моей проблемой.

– Ну, можно сказать и так. Ты не ревнивая, что ли?

– Да вроде не очень.

– Повезло Глебу, а вот моя Фатима – это ужас какой-то. Ревнует к любой юбке.

Всю дорогу Тимур рассказывал мне про свою ревнивую жену, которую нежно любил – и это чувствовалось в каждом его слове, хоть по видимости он и жаловался на нее.

Но вдруг машина как-то дернулась, ее протащило несколько метров, Тимур громко выругался.

– Что? – испуганно выдохнула я.

– Прокол, мать его…

Он выскочил на дорогу. Я за ним.

Действительно, колесо спустило.

– Это надолго?

– Да нет, сейчас запаску поставлю.

Однако, когда мы подъехали к аэропорту и я стремглав кинулась к справочной, выяснилось, что самолет из Рима приземлился уже полчаса назад. Я понеслась к выходу и вдруг увидела Глеба, быстро идущего навстречу. Он шел не один, с ним были еще трое.

– Глеб! – закричала я. – Глеб!

Он остановился, удивленно глядя на меня. На нем был шикарный незнакомый костюм, и весь он был какой-то новый и… немного чужой.

– Сашка! – улыбнулся он, и я, облегченно вздохнув, кинулась ему на шею.

– Глеб, я чуть тебя не пропустила, у Тимура колесо прокололось.

– Санька, я же просил не встречать меня, я сейчас не могу ехать домой, мы прямо отсюда едем на телевидение. Это важно! Ты уж прости…

– Может быть, я с тобой?

– Не получится, Санечка, в машине просто не будет места, нас четверо, и еще водитель, да и зачем тебе? Езжай домой, а меня потом привезут. Сашка, я соскучился!

Он чмокнул меня в щеку и, не познакомив ни с кем, ушел.

Я осталась стоять как оплеванная. Боже, что это?

Кровь бросилась мне в лицо. Неужели он мог так со мной поступить? Иначе как чудовищным хамством я это назвать не могу. Мне было физически дурно.

Во рту пересохло, голова закружилась. Но я взяла себя в руки, продышалась и медленно побрела к машине.

– Саш, ты чего такая белая, случилось что? Где Глеб-то? Не прилетел?

– Прилетел, но его сразу увезли на телевидение.

– Да? Ну дела! Небось будут в прямом эфире показывать. Бремя славы! Не расстраивайся!

– Да нет, я ничего…

Он смотрел на меня с таким явным сочувствием, что я чуть не разревелась. Почти всю дорогу он тактично помалкивал и только уже у Белорусского вокзала тихо сказал:

– Саш, ты это… закаляйся. Говорят, от славы у людей часто крыша едет. Бывает! Ты не расстраивайся по пустякам. Ну с кем не случается! На мужа не надо обижаться. Он же не со зла, а сдуру…

Интересно, я ведь ничего Тимуру не говорила, но, похоже, вид у меня был достаточно красноречивый.

– И ты это… не думай, я никому ничего не скажу, даже Фатимке. И еще, Саш… Там небось эти дуры дежурят, ты уж не делай им такого подарка, чтобы они все по твоему лицу поняли. Постарайся выглядеть нормально, все-таки столько лет с артистом живешь.

Действительно, а я и думать забыла о поклонницах! Но Тимур подвез меня прямо к дверям, и я проскочила внутрь никем не замеченная. Но тут же вспомнила, что дома меня ждет свекровь. Ох, не было печали!

– Саша, а где же Глеб? – испугалась Светлана Георгиевна, – Что случилось? Самолет разбился, да? Говори же!

– Нет, нет, бог с вами! Все живы-здоровы, просто Глеба увезли на телевидение.

– На телевидение? Зачем? Почти ночь на дворе! Или в прямой эфир? Что там в программе? У тебя есть программа?

– Нет, кажется, нет.

Она включила телевизор, пробежалась по всем каналам, но ничего интересного для себя не обнаружила.

– Знаешь, я, пожалуй, поеду домой, у меня телевизор лучше, думаю, его не сразу выпустят в эфир… Как ты могла не спросить, что за передача, не понимаю, Саша!

Я молчала из последних сил, мне хотелось как можно скорее остаться одной и дать наконец волю слезам. Но когда свекровь удалилась, слез у меня не было. Просто страшно болело сердце. Вот тебе и сюрприз, Сашка! Я поплелась в ванную, напустила воды и улеглась в пахнущую хвоей пену. Закрыла глаза. Вода всегда меня успокаивает. И минут через десять боль стала отступать. Ну что особенного случилось? Ну обхамил меня муж на пятнадцатом году совместной жизни, подумаешь, большое дело. И обхамил, как верно заметил Тимур, сдуру, а не со зла.

Он же говорил, что не надо его встречать, а я поперлась, вот и получила… Сама во всем виновата, а он просто от неожиданности растерялся. Он ведь спешил, его ждали люди, и знакомить меня с ними у него времени не было. Хотя сколько времени нужно, чтобы сказать: друзья, это моя жена. Кстати, я не разглядела, что это были за друзья. Странно, первое ощущение при виде Глеба было – он какой-то чужой… Такого со мной еще не бывало. Так, может, дело не в нем, а во мне? Может, это я чувствую себя ему чужой? Недаром же все вокруг твердят, что мне сейчас будет трудно. Вот это и была первая трудность. Так неужели я с ней не справлюсь? Ерунда, и не с таким справлялась! Куда хуже было, когда однажды ночью мне позвонили и сказали: «Слушай, ты, скажи своему мужику, чтоб вернул бабки, а то мы его морду попортим, ох как попортим, а еще и яйца отрежем. Зачем он тебе такой?» Вот тогда было по-настоящему страшно, без шуток. А это… ерунда!

Сюрприз не удался? Да почему? Он же вернется рано или поздно. И, надо думать, оценит мои труды. Так что, Сашка, нечего киснуть. Сделай вид, что ничего особенного не произошло, не демонстрируй ему свою обиду, не встречай его с надутой физиономией.

А вот дня через три ненароком дай ему понять, что так себя не ведут. Мягко, тихо, словно бы в шутку.

И все будет отлично. Приняв благое решение, я выползла из ванной и легла в невероятно удобную Новую кровать, на красивое темно-синее с рисуночком белье и подумала: а что, так, может, еще и лучше.

По дороге из аэропорта Глеб бы обязательно догадался по моему лицу, что его ждет какой-то сюрприз, а так он просто откроет ключом дверь и ничего не узнает. В жизни главное – уметь повернуть любую гадость в другую сторону, вывернуть наизнанку, чтобы она показалась прелестью. И если это удается, то вполне можно жить дальше. Я включила телевизор, побегала по программам, но нигде Глеба не обнаружила. Ничего, если Светлана Георгиевна его поймает, обязательно мне позвонит. Под какие-то политические споры я уснула и проснулась от страшного грохота и громкой ругани:

– Черт бы все побрал! Что за дела? Ох, я, кажется, не туда попал!

В прихожей все стихло. Входная дверь открылась, – видимо, Глеб решил проверить номер квартиры. Меня душил смех, но я затаилась.

Дверь захлопнулась, и Глеб на цыпочках вошел в комнату. Я притворилась, что сплю, а сама из-под ресниц наблюдала за ним. Он очумело вертел головой, потом опять же на цыпочках подошел к телевизору и выключил его.

– Сашка! – Он плюхнулся рядом со мной. – Санька, просыпайся, хватит дрыхнуть, я приехал!

От него пахло незнакомым одеколоном.

– Сашка, солнышко, проснись! Что за чудеса ты тут сотворила?

Я открыла глаза.

– Глеб, который час?

– Пятый! Ничего, просыпайся, соня! Я привез тебе роскошные подарки! Но как тебе удалось?

– Нравится?

– Я вообще ничего не понял, решил, что забрел не в ту квартиру. Хотя выпил только рюмку коньяка. Ох, я устал!

– Скажи, тебе нравится?

– Черт подери, это класс! А какая кровать, мечта!

Я вскочила и за руку поволокла его на кухню, в ванную, показывать свои достижения.

– Ты просто чудо у меня, Санька! Ты все бабкины бабки в это вгрохала, да? Я же тебя просил…

– Глеб, у меня еще даже остались деньги!

– Нет, лучше моей жены нет никого в целом свете! Черт, даже посуда вся новая… Ой, Сашка, я такой голодный! После самолета маковой росинки во рту не было!

– Какой шикарный костюм! И одеколон новый, и туфли…

– И тебе целую сумку привез! Дай поесть – и валяй потроши подарки!

В передней стоял огромный чемодан и две объемистые сумки.

Я поставила разогревать мясо.

– Глеб, ну рассказывай! Как? Что?

– Как? Прекрасно! Просто слов нет, вот я сейчас тебе покажу…

Он вытащил из сумки пачку иллюстрированных журналов. В одном из них на развороте был помещен его портрет. Совершенно ослепительный.

– Глеб, что тут написано? – взмолилась я.

– «Этот русский завоюет Италию!»

– Ни фига себе!

– Сашка, если бы ты видела… Италия – это… это… У меня просто нет слов, ты должна увидеть… Осенью я опять туда поеду и уже предупредил, что возьму с собой жену.

Я жадно разглядывала другие картинки. Вот Глеб в гриме, среди каких-то скал, а вот он с режиссером.

– А кто эта красотка, Глеб?

– Это – Мария Антония, моя партнерша. Восходящая звезда и вполне неплохая актриса.

– А кто эта дама в красном?

– Продюсер, синьора Бетелли.

– Эффектная женщина, ничего не скажешь, но, кажется, уже немолодая, да?

– Понятия не имею, но, думаю, лет пятьдесят есть… Сашка, смотри, с какой собакой я снимался…

– Ой, Глеб, мясо!

Я помчалась на кухню. К счастью, мясо не сгорело, и Глеб смог отдать должное моим кулинарным талантам.

– Ох, вкусно, Сашка! Честно говоря, итальянская кухня – это не мое. У меня от их макарон живот уже болел… Санька, как хорошо дома, с тобой… Ты не обиделась на меня, а? Ну там, в аэропорту?

– Сначала обиделась, а потом решила не обижаться.

– Ты у меня самая умная и самая лучшая, я это всегда знал!

– А что за срочность была на телевидение мчаться?

– Сняли интервью для завтрашних «Вестей». Слушай, Сашка, у меня тут одна мысль возникла… Раз у нас дома теперь такая лепота, может, устроим небольшой приемчик, а?

– Какой приемчик?

– Понимаешь, со мной прилетел Франко, пресс-агент и синьора Бетелли… Хорошо бы их пригласить и угостить по-русски. Они там так трогательно ко мне относились..

– Никаких проблем! Зови! Только скажи – когда и на сколько человек рассчитывать?

– Господи, Сашка, как же мне повезло в жизни!

– Но должно же было наконец повезти!

– Ты не поняла… Мне повезло с тобой.

Утром я проснулась поздно Глеб крепко спал. Я тихонько вылезла из кровати и побежала в прихожую. Вчера у меня руки так и не дошли до подарков.

Только я дернула «молнию» на сумке, которая, по словам Глеба, целиком предназначалась мне, как зазвонил телефон.

– Простите, это квартира Ордынцевых?

– Да.

– Саша, это ты?

– Я.

Голос был женский и незнакомый.

– Саша, ты, может быть, меня не помнишь, это Жанна Бойцова.

– Жанна? Помню, конечно. У меня еще нет маразма. Привет, как дела?

С Жанной мы когда-то учились в ГИТИСе.

– Ох, в двух словах не скажешь. Слушай, Саша, я сейчас работаю на канале «Культура»…

– Понятно, тебе нужен Глеб! Но он спит, вернулся под утро, жалко его будить. Может, я ему передам?

– Саша, ради бога, это срочно! Разбуди его, ради всего святого, Христом Богом прошу!

– Ладно, попробую.

Ишь как засуетились… Я разбудила Глеба. Он, чертыхаясь, схватил трубку, а я вернулась к сумке с подарками. Чего там только не было – и платья, и кофточки, и белье. Но все это было какое-то не мое, что ли… Вещи были выдержаны в общем в одном стиле, но почти все желтые – цвет, который я просто терпеть не могу, он меня убивает. Что, Глеб с ума сошел? Я не могу это носить, а ведь вещи явно дорогие… Я чуть не расплакалась. И только одна вещь обрадовала – черное платье из мягкого шелка. А лифчики, несмотря на красоту, оказались неудобные, на косточках, что я просто ненавижу.

– Санька, почему у тебя такое лицо? – испугался Глеб.

– Да нет, все нормально, спасибо.

– Тебе не нравится?

– Глеб, почему столько желтого, мне же желтый никогда не шел… – робко проговорила я.

– Санька, ты ничего не понимаешь, в этом сезоне в Италии желтый – самый актуальный цвет, так мне объяснила Лаура…

– Это еще кто?

– Художник по костюмам, она помогала мне с подарками. Ты примерь, примерь, все эти разговоры, «к лицу – не к лицу» – ерунда. Надо просто изменить немного макияж…

Я покорно накинула желтый плащ. Сшит он был изумительно, но носить его я не могла. Такой плащ подошел бы жгучей брюнетке…

– Потрясающе элегантно, Сашка! Хотя, если честно, пожалуй, это и вправду не твой цвет… – От расстройства Глеб чуть не плакал. – Санька, а может, его покрасить, а?

– Выкрасить и выбросить. Ничего, Глебка, я надену к лицу черный или лучше темно-синий шарф и сойдет. – Мне стало его жалко. И элегантный плащ тоже. Я полезла в шкаф и вытащила большой темно-синий шелковый платок, купленный когда-то в Турции. Накинула его, завязала легким узлом – и действительно, картина была уже не столь плачевной.

– Сашка, блеск! – расцвел Глеб.

– А ты маме тоже все желтенькое привез?

– Ну, в общем, да… Лаура сказала, что это самое актуальное…

– Какая дура твоя Лаура!

– Санька!

Прошло две недели. Глеб дважды играл «Горе от ума» и имел сокрушительный успех. Его буквально рвали на части. А тут еще вышел исторический сериал, где у него была небольшая, но эффектная роль, и ему просто не давали проходу. Я его почти не видела. Но все равно была счастлива. Еще бы! Я продолжала украшать наше гнездышко. Глеб купил новую машину, белую «девятку».

– Санька, если так пойдет, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, через годик куплю себе джип! Всю жизнь мечтал о джипе.

– Глеб, по-моему, джип не городская машина, а? Если бы у нас была дача…

– Ты хочешь дачу?

– Ни за что!

– Все равно я хочу джип, пусть и без дачи!

Но пока он удовлетворился «девяткой». А я наконец могла не выгадывать каждую копейку, когда шла за продуктами. И опять сделала себе красивые ногти.

И еще купила какие-то таблетки для похудания.

Меня от них подташнивало, но, кажется, результат должен быть, потому что аппетит они мне отбили. Я регулярно звонила бабушке, которая тут же начинала кричать, чтобы я не смела тратить деньги и что она мне перезвонит. Действительно, прокричав это, бабушка швыряла трубку и через минуту перезванивала.

– Саша, сколько раз тебе говорить, что от нас звонить гораздо дешевле. Я слушаю, какие у тебя новости?

Я все рассказывала ей, она радовалась за меня. А однажды сказала:

– Сашенька, я оформила наконец приглашения для вас с Глебом и на днях высылаю!

– Бабушка, не знаю, сможет ли Глеб, а я обязательно приеду. Я уже соскучилась, может, не стоит осени ждать?

– Сашенька, милая, – растрогалась бабушка, – я тоже очень, очень скучаю, но раньше октября, боюсь, ты тут просто изжаришься! У нас уже началась жара, а по Израилю надо поездить, не сидеть же, в самом деле, на одном месте, но это тяжело без привычки. Давай уж наберемся терпения, к тому же я хочу, чтобы ты привезла целый ряд справок, они необходимы для оформления наследства, понимаешь?

– Какие справки?

– Я все тебе напишу и вышлю вместе с приглашением. Пока ты все их соберешь, время и пролетит.

Мне и в самом деле не хватало бабушки, хоть мы почти не знали друг друга.

От Ули что-то давно ничего не было слышно. Я ей позвонила. Она была дома и, судя по голосу, не в настроении.

– Опаньки! Вспомнила наконец обо мне, звездная жена!

– Уля, что ты говоришь! Я просто закрутилась…

– Да уж представляю себе! Какой печатный орган ни откроешь, везде твой Глеб красуется. Все просто с ума спрыгнули, по-моему. Но ты довольна?

– Конечно, зачем ты спрашиваешь?

– Санька, я не про то… Ты-то сама довольна жизнью?

– Что ты имеешь в виду?

– А, ладно…

– Уля, ты о чем? Ты что-то знаешь, чего я не знаю?

– Ну, наверное, я знаю многое из того, чего ты не знаешь…

– Я хочу сказать, про Глеба что-то знаешь?

– По-твоему, вокруг Глеба весь мир крутится, да?

– Уля, ты чего такая злая? Кстати, как твой Сигизмундыч?

– Опаньки! Вспомнила…

– А ты уже забыла о нем? – засмеялась я.

– Пытаюсь.

– Да что случилось-то?

– Тебе, что ли, интересно? – шмыгнула носом Уля.

– Естественно.

– Слушай, я не могу по телефону, может, встретимся, а?

– Хорошо, давай, только завтра, сегодня мы с Глебом идем на какую-то мощную тусовку в «Метрополь».

– Опаньки! Это круто! «Метрополь» теперь что-то вроде новорусского Версаля. Высоко взлетела, Санька! В чем пойдешь? Туда надо выпендриться по полной программе.

– Глеб мне привез черное платье… – не очень уверенно сказала я. Меня и саму смущало предстоящее мероприятие.

– Говори быстро, какое платье!

– Черное, шелковое, миди, с большим вырезом… красивое.

– С рукавами?

– Нет, понимаешь, там еще что-то вроде полупрозрачной пелеринки…

– Это очень модно. Туфли, сумка приличные есть?

– Купила уже.

– Украшения?

– Бабушкины колечки.

– Хорошо бы нитку жемчуга. Небольшую.

– Ну у меня есть, помнишь, ты же привезла мне из Испании.

– Нормально. У тебя такая внешность, что и подделка сойдет за драгоценность.

– Уля, о чем ты говоришь, какая у меня такая внешность? – живо заинтересовалась я. В последнее время все мне намекали только на то, что рядом с таким красавцем я смотрюсь замухрышкой.

– В тебе есть изыск. Ты не красавица, уж прости меня, но, на мой вкус, интереснее любой красавицы. В тебе нет никакой дешевки, понимаешь? Только ты в последние годы махнула на себя рукой. Если займешься своей внешностью, ты еще всем дашь сто очков вперед.

– Ах, Ульяша, я тебя обожаю! Ничего лучшего ты сегодня не могла мне сказать.

– Только не крась губы. А глаза, наоборот, накрась посильнее. И будешь неотразима. Руки в порядке?

– Да.

– Тогда до завтра. Приезжай часам к двум, сможешь?

– Постараюсь.

И вдруг, положив трубку, я сообразила, что свекровь уже давно не объявляется. Это было очень на нее непохоже. Обиделась на что-то или захворала?

Надо бы выяснить, а то потом только хуже будет. Я сразу набрала ее номер.

– У телефона.

– Светлана Георгиевна, добрый день, у вас все в порядке?

– Почему тебя это вдруг заинтересовало?

– Просто вы давно не приходите, не звоните, я забеспокоилась, здоровы ли вы…

– Твоими молитвами. Спасибо, что побеспокоилась, я к этому не привыкла.

– А почему вы не были на последнем спектакле? Такой сумасшедший успех…

– Я была занята, – сухо ответила свекровь.

– Ну хорошо, раз все в порядке, тогда до свидания.

– Подожди, Саша! Я давно хочу спросить… Что Глеб тебе привез?

– В каком смысле? – не поняла я.

– Ну он привез тебе какие-то вещи?

– Лучше бы не привозил…

– Да? – как-то радостно спросила она. – Почему?

И тут до меня дошло! Она обиделась на Глеба за желтые шмотки!

– Потому что почти все желтое… Черт знает что! Я видела, что он и вам тоже желтенькое привез, чувствовала, что вам не понравится, но вы же его знаете… Ему легко внушить любую чушь, особенно если говорить с апломбом. Но вы не расстраивайтесь.

– Жалко, лежат новые веши… Может, можно их кому-то продать?

– Это я не знаю!

– Да, кстати, Саша, я хотела тебя спросить… Помнишь, я давала тебе книгу Молоховец?

– Помню, конечно.

– Она тебе нужна?

– Да нет, в общем…

– Не могла бы ты мне ее привезти?

– Пожалуйста, но уже завтра, сегодня не получится.

– Хорошо, пусть будет завтра. Только скажи когда.

– Ну примерно в час дня. – Я решила сделать это по дороге к Ульяше.

– У меня в час ученица.

Светлана Георгиевна преподает французский.

– Так я просто закину вам книгу, и все.

– Ну что ж, если другое время ты выбрать не можешь…

– Извините, у меня завтра много дел. Всего доброго, Светлана Георгиевна. – Я поспешила положить трубку, иначе меня опять захлестнет волна обид на меня, на сына, на весь мир. Надо только еще найти эту чертову Молоховец. Я стала обозревать книжные полки. Ага, вон она! Я залезла на стул, достала Молоховец, и вдруг взгляд мой упал на толстый том «Истории КПСС». И зачем он тут стоит?

Только место занимает, выкину его, и дело с концом.

Это еще от тетки Глеба осталось. Вообще, надо бы разобрать книги, многое наверняка уже не нужно, как вот эта «История». Но сегодня мне не до того. И все-таки я сняла книгу с полки, а заодно и еще несколько книг по научному коммунизму. С каким удовольствием я от них избавлюсь! Но тут меня как-то шатнуло, и стопка книг разлетелась в стороны.

Хорошо, еще я сумела удержаться на стуле. Я спрыгнула и стала подбирать книги. И тут заметила, что из «Истории КПСС» выпал какой-то листок. Письмо, что ли? Я развернула сложенный вчетверо лист, заполненный изящным почерком. У меня буквально потемнело в глазах.

"Любимый мой, уже нет сил жить так далеко от тебя! Я знаю, время и расстояние работают против меня, но ничего не могу с этим поделать. Я пытаюсь приучить себя к мысли, что мы не одно целое, что у нас все отдельно, но это больно, это так больно! Я живу почти в раю, но для меня это настоящий ад.

Боже мой, Глеб, как трудно писать о любви, как трудно придумать что-то новое… Каждая фраза будто уже тысячи раз читана, но поверь, каждая буква кричит о любви к тебе! Я часто смотрю на море. Знаешь, у него цвет твоих глаз. Да-да, не у тебя глаза цвета моря, а у моря цвет твоих глаз. Вот так я воспринимаю действительность. Прости, если на бумаге это выглядит пошлостью, но что делать, если я так чувствую, а выразить иначе не умею.

Вот уж точно говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло… Те две недели, что мы были вместе, дают мне такую пишу для воспоминаний… Я говорю себе: сегодня 16 января, и я по минутам вспоминаю этот день. И, конечно, ночь. У меня таких воспоминаний пятнадцать, а это немало… Я знаю, Глеб, что ты тоже любишь меня и что сейчас неподходящий момент, но поверь, нельзя строить жизнь с женщиной только на жалости и благодарности.

Ничем хорошим это не кончится для вас обоих, только любовь должна связывать людей, только любовь.

А что получается? У тебя жалость и благодарность, у меня благодарность и расчет. А в результате страдают все: и мой муж, и твоя жена, и мы оба… Глеб, мы должны, мы просто обязаны разорвать этот порочный круг. Прошу тебя, подумай об этом и напиши.

Одно твое слово, и я брошу все! Не нужен мне этот рай, ничего не нужно, если тебя нет рядом. Господи, как я люблю тебя! Прости, я готова ждать сколько нужно. Тысячу раз целую тебя, мой любимый.

Твоя Л.".

Боже, что это? Мой мир, мой маленький мир, который я построила на своей любви и вере в любовь мужа, стремительно рушился – да что там, уже рухнул. Потом я сказала себе: подожди, давай спокойно все обдумай. Но где же взять это спокойствие? Кто такая эта Л.? Откуда она взялась, куда делась? Или она никуда не делась? Может, она существует по сей день в его жизни? И в каком это раю у моря она живет? Я вертела в руках злополучный листок. Он был явно не новым, бумага уже чуть потемнела. Глеб хранит это письмо, значит, оно ему дорого? В конце концов, мало ли что бывает, ну переспал он с дамочкой, та влюбилась по уши, письма пишет, но если бы она… О чем я думаю? Там же черным по белому сказано, что он живет со мной из жалости и благодарности. Кровь бросилась мне в лицо. Ну из благодарности – это понятно, а из жалости? 16 января…

Именно в январе пять лет назад у меня случился выкидыш, и я именно две недели лежала в больнице с осложнениями… Но Глеб был тогда так нежен, так внимателен ко мне. Как же так? Как он мог? Ах, он же прекрасный актер, что ему стоит сыграть внимание и нежность? А что, если он играл не со мной, а с ней? А со мной был искренним? Ну, бывает, мужик поддастся настырной бабе, а потом не знает, как с ней развязаться… Вот опять я пытаюсь вывернуть гадость наизнанку. В общем, мне это даже удается.

Ну в самом деле, не может же Глеб играть двадцать четыре часа в сутки. Или я круглая дура? Уля ведь что-то такое говорила, словно намекала на что-то…

Может, уже вся Москва знает, что Глеб живет со мной только из жалости? Но я никогда ничего не замечала. Нет, скорее всего, романчик был, но для него он был вполне мимолетным, а она, бедолага, влюбилась не на шутку. Да, да, конечно, именно так и было. Он, может, уже и забыл о ней. Но зачем же тогда хранить письмо в книге, к которой, он точно знает, я никогда в жизни не притронусь? А может, он просто сунул туда письмо, когда я, допустим, неожиданно вернулась, а потом позабыл о нем? Может же так быть? Безусловно.

Я медленно поднялась с полу, собрала книги и хотела отнести их к мусоропроводу, может, кто-то захочет взять. Но потом передумала. Влезла опять на стул и поставила их на место, вложив письмо в «Историю КПСС». Ничего не надо делать сгоряча, я потом могу пожалеть о своей поспешности. Сейчас надо остыть и все хладнокровно обдумать. Завтра я поговорю с Улей, если она что-то знает, я вытяну это из нее хоть клещами… И вообще… Подумаешь, большое дело, какая-то баба вцепилась в такого ослепительного мужика… Даже странно, что имя им не легион! И смешно было бы думать, будто Глеб будет всю жизнь хранить мне верность. Тем более сейчас, когда перед ним готова распластаться любая. А он все равно мой муж, и нате-ка выкусите! Я еще поборюсь за него! Но сначала я узнаю, кто эта Л., что там в действительности было, а потом посмотрим. Ведь пока, кроме этого письма, мне, по большому счету, не в чем упрекнуть Глеба. Мелочи вроде хамства в аэропорту учитывать не стоит. А вот сегодня я должна не ударить лицом в грязь. Уля говорит, что у меня изысканная внешность? Что ж, вот и будем, как теперь говорят, «косить под изысканность»! Боевой задор у меня бывает нечасто, но если припечет… А сейчас меня действительно припекло. Я вспомнила все, что знаю о макияже, и принялась наводить марафет, что называется, «под большое декольте». Но мысли то и дело возвращались к письму. Ну хорошо, допустим, там была любовь, а тут только жалость и благодарность, – хорошо, предположим, но как быть с постелью? Тут на одной благодарности не продержишься, нет. Уж в чем, в чем, а в отсутствии пылкости Глеба не упрекнешь. Когда-то в юности нам на свадьбу подарили размноженное на ротаторе древнеиндийское руководство по любовным играм под поэтическим названием «Ветви персика» или что-то в этом роде. Тогда это была такая редкость! И мы со смехом решили изучить его. Может быть, мы от природы были идеальными партнерами, может, сыграла свою роль и древнеиндийская книжка, но мне всегда было хорошо с Глебом, и никогда ничего другого не хотелось – вовсе не от невинности помыслов. И тут же мелкой змеюкой в голову закралась мысль: а что, если всю эту индийскую науку Глеб применил с той самой Л.? Вот она с ума и спятила.

Еще бы! Такой красавец и такой умелец! Волна ревности и ненависти нахлынула на меня, так что я чуть не задохнулась. Но тут позвонил Глеб:

– Санька, ты готова?

– Вроде да, – с трудом проговорила я.

– Что у тебя с голосом?

– Мороженого поела, – неизвестно почему ляпнула я.

– Сашка! Не вздумай хворать, ты мне нужна здоровая! Я через десять минут буду дома. Приготовь смокинг.

Блин! Смокинг! Вот мы как теперь живем! Смокинг ему приготовь! А шиш с маслом? Но все это я проглотила, пошла и достала новенький смокинг.

Небось тоже эта кретинка Лаура покупала.

– Выглядишь отпадно – воскликнул Глеб, вбегая в квартиру. – Черт побери, какая у меня интересная жена, оказывается! Дай поцелую!

Мне сейчас только целоваться с ним! Укушу ненароком!

Когда он побрился, надел смокинг, у меня даже сердце замерло, до того он был хорош.

– Ну как? – красуясь перед зеркалом, спросил Глеб.

– Нормально, хотя, по-моему, одной детали не хватает.

– Какой? – встревожился он.

– Желтого банта на гульфике, сейчас это очень актуально!

– Санька! – расхохотался он. – Ну свалял я дурака, мне уже и мама всыпала по первое число.

– Она, между прочим, здорово обиделась.

– Мама всегда обижается, не обращай внимания.

– Тем более не надо давать ей лишних поводов. Уверена, что она обидится и на то, что ты ее с собой не взял.

– Куда? – недоуменно вскинул брови Глеб, продолжая любоваться собою в зеркале.

– В «Метрополь».

– Здрасте, я ваша тетя! Пригласили меня с супругой. При чем тут мама?

– Это ты ей будешь объяснять.

– Сашка, по какому случаю ты такая?

– Какая?

– Нервная.

– Да так…

– Ты волнуешься перед этой тусовкой? Не стоит! Ерунда на постном масле! Ты такая элегантная в этом платье. Вот поедем в Италию, ты сама там купишь все по своему вкусу!

– У меня очень простой вкус. Больше всего я люблю черное.

– Значит, купим черное, о чем разговор. Целиком и полностью признаю свою глупость. Пойми, Санька, я там просто обалдел…

Он был так красив, так обаятелен, так очаровательно простодушен!

– Глеб, у меня к тебе просьба.

– Все что хочешь!

– Не бросай меня там одну, ладно?

– Ага, значит, все-таки ты трусишь! Санька, не дрейфь, прорвемся! Да ничего особенного там и не будет, тусовка как тусовка, ты же, слава богу, умеешь с людьми общаться и вести себя умеешь, так в чем проблема?

– Да я в последние годы как-то одичала… – неизвестно зачем призналась я.

– Санечка, ну не будь дурой! Все прекрасно. И я обещаю весь вечер держать тебя за руку.

Больше всего на свете мне хотелось спросить, кто такая Л. Но я прекрасно понимала, что этого делать нельзя. И все-таки я это узнаю. А на предстоящую тусовку чихать я хотела.