Текст книги "Хочу бабу на роликах!"

Народу было море, и везде, куда ни плюнь, какая-нибудь знаменитость. Но и знакомых оказалось немало, так что я вскоре вполне освоилась, тем более что многие горячо меня поздравляли с успехом Глеба. Вероятно, далеко не все поздравления были искренними, но иначе в актерской среде и не бывает.

Однако Глеба вскоре кто-то все-таки увел от меня.

Я в этот момент говорила со своей однокурсницей Райкой Марковой, которая недавно выпустила скандальную книгу «Театральные тайны». Райка была очень неглупая, острая и совершенно бессовестная бабенка. Но общаться с ней было занятно.

– Сашка, какого хрена ты себя похоронила? У тебя было легкое перо. Что ты теперь, домашняя хозяйка? – блестя яркими черными глазами, говорила Райка. – Слушай, хочешь я тебя пристрою в один новый журнал?

– Боже мой, кем?

– Ну для начала репортером, а там как себя зарекомендуешь…

– Спасибо, Раечка, но это не по мне. Я не могу быть репортером.

– Ну да, в тебе же нет нахальства, я и забыла. А помнишь, Сашка, как мы на первом курсе дружили, пока ты не втюрилась в Ордынцева?

– Можно подумать, одна я тогда втюрилась в Ордынцева.

– Ну да, мне он тоже нравился, но я сразу поняла, что мне ничего не светит. У меня, знаешь ли, никогда романтика в жопе не свистела, а у вас были такие романтические отношения! Только, честно признаюсь, я не думала, что вы проживете столько лет. И похоже, неплохо прожили. Сколько ж мы не виделись? А дети у вас есть?

– Детей, к сожалению, нет.

– Ну нет и нет, я вот тоже бездетная и безмужняя.

– А где же Миша?

– Миша слинял к Маше! Но я рада, я роняла: семейное счастье не моя стихия. Я бобылка! И мне в этой роли прекрасно. Заводить детей не собираюсь, так зачем мне мужик в квартире? Пришел, обслужил – и вали к своей женушке, пусть она твое исподнее стирает!

В голосе Райки слышалась горькая обида на жизнь.

– Санька, я вот хочу спросить… Вы где теперь живете? Я как-то раз позвонила на Ломоносовский, а мне сказали, что вы переехали.

– Да. А зачем ты звонила?

– Просто так. Почему-то захотелось повидаться, молодость вспомнить. Слушай, дай твой новый телефон. Может, и вправду повидаемся.

Но тут кто-то кинулся к ней в объятия, и я поспешила ретироваться. Райку лучше держать подальше.

Вокруг Глеба толпился народ. В основном женщины. Одна знаменитая и, кажется, не слишком трезвая певица держала его под руку, привалясь к нему своим немалым бюстом. А Глеб, похоже, млел.

Не от бюста, а от всеобщего восторженного внимания. Ну что ж, пусть. Чем бы дитя ни тешилось…

Мне захотелось выпить. Я пошла и выпила необычайно вкусный коктейль, не знаю из чего, но это и неважно. А потом у меня вдруг заболели ноги. Отвыкла ходить на высоких каблуках. И вообще, лучше я уйду. Надо как-то пробраться к Глебу и предупредить, что ухожу. Мимо, покачиваясь, шла эксцентричная телеведущая в оранжевом платье, на голове у нее было нечто невообразимое, оранжево-синее.

Приглядевшись, я поняла, что это просто волосы.

– Вас не тошнит? – раздался вдруг за моей спиной мужской голос.

Я обернулась:

– Простите, это вы мне?

– Вам. Вас не тошнит от этого сборища?

Мужчина был не слишком молод, с проседью в темных волосах и каким-то неуловимо восточным типом лица.

– Да нет, просто туфли жмут.

– Вы ведь не актриса?

– Нет.

– А давайте поболтаем?

– Говорю же, туфли жмут…

– Пойдемте вон туда, сядем, выпьем за знакомство по рюмке коньяку. Вы мне понравились.

И, не дожидаясь ответа, он взял меня под руку.

Он что, клеится ко мне? С ума сойти! Ко мне уже давным-давно никто не клеился. А это, оказывается, довольно приятно… Тем более что у него очень необычное лицо. Я не стала сопротивляться и, едва мы сели, сбросила туфли.

– Жить стало легче, жить стало веселее? – усмехнулся он.

Я молча улыбнулась в ответ. Мне вдруг стало интересно.

– Давайте познакомимся. Меня зовут Александр, Александр Андреевич Шалимов. А вас, если не секрет?

– А меня зовут Александра Андреевна.

– Вы шутите?

– Да нет, почему?

– Слушайте, по-моему, это символично, вам не кажется?

– Нет. Достаточно распространенные имена и отчества. Вот если бы вас звали Иван Иванович, а меня Иванна Ивановна…

Господи, что я плету?

– А можно мне звать вас просто Сашей?

– Пожалуйста, Александр Андреевич. Я вас Сашей звать не буду.

– Саша, чего вы хотите? Коньяку, шампанского?

– Нет, я тут пила какой-то белый коктейль, это было очень вкусно.

– Пинаколаду?

– Не знаю.

– Минутку!

Он принес мне коктейль, а сам пил коньяк.

– Саша, вы первый раз на таком мероприятии, да?

– Да.

– А с кем вы пришли?

– С мужем.

– А где ваш муж?

– Там где-то… тусуется… Ой, а я, кажется, опьянела…

– Ничего, посидите спокойно, скоро пройдет. Или, может, хотите кофе?

– Нет, спасибо, я посижу.

– Вам тут не нравится?

– Да как вам сказать… Только я не люблю фуршет… Ноги болят, и вообще…

– Вот и я тоже.

– А вы кто?

– Вас что интересует? Конкретно?

– Ну, скажем, профессия.

– Корабел. Знаете, что это такое?

– Вы строите корабли? – несказанно удивилась я. И как сюда занесло корабела?

– Строил когда-то. А теперь занимаюсь бизнесом.

– А, понятно. Шоу-бизнесом?

– Нет, отнюдь.

– А зачем вы сюда пришли?

– А вы зачем? – засмеялся он.

– Так я с мужем!

– И кто у нас муж?

– Глеб Ордынцев.

– Вы это с такой гордостью сказали. Только, простите, я не в курсе.

– Вон видите, такой высокий, на нем бабы гроздьями висят…

– Он актер?

– Да! И притом очень хороший. Вы что, «Частного сыщика» не смотрели?

– А что это такое? Фильм?

– Самый забойный сериал.

– Сериалов, знаете ли, не смотрю. Но он счастливый малый, ваш Глеб Ордынцев. Такая внешность и такая жена…

– А ваша жена где? Она здесь?

– Я не женат.

– Понятно. Меня что-то развезло… Этот коктейль такой пьяный… Спать хочется… Я бы уехала, но к Глебу не подобраться…

– А вы давно замужем?

– С незапамятных времен.

– Вам не надоело?

– Что?

– Быть замужем?

– Да вроде нет…

– А можно нескромный вопрос?

– Валяйте.

– Вы не хотите сейчас уйти отсюда? Со мной?

– С вами? – ахнула я.

– Ну да, мы же взрослые люди, я вижу, что вам тут плохо, одиноко… У вас странные глаза… Удивительно красивые, но несчастные.

– Я не собираюсь никуда с вами идти!

– Как угодно. А хотите, я вам расскажу о вас?

Я понимала, что должна встать и уйти, но меня развезло, и мысль о том, что надо надеть туфли, казалась невыносимой. В конце концов, что он мне тут сделает, на глазах у добрых двух сотен людей? Пусть говорит.

– Молчание – знак согласия? Тогда слушайте. Вы любите вашего мужа, что, впрочем, неудивительно. И полагаете даже, что и он вас любит. У вас глаза замужней женщины, в них нет поиска…

И этот туда же! Дался им этот блядский поиск!

– Это бывает, – продолжал он вкрадчиво, – когда женщина счастлива в браке, но, кажется, недавно, совсем недавно, возможно даже сегодня, вы узнали о чем-то, что причиняет вам сильную боль, очень сильную боль. Вы еще с этой болью не освоились, еще не разобрались в своих чувствах…

– Господи, вы что, экстрасенс?

– Нет-нет, боже упаси! Но я угадал?

– Я не знаю…

– Вы знаете, Александра Андреевна, Что я прав. Не надо меня опасаться, я никому ничего не скажу.

– Но я… Как вы узнали? – с трудом проговорила я. У меня почему-то вдруг пересохло в горле.

– По вашим глазам, и только. В них можно читать. Вы слишком доверчивый и бесхитростный человек, Саша.

– А вы?

– Я? Я просто знаю женщин. И люблю их, не стану скрывать. Вы мне очень нравитесь, я никак не ожидал встретить на этом сборище такую женщину…

– Вы хотите сказать, такую дуру?

– Нет, дур здесь больше чем достаточно, а я сказал то, что хотел сказать, и только. Знаете, Саша, я вам дам свою визитку, может быть, вам захочется поговорить. Когда-нибудь потом, когда вы разберетесь в своих чувствах… Может быть, вам понадобится помощь. Буду рад служить.

В моей несчастной пьяной голове зародилась странная мысль.

– Знаете, вы, наверное, злодей!

– Злодей? – расхохотался он. – Почему?

– А в кино и в романах так действуют злодеи… Заманивают жертву всяческими красивыми словами, а потом…

– А потом оказываются маньяками или грабителями, да?

– Ну что-то в этом роде. У вас такие злодейские подходцы… Психология, болтология… Говорят же, женщины любят ушами. Но я не из таких…

– Судя по вашему мужу, вы любите глазами, он и впрямь очень хорош. Да ладно, Саша, любите мужа и будьте счастливы. Но вы, кажется, хотели уйти отсюда?

– Уже не хочу.

– Понял. Ну что ж, а я уйду, мне тут неинтересно.

– А зачем пришли?

– Из вежливости. Меня пригласили. Ну до свиданья, Саша, и простите, если невольно задел ваши чувства. Руку на прощание поцеловать дадите?

Не дожидаясь ответа, он взял мою руку и поднес к губам:

– До свиданья, Саша. Не огорчайтесь, все как-нибудь утрясется. Но с идеализмом надо кончать, поверьте, так всем будет легче.

– Вы, наверное, думаете, в вас есть что-то демоническое, да? – заплетающимся языком спросила я. – А вы самый обычный бабник.

– Демоническое? Боже избави! Я произвел на вас такое впечатление? Ужасно! Я и в самом деле бабник. И очень неплохо разбираюсь в женщинах. Я сразу увидел, что вы прелесть. До свиданья, Саша!

– Вы обиделись?

– Нисколько. Хотя вы хотели меня обидеть, но излишняя обидчивость – признак глупости.

– С ума сойти, я тоже всегда так считала. Если все время обижаешься, значит, просто не в состоянии понять другого человека, что им движет в тот или иной момент…

– Вот видите, Саша, у нас не так уж мало общего. Послушайте, а может быть, нам стоит встретиться, а? В другое время, в другой обстановке?

– Нет, не стоит, – покачала я головой.

– Ну как угодно. А визитку мою все-таки не выбрасывайте, мало ли что.

– Непременно выброшу, как только смогу дойти до урны. И не говорите мне, будто это значит, что вы меня заинтересовали, но я просто этого боюсь…

– Сашенька, я от вас в полном восторге. Но я все же не такой пошляк, поверьте. А вот и ваш муж вас хватился. Я удаляюсь.

В самом деле, ко мне направлялся Глеб. И, судя по выражению лица, он был рассержен.

– Сашка, что ты тут делаешь? Ты что, напилась?

– А что? Нельзя? Очень вкусный коктейль… Глебка, ты доволен жизнью?

Он сел в кресло рядом со мной, где недавно еще сидел Александр Андреевич.

– Что это за тип тут тебя обхаживал?

– Никакой не тип, очень милый, внимательный мужчина. Он понял, что мне тут плохо, одиноко…

– Ах, бедняжка, брошенная, одинокая, этот старый селадон запудрил тебе мозги…

– Фу, Глеб! Какая безвкусица!

– Что безвкусица? – опешил он.

– Неужели ты сам не слышишь? «Старый селадон» – это из драм и водевилей девятнадцатого века, а «запудрил мозги»…

Он рассмеялся.

– Сашка, я тебя обожаю. Но мне не нравится, когда вокруг тебя вертятся чужие мужики.

– Зато я в полном восторге, когда на тебе бабы гроздьями висят!

– Гроздья – это не опасно!

– А что опасно? Таинственные незнакомки, да?

– Какие незнакомки? Что ты плетешь?

– Да так, ничего…

Хмель понемногу выветривался из башки, и я поняла, что нельзя раньше времени выдавать свою тайну. Я должна сначала выяснить, кто эта Л, и присутствует ли она до сих пор в нашей жизни или осталась в далеком прошлом.

– Глеб, мы долго еще будем тусоваться? У меня ноги болят.

– Мне просто необходимо еще тут покрутиться, сама же понимаешь…

– А можно я уйду?

– Санечка, ну побудем еще часок и вместе поедем.

– Черт с тобой, только знаешь что… Проводи меня до сортира, я боюсь не дойти…

– Чем это ты так наклюкалась, Санька?

– Какой-то жутко вкусной гадостью, беленькой такой, сладкой…

Он помог мне встать и проводил до вполне роскошного сортира.

– Тебя подождать?

– Не надо, я найду дорогу. Спасибо, Глебка.

Я уже собралась выйти из кабинки, как вдруг услыхала разговор, настолько меня заинтересовавший, что я замерла и снова опустилась на унитаз.

– Слушай, ну до чего же Ордынцев хорош, просто сил нет!

– Да уж, Голливуд может отдыхать. И говорят, совершенно потрясный трахальщик!

– Серьезно? Никогда бы не подумала, слишком красив. Это интересно. А кто говорит-то?

– Да многие. Ритка, например.

– Она с ним трахалась?

– Уверяет, что да. Мне еще кто-то говорил.

– Ну, может, и врут. Он теперь на виду, многие будут врать про него. Хотя это возможно, в нем есть что-то такое… Жутко сексуальный с виду мужик. Значит, хорошо трахается, говоришь? Надо попробовать. А он тут один или с женой?

– С женой.

– А что за жена-то?

– Да ничего интересного, бабенка как бабенка. Думаю, он ее скоро бросит.

– Она кто? Тоже актриса?

– Нет, так просто, придаток.

– Ты мне ее покажи, ладно?

– Без проблем. Ну напудрилась, пошли?

– Пошли!

Боже мой, что же это такое? И как теперь жить?

Вся моя жизнь полетела к чертям собачьим, вот так, в одночасье… Я почувствовала, что к горлу подступает тошнота, и вскочила. Меня начало рвать. Хорошо, хоть в уборной рвет, не на людях. Когда я наконец вывалилась из кабинки и взглянула на себя в зеркало, мне стало еще хуже. Надо срочно уходить отсюда, пока меня никто не видит. Слава богу, сегодня тепло и можно плюнуть на проклятый желтый плащ, номерок от которого лежит в кармане у Глеба.

Но куда я пойду? Домой? Не могу. От этого дома остались одни руины. Неважно куда, лишь бы уйти отсюда. Мне необходимо на воздух! Может, мозги немного прочистятся и я что-нибудь придумаю. На воздухе я поняла, что есть только один человек в Москве, к которому я могу сейчас поехать. Это Ульяша. И подняла руку, чтобы поймать машину.

– Сашка! Ты куда это собралась? – Ко мне подбежал Глеб. – Что с тобой? Ты заболела?

– Нет, Глеб, я умерла. Пожалуйста, уйди, я…

– Санька, что за дела? Хочешь домой, поедем домой! В чем проблема? Ну напилась, бывает с девушками. Идем, идем, до машины дошкандыбаешь?

– Нет.

Он крепко держал меня, я хотела вырваться, но сил не было совершенно. Мне казалось, я теряю сознание.

– Ну, Санька, ты даешь! Разве можно так напиваться? Спасибо, дебош не устроила. Вот, садись. Подождешь минутку, я сбегаю за твоим плащом?

Он усадил меня в машину и бегом вернулся в отель. Я попыталась выйти, но Глеб, видимо, заблокировал дверцу. Через минуту он вернулся с желтым плащом.

– Ну как ты? Жива?

Я хотела что-то ему ответить, но не смогла. Мне вдруг все стало безразлично и ужасно разболелась голова. Вдобавок я вдруг продрогла, да так, что зубы застучали.

– Э, мать, ты, часом, не заболела? Точно, у тебя жар! Ну дела!

Он укутал меня ненавистным желтым плащом.

Как мы добрались домой, я не помню.

Когда я открыла глаза, то увидела перед собой свекровь. Она сидела в кресле рядом с кроватью и читала какой-то журнал. Я ничего не поняла.

– Светлана Георгиевна? – еле слышно пробормотала я. Почему-то совершенно не было сил. И к тому же я была мокрая как мышь.

– Проснулась? Да ты вся мокрая! Слава богу, температура упала… Сейчас помогу тебе переодеться.

– Я что, заболела?

– Да! У тебя ночью было сорок! Глеб так перепугался! Но ему надо было мчаться куда-то, и он вызвал меня.

– Я сейчас пойду приму душ!

– Даже не думай!

Она принесла махровое полотенце, протерла меня какой-то пахнущей уксусом пакостью и помогла надеть чистую рубашку.

– Как ты себя чувствуешь?

– Не знаю, вроде нормально, только слабость…

– Скоро придет врач!

– Зачем? Не надо!

– Что значит – не надо? Ты хочешь есть?

– Нет. Только пить.

– Вот тут клюквенный морс…

– Откуда морс?

– Я сварила.

– Спасибо, Светлана Георгиевна.

– Тебе надо было тяжело заболеть, чтобы понять, что я тебе не враг, да?

– Боже мой, Светлана Георгиевна…

– Ладно уж, лежи. И постарайся уснуть.

Я закрыла глаза. Я знала, что со мной случилось что-то очень скверное, но что именно, вспоминать не хотелось. Видимо, организм от слабости отторгал тяжелые, непосильные сейчас мысли. Я просто лежала в полудреме. И даже свекровь ничуть мне не мешала.

Вскоре пришла наша районная врачиха, очень симпатичная толстая тетка, совершенно замотанная жизнью. Но вполне доброжелательная, а главное – опытная.

– Ну с чего это вы вздумали болеть? Лето на дворе! Муж гремит на всю страну, а вы разболелись. Ну-ка послушаем. Ничего, сердечко хорошее, в легких чисто. Давление немного низковато, но не катастрофа. Будьте добры, принесите мне ложечку, я ей горлышко посмотрю. Только ложечку вымойте сначала, хорошо?

– Разумеется, вымою! – оскорбилась Светлана Георгиевна.

Когда она выплыла из комнаты, врачиха шепотом спросила:

– Стресс был?

– Стресс? – И тут вдруг в памяти отчетливо прозвучало: «Говорят, он трахальщик потрясный!» – и сразу заболело «хорошее сердечко». – Да, был.

– Ну ничего, пройдет. Я тут вам выпишу успокоительное. А это свекровь ваша, что ли?

– Да.

– Ох, мне моя свекровь всю жизнь отравила, а теперь я сама скоро свекровью стану. И тоже, наверное, буду девчонку мучить, вот не нравится она мне. А вашей свекрови мы про стресс говорить не станем, хорошо? – Она мне подмигнула.

– Мне все равно.

– Свекрови не любят, когда у снох стрессы бывают, по собственному опыту знаю.

– Вот возьмите! – величественно проговорила Светлана Георгиевна, протягивая врачихе блюдечко, на котором лежала ложка. Та сунула ложку мне в рот.

– Ну, как я и думала, горлышко не очень, миндалины увеличены, но жить будете! Попьете лекарство, полежите, уход за вами хороший, пейте побольше, только не холодное и не горячее, витаминчики попринимайте, травки успокаивающие, я вот тут выпишу. Вам больничный ведь не нужен? Ну и славненько. Выздоравливайте. И привет мужу!

– Вы уверены, что у нее не воспаление легких? – поинтересовалась Светлана Георгиевна.

– На все сто!

– И не ангина? А на нервной почве такая температура может быть?

– На нервной почве может быть все что угодно, вплоть до ложной беременности! Всего наилучшего.

Врачиха ушла.

– Саша, как я поняла, у тебя все-таки не ложная беременность, но и не простуда. Вчера что-то случилось, да?

– Нет, ничего не случилось.

– Ну не хочешь говорить, не надо, а только я сразу заподозрила, что тут какой-то нервный срыв…

В этот момент зазвонил телефон. Слава богу, она от меня отстанет.

– Алло, да, это я, Ульяна Михайловна. Она не может подойти. Заболела. Ночью была температура сорок. Сейчас, слава богу, упала уже, но у нее страшная слабость. Естественно, вызвали, и она уже была. Судя по всему, это нервное. Нет-нет, она не может говорить. Всего хорошего. Саша, это твоя Ульяна звонила. Передает привет.

– Спасибо. Я посплю, ладно?

– Разумеется, спи. Я пока приготовлю тебе что-нибудь поесть. У тебя в холодильнике пусто, но что-нибудь я придумаю.

Я закрыла глаза. Спать мне не хотелось, но говорить с нею не было сил. Их вообще не было. Никогда бы не подумала, что она будет ухаживать за мной.

Оказывается, я ничего в этой жизни не понимаю;

Всегда думала, что Глеб меня любит, а его мать рада будет от меня избавиться. Нет, я сейчас ни о чем таком не буду думать. Ни о чем плохом… Мне надо принять какое-то решение, может быть, самое главное в жизни, но для этого нужны силы и ясная голова. Значит, не сейчас. Хорошо, что можно вот так лежать и ни о чем не беспокоиться. Во всяком случае, пока. А там будет видно. Подумаю лучше о хорошем;

О бабушке, например… Бабушка! Я поеду к бабушке.

Ну и что, что там жарко? Если уж она выдерживает, так и я выдержу, не растаю! Но по крайней мере я буду с человеком, которому я нужна, который любит меня. Уж в этом-то нет сомнений! Странно, что приглашение еще не пришло. Она ведь давно его послала. Наверное, шутки почты… Вот наберусь немного сил и поеду… А Глеб как хочет. Пусть за ним ухаживают те бабы, которых он так потрясающе трахает. Я чуть не завыла от острой боли, сжавшей мне сердце.

Но я же решила не думать о плохом. Не буду. Но как? Надо просто вспомнить все самое хорошее, что было в жизни, не связанное с Глебом. Но в моей жизни уже так давно все с ним связано… Я вдруг отчетливо вспомнила один из самых счастливых дней в своей жизни. Вспомнила даже запах моря и, леса.

Это была наша первая с Глебом поездка к Балтийскому морю. Мы снимали комнату в дачном поселке, были безумно влюблены друг в друга и наслаждались свободой. Стоял август, было тепло и дождливо. Кто-то сказал, что пошли грибы. Мы решили рано утром отправиться в лес. Я хорошо знала те места, родители много лет подряд снимали там дачу. И вот рано утром, когда мы пришли к автобусной остановке, чтобы поехать в лес за восемь километров, где, я знала, бывало много грибов, мы вдруг увидели местную достопримечательность – ученую ворону по кличке Якуси. Это было на удивление смышленое и забавное создание. На нескольких валунах у остановки расположились торговки с нехитрым товаром: пучками моркови, вишней и смородиной в стаканах, яблоками. Никогда и нигде я не ела такого вкусного белого налива… И вдруг Якуси подошел к одной из торговок, вскочил на камень, опрокинул стакан смородины и принялся ее клевать. Поклевав немного, он огляделся, соскочил на землю и важной походкой направился к эстонке, в сетке у которой лежал штрицель – витой сладкий хлеб. Он посмотрел на женщину, а так как она только улыбалась ему, он решил яснее выразить свое требование – клюнул ее в ногу, и, видимо, больно, потому что она вскрикнула, но тут же отломила кусочек штрицеля. Все вокруг помирали с хохоту. Потом птица решительно направилась к Глебу. Тот как раз достал из кармана пачку сигарет.

– Что, покурить решил? – засмеялся Глеб и протянул Якуси открытую пачку. Тот внимательно на нее посмотрел и – что бы вы думали – клювом достал сигарету из пачки. Я чуть не подавилась от смеха и только пожалела, что мы не взяли фотоаппарат.

Якуси подержал-подержал сигарету в клюве и бросил. И тут же потянулся за следующей.

– Ну, брат, хватит с тебя! – заявил Глеб, убирая пачку. Тогда Якуси клюнул его в ногу. Отомстил. И направился к деревянному павильончику-парикмахерской. В тот ранний час парикмахерская была еще закрыта, но, очевидно, там его прикармливали, потому что он вдруг начал туда ломиться. Надо было это видеть! Одной лапкой он уперся в дверь, а клювом пытался ее открыть. Это был аттракцион! Но тут подошел автобус, и мы с хохотом бросились к нему.

День так весело начался! Ночью прошла гроза, и в лесу было душновато. Мне вдруг стало лень таскаться по лесу, я села на камень у моря, сняла прозрачный дождевик и подставила лицо неяркому балтийскому солнышку. Глеб бродил где-то неподалеку. И вдруг я вижу, он какими-то гигантскими скачками несется ко мне.

– Сашка, идиотка, что ты тут сидишь! – Он схватил меня за руку и, ничего не объясняя, потащил за собой. Он был так взволнован, что даже не слышал мои протестующие вопли. Наконец он замедлил бег и прошептал:

– Смотри!

Поначалу я ничего не заметила. Но, приглядевшись, вдруг завопила:

– Господи, Глеб!

Вокруг был редкий, низкорослый лесок, мелкие валуны, покрытая серебристым ягелем земля. И на этом ягеле всюду виднелись красные и красновато-коричневые шляпки грибов! Их было море. Но каких! Изредка попадались подберезовики, но в основном это были подосиновики. И белые! У белых здесь шляпки тоже были с красноватым оттенком.

Ничего волшебнее я не видела в своей жизни! Мы словно попали в чудо-огород! Нас охватил сумасшедший восторг! Две довольно большие корзины мгновенно заполнились, а грибов было видимо-невидимо. Тогда мы стали складывать их в мой пластиковый плащ, когда и он наполнился, я сняла с головы платок, но сколько грибов влезет в платок! Глеб снял с себя майку:

– Черт с ней, она старая!

В майку вошло очень много. Но больше снимать было нечего, к тому же оказалось, что наша поклажа не только неудобная, но и очень тяжелая. И автобус придет не скоро, часа через два. Тогда мы сломали палку, навязали на нее узлы и, положив ее на плечи, пошли пешком к себе в поселок. Припекало солнце, пот лил с нас градом, идти было тяжело и неудобно, но мы так хохотали! Мы были как пьяные! Да что – как… мы были просто пьяные от счастья, от любви, от небывалой удачи… Уже подходя к дому, я с ужасом спросила:

– Глебка, а что мы будем делать с таким количеством грибов? Их же чистить не перечистить!

– Есть мудрое решение, Санька! Мы оставим себе грибов ровно на одну сковородку, тем более у нас и холодильника нет. А остальные раздарим. Хозяйке и всем знакомым! Пусть тоже порадуются!

А вечером мы ужинали в местном ресторанчике под названием «Нептун». Как сейчас помню, мы ели потрясающе вкусные ромштексы с картошкой, помидоры со сметаной, а потом еще и взбитые сливки.

Дело в том, что себе мы грибов вовсе не оставили, ведь с ними надо было еще возиться! И пока мы роскошествовали в «Нептуне», туда явился Якуси.

Он деловито направился по открытой террасе к дверям кухни. Кто-то предложил ему пива в мисочке из-под салата, которое тот с удовольствием выхлебал.

– Сашка, эта птица к удаче! Как ты считаешь?

Мне тогда казалось, что все в нашей жизни к удаче. Что ж, через столько лет Глеб своей удачи дождался. Только мне от этой удачи уже ни жарко, ни холодно. Нет, вру, мне холодно, как будто меня голой высадили в Антарктиде. Но это не был озноб, это был холод в душе.

– Саша, – сквозь дрему донесся до меня голос свекрови, – Глеб звонит. Возьмешь трубку?

– Нет, не могу.

– Глеб, Саша не состоянии говорить. Ты вечером занят? Я не смогу быть тут до ночи. У меня в восемь ученик! Хорошо. Я надеюсь.

Раздался звонок в дверь. Свекровь пошла открывать. И что все от меня хотят? Зачем она меня разбудила?

– Сашка, ты что это удумала? – услышала я голос Ульяши. И в комнату вдвинулся огромный букет пионов. – Опаньки, ну и вид у тебя! Мне Светлана Георгиевна сказала, что ты хвораешь. Где взять вазу? Ты смотри, смотри, какие роскошные пионы! А я тебя жду-жду, даже волноваться начала. Звоню, а мне говорят, ты тут расклячилась. Ой, что у тебя с глазами? Такие глаза я видела только в греческой трагедии. Во времена моего детства в Москву приезжала гениальная греческая актриса, Аспасия Папатанассиу, она играла Электру в зале Чайковского… Вот у нее были поистине трагические глаза. А ты кого играешь? Судя по выражению лица, наверное, Медею.

Кстати, Папатанассиу и Медею тоже играла. Хорошо, что у тебя нет детей! Твой красавец что-то натворил? – перешла она на шепот. – Соплей у тебя нет, кашля тоже, значит, это нервы? Несовременно, детка моя! Это раньше у барышень чуть что – горячка!

Уля тараторила так возбужденно, что я поняла – у нее самой что-то произошло. Ведь она вчера еще хотела мне что-то рассказать. И вот примчалась, несмотря на то что терпеть не может Светлану.

– Ульяна Михайловна, вы побудете часочек с Сашей? Я должна сходить в магазин, иначе они тут с голоду помрут. Холодильник пустой!

– Да-да, конечно, я побуду!

Светлана удалилась.

– Сашка, что у тебя стряслось? Не надо мне вешать лапшу насчет простуды, все равно не поверю!

– У меня нет сил, Ульяша.

– Что ты шелестишь, как умирающая?

– К сожалению, я, наверное, не умру.

– О, понятно! Глеб кого-то трахнул!

– Откуда ты знаешь?

– Догадалась, умная. И кого, интересно?

– Не знаю, но, похоже, пол-Москвы.

– Ну и что?

– Как – ну и что?

– Да так! Мужики вообще склонны к полигамии А вернее, к блядству. Это естественно. Если он не подцепил СПИД, ничего страшного. Остальное можно вылечить.

– Уля!

– Что – Уля? Я оскорбляю тебя в лучших чувствах? Да?

– Ну да…

– Ничего подобного! Просто ты жила много лет в шорах, а когда шоры спали… Впрочем, расскажи-ка мне все по порядку, может, это еще полная чепуха! И не говори, что у тебя нет сил. Найдутся. А расскажешь, сразу легче станет. Тебя небось распирает…

– Нет, это тебя распирает. Что там с твоим Сигизмундычем?

– Мы вчера с ним целовались, можешь себе представить?

– Уля! Где же вы целовались?

– У него в кабинете! Смешно, да?

– Нисколько. И как тебе?

– Да я даже не знаю… Но в общем… Мне понравилось.

– А дальше-то что?

– Не знаю! Он сказал: может быть, нам уже хватит общаться в этом кабинете? Как по-твоему, что это значит?

– Это значит, что он хочет тебя куда-нибудь пригласить. Пригласил?

– Пока нет.

– А что ты ему сказала?

– Я как-то растерялась, если честно.

– Уля!

– Я понимаю, в моем возрасте и с моим жизненным опытом это чудовищно глупо, но…

– А может, тебе пригласить его в гости? Ему известно, что ты живешь одна?

– Почем я знаю, что ему там известно…

– Но ты волнуешься?

– Еще как! И это само по себе хорошо, правда? А то я себя уже чувствовала мумией. Ну все, я высказалась, и мне легче. Теперь ты излагай!

Я рассказала ей о разговоре, услышанном в уборной.

– И это все? – воскликнула она. – Сашка, да ты же просто кретинка! Мало ли что болтают завистливые бабы! Да об известных, популярных людях всегда плетут невесть что! И это все знают! А ты поверила? Глупость высочайшей пробы!

– Но откуда же они могут знать?

– Что? Ах, что он великий трахальщик, да?

– Да!

– Сашка, милая моя, нельзя же быть такой наивной! Неужто ты думала, что Глеб хранит тебе незыблемую верность? С его-то данными? Но поверь, если баб много, это чепуха! Когда одна, это куда хуже!

– Улечка! Пожалуйста, достань вон с той полки «Историю КПСС»!

– Сашка, ты совсем умом тронулась?

– Пожалуйста, ничего не говори! Но «Историю» достань!

Уля вскарабкалась на стул и достала толстый том.

– На возьми, извращенка! Ты будешь это читать?

– Еще чего! Вот!

Я вынула из книги письмо и протянула Уле.

– Это письмо? Я чужие письма не читаю принципиально! Хочешь, перескажи своими словами.

Я пересказала.

Уля задумалась. Вид у нее при этом был расстроенный.

– Ты давно узнала? – спросила она наконец.

– Вчера.

– А, теперь многое становится понятным. Сортирный разговор наложился на это письмецо…

– Уля, что мне делать?

– Ну, милая, это только ты сама должна решить, Я со своей стороны могу посоветовать лишь одно – пока ты еще молодая, приобрети профессию. Чтобы был кусок хлеба в руках! Чтобы ты ни от кого не зависела. Это в наше время для женщины главное.

– Легко сказать. Я же ничего не умею.

– Так научись! В твои годы это несложно! Голова на плечах у тебя есть. Поправляйся, вставай и начинай жить своей, независимой жизнью. Я понимаю, это будет нелегко, но ведь не труднее, чем содержать мужика. Слава богу, материально вам теперь полегче.

– Я хочу уехать.

– Куда, скажи на милость?

– К бабушке.

– А что? Это мысль. К бабушке надо поехать, тем более страна такая интересная. Но жить там ты ведь не останешься?

– Почему? Может, и останусь.

– На бабушкиных харчах? В неполные тридцать четыре года? Не смеши меня, Сашка.

– Нет, я не то хотела сказать…

– Ты хотела сказать, что черт знает как давно не отдыхала. И отдых в Израиле – совсем не кисло. Тебе это нужно. Но потом-то что ты будешь делать?

– Я не знаю. Теперь я уже ничего не знаю. Я, наверное, не смогу больше жить с ним… Не смогу.

– Не спеши, Сашка. Ты ведь его любишь без памяти. Да и куда ты уйдешь? Попробуй простить его на сей раз. Ты ведь впервые с этим столкнулась. Попробуй… Знаешь, я не хочу советовать тебе какие-то банальные вещи, но… Заведи тоже мужичка. Отдушину, так сказать. Переспи с кем-нибудь.