Электронная библиотека » Екатерина Вильмонт » » онлайн чтение - страница 11


  • Текст добавлен: 6 мая 2014, 03:13


Автор книги: Екатерина Вильмонт


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Сложите руки на коленях.

Я послушно выполняла все распоряжения, а Александр Андреевич притих. Тарас включил яркий свет и направил на меня.

– Нет, макияж ни к черту не годится. Идите, умойтесь, надо перекраситься заново. Да не сидите вы как засватанная, идите, вон там ванная.

Он мучил меня не меньше двух часов. Я, сама не знаю почему, как дрессированная собачка, выполняла все его команды. А Александр Андреевич как-то остолбенело молчал.

Был уже четвертый час, когда мы вышли из мастерской.

– Саша, что это было? Какое-то наваждение. Ох уж эти творческие натуры. Вы не сердитесь на меня за то, что я вас в это втравил?

– Нет, что вы, мне было интересно. И потом, фотография и вправду хорошая.

Тарас все-таки сделал моментальный снимок для друга Шурика. И мне тоже вручил один экземпляр, пообещав, что «эпохальный» снимок будет готов дня через два. Он взял мой телефон – на случай, если что-то ему понадобится.

– Да, он мастер. Саша, я пока сидел в уголочке, тихо сходил с ума.

– От чего?

– От вас! Вы изумительны, только цены себе не знаете.

– Спасибо, я так давно не слышала столько комплиментов.

– Это не комплименты, это признание, Саша.

Мы как раз подошли к его машине.

– Саша, тут совсем близко, может, пройдемся пешком, ночь такая теплая…

– Но вам же завтра улетать.

– Ну и что? Тут ходу десять минут. В конце концов, отосплюсь в самолете.

– Хорошо, пойдемте!

Он взял меня под руку.

– С ума сойти, я волнуюсь, как мальчишка на первом свидании. Такого со мной уж лет тридцать не было…

– А сколько вам лет?

– Сорок восемь.

– А мне через месяц будет тридцать четыре.

– Зачем вы мне сообщаете свой возраст? – как-то хрипло рассмеялся он. – Хотите сказать, что я для вас стар?

– Боже упаси.

Мы шли молча. Должна признать, что я волновалась не меньше, чем он. Неужели я влюбилась в него?

Но я ведь люблю Глеба. Разве их можно сравнить?

Но сейчас мне куда больше нравился мой спутник, мой тезка. И наверное, если он захочет подняться со мной в квартиру своей матери, я уступлю, мне хочется этого, а я ведь решила, что теперь буду делать то, что хочется.

Я и не заметила, как мы дошли до подъезда.

– Саша, больше всего на свете я хочу сейчас плюнуть на все и остаться с вами.

– Я…

– Не надо ничего говорить. Я все знаю. И все-таки сейчас я уйду. Так будет лучше. Нам обоим надо все осознать, правда? И как ни банально это звучит, вам надо проверить, что это – мимолетное ощущение или же что-то более сильное. Про себя я все понял, а вы – нет. А в общем, все это чепуха. Слова, слова, слова, как говорил Гамлет. На самом деле я просто спешу и не хочу, чтобы это случилось второпях. До свиданья, Саша!

Он повернулся и чуть ли не бегом ушел.

Я осталась стоять в полной растерянности. Ну и вечер! А я веду довольно бурную жизнь, уйдя от обожаемого мужа. Ну что ж, может, это и хорошо, по крайней мере, я абсолютно перестала ощущать себя чувырлой. И одно это уже дорогого стоит.


Утром я побежала искать банкомат. Когда листок с распечаткой оказался у меня в руках, я даже вскрикнула. Там значилась сумма, от которой глаза на лоб полезли. Двести восемьдесят шесть тысяч шестьсот пятьдесят три доллара. Господи, что это?

Наверняка какая-то ошибка. Я даже не обрадовалась, я испугалась. И тут же помчалась домой – звонить бабушке. Мне было ясно, она хочет убедиться, что я эти деньги получила. Но как, почему? Это ведь целое состояние! У бабушки никто не отвечал. И тут же зазвонил мой сотовый.

– Алло! Бабушка?

– Нет, Саша, это соседка вашей бабушки, Наташа, мы с вами виделись в Москве.

– Наташа, здравствуйте, что-то случилось?

– У вашей бабушки приступ, ее увезли в больницу, но она просила вам передать, чтобы вы позвонили ей, запишите номер.

– Наташа, ей очень плохо?

– По-моему, да, не стану скрывать. Она в последние недели вообще очень сдала. Но у нас прекрасные врачи, не волнуйтесь, так уже бывало. И уход тут хороший. Она еще просила, чтобы я вам напомнила насчет распечатки. Она не объяснила, в чем дело, но сказала, что вы поймете.

– Спасибо, Наташа, я сейчас же ей позвоню.

Я набрала номер больницы и тут же услыхала совсем слабый голос бабушки:

– Сашенька, слава богу. Ты сделала то, что я просила?

– Конечно, но я ничего не поняла…

– Деточка, у нас все так запутано и сложно, я не могу официально все оформить достаточно быстро…

Она умолкла, я слышала, как тяжело она дышит, и сердце мое разрывалось от жалости.

– Бабушка…

– Сейчас, детка… Да, так вот, без лишних слов, я все деньги твоего папы и деньги за квартиру перевела тебе, меня надоумили, по крайней мере, я буду спокойна… Назови сумму, которую ты получила.

Я назвала.

– Слава богу! Все в порядке.

– Бабушка, ты что, продала квартиру?

– Да. Но ты не волнуйся, я буду жить там же, меня никто оттуда не гонит. И деньги у меня еще есть, и вообще… А ты будь счастлива, моя деточка, тебе эти деньги нужнее. У меня все есть. Я знаю, ты ушла от мужа, он мне звонил в панике. Деточка, мне трудно сейчас говорить, я тебе потом сама позвоню… Если можешь, напиши мне письмо, расскажи, что у вас случилось. Письма сейчас быстро доходят.

– Обязательно, бабушка, у меня просто нет слов, зачем ты так…

В трубке слышались частые гудки.

Я смотрела на распечатку и не чувствовала ни малейшей радости. Почему бабушка это сделала? Наверное, она предчувствует скорую смерть… И я никогда ее больше не увижу. Может быть, она сейчас и выкарабкается, но уж точно не сможет ехать куда-то для встречи со мной. Но я знаю, что делать! Через десять дней вернется Александр Андреевич, и я попрошу его выяснить, почему меня не пустили в Израиль. Думаю, его влияния хватит на это. Или по крайней мере он мне что-то посоветует. А Глеб, значит, в панике. И очень хорошо, пусть паникует. Ничего, он быстро забудет обо мне. Наверное, он просто уязвлен тем, что я его опередила… И вдруг я ощутила радость при мысли, что у меня появился человек, к которому я могу обратиться в трудную минуту. И еще у меня теперь есть куча денег, я могу купить на них хорошую однокомнатную квартиру в Москве, и еще много останется. Я обставлю эту квартиру как игрушку, оденусь шикарно и буду жить… Что значит – жить? Как можно просто жить, ни о ком не заботясь?

Я не сумею, наверное. Мне обязательно надо будет работать, несмотря на деньги… Нет, это все глупости.

Пока бабушка жива, я не имею права потратить ни доллара, кто знает, как все обернется. Конечно, так я и поступлю.

Я пошла в банк и сняла с карточки те пять с хвостиком тысяч, что были у меня до того. А всю ту сумму, что перевела мне бабушка, я не трону. И, приняв такое решение, я ощутила, что мне стало легче. Я пошла на Патриаршие пруды, купила мороженое и села на лавочку. Рядом сидела молоденькая женщина с коляской. Ей было лет восемнадцать от силы. Ах, почему я не родила сразу, как вышла замуж? Тогда и мама с папой были живы… и все как-нибудь обошлось бы… По крайней мере, теперь у меня был бы уже большой ребенок. А я тогда думала только о Глебе, о любви… Может, и лучше, что нет ребенка? Каково бы мне было сейчас? Так я, по крайней мере, одна…

– Прелестное создание, это вы?

Передо мной стоял Тарас.

– О, здравствуйте!

– Послушайте, я страшно рад, что встретил вас. – Он плюхнулся на скамейку рядом со мной. – Я собирался вам звонить, но не помню, куда сунул бумажку с телефоном. Злился на себя страшно и вдруг вспомнил, что вы живете в квартире Шуркиной мамы. Но там никто не отвечал. Я вышел купить кофе – и вдруг вижу вас! Послушайте, Саша, я должен вас спросить…

– Спрашивайте.

– Вы не рассердитесь, если ваш портрет появится в журнале?

– В каком журнале?

– Пока не знаю.

– Но с какой стати?

– Саша, я делаю серию портретов «Женщины новой России». Знаете, сейчас модно говорить, какие прекрасные лица были в дореволюционной России и все такое, а я своим проектом докажу, что лица надо уметь видеть… Не просто красивые, нет, а одухотворенные, умные, значительные, глубокие… Таких лиц никогда не бывает много, и раньше тоже, но они, черт возьми, есть!

– И вы считаете, мой портрет годится для этого?

– Ну разумеется! Я вчера как вас увидел, сразу понял – это то, что надо! Молодец Шурка! Я даже удивлен, видимо, он постарел. Раньше ему нравились другие женщины. Так сказать, евростандарт. Так вы не рассердитесь, если в один прекрасный день увидите себя на обложке, допустим, «Огонька»?

– На обложке?

– А почему бы и нет? Впрочем, может быть, на цветной вкладке, тоже неплохо.

– Ну еще бы, конечно, согласна. У меня никогда не было таких фотографий.

– Надо думать! Вас же никогда раньше не снимал Тарас Асламазян!

– Это правда! – засмеялась я. – Но вы совершенно не похожи на армянина.

– У меня русская мама. Саша, если бы не Шурка, я бы за вами приударил. Но женщина друга – это святое!

Я чуть было не ляпнула, что я не его женщина, но сообразила, что ухаживания симпатяги Тараса мне ни к чему.

– Слушайте, а кто вы по профессии?

– Никто. Раньше на этот вопрос я отвечала – жена, а теперь действительно никто…

– Вы развелись?

– Формально еще нет.

– Простите, а кто ваш муж?

– Какая разница…

– Да, действительно. Слушайте, но вы же чему-то учились, наверное?

– Окончила три курса театроведческого. ГИТИС.

– Да, понятно. И вы теперь поставили на Шурку?

– Поставила? Да боже упаси, я вчера встретилась с ним второй раз в жизни, и то совершенно случайно. И вообще, я привыкла ставить только на себя.

– Ну вот, вы рассердились… – огорчился он. – Просто вы мне очень симпатичны, и я хотел сказать, что Шурка – это ненадежно. Но в вас он, кажется, и вправду влюбился.

– Послушайте, Тарас, мне нужна работа!

– Работа? Жена с тремя курсами театроведческого… Стоп! Кажется, я кое-что придумал! Я так понимаю, вам и жить в общем-то негде, раз сняли квартиру у Нины Николаевны, так?

– Да, так.

– У меня появилась одна идея, надо будет попробовать.

– Да что за идея?

– Понимаете, у меня есть одна старая боевая подруга, она очень богатая особа, этакая бизнес-вумен, весьма успешная, но у нее есть придурь, она вообразила себя великой писательницей.

– И что?

– То, что она пишет, это тихий ужас, но… При всем при том сюжет у нее довольно лихо закручен. Она платит большие деньги, чтобы ее печатали, но в таком виде это никто, естественно, не печатает – в издательстве находят каких-то людей, которые приводят ее писания в божеский вид, и в результате они имеют спрос. Так вот, буквально позавчера она меня спросила, не знаю ли я какую-нибудь скромную женщину, которая могла бы втихаря обрабатывать ее перлы. Она будет хорошо платить при условии, что обработчика претендовать на авторство не станет. Вы бы взялись?

– Не знаю, я не пробовала…

– Но теоретически такое для вас возможно?

– Теоретически? Да, вполне возможно! Надо попробовать, когда-то в институте мне говорили, что у меня легкое перо…

– В таком случае, я сейчас же ей позвоню!

Он вытащил мобильник.

– Алло, Эмма, ты? Слушай, старушка, я, кажется, нашел женщину, готовую разгребать твои дерьмовые творения. Да, более чем! Сколько лет? А тебе не все равно? Сколько вам лет?

– Тридцать четыре скоро будет.

– Тридцать четыре. Разошлась с мужем, нужны деньги, негде жить и все такое. По образованию театровед. Интеллигентная женщина. И вообще, по-моему, то, что надо! Хорошо. Договорились!

Он спрятал мобильник в карман.

– Саша, она страшно заинтересовалась и жаждет познакомиться с вами. В шесть часов обещала приехать ко мне. Послушайте, у вас есть черное открытое платье?

– Есть, но зачем?

– Я хочу вас еще поснимать… Мне нужно, чтобы все было безупречно. Знаете что, пойдемте сейчас к вам, и я посмотрю ваши платья. Понимаете, я мысленно вижу этот портрет, а то, что у меня получилось, не совсем меня удовлетворяет. И не бойтесь меня, я неопасный.

– Я и не боюсь. Идемте!

Я показала ему мое черное платье.

– Так, а эту пелеринку можно убрать? Да? Отлично. Наденьте, я посмотрю!

Я пошла в ванную и надела черное платье, купленное Лаурой. Но я все равно его любила.

– Это именно то, что надо! – закричал Тарас. – Именно то! У вас дивные волосы, вы их завиваете или сами вьются?

– Сами.

– Восхитительно! Идемте!

– Куда?

– Да ко мне же! Я буду вас снимать, а потом приедет Эмма! Может, я еще устрою вашу судьбу! И не смейтесь! Я приношу удачу своим моделям, имейте это в виду!

– Будем надеяться.

И я пошла с ним. Он долго меня мучил, извел, наверное, две пленки, и, когда я уже падала от усталости, он вдруг сказал:

– Все, хватит! Я, кажется, доволен. Хотите сказочную яичницу?

– Хочу!

Яичница и впрямь оказалась сказочной, тем более что запивали мы ее все тем же кахетинским. Но странное дело, я вдруг отчетливо поняла, что с того момента, как Глеб вернулся из Италии, я живу какой-то двойной жизнью, вернее, словно бы наблюдаю собственную жизнь со стороны. И как будто эта жизнь немного не моя… Вероятно, отсюда и это непреходящее ощущение ее банальности, вторичности, как будто я все это уже где-то видела. Дежа вю. Героиня романа, одинокая, попадает в мастерскую художника, вернее, фотохудожника, и теперь с ней должны произойти какие-то волшебные превращения: из гадкого утенка, то есть чувырлы, – в принцессу. К тому же на горизонте маячит обязательный в таких случаях богатый поклонник, да еще наследство… Только страх за бабушку да острая боль от невозможности ее увидеть не вписывались в общую картину. Они были настоящими. Конечно, я уверена, что никакой портрет на обложке не появится, как и на цветной вкладке, да и зачем мне это? Чтобы пальцами на улице тыкали? То есть, конечно, если Глеб обнаружит такой портрет, это будет приятно, впрочем, я ведь не увижу его лица в тот момент, а раз так, то на фиг это нужно?

– О чем задумались? – прервал мои размышления голос Тараса.

– Да так…

В дверь позвонили.

– Это Эмма!

Эмма оказалась женщиной лет сорока, одетой явно очень дорого, но довольно безвкусно. И это тоже показалось мне очередной банальностью. Голос у нее был низкий, прокуренный, а лицо красивое и располагающее.

– Эмма, знакомься, это Саша, Александра Андреевна. А это Эмма Вячеславовна.

– Давай без отчеств, ну их к бесу, так проще. Согласна? И без выканья. На «ты»! Годится?

– Вполне, – кивнула я. Она мне понравилась.

– Значит, так, Тарас тут наговорил небось, какие дерьмовые книжки я пишу и все такое прочее? Я знаю, что пишу плохо, никуда не денешься. Но уже без этого не могу, понимаешь? Этот лысый козел говорит, что я графоманка. Но, в конце концов, это мои проблемы. Короче, первый роман я написала про себя. Как я начинала свой бизнес, как меня кинули первый раз, как чуть не убили, как потом просто взяли и отобрали мое кровное дело… Одним словом, про все написала: как ребенка рожала, как мужики меня предавали… Момент такой в жизни настал, что, кроме этого писания, мне себя занять нечем было. Потом все опять пошло в гору, а роман-то уже написан. Я не привыкла, чтобы добро пропадало! Взяла и отнесла в одно издательство. Мне там объяснили, что к чему, ну я и предложила им бабки, чтобы наняли человека… Так и сделали. И роман неожиданно здорово пошел. Тогда я второй написала. А они говорят, давай мы тебя раскрутим – будешь известная писательница. Это ведь интересно, такая фенечка – успешная бизнес-леди пишет популярные романы. Но под эту фенечку они с меня много чего содрать хотят. А тут еще мужик, который меня переписывал, возьми да помри. Значит, надо нового искать, а мне, понимаешь, неохота, чтобы об этом разговоры шли. К тому же из денег, что я за это платила, тому мужику хорошо если десятая часть доставалась. Ну я и подумала, вот бы найти такую женщину… Тарас говорил, что тебе вроде и жить негде, и бабки нужны, правда?

– Правда.

– А ты бы взялась?

– Попробовать надо.

– Это само собой. Но если ты мне подойдешь, я тебе райскую жизнь организую. Сиди и работай. На всем готовом, и еще деньги откладывай в банк. Поди кисло?

– Совсем не кисло!

– Тогда так. Я принесла тебе на пробу первую главу. Тут сто страниц. Можешь сокращать, если надо. Вообще делай что хочешь, только сюжет не трогай. Если будут вопросы, обсудим. А пока я на несколько дней уезжаю. Точнее, на неделю. Сколько успеешь к моему приезду, покажешь. И мы все решим.

– Эмма, а у вас…

– У тебя.

– Хорошо, у тебя уже весь роман написан?

– Да.

– Мне бы надо было весь его прочитать сначала, а потом уж править, а то мне что-то покажется неважным, я это вычеркну, а потом выяснится, что это и есть самое главное.

– О! Мне нравится ход твоих мыслей. Но уж сейчас давай как есть. Правь только стиль, я потом погляжу, и мы обо всем договоримся.

Она протянула мне умопомрачительно элегантную папку.

– Ты вообще-то когда-нибудь такими делами занималась?

– Нет.

– Молодец, честная баба, это мне нравится. И вообще, ты мне нравишься, с тобой, наверное, можно иметь дело. Язык за зубами держать умеешь?

– О да!

– Тогда нет вопросов. Давай, Александра, трудись! А я поеду, дел невпроворот. Тарас, если у нас сладится, с меня ящик шампанского.

И она ушла.

– Если ты с этим дерьмом справишься, еще спасибо мне скажешь. Эмма баба хорошая, хоть и с придурью.

– Хотелось бы справиться, такая работа меня устроила бы, во всяком случае пока.

– Пока – что?

– Пока не придумаю что-то другое.

– Только не делай ставку на Шурика, очень тебе советую.

– Спасибо, учту.

– Чудачка, я же тебе добра желаю. А ты обиделась.

– Я даже не думала обижаться. Ну мне пора, хочу посмотреть рукопись.

– Не терпится?

– Именно!

– А может, завтра с утречка? А сегодня могли бы закатиться с тобой куда-нибудь.

– Нет, Тарас, спасибо вам за все, но мне пора.

– Проводить?

– Не стоит, сейчас светло.

Мне действительно не терпелось заглянуть в рукопись Эммы. Но пока я шла к себе, в голове вертелась мысль: я же могу теперь не работать, с такими-то деньгами! Даже если положить в банк под самый маленький процент, все равно в месяц, наверное, будет набегать сумма, вполне достаточная для безбедной жизни. А на квартиру я заработаю, чтобы бабушкины деньги пока не только не тратить, но, возможно, и приумножить, если буду жить на всем готовом у Эммы и еще что-то получать. И только уже у подъезда я вдруг подумала: глупости, так не бывает!

Просто не может быть, чтобы у меня были такие деньги. Но в сумке лежала распечатка…

От первой же страницы у меня заболела голова.

Текст был поистине чудовищный, какой-то топорный и к тому же безграмотный. По-моему, из этого просто нельзя ничего сделать. Но ведь кто-то что-то с этим делал, почему же я не могу? Я должна, я просто обязана с этим справиться. Я не без труда продралась сквозь двадцать пять страниц. С грехом пополам различила какие-то сюжетные нити. Особенно жутким и неестественным был диалог. Я попробовала его немного причесать, сделать менее вульгарным и более натуральным. И, кажется, у меня это получилось, во всяком случае, уже можно было что-то понять. Но ясно было и другое. Править бессмысленно, надо переписывать, то есть вышивать тот же узор по новой канве совершенно другими нитками. Но у меня не было новой канвы, то есть бумаги.

Завтра утром первым делом побегу за бумагой. Я написала мелким почерком на обратной стороне Эмминого листа новое начало. И мне показалось, что это небо и земля.

Когда я глянула на часы, глазам своим не поверила – половина третьего ночи! Вот заработалась. Я отползла от стола, выпила стакан молока и повалилась спать. Ночью мне приснился ужасный сон. Как будто я сижу в тюрьме и ко мне на свидание приходит бабушка. Она стоит за стеклянной перегородкой, в которой нет никаких отверстий, и что-то мне говорит, а я не слышу. Я пытаюсь прочитать по губам, но бабушка вдруг начинает таять в воздухе. Я кричу, зову ее, бьюсь о толстое стекло, но напрасно – бабушка исчезает. Я проснулась в ужасе. И только осознав, что это был сон, немного перевела дух. Неужели вещий сон? Неужели бабушка умирает? Мне иногда снятся вещие сны. Достаточно вспомнить постоянно повторяющийся сон про эстафету. Он был вещим, как показала жизнь. И прежде тоже такое бывало. Звонить ни свет ни заря в больницу я не могла, тем более там у них еще на два часа раньше, чем у нас. Я встала, побродила по чужой квартире, совершенно не понимая, что предпринять. Я даже сесть за рукопись не могла. Нужна бумага, а где ее купишь в такую рань? Черт, а ведь если у Эммы первая глава занимает сто страниц, то сколько же во всем романе? И если его переписывать, что потом делать с рукописью? У меня же отвратительный почерк. Отдавать еще кому-то? Иначе как я покажу свою работу Эмме? Хорошо бы, наверное, купить компьютер, но ведь надо уметь с ним обращаться.

Решено, я куплю себе маленькую пишущую машинку. Электрическую, на них легче работать, тем более деньги у меня есть. Я помню, кажется, кто-то говорил, что купил такую машинку за семьдесят или восемьдесят долларов. Вполне могу себе позволить, тем более что с детства умею печатать, – правда, всего четырьмя пальцами, но это неважно. Я на стареньком, еще трофейном, «Ундервуде» своего деда печатала для папы разные статьи. Эта дельная мысль немного исправила мне настроение. Машинка в любом случае пригодится.

Я действительно купила симпатичную немецкую машинку, а к ней два картриджа, бумагу и поспешила домой. Первым делом я набрала телефон арадской больницы, но там никто почему-то не брал трубку, Я ждала, ждала, а потом механический голос что-то произнес на иврите. Я набрала еще раз – и все повторилось. Мало ли, может, у бабушки сейчас процедуры, и, если бы что-то случилось, мне бы позвонили, наверное. Успокоившись немного, я открыла машинку, разобралась с техническим руководством и попробовала печатать. Сплошное удовольствие! Я едва касалась клавиш, никаких усилий это не требовало. Нашла себе подходящую игрушку всего за семьдесят пять долларов. Почему-то я была уверена, что с Эммой у нас все получится. Первые фразы романа выглядели так: «По Тверскому бульвару в центре Москвы шла красивая женщина. У нее были длинные ноги, длинные ресницы. Она была блондинка». Я написала: «По Тверскому бульвару шла красивая длинноногая блондинка». Что ж, если и дальше из трех фраз можно будет делать одну, то первая глава займет уже не сто страниц, а от силы тридцать – тридцать пять. Интересно, Эмма будет настаивать на сохранении объема или нет? Мне кажется, что нет, не будет, ведь она это не из-за денег делает, и потом, я сумею ей объяснить, что краткость – сестра таланта. Через два часа я в изнеможении отвалилась от машинки. У меня были готовы четыре страницы. И ощущалось глубочайшее моральное удовлетворение. Я с этим справлюсь. Более того, мне было безумно интересно. Я чувствовала себя скульптором, отсекающим лишнее от глыбы мрамора. Стоп, эта глыба далеко не мрамор, но все же из нее можно высечь нечто такое, что не будет вызывать омерзения. Для начала и это неплохо. Я встала, прошлась по квартире, полила цветы, выпила чаю с бутербродом и вернулась к машинке. Почему-то у меня было ощущение, что вот это – мое дело. Сидеть за машинкой и что-то сочинять…

Вдруг позвонил Тарас:

– Как жизнь, подруга?

– По-моему, у меня получается!

– Такое ликование в голосе, надо же! А я вот что хотел тебе сказать: я сделал портрет, не хочешь взглянуть? По-моему, это шедевр!

– Конечно, хочу!

– Тогда приходи быстро, жду!

– Тарас, а можно я принесу первую страничку, мне надо кому-то показать…

– Валяй!

Я побежала к Тарасу, захватив с собою листок Эмминого текста и свой.

Тарас встретил меня торжественно:

– Сначала портрет, а Эммины какашки потом! Закрой глаза и дай руку.

Я подчинилась. Он ввел меня в мастерскую:

– Открывай!

– Боже мой, это я?

Передо мной был действительно шедевр! С портрета на меня смотрела удивительная женщина.

Вроде бы это я, мои волосы, мои глаза, мое платье, но я таращилась на нее как на незнакомку. Эта незнакомка была удивительно хороша собой. И загадочна.

– Ну как? Довольна? – потирал руки Тарас.

– Нет слов, но только это не я.

– Ты, голубушка, ты! Просто ты себя такой еще не знаешь. Ты ведь, насколько я понимаю, начала новую жизнь, и в этой новой жизни ты именно такая…

– Тарас, вы гений! Я всегда считала, что совершенно нефотогенична.

– Это чушь! Для хорошего фотографа нет нефотогеничных лиц, как для хорошего мужика нет фригидных баб, чтоб ты знала! По-моему, за это стоит выпить! Шампанского! Да, кстати о шампанском, пока мы не начали, покажи-ка мне, что ты там вылепила из Эмкиного дерьма.

Он взял у меня оба листка и вдруг громко расхохотался.

– Что? Почему вы смеетесь? – растерялась я.

– Потому что ящик шампанского мне обеспечен! А Эмма сделает головокружительную литературную карьеру! Ты, Саша, просто молодчина, это здорово. Вместо каменотеса тут поработал ювелир! И ты никогда ничего не делала в этой области?

– Никогда. Но мне вдруг ужасно понравилось… Это так интересно…

– Тебе вправду это интересно? – поразился он.

– Честное слово! Понимаете, я сразу вижу какой-то результат, пусть незначительный, но все-таки… Берешь три корявые фразы, делаешь из них одну приличную, как-то даже начинаешь верить в себя… Я понимаю, это, наверное, не правильно…

– Глупости, все правильно! Думаю даже, это будет для тебя неплохой школой. Поработаешь с Эммой, а там, глядишь, и сама что-нибудь сочинишь. А если не сочинишь, может, Эмма для тебя журнал какой-нибудь откроет или купит – в благодарность за успешную литературную судьбу. Она такая, она может, если проникнется к человеку… Ну давай шампанского выпьем за портрет и начало новой жизни. Слушай, а кто твой муж, если не секрет?

– Актер.

– А… известный?

– Более или менее.

– Ты не хочешь о нем говорить?

– Не хочу.

– Достал?

– Точно.

– Ладно, не буду лезть к тебе в душу. За тебя! За то чтобы ты узнала себе цену! Женщина, не знающая себе цены, – не совсем женщина, только не обижайся. А вообще, твое здоровье.

В этот момент у меня в сумке зазвонил телефон.

Я вдруг жутко испугалась, даже почувствовала, что меня прошиб холодный пот.

– Алло! – прохрипела я.

– Саша, это Наташа из Арада.

– Наташа, что? Что случилось?

– Мария Львовна… – Она всхлипнула, и мне все стало ясно. – Мария Львовна сегодня… ночью… скончалась…

– Боже мой!

– Саша, говорят, она умерла во сне, не мучилась. Завтра похороны. У нас тут быстро хоронят. Ну, я не знаю, что еще сказать… Она вас очень любила, Саша.

– Я знаю… Спасибо вам, Наташа. Я тоже не знаю, что говорить. Я… Мне так больно, что я не могу хотя бы похоронить ее… – уже в голос рыдала я.

– Что случилось? – испуганно спросил Тарас. – Кто-то умер?

– Бабушка. Сегодня ночью…

– А почему ты не можешь поехать на похороны? Тебе деньги нужны?

– Нет, меня туда не пускают.

– Кто не пускает, куда?

Я, всхлипывая, объяснила ему, в чем дело.

– Фу-ты, ну-ты, вот дерьмо… Ну ладно, Саша, в конце концов, похороны – это дело такое… Там без вас обойдутся. А бабушка все равно уже ничего не чувствует. Главное, чтобы ты любила память о ней, не забывала, а похороны – это так, обряд… К тому же, кажется, у евреев в Израиле похороны вообще какие-то странные. Ни цветов, ни гроба. Так зачем тебе смотреть, как твою бабушку в тряпку заворачивают и кладут в чужую землю без единого цветка? Ты сходи в церковь, поставь свечку за упокой ее души, неважно, что она не православная. Все равно ведь раба божья, как и все.

– Я неверующая.

– Значит, не ходи в церковь, а просто… Просто поплачь от души. Шампанское в таком случае пить как-то не того… Хочешь водки?

– Нет, спасибо, я пойду лучше.

– Иди, что тут поделаешь… Если что понадобится, звони. Или приходи запросто.

– Спасибо, Тарас.

– Не за что. Да, вот возьми портретик-то!

Он вложил в конверт мою фотографию небольшого формата. А большая так и осталась стоять у него на столе. Красивая и загадочная.

На улице было душно, – видимо, собиралась гроза. Идти домой не хотелось. Я опять нашла скамейку на Патриарших. Села, но смогла высидеть минут пять. Дышать было нечем, и казалось, что от пруда веет тяжелым жаром. Да, похоже, я действительно стала видеть вещие сны…

Я тяжело поднялась и пошла к дому. Но тут увидела небольшое кафе и ощутила страшный голод.

Если там работает кондиционер, я зайду и поем.

Денег у меня теперь прорва.

Кондиционер работал. И было чисто.

Я села, заказала кофе капучино и кусок шоколадного торта. За соседним столиком сидела парочка, обоим уже за сорок, они явно без памяти друг в друга влюблены. Мужчина двумя руками держит руку женщины, смотрит ей в глаза, улыбаясь чуть глуповатой от счастья улыбкой. А моя любовь кончилась, мне некого любить в этом мире, даже бабушка и та умерла… Родители давно погибли, а Глеб теперь с какой-то Яной, или Лаурой, или еще с кем-то… Своего тезку я вряд ли смогу полюбить так, как я это понимаю… А может, я вообще уже исчерпала свой лимит любви? Но я ведь еще не разлюбила Глеба, это он меня разлюбил… Жизнь без любви, говорят, возможна, но пуста… А может, и не надо никого любить?

Так легче сохранить неуязвимость. Любящий человек всегда очень уязвим. Все эти мысли тоже показались мне до тошноты банальными… И вдруг я вспомнила об Инне Кирилловне. Она, наверное, не знает еще, что бабушки больше нет… Вряд ли Наташа оповестила всех ее знакомых в Москве. И сделать это обязана я. Я быстро допила кофе и вышла на улицу…

Инна Кирилловна взяла трубку сразу же:

– Я слушаю!

– Инна Кирилловна, это Саша Ордынцева, – по привычке ляпнула я.

– О, Сашенька! Рада вас слышать! Хотя постойте, тут на днях ваш муж вас разыскивал, что называется, с собаками. Где вы, Саша?

– Инна Кирилловна, дорогая, я должна сказать вам одну ужасную вещь… – Голос у меня дрогнул.

– Что такое? Наверное, что-то с Марусей?

– Да. Самое плохое…

– Рак?

– Нет… Бабушки нет больше… Она умерла сегодня ночью…

– Маруся умерла? – сразу севшим голосом переспросила Инна Кирилловна.

– Да, мне позвонила ее соседка.

– Саша, вы можете ко мне приехать?

– Сейчас?

– Нет, сейчас не стоит… Как-нибудь на днях. Я отдам вам кое-какие Марусины фотографии, если, конечно, хотите…

– Да, я очень хочу.

– До свиданья, Саша, я вдруг что-то очень устала. Извините.

Я уже раскаивалась в том, что позвонила. Может, не надо было, она ведь тоже очень старая. Мне было так муторно, я не знала, чем себя занять, о работе сейчас и думать невозможно. Я ни на чем не могла сосредоточиться. И вдруг зазвонил телефон. Я вздрогнула от неожиданности и схватила трубку в безумной надежде, что это Наташа, звонит сообщить, что произошла ошибка и бабушка жива… Но это звонил Александр Андреевич.

– Саша, как вы там?

– Жива.

– Почему у вас такой голос? Что-то случилось?

Мне не хотелось говорить ему правду, выслушивать дежурные соболезнования и уговоры не унывать. И я отговорилась мигренью из-за жуткой духоты.

– Сашенька, я скучаю, даже сам не ожидал. Вы мне снитесь.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 | Следующая
  • 2.7 Оценок: 15

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации