Текст книги "Кощеева дочка и бабушкина внучка"

Хоть бы дед Илья был здесь! Больше ничего не приходило Варе в голову, пока она бежала к дому под коричневой крышей.

Бежать пришлось недалеко. Илья мчался ей навстречу, гулко топая кроссовками. Следом нёсся кот Василий: шерсть дыбом, хвост трубой.

– Ну, дела! – только и сказал Илья. Он легко, как пушинку, поднял бабушку на руки и понёс в дом.

Тут Варя разревелась. Так и пошла вслед за Ильёй: вся в слезах, ведя за руку Ляльку.

– Подбери нюни! – пробасил Илья. – Давай стели постель, Василису уложить надо. Малая пока на кухне посидит. Василий, займись!

Кот потёрся об исцарапанные Лялькины ноги и пошёл на кухню, призывно мяукая. Лялька отправилась за ним, прижимая к себе Ваську.

Бабушку уложили в кровать. Илья вытащил из кармана огромный мобильник и ткнул корявым пальцем в кнопку вызова.

– Алёха, быстро воды! Живой, конечно… Некогда, потом расскажу… Нет, не я – Василиса. Да живая она, живая! Даже не раненая. Всё, ждём!

Илья распахнул окно и уставился в небо.

Ждать пришлось недолго. В окно ввалился жужжащий клубок и завис над столом. Повисел и распался. Из него вывалился кувшин, который ловко поймал Илья. А пчелиный рой потянулся обратно, на лету собираясь в плотный ком. Только несколько пчёл-разведчиков летали вокруг: выискивали, можно ли здесь поживиться.

Илья отковырял залитую воском пробку.

– Ну-ка, подержи!

Кувшин оказался серебряным. Внутри у него шипело и булькало. На гладком боку чьи-то искусные руки навели чернью узор. Понизу плелись травы, из них росло развесистое дерево, а по обеим сторонам от него стояли ветвисторогие олени. Рога у них сливались с древесной кроной, на них сидели птицы, прыгали весёлые белки…

– Давай сюда!

Илья успел усадить бабушку в постели, обложив подушками. Взял кувшин и потихоньку стал её поить, сосредоточенно вытягивая губы трубочкой.

Бабушка глотала живую воду, давилась, кашляла и снова пила. Лицо у неё чуть порозовело, веки дрогнули. Она открыла глаза – зелёные, будто малахитовая шкатулка, точно как у Ляльки. Посмотрела невидящим взглядом, моргнула, увидела Илью с Варей и улыбнулась.

– Все… живы? – бабушкин шёпот был еле слышен. – А Лялька где?

– Все живы-здоровы, все здесь! И Лялька тоже! Беги, приведи, – подтолкнул Варю Илья. – Ты-то как, Василисушка?

– Я… ничего… Хуже бывало. – Глаза у бабушки стремительно синели. – Где Лялька?

– Ты здесь ещё? – рявкнул Илья на Варю. – А ну живо, одна нога здесь, другая там!

Варя стремглав бросилась на кухню. Лялька стояла коленками на стуле и ела мёд столовой ложкой прямо из глиняного бочонка. Кот Василий сидел на подоконнике и умывался.

– Пошли! – Варя вытащила перемазанную Ляльку из-за стола и поволокла за собой.

Из комнаты доносился бас Ильи:

– Василисушка, что ж ты меня с собой не позвала? Я бы им обеим ноги повыдёргивал: и Бабе-яге, и избушке ейной! По брёвнышку бы её разнёс!

Тихий бабушкин ответ Варя услышала, уже открывая дверь:

– Нет, Илюша, мой недосмотр, мне и разбираться. Да и времени не было… А очки мои где?

При виде Ляльки с Варей бабушка улыбнулась так, что в комнате словно стало светлее.

– Девочки мои! Живые, здоровые! Варюша, спасительница ты наша! Что бы мы без тебя делали!

– Это всё Васька, – Варя шмыгнула носом. – Она говорила, что делать надо, я и делала.

– Мы с ней огонь, воду и медные трубы прошли, – слабым голосом сказала бабушка. – Васька у нас молодец. Поговорить любит, ну да с кем этого не бывает.

Варя протянула бабушке очки. Та протёрла их краешком простыни, водрузила на переносицу…

…и стала привычной бабушкой. Тяжёлая коса исчезла, сменилась сединой и короткой стрижкой, глаза посинели окончательно. Между бровями появились три морщинки…

– Ничего, поживём ещё! – сказала бабушка и подмигнула.

– Поживём! – прогрохотал Илья и засмеялся так, что на кухне зазвенела посуда.

С ним засмеялись все. И Варя, и бабушка, и Лялька. Кот Василий – и тот улыбнулся. В углу за шкафом кто-то заливался тоненько, прыскал от смеха и вновь хохотал.

– Проша, выйди к нам! – позвала бабушка. – Хватит таиться! Выходи, тут все свои!

Из – за шкафа вылез давешний мохнатый старичок и смущённо потупился.

– Это Прохор, наш домовой! – представила его бабушка. – Тебе, Варюша, надо с ним поближе познакомиться. Домовой – хозяйке первый помощник… А я пока спать буду, спа-а-ать…

Бабушка свернулась клубочком под одеялом и стала совсем маленькой. Подложила ладонь под щёку и закрыла глаза.

Илья приложил палец к губам и махнул огромной ручищей. Все на цыпочках вышли из комнаты. Варя неплотно прикрыла дверь – вдруг бабушке что-нибудь понадобится – и перевела дух.

– Я пойду, Варюша, – гулкий шёпот Ильи разнёсся по всему дому. – Если чего нужно будет – прибегай! А Василисе отдохнуть надо, отоспаться. Ты её не буди, пусть спит. Уж очень много сил она потеряла. Сон что мёд: от ста болезней лечит.

– Спасибо вам, дедушка, – только и могла сказать Варя.

Илья погладил её по голове, потрепал Лялькины спутанные кудри и ушёл.

Стало ясно, что самое главное только начинается.

Отмыть и накормить Ляльку. Умыться. Поесть. Покормить Василия. И всё время чутко прислушиваться: как там бабушка? Дышит? Не проснулась?

Очень не хватало Васьки: болтливой, бранчливой и надёжной. Утешало одно: Васька здесь, рядом. А что сейчас говорить не может – подумаешь, беда какая!

Перемазанная до неузнаваемости Васька сидела на подоконнике, поблёскивала глазами-пуговицами и молча соглашалась. В этом Варя была твёрдо уверена.

Домовой Прохор оказался толковым и работящим. Любил, правда, поворчать, но Варе это было нипочём после путешествия с Васькой. Вот только с кухонными приборами дело у него шло туго. Варя битый час объясняла ему, как пользоваться мультиваркой. Прохор соглашался, кивал, тряс бородой, но вместо омлета у него получилось что-то несъедобное. Хорошо, в холодильнике остались котлеты и кастрюля с грибным супом. С голодухи Варя съела столько, что сама удивилась. А потом так и заснула за столом, уткнувшись головой в собственный локоть.

Проснулась она от шума воды в ванной. Оказалось, это Лялька взялась постирать Ваську. Кукла плавала в пене, из которой торчал один только нос, и казалась очень довольной.

– Молодец! – сказала Варя и погладила сестру по щеке. Почему-то рассердиться на вредную мелочь не получилось. Лялька улыбнулась в ответ до ушей, и Варе стало тепло и спокойно.

– На! – сказала Лялька и протянула ей кук-лу – сушить.

Бабушка проспала до вечера. Потом проснулась, выпила ещё живой воды и уснула опять.

Варя уложила Ляльку спать, посидела рядом, пока та не заснула. А потом на цыпочках прокралась в бабушкин кабинет – туда, где на столе рядом с ноутбуком лежал меч. Оглянулась по сторонам и вынула клинок из ножен.

Меч был деревянным. Полированное дерево блестело не хуже стали, но оставалось деревом. Точно так же, как в тот день, когда Варя впервые увидела меч в руках у бабушки.

– Положь и больше не трожь! – сказал хрипловатый голосок сзади.

Это был домовой Прохор.

– Почему, Проша?

– Этот меч только в хозяйских руках собой делается. Всем другим деревяшкой показывается. Что уже видела, то и в другой раз увидишь.

Лучше на кухню пойдём, покажешь, как с этой, как её… хлебопечкой обращаться.

С хлебопечкой у Прохора дело пошло веселей.

– Хлеб – всему голова! – радовался домовой. – А там, глядишь, и с мули… мульти… тьфу ты, пропасть! Как её там?

– С мультиваркой, Проша!

– Во! И с ней поладим. Раньше-то проще было. Горшок у нас был спицательный: муравлёный, заговорённый. Скажешь: «Горшочек, вари!» – он себе и варит. И кашу, и щи, и кисель, и студень. Всем был хорош, только разбился. Вот я и отвык от муханизации.

– От механизации, Проша!

– Да ну тебя, к словам-то цепляться… – домовой обиженно засопел.

– Я и не цепляюсь, Проша, – Варя не хотела обижать Прохора. – А как думаешь, что на утро приготовим?

– Блины! – решил домовой. – С вареньем да со сметаной. Сковорода у меня – ух какая! Старинная, чугунная! Настоящая стряпухина радость.

– А в саду что делать будем?

Прохор яростно затряс бородой.

– Я ж тебе не дворовой какой-нибудь, не сарайник, не банник! Я домовой-доможил, всему в доме хранитель, хозяйке помощник! Ты уж не обессудь, сама смотри, где полить, а где прополоть.

– Ладно, – вздохнула Варя.

Утром на столе оказалась огромная стопка блинов – кружевных, с пылу с жару. Варя с Лялькой наелись от души и домовому оставили.

– Варюша! – раздался бабушкин голос.

На кровати у бабушки сидел кот Василий и громко мурлыкал. Ляльке Василий позволил себя погладить, а на Варю зашипел и замахнулся лапой.

– Ты на него не обижайся, – пояснила бабушка. – У кошек память долгая, а Вася за меня горой. Ничего, посердится и перестанет.

Василий фыркнул, соскочил с кровати и ушёл.

Выглядела бабушка куда лучше, чем вчера, и голос звучал почти как обычно. Лялька с недосохшей Васькой в руках полезла к ней на кровать.

– Поздорову ли, Василисушка? – бас Ильи заполнил весь дом.

– Лучше, Илюша. Как там наши?

– Все за тебя волнуются. Марья Моревна обещала навестить, как только выберется.

– Нечего за меня волноваться, так всем и скажи. А Марье спасибо. Принеси-ка мне ноут из кабинета, Варюша…

Ноутбук был помечен той же эмблемой: лягушка, держащая стрелу. Бабушкины пальцы запорхали по клавиатуре. Варе очень хотелось подсмотреть, что же там, на мониторе, но почему-то было стыдно.

Из двери выглянул Прохор в фартуке, ахнул и заторопился на кухню. Оттуда сейчас же потянуло вкусным блинным духом. Засвистел на плите чайник. На расписанном яркими розами подносе Прохор внёс стопку блинов и огромную чашку с чаем, с поклоном предложил гостю. Илья принялся пить чай из блюдечка, заедать блинами.

– А ты, Василисушка?

– Я погожу пока. Живой водой сегодня обойдусь, а там увидим.

Стопка блинов исчезла в два счёта. Илья перевернул чашку на блюдце, встал и поклонился.

– Спасибо этому дому! Пойду я собираться, Василисушка. Ребята ждут. Если что нужно – скажи. Оседлаю Бурушку, съездим в Осинкино, привезём.

– Спроси у Прохора, Илюша. А я, наверно, ещё посплю…

Прохор взволновался. Перерыл все шкафы и холодильник, слазил в погреб. Потом взялся диктовать Варе список для закупок. Варя писала и думала, что с таким количеством продуктов можно добраться до Сингапура. Ну или до Северного полюса.

– Езжай, дитятко. За хозяйкой и малой я присмотрю. Бурушка у Ильи – зверь, быстро обернётесь, – напутствовал Варю Прохор.

– Ну что, готовы? – донеслось с улицы.

Варя выскочила на крыльцо и обомлела.

Седые кудри Ильи скрыла чёрная бандана. Широченные плечи обтянула проклёпанная косуха. На ногах красовались огромные берцы – тоже все в шипах и клёпках. А рядом с Ильёй блестел чёрный байк.

– Дедушка, – пролепетала Варя, – а что это за мотик?

– Настоящий «харлей», – гордо сказал Илья и хлопнул по кожаному сиденью. – Неприличен другой добру молодцу. Поюзанный, конечно, да я чай и сам не молоденький. Вот тебе шлем. Надевай, поехали.

Обмирая от восторга и страха, Варя надела шлем, взгромоздилась на сиденье и намертво вцепилась в кожаный пояс Ильи: весь в бляшках, клёпках и кольцах.

– Держишься? Вот и ладно. Ну, Бурушка, давай! Иэээээээээхххххххх!

Илья ударил по газам. Варе показалось, что байк заржал и встал на дыбы.

– Видели добра молодца сядучи, да не видели добра молодца поедучи, – сказал одобрительно Прохор и помахал вслед клетчатым кухонным полотенцем.

Бурушка и в самом деле оказался зверем. До Осинкина домчались мгновенно. При виде Ильи в байкерском обличье магазинчик быстро опустел. Варя с выражением читала список вслух, Илья расплачивался и укладывал пакеты.

– Всё! – сказала Варя.

– Поехали! – прогремел Илья, и только пыль взвилась следом.

Вечером бабушка уже встала. Надела спортивный костюм, вышла в сад, а потом они с Ильёй допоздна о чём-то тихо беседовали.

Ксюша Бубликова непременно подслушала бы их разговор… Варя хищно прищурилась, – точно как она, – поправила невидимые очки, подкралась на цыпочках к двери и навострила уши.

– Ох, Илюша, ну и наломала я дров. Вроде Премудрой называют, а вышла дура дурой. – Бабушка шмыгнула носом.

– Что ты, что ты, Васили сушка! Зачем на себя наговаривать?

– А как это иначе называется? Варя сама ещё ребёнок, ей ласка нужна. А я с ней как со взрослой. Лишний раз не похвалю, по голове не поглажу, только требую. Ну вот и дотребовалась. Чуть девчонок не потеряла. Если бы не Варя…

Бабушка окончательно расплакалась, дед Илья принялся её утешать, а Варе вдруг стало невыносимо стыдно.

– Дура ты, Бубликова, – прошептала Варя. – Отвали, поняла? Отвали, а то как врежу!

Бубликова скукожилась и куда-то делась. А Варя отправилась на кухню, к Ляльке – читать ей вслух про Чудо-дерево.

Домовой Прохор перебирал гречку, слушал и умилялся:

– Надо же, как у тебя ловко получается! Червячки да точки, а вместе слова выходят.

– Проша, а ты что, неграмотный?

– Где уж мне, – закручинился домовой. – Хозяйство не пускает. То одно, то другое… Василиса учила меня, учила – никак! Если что новенькое приготовить надо, так она мне вслух прочтёт, а я и запомню. Хочешь, торт «Наполеон» испеку?

– Вот бабушка поправится, можно будет и испечь. А давай попробуем, может, я тебя читать научу?

– Что ты! Василису не зря Премудрой называют, и то у неё не получилось.

– Спорим, у меня получится?

– На что спорим? – деловито поинтересовался Прохор.

– А вот на этот самый «Наполеон»!

– Ладно, если выучусь – испеку, да не простой, а в тридцать три слоя! А если не выучусь?

– Тогда… тогда я что-нибудь испеку! Вкусное!

– По рукам!

Варя нырнула в кухонный шкаф, достала пакет с печеньем и высыпала его в миску.

– Вот, видишь? Печенье «Алфавит» называется – всё из букв. Вот это «а». Найди все такие же печеньки!

Прохор стал увлечённо рыться в миске и проглядел, как ушёл Илья. Варя отправилась его проводить.

– Василису береги! – сказал Илья. – Нас много, а она такая одна.

– Кого «нас», дедушка?

– Как кого? Богатырей! Ну, счастливо вам оставаться. На рассвете уеду.

Илья скрылся в темноте, а Варя ещё долго стояла, слушала летнюю ночь. Потом закрыла калитку и пошла домой.

Бабушка уже спала. И Лялька спала – в кухне, с недоеденным блинчиком в кулаке. Прохора видно не было. На столе лежало разобранное на две кучки печенье – и в той, что справа, были только буквы «а»!

Варя отнесла сонную Ляльку в постель, подоткнула ей одеяло. На подоконник из сада бесшумно запрыгнул кот Василий, взглянул на Варю исподлобья и устроился на Лялькиной подушке.

Варя взяла фонарик и пошла в комнату, где стояли книжные шкафы.

Утром бабушка выпила не только живую воду, но и чай. И яблоко съела. Варя накормила грустного Снежка, полила розы, похвалила Прохора за выполненное задание, обсудила с ним обед. Потом набралась смелости и пошла к бабушке.

Бабушка сидела в постели, обложенная лоскутами зелёного шёлка, и шила новое платье для Васьки. Сама Васька была тут же. Лялька гладила её по голове, о чём-то с ней шепталась. Кукла не отвечала, но по глазам-пуговицам было видно, что она всё понимает. Кот Василий сидел на подоконнике и за всеми приглядывал.

– Вот и ты, Варюша! Мы по тебе соскучились, – сказала бабушка и улыбнулась.

От волнения у Вари пересохло в горле.

– Бабушка, можно с тобой поговорить? – спросила она и почувствовала, как горят щёки.

Бабушка отложила шитьё. Глаза у неё слегка позеленели.

– Можно, конечно. Лялюша, ты пойди пока в сад, ладно? Вася, присмотри за ребёнком.

Варя закрыла дверь за сестрой и котом, глубоко вдохнула и спросила:

– Бабушка, ты ведь правда Василиса Премудрая?

– Конечно, – спокойно ответила бабушка. – Только знаешь что, Варюша? Ты спрашивай, а я отвечать буду, если смогу. Не на все вопросы ответить можно. Не мои это тайны. Вот так. И вообще, любопытной Варваре нос оторвали. Понятно?

– Я вчера специально сказки читала. Там написано, что Василиса Премудрая – дочь Кощея Бессмертного… И Баба-яга то же самое сказала.

– Баба-яга обычно врёт. Но тогда не соврала.

– Так в сказке про Царевну-лягушку правда говорится? Там написано, – Варя зажмурилась, вспоминая, – «Василиса Премудрая хитрей, мудрей своего отца уродилась. Он за то осерчал на неё и велел ей три года лягушкой быть».

– Всё правда, – коротко ответила бабушка.

– А какой он, бабушка? Где он сейчас? Расскажи!

– Тяжело мне о нём вспоминать, Варя. Расскажу, только чтобы потом не переспрашивать, идёт?

Варя только и смогла кивнуть.

– Он там, в Нави обитает. Где ж ему быть, как не там? Иногда пытается сюда, на другой берег прорваться. Но ребята начеку, мимо них не пройти. Какой он? Сложно сразу объяснить… Несчастный он. Потому что никогда никого не любил. Даже в то, что есть на свете любовь, не верил. И сейчас не верит, конечно. Умный он и холодный. Холодный, как тот лёд, что никогда не тает. Знает много, а вот меня так и не узнал по-настоящему. Всё говорил: «Что ты вечно с книгами? Кого ты из себя корчишь? Умнее родного отца хочешь стать? Иди, вышивай! Или танцевать учись, авось хоть этому выучишься – тут большого ума не надо! А то кто тебя замуж возьмёт? Скажут женихи: больно умная, кому такая нужна! Так никому и не понадобишься». Танцевать-то я научилась, да и вышивать тоже. А с книгами расстаться не захотела. Вот он меня в лягушку и превратил. Посиди, говорит, непослушная дочь, в болоте, поквакай. Авось лишний ум из головы повыветрится… Вот так, а дальше всё в сказке написано.

– Бабушка, а как тебя называли, когда ты маленькой была?

– Как-как… Васькой, конечно. Как же ещё? – Бабушка чуть-чуть улыбнулась.

Варя быстро перелистала в уме страницы прочитанной вечером книги и поняла, что про Кощея больше спрашивать не надо. Но другие вопросы не давали покоя, висели на кончике языка.

– Баб, а как ты узнала, где нас искать?

– Помнишь, Ляля себе подвеску выбрала, глаз малахитовый? У меня вторая такая есть. Если человек с такой подвеской в беду попадёт, во второй малахит чернеет. А одна подвеска другой дорогу к себе показывает.

– А Бабу-ягу ты что, правда… убила?

– Нет, – спокойно ответила бабушка. – Убить только живое можно, а Баба-яга– нежить, всё равно что мёртвая. Гнилая она вся изнутри. Вот и лопнула от моего меча, как перезрелый гриб-дождевик, всё вокруг гнилой пылью засыпала. Убить её нельзя, а вот победить можно – правда, на время только. Потом пыль вместе соберётся, и опять Баба-яга будет белый свет коптить: ни себе ни другим не на радость.

– А с ягошами что теперь будет?

– Проснутся и дома очутятся. Там их уже двояшки дожидаются. Те не зря из паутины связаны: наденутся на ягош, как сеть.

– Так они на всю жизнь ягошами и останутся? – с ужасом спросила Варя.

– Всё от них самих зависит. Кто сил да ума наберётся, вырастет из сети и разорвёт её в клочья. А кто не сможет или не захочет, так всю жизнь и проживёт, как Баба-яга задумала.

Варю передёрнуло.

– А дед Илья куда уехал?

– Муромец-то? На реку Смородину, к Калинову мосту. На заставу богатырскую, куда ж ещё. Алёшу Поповича сменить. Тяжёлая там служба, только богатырям по плечу. Нежить с того берега пробраться пытается: кто силой, а кто хитростью. Так что без отдыха никак.

– А какая нежить, бабушка?

– Всякая, – в бабушкином голосе звякнула сталь.

– А помнишь, вы с дедом Ильёй уехали? Тогда тоже нежить пробиралась?

– Циклоп заблудился, – неохотно сказала бабушка. – Ну, ребята меня и вызвали. Сами они долго не разговаривают: сразу меч да булаву в ход пускают. А циклоп, он хоть немного, но человеческую речь понимает. Значит, с ним договориться можно. Да только богатыри наши греческого языка не разумеют. Циклоп – гора горой, ты же на картинках видела. Да и глуховат – они такие, циклопы. До него ещё докричаться надо. Вот я голос и сорвала, зато циклоп живой ушёл. Он же не виноват, что таким на свет появился. Пусть в своей пещере живёт, а людей в покое оставит.

– А к нам тогда твой сокол прилетал, да?

– Нет, Лютень меня в Заречье ждёт. Они с Сивером на наш берег перейти не могут.

Это Финист-Ясный сокол по дороге свернул словом перемолвиться…

Тут Варе пришла в голову такая мысль, что ей стало нехорошо.

– Бабушка… Ведь если ты Кощеева дочка, значит, я Кощеева правнучка?

– Ну да, – спокойно подтвердила бабушка.

– Ой… – вырвалось у Вари.

– Не «ой». Неважно, чья ты дочь, внучка или правнучка. Главное – кто ты есть. А самое главное – что ты делаешь.

В дверь поскрёбся домовой Прохор:

– Не надо ли чего, хозяйка?

– Нет, Проша, спасибо. Хватит на сегодня, Варюша. Усталая.

– Отдохни, бабушка. За Лялькой мы с Прохором приглядим.

– Спасибо, Варвара-краса, длинная коса. – Бабушка погладила Варю по голове, чмокнула в макушку. – Спасибо, моя хорошая. А я и правда усну, пожалуй.

Варя на цыпочках вышла из комнаты и бесшумно закрыла за собой дверь.

Впереди почти целое лето – здесь, в Дружинине, с бабушкой. Вот здорово!