Текст книги "Кощеева дочка и бабушкина внучка"

Клетку отнесли в дом и прикрыли полотенцем: пусть птиц обживается.

– Прошу к столу, дорогие гости! – Бабушка спустилась с крыльца.

– Нет, так не пойдёт! – заявил бородатый. – Сначала танец с именинницей! Проша, где там у тебя эта штука новомодная?

Прохор обернулся мигом. Приволок большой ящик с торчащей сбоку ручкой и жестяной трубой, похожей на цветок вьюнка. Что-то нажал, покрутил ручку и полилась музыка.

Бородатый подтолкнул локтем кудрявого, тот – другого, самого молодого на вид, горбоносого, с тонкими щеголеватыми усами. Он вышел вперёд, поклонился бабушке, обхватил её за талию, и они закружились, полетели, заскользили по настилу.

Бабушкин подол порхал, закручиваясь на поворотах, гроздья сирени на платье то прятались в складках, то выныривали наружу, блестели на солнце очки…

«Непременно на бальные танцы пойду!» – решила Варя.

Музыка умолкла. Пара остановилась, и все зааплодировали.

– Ура-а-а! – грянули богатыри.

– Виват! – поддержали принцессы.

– Банзай! – закричала Хино-тян.

Бабушка окинула взглядом гостей, улыбнулась и сбросила очки. Они повисли на серебряной цепочке, и…

И всё вокруг изменилось.

Исчезли морщины и седина. Все стали молоды.

И сияющие драгоценностями красавицы принцессы в бархатных платьях.

И Марья Моревна с огненной гривой волос под кожаной шапочкой, в тунике, штанах и сапожках из тонкой кожи.

И Хино-тян в расшитом пионами кимоно, со сложной причёской, украшенной резными шпильками.

Добры молодцы тоже щеголяли яркими нарядами. Бородатый был одет проще всех, но на шее у него блестел золотом витой обруч, даже на вид тяжёлый.

Молодая прекрасная бабушка оглядела гостей, улыбнулась и объявила:

– К столу!

Бородатый взял её под руку, а Лялька тут же оказалась рядом.

– Что нос задираешь? Зазналась? – спросил из-под ног знакомый голосок.

В тени от розового куста обнаружилась Васька.

Варя подхватила её на руки, крепко-крепко прижала к себе.

– Васька! Это ты!

– Нет, не я! – съехидничала кукла. – Ума-то у тебя не прибавилось, я смотрю. Ох, надо бы тебе грецкий орех в башку засунуть, да вот не придумаю, как… Отпусти! Хорошо, костей нет у меня, а то бы переломала…

– Это я от радости, – пристыженно сказала Варя. – Уж очень по тебе соскучилась.

– Я тоже, – призналась кукла. – Мы ж с тобой огонь, воду и медные трубы прошли. А теперь вроде и рядом, а не поговорить, словечком не перекинуться. Ещё бы тут не соскучиться.

– Васька, а сейчас ты почему разговариваешь? Мы же дома, не в Заречье.

– Потому что у хозяйки день рождения, да она ещё и очки сняла. И вообще…

– Что «вообще»?

– День сегодня такой, особенный. Ярилин день, макушка лета. Да ещё Василисе жар-птицу подарили. Они ведь в Ирии живут.

– Где-где они живут?

– Ох, глуподырая! Ты что, про Ирий не слыхивала?

– Да не бранись ты, Васька! Хоть ради праздника. Что это такое?

– Страна такая – у Латырь-горы, что за Рифейскими горами. Туда птицы на зиму улетают. Там всегда лето. Деревья там растут невиданные, а на них птицы гнездятся: Сирин, Алконост и Гамаюн, поют голосами неслыханными. Вот там жар-птицы и живут, золотые яблоки клюют, светом Ирия горят. Бывает, и к нам, в Явь, залетают…

– Ох, Васька, ну ты и сочиняешь!

– Чистую правду говорю, балда ты долговязая! – оскорбилась кукла.

– Ну отчего ты сразу кипятишься!

– Отчего-отчего… Сказано было тебе, беспамятной! От уголька, что в меня замотан!

– Варюша, где ты там! – позвала бабушка.

Варя подхватила куклу и побежала на зов.

Гости сидели за столом: ели, пили, смеялись и разговаривали. Вокруг стола похаживал нарядный Прохор, а в воздухе плавали блюда и кувшины. Невидимые руки подавали и раскладывали еду, убирали ненужную посуду. Прохор вполголоса, а то и одними жестами распоряжался, и всё делалось по его веленью. Варя тут же получила тарелку с ломтями разных пирогов и стакан чего-то золотистого, пузырящегося.

– Ох и хорош же у тебя мёд, Васили сушка! – Горбоносый вытер усы. – Ещё!

К нему тут же подплыл по воздуху серебряный кувшин, и в подставленный кубок полилась золотистая струя.

– И мне! – подхватила принцесса в вишнёвом платье.

– И мне, пожалуйста! – присоединилась Хино-тян.

– Васька, – шепнула Варя кукле, – а почему они все по-русски говорят?

– По-своему они говорят, балда! Только теперь ты их понимаешь, вот и всё.

– А почему? – Варя решила не обращать внимания на Васькины манеры.

– Потому что потому! Хозяйка без очков – раз. И день сегодня такой – два!

– А очки здесь при чём, Васька?

– В них она обычный человек, и всё вокруг неё обычное. Без очков ей в Яви не прожить. Снимает Василиса очки – сама собой становится, и вокруг чудеса из-под спуда пробиваются. Всё, что к нам в Явь извне пришло, видится таким, каково оно и есть. Эх ты, смотреть – смотришь, а понимать – не понимаешь!

Чтобы всё это усвоить, пришлось съесть пирога с яблоками и мёдом запить.

– Слушай, а Лялька где? – спросила Варя надувшуюся куклу.

– Да вон она! От подарка оторваться не может. Приклеилась к своему дракону, а обо мне и думать забыла. – Васька подозрительно хлюпнула носом.

Лялька и в самом деле сидела на траве, рядом с лежащим драконом: ела пирог и время от времени тыкала им в драконью морду – делилась.

– Да ты что, Васенька! Как тебя забудешь! Просто Лялька ещё маленькая, вот всё новое ей и интересно.

– Правда? – с надеждой спросила кукла.

– Конечно! А мы с тобой наговоримся, пока Лялька не спохватится.

– Умеешь ты утешить, – признала кукла. – Спасибо тебе. И за бусики спасибо, уж больно они мне глянулись. Да ещё старые бусины туда же нанизали…

– А что, не надо было? – испугалась Варя.

– Обязательно надо! Бусины это не простые…

– А какие?

– Любопытной Варваре нос оторвали! – огрызнулась Васька. – И так я слишком много наговорила.

– Василиса, вроде ветерок поднялся, – сказал Финист. – Ну что, я пошёл?

– Конечно! Порадуй именинницу.

Финист-Ясный сокол подошёл к лежащему дракону, поднял из травы привязанную к нему тонкую верёвку. Намотал её на руку и побежал.

Варя так и не увидела, как Финист превратился в птицу. Только что бежал по земле человек в синей, расшитой золотом рубахе. И вот уже сокол летит вверх, забирая всё выше и выше, к солнцу.

Дракон зашевелился, пополз по траве.

И взлетел под радостный Лялькин вопль.

Сияло солнце, ветер дул всё сильнее, и в небе парил, танцевал алый дракон. Мерно взмахивали перепончатые крылья, извивался длинный хвост, большие выпученные глаза строго смотрели вниз…

Все гости повскакали из-за стола, задрали головы и любовались драконьим полётом.

– Вот это да! – сказал бородатый. – Вот подарок так подарок!

– Дракон радуется, что будет жить у тебя, Тацуко! – сказала Хино-тян Ляльке и улыбнулась.

– Баб, – тихонько спросила Варя, – а почему она так Ляльку называет?

– Потому что у драконов и людей бывают дети. Они зеленоглазые и черноволосые, как Ляля. А Тацуко и значит «дитя дракона».

– Значит, Лялька у нас дракончик? – хихикнула Варя. – Это по-китайски, да?

– По-японски, – серьёзно ответила бабушка. – Хиноко из Японии.

– А почему ты её Хино-тян называешь?

– Мы давние подруги, мне можно. А тебе её полагается называть Хиноко-сан. Заруби себе на носу.

– Хорошо. А иначе она обидится, да?

– Не обидится. Но это невежливо.

– Она тебя вообще Васирисой назвала, и то ничего!

– Нету в японском языке звука «л», вот и всё. И обижаться тут не на что.

Дракон пошёл на посадку. Финист– Ясный сокол врезался в землю и стал человеком во взмокшей синей рубахе.

– Умаялся, – кратко пояснил он, сматывая верёвку.

– Спасибо, голубчик! – Бабушка поднесла ему кубок мёду.

– Потом ещё полетаю, – пообещал Финист и жадно выпил. – Ух, уморился! Теперь пирожка бы…

– Так пойдём! – Бабушкина рука указала на ломящийся от блюд и тарелок стол.

Красный дракон опустился на траву, вольготно раскинув крылья и хвост. Лялька устроилась рядом и тихо с ним разговаривала на своём языке. Хиноко мелкими шажками подошла к дракону и поклонилась.

– Спасибо, Тацу-сан! Это было прекрасно, – тихо сказала она.

– Может, потанцуем? – спросила принцесса в вишнёвом платье.

– Тарантеллу? – предложила вторая, в голубом.

– Тарантеллу, девочки! – поддержала бабушка. – Эй, игрецы-молодцы! Сыграйте!

Невесть откуда грянула музыка.

Принцессы танцевали так, что на месте было не удержаться. Стреляли задорными взглядами, белозубыми улыбками.

– А ну, Рубежная стража! – гаркнул бородатый. – Покажем, что и мы не лыком шиты!

– Эй, посторонись! – На танцпол выскочили горбоносый и светлокудрый.

– Алёха, жги! Чурила, не выдавай! – кричал бородатый.

– Добрынюшка, а ты что же?

– Не искусен я в танцах заморских, Василисушка. Сама знаешь.

Варя сама не поняла, как оказалась рядом с принцессами, но танцевала до тех пор, пока музыка не умолкла. Рядом отплясывали Прохор с Васькой: только бусы звенели да шуршал шёлковый сарафан.

– Эх, ходи изба, ходи печь, хозяину негде лечь! – Прохор лихо стучал каблуками.

– Именинница, тряхни стариной! – голос Добрыни без труда перекрыл смех и разговоры.

Бабушка улыбнулась и хлопнула в ладоши:

– Игрецы-молодцы, сыграйте, как, бывало, на пирах игрывали!

Зазвучала совсем другая музыка: плавная, завораживающая. И под эту музыку бабушка поплыла по танцполу.

Танцевать рядом с ней не хотелось – хотелось только любоваться, не отводя взгляда. Музыка вела бабушку за собой, а примолкшие гости смотрели и насмотреться не могли.

Тут бабушка озорно подмигнула и взмахнула рукой. Рядом появилось озеро. Взмахнула другой рукой – по озеру поплыли белые лебеди.

Музыка умолкла, и всё исчезло. Только бабушка стояла посреди танцпола.

Гости яростно зааплодировали.

– Ну, Васили сушка, супротив тебя плясуний нету! – сказал Добрыня.

– Спасибо на добром слове! – улыбнулась бабушка. Оглянулась на принцесс, обмахивающихся веерами, и спросила: – А где мой веер?

– Сейчас, баб! – Варя побежала на веранду.

Изящная коробочка поблёскивала на солнце чёрным лаком. Варе захотелось полюбоваться рисунком, и она осторожно раскрыла веер.

Рисунок оказался другим: заснеженная сосна, а рядом девушка под зонтом. Но прохладу веер нагонял всё так же исправно. Варя сложила его и развернула опять. Теперь на плотной бумаге с золотой искоркой был нарисован водопад в горном ущелье. Взмах веера – и сразу потянуло свежестью бегущей воды.

Чудеса!

Отдавая веер бабушке, Варя шёпотом спросила:

– Баб, а какая принцесса свою Судьбу победила?

– Та, что в голубом платье, – Сфортуна.

– Можно с ней поговорить?

– Почему же нельзя?

– А как к ней обращаться? – Варя вспомнила бабушкины наставления.

– «Ваше высочество». А потом – как она скажет.

Варя собралась с духом, подошла к сидящей под тентом принцессе и сказала:

– Ваше высочество, можно с вами поговорить?

– Конечно! – Принцесса улыбнулась и стала ещё краше.

– А как вы свою Судьбу победили? – с трудом выговорила Варя.

Принцесса задумалась.

– Знаешь, самое трудное было решиться. Потом всё куда легче. Когда я свою Судьбу разыскала, ох и страшна же она была! Грязная, нечёсаная, в лохмотьях… А уж злющая! Я ей вежливо: «Здравствуйте, синьора моя Судьба!» А она как зарычит: «Зачем притащилась? Понадобишься, я тебя и так разыщу! Хоть на дне морском спрячься, никуда ты от меня не денешься!»

– А вы что?

– А я её затащила в ручей и хорошенько вымыла. Как ни вопила она, как ни вырывалась, отмыла начисто, весь кусок мыла извела. Потом одела во всё новое и красивое, причесала и вылила на неё целый пузырёк духов! Судьба сразу иначе заговорила. «Спасибо, – говорит, – умница. Когда у человека злая Судьба, он постоянно всем вокруг на неё жалуется да бранит её последними словами. А от этого она ещё злее становится. Думаешь, легко так жить, когда тебя постоянно бранят да укоряют? Мало кто додумается, что надо самому свою Судьбу краше сделать. Теперь и у тебя, и у меня всё хорошо будет».

– Круто… – прошептала Варя.

– Пошли танцевать, красавицы! – прозвучал весёлый Алёшин голос.

Летний день катился по небу золотым колесом и прикатился к вечеру. Незаметно подкрались сумерки.

– А что, стража рубежная! Споём? – спросила Марья Моревна.

– Споём! Заводи, Марьюшка! – отозвался Добрыня.

Марья Моревна тряхнула рыжей гривой и низким грудным голосом запела про Белого Оленя Золотые Рога. Богатыри подхватили, и песня унесла за собой всех: и слушателей, и певцов:

 
Прянул Олень, увидавши стрелка,
Конь богатырский шатнулся слегка…
 

Голоса то расходились, то сливались в один, и этот голос гудел, словно огромный колокол.

 
Плёткой стрелок по Оленю стегнул,
Крепкой рукой самострел натянул,
Да опустилась на гриву рука:
Белый Олень, погубил ты стрелка![4]4
  В основе песни – стихотворение И. Бунина «Белый олень».


[Закрыть]
 

Потом пели про реку Каялу, про далёкий поход… Много ещё пели.

Когда стемнело, богатыри собрались разводить костёр.

– Подождите, ребята! – Марья Моревна пошепталась с бабушкой и убежала. Через пару минут вернулась и снова что-то шепнула ей на ухо.

– Барабанщики, вперёд! – Бабушка хлопнула в ладоши.

Рассыпалась барабанная дробь, и в такт ей вокруг Марьи Моревны запорхали огни. В её ловких руках крутились, летали цепи с горящими шарами на концах.

– Ух ты-ы-ы-ы… – только и смогла пробормотать Варя.

– Ага… – подтвердила Васька откуда-то снизу. – Да возьми ты меня на руки, долговязая! А то мне и не видать ничего.

Варя подхватила Ваську, посадила себе на плечо.

– Супротив Рубежной стражи искусников не найдётся! – гордо сказал Добрыня.

– Увы, не для меня высокая честь служить в Рубежной страже, – прозвучал тихий голос Хиноко. – Но кое-что умею и я, недостойная…

Пылающие шары догорели. Хиноко вышла вперёд, оглядела зрителей и лукаво улыбнулась. Из широкого рукава кимоно она достала круглый веер. Запрокинула голову и выдохнула в тёмное небо фонтан огня. Струя пламени рассыпалась брызгами высоко в небе, огненные клубки полетели вниз, а Хиноко ловко отбивала их веером, не давая упасть на землю.

– Вот здорово… Как она это делает? – шепнула Варя Ваське.

– Да кто ж их, оборотней, знает…

– Каких ещё оборотней?! – изумилась Варя.

– Всяких разных! Ты что, не знала? Кицунэ она, лиса-оборотень. Такие ещё и не то могут.

Ну и ну! Вот это подруги у бабушки! Принцессы, богатырка – поляница, лиса – оборотень… Только позавидовать можно!

Огненные шары под ударами веера полетели на приготовленные дрова, и занялось весёлое пламя.

– Вот разгорится как следует, – тарахтела Васька, – и будем вокруг костра плясать, а потом через огонь прыгать!

Прибежал Прохор – с железным совком и каминными щипцами.

– Угольков набрать, жар-птица кормить пора! – объяснил он.

Гости собрались у костра. Огненные блики плясали на лицах, вспыхивали на бархате, шёлке, золотом шитье, драгоценных камнях – и на бабушкиных очках тоже. Кот Василий глядел на огонь, и зрачки у него стали как щёлочки. Лялька гладила его, что-то шептала на ухо.

Варя хотела спросить у принцессы в вишнёвом платье, как это – армией командовать, но тут раздался тихий оклик Алёши:

– Добрыня! Гляди!

– Вижу, – прозвучал короткий ответ. – А ну, стража Рубежная! К бою!

Кто-то схватил Варю за плечо, отшвырнул от костра. И тут же всё окружающее заслонил широкий принцессин рукав. Яростно вертя головой, Варя умудрилась выпутаться из голубого бархата и огляделась.

Из-за широченных богатырских спин ничего не видно. Пришлось привстать на цыпочки и задрать голову.

Богатыри стоят у самого костра с мечами наперевес. Плечом к плечу с ними Хиноко и Марья Моревна. В руках у кицунэ длинное копьё с бамбуковым древком, а лук поляницы натянут так, что тетива с наложенной стрелой касается правого уха. Рядом кот Василий – шерсть дыбом, хвост столбом, глаза горят.

Из тьмы вырастает, приближается к костру всадник. Чёрный плащ сливается с темнотой. Под опущенным капюшоном не видно лица. Вороной конь ступает беззвучно, словно плывёт. Так же беззвучно парит над ним огромная летучая мышь…

А навстречу всаднику идёт бабушка – одна, без оружия.

– Алёха, узнай, как он сюда добрался, – вполголоса сказал Добрыня.

– Исполню.

Всадник остановил коня. Бабушка встала перед ним, сложив на груди руки.

– Ну здравствуй, дочка, – прозвучал из-под капюшона скрипучий голос.

– И ты здравствуй, отец, – ответила бабушка.

– С днём рождения!

– Спасибо.

– А мне на твоём празднике места нет?

– Разные у нас с тобой дороги. И друзья разные.

– Это правда. Ну так отзови своих псов.

– Псов здесь нет. Есть воины из Рубежной стражи.

– Ты по-прежнему с ними якшаешься?

– Я по-прежнему с ними служу.

– Ну так передай, что моего пути им не перекрыть. Мы ещё встретимся – и с тобой, и с ними.

Всадник повернул голову, окидывая взглядом всех, кто стоял у костра. Развернул коня и исчез в темноте. Только осталось пятно вымерзшей травы – там, где он стоял.

Почему-то Варе показалось, что всадник заметил её у принцессы за спиной: заметил и усмехнулся под капюшоном.

– Плохие вести, Василисушка, – мрачно сказал Добрыня. – Пора нам на заставу.

Бабушка молча кивнула.

– Я здесь переночую на всякий случай, – сказала Марья Моревна.

– И я, – добавила Хиноко.

– Собирайтесь, девочки, – сказала бабушка принцессам. – Ребята вас до развилки проводят. Никого не гоню, да опасно здесь, сами видите.

– А ты? – Принцесса Фантагиро спрятала в богато вышитом рукаве тонкий кинжал.

– Моё место здесь.

– А внучки как же?

– Справимся. Им скоро в Сингапур улетать.

– В Сингапур? – Хиноко вынула из рукава изящную коробочку. – Тогда возьми мою визитку. Мы с драконом как раз оттуда.

– Спасибо, Хино-тян!

– Главный офис у меня в другом месте, а там филиал, – добавила кицунэ. – Бываю только наездами, но ради твоих внучек тут же примчусь. А это тебе, Варя-тян! – Она протянула снятую с шёлкового шнура подвеску. – Эта вещь поможет нам разговаривать.

– Спасибо! – прошептала Варя.

– Ты верный друг. – Бабушка поклонилась, и Хиноко ответила ей поклоном. – Пойдёмте в дом, Прохор уже заждался, наверное.

Бабушка надела очки, и все пошли к дому: три пожилых женщины, две девочки и кукла Васька.

Взревел в темноте мотор, мелькнул свет от фар. Мелькнул и исчез.

– Уехали, да, баб? – спросила Варя и покрепче сжала Лялькину руку.

– Уехали, – эхом прозвучали бабушкины слова.

Жар-птиц спал в клетке. Сидел на жёрдочке, сунув голову под крыло, и светился, словно огненный клубочек.

Притихший домовой предложил чаю, но все отказались.

– Покараулю до рассвета, – сказала Марья Моревна и растворилась в темноте.

Кицунэ с бабушкой долго сидели на веранде и вполголоса беседовали. Варя уложила Ляльку, дождалась, когда Хиноко ушла спать. Тихонько подошла к бабушке и увидела, что она плачет.

– Ба-а-аб! Не надо плакать! Всё хорошо, все живы-здоровы. Не плачь, пожалуйста! Я тебя очень-очень люблю. Не плачь!

– Всё, уже не плачу. – Бабушка шмыгнула носом. – Я тебя тоже люблю, Варюша. Очень-очень. Посиди со мной немножко, Варвара-краса, длинная коса.

Варя обняла бабушку, прижалась к ней, и бабушка обняла её в ответ.

– Баб, а как он сюда пробрался, Кощей?

– Не знаю. Похоже, новую дорогу нашёл. Ребята позвонят, когда разберутся.

– А зачем он приходил? Тебя повидать?

– Если бы знать, Варюша! Понимаешь, отец и сам счастья не ведает, и чужого счастья, радости чужой не переносит. Вот и явился неведомыми путями, чтобы праздник испортить.

– Ну и пусть, а ты всё равно не плачь! А то получится, что Кощей своей цели добился.

– Я уже не плачу, Варюша. Вот только неспроста он меня навестить пришёл.

С тёмного неба метнулась тень – метнулась и врезалась в землю. Варя не успела испугаться, а Финист уже поднимался на веранду.

– Василиса, вот, ребята просили передать. Они эту бумажку ещё по дороге сюда на почте забрали – там, в Осинкино. А потом то одно, то другое… Забыли, в общем. Сейчас по дороге в бардачке обнаружили и спохватились. Тоже мне, нашли голубя почтового, растяпы… Ну всё, я полетел?

– Лети, путь тебе добрый. Ребятам спасибо скажи. В празднике самое главное – гости, а уж таких гостей, как у меня, днём с огнём поискать. Лети, догоняй.

– Я другой дорогой. Мы тут с ребятами кое о чём поразмыслили… Слетаю, проверю.

– Понятно. Лети, дело не ждёт.

Финист коротко кивнул. Ударился оземь, взмыл в вышину и сразу исчез в темноте, только сверху долетел хриплый клёкот.

– И тебе!.. – отозвалась бабушка и помахала в небо.

– Что там, баб?

Бабушка не стала поминать любопытную Варвару. Просто посветила телефоном, прочла написанное на смятой бумажке и сказала:

– Мама скоро за вами приедет. Вот, телеграмму прислала: «Квартиру нашла зпт скоро буду зпт как только куплю билеты зпт сообщу тчк Скучаем зпт целуем». Почтальонша болеет, наверное, вот телеграмму и передали с ребятами.

– Баб, – тихо сказала Варя, – а можно мне остаться подольше?

– Я бы и рада, Варюша. Но как же быть? Они там скучают по вам с Лялей.

– А так я буду по тебе скучать. Очень-очень!

– Я тоже. Но мама и папа – это главное.

– А может, ты к нам приедешь? То есть прилетишь?

– Всё может быть, Варюша. Поживём – увидим.

– Баб, а можно мне к Марье Моревне поехать? Она обещала меня верховой езде научить.

– Она может, да. Мало кто так верхом ездит, как Марья. Нет такого коня, чтобы её не послушался. В седле сидит, как клещ, и усталости не знает.

– Так отпустишь, ба?

– С одним условием: Марью во всём слушаться. Она зря ничего не говорит и не делает. Обещаешь?

– Честное слово, баб!

– Тогда собирай рюкзак. На рассвете выезжать.

Солнце только всходило, когда Варя устроилась в седле байка впереди Марьи Моревны. От счастья в голове словно лопались пузырики, как в лимонаде. Даже то, что бабушка ещё никогда не выглядела такой озабоченной, не мешало этому счастью.

На дорогу домовой Прохор приволок целый мешок пирогов, как Марья Моревна ни отнекивалась.

– Проша, я от твоих пирогов растолстею и в «черепаху» не влезу! А с чем пироги-то?

– С капустой, Марья Моревна! Тут на всех: и вам с Варей, и Филе, и Тохе! Им привет передавайте!

– Хорошо, Прошенька!

– Ты без меня занимайся смотри, – добавила Варя. – Печенье там в шкафу на полке. Книжку попроще возьми и читай, договорились? Бабушка тебе посоветует, с какой начинать.

– Буду-буду, – уверял Прохор. – Мне же ещё с муливаркой разбираться, инструкцию читать.

– С мультиваркой, Проша!

– Да хоть как её назови, а разбираться надо!

– Баб, а ты без меня с Лялькой справишься?

Бабушка улыбнулась.

– Справлюсь, Варюша. Ты же ненадолго. Уж больно случай редкий, нельзя упускать. Ну, езжайте, путь вам добрый.

– Крепче держись! – сказала Марья Моревна и ударила по газам.

Байк рванулся с места как бешеный. Ветер бил в лицо, и Варя волей-неволей закрыла глаза. Ветер трепал волосы, свистел в ушах. Варя не сразу поняла, что больше не слышит рёв мотора. Она осторожно приоткрыла один глаз…

И увидела далеко внизу дорогу, лес, речку. А прямо перед собой – развевающуюся рыжую гриву и острые лошадиные уши.

Байка больше не было. Был рыжий конь, который по воздуху нёсся к встающему над землёй солнцу.

От страха и восторга хотелось завопить, но получилось только пискнуть.

– Держись! – голос Марьи Моревны прорвался сквозь свист и вой ветра. – Уже скоро!

Земля стремительно приближалась. У Вари заложило уши. Верхушки деревьев мелькнули совсем рядом, и конские копыта глухо застучали по дороге.

– Молодец, Вихорь! – Марья Моревна потрепала коня по шее, тот всхрапнул и оглянулся на хозяйку. – Мигом домчал. И ты молодец, Варвара. Хорошо в седле держишься. Вижу, толк из тебя будет. Сегодня же и начнём.

Варя только и смогла кивнуть в ответ.

Дорога привела к домику, похожему на бабушкин, только меньше и скромнее. Ни сада, ни цветников вокруг. Марья Моревна нагнулась с седла, открыла ворота. Конь танцующей походкой вплыл во двор, и тут же навстречу выбежал маленький старичок с соломой в бороде. Увидел всадниц, ойкнул и пропал с глаз долой.

– Филя, выходи! – позвала Марья Моревна. – Не прячься, тут все свои! Мы тебе пирогов привезли!

– А с чем пироги-то? – спросил скрипучий голосок из ниоткуда.

– С капустой! Помнишь, какие у Прохора пироги?

Старичок появился прямо из воздуха и подхватил конские поводья. Марья Моревна спешилась и сняла с седла Варю.

– Это Филя, мой конюшенный, – представила она старичка. – А это Варвара, Василисина внучка, учиться к нам приехала.

– Ну что ж, дело хорошее, – отозвался старичок. – Немного таких наездниц, как Василиса.

– Иди с Филей на конюшню, – сказала Варе Марья Моревна, – что он скажет, то и делай. Я домовому обед закажу и приду.

– А ездить сегодня будем? – спросила Варя.

– Прежде чем на лошади ездить, нужно её на себе повозить! – буркнул конюшенный. – Расседлать, выводить, почистить, корму задать… Пошли!

Филя оказался неразговорчивым. Только и знал, что сыпать распоряжениями:

– Здесь расстёгивай! И здесь тоже! Снимай седло, я уберу! Возьми поводья! Да не бойся ты! Вихорь нравный, но не кусается. Теперь води его по двору.

– Зачем? – пискнула Варя.

– Затем! Остыть коню надо. Хоть он и огненный, а всё же конь. Давай-давай, пошевеливайся!

Варя вздохнула и зашагала по двору, а рыжий красавец тронулся за ней.

Водить коня пришлось долго. Варя успела устать, соскучиться и рассердиться. Потом Филя принёс странную на вид щётку и буркнул:

– Вот тебе скребница, почисть его хорошенько.

– Как? – только и смогла сказать Варя.

– Во как! – Филя принялся орудовать щёткой так, что Вихорь затанцевал на месте и довольно заржал. – Возьми вон ведро, переверни да залезь на него, а то не достанешь.

Только Варя дотянулась скребницей до блестящей конской спины, как Вихорь стукнул копытом по ведру. Оно полетело в сторону, Варя шмякнулась на утоптанную землю, а на морде у Вихря появилось что-то вроде ехидной улыбки.

– Ты что это над девчонкой измываешься? – Филя шлёпнул коня по крупу. – К тебе с добром, а ты? Смотри у меня!

– Вставай, вставай! – добавила неслышно подошедшая Марья Моревна. – Пусть он видит, что тебя такими штучками не проймёшь. Дочистишь, и пойдём завтракать.

Варя шмыгнула носом, встала и перехватила скребницу поудобнее.

На завтрак оказалась гречневая каша со шкварками.

– Не ждали вас! – оправдывался домовой Тоха. – А нам с Филей на двоих такое в самый раз: без затей и вкусно.

– Ладно, ничего, – неожиданно покладисто отозвалась Марья Моревна. – Только чтоб на обед было всё как надо. Неохота перед Василисой позориться. Пойдём, Варвара!

– Куда?

– Как куда? На конюшню. Ты учиться хотела или нет?

Сейчас Варя хотела только одного: спать. Но противоречить Марье Моревне язык не поворачивался. Пришлось идти.

– Со двора никуда! Время сейчас опасное, – наставляла по дороге Марья Моревна. – К лошадям одна не подходи, пусть Филя рядом будет. Ну или я… Лошадь неуверенность человеческую сразу чует, а уверенности у тебя пока взяться неоткуда. Есть люди: как их ни учи, всё равно бояться продолжают, вот лошадь верх над ними и берёт. Я таких в своей школе не держу.

– А где эта школа? – спросила Варя и тут же подумала, что учиться там всё равно не придётся: впереди Сингапур и совсем другая жизнь.

– Далеко, – отрезала Марья Моревна. Помолчала и добавила: – Здесь у меня лошади-старички на пенсии живут. Других, помоложе, сюда отдыхать привожу. Детей учить нелегко. У кого угодно голова кругом пойдёт, и у лошадей тоже. Им тоже отпуск нужен, перезагрузка! А то и брыкаться будут, и кусаться – точно как люди!

Варя представила, как брыкается и кусается строгая математичка Аделаида Львовна, и рот у неё сам собой разъехался до ушей.

– Молодец, – одобрила Марья Моревна. – Так и надо к лошадям подходить: с улыбкой. Они это знаешь как любят! Больше, чем сахар.

Тут их нагнал запыхавшийся домовой Тоха и подал Марье блюдце с нарезанной морковкой.

– Ссыпай в карман! – распорядилась Марья. – Будешь лошадей угощать.

Филя ждал у дверей конюшни: принаряженный, почти без соломы в бороде. Рядом с ним стоял… нет, не Вихорь, а смешной толстенький пони – серый, с пушистой чёлкой, схваченной бантом.

– Знакомься, это Плюшик. Дай ему морковки, – сказала Марья. – Нет, прямо держи ладонь, пальцы не сгибай! Вот так, правильно. А то может укусить нечаянно.

Губы у Плюшика были мягкие и тёплые, а глаза – хитрые, но добрые.

– Филя, седлай! Варвара, ты смотри и учись.

Ремешки, пряжки, странные вещи с непонятными названиями: потник, подпруги, что-то ещё… Варя смотрела во все глаза и всё больше запутывалась.

– Садись! – скомандовала Марья. – Подержи его, Филя!

Варя забралась в седло, и Филя повёл пони по кругу.

– Спину держи! Колени, колени плотнее! Что ты сидишь, как кот на заборе? – не умолкала Марья.

Про кота услышать было почему-то особенно обидно. Но обижаться было некогда.

К вечеру Варя едва держалась на ногах. Только и хватило сил посмотреть, как Марья Моревна стреляет в мишень из лука. Филя-конюшенный сидел рядом на тюке соломы и рассуждал сам с собой:

– Вот уж свезло так свезло! То всё один управлялся, а теперь помощница появилась. У всех конмальчики, а у меня кондевочка! Своим расскажу, так не поверят!

– А кто это – конмальчик, Филя?

– Это такой подручный на конюшне. Он и ездить учится, и делает, что ему скажут. На все руки, в общем. А ты молодец, усердная да шустрая. И на коне сидишь хорошо, толк из тебя будет.

– А почему тогда Марья Моревна ругалась? Какого-то кота на заборе вспоминала?

– Это старое конюшенное присловье, на него обижаться нечего.

– Да я и не обижаюсь, Филя.

– Вот и умница!

– А галопом когда поскачем?

– Ты что! – удивился конюшенный. – Какой пока галоп? Шагом, только шагом. Потом рысью. Далеко ещё до галопа… Был бы здесь сейчас Гектор-иноходец, он бы тебя иноходью прокатил.

– А иноходец – это кто?

– Такой же конь, как и все прочие. Только он – как у людей левша. Люди обычно всё правой рукой делают, правильно?

– Ага!

– Вот, а левши наоборот – левой. Так и иноходец: у него то две правые ноги шаг делают, то две левые. Другие лошади так не умеют. Выучить их можно… то есть выездить, но будет то, да не то. Иноходь – это… это…

– Талант, да? – подсказала Варя.

– Во-во!

– Ужинать! – позвал Тоха-домовой.

Заснула Варя, едва положив голову на подушку. И приснилась ей строптивая гнедая кобыла из пятого денника по кличке Герань.

Всю ночь над домом кружила летучая мышь – чёрная, огромная. Повисала на краю крыши, заглядывала в окна, хрипло пищала. А потом исчезла, растаяла в предутреннем тумане.

Проснулась Варя на рассвете. Села в кровати, протёрла глаза. Вспомнила, что впереди целый день, который можно провести с лошадьми, и захотелось сразу же бежать на конюшню.

Варя торопливо натянула шорты, футболку и толстовку, подошла к окну – вдруг там дождь?

Дождя не было, а за невысоким забором маячил в тумане великолепный конь вороной масти. Вчера в конюшне Варя его не видела. Но два денника стояли пустыми… Может, он потерялся? Или сбежал, а сейчас вернулся?

В кармане с вечера осталось несколько ломтиков морковки. Варя вылезла в окно и побежала к воротам.