Электронная библиотека » Елена Асеева » » онлайн чтение - страница 8


  • Текст добавлен: 16 ноября 2015, 00:01


Автор книги: Елена Асеева


Жанр: Научная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Стынь не менее смятенно, оглядел неотступно смотрящих на него Зиждителей, сделал неуверенный шаг вперед и дернувшимся голосом, произнес:

– Седми передал… передал вам всем, что бурханище маймыра… Опеча вошло в пределы Солнечной системы и направило свой полет к маковке четвертой планеты.

Глава девятая

После произошедшего в ЗлатЗале все старшие жрецы перестали сомневаться в божественности Лагоды. Тем паче она столь явственно и в такой дружеской форме, как «Огу» обратилась к Богу. И потому, как было предписано оставленными законами в золотых свитках, все волости поднесли девочке богатые дары: дорогие материи, драгоценности, масла (особо ценимые в Дари, которые привозились с соседнего материка, носящего величание Асия, где небольшими поселениями проживали отпрыски Асила). А Липоксай Ягы принялся готовиться к особому огненному обряду.

Данные традиции являлись столь давними, что про них не имелось записей в свитках. И потому было сложно сказать, этот обряд даровали дарицам их учителя белоглазые альвы, аль он сформировался позднее, уже под влиянием самой жреческой кастой.

Воспитательные дома, где и проводились данные обряды, размещались в основном в Похвыстовских горах. Оно как и берег Белого моря, и сами горы находились в общем управлении волостей, их ресурсами и природными дарами по сути разрешалось пользоваться всем дарицам. Но это лишь по сути. На самом деле и лучшие места для воспитательных домов, и природные ресурсы Похвыстовских гор находились под непосредственным контролем полянского вещуна, хотя центральная часть граничила с ними малым своим кусочком территории. Впрочем, и Сумская, и Наволоцкая волости имеющие грады на берегу Белого моря безоговорочно подчинялись по вопросу горного края власти Липоксай Ягы, не говоря уже об иных местностях Дари.

Потому-то в Похвыстовских горах Дари и располагались воспитательные дома, центральной ее волости. Самым крупным из всех таких заведений считался Рагозинский воспитательный дом, названный так в честь первого жреца Рагозы Ягы, когда-то и составившего первые золотые свитки летописи. Он лежал в неделе пути от Лесных Полян, можно сказать подле самых подножий Похвыстовских гор. Одним своим боком это мощное поселение, абы данные учреждения выглядели именно как селения, упиралось в скалистую гряду, где были выбиты дюжие пещеры, уводящие вглубь горы, предназначенные для отрешенности от бытия, людей, познания собственных сил и способностей, для глубинного размышления над полученными знаниями.

С иной стороны воспитательный дом, разместившийся на значительной территории, был огорожен высокой стеной частокола, к широким воротам, какового впритык подходила ездовитая полоса. Идущая же полукругом каменная гряда гор, с другой стороны, имела в подножие, высеченное в скальной породе Святилище Родителя. Это была ровная гладь стены с двумя небольшими входными отверстиями посередине, один над другим, как раз на высоте человеческого роста. По коло те отверстия окружали выдолбленные в поверхности лучи, точно отходящие от средины-углубления, символизирующие своей формой солнце. Стена та, как и понятно, была высокой и от обшей гряды гор выступая вперед отличалась своей явственно прямоугольной формой завершающейся арочным навершием. Ее серая поверхность гладко залащенная поражала взор переливающейся глянцевитостью. Такое Святилище Родителя было предусмотрено подле любого воспитательного дома, и если учреждение не находилось в горах, подобно данному строению возводилось в его пределах.

Прежде чем ребенок, оставшийся сиротой или дитя-отказник, мог поступить в воспитательный дом, проводился тот самый огненный обряд. Таинство, посвящения дитя Богам Расам и отвержение им той мирской жизни и связей, которые он доселе имел. Из верхнего углубления стены в Святилище Родителя выдвигалась каменная, лопатообразная платформа, величаемая люлька, на которую клали спящего ребенка. В это же самое время в нижнее углубление закладывали хворост. Люлька задвигалась вглубь скалы, и тогда жрецы поджигали хворост, тем самым пережигая связи с прежним миром чада. Когда полымя разгоралось, специальное устройство смыкало вход в верхнее углубление и отделяло платформу с ребенком от огня и дыма. Сама же люлька задвигалась вглубь горной гряды, где в особых проходах, вырубленных в скальной гряде, жрецы принимали перепеченного дитя, даруя ему новое имя, и уносили в воспитательный дом.

Однако нынче перед Липоксай Ягы стояла вельми сложная задача, ибо Лагода, чтобы приобрести право стать преемником вещуна, сплотиться с жреческой кастой и получить новое имя, обязана была пройти путь обрезания связей с прошлым. Впрочем, при этом чадо не должно порвать связей с мирской жизнью, с Богами, и людьми оные ее видели на площади Лесных Полян и признали божеством. Да и потом Радей Видящий, старший из сословия знахарей, назначенный абы присматривать за здоровьем девочки, посоветовал вещуну не студить ее в каменных пещерах Похвыстовских гор.

– Ваша святость вещун Липоксай Ягы божество конечно здорово, – молвил и вовсе побелевший от прожитых лет старец и приклонил голову. – Одначе, здоровье ее какое-то хрупкое… И хотя после обследования выявлено, все внутренние органы целы и невредимы, мне тем не менее показалось, что дотоль божество долго болело. Потому тельце слабое, ручки, ножки тонкие, кушает плохо и неохотно, словно и вовсе не желает. Ежели положить чадо на каменное полотно люльки, ненароком можно застудить, ведь довольно-таки долго она будет находиться в жерле. Стоит ли так рисковать здоровьем драгоценного божества?

Радей Видящий был худым, высоким мужчиной, который к старости стал сильно сутулится, вроде его тянула книзу переполненная мудростью голова, покрытая короткими белыми волосами. Грушевидной формы лицо со смугловатой, точно выжженной от времени солнцем кожей, было почти не покрыто морщинами, ибо старший знахарь сумел своим образом жизни сохранить моложавость. Потому на узком в сравнении с подбородком лбу поместились лишь две тонкие горизонтальные морщинки, еще по парочке тончайших нитей отходили от чуть раскосых уголков серо-зеленых очей. Широким с потянутым вперед острием был нос у знахаря, блекло-розовыми с полной верхней губы, а в мочке левого уха находился, как и полагалось в их сословие, изумрудный камушек смарагда. Радей Видящий, имел двойное величание, в отличие от всех остальных знахарей, оное даровалось только старшему и после многолетней работы лекарем, и как все другие жрецы брился.

– А, что же ты посоветуешь? – взволнованно вопросил Липоксай Ягы прохаживаясь по казонку.

Это была значительно небольшая комната на первом этаже детинца для уединенных письменных занятий вещуна, со здоровущим окном во всю стену. Мощные, деревянные полки в несколько рядьев, на иной стене, хранили в себе аккуратно сложенные свитки и располагались супротив широкого деревянного стола и стула с вычурно-вырезанными ножками, высоким ослоном, обитого мягкой коричневой материей. Сводчатый потолок в казонке, как и стены, были сверху декорированы бледно-кремовым бархатом, а на полу лежал с низкой ворсой ковер во все помещение.

– Как я смею советовать вам ваша святость, – низким голосом отозвался Радей Видящий и туго качнулся взад… вперед… будто склоненная книзу голова перевешивала его сухопарное тело. – Одначе, божество однозначно нельзя студить. Ей желательно пожить на морском побережье в вашей резиденции на брегу Белого моря. Это пребывание непременно укрепит здоровье и благостно скажется, на состояние чада. И в целом отвлечет его не только от озвучиваемых Зиждителей, каковых она почасту зовет, но и от тех по кому божество тоскует и плачет.

Впрочем, огненный обряд было надобно проводить, только таким побытом, чтобы уберечь здоровье божества, сохранить связь с людьми и единожды даровать новое имя… Новое имя, которое Липоксай Ягы, привязавшийся к чаду как к своему, дюже долго выбирал и как ему показалось, облюбовал самое красивое и достойное.

Огненный обряд назначили на середину месяца увядень, к тому сроку жрецам Рагозинского воспитательного дома было велено все подготовить к нему. В путь отправлялись на летучем корабле, для того нарочно приспособленном судне. Сам корабль имел яйцеобразную форму корпуса, крылья и перемещался по воздуху с помощью особых коней породы кологривов, которые жили лишь на конюшнях вещунов и умели летать. Длина такого летучего корабля достигала в среднем шестнадцать-двадцать метров, а ширина шесть-семь. Деревянное двухпалубное судно было оснащено мачтой, парусом. А сильно наклоненный нос венчался деревянной, искусно вырезанной головой коня, вельми четко передающей внешний облик кологривов, очи которого заменяли голубые крупные камни бирюзы. К носу судна на долгих поводьях крепились четыре, идущих парами кологрива. Отвесной была корма летучего корабля, а к днищу цеплялись четыре пары огромных колес. Боляхный косой красный парус с изображением на своем полотнище золотого восьмилучевого солнца надувался при помощи устройства нарочно установленного подле мачты, помогая кологривам нести скорей корабль. Два стреловидных крыла по обеим сторонам одновременно увеличивали его скорость и придавали устойчивости во время полета.

На верхней палубе непрерывной по всей длине корабля поместились не только особые механизмы, надстройки, там непосредственно находился экипаж, состоящий из десяти жрецов. На второй, величаемой жилой, палубе были устроены уютные помещения для старшего жреца и его ближайших помощников, кухня и столовая.

В самой большой по размаху комнате летучего корабля, подобном казонку в детинце, где стены были обшиты пурпурным бархатом, стоял широкий стол, расположившийся супротив входной двери, и за ним на стуле с покатым ослоном сидел Липоксай Ягы. Через два круглых окошка, довольно-таки махонистых в размахе в помещение проникал лучистый солнечный свет, ярко озаряя ее, стоящий недалече от них стол и мощный кожаный диван с мягкими очертаниями спинки, в виде широких подух и деревянных локотников, приткнутый к угловой стене. Страший жрец недвижно застыв, точно заснув, сидя за столом, читал что-то из развернутого, побуревшего от времени лежащего пред ним пергамента, твореного из бараньей кожи. Еще с десяток свитков лежали слева в шкапчике, представляющим из себя несколько рядьев полок поместившихся на столе ножками и закрытого с обеих сторон стеклянными перегородками.

В дверь помещения нежданно два раза отрывисто стукнули, а после створка, дрогнув, отворилась. Таислав медленно вступил в комнату, и низко поклонившись, чуть слышно молвил:

– Ваша святость, божество проснулось и вельми расстроено, плачет. Знахарь Радей Видящий просит вас принять чадо и побыть с ним. Ибо божество, видимо, зреть вас желает.

Липоксай Ягы лишь только открылась дверь, мгновенно вскинувший взгляд от свитка на ведуна, не менее торопко откликнулся:

– Конечно, принеси Таислав божество, я побуду. И пусть придет Радей Видящий, мне надобно с ним потолковать.

Ведун немедля согнулся еще ниже и в один морг развернувшись, исчез за дверью, не забыв прикрыть за собой створку, уйдя в узкий коридор, каковой пролегал сквозь жилую часть палубы и упирался в лестницу ведущую на верхнюю. В правой и левой стенах того коридора находилось несколько дверей в иные помещения. Липоксай Ягы меж тем свернул пергамент в рулон, скрепив его по бокам особыми серебряными скобами так, чтобы он не разворачивался, и, сдвинув вверх стенку шкапчика, положил свиток на одну из стеклянных полок. Он бережно вернул в нижнее состояние стеклянную стенку, и, поднявшись на ноги с позолоченного, деревянного стула, неспешной поступью направился к дверям. А створка двери уже вновь качнувшись, отворилась, и Радей Видящий внес в комнату заплаканную и тягостно всхлипывающую девочку, судя по всему, напуганную новыми помещениями и очередными изменениями в своей жизни. Липоксай Ягы повелел отправиться летучему кораблю в полет к Похвыстовским горам в ночь так, чтобы чадо большую часть времени проспало, и провело в полете, бодрствуя не так долго.

– О, мое дорогое божество, – полюбовно произнес Липоксай Ягы, протягивая руки и принимая в объятия отроковицу. – Что мое милое, ненаглядное чадо вас расстроило? Кто? Кто посмел огорчить?

Ладу за последний месяц, что прожила в детинце вещуна, поколь все готовили к обряду, несколько пополнела. Перестала просвечиваться ее тонкая кожа, и даже чуть-чуть округлились дотоль впалые щечки, вероятно, нянькам господ удалось то, что не смогли осилить создания Димургов и Расов, а именно накормить ребенка. За этот месяц она научилась вельми сносно говорить, что началось с того самого дня встречи жрецов в ЗлатЗале, словно Крушецу надоела молчаливость девочки. И теперь Года принялась говорить много слов, досель не осиленных, сказывать их не только полновесными предложениями, но и как говорится «толковать без удержу».

– Хочу… хочу Туге… Геде, геде Туга? – плаксиво проронила Лагода и обхватив вещуна за шею прижалась губами к его щеке, как делала почасту.

Туга, одна из нянек отроковицы, сразу нашла подход к девочке и точно подменила в воспоминаниях последней образ матери.

– Ну, ну… моя милая, – целуя ребенка в лобик и мокрые от слез глазки, нежно протянул Липоксай Ягы. – Туга не могла с нами поехать, ибо ей нельзя. Одначе, вмале мы с вами оденемся и выйдем на палубу. Скоро наш полет завершится, и вы наше божество увидите горы, обретете имя и титул, положенный по статусу. Мое дорогое божество, – дополнил погодя вещун, голубя волосы девочки и тем самым успокаивая ее.

– Ваша святость, – приглушенно молвил Радей Видящий с не меньшей теплотой глядящей на вжавшуюся в старшего жреца всем своим тельцем отроковицу, теперь положившую голову на его плечо. – Мой осмотр расстроил божество, так как она весьма того не любит. Однако, я должен вам сказать, что чадо не кушало. Ни мне, ни Таиславу, ни удалось ее накормить. Все же надобно было изменить традициям, и коль в том так нуждалось чадо, взять с собой няньку. Поелику у Туги всегда получается накормить божество.

– Быть может ей просто не нравится, что вы ей предлагаете? – обеспокоенно вопросил у знахаря Липоксай Ягы. Засим он перевел взгляд с Радея Видящего на стоящего подле приоткрытой створки двери ведуна, и властно заметил, – Таислав принеси божеству кушанье. Я попробую ее сам накормить.

– Не хочу… Не хочу гадку… гадку касу, – обиженно дыхнула Лада и отринув головку от вещуна скривила свои полные, алые губки, а ее ярко-зеленые глазки враз наполнились крупными слезинками. – Не кусна така каса.

– А, что же мое дорогое божество вы желаете кушать? – спросил Липоксай Ягы, слегка зримым движением головы останавливая уход Таислава.

– Ни чё… Не хочу таку бяку касу… Она не кусна и гадка, – дополнила свою огорченную речь девочка и сызнова горестно заплакала так, что крупные слезинки переполнившие ее очи выскочив из них стали осыпать своей влажностью голубо-зеленое кахали вещуна.

– Может и впрямь не вкусно, – озадаченно произнес Липоксай Ягы, встревоженный нежеланием чадо кушать и гневливо оглядел замершего в дверях Таислава, будто это он приготовил таковую «бяку касу».

– Нет, ваша святость, каша приготовлена, как и положено, – разком отозвался Таислав, малость качнувшись вперед под тяжестью негодующего взора старшего жреца. – Божество всегда плохо кушает. Мы о том уже вам докладывали. Одной Туге удается ее накормить, потому знахарь Радей Видящий и настаивал на том, чтобы ее взяли с собой.

– Ладно, – нескрываемо недовольно пыхнул вещун вже и сожалея, что не отступил от традиций и не взял с собой столь надобную для божества няньку, абы не желал нарушать предписаний по которым на борт летучего корабля могли подниматься лишь принадлежащие к касте жрецов. – Неси сюда еду, я сам накормлю чадо. И да, скажи Гостенегу, чтобы принес из моей спальни ларец с драгоценностями, быть может они, отвлекут божество от огорчения.

Таислав тотчас порывчато кивнул, стремительно развернулся и направился выполнять указанное, не забыв за собой прикрыть дверь.

– Ваша святость, – вкрадчиво молвил Радей Видящий, стоило только помощнику вещуна покинуть помещение, он судя по всему сие ожидал. – Я осмотрел божество, и, на мой взгляд, оно чувствует себя хорошо. Никаких признаков, что чадо больно не выявлено. Одначе, я наново оговорюсь по поводу того, что божеству желательно, поколь еще далеко до дождич месяца, который принесет на Белое море штормы, пожить в прибрежной вашей резиденции. Вне всяких сомнений такая поездка благостно отразится на общем состоянии чадо и укрепит здоровье.

– Я слышал твое предложение Радей Видящий, – отозвался Липоксай Ягы, немножечко покачивая девочку на руках и той нежностью снимая с нее расстройство. – Тем не менее, днесь я не могу уехать из Лесных Полян. Ты же знаешь, только полтора месяца как подавлена на юге области степная лихорадка. Да и вещун Мирбудь Ягы давеча прибывал ко мне и жаловался, что на окраины Семжской волости участились набеги варварских конников с неподвластных нам земель Дари. Вероятно, придется сбирать объединенную рать и выдвигаться в глубины тех земель, ибо чувствую я, вождь варваров Асклеп не образумится. Так, что вмале будет война. Посему поколь я не смогу отбыть из храмового града и как ты понимаешь тем более, коли завяжется конфликт с варварами, не отпущу божество. Самое драгоценное, что теперь есть для нас в Дари, ведь неведомо, чего может прийти на ум этому лиходею Асклепу.

Знахарь, выслушав вещуна, немедля преклонил голову тем самым, похоже, желая скрыть проступившее разочарование на лице и еще более тише, впрочем, теперь не скрывая грусти в голосе, дополнил:

– Жаль… Очень жаль ваша святость, что божество не удастся отвезти к морю. Морской воздух придал бы чадо силы. Оно как я уже толковал, все ее тельце, несмотря на здоровые внутренние органы, дюже слабенькое. Будто божество не докармливали аль не кахали. Обаче, тогда бы та несладкая жизнь, несомненно, отразилась на состоянии хоть какого-нибудь органа, что не выявлено. Можно предложить, что саму крепость и силы какое-то время с тельца чадо высасывали, посему сейчас такая хрупкость.

Липоксай прогуливающийся повдоль дивана по каюте, нежданно резко остановился, немного помедлил, точно не зная, стоит ли говорить о чем думает, потом также стремительно повертавшись в сторону знахаря, пронзительно зыркнув в его лицо, чуть слышно произнес:

– Ты, забываешь Радей Видящий, что в теле девочки живет божество. Ведь итак ясно божественна не столько ее плоть, сколько обитающее в ней… Божественна ее душа. – Вещун на чуть-чуть прервался, еще теснее прижал к себе хрупкое тельце отроковицы от тех укачиваний задремавшую и засим дополнил, – ее душа… Если так вообще можно молвить про то, кем является божественная сущность девочки.

В дверь вновь два раза отрывисто стукнули, а миг спустя одна из двух створок раскрылась, и в каюту вошел еще один помощник старшего жреца с желтоватыми, словно солома волосами, как и у Липоксай Ягы, стянутыми позади в длинный хвост. То был особый признак близости к старшему жрецу, по оному всегда можно было определить статус того или иного ведуна, поелику только из их сословия выбирались помощники. Гостенег, как звали этого жреца, имел молочную кожу в тон белому жупану так, что чудилось на лице из-за тонкости кожи, проступали голубоватые вены. Второй помощник вещуна внес в каюту большой, деревянный, обитый красным бархатом, украшенный по четырем углам золотыми вставками, изображающими ножки, ларец.

– Поставь ларец на диван, – повелительно сказал Липоксай Ягы и неспешной поступью отошел к одному из окон, высвобождая тем место подле дивана для ведуна.

С арочным навершием окна в проемы, каковых были вставлены прозрачные, толстые стекла пропускали не только лучистый, солнечный свет, они еще казали тот супротивный комнате мир, где словно в движущимся голубом мареве медленно плыли пуховые шапки облаков, а внизу мелькали близко стелющиеся зеленым массивом кроны деревьев раскинувшейся полосы леса. Поколь Гостенег пристраивал ларец подле одной из облокотниц, в каюту вернулся Таислав принесший на серебряном блюде, прикрытом сверху куполообразной крышкой, еду. Вслед за ним вошел еще один ведун, оный внес в помещение коротконогий деревянный из темного древа столик. Ведуны разместили столик и блюдо подле дивана, а после поклонившись также синхронно, стоящему к ним спиной Липоксай Ягы, переместились торопливо к двери и замерли позадь Радея Видящего.

– Пойдите поколь, – молвил старший жрец, голубя рукой волосы девочки и, что-то настойчиво обдумывая. – Я позову, коли чего понадобится.

И немедля все трое ведунов и знахарь, еще раз качнув головами в поклоне, вышли из каюты, бесшумно прикрыв за собой дверь. Лишь после этого Липоксай Ягы медлительно развернувшись, направился к дивану, и, опустившись на него, усадил на колени самую толику придремавшую Лагоду таким образом, чтобы пред ней был ларец, а обок его правой руки блюдо с едой.

Перво-наперво вещун открыл крышку ларца, давая возможность Ладе рассматривать хранящиеся внутри него драгоценности, к каковым сам был вельми равнодушен и всегда носил только то, что предписывалось законом: обод, серьги, перстни и цепь с оберегом. Тяжелая крышка ларца, тихо скрипнув своим мощными петлями, отворилась и пред отроковицей, которой очень нравились те блестящие камни, золотые и серебряные изделия, появились: ажурные кольца, дюжие перстни, броши, подвески, серьги, цепи и ожерелья. И нравилось в них девочке не столь чудное золото, сколько тусклые переливы серебра, аль вспять сияющие самоцветные камни, обаче и тут определенного цвета. Подолгу девочка могла рассматривать те изделия в каковые были вставлены сапфиры и изумруды. Ладу многажды раз оглаживала пальчиком их ровные, иль граненые поверхности и о чем-то сосредоточенно думала, купно сдвигая и без того изогнутые, чуть вздернутые рыжие бровки.

Поколь отроковица перебирала драгоценности, выискивая в них любимые камни. На блюде стоило Липоксай Ягы убрать крышку живописались: в серебряной полушаром глубокой тареле горячая пушистая, взбитая пшенная каша с творогом сверху украшенная ягодами малины; в более плоской серебряной тарелке политые сиропом ягоды земляники, малины и ежевики, а в высокой стеклянной братине молоко. Старший жрец взял лежащую подле тарели ложку, и, набрав кашу, первым делом попробовал ее сам. Каша, как и сказывал Таислав, была вкусная и по ощущению нежная. Убедившись в ее пригодности, вещун принялся кормить Лагоду… с трудом… по неопытности, не всегда попадая в рот. Оно как Ладу почасту крутилась, совала к глазам старшего жреца те или иные перстни и брошки, покачивала головой и возбужденно округляя глаза, дюже резко «охала!» так, что каша иногда вываливалась с ее ротика.

Право сказывать Липоксай Ягы получал удовольствие от общения с ребенком. Он воспитанный в закрытом жреческом доме и не имеющий ни семьи, ни родителей, ни сродников, ни жены, ни детей нежданно получил возможность заботиться о девочке… божестве… чаде, и потому с радостью уделял ей свое внимание. Многажды раз вещун приходил в ее покои, устроенные на третьем этаже детинца, чтобы поиграть или поносить на руках. И теперь с не меньшей радостью стал ее кормить, что ему, несмотря на вертлявость Лады, удалось сделать. Оно ему удалось еще и потому, как отроковица вмале найдя в ларце два мощных, широких золотых перстня, где фиолетовый сапфир и соответственно голубо-зеленый изумруд имели округлую огранку, и по коло были окружены бриллиантовыми вставками, принялась ласково оглаживать камни, легохонько покачивая головой. Липоксай Ягы скормил девочке не только всю кашу, испачкав при том ее белую рубашку на груди и на подоле, куда чаще падала пища, но и каратайку, одетую сверху, и даже умудрился дать немного ягод да напоить молоком. Старший жрец утер губы отроковицы влажным ручником, лежащим дотоль скрученным в трубу на блюде, и, ссадив с колен на диван, поднялся на ноги. Не торопко стряхивая с кахали остатки рассыпавшейся каши Липоксай Ягы развернулся к сидящей на диване девочке, когда та нежданно прекратив оглаживать перстни и засунув ручонки вглубь ларца достала оттуда золотой венок.

– Ксай, – позвала девочка вещуна и протянула в его сторону венец-венок. – Чё тако?

Липоксай Ягы также неспешно принял из рук дитя тонкий в полпальца венец-венок, обод которого точно плетеное кольцо из золотых тонких ветвей с малыми листочками на кажной из каковых возлежали зеленые смарагды яро блеснул золото-зеленым сиянием от упавших на них солнечных лучей и мягко просияв молвил:

– Надо же, а что он тут делает? – вроде обращая поспрашание к Лагоде, и провел перстом по изумрудам, и грани золотых ветвей потемневших от времени. – Этот венок по преданию, мое дорогое божество, был возложен на голову первой женщины Владелины, прародительницы рода господ, супруге Бога Огня. Он достался жрецам как великая драгоценность после смерти первой правительницы Лесных Полян и всей Дари и должен хранится в благостной комнате детинца. А каким образом попал в ларец это надобно вопросить у Таислава… Ибо он никак не может освоиться где, что должно находится, поелику слишком молод.

Липоксай Ягы покрутил венец в руках, с нежностью взглянул на Лагоду, а после медленно возложил его ей на голову. Большой в сравнении с головой дитя венок сполз позади макушки и точно зацепился за ее прижатые, маленькие ушки. И стоило венку оказаться на головке Лады, как она внезапно тягостно содрогнулась всем своим маленьким тельцем, руки ее резко упали вниз, глаза закрылись. Еще миг и девочка глубоко вздохнув обмерла, сие просто Крушец желающий снять томление… напряжение с плоти, а может и с себя повелел провести обряд. Тот самый обряд каковому когда-то учила Владу Кали-Даруга. Учила не только Владу, но и Крушеца. Казалось отроковица, застыв, потеряла сознание, и старший жрец испуганно дернулся к ней, желая подхватить на руки. Однако в тот миг, когда пальцы его уже почти коснулись девочки, обок правого плеча прозвучал едва слышимый голос и мягкий, лирический баритон повелительно дыхнул:

– Не тронь… И запомни никогда не беспокой чадо в такие моменты.

Липоксай Ягы недвижно замер, а Ладу меж тем сызнова и дюже резко ожила да глубоко вздохнув, отворила очи, уставившись на направленные к ней руки вещуна.

Это было естественно для второго, третьего, а порой и четвертого обитания лучицы в человеческих телах. Когда волнение плоти, али естества переводилось на Родителя. Любое томление, напряжение, выбрасывалось по особому каналу на Него, выплескиваясь не зовом, а именно туманным дуновением, особым выдохом самой плоти при постройке зрительного эффекта уже лишь лучицы. Степенно, по мере становления лучицы, она приобретала способности говорить с Богами, передавать информацию полосами видений. И даже при том основным каналом связи оставался именно зов… крик… каковой рывком миновав пространство, достигал Родителя. Ноне совсем дитя Крушец действовал вкупе с плотью, которая была основой его роста, общения с Родителем, Богами. Плоть оберегала его, а вмале должна была и напитать своей частью, как сие произошло с сутью Владелины. Эта спаянность, которая возникла сейчас между Лагодой и Крушецом была важным этапом становления его как Бога. Когда лучица обитая в плоти старалась сомкнуться, слиться и в дальнейшем впитать саму ее суть. Это был особый этап познания, взросления, появления Бога. Впрочем, ноне Крушец еще слишком юный не умел указывать, аль повелевать девочкой, поколь он должен был объединиться с ней настолько, чтобы действовать в унисон… синхронно… вместе… сообща… вскоре научившись руководить мозгом и как итог самой человеческой плотью.

Потому, верно, почувствовав на голове девочки венок, оный когда-то носила Владелина, Крушец встревожился, одначе сумел не только объединиться с плотью, но и провести обряд. Так, что сама Лагода ничего и не поняла из произошедшего с ней. Она всего-навсе узрела в черном мареве безбрежности покрытую стайками многообразных огненных туманов и россыпи мельчайших звезд яркую искру, словно выскочившую из ее носа аль очей и словленную едва зримым мановением желто-лучистой закрученной по коло дымчатости.

Липоксай Ягы тягостно дыша оглядел ожившую девочку, рывком оглянувшись, обозрел пустую позадь себя каюту и тотчас сообразив, что слышал глас Бога, хотя и не Огня, а какого-то иного, широко улыбнулся.

Немного погодя старший жрец вызвал в каюту Таислава и Радея Видящего, первому повелев убрать стол, остатки пищи, умыть и переодеть божество, а второму его осмотреть. Когда Таислав в сопровождение знахаря унес недовольную Лагоду, а Гостенег убрал комнату, Липоксай Ягы взял в руки венец. Да засим долго его крутил, оглядывая со всех сторон и не понимая, почему возложенный на голову чадо, он вызвал такое странное у той поведение.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 | Следующая
  • 4.2 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации