Текст книги "Разоблаченная Изида. С комментариями. Том 2"

Этот спор о верховенстве Иеговы между пресвитерами и отцами, с одной стороны, и гностиками, назареями и всеми сектами, объявленными еретическими как последнее средство, с другой стороны, – длился до дней Константина и еще дальше. То, что своеобразные идеи гностиков о генеалогии Иеговы или о надлежащем месте, какое следует отвести Богу евреев в христианско-гностическом пантеоне, сначала не считались ни кощунственными, ни еретическими, – видно из расхождения во мнениях, которых придерживались по этому вопросу, например, Климент Александрийский и Тертуллиан. Первый, кто, как кажется, знал о Василиде больше, чем кто-либо другой, не усмотрел ничего еретического или порицаемого в мистических и трансцендентальных взглядах нового Реформатора.

«Согласно его взглядам, – говорит автор “Гностиков”, имея в виду Климента, – Василид был не еретиком, то есть новатором в отношении доктрин христианской церкви, а только теософским философом, который стремился выразить древние истины в новых формах и, возможно, соединить их с новой верой, истинность которой он мог допустить без необходимости отказа от старой, в точности так, как теперь обстоит дело у ученых индусов в наши дни»[367]367
  C.W. King. «The Gnostics and their Remains». P. 78.


[Закрыть].

Не так было у Иринея и Тертуллиана[368]368
  Некоторые думают, что он был епископом Рима, другие – Карфагена.


[Закрыть]. Главные труды последнего против еретиков были написаны после его отделения от католической церкви, когда он встал в ряды ярых последователей Монтана, и эти труды кишат нечестивостью и фанатичными предрассудками[369]369
  Его полемический труд, направленный против так называемой ортодоксальной церкви – католической, – несмотря на его резкость и обычный бранный стиль, намного справедливее, принимая во внимание, что этот «великий африканец», как сказано, был изгнан из Римской церкви. Если верить св. Иерониму, то только зависть и незаслуженная клевета раннего римского духовенства против Тертуллиана заставили его отречься от католической церкви и стать монтанистом. Однако, если бы неограниченное восхищение св. Киприана, который называет Тертуллиана «Учителем», и его высокая оценка были заслужены, мы нашли бы в Римской церкви меньше ошибок и язычества. Выражение Винсента из Лери, «что каждое слово Тертуллиана было приговором, а каждый приговор – победой над заблуждением», кажется нам не очень удачным, когда мы думаем о том уважении, какое выказывает Тертуллиану Римская церковь, несмотря на его частичное отступничество и те заблуждения, в которых последняя все еще пребывает и даже навязала миру как непогрешимые догматы.


[Закрыть]. Он преувеличивал каждое гностическое мнение, доводя его до чудовищной нелепости, и его аргументы основаны не на обязательном рассуждении, а только на слепом упрямстве фанатика-приверженца. Обсуждая Василида, «благочестивого, богоподобного теософского философа», каким его считал Климент Александрийский, Тертуллиан восклицает:

«После этого Василид, этот еретик, сорвался с цепи[370]370
  Разве взгляды фригийского епископа Монтана также не считались ересью Римской церковью? Поразительно видеть, как легко Ватикан подбадривает брань одного еретика Тертуллиана против другого еретика Василида, когда эта брань ему выгодна.


[Закрыть]. Он утверждал, что существует Верховный Бог по имени Абраксас, которым был создан Разум, называемый греками Ноус. Из нее эманировало Слово; из Слова – Провидение; из Провидения – Сила и Мудрость; из этих двух опять – Силы, Господства[371]371
  Разве сам Павел не говорит о «начальствах и властях в небесах» [Ефесянам, III, 10; I, 21] и не признает, что там богов много и Господов много (Kurioi)? И ангелы, власти (Dunameis), и господства? (См. [1 Коринф., VIII, 5] и [Римлянам, VIII, 38.])


[Закрыть] и Власти произошли; отсюда бесконечные творения и эмиссии ангелов. Среди самых низших ангелов, действительно, и тех, кто строил этот мир, он помещает последним из всех бога евреев, в котором он не признает самого Бога, утверждая, что это только один из ангелов»[372]372
  Тертуллиан. «De Præscriptionibus».


[Закрыть].

Равно бесполезно было бы ссылаться на непосредственных апостолов Христа и указывать, что в своих спорах они утверждали, что Иисус никогда не делал никакого различия между своим «Отцом» и «Господом Богом» Моисея. Ибо «Clementine Homilies»[373]373
  «Проповеди Клементина» (лат). – Прим. ред.


[Закрыть], в которых встречаются величайшие аргументы по этому поводу, приведенные в спорах, якобы состоявшихся между апостолом Петром и Симоном Волхвом, – так же, как теперь доказано, ошибочно приписаны Клименту-римлянину. Этот труд, если он написан каким-то эбионитом – как об этом вместе с другими комментаторами[374]374
  Баур, Креднер, Хилгенфельд, Кирххофер, Лехлер, Никола, Ричл, Швеглер, Уэсткотт и Целлер; см. «Supernatural Religion…». II, 2.


[Закрыть] заявляет автор «Сверхъестественной религии», – должно быть, написан или значительно позднее Павлова периода, к которому его обычно относят, или же этот спор о тождественности Иеговы с Богом, «Отцом Иисуса», был искажен более поздними вставками.

Этот диспут в самой своей сущности антагонистичен ранним доктринам эбионитов. Последние, как показано Епифанием и Теодоретом, были прямыми последователями секты назареев[375]375
  См. Epiphanius. «Contra Ebionitas».


[Закрыть] (сабеян), «учениками Иоанна». Он недвусмысленно говорит, что эбиониты верили в эонов (эманации), что назареи были их наставниками и «каждый заражал других своей нечестивостью». Поэтому, придерживаясь тех же верований, что и назареи, эбиониты не стали бы предоставлять даже столько шансов доктрине, поддерживаемой Петром в «Homilies». Старые назареи, так же как и более поздние, чьи взгляды отражены в «Кодексе назареев», никогда не называли Иегову иначе чем Адонай, Иурбо, бог недоносков[376]376
  Офиты, например, считали Адоная третьим сыном Ильда-Баофа, злобным гением и, подобно пяти его братьям, постоянным врагом и противником человека, чей божественный и бессмертный дух дал ему возможность стать соперником этих гениев.


[Закрыть] (ортодоксальных евреев). Они держали свои верования и религиозные учения в такой тайне, что даже Епифаний, писавший в столь раннее время, как конец четвертого века[377]377
  Епископ Саламиса умер в 403 г. н. э.


[Закрыть], сознается в своем незнании их действительного учения.

«Отбросив имя Иисуса, – говорит Епископ Саламиса, – они не называют себя иессенами, не продолжают признавать название евреев, называют себя не христианами, но назареями… Они признают воскресение из мертвых… но что касается Христа, я не могу сказать, считают ли они его только человеком, или же, как по истине, признают, что он родился от Святого Пневма через Деву»[378]378
  «Epiphanius», ed. Petar. I, 122, 123.


[Закрыть].

В то время как Симон Волхв аргументирует в «Homilies» с точки зрения всех гностиков (включая назареев и эбионитов), Петр, как истинный апостол обрезания, придерживается старого Закона и, само собой разумеется, старается слить свою веру в божественность Христа со своей старой верой в «Господа Бога», бывшего покровителя «избранного народа». Так как автор «Сверхъестественной религии» показывает, что Эпитома[379]379
  «Clementines» состоит из трех частей, а именно: «Homilies», «Recognitions» и «Epitome».


[Закрыть] «есть смесь двух других частей и, вероятно, предназначена для очищения их от еретических доктрин»[380]380
  «Supernatural Religion…». II, 2.


[Закрыть]; и вместе с преобладающим большинством критиков приписывает «Homilies» дату написания не ранее конца третьего века, – мы можем заключить, что они должны весьма отличаться от своего оригинала, если таковой когда-либо существовал. Симон Волхв на протяжении всего этого сочинения доказывает, что Демиург, Архитектор этого Мира, не является высочайшим божеством; и он основывает свои утверждения на словах самого Иисуса, который неоднократно заявляет, что «ни один человек не знает Отца». В «Homilies» Петра заставляют с большим возмущением отвергать утверждение, что патриархи не были сочтены достойными знать Отца, на что Симон опять возражает, приводя слова Иисуса, который благодарит «Владыку Неба и земли за то, что сокрытое от мудрых» он «открывал детям», весьма логично доказывая, что, согласно этим же словам, патриархи не могли знать «Отца». Затем Петр в свою очередь аргументирует, что выражение «сокрытое от мудрых» и т. д. относилось к сокровенным тайнам творения[381]381
  «Clementines»: «Homilies», XVIII, 1–15.


[Закрыть].

Тайная доктрина, преподанная Иисусом

Эта аргументация Петра поэтому, даже если бы она исходила от самого апостола, а не являлась бы «религиозной выдумкой», как ее называет автор «Сверхъестественной религии», не может доказать тождественность Бога евреев с «Отцом» Иисуса. В лучшем случае она только продемонстрировала бы, что Петр остался с начала до конца «апостолом обрезания», евреем, верным своему старому закону, и защитником Ветхого Завета. Эта беседа, кроме того, доказывает слабость того положения, которое он защищает, так как в этом апостоле мы видим человека, который, несмотря на то, что находился в наиболее близких отношениях с Иисусом, не может нам предоставить прямого доказательства, что он [Иисус?] когда-либо думал учить, что этот всемудрый и бесконечно добрый Отец, о котором он проповедовал, является мрачным мстителем-громовержцем горы Синай. Но что эти «Homilies», в самом деле, доказывают – так это опять-таки наше утверждение, что существовала тайная доктрина, которую Иисус передавал тем немногим, которые считались достойными стать ее восприемниками и хранителями.

«И сказал Петр: “Мы помним, как наш Господь и Учитель сказал нам, как бы приказывая, сохранять тайны для меня и сыновей моего дома. Затем он также объяснил своим ученикам, секретно, тайны Царствия Небесного”»[382]382
  «Clementine Homilies»; «Supernatural Religion…». Vol. II.


[Закрыть].

Если мы теперь припомним тот факт, что часть мистерий «язычников» состояла из απορρήτα, апорреты, или тайных бесед; что тайные Logia, или беседы Иисуса, содержавшиеся в подлинном «Евангелии от Матфея», значение и истолкование которого святой Иероним признал «тяжелой задачей» для себя, было того же рода. И если далее мы еще припомним, что к некоторым внутренним или конечным мистериям допускалось только очень небольшое число избранных; и что, в конце концов, именно из этого небольшого числа выбирались священнослужители святых «языческих» ритуалов, – то мы ясно поймем приведенное Петром выражение Иисуса: «Сохраните Тайны для меня и сыновей моего дома», т. е. моей доктрины. И мы не можем избегнуть мысли, что эта «Тайная» доктрина Иисуса – даже [ее] особая терминология, которая является не чем иным, как дубликатом гностической и неоплатонической мистической фразеологии – была основана на той же самой трансцендентальной философии Восточного гнозиса, как и остальные религии тех и еще более ранних времен. То, что ни одна из позднейших христианских сект, несмотря на их хвастовство, не унаследовала этой Тайной доктрины, – видно из их противоречий, грубых ошибок и неуклюжего перелатывания ошибок каждого предшествующего века открытиями последующего. Эти ошибки в ряде рукописей, претендующих на подлинность, иногда настолько смешны, что сразу видно, что они – благочестивые фальсификации. Это, например, полное незнание некоторыми приверженцами отцов церкви тех самых Евангелий, защитниками которых они выступают. Мы уже упоминали обвинение, выдвинутое Тертуллианом и Епифанием против Маркиона в том, что тот исказил Евангелие, приписываемое Луке, удалением из него того, чего, как теперь доказано, в этом Евангелии никогда и не было.

Наконец, метод говорить притчами, применяемый Иисусом, в чем он только следовал примеру своей секты, приписан в «Homilies» пророчеству Исайи! В уста Петра было вложено замечание: «Ибо Исайя сказал: “Я раскрою свой рот притчами и скажу то, что держалось в тайне с основания мира”». Это ошибочное приписывание Исайе высказывания, которое дано в «Псалтыри», [LXXVIII, 2], обнаружено не только в апокрифических «Homilies», но также и в Синайском «Кодексе». Комментируя этот факт в «Сверхъестественной религии», автор констатирует, что «Порфирий, в третьем веке, насмехался над христианами по поводу этого ошибочного приписывания Исайе отрывка из “Псалтыри” их вдохновенным евангелистом [Петром], и поставил отцов в весьма затруднительное положение»[383]383
  «Supernatural Religion…». II, 11.


[Закрыть]. Евсевий и Иероним пытались выбраться из этого затруднения, приписывая ошибку «невежественному переписчику»; а Иероним пошел даже дальше, утверждая, что имя Исайи никогда не стояло после вышеприведенного предложения в каком-либо из старых кодексов, но что на его месте находилось имя Асаф, только «невежественные люди удалили его»[384]384
  Hieron., «Opp.». VII. P. 270, ff. (Иероним. Сочинения); «Supernatural Religion…». II, 11.


[Закрыть]. На это автор опять замечает, что

«фактом является то, что имя “Асаф” нигде в ныне существующих рукописях не стоит вместо “Исайя”: и хотя “Исайя” исчез почти со всех, за исключением немногих неясных, кодексов, нельзя отрицать, что в более отдаленной древности это имя находилось в тексте. В Синайском “Кодексе”, который, вероятно, является древнейшей сохранившейся рукописью… и которая относится к четвертому веку, – добавляет он, – пророк Исайя стоит в тексте, написанном первой рукой, но выскоблен второю»[385]385
  «Supernatural Religion…». II, 11.


[Закрыть].

Иисус никогда не претендовал на то, что он Бог

Весьма многозначителен тот факт, что в так называемых священных писаниях нет ни одного слова, которое указывало бы на то, что ученики Иисуса действительно рассматривали его как Бога. Ни перед, ни после его смерти они не воздавали ему божественных почестей. Их отношение к нему было просто отношением учеников к «учителю», как они его называли, подобно тому, как до них последователи Пифагора и Платона называли своих учителей. Какие бы слова ни вкладывались в уста Иисуса, Петра, Иоанна, Павла и других, с их стороны ни разу не было отмечено ни одного деяния, носящего характер обожествления, и также сам Иисус никогда не заявлял о своей тождественности со своим Отцом. Он обвинял фарисеев в забрасывании камнями своих пророков, но не богов. Он называл себя сыном Бога, но неоднократно повторял, что все они являются детьми Бога, который является Небесным Отцом всех. Проповедуя это, он только повторял доктрину, века до него преподанную Гермесом, Платоном и другими философами.

Странное противоречие! Иисус, которому нас побуждают поклоняться как единому живому Богу, немедленно после своего Воскресения говорит Марии Магдалине:

«Я еще не восшел к Отцу Моему, а иди к братьям Моим и скажи им: я восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу моему и Богу вашему» [Иоанн, XX, 17].

Разве это похоже на отождествление себя со своим Отцом? «Мой Отец и ваш Отец, мой Бог и ваш Бог», – подразумевают, с его стороны, желание, чтобы его считали совершенно наравне с его братьями – и ничего больше. Теодорет пишет:

«Еретики согласны с нами в отношении начала всех вещей… Но они говорят, что нет единого Христа (Бога), но один вверху и другой внизу. И этот последний прежде обитал во многих; но Иисус, говорят они один раз, – от Бога, а другой раз они называют его ДУХОМ»[386]386
  Theodoret, «Hæretic. Fab.». II, VII.


[Закрыть].

Этот дух есть Христос, вестник жизни, которого иногда называют ангелом Гавриилом (по-еврейски – мощный от Бога) и который занял у гностиков место Логоса, тогда как Святой Дух считался Жизнью[387]387
  См. Irenæus. «Adv. Ноеr.». I, XI, 86.


[Закрыть]. Однако у секты назареев Spiritus, или Святой Дух, был в меньшем почете. В то время как почти все секты гностиков считали его Женскою Силою, называлась ли она Бина, София, божественный разум, – у секты назареев это был Женский Spiritus, астральный свет., породитель всего материального, хаос в своем аспекте зла, завихренный Демиургом. При сотворении человека

«это был свет со стороны ОТЦА, и это был свет (материальный свет) со стороны МАТЕРИ. И это есть “двойственный человек”[388]388
  «Auszüge aus dem Sohar». P. 12.


[Закрыть], – говорит “Зогар”. – В тот день (последний) погибнет семеро ко злу расположенных Ведущих, а также сыны человеческие, которые поклонялись Spirilus, Мессиям (ложным), Deus, и МАТЕРИ SPIRITUS, погибнут»[389]389
  «Codex Nazaræus». II, 149.


[Закрыть].

Иисус усиливал и иллюстрировал свои доктрины знамениями и чудесами; и если мы отбросим в сторону претензии тех, кто его обожествляет, – он делал лишь то, что делали другие каббалисты, и только они, в ту эпоху когда в течение двух веков источники пророчеств полностью высохли, и от этого застоя публично совершаемых «чудес» возник скептицизм неверующей секты саддукеев. Описывая «ереси» тех дней, Теодорет, который не имел представления о сокровенном значении слова Христос, – помазанник-посланец, – жалуется, что они (гностики) утверждают, что этот Посланец, или Delegatus, меняет свое тело время от времени,

«…и входит в другие тела, и каждый раз проявляется по-иному. И эти (осененные пророки) пользуются заклинаниями и вызываниями различных демонов и крещениями при изложении своих принципов… Они применяют астрологию и магию и математические заблуждения» (?), – говорит он[390]390
  Theodoret, «Hæretic. Fab.». II, VII.


[Закрыть].

Эти «математические заблуждения», о которых набожный писатель жалуется, привели впоследствии снова к открытию гелиоцентрической системы[391]391
  Следует различать гелиоцентрическую систему отсчета и гелиоцентрическую систему мира как мировоззрение. – Прим. ред.


[Закрыть], ошибочной, по-видимому, и по сей день, и забытой со времени другого «мага», который ее преподавал, – Пифагора. Таким образом, чудеса исцеления и другие тавматургические деяния Иисуса, которые он передавал своим последователям, показывают, что они учились у него теории и практике новой этики день за днем в семейном общении близкой дружбы. Их вера все более росла, как у всех неофитов, одновременно с ростом познаний. Мы не должны забывать, что Иосиф, который, несомненно, должен был быть хорошо осведомленным по этому предмету, называет «наукой» умение изгонять демонов. Это нарастание веры ясно показано в случае с Петром, который из не имевшего достаточной веры, чтобы поддержать себя на поверхности воды, когда он пошел из лодки к своему Учителю, под конец стал таким знатоком в тавматургии., что, как рассказывают, Симон Волхв предлагал ему деньги, чтобы тот научил его тайне исцеления и другим чудесам. Также Филипп представлен как овладевший искусством поднятия на воздух не хуже Абариса, о котором помнят пифагорейцы, но он был менее искусен, чем Симон Волхв.

Ни в «Homilies», ни в каком-либо другом раннем труде апостолов нет ничего, что указывало бы, что его друзья и последователи считали Иисуса чем-то более пророка. Эта идея ясно выражена в «Clementines». За исключением того, что там слишком много места отведено Петру, старающемуся доказать тождественность Моисеева Бога с Отцом Иисуса, – весь этот труд посвящен монотеизму. Его автор кажется с одинаковой резкостью выступающим как против политеизма, так и против обожествления Христа[392]392
  «Clementines»: «Homilies», XVI, 15 ff; II,12; III, 57–59; X, 19; Schliemann. «Die Clementinem». P. 134 ff; «Supernatural Religion…». II, 349.


[Закрыть]. Кажется, что он ничего не знает о Логосе, и его размышления ограничиваются Софией, гностической мудростью. В них нет и следа ипостатической троицы, но то же самое осенение гностической «мудростью (Христос и София) приписывается Иисусу, как оно приписывалось Адаму, Еноху, Ною, Аврааму, Исааку, Иакову и Моисею[393]393
  «Clementines»: «Homilies», III, 20 ff; II, 16–18, и далее.


[Закрыть]. Эти персонажи все помещены на одном уровне и называются «истинными пророками» и семью столпами мира». Более того, Петр яростно отрицает грехопадение Адама, и у него доктрина искупления в таком виде, как ее преподает христианское богословие, совершенно отпадает, ибо он борется против нее как против кощунства[394]394
  «Clementines»: «Homilies», III, 20 ff.


[Закрыть].

Теория Петра о грехе – это теория еврейских каббалистов и даже, в некотором смысле, платоническая теория. Адам не только никогда не согрешил, но, «как истинный пророк, преисполненный Духом Божиим – тем духом, который впоследствии был в Иисусе, – не мог согрешить»[395]395
  Schliemann. «Die Clementinem». P. 130–176; цитировано также в «Supernatural Religion…». II, 342.


[Закрыть]. Короче говоря, весь этот труд выявляет веру автора в каббалистическую доктрину пермутации. Каббала учит доктрине трансмиграции духа[396]396
  Об этой доктрине мы будем говорить в дальнейшем.


[Закрыть].

«Моса есть revolutio Сета и Авеля»[397]397
  «Kabbala Denudata» II, 155; «Vallis Regia».


[Закрыть].

«Скажи мне, кто является тем, кто осуществляет новое рождение (revolutio)?» – спрашивают мудрого Гермеса. – «Сын Божий, единственный человек, волею Бога», – таков ответ «язычника»[398]398
  Hermes Trismegistus. X, IV, 21–23.


[Закрыть].

«Сын Божий» – это бессмертный дух, данный каждому человеческому существу. Именно это божественное существо является «единственным человеком», так как оболочка, в которой содержится наша душа, и душа сама – это только полусущества, и без осенения духом тело и астральная душа представляют собою только животную дуаду. Требуется тройственность, чтобы образовать завершенного «человека» и дать ему возможность оставаться бессмертным при каждом «новом рождении», или revolutio, во всех следующих одна за другою и восходящих сферах, из которых каждая приближает его к сияющему царству вечного и абсолютного света.

«Божий ПЕРВОРОДНЫЙ, который есть “священная Завеса”, “Свет Света” – вот кто посылает revolutio Посланца, ибо он есть Первая Сила», – говорит каббалист[399]399
  «Idra Magna»; «Kabbala Denudata».


[Закрыть].

«Пневма (дух) и dunamis (сила), которая от Бога, – вот что будет правильно считать Логосом, который также (?) является Первородным для Бога»[400]400
  Justin Martyr. «Apolog.» II, 74.


[Закрыть], – спорит христианин.

«Ангелы и силы находятся в небесах!» – говорит Юстин, выдвигая таким образом чисто каббалистическую доктрину. Христиане взяли это из «Зогара» и от еретических сект, и если Иисус упоминает их, то не потому, что узнал эту теорию в официальных синагогах; он узнал ее непосредственно из каббалистических учений. В Книгах Моисея ангелы очень мало упоминаются, и Моисей, который поддерживает непосредственное общение с «Господом Богом», мало о них беспокоится. Эта доктрина была тайной доктриной, и ортодоксальные синагоги считали ее еретической. Иосиф называет ессеев еретиками, говоря:

«Те, кого ессеи допускают в свою секту, должны поклясться, что они никому не передадут этих доктрин в другом виде, как только в том, в каком они сами получили, и равно сохранить книги, принадлежащие их секте, и имена ангелов»[401]401
  Josephus. «De Bell. Jud. adv. Roman». II, chap. VIII, sec. 7.


[Закрыть].

Саддукеи не верили в ангелов; также не верили непосвященные неевреи, которые ограничивали население своих Олимпов богами и полубогами, или «духами». Только каббалисты и теурги верили в эту доктрину с незапамятных времен и, следовательно, также Платон, за ним Филон Иудей, за которым последовали сначала гностики, а затем христиане.

Итак, если Иосиф никогда не писал знаменитой вставки, подделанной Евсевием, в отношении Иисуса, то, с другой стороны, он описал все главные характерные черты ессеев, которые так заметны в этом назарее. Для молитвы они искали уединения[402]402
  См. Иосиф, Филон, Мунк (35). Евсевий упоминает их семнейон, где они совершают мистерии уединенной жизни. (Mosheim. «Ecclesiastical History». II, 17.)


[Закрыть].

«Когда молишься, войди в комнату свою… помолись Отцу твоему, Который в тайне» [Матфей, VI, 6].

«Все, сказанное ими (ессеями), крепче клятвы. Они избегают клятв» (Иосиф, II, VIII, 6). «А Я говорю вам: не клянитесь вовсе… да будет слово ваше: да, да; нет, нет» [Матфей, V, 34–37].

Назареи, так же как ессеи и терапевты, больше верили в собственные толкования «сокровенного смысла» более древних священных писаний, чем в более поздние Моисеевы Законы. Иисус, как мы уже раньше показали, питал мало уважения к заповедям своего предшественника, с которым Ириней так усердно стремится его связать.

Ессеи «входят в дома тех», кого они до этого никогда не видели, как если бы они были их очень близкие друзья» (Иосиф, II, VIII, 4). Таков же, бесспорно, был обычай Иисуса и его учеников.

Епифаний, который помещает эбионитскую «ересь» на одном уровне с «ересью» назареев, также указывает, что назареи очень близки керинтянам[403]403
  «Epiphanius», ed. Petar. I, 117.


[Закрыть], на которых с такой бранью обрушился Ириней[404]404
  Керинт – это тот же самый гностик, современник евангелиста Иоанна, о котором Ириней выдумал следующий анекдот: «Есть люди, слышавшие, как он (Поликарп) рассказывал, что Иоанн, ученик Господень, пошел в городе Эфессе в баню и, узнав, что в ней находится Керинт, бросился вон из бани с криком: “Давайте побежим, пока баня не обрушилась, ибо в ней находится Керинт, враг истины”» (Irenæus. «Adv. Ноеr.». III, § 4).


[Закрыть].

Мунк в своем труде «Палестина» подтверждает, что в пустыне жило 4000 ессеев; что у них были свои мистические книги и что они предсказывали будущее[405]405
  Munk. «Palestine». P. 525; Dunlap. «Sod, the Son of the Man».


[Закрыть]. Набатеяне, с очень небольшим, в действительности, расхождением, придерживались тех же самых верований, что и назареи и сабеяне, и все они больше почитали Иоанна Крестителя, чем его преемника Иисуса. Персидские йезиды* говорят, что первоначально они пришли в Сирию из Басры. Они применяют крещение и верят в семь архангелов, хотя и в то же время оказывают почести Сатане. Их пророк Йезед, живший задолго до Магомета[406]406
  «Haxthausen». P. 229.


[Закрыть], учил, что Бог пошлет посланца и что последний откроет ему книгу, которая уже написана в небесах с начала веков[407]407
  «Shahrastani». II, 625.


[Закрыть]. Набатеяне обитали в Ливане, где их потомки живут и доныне, и их религия по своему происхождению чисто каббалистическая. Маймонид говорит о них, как бы отождествляя их с сабеянами.

«Я приведу тебе писания… относящиеся к верованию и учреждениям сабеян, – говорит он. – Самой знаменитой является книга “Земледелие Набатеян”, которую перевел Ибн Вахшиджа. Эта книга полна языческих нелепостей… В ней говорится об изготовлении талисманов, о привлечении сил духов, о магии, демонах и вампирах, обитающих в пустыне»[408]408
  Маймонид, приведенный у д-ра Д. Хвольсона. (Dr. D. Chwolsohn. «Die Ssabier und der Ssabismus». II, 458.)


[Закрыть].

Имеются предания у племен, живущих рассеянно за Иорданом, так же как имеется много таковых среди потомков самаритян в Дамаске, Газе и в Наплозе (древней Шехем). Многие из этих племен, несмотря на преследования в течение восемнадцати веков, сохранили веру своих отцов в первоначальной простоте. Именно туда мы должны пойти в поисках преданий, основанных на исторических истинах, как бы они ни были искажены преувеличениями и неточностью, и сопоставлять их с религиозными легендами отцов, которые они называют откровением. Евсевий сообщает, что до осады Иерусалима небольшая христианская община – состоящая из членов, из которых многие, если и не все, знали Иисуса и его апостолов лично, – нашла убежище в небольшом городке Пелла на противоположном берегу Иордана. Наверняка эти простые люди, веками жившие отдельно от остального мира, должны были сохранить свои предания в более свежем виде, чем какие-либо другие народы! Именно в Палестине нам следует искать чистейшие воды христианства, не трогая его источника. Первые христиане после смерти Иисуса все объединились на некоторое время, независимо от того, были ли они эбионитами, назареями, гностиками или еще кем-либо. В те дни у них не было христианских догматов и их христианство состояло из веры в то, что Иисус был пророком, с тем только различием, что некоторые видели в нем просто «праведного человека»[409]409
  «Вы осудили и убили праведника», – говорит Иаков в своем послании к двенадцати племенам.


[Закрыть], а другие – святого вдохновенного пророка – сосуд, использованный Христосом и Софией, чтобы через него проявиться. Они объединялись в оппозицию против синагоги и тиранических обрядов фарисеев – до тех пор, пока первоначальная группа не разъединилась на две отдельные ветви, которые мы можем правильно назвать христианскими каббалистами еврейской танаимской школы и христианскими каббалистами платонического гнозиса[410]410
  Порфирий делает различие между тем, что он называет «античной или восточной философией», и собственно греческой системой, философией неоплатоников. Кинг утверждает, что все эти религии и системы суть ветви одной древней и общей религии – азиатской или буддхийской. (C.W. King. «The Gnostics and their Remains». P. I.)


[Закрыть]. Первые были представлены партией последователей Петра и Иоанна, автора «Апокалипсиса»; вторые же входили в ряды христианства Павла, которое в конце II века слилось с платонической философией, а позднее поглотило еще и гностические секты, чьи символы и неправильно понятый мистицизм наводнили Римскую церковь.

Среди этой массы противоречий какой христианин может быть уверенным, что он действительно христианин? В старом сирийском «Евангелии от Луки» [III, 22] сказано, что Святой Дух спустился в виде голубя. «Йешуа, полный священного Духа, вернулся с Иордана, и Дух повел его в пустыню» (древнесирийский Лука, IV, 1, – Tremellius).

«Затруднение заключалось в том, – отмечает Данлэп, – что Евангелия объявили, что Иоанн Креститель видел, что Дух (Сила Божия) спустился на Иисуса после того, как он достиг совершеннолетия, и если Дух этот тогда впервые спустился на него, то, действительно, у эбионитов и назареев имелись некоторые основания отрицать его предшествующее существование и не признавать в нем атрибутов ЛОГОСА. Гностики, с другой стороны, возражали против плоти, но признавали Логоса»[411]411
  Dunlap. «Sod, the Son of the Man».


[Закрыть].

«Апокалипсис» Иоанна и объяснения искренних христианских епископов, таких как Синезий, который до конца придерживался доктрины Платона, заставляют нас думать, что самый разумный и безопасный путь заключается в том, чтобы придерживаться той чистосердечной первоначальной веры, которая, кажется, стимулировала вышеупомянутого епископа. Этот лучший, чистосердечнейший и наиболее несчастный из христиан, обращаясь к «Непознаваемому», восклицает: «О, Отец Миров… Отец эонов… Создатель Богов – да будет священно имя Твое!»

Но наставницей Синезия была Ипатия, и вот почему мы находим его признающимся со всею искренностью в своих убеждениях и в своей вере:

«Толпы ничего другого не желают, как быть обманутыми… Что же касается меня, то я всегда с самим собою буду философом, но для людей я должен быть священнослужителем».