Текст книги "Шуты у трона"

Возвращение к корням

Страсти, постоянно полыхающие последние годы накануне очередного Русского марша, внимание СМИ и общества к этому событию свидетельствуют о том, что Россия, быть может, с некоторым отставанием, переживает сейчас те же процессы, которые протекают во многих европейских странах. Странного мало, хоть Россия и стоит наособицу от прочих стран христианского генезиса. Поскольку отток от «общечеловеческой» идеологии, возвращение к корням, к ценностям национальным – явление повсеместное и закономерное. Корни у всех разные, но они есть и у роз, и у чертополоха. Тогда как в положении растения под названием «перекати-поле» всяк чувствует себя неуверенно: любой порыв ветра грозит тебя унести неведомо куда. Хотя в течение нескольких десятилетий всем цветочкам постхристианского садика внушалось, что в землю лезть незачем – она грязная, и в ней водятся страшные червяки.

Но вот кто-то все же решился, выпустил росток вглубь, и как же сделалось хорошо, как спокойно от того, что ты связан, действительно связан с этой странной субстанцией, именуемой родная земля!

От бытовых пустяков – возвращения от «Макдональдсов» к капустному салату в Германии и сидру с блинами во Франции – до возрождения патриотических приоритетов в идеологии: процесс идет и остановить его невозможно. Общеевропейский дом начинает пошатываться – как возведенный без фундамента.

В этот дом мы не входим. Однако Россия раньше Западной Европы вошла в область построения домов без фундамента, замков из песка. В 30-е годы минувшего века все «русское» почиталось не просто предосудительным, но в прямом смысле криминальным. Только перспектива неизбежного поражения в войне вынудила коммунистического диктатора допустить, чтобы на экраны кино явились черно-белые тени великих патриотов прошлого. Со всеми тогдашними издержками, интерес к отечественной истории и культуре в те годы возрос практически с пустого места.

Внешняя опасность миновала – и вместо живого национального чувства стал процветать казенный пустой официоз, подделка под патриотизм. Цинизм застойных времен обесценил идею патриотизма окончательно.

Тут-то мы и столкнулись с обитателями Евродома, которые между тем четыре десятилетия трудолюбиво занимались стиранием всех и всяческих граней между датчанами и испанцами, немцами и бельгийцами, а главное – всеми вместе и арабами. И мы восприняли общество тотального Макдональдса как наивысшее достижение человеческой мысли и человеческого духа.

Жильцы Евродома могли себе позволить четыре десятка лет заниматься подобным строительством, поскольку как раз в эти последние четыре десятка лет Западная Европа не воевала. Без патриотизма можно прожить только в условиях полной безопасности, но замечаешь его отсутствие только тогда, когда господин Жареный Петух энергично клюнет в затылок.

А поклевывать он уже начал – и опять-таки повсеместно.

Другое дело, что в условиях толерантной цензуры, которую мы частично восприняли в одном флаконе с прочими благами, произошел один пренеприятный процесс. Патриотизм повсеместно втаптывался, иного слова не подберешь, в маргинальную нишу. Не будем останавливаться здесь на механизмах, отметим только, что в какой-то мере это удалось.

А теперь мы отчего-то изумляемся, что вокруг «Русского марша» объединяются какие-то бритоголовые, какие-то новые язычники, какие-то неумеренные ревнители этнической чистоты.

А чего мы хотели, друзья дорогие? Не надо было топтать патриотизм ботинками, он бы не был теперь грязноват, коричневат и красноват.

Как говорится, полюбите нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит. Потому что даже в нынешнем своем виде патриотизм, не провально казенный, а идущий снизу, востребован обществом.

Французское общество долго делало пугало из «Национального фронта» как такового и из Жан-Мари Ле Пена в частности. Поэтому весьма неожиданными явились ошарашившие обывателя итоги президентской гонки. Вчерашний маргинал сделался реальной кандидатурой. И произошло это отнюдь не потому, что все, проголосовавшие за Ле Пена, полностью разделяли его идеи. Просто другого патриотизма, более, что ли, «респектабельного», не было. Между тем, внешняя угроза просматривается. Это исламская экспансия.

Последнее время во Франции произошли существенные перемены. Вышла на общенациональный уровень прежде сугубо региональная организация «Движение за Францию». Раньше она базировалась в консервативной Вандее, где увидеть геральдическую лилию всегда было проще, чем трехцветный флаг. Основал ее виконт Филипп де Вилье (ле Жоли де Вилье де Сентиньон), президент Национального совета Вандеи – самого процветающего из французских регионов, вернее сказать, самого процветшего с помощью своего главы. Это действительно рыцарь без страха и упрека, реальный кандидат в президенты Франции, хотя, безусловно, не на ближайших выборах. Но тихий воз, как известно, будет на горе. Де Вилье – ревностный католик. Вспомним, самые настойчивые упреки по идеологической части, адресованные к Ле Пену, сводились к тому, что «правая мысль не может быть секулярной».

А теперь, заодно, вспомним, кто не может найти общий язык с организаторами «Русского марша»? Правильно, о выходе из оргкомитета «Марша» объявили православные объединения. Представляется, что последние проявили неоправданный пуризм. «Русский марш» никогда не был сугубо православным мероприятием, по той простой причине, что наш народ на сей момент тоже не таков.

Бедный наш народ! Никто не хочет иметь дело с ним настоящим, а не с идеальным! Правители хотят увидеть его «толерантным», с начисто отшибленной «ксенофобией», и делают все, чтобы его под такового выкрасить хоть внешне. Воцерковленные деятели желают общаться с ним только тогда, когда он отбросит неоязыческие погремушки и погрузится в купель. Дорогие вы мои, когда он побывает в купели без вашей помощи, вы ему будете уже не нужны! Работайте с ним сейчас либо не жалуйтесь, что у нас существует «православное гетто».

Спору нет, многие из участников «Марша» еще не осознали тупиковость «этнического» пути. Однако такой перегиб порожден к жизни перегибом противоположным, отрицанием ценности этнического типа как такового. А он ценен, что опять же перестает звучать ересью. Художественная литература и живопись отразили красоту русского человека, определенные типы этой красоты. Никто не может воспрепятствовать любоваться ими как некими образцами.

Этнический тип являет собою ценность, но не может рассматриваться как ценность в пределах правового поля.

Чтобы не возникло ощущения, будто происходящие процессы касаются только России и Франции, приведу два самых свежих случая из английской жизни. Оба они, происшедшие одновременно, показывают, что английское общество пребывает в такой же фрустрации, как и российское. Оба получили широкую огласку в СМИ.

Так, в Лондоне 14-летнюю Коди Скотт арестовали и продержали полдня в камере только за то, что она пожаловалась учительнице на сложность работать над классным заданием в паре с учеником, плохо владеющим английским языком. Интересно, что полицию вызвала… учительница! В участке над девочкой издевались по полной программе: фотографировали, снимали отпечатки пальцев, несколько часов допрашивали, сама ли, дескать, додумалась до «мигрантофобии», или кто «вовлек»?

Но в Дьюсбери некая Айше Азми, школьная учительница, проиграла процесс против учебного заведения, обвиненного ею в «религиозной дискриминации». Дирекция просила Азми снимать во время уроков чадру, учительница не пожелала. В ответ ее отстранили от проведения занятий. Напомним, что, в отличие от паранджи, завешивающей все лицо женщины плетеной решеточкой, чадра оставляет открытыми глаза. Щель для глаз, правда, довольно узкая, но все равно, с одной стороны, этот наряд вроде бы более «демократичен». Есть и другая сторона. Паранджа может быть любого цвета, даже вполне веселенького, голубого или золотистого. Чадра же – исключительно черная.

Прежде, чем выдвинуть свой рискованный ультиматум, дирекция долго инспектировала уроки Азми. Вне сомнений, в инспекции принимали участие детские психологи, которые старались взглянуть на происходящее глазами ребенка. Представим: перед ребенком движется огромная (поскольку он мал) черная бесформенная фигура. Лица не видно, только глаза поблескивают из узкой щели. Рта тоже не видно – голос несется ниоткуда. И это лишенное лица существо наделено властью над ним, ставит ему отметки, делает замечания. Детская психика подвержена иррациональным страхам. Они нормальны. Ребенок, ни разу не испугавшийся вешалки в темной прихожей, скорее всего, недоразвит. Читатель, представьте, что это вас, маленького, не доделавшего домашний урок, ежедневно отдают в полную власть такого черного существа! Вам объяснили, конечно, что миссис Азми носит такой фасон одежды, потому что она мусульманка, но вам от того не легче. Вам все равно страшно.

Но и это еще не все. Учитель, так же, как и родитель, является для ученика некоей социальной моделью. Однако, если дома мама бегает в шортах и майке, а в классе шелестит черными одеяньями миссис Азми, модели вступают в спор. Кто-то из них не прав. Но кто?

Другое дело, что десять лет назад учительница победоносно выиграла бы суд, дойди до него дело вообще. Директор школы, стиснув зубы, терпел бы ущерб, наносимый детской психике во имя толерантности. А теперь не захотел терпеть.

Конечно, Азми не сдалась без боя. Сделала «заявление для прессы», критиковала не только школу, но вообще правительство, позволяющее таким вот школам стоять на английской земле. И осталась в полнейшем недоумении. Великолепно функционировавший доселе социальный механизм вдруг дал сбой. Она жмет на самую надежную кнопку: «Я знаю свои права». (К слову, эта фраза в среде западноевропейских мигрантов представляется чем-то вроде заклинания, магически парализующего волю грязных кафиров, эдаким «сим-сим-откройся!»). Ну никогда еще эта кнопка не сбоила! Надо ли пролезть без очереди, согнать мать с больным ребенком на руках с самого удобного места в электричке (реальный случай, происшедший с моей подругой в Австрии), только скажи волшебное слово – добьешься всего. И вдруг, вместо полного удовлетворения, выпадает ответ: «Права есть не только у вас». Азми в шоке давит на кнопку «расизм» (как указывала известная итальянская журналистка Ориана Фаллачи, ныне, к глубокому сожалению, покойная, мусульмане с успехом пользуются данным, не имеющим никакого отношения к религии термином), уж тут-то сработает. А в ответ выпадает странная штука под названием «интересы детей».

Испугавшись собственной храбрости, суд, правда, присудил Азми 1000 фунтов «за обиду», которые должна заплатить школа. По сути, бред: не права, но обижена. Но сумма небольшая, а вот Азми придется теперь либо мириться в конце концов (еще пара обжалований не в счет) с требованием преподавать по-людски, либо терять работу, на чем она проиграет куда больше тысячи. Правда, скорее всего, кто-нибудь ее пожалеет и возьмет в чадре.

Но важно уже и то, что пожалели Коди Скотт, ребенка матери-одиночки, простой английской уборщицы. Как же нас все-таки подводит иногда отсутствие воображения! Читатель, представьте хоть на минуту, что это Вашу дочь, Катю или Машу, под вопли классного руководителя тащат в милицию за то, что она не нашла на уроке общего языка с узбеком, обвиняя девочку в «фашизме»!

А именно в фашизме и обвинили Коди Скотт. Вообще и у нас вопрос «фашизма» изрядно муссируется либеральными СМИ. Автору этих строк было довольно сложно дать содержательный комментарий по поводу «Русского марша», о котором попросило «Эхо Москвы». Слово «фашизм» выпрыгивало через вопрос, наматывая на себя всю нить разговора. «А что вы скажете о том, что на прошлогоднем „Марше“ замечено присутствие фашистов?» «А не кажутся ли вам фашистскими такие-сякие лозунги?»

Ах, господа либералы! Мне совершенно не нравится фашизм, хотя то, что под этим словом понимают последние 50 лет, уж если на то пошло, скорее «нацизм». «Фашизмом» изначально звалось несколько другое явление. Ну да кому сейчас нужны подобные исторические тонкости, пусть будет «фашизм». Но меня, применительно к российской ситуации, фашизм волнует куда меньше, чем исламский экстремизм. И тому есть весомые причины.

Во-первых, не стоит путать закон с беззаконием. Вокруг чего бы фашисты ни крутились, вокруг «Русского марша» или Масленичных гуляний, а в нашей стране не действует ни одной официально разрешенной фашистской организации – мы, благодарение Богу, не Латвия.

Между тем, под благопристойными религиозными ярлыками в России легально действуют многие экстремистские исламские организации.

Предвижу возражение – а, может быть, фашистские организации тоже благополучно существуют, замаскированные под что-нибудь другое? Даю фору, условно принимаю это как факт.

Но тут есть и во-вторых. Ни одна из таких организаций не финансируется чужими государствами.

Ну нет в мире такой силы, которая была бы заинтересована в развитии фашизма в России. Нет, и все.

Фашистская организация, между тем, может встать на ноги только двумя путями:

1) Если она разрешена легально, как было в Германии.

2) Если ее финансируют извне.

Третьего не дано. А нужно ли говорить о том, что внешних сил, заинтересованных в исламизации России, хватает? Причем это очень не бедные внешние силы.

Фашизм в России – маргинален, и ему не выйти из маргинальной ниши. Но также и не исчезнуть ему совсем. Он будет, как будут у нас карманники, домушники и педофилы. Мы живем в довольно несовершенном мире.

У национального же движения, столь неоднородного сегодня, два пути. Лидирующие в нем организации могут стать более респектабельными, избавившись от неоязыческих, фашистских, коммунистических и прочих сомнительных наслоений. Если же не сумеют, их сменят другие, подобно тому, как движение «За Францию» Филиппа де Вилье сменяет сейчас «Национальный фронт» Жан-Мари Ле Пена. Но это – сценарии завтрашнего дня.

Десятые сутки пылает столица

Пока еще – не наша, писала я пару лет назад, наблюдая по телевизору за событиями в столице Франции. Мы – пока еще живы-здоровы, думала я, и наблюдаем свое будущее сквозь магический кристалл телеэкрана… Кристалл, надо сказать, мутноватый, иначе говоря – политкорректный. В нем же мы видим наши собственные события, празднование вновь обретенного праздника, например. Славный бы получился праздник, когда б прошел без странного перекоса. С подачи наших СМИ фактически получается, что праздновали мы объединение православных и мусульман. Но ведь есть еще, прости меня, Господи, на нашей православно-мусульманской (или уже наоборот – мусульманско-православной?) земле иудеи, которые тоже празднуют, но их, похоже, у нас чрезвычайно мало. Что же касается католиков, протестантов и ламаистов, то таковых в нашем Отечестве, видимо, нет вообще. Нет, я, конечно, понимаю, что католикам особо праздновать как бы и нечего, но, господа государственные деятели, неужто вы, такие политкорректные, согласились ввести праздник, столь вопиюще нетолерантный по отношению к нашим согражданам католического вероисповедания? Или политкорректность – это такая штука, которая относится только к тем, кого надо всячески задабривать?

Да, похоже, лишь к ним она и относится, только вот именно применительно к ним не может дать никакого положительного результата. Французам предстоит еще в том убедиться. Пока что они этого не поняли (не станем похваляться умом, не настолько мы и умнее). Итак, покуда французские горожане вооружались, чтобы защитить своих жен и детей, власти нашли блистательное решение проблемы: надо увеличить социалку. Красота! «Я не знаю, сколько арабов кормлю из своего кармана», – говорил мне летом того года один из моих французских читателей. Можно не сомневаться, как минимум еще один араб к его карману добавился. Ведь увеличивать социалку можно только из кармана налогоплательщиков. А почему бы нет? Мой читатель-юрист ведь не пойдет поджигать автомобили, не пойдут моя подруга-библиотекарь с мужем-чиновником. Значит – вычитаем из них, чтобы дать тем, кто пойдет. Социалка будет увеличена.

Надо быть действительно очень политкорректным общечеловеком, чтобы всерьез решить, что бунтующая «молодежь» скажет за это спасибо. Юные арабы поняли одно – у них вышло. Власть продемонстрировала паралич воли, поджоги конвертировались для преступников в материальные блага. Через неделю-другую генеральная репетиция была завершена. Премьера, надо думать, пройдет великолепно.

Мы же во время французских событий слушали отовсюду об «этническом татарине» Козьме Минине. Я ни в коей мере не стану чтить Козьму Минина меньше, если он в самом деле этнический татарин. Но это я, для меня несть во Христе ни эллина, ни иудея, ни этнического татарина. Вот только не стоит забывать, что, с точки зрения муфтия Р. Гайнутдина, Козьма Минин – «позор» татарской нации, ибо он, вне всякого сомнения, «женился на русской и крестил своих детей». Или с точки зрения г-на Гайнутдина то, что является «позором» для сегодняшних этнических татар, становится добродетелью для этнических татар прошлого?

То, что должно было стать праздником титульной нации и титульной религии (как говорится, кто хочет – гуляй с нами!) обернулось не пойми чем. Рано нам еще устанавливать праздники. Мы еще не установили порядка в собственных головах. Наши телеведущие, вслед за французскими, твердят: «СПАСАЯСЬ от полиции, подростки укрылись в трансформаторной будке». Между тем, спасаться можно только от разбойников, от полиции УКРЫВАЮТСЯ, что является нарушением закона само по себе.

Мы действительно можем еще устроить у себя то, чего уже не способна сделать Западная Европа. Мы можем установить баланс между нами и нашими согражданами мусульманского вероисповедания. Но не путем тотальных уступок, не путем возведения в Православной Москве минаретов, превышающих высоту колокольни Ивана Великого.

«Полумесячный» поход

Около двух недель после кончины Иоанна Павла II католический мир не знал, как охарактеризовать его понтификат – консервативный он был или либеральный? И кем же был сам покойный папа – консерватором или либералом?

Пикантность ситуации в том, что ответить на этот вопрос объективно было невозможно. Ответ мог обозначиться только по результату конклава. Окажись на святом престоле кардинал Люстиже, покойный автоматически угодил бы в консерваторы. Сторонники таких завоеваний протестантизма, как женское священство и гомосексуальные церковные браки, преисполнились бы самых радужных надежд: наконец-то у руля встал человек, при котором реформы пойдут полным ходом! Но прошел Рацингер, в силу чего Иоанн Павел II оказался посмертным либералом.

В данный момент ликует противоположный лагерь. Возвеселились у себя в Альпах католики-традиционалисты, надеющиеся выйти из раскола с приходом «хорошего папы». В их глазах Рацингер и есть долгожданный «хороший папа». Рукою одряхлевшего Иоанна Павла II он начертал известную конституцию «Dominus Iesus», в которой произведен откат от экуменизма, не жалует он и протестантов. За это, равно как и за некоторое покровительство «старой мессе» и латинскому языку, консервативные католики готовы от всей души простить Бенедикту XVI то, что на знаменитом II Ватиканском соборе (1962–1965), который до полной неузнаваемости усовременил католицизм, кардинал Рацингер был не просто либералом, но одним из либералов-заводил. Что же, как известно, из раскаянного грешника получается иной раз основательный праведник. Так что же изменится в Ватикане и в католическом мире с приходом папы консерватора?

Что самое любопытное, ничего. Вот папа «либерал» после Войтылы «консерватора» изменил бы сразу многое – в смысле дальнейшей подгонки католицизма под «чаянья времени». Но «консерватор» Рацингер после «либерала» Войтылы лишь продержит какое-то время status quo. Понтификат Иоанна Павла II начался весьма вскоре после Второго Ватикана и длился неполных 27 лет. Именно в эти годы католицизм прошел «точку невозврата» к своему прежнему внутреннему и внешнему облику. Выросло и вошло в зрелый возраст поколение, для которого все новшества, введенные на рубеже семидесятых годов, и есть традиция. Чаянья традиционалистов беспочвенны – католицизм останется «современным».

В рамках «современного» католицизма Иоанн Павел II извинился за «злодеяния крестоносцев». Папа Бенедикт при всем желании не сумеет забрать его извинения назад. С крестоносцами коллизия вообще впечатляет. Она как нельзя более ярко показывает, что реформы легче начать, чем остановить. Католическая Церковь не устает каяться перед исламским миром за Крестовые походы, продолжая при этом почитать святого Бернара Клервоского – главного их идейного вдохновителя. Простая логика требует, чтобы папа-либерал отменил вслед за ними и святого Бернара. Прецеденты «отмены» святых обновленной католической Церковью уже были – разжалован, например, Симон Трентский. Конечно, младенец Симон Трентский рядом с Бернаром из Клерво – фигура весьма скромная, однако ничего невозможного нет. Следующий после Бенедикта папа – к гадалке не ходи, однозначный либерал – скорее всего разберется с «мракобесом» святым Бернаром, отправив его на пресловутую свалку истории. Зачем новым католикам Бернар Клервосский? Есть хорошие новые святые, гуманисты: Максимилиан Кольби, Мать Тереза и т. д.

Консерватор же папа попадает в патовую ситуацию. Сделать обратный логический ход он, как было уже сказано, не сможет. Порукой тому – десятки таких церковных мероприятий, как прошлогодняя выставка в Майнце под названием «Святых войн не бывает», на которой кардинал Карл Леман выразил надежду, что она «поднимет отношения между Европой и исламом на новый уровень». В тот же ряд попадает и вынос из кафедрального собора Галисии статуи Святого Иакова Мавробойцы – как оскорбляющей чувства мусульман, если вдруг те захотят осматривать церковь в качестве «архитектурного памятника». Нет, не сможет Рацингер-Бенедикт вернуть крестоносцам доброе имя, не сможет никак! Сдать же святого Бернара он не захочет сам, ему, консерватору, этот святой, вероятно, даже милее любого Кольби, любой Мартен. Грядущий понтификат обречен балансировать на одной ноге – весьма неустойчивое положение.

Ислам, между тем, ни за что извиняться не намерен. Ему и некогда – он занят собственным завоевательным походом, конечно, не Крестовым, а напротив того – «Полумесячным». Легально или нелегально, как уж получится, сотни тысяч арабов, турок, марокканцев, сомалийцев и т. д. и т. д. селятся в благополучной обустроенной Европе. При каждом мигранте – по четыре жены, пусть и не законных по новому месту проживания, но от факта своей нелегитимности не перестающих рожать по десятку детей каждая. Но волны миграций – не единственный этап «Полумесячного похода» и, как ни странно, не самый страшный для Европы.

В промежутке между 1990 и 2000 годами ислам приняло не меньше 5000 датчан. Только за десять лет и только в одной Дании! В главной мечети Копенгагена проповедует мулла с «типично мусульманской» фамилией Бернардсен. Захват Европы идет не только извне, но и изнутри. Причем в успехе второго виновен не только ислам, но и сам обновленный католицизм. Здесь необходимо небольшое лирическое отступление.

Есть у С. Михалкова детская книжка под названием «Праздник непослушания». Устав от капризов детей, родители решили ненадолго смыться, оставив маленький город на правеж чадам. Никаких уроков, никакого супа, никакой чистки зубов! Сначала дети, надо понимать, были весьма счастливы. Но от мороженого вскоре заболело горло, от шоколада – живот. Одурев от ночного просмотра телевизора и безделья, дети оробели. Пожалуй, все-таки нужен кто-то старший и умный – тот, кто знает, что можно, а чего нельзя. Ради того, чтобы взрослые вернулись, пожалуй, можно и в школу снова походить. Оказывается, ну ее, свободу эту.

Примерно такой «праздник непослушания» около четырех десятков лет назад начался в Европе. Представитель общества потребления живет в полной независимости если не от закона, то от морали. Все, что Церковь именовала прежде грехом – внебрачные половые связи, гомосексуализм, порнография, онанизм, – все, что вслед за Церковью осуждало общество, в чем не принято было признаваться нигде, кроме исповедальни, сделалось нормой, «делом житейским», чем-то, что можно обсудить не только за бокалом вина, но и с экрана телевизора. Счастливы ли европейцы? По статистике потребления антидепрессантов веселый Париж опережает все мировые столицы. Было бы общим местом особо распинаться здесь о росте наркомании и суициде. Объевшийся мороженым ребенок растерянно вертит по сторонам головой в поисках взрослого. И кого он видит?

Когда общество потребления только устанавливалось, католическая Церковь, в страхе утраты паствы, приняла его, общества потребления, правила игры. Это и породило II Ватиканский собор, перелицевав католицизм в религию нестрогую, снисходительную, необременительную. В одном из романов Арчибальда Кронина, писателя начала XX столетия, убедительно описано, как страшно маленькому католику Роби Шеннону случайно проглотить каплю воды со своей зубной щетки в литургический пост, нечаянно съесть в пятницу бутерброд с мясом – а ведь мальчик живет в семье протестантов, никто не станет для него готовить отдельно! Никакого снисхождения! «Грех», – говорит грозный каноник Рош дрожащему ребенку.

Но XX век перевалил за середину: упраздним литургический пост, а то, чего доброго, католик вообще не пойдет к Литургии! Восьмилетний Роби не смел пить по меньшей мере пятнадцать часов, его взрослый правнук всего лишь не ест – целый час! И сама Литургия не должна быть слишком длинной – если католик утомится, он в следующий раз останется в воскресенье дома! И музыку посовременнее, электрогитару вместо органа, чтоб не заскучал. Не стоит также ввергать в стресс верующего упоминаниями о Страшном Суде – это негативные эмоции. Какой там Страшный Суд, Бог так добр, что спасутся решительно все – не слишком утруждая себя! Любые уступки допустимы и нужны, лишь бы человек остался в лоне Церкви. (Непримиримость осталась разве что в отношении абортов, презервативов и эвтаназии – но только на них далеко ли уедешь?)

Ах, сцепить бы зубы Церкви шестидесятых, стать еще строже, сознательно пойти на умаление паствы. Уже в начале восьмидесятых можно было бы отыграться: СПИД, говорите? Доблудились, доигрались? Каяться будем?

Объевшийся мороженым ребенок мечется в поисках строгого родителя. Католическая Церковь ласково улыбается, вместо того, чтобы нахмурить брови: все хорошо, ты хороший, просто замечательный, делай дальше что хочешь! Но ребенок больше не хочет делать, что хочет. А совсем рядом – с Елисейскими ли Полями, с Фридрих-штрассе ли – новенькая мечеть. Мулла не будет улыбаться. Он объяснит, что нельзя есть и пить при дневном свете в пост, он живо запретит ветчину, он скажет, что если ты пропустишь одну из пяти молитв, хоть бы самую раннюю, тебе непременно помочится в ухо шайтан. И человек вздохнет с облегчением – ему дали ложные критерии вместо истинных, чужие вместо родных, но ему дали критерии. Он устал жить по английскому анекдоту – и Вы правы, и Вы тоже правы, а Вы правы в том, что одновременно оба спорщика правы быть не могут. Он устал от толерантности и политкорректности. Он обретает смысл жизни.

«Полумесячный поход», поход ислама на Европу, идет снаружи и изнутри. Скоро чувства евромусульман оскорбит не только святой Иаков Мавробойца, но и святой Иаков как таковой, вместе с детскими мультфильмами по TV и собранием импрессионистов в Лувре, вместе с Клико и коньяком, вместе с простоволосой девушкой, идущей по улице. Избрание кардинала Рацингера на папский престол – малая помеха этому походу. Дела, строго говоря, плохи.