Текст книги "Седьмое знамение"

Рая обязана была явиться сюда с раннего утра, чтобы подтвердить свою компетентность и прорепетировать свои выходы – пять выходов она должна была совершить и продемонстрировать пять комплектов отменного полуфранцузского нижнего белья. Есть чем гордиться.

Командовал парадом противный мелкий человечек желтого цвета, с обесцвеченными волосами, уложенными в экстравагантную прическу, и с голубыми глазами, в которых не было ни проблеска интеллекта или хотя бы творческой искорки. Прозвище его было Джеки. Он гнусавил и подгонял девушек, как стадо коров, изображал крайнее недовольство всем на свете, а особенно – предоставленными в его распоряжение моделями. Он каждую минуту считал своим долгом указать им на их невежество и неповоротливость, потому что они, видите ли, не понимали его указаний и делали вовсе не то, что от них требовалось. Пришлось несколько раз повторить одно и тоже, прежде чем картина стала ясна, и Джеки с ворчанием позволил им отдохнуть. Они состроили ему гримасы, пока он от них отвернулся, и вздохнули с облегчением. Они все были немного старше Раи, но охотно приняли ее в свою компанию. Они относились к своей участи спокойно, по крайней мере, ничем не выдавали смущения или еще каких-нибудь плохих ощущений. Они рассказывали друг другу анекдоты, давали советы по самым разнообразным вопросам, обсуждали всякие житейские проблемы, шутили, хихикали – в общем, вели себя как обычно, словно ничего особенного не происходит. Рая тоже очень хотела бы вести так, но не могла. У нее не получалось. Не хватало хладнокровия, опытности. Она старалась улыбаться в ответ, когда к ней обращались, но взгляд ее был устремлен в никуда, щеки были чересчур бледные, из-за чего она раскрашивала их румянами, а слова не шли с языка, так что она больше помалкивала. Мысли ее были сосредоточены в другом месте – она пыталась смириться с ситуацией и чуть-чуть успокоиться. С утра у нее вновь возродилась было надежда на спасение, она прибежала в «Глобус» раньше, чем все остальные девушки, чтобы найти себе спасителя среди тех, кого она еще не знала, но, конечно, безрезультатно. Не станешь же, в самом деле, просить помощи у Джеки, который тебя вовсе не считает человеком. Поэтому очередная надежда умерла, а Рае оставалось только удивляться, откуда у нее еще есть силы надеяться.

Рая и другие манекенщицы были единственными представительницами прекрасного пола в этот вечер в «Глобусе». Они с любопытством выглядывали из-за кулис и из прочих закоулков и следили за постепенно собиравшимися гостями – в зале ресторана появлялись сплошь мужчины, разных мастей, и все они держались как хозяева. Они пришли сюда развлечься по-мужски – насмотреться всласть на красивых девушек, почти полностью раздетых. Рая с презрением разглядывала их мерзкие сытые лица, чувствовала себя рабыней, которую продают на невольничьем рынке, и в мыслях обзывала их извращенцами. Правда, это никоим образом не меняло положения вещей и отнюдь не успокаивало.

Вдобавок ей очень, очень хотелось остановить время, потому что каждая минута приближала ее к необходимости обнажаться перед посторонними людьми. Ей нравилось свое тело, и она частенько вертелась перед зеркалом, изучая себя без одежды и любуясь собой, и у нее всегда захватывало дух примысли, что можно было бы показаться в таком виде отцу Александру. Но показывать себя этим мерзким сытым лицам, которые будут плотоядно облизываться и оценивать ее в денежных единицах, так как любая девушка, попавшая на подобное мероприятие в качестве украшения, по определению может быть куплена на деньги… Раю вдруг затошнило от отвращения, даже задрожали руки, Спасти ее теперь могла бы только катастрофа – обрушение здания ресторана, взрыв бытового газа, пожар на всем этаже, короткое замыкание, полное отключение электричества.

Либо собраться и покинуть «Глобус», и никогда больше не приближаться к школе моделей СТИЛЬ.

Дошло до Раи наконец и то, что это закрытая вечеринка, а не открытый показ. Слабенькое утешение давала лишь одна мысль: может быть, все известнейшие супермодели мира начинали свой путь точно так же? Она отчаянно уверяла себя в этом, в то время как минуты неумолимо таяли, ноги подкашивались и сердце стучало от ужаса, вызывая боль в груди. Часам к восьми вечера вся аудитория подтянулась, заполнила большой зал «Глобуса» и распределилась по столикам. Свободных мест не было. Рая и не предполагала даже, что в их городе такое множество любителей «клубнички». Что заставляет их сюда приходить и вообще иметь дело с личностями вроде Михаила Витальевича или Дениса Павловича? Скука, нехватка острых ощущений или впрямь извращенная психика? Девушки толкались возле двери и вытягивали шеи, чтобы увидеть зал, как вдруг среди них снова появился Джеки, начал хлопать в ладоши и поднимать суету.

– Ну всё, прекратите бить баклуши! Бездельницы! Уже включили музыку. Быстрее, шевелитесь, что вы как гусыни! Готовьтесь! Кто вас только сюда прислал!

Рая вся сжалась, у нее даже застучали зубы, сердце вовсе остановилось. Неужели же это все-таки случится? И спасенья не будет? Она двигалась с трудом, очень медленно, и ее крайне смущало присутствие Джеки, который и не думал уходить Напротив, он придирчиво осматривал девушек одну за другой, цепкими пальцами устранял небрежности в надетых предметах, от чего Раю бросало в дрожь. Это был их надсмотрщик, и смотрел он на них таким взглядом, каким специалисты-механики оценивают неполадки в агрегатах. А Рая проявляла себя с наихудшей стороны – у нее все валилось из рук, краски сошли с лица. Джеки от этого кривился и не скупился на оскорбления. А ей было уже все равно. Ее трясло от умирания. Если после такого растаптывания она не станет как минимум второй Клаудией Шиффер, она Дениса Павловича… она его… она с ним… она из него…

– Быстрее, быстрее! – поторапливал их Джеки и чуть ли не взашей гнал к выходу на подиум. Это был жалкий подиум с претензией на значительность. Из простого стереомагнитофона звучала музыка, невесть откуда выкопанная, в зале ее никто не слушал, но она была нужна как фон для вышагивающих по дощатому помосту девушек. Сценическое освещение Михаил Витальевич достал по большому блату из ТЮЗа, но его не успели установить целиком, и в глубине «сцены» девушки были освещены только слева.

Рая стояла в очереди и уже лишена была возможности сбежать отсюда: Джеки уловил ее истерическое состояние и вцепился ей в плечо, чтобы она не устроила скандал. Она дрожала с головы до ног от холода и стыда до крови кусала губы, сдерживая слезы. Отступать было уже некуда. Жребий брошен. На ней был комплект черного цвета (бюстгальтер и кружевные трусики) и туфли на высоченных каблуках, и больше ничего. Когда Джеки вытолкнул ее на помост, она почти не задержалась, но движения у нее были как у сомнамбулы, в лице ни кровинки, но зато и ни слезинки в глазах. А какой смысл убиваться теперь, когда дело сделано. Теперь надо думать о том, какие шаги предпринять для освобождения от монстра, похожего на Денни Де Вито, и прекратить это позорище.

Она уже не слышала своего сердца, оно не просто остановилось, оно вообще исчезло из нее как орган жизнеобеспечения. По долгожданному подиуму совершал дефиле труп Раи Беловой.

Ей пришлось показать, кроме черного комплекта, два белых, одну вульгарную черную грацию и один прелестный шелковый нарядик из шортиков и маечки длиной до талии, что было еще хуже, так как эта маечка показывала тело даже явственней, чем если бы Рая вышла совсем голой, и то же самое можно было сказать про шортики. Этот номер вызвал среди зрителей бурю восторга, так что ее заставили продемонстрировать его на «бис». После чего Рая буквально сорвала с себя тончайший шелк и лихорадочно натянула собственную одежду. И несколько минут сидела в уголке, сжавшись в комочек. Помещение опустел – Джеки, девочки и обслуга смешались с гостями мероприятия и праздновали успешный показ. Рая осталась одна. У нее было много времени на размышления о происшедшем и о том, что ей делать дальше. Ужас ситуации потихоньку отпускал ее, и ее вновь начала бить дрожь. При этом она сопротивлялась и не хотела возвращаться к жизни – слишком уж безрадостна оказалась действительность, Рая не хотела находиться в ней. Лучше уж вот так вот, на самом дне паденья, свернуться в клубочек и ждать смерти…

Но минут через десять-пятнадцать она уже зашевелилась, расправляя руки и ноги. Ее лицо застыло, как маска. В глазах по-прежнему не было ни слезинки, и обычного их блеска не было. Она намерена была тут же одеться и уйти домой, чтобы в одиночестве, в своей комнате, в своей постели, зализать раны и немного успокоиться, прийти в себя. Она встала и огляделась в поисках шарфа и пальто, как вдруг в комнату вбежала одна из девушек, увидела Раю и бросилась к ней:

– Раиска! Слава Богу, ты здесь! А то мы тебя обыскались. Глядим – тебя нет нигде, и испугались – не случилось ли чего. Ты почему не выходишь в люди?

– Я домой пойду, – охрипшим голосом сказала Рая, чем вызвала изумление собеседницы.

– Да ты что, Раиска! Не говори глупостей. Никто не уходит отсюда так рано. Зачем тогда вообще приходить? Нет, нет, не надо.

– Я пойду домой.

– Ерунда. Домой ты всегда успеешь. Ты, наверное, совсем не понимаешь. Нельзя упускать такой шанс! Когда, по-твоему, в следующий раз соберутся такие шишки? Вот так-то. Улыбнись и пойдем в зал. Ты какая-то странная. Ну же, встряхнись и делай с этими шишками все, что пожелаешь. Это наше преимущество. Пойдем.

Рая позволила ей взять себя за руку и увести в зал. Там между тем в самом разгаре был банкет, готовый плавно перейти в оргию. Помещение большого зала ресторана было битком набито элитными мужчинами, но очень скоро Рая убедилась, что лично для нее нет никакой разницы между этим залом и абсолютно пустым залом, поскольку ни к одному из этих мужчин не было доступа. Они были как дорогие игрушки – на них можно только смотреть, но ни в коем случае нельзя протягивать руки. Иначе они ускользали, только их и видели. Они привыкли к своему привилегированному положению и безнаказанности. Девушки вроде Раи или остальных манекенщиц могли верить в самообман о том, что они делают с этими мужчинами все, что заблагорассудится, но на самом деле все обстояло с точностью до наоборот. Это мужчины поступали как им угодно, а девушки служили им развлечением. Более того. Девушек они привыкли считать предметами обихода. И их обращение с девушками только подтверждало такие выводы. Инстинктивно Рая это чувствовала, но не анализировала, и поэтому рисковала попасть на крючок – у нее ведь не было жизненного опыта, который предотвратил бы опасность.

А пока она вращалась в свете: бродила между столиками, одаривала мужчин дежурными улыбками и ждала, когда такая приятная атмосфера поможет ей вернуться к жизни. В разговоры она почти не вступала, да от нее это и не требовалось. Возле одного столик она заметила фотографа Ромочку, он обсуждал какие-то вопросы с молодыми людьми своего круга и, к счастью, не обратил внимания на Раю. А она поспешила скрыться от него за спинами других приглашенных. Не хватало еще, чтобы он… Впрочем, он – уже пройденный этап для Раи, и, наверное, ей должно быть неважно, что он там о ней думает. Она решила так, и добьется этого. Когда-нибудь она станет равнодушной, как статуя. Но если этот показ ей повредит, нарушит что-либо в ее будущем, Денис Павлович ответит ей за это по полной программе.

На этой мысли глаза ее блеснули, хотя к жизни она еще не вернулась.

Кстати, вот он, сидит за столом рядом с Михаилом Витальевичем и еще кем-то, смеется и зовет ее к ним. Над ней будто подул холодный ветер. Отец Александр однажды рассказывал на занятиях в воскресной школе про древнегреческие мифы и легенды, так в одной из них говорилось о мече, подвешенном на волосе над кем-нибудь, кто пришел на пир, и этот меч мог в любой момент упасть и убить, и никто не знал, когда этот момент наступит. Не смешные шуточки были в Древней Греции. Таким мечом над Раей висел Денис Павлович, и несмотря на угрозы в его адрес, она пока принадлежала ему. Поэтому она послушно подошла и любезно поздоровалась с Денисом Павловичем и его сотрапезниками.

Денис Павлович пригласил ее сесть с ними, она поблагодарила и отказалась.

– Как хотите, Раечка. Но не уходите, пожалуйста, вот мои знакомые очень хотят поздравить вас с успехом, с первым замечательным показом. Они восхищены вами, Раечка.

«Нисколько не сомневаюсь», – подумала она, а вслух сказала:

– Большое спасибо.

– Особенно нам понравился ваш последний выход, под названием «Розовый шелк», – продолжал Денис Павлович, любуясь ею. – Это было зрелище сокрушительной силы.

Он откровенно издевался над ней, и, по своему обыкновению, не сводил с нее глаз, следя за ее реакцией на его слова. Но она выдержала улар и даже не побледнела, только не некоторое время опустила глаза. Ей вдруг стало интересно узнать, зачем он это делает. Ведь он прекрасно знал, что она не хотела этого показа, и она была уверена, что он видел ее страдания, так почему же он эти страдания еще и усугубляет? И получает от этого явное удовольствие?

– Жаль, жаль, конечно, что Эдгар не мог присоединиться к нам, – продолжал Денис Павлович. – Розовый шелк свел бы его с ума. Мой вам совет, Раечка: если вы надумаете покорить кого-нибудь, ну хотя бы и Эдгара, то обязательно воспользуйтесь розовым шелком. Победа будет вам обеспечена.

Она вновь улыбнулась и сказала:

– Большое спасибо.

Тут она наткнулась на пристальный взгляд из противоположного конца зала. Взгляд ее заинтересовал. Смотрел на нее молодой человек, похожий на ласковый май: большущие глаза и слащавая улыбка. От его улыбки Рая неожиданно стала оттаивать. Первым ее побуждением было подойти к нему и познакомиться, но она сдержалась. Пусть сам подходит к ней и знакомится. Не дело это, прилюдно вешаться парню на шею. Можно себя скомпрометировать. Тогда она улыбнулась ему в ответ и сделала приветственный жест бокалом с шампанским, будто чокалась с мальчиком на расстоянии.

Денис Павлович не мог не заметить ее жеста:

– Вы сегодня нарасхват, Раечка. Вы мне не верили, а я всегда говорил, что вы достойны быть звездой любого показа. Я оказался прав.

– Надеюсь, вы извините меня, – произнесла она и отошла от их стола, безмолвно всем своим видом выражая безграничную благодарность той лавине комплиментов, которая раздалась ей вслед от приятелей Дениса Павловича.

Направлялась она отнюдь не в ту сторону, где сидел мальчик с ласковой улыбкой, а в противоположном направлении, и попутно любезничала с теми, кто ее хвалил, и при этом была на сто процентов уверена, что мальчик обязательно найдет ее здесь, в сутолоке вокруг столов и в толпе народа.

И он ее нашел. Он показался ей на порядок лучше всех присутствующих – пролился бальзамом на ее раны. У него и впрямь были огромные прозрачные глаза, окаймленные длинными темными ресницами, и он все время улыбался, улыбка в буквальном смысле не сходила с его лица, и поскольку его бездонный взгляд был начисто лишен какого-либо выражения, эту функцию выполняла улыбка, способная выразить, казалось, всё на свете. С такой улыбкой он мог бы обходиться и без слов – подумала Рая, без малейших сомнений отдаваясь во власть этой улыбки.

– А тебя зовут Рая, – произнес Улыбающийся Мальчик серебристым голосом. И тут же как бы извинился: – Мне сказала девушка, которая привела тебя в зал.

– А вдруг она ошиблась? – предположила Рая, и тон ее был очень дружелюбный.

– Может, и ошиблась, – охотно согласился он. – Но твое имя тебе походит.

– Правда? – удивилась она.

– Красивое имя, – кивнул он. – Не слишком частое. Всегда называйся им.

– Хорошо.

В руке у него был бокал с вином. Они тихонько прикоснулись своими бокалами и пригубили. Улыбающийся Мальчик заглотил наживку и уже не смотрел по сторонам, для него теперь существовала только Рая. И вот им она в данный момент действительно могла вертеть как угодно. В нем Рая увидела свой шанс. Мальчик не был молчаливый и рассказывал о себе все, что она хотела услышать. На подобных показах он присутствовать любит, в чем нет ничего странного. Приглашение на этот вечер он достал не сам, они пришли всей группой… Разве он не говорил? Извини. Он солист группы «Полураспад». Рая ахнула и обозвала себя дурой. С этим парнем ей ошибиться никак нельзя. Он становился уже не шансом на спасение, а долгосрочным проектом, только бы ей действовать с умом и с величайшей осторожностью.

Она прощупала его вкусы насчет женского пола и немедленно надела маску – преобразилась в его идеал. Это было нетрудно, тем более что он предпочитал девушек, похожих на Раю. Через некоторое время между ними воцарилось полное взаимопонимание, словно они были знакомы много лет. Их оживленную болтовню прервала тишина в зале ресторана, вынудившая их возвратиться с небес на землю, оглядеться вокруг и обнаружить, что зал пуст, из гостей они остались одни, и официанты с деликатно-намекающим видом убирали со столов посуду и мусор, а электрический свет был приглушен. Рая вдруг спохватилась: наверняка уже глубокая ночь, на чем же она поедет домой? Какой ужас, Господи! Ей придется ночевать на улице! Она выглядела так растерянно, что дала Улыбающемуся Мальчику повод проявить рыцарство. Ни в коем случае, Раечка, тебе не придется ночевать на улице, потому что там, во дворе, стоит его, Мальчика, машина, и он обязательно довезет ее до дома. Рая изобразила смущение и залепетала какие-то невнятные извинения, которые кавалер снисходительно выслушал и молча отверг. Он не оставит девушку в безвыходной ситуации, и точка. Рая отблагодарила его долгим, блестящим взглядом и заранее согласилась на всё.

Его машина стояла у служебного входа ресторана, и у Раи отлегло от сердца. Что греха таить, у нее было подозрение, что машину Мальчик выдумал от избытка винных паров, хотя он вроде бы выпил не очень много, но на ногах держится крепко и запаха перегара пока не издает… Как бы не попасть в аварию с таким вот, подвыпившим, водителем, или еще могут оштрафовать…

Улыбающийся Мальчик ощущал себя хозяином положения, а Рая поддерживала в нем это ощущение. Всплытие со дна падения, похоже, началось. И лишь от нее самой зависит, в какую сторону она всплывет и с какими потерями. Усевшись рядом с водителем, Рая внезапно почувствовала сильную усталость. Ее вымотала эта неделя, а последнюю ночь она вообще не спала, с раннего утра находилась на ногах, почти ни разу не присела и вдобавок пережила убийственный стресс. Она даже вздохнула от облегчения, опустив голову на жесткий подголовник и вытянув руки и ноги, и краем глаза наблюдала за Улыбающимся Мальчиком, который не сводил с нее взгляда и своей восхищенной улыбки.

«Он мой», – блаженно подумала Рая и закрыла глаза.

Улыбка Мальчика сияла ей улыбкой судьбы.

Удача поворачивалась к ней лицом.

Машину Мальчик вел довольно уверенно, без лихачества, так что Рая совсем перестала беспокоиться. Она наслаждалась настоящим и лениво перебирала в уме варианты действий в недалеком будущем. Говорить Мальчику о Денисе Павловиче и умолять о заступничестве? Ведь Денис Павлович вряд ли имеет и в шоу-бизнесе такое же влияние и не сможет всерьез навредить такой фигуре, как Мальчик. Или же лучше оставить в счастливом неведении?

В лабиринте жилого массива ему пришлось немного заблудиться, но это маленькое приключение их только развлекло. Они очень нежно попрощались, Рая, размякшая от благодушия, даже позволила поцеловать ее в щеку, а потом притворилась, что уже почти засыпает, и попрощалась. К себе в квартиру она поднималась спокойная и усталая, как после нормального рабочего дня, и предвкушала уже сладкий сон, но застала квартиру в полном освещении и Полину Михайловну на грани нервного срыва.

Часы показывали два.

Увидев Раю в ее обычном виде, живую и невредимую, Полина Михайловна всплеснула руками и запричитала:

– Слава Богу, Раечка! С тобой ничего не случилось! А я-то весь день сама не своя, всем звоню и беспокоюсь, и уйти никуда не могу: вдруг ты вернешься, а тебя и покормить некому. Где же ты пропадала весь день?

– Не ваше дело.

Рая старалась побыстрее раздеться и уйти в свою комнату, чтобы избавиться от присутствия Полины Михайловны и заняться собой.

– Но как же так, – огорчилась Полина Михайловна, – я же тебя люблю, доченька…

– Я не ваша дочь!!!

И хлопнула дверью своей комнаты так, что с потолка посыпалась известка.

Один день среднестатистического гумита

Профессор был очень доволен своим подвалом. Он как нельзя лучше подходил для создания атмосферы, необходимой в его деятельности. Прежде всего он создавал ореол таинственности и помогал управлять массовым сознанием. Поэтому Профессор берег его и заботился о нем. Когда у него не было еще ни одного единомышленника, он нашел это удобное помещение, занял его под нужды некоей общественной организации и обустроил его в соответствии со своими запросами. Сначала он выбрал для себя отдельную комнату – кабинет, установил туда крепкую, обитую железом дверь и назначил это место неприкосновенным: под страхом смертной казни запрещалось даже приближаться к кабинету, не то что входить туда. Все остальные коридоры и закоулки вели в обширную комнату, идеально подошедшую для общих собраний, тем более что к ней примыкали несколько мелких комнатушек, которые можно использовать как подсобки. Главное – подвал был не очень сырой и достаточно теплый, и не внушал подозрений. Впрочем, уже и тогда подвалы принимали весьма активное участие в общественной жизни, никто и не удивлялся тому, что подвал занят.

Сюда можно было прийти в любое время суток. Собственно, подвал никогда не бывал пуст. По ночам в нем дежурили Плескач и другие каратели. Удобная, надо сказать, вещь эти каратели. Бесплатные вооруженные силы и полиция в одном лице. К тому же, такой примитивный контингент легко поддается влиянию, его легко контролировать. Лейб-гвардия Великого Гуми.

Большая комната, где все собирались по вечерам, могла привести в недоумение неискушенного зрителя. Здесь царил вечный полумрак, от лампочек разного цвета освещения было немного. На стенах висели странные рисунки и плакаты, изображавшие необычайные, фантастические миры. По углам были расставлены колоритные восточные треножники – чаши для курений, там всегда то-то тлело и распространяло по подвалу разнообразные ароматы. Тут стояло много лавок, похожих на те, что бывают в спортивных залах, только выше. Для проповедей Профессора был предназначен помост, который освещала единственная белая лампочка в помещении, но она так искажала черты лица, что при дневном свете и в обычной обстановке его узнать было бы вряд ли возможно. Еще тут был большой импортный магнитофон – по вечерам собрания Братства сопровождала характерная ритмичная мелодия, она тоже участвовала в создании особой атмосферы.

Обитатели подвала шныряли тут и там, одни – опасные, как крысы, другие – причудливые, как тени. Те, чья очередь была дежурить, приносили с собой сухой паек. И вечером, часов в пять, обитателей значительно прибавлялось, и похожих на крыс, и похожих на тени. Эдгар очень любил приходить сюда чуть-чуть раньше, чем подтянутся все остальные, и разглядывать висящие на стенах картинки. Они явно были иноземного происхождения, если не инопланетного, так как местные художники вряд ли смогли бы так рисовать. Была скопирована манера Бориса Валледжо. Сеня Шевченко видел эти картинки ожившими. На фоне несколько необычного пейзажа (необычность достигалась неожиданностью цветовых решений, например, листва и трава были поданы зрителю прозрачно-голубыми, а небо, всё в кудрявых облаках – бледно-розовым с золотистыми разводами) жили своей загадочной жизнью загадочные существа. Одни – точь-в-точь как ангелы в традиционном представлении, облаченные в просторные одежды (их цвет варьировался в рамках пастельных тонов), а сами с однообразно правильными белоснежными лицами, золотыми или пепельными волосами, спускающимися на плечи, некоторые имели и крылья, как у лебедя, но не все. Другие же представляли собой нечто гораздо более интересное. Их одежда наподобие древнегреческих туник меняла свою длину, ширину и цвет, а так же и украшения в виде металлических узорчатых поясов, сандалий из разноцветных драгоценных камней, ожерелий, браслетов, диадем и прочих головных уборов. Цвет волос и прически тоже могли поразить воображение, и лица их и фигуры были абсолютно разные, не похожие друг на друга. У некоторых были еще и особые приметы: львиные хвосты, павлиньи хохолки на головах, крылья летучей мыши, беличьи и рысьи уши с кисточками на макушке, стоящие торчком среди массы каких-нибудь экзотически зеленых или синих волос. Тут художник дал волю своей буйной фантазии! Изображено все это было с фотографической точностью, словно автор видел это собственными глазами.

Только никто из них не подходил под описание самого Великого Гуми, которое каждый член Братства знал назубок. И то верно – попробуй-ка нарисовать Абсолютное Добро! Пусть лучше любой рисует его для себя сам. Как кому больше нравится.

Но в тот день Эдгар не просто не пришел раньше, а даже где-то задержался. Каратели ухмылялись друг другу, а Плескач не удержался и сказал:

– Что-то не видно сегодня нашего круглоголового.

– Не беспокойся, скоро придет, – отозвался Дюмон. – Как же мы без него.

Они немного погоготали и вернулись к своим обязанностям.

Эдгар задержался надолго, все уже успели собраться, и Профессор уже пришел, а его все не было. Он явился потихоньку, так что никто его не заметил, и внедрился в толпу Братства в тот момент, когда Профессор начинал проповедь. Из колонок магнитофона, стоявших в разных местах комнаты, зазвучала музыка. Профессор стоял на свом небольшом помосте для проповедей, стоял не шевелясь, как статуя, и даже не мигая. Одет он был в обычную одежду, но поверх нее в такие моменты он особым образом оборачивал длинный кусок белого шелка, привезенный из Индии. В таком виде он действительно походил на предводителя какой-нибудь восточной секты. Его немигающие глаза следили за всеми и видели каждого. В помещении стоял легкий, негромкий гул, который немедленно прекратился, стоило Профессору сделать вдох и чуть-чуть сдвинуться с места. Это должно было означать начало проповеди. Всё замерло в ожидании.

– Я рад приветствовать вас здесь сегодня, наше Священное Братство, – раздался с помоста голос Профессора, монотонный, но отнюдь не без выразительности, как ни странно это прозвучит. В этой его металлической монотонности ощущалась невероятная сила, сила влияния на аудиторию, которая была в звуках его голоса податлива, как воск.

– Ужасное происшествие случилось сегодня на моих глазах. Рейсовый автобус врезался в ограждение на площади Горького. Автобус был, конечно же, переполнен. Стекла произвели страшное опустошение. На асфальте темнели целые лужи крови. Пострадали абсолютно все, кто был жестоко порезан, кому переломали кости в давке, кто в этой давке просто задохнулся или оказался раздавлен. Наверняка там кто-то и погиб. А я стоял в толпе зевак, наблюдал за происходящим и думал. Я увидел в этой аварии некий символ, знак того, что приближается час Великого сражения. Час Великого сражения и Великой Победы! Победы Великого Гуми! Но никто, кроме меня, этого не понимал. Вокруг меня шла обычная жизнь, словно в мире ничего больше нет. Люди стремятся к своей смерти и умирают, как скоты, не подозревая ни о каких смыслах и целях! Им неважно, одержит ли Добро победу над Злом, и они никогда не станут служить Добру, если их не заставить силой. И мы силой заставим их служить Добру!

Никто не издал ни звука, но Профессор всей кожей ощущал одобрение толпы. Как зачарованные, все смотрели и слушали Профессора – средоточие всех существующих миров. Вздумай он приказать им в тот момент разрушить Верхние Печеры – и они не глядя разрушили бы.

– Мне много раз открывался рай, – продолжал он. – Я видел, что он намного реальнее, чем та действительность, в которой живут обычные люди. Рай, в отличие от этой действительности, вечен, его невозможно уничтожить. Это – божественное место для спасенных, оно освобождает от всего, что мешает полному счастью человека. И уже скоро настанет день, когда все человечество будет призвано в вечность. Одни – в вечную жизнь, другие – в вечную смерть. Тогда Великий Гуми, который отвергнут и не принят людьми на земле, триумфально предстанет перед людьми и ангелами. Его последовали и служители будут возвеличены, стынут объектом поклонения и благоволения, навсегда. Не будет среди этой славы никакой боли, страданий и болезней, и конечно, смерти. Это мир, где ничто не может помешать идеальному счастью, непрерывной радости, постоянному ощущению блаженства. И для нас, гумитов, место в раю обеспечено, потому что мы всегда и во всем служим Великому Гуми.

Толпа выдохнула.

– Получить место в раю нельзя только пустой верой, – продолжал Профессор. – Поскольку в Добро могут верить очень многие. А вечную жизнь нужно заработать. Мы сейчас находимся в ожидании решающей битвы, в которой мы с вами сыграем не последнюю роль, не побоявшись пожертвовать даже жизнью ради победы Великого Гуми. И как приятно осознавать, что время безраздельной власти Зла очень скоро полностью истечет! Когда Великий Гуми, с нашей помощью, устранит Свюка, мы пройдем посвящение в ангелы и обретем вечную жизнь, которую Великий Гуми предусмотрел для нас с самого начала, с начала времен. Вы представьте себе хотя бы на минутку, что значит жить вечно! Перед вами откроются все тайны вселенной, вы сможете позволить себе всё, что придет вам в голову, для вас не будет никаких границ и никаких преград! Только жизнь и счастье!

Толпа всхлипнула от восторга.

– Но Свюк понимает всё, он чувствует, как власть уплывает у него из рук, и поэтому он изо всех сил старается помешать этому. В первую очередь он мешает нам, так как именно мы уполномочены Великим Гуми бороться со Свюком, не щадя ни себя, ни других. Мы – основные враги Зла! Мы гордимся этим! Но нам приходится неустанно разоблачать козни Свюка и защищаться от тех, кто служит ему. А служат ему, вольно или невольно, осознанно или неосознанно, все без исключения люди, не входящие в Братство Гумитов. Они, может быть, и не догадываются об этом, но они помогают Свюку хотя бы тем, что не служат делу Великого Гуми так активно, как мы. Отсюда вывод: человечество должно служить Великому Гуми, а не согласные с этим будут рано или поздно безжалостно уничтожены. Свюка, как вы понимаете, не радуют наши победы в борьбе с ним, поэтому он ослабляет доверие простых людей и людей с улицы к вере в Великого Гуми и к нам, конечно, поскольку мы несем всем этим людям сведения о Великом Гуми и, следовательно, спасение от вечной смерти. Все наше земное существование показывает нагляднейшим образом, как ценит Великий Гуми тех, кто ему служит. Преданность ему и страх ему не угодить получит свою награду, они получают ее уже сейчас, так представьте же, какая великая это будет награда, когда Великий Гуми одержит победу и наступит новый мир!