Текст книги "Седьмое знамение"

Толпа внимала этому обещанию с упоением.

– А также и не только награда, но и наказание, – неожиданно охладил ее пыл Профессор. – Наказание всем врагам Великого Гуми будет неотвратимо – это вечная гибель, мучительная смерть, и никой возможности вновь возродиться. Мы не должны оставаться в стороне всего этого. Наша прямая обязанность и священный долг – карать служителей Свюка и наших врагов, и спасать тех, кого еще можно спасти. И таких много, очень много, надо лишь уметь отличать их от других, искать неустанно и приводить сюда… Тогда нас станет еще больше, мы станем еще сильнее, а Свюк – слабее, и следовательно, мы и Великий Гуми быстрее расправимся со Злом и его приспешниками.

Толпа всем своим видом выразила готовность к действию. Оратор обвел ее взглядом и продолжил:

– И главное – мы будем бороться со Свюком всегда и везде! Ежедневно! Тогда Великая Победа настанет еще быстрее, и Добро, наконец, воцарится во всей вселенной!

Ни тон, ни интонации его голоса почти не менялись, но влияние его на слушателей росло с каждым словом.

– Мы служим Великому Гуми! – торжественно возгласил Профессор.

– Да! – на одном дыхании ответили все.

– Мы победим!

– Да!

– Хорошо.

Проповедь явно подошла к концу. Напряжение агрессии слегка разрядилось, но не до конца. Частично оно сменилось эйфорией и у некоторых – гордостью от осознания своего величия и незаменимость в деле победы Великого Гуми. Профессор им доверяет, и они сделают всё, чтобы оправдать его доверие. Их было довольно много, около сотни, им уже было тесно в темном душном подвале. Они были разнообразны по возрасту, полу и социальному положению, а объединяло их одно: их души были подобны музыкальным инструментам, целому оркестру, на котором умелая рука могла играть любую мелодию.

Касательно помещения Профессор понимал, что оно стало слишком маленьким для разросшегося Братства. Очень не хотелось оставлять этот уютный милый подвальчик, к нему ведь уже все давно привыкли, и тут всё уже было запрограммировано на обычный ритм их собраний. Новое место, хочешь не хочешь, придется обживать, приспосабливаться, это, так или иначе, займет какое-то время. Но необходимость смены места, очевидно, назрела.

Впрочем, Профессор не считал это неразрешимой проблемой. В своей жизни он решал куда более тяжелые вопросы и преодолевал серьезнейшие препятствия. Стоит только захотеть – и все проблемы и вопросы окажутся решенными, а ты сам упрочишь свое самоуважение.

Закончив проповедь, Профессор сменил тон на будничный, однако такой же авторитетный – сам звук его голоса заставлял слушателя трепетать.

– Я напоминаю вам о вашей ответственности за каждого из тех, кого вы сюда приводите. Это очень опасно как для них, так и для вас. Имейте в виду, такие ошибки подрывают нашу деятельность, заставляют отвлекаться по мелочам и ослабляют доверие к вам. Чем это может закончиться, вам хорошо известно. Поэтому я в очередной раз призываю вас к предельной осторожности. Не болтайте языком, лучше возьмите с собой одну из наших книг, там все разъясняется намного проще и интересней. А своей неуместной болтовней вы только вредите, а не помогаете нашему делу. В любом случае, сначала прощупайте претендента как следует, а когда будете полностью в нем уверены, тогда уже и приводите его сюда. Чтобы не возникало никаких недоразумений впоследствии.

Это внушение собравшиеся восприняли с пониманием.

– Я говорю это по той причине, – продолжал Профессор, – что некоторые из вас, вместо того чтобы основательно и целенаправленно заниматься делом, желают пустить пыль в глаза, побыстрее продвинуться на следующую ступеньку в нашем Священном Братстве. И совершают непростительные ошибки из-за спешки и непродуманных действий. Предупреждаю вас: никаких импровизаций, только наверняка. Во имя Великого Гуми и нашего с вами успеха.

Он помолчал. Внимание слушателей не ослабевало.

– Наш брат Эдгар приобщился к истине совсем недавно и пока что проявляет себя с самой лучшей стороны. Со временем он сможет подняться до высочайших вершин духа, если будет продолжать таким же образом. Я лично слежу за его ростом в нашем Братстве и надеюсь, что он меня не разочарует.

Тот смущенно переминался с ноги на ногу и принимал, краснея, поздравления с публичной похвалой самого Профессора и нежился в лучах своей небольшой славы. Он благоговел перед главой Братства и ловил каждое его слово.

– Ты слышал, Эдгар, что я говорил перед этим?

– Да.

– Мои предостережения слышал?

– Да, много раз.

– И все-таки решил привести сюда своего друга? Ты твердо уверен в его стремлении ступить на путь истины?

– Да. Он сам попросил об этом. Неужели я должен быть отказать?

– Сам? Странно. Пусть подойдет ко мне.

Претендент на посвящение вышел из толпы и приблизился к помосту. Эдгар при этом ободряюще пожал ему руку и хотел еще шепнуть несколько слов на ухо, но не успел. Братство притихло. Профессор настороженно оглядывал претендента с головы до ног – его добровольное появление здесь возбуждало подозрения, была необходима проверка. Пока – словесная.

– Ты давно знаком с Эдгаром?

– Мы дружим с первого класса.

У претендента было неподвижное лицо и мрачный голос, ответы из него приходилось вытягивать будто клещами. На первый взгляд он казался тугодумом, этаким медлительным медвежонком, которого десять раз можно прикончить, пока он сообразит, что нужно защищаться. Но Профессор далеко не всегда доверял первому впечатлению, жизнь научила его предохраняться от неприятностей.

– Выходит, ты знал о Братстве, когда решил сюда прийти?

– Я знал, что Эдик посещает какие-то религиозные собрания, которые помогли ему найти смысл жизни. Теперь и мне нужен этот смысл, поэтому я попросился и пришел.

– А до того ты не знал, в чем смысл жизни?

Претендент помолчал несколько секунд, затем выдавил:

– У меня был другой смысл жизни.

– Что же заставило тебя его менять?

Даже в полумраке помещения и при искусственном освещении стало видно, что претендент побледнел, как смерть, и голос у него дрогнул:

– В моем присутствии мой одноклассник покончил жизнь самоубийством.

Братство сочувственно охнуло. Профессор слегка ослабил нажим. Действительно, такое событие вполне могло повлиять на мальчика. Отсюда, скорее всего, его каменный вид и странное поведение. Идеальная мишень для любой идеологической пропаганды.

– Как тебя зовут? – спросил Профессор.

– Игорь Белояр.

Профессору это имя ровным счетом ничего не говорило, поэтому он позволил претенденту вернуться к Эдгару, но предупредил:

– Сегодня придется принести первую клятву Братству. Ты готов к этому?

– Да.

– Ты не боишься?

– Мне все равно.

Это было сказано таким тоном, что Профессор поверил и отпустил его к Эдгару. Претендент, похоже, оказался слизняком, когда-то претендовавшим на кое-какую силу воли, но не сумевшим выдержать первое же испытание. Известный тип представителя подрастающего поколения. Примитив. В общем, ничего замечательного. И так как проповедь закончилась, можно прервать пока общение с паствой и заняться текущими вопросами у себя в кабинете, куда Профессор и удалился в сопровождении Плескача, с которым они совещались чуть ли не ежедневно по поводу безопасности. Плескач был единственным человеком. Кому Профессор позволял входить в свой кабинет. Но и обязанности у того соответствовали такому привилегированному положению.

Впрочем, Плескача вовсе не интересовал кабинет Профессора сам по себе.

– Ты проверил Бабина? – спросил Профессор, усаживаясь за стол.

– Да

– Ну, и как результаты?

– Вы были правы. Он решил оставить Братство.

Профессор улыбнулся. Ему всегда все было ясно. Обостренными инстинктами он чувствовал подводные течения, а холодный разум и опыт подсказывали, как надо действовать, чтобы эти течения ликвидировать с наименьшими для себя потерями.

– Я следил за ним всю неделю, – добавил Плескач. – Он вел себя именно так, как вы и говорили. Он для нас становится опасен. Как бы не наделал бед. Может, нейтрализовать его сейчас? Пока не поздно? А упустим момент – хлопот не оберешься.

– Не торопись, – возразил Профессор. – Сначала я должен убедиться, что случай правда безнадежный. Я с ним поговорю и разберусь, что к чему. Я его, кстати, сегодня еще не видел. Как только он появится, предупреди меня. Я с ним поговорю.

– Сомневаюсь я, что он здесь появится, – ответил Плескач. – Он же кролик.

– Он еще пацан, Красноплесков, – снизошел до объяснений Плескач. – Что он может нам сделать, сам посуди!

– Навредить.

– Как? Рассказать взрослым? Страшно, потому что не поверят и накажут. Доказательств чего-либо ни у кого нет. А сам он – просто малолетка, бессильный предпринять хотя бы открытый бунт. От него никогда и ни в чем не будет никакого толку. К тому же, он нас боится, это тоже некая гарантия того, что он бессилен. И нейтрализовать его мы всегда успеем. Главное – выбрать удачный момент и обставить все с максимальной для дела нашего Братства пользой. Так что предупреди меня, когда он появится.

– Ладно, как хотите.

Плескач вышел в общий зал и приступил к своим прямым обязанностям – наблюдением и охраной порядка. Он не был преданным псом Профессора, но только Профессору из всех людей на земле он говорил «вы», что характеризовало их отношения достаточно красноречиво. Плескач был очень удобен для Профессора, так как не рвался к неограниченной власти и получал удовольствие от того места, на которое Профессор его поставил, да и находиться за спиной Профессора ему было куда надежнее и спокойнее, чем вести дела по собственной инициативе. Он идеально подходил для функции надсмотрщика.

Между тем Эдгар показывал Игорю их подвал и радостно делился всем, что сам понял к этому дню – это было не очень много, с точки зрения фактов, но зато всплеск эмоций говорил сам за себя. Игорь ничего ему не отвечал и был по-прежнему равнодушен, как скала, хотя Эдгар тормошил его изо всех сил.

– Если бы было уже тепло, клятву тебе пришлось бы приносить в особом… – Он запнулся. – Они говорят: в особой обстановке. Но сам я не знаю, просто с чужих слов, у нас ведь многие клялись летом… А ты будешь, как и я. Я не имею права рассказывать б этом претенденту! В общем-то, ты меня не подведешь, я уверен. Это… немножко страшновато, но… Я не имею права рассказывать! – пискнул он, борясь с неистовым желанием выложить другу всю подноготную. – Иначе церемония потеряет свое значение, а этого нельзя допустить. Но ты справишься. Ты же смелый и сильный, тебе будет не трудно. И помни: я всегда готов тебя поддержать. Я с тобой.

Игорь молчал. Его лицо ничего не выражало. Перед тем, как прийти сюда вдвоем, они заключили небольшое соглашение, причем на нем настаивал Эдгар: Игорь пообещал не выдавать Профессору, что о Братстве Гумитов Эдгар поспешил поведать без предварительных прощупываний и не будучи твердо убежден в согласии Игоря идти той же дорогой. А за это он обещал никому не упоминать того, что самоубийцей был Сеня Шевченко. «А мне все равно», – ответил Игорь все так же равнодушно, но на этот уговор согласился легко, раз для Эдгара это так важно. Эдгар его от всей души жалел и содрогался при мысли о чьем-нибудь самоубийстве, тем более в твоем присутствии, на крыше девятиэтажки. И поэтому не удивлялся такой резкой перемене, происшедшей с Игорем. Он сам вообще, наверное, сошел бы с ума в этой ситуации.

Как и любое братство, Братство Гумитов не могло обойтись без всяких ритуалов, а ритуалам должны быть предоставлены отдельные помещения, особым образом оформленные и обставленные. Было такое помещение и в гумитском подвале. Оно состояло из двух смежных комнат, одна – совсем маленькая, другая – побольше. Первая была «комнатой Регины», о чем сообщалось непременно шепотом и непременно с оглядкой, как будто их божество могло их подслушать и покарать за излишнюю болтливость, и не добавляли к этому определению больше ни единого слова, полагая, что имя Регины объясняет всё, а если и не объясняет, то со временем станет понятно, а «мое дело сторона». Вторая комната – собственно святилище – представляла собой совершенный мрак. Уже побывавшие там свободно говорили о ней, и вход туда не был закрыт, но церемонии нагоняли на простых смертных такой страх, что по доброй воле туда никто не заглядывал. Электрическое освещение там отсутствовало, и не было окошечка даже в смежные комнаты или коридор, поэтому никто точно не знал, как святилище выглядит. И уж тем более только верхушка Братства знала, что попасть туда можно было либо из комнаты Регины, либо из общего зала, либо из кабинета Профессора. Да и кого здесь могли интересовать такие подробности? Сюда люди приходили не за вопросами, а за готовыми ответами на собственные вопросы, которые незамедлительно и получали.

– Смотри, смотри, – зашептал Эдгар Игорю на ухо, – как опоздал Валера Бабин! Пропустил проповедь, на твою клятву чуть не опоздал. И выглядит он… не очень… Заболел, что ли?

Игорь неохотно посмотрел в ту сторону и вздрогнул. Мальчишечка, всего на год или два моложе их с Эдгаром, до невероятия напоминал своим видом Сенечку Шевченко, хотя внешние данные у них не во всем совпадали. Валера Бабин держался как побитый пес, вытянув шею и почти постоянно свесив голову. Его глаза либо воровато шныряли по сторонам, либо останавливались и смотрели в никуда. Он отшатывался от всех, кто к нему приближался или даже просто поворачивался. Сходство с поведением Сени Шевченко было разительно. Игорь увидел его сразу и не удержался от гримасы.

– Что с тобой? – спросил Эдгар.

– Как он… похож… – выдавил из себя Игорь.

Эдгар проследил за его взглядом:

– Кто? На кого?

– На Сеню Шевченко… – прохрипел Игорь.

Эдгар пригляделся и согласился:

– Да, что-то есть… Но это он такой сегодня, а обычно он бывает совсем другой. С ним, наверное, что-то случилось, скорее всего – заболел… простудился… Ой, вот уже вышли наши офицеры. Приготовься Игорь, ты сейчас будешь приносить клятву. Ты только не бойся, все хорошо, я всегда за тебя переживаю, я всегда с тобой…

Лихорадочная речь его перешла в какой-то лепет, почти вовсе не связанный с действительностью, он затрепетал и вцепился в руку Игоря – то ли поддерживал друга, то ли сам защищался. Игорь огляделся. Офицера он увидел одного, тот подошел к Игорю и положил руку ему на плечо. Эдгар в сильном смятении отступил и даже зажмурился, а претендент так и не вышел из своего равнодушного состояния. Между тем так называемый «офицер» мог вывести из равновесия и более крепкие нервы – высокая фигура в одежде, как у старинных католических монахов, как у представителей инквизиции, черный просторный балахон до самого пола с широченными рукавами и капюшоном, скрывавшим лицо. В общем, традиционный ритуальный наряд подобных братств. На шее у фантома висел зловещий знак – человеческий череп размером с куриное яйцо, а на поясе – еще более зловещий знак в виде длинного тонкого кинжала в причудливо разукрашенных ножнах и с причудливой узорчатой рукоятью. В полумраке подвала такой персонаж мог бы довести до истерики впечатлительного человека. Но Игоря теперь уже мало что впечатляло.

Крепко держа претендента за плечо, офицер повел его в святилище. Толпа хлынула следом и окружила дверь в святилище. Тут же остановились и офицер с Игорем.

– Раздевайся до пояса, – приказал офицер.

Игорь не выказал никакого удивления. Стянул свитер, отдал его Эдгару и стал расстегивать рубашку. Эдгар дрожал от волнения с головы до ног. Ведь поскольку именно он привел сюда новичка, до определенного момента приходилось нести за него ответственность. Соверши Игорь неблаговидный поступок – опозорится обязательно и Эдгар. Он сгреб в охапку доверенные ему свитер и рубашку и оказался близок к рыданиям – дар речи уже утратил и взывал к другу лишь глазами, огромными выразительными глазами эмоционального ребенка.

Рука офицера легла на обнаженное плечо и крепко сжала:

– Пойдем.

Дверь в святилище отворилась. Фигуры офицера и претендента исчезли во мраке, дверь за ними захлопнулась, и во всем подвале стало очень тихо и напряженно. Эдгар поминутно бледнел и покрывался холодным потом, вспоминал свою собственную клятву. Одним словом, он нуждался в поддержке. Если бы сейчас, в самом начале его жизни в Братстве Гумитов, его постигла неудача, он бы этого не вынес. Ему необходимо было поощрение, чтобы он почувствовал стимул к дальнейшему росту. Так что для него действительно наступил момент истины.

Кромешная темнота в святилище длилась всего несколько минут. Рука офицера на плече регулировала движения претендента. Они остановились посреди комнаты. Ощущение полной слепоты было весьма впечатляющим. Отчетливо воспринимался только запах – ароматы восточных курений, дурманящих и сладких. Вскоре по комнате пронеслось дуновение, и внезапно по периметру квадрата метр на метр на полу вспыхнули толстые розовые свечи, установленные каждая в отдельной плошке, они горели оранжевыми язычками, от колебания которых, казалось, колыхалось пространство вокруг. Претендент оказался в самом центре этого светящегося квадрата. Вдоль стен комнаты выстроились еще десять офицеров, их неподвижные силуэты напоминали призраки готических романов. Перед претендентом стоял сам Профессор в такой же одежде, как и остальные офицеры, но капюшон его был откинут на плечи. Череп на его груди висел металлический, а не пластмассовый или костяной. Весь его вид и поведение были рассчитаны на то, чтобы произвести подавляющий эффект.

Но Игорь не только не был подавлен, он по-прежнему был в состоянии равнодушия. «Надо же, в какой шок попал мальчонка, – невольно подумал Профессор. – Должно быть, тонкая натура, артистическая. Таких можно использовать с толком, если найти к ним правильный подход. Братство было бы поистине золотым дном и удачнейшим бизнесом, если бы все члены Братства были такие же, как он». От этой мысли он чуть-чуть, на мгновение, улыбнулся.

Братство и в нынешнем его составе является золотым дном.

– Ты знаешь, зачем нужно было раздеться при входе сюда? – спросил Профессор.

– Нет, – ответил претендент.

– Таким образом ты обнажил свое сердце. Теперь я вижу его как на ладони. Ты не боишься этого?

– Нет.

– Ты хорошо подумал перед тем, как принял решение вступить в наше Братство?

– Да.

– Это изменит все в твоем земном существовании. Ты готов к такому повороту?

– Я хочу этого.

– Почему ты выбрал именно наше Братство? Разве нет других организаций, призванных давать утешение страдающим?

– Я был в церкви, но ничего не получил.

– Тебе придется активно участвовать в жизни нашего Братства и приносить ощутимую пользу, чтобы тебе предоставился шанс расти духовно. Слепая вера сама по себе ничего не делает и поэтому у нас не поощряется. Ты понимаешь это?

– Да.

– Тебе хватит сил служить Великому Гуми?

– Надеюсь на это.

– И ты не боишься?

– Нет.

– А почему ты не боишься?

– А мне все равно.

Профессор немного помолчал, вглядываясь в претендента в поисках хотя бы чего-нибудь подозрительного, но видел только мальчика, пережившего тяжелейший стресс и еще не вышедшего из глубокого шока. Куй железо, пока горячо. Поэтому наступила процедура произнесения клятвы.

Профессор вынул откуда-то роскошный кинжал. В свете свечей его клинок горел, как молния. Рукоять была выполнена с редкостным изяществом, украшена каким-то крупным прозрачным камнем, сыпавшим алыми искрами, и красной шелковой кисточкой. Возле рукояти на металле были выгравированы какие-то символы. Зрелище было достойно любования, но на лице претендента не дрогнул ни один мускул, словно он видел настоящие кинжалы при розовых свечах каждый день. Профессор протянул оружие Игорю с рекомендацией:

– Держи его за острие, ни в коем случае не прикасайся к рукояти, и если уронишь на пол, тебя немедленно прогонят отсюда как не достойного чести стать членом нашего Священного Братства. Ты понял меня?

– Да.

– Держи левой рукой.

Игорь без малейших колебаний протянул левую руку и взял кинжал за конец лезвия, которое было отточено по высшему классу и тут же впилось в мягкую ладонь и пальцы. Кинжал вдобавок был тяжелый, и потому удержать его становилось до невероятия трудно уже с самых первых секунд. Профессор не сводил глаз с претендента:

– Повторяй за мной: я решил вступить в ряды Священного Воинства Гумитов.

– Я решил вступить в ряды Священного Воинства Гумитов.

Игорь смотрел на оружие в своей руке, чтобы ненароком не уронить его и не коснуться рукояти, но лицо его не менялось, и голос оставался ровным.

– Я клянусь до последнего сражаться за Добро и идти уничтожать Зло в любых его проявлениях, даже если оно с виду кажется Добром.

Игорь повторял все это послушно и монотонно.

– Клянусь беспрекословно подчиняться велениям руководителей Братства, которые ближе меня находятся к Великому Гуми и лучше меня знают его волю.

– Клянусь хранить верность Великому Гуми и делу Добра и идти вперед без всяких сомнений, потому что сомнения оскорбляют Великого Гуми и наносят делу непоправимый ущерб.

– Клянусь не бояться смерти.

– Клянусь не покидать Братство Великого Гуми ни при каких обстоятельствах.

Кровь с частотой метронома капала на пол, некоторые капли попадали на свечи и заставляли их шипеть и даже гаснуть, но Игорь был неумолим.

– Клянусь выполнять любые приказания руководителей Братства, потому что это приказания самого Великого Гуми.

– Клянусь не задавать вопросов.

– Клянусь не выдавать членов Братства и все Братство целиком.

– Иначе меня постигнет жестокая кара, и я исчезну из вселенной навсегда. Клянусь моей кровью сдержать эту клятву.

Профессор еще немного помолчал, затем произнес:

– Очень хорошо.

Отобрал кинжал и протянул таким же таинственным путем появившийся белый носовой платок:

– Возьми, завяжешь руку. Итак, ты становишься одним из нас. Сначала ты будешь слушателем, то есть главной твоей обязанностью будет прислушиваться к жизни Братства, осваивать наши правила. Это низшая ступень нашего Братства, но на ней обычно долго не задерживаются – идут дальше и растут духовно. Запомни основную нашу заповедь: всеми силами служить Великому Гуми. Выполняй ее, и у тебя не будет никаких проблем.

– Да, – ответил Игорь, машинально обертывая руку поданным платком.

– Тогда можешь идти к другим членам Братства и помни эту клятву всегда.

С этими словами Профессор отступил на шаг назад и словно растворился в темноте. Будто по мановению волшебной палочки сами собой разом погасли все свечи. Игорь обернулся, не зная, куда выходить. На помощь ему снова пришла рука офицера, который опять взял его за плечо и вывел из святилища.

При его появлении по Братству прокатилась волна радости. Эдгар облегченно засмеялся, бросился его обнимать и поздравлять, засыпал его вопросами:

– Ну как? Тебе понравилось? Ты не испугался? Я помню, у меня от страха кружилась голова. Давай, я завяжу тебе руку. Ничего, она быстро заживет. Я уже через три дня снял повязку. Сильно болит? Слушай, ты даже не побледнел. Неужели ты совсем ничего не чувствуешь?

Игорь не отвечал. Он щурился после пребывания во мраке и не спеша одевался. Эдгара огорчила его холодность, поэтому он вздохнул и замолчал.

– Я – слушатель, – выдавил из себя Игорь.

Эдгар готов был заплакать от жалости и ругал себя за бессердечие. Нельзя ожидать болтливого оживления от человека в его состоянии. Конечно, перспективы в Братстве могли бы хоть чуть-чуть растопить лед, но требовать этого подвига от Игоря никто не вправе. Это ерунда, что сильные люди выдерживают любые испытания. Некоторые испытания вообще невозможно выдержать, даже такому сильному парню, как Игорь Белояр. Он пытался спасти Сеню Шевченко, а тот спрыгнул с крыши. Даже слышать об этом ужасно, а Игорь там был. И сейчас, несмотря на этот удар, он пытается кое-как разговаривать, видя, как расстраивается от его молчания Эдгар. Чувствуя свою вину и улыбкой прося прощения, Эдгар помог новичку застегнуть пуговицы рубашки. На платке проступала кровь, но Игорь ни разу не поморщился от боли.

– Для тебя с сегодняшнего дня начинается как бы испытательный срок, – сообщил Эдгар. – Это очень длительная вещь, ты не переживай, я вот до сих пор в слушателях хожу.

– Угу.

– Сейчас мы будем молиться. Всего несколько минут, но Игорь, это потрясает до глубины души! Вот увидишь. Тебе понравится.

И впрямь, Братство собралось в общем зале. Все начали принимать какие-то странные, расслабленные позы, некоторые опускались на колени, еще кто-то усаживался по-турецки прямо на пол. На помосте опять появился Профессор, уже без черного балахона. Теперь его появление произвело мобилизующее действие, все настроились на нужный лад и приготовились к молитве.

Это была не традиционная молитва, как ее воображают все при звучании этого слова. Мало-мальский специалист узнал бы в этой молитве обычную практику медитации. Профессор произносил какие-то слова, и без того похожие на заклинания, и при этом так их растягивал на каждом звуке, что и вовсе видоизменял их до неузнаваемости. Паства старательно повторяла все эти звуки и неизбежно погружалась в божественную нирвану. Многие и на самом деле оказывались в глубоком трансе, так что после семи минут такой вот молитвы их приходилось приводить в чувство, а сами они очнуться были не в состоянии. В числе этих счастливчиков был и Эдгар. На него эта практика действовала поистине разрушительно. Он с трудом осознавал реальность, был бледен до прозрачности и еще минут десять никого не узнавал. Профессор давал ему пилюлю, от которой бедняга встряхивался и обретал силы двигаться.

Молитва была заключительным актом в пьесе под названием «Один день из жизни Братства». После нее большинство их разошлись по домам. Игорь и Эдгар вышли вдвоем на свежий воздух, и им показалось, что они очутились в совсем другом мире. Причем Эдгар был убежден, что лучший мир остался в подвале, а снаружи – только его низкокачественный суррогат. У него все еще подгибались ноги, он был слаб и держался за локоть Игоря. Они немного постояли возле угла и позволили к себе присоединиться молодому человеку по имени Федя. Тот гораздо дольше Эдгара состоял в Братстве и уже находился на следующей ступени его иерархии – носил звание активиста и чрезвычайно гордился этим. Таких, как Федя, Профессор считал рабочими лошадками, но мелкими сошками. Он использовал на полную мощность их качества трудоголика, но ни капли не уважал за патологическое отсутствие задатков лидера.

– Вот, – извиняющимся тоном сказал Федя. – Профессор приказал мне объяснить новенькому наши правила. Так что пойдем вместе.

– Как это? – возмутился едва живой Эдгар. – А я? Я что, по-твоему, не смогу как следует объяснить другу наши правила?

– Профессор приказал, – повторил Федя. – А наше дело – ему подчиняться.

Это звучало как неопровержимый аргумент. Эдгар тут же вспомнил, что и сам получил все сведения от Феди, а вовсе не от Сени Шевченко, и смягчился.

– Хорошо. Профессору виднее. Ты же у нас специалист по просвещению новичков. Ну и правильно. Я бы, наверное, и сам запутался в своих объяснениях, а ты – человек опытный, и объясняешь понятно.

Федя застенчиво улыбнулся.

– Только можно и я буду слушать? – спросил Эдгар. – Я уже все знаю, но мне все равно интересно. Мне нравится слушать про нас.

– Пожалуйста, слушай, – согласился Федя. – Это не запрещено. Если я ошибусь где-нибудь, ты меня поправишь. А ты… Тебя ведь зовут Игорь?

– Да. Игорь Белояр.

Они медленно шли по тротуару в сторону Подновья. В самом разгаре был апрель, но вечер выдался промозглый, и несмотря на это, они не торопились, выказывая обидное презрение к неблагоприятным погодным условиям.

– Чтобы понять духовную сущность нашего Братства, тебе надо прочитать эту книгу. – Федя достал из-под куртки обернутое в целлофан красочное издание, повлиявшее на дальнейший путь Эдгара. Игорь подставил книгу под свет фонаря. Рабио Прамен, «Путь свободы к радости».

– Ладно, – сказал Игорь и засунул том под мышку.

– Профессор всем новеньким дает ее читать, как будто это Библия, – осмелился хихикнуть Федя, но тут же посерьезнел. – Ты слышал сегодняшнюю проповедь?

– Да.

– Это хорошо. Значит, слышал и то, что Профессор сказал после проповеди, насчет того, как нужно выбирать новых претендентов. Для тебя это должно быть особенно важно, потому что ты пока находишься на нижней ступени Братства, но это не освобождает тебя от посильного служения Великому Гуми. И пока единственное, что ты можешь делать для Великого Гуми, это искать новых членов Братства. Другими словами – твоей обязанностью отныне становится вербовка. Ну ты уже слышал, что делать это надо с максимальной осторожностью, чтобы не поставить под удар наше Братство. Не знаю, говорил тебе Эдик или нет, но нам нужно поменьше обращать на себя внимание, иначе милиция воспользуется случаем начать преследования. Поэтому мы вынуждены вести тайную, закрытую деятельность. Имей это в виду.

– Я понимаю, – сказал Игорь.

– Итак, сейчас ты должен искать, слушать, смотреть, выбирать, молчать. Если в слушателях ты проявишь себя с наилучшей стороны, то станешь активистом, как я. Отличие то звания слушателя в том, что активистам задания поручают наши начальники или сам Профессор, но и ответственность за выполнение этих заданий намного больше. Мы, активисты, знаем уже о нашем Братстве всё. (Федя был в этом убежден, потому и убеждал в этом других.) И мы, активисты, являемся основной массой нашего Братства.

Федя перевел дух и проверил, не потерял ли собеседник книгу.

– На следующую ступень можно подняться только в том случае, если у тебя обнаружатся необычайные способности или подлинный талант. Тогда тебя удостоят особого испытания, очень серьезного, я не знаю подробностей, но после этого ты станешь карателем, это неслыханная честь, и добиваются ее крайне немногие. Карателей посвящает в их звание сам Профессор. И Профессор сам выбирает и проверяет тех, кого решил сделать офицерами. Это самые преданные и опытные люди, обладающие силой, которую дает им Профессор. Точнее, он их учит силе, когда точно решает посвятить в офицеры. Это как бы его кабинет министров, заместители Профессора.

Федю озадачило долгое молчание новичка, он остановился и заглянул Игорю в лицо, чтобы понять, слушал ли он.

– Угу, – сказал Игорь. – Дальше?

Федя облегченно вздохнул.

– Дальше – сам Профессор. (Тут он суеверно понизил голос.) Во время своих путешествий он много раз видел Великого Гуми и может свободно общаться с ним. Это удивительный человек. Великий Гуми наделил его особой силой, которой нет больше ни у кого. Потрясающе, сам увидишь. Ему нельзя даже возражать, ведь сам Великий Гуми уполномочил его вести такую деятельность. Без Профессора мы не могли бы узнавать волю Великого Гуми, другим офицерам не удается его хотя бы услышать, как они ни стараются. В общем, Профессор – наш пророк, пророк по воле Великого Гуми.