Текст книги "Космическая тетушка"

Он любил стариков, морских животных, калек, горячее вино с перцем и травой, которую прямо перед подачей девушка вынимала с маленькой грядки, похожей на гробик, и рвала на мелкие кусочки. Стариков и калек Меноэс любил целиком, как они есть, со всеми их шрамами и морщинами, а женщин – фрагментарно: у одной его пленяли твердые коленки, у другой он замечал улыбку мудрой старухи на детском лице, у третьей – сильные, просвечивающие перламутром пальцы… Но ни одна из этих женщин не была настолько хороша, чтобы завладеть его воображением полностью.

Абела Меноэс стрелял в цель, он знал толк в запахах: ружейной смазки, морской соли, женского лона, увядающих цветов, ладоней, истекающих мозолями, пыли из медных карьеров. Он дружил с водителями грузовых машин, владельцами яхт, издателями бумажных книг, потрошильщиками рыбы, валяльщиками шерсти, хозяйками уличных кафе. Обо всех он писал свои книги. Эти люди не читали о себе в его книгах и никогда не узнавали себя, если книжка все-таки случайно попадала к ним в руки. Их жизнь была гораздо более простой, не такой яркой и увлекательной. Меноэс умел сжимать впечатления до такой плотной концентрации, что блекло-лиловое становилось у него густо-фиолетовым.

Бугго пыталась решить, нравится ей этот писатель или же он ее раздражает. После второго романа она решила, что он ее, пожалуй, утомляет. Бугго Анео и сама большой мастер расписывать небеса по собственному усмотрению, и незачем ей услуги в этом деле постороннего дизайнера.

Но назойливым духом Меноэса она все же пропиталась и потому на вопрос своего взбудораженного младшего офицера уронила усталый афоризм о дряхлости вселенной.

Однако Антиквар попросту пропустил это мимо ушей.

– Включите стерео! Там… такое!

Бугго надавила кнопку и сразу зажмурилась: каюта мгновенно раздалась по всем направлениям, и Бугго оказалась (вместе со своей койкой, любимым измятым пуфиком и планшеткой) посреди громадной площади, набитой праздничным народом. Гремели оркестры. Костяные рожки и трещотки сплетались с многоголосым пением, причем, как установила Бугго, мужские голоса звучали выше женских. Серая кожа жителей северного Арзао, грубая, с крупными порами, была как будто нарочно создана, чтобы служить выгодным фоном для мятых цветов, взбитых пузырями лент поверх полупрозрачного нижнего платья, медных колец и браслетов тончайшей кружевной работы. Многие женщины были босиком.

Бугго не могла разглядеть дома, обрамляющие площадь, – они находились слишком далеко. Воздух был полон фигурок причудливых зверей, сделанных из бумаги, цветов, листьев и обломков медного листа; подвешенные на нитках, они качались на разной высоте над площадью.

Затем живая голограмма сжалась и исчезла, сменившись дикторшей, скромно устроившейся в углу, возле самого экрана. Дикторша была, по меркам Арзао, красивой: невысокой, плотно сбитой, с едва намеченной грудью. Ее желтые волосы были увязаны в два хвоста, наподобие колокольчиков. Она обольстительно улыбалась, и Бугго вдруг подумала о том, что в студии наверняка висит портрет Гирахи – и о том, что все дикторши страны на самом деле адресуют свои улыбки ему. Автоматический переводчик бесстрастно ронял слова:

«Грандиозное празднество готовится в честь прибытия личного друга Тоа Гирахи – капитана Бугго Анео. Уже сегодня площади полны народа, хотя основные торжественные мероприятия пройдут завтра, когда «Ласточка» приземлится в порту «Арзао-Главный». В воздух подняты тысячи бумажных фигур – дар детей Арзао капитану Бугго».

Бугго лишилась дара речи.

Калмине сказал:

– Эффектно. Кстати, у них такое сумасшедшее стерео только для самых важных репортажей.

Бугго медленно перевела взгляд на своего консультанта по имиджу.

– Ты понимаешь, Калмине, что нам с тобой предстоит бессонная ночь?

– Ни в коем случае! – всполошился он. – Вы должны быть завтра свежей, как срез яблока, только что разрубленного кинжалом!

«Все-таки он меня раздражает, этот их культовый писатель», – подумала Бугго.

И сказала почти жалобно:

– Мне завтра блистать среди этого великолепия! Что я надену?

Калмине не колебался ни мгновения:

– Наденьте форму. С сапожками. Где она у вас? Дайте. Я все вычищу и выглажу. И немедленно ложитесь спать. Перед сном – горячее молоко. Что тут у вас на койке – дурацкие романы?

– Это их элитный автор. Культовый.

– Выкиньте немедленно. Вам необходим нормальный цвет лица. У вас очень красивый оттенок кожи. Чудесно смотрится с летной формой.

Бугго села на койке, глядя, как Антиквар утаскивает из ее каюты добычу – штурманскую форму выпускницы Звездной Академии, пару низких сапожек из очень мягкой кожи и планшетку «Арзао – открытый мир». Обеими руками взъерошила волосы. Калмине прав – нужно хорошенько отдохнуть.

* * *

«Ласточка» садилась в порту «Арзао-Главный», и Бугго казалось, что гром музыки и приветственных криков заглушает рев двигателей. Оркестр, состоявший из трех десятков женщин в одежде из золотых и красных лент, клубился по летному полю: они непрерывно танцевали, перемещались с места на место, вскидывали над головами руки и приседали, взмахивая лентами.

Полной противоположностью оркестру стоял почетный караул: сотня неподвижных офицеров в тонких серых сюртуках с паутинным шитьем. А впереди находился сам Тоа Гираха – в точности такой, каким запомнила его Бугго по тем временам, когда он выходил к ужину в кают-компанию «Ласточки», а потом оставался для бесконечной игры в кругляши.

Жесткие серые волосы Гирахи поблескивали от пота – день начинался жаркий. Темные узкие губы были крепко сжаты. Он внимательно смотрел на корабль и даже не моргнул, когда его окатило волной жара и пыли.

«Ласточка» смолкла. Музыка, напротив, взревела еще неистовей. На трапе показался Антиквар, солидный, разъевшийся, в своем любимом наряде с завышенной талией и невероятным воротником, вздымающимся выше затылка. Следом явился Малек, чисто умытый по торжественному случаю. Антиквар потратил полтора часа, подбирая костюм для механика, и наконец остановился на эксцентричной одежде, которую носит одна малая народность на Вио: переливающийся комбинезон, стянутый шнурами выше и ниже локтей и коленей. Малек сделался похожим на елочную игрушку. Его шерстка, начищенная и расчесанная, смущенно поблескивала на солнце.

Таган остался на корабле, поскольку все еще не мог ходить, но Оале вышла вслед за Мальком. При виде девушки в простом белом платье с чрезмерно длинными рукавами и волочащимся подолом офицеры Гирахи разом шагнули влево и свистнули. На лице самого Гирахи не дрогнул ни один мускул. Оале улыбнулась мужчинам, оценив их приветствие, и один из стоявших в строю, незаметно для прочих, подмигнул ей.

Хугебурка, нарядный и хмурый, ступил на верхнюю ступеньку и обернулся, подавая руку той, которая должна была появиться напоследок.

Мелькнула нога в сапоге. Солнечный блик отразился от начищенного носка и скакнул по скуле Гирахи. Затем явилась тонкая коленка – и Бугго Анео величаво вынырнула из люка.

Поднялся неописуемый шум. Офицеры палили из ракетниц, оркестр верещал, трещал и завывал на все лады. Опираясь на руку своего старшего офицера, Бугго медленно спустилась по трапу и, минуя всех своих спутников, подошла к Гирахе. Он молча распростер руки, и Бугго, обняв его, поцеловала в щеку.

– Здравствуйте, Тоа, – проговорила она. – Хорошо выглядите.

– Вы тоже, дорогая, – отозвался он. – Идемте. Мы вас ждали.

И они пошли по летному полю к большому слайдборду, который колыхался над поверхностью почвы в явном нетерпении. Спутники Бугго ступали следом на почтительном расстоянии. За ними устрашающе слаженно топали офицеры, а замыкал шествие пляшущий и ликующий оркестр.

* * *

Теперь у Бугго было время разглядеть дома на той площади, которая явилась к ней в каюту вчера вечером. Это были высокие гладкие дома из серого камня, почти совсем без украшений. Но под ярким синим небом северного Арзао они выглядели очень нарядными.

Игрушечные звери все так же висели в воздухе и позванивали на ветру. Бугго с сияющей улыбкой смотрела на них.

– И это все сделали для меня дети? – спросила она диктатора.

– Вы смотрели вчера новости? – Он самодовольно улыбнулся. – Да, это так.

– И я могу взять?

– Сколько захотите.

– Я хочу вон того, с копытцами… и еще птичку… И тех забавных, с ушами… – начала перечислять Бугго.

– Вы можете забрать всех, – остановил ее Гираха, сделав властный жест рукой.

– Ну, куда я дену столько?

– Подарите другим детям. На других планетах.

Бугго пристально посмотрела на него.

– А вы политик, – протянула она.

Гираха скромно пожал плечами.

– Я хочу, чтобы об Арзао складывалось наилучшее мнение.

Он разглядывал Бугго с нескрываемым одобрением, и она мысленно возблагодарила своего консультанта за дельный совет: строгая летная форма среди пестрого многоцветья разнаряженного народа выглядела чем-то особенным, возносила Бугго над толпой, выделяла ее… и сближала с самим Гирахой. Он тоже носил очень простую одежду.

– Сейчас пройдет парад танцовщиц, – сообщил он Бугго. – Затем мы отправимся в старый город. Кле – это сердце северного Арзао. Приморский город, древняя столица. Там жил и творил наш классик, Абела Меноэс. Вам будет интересно. Вы читали его книги?

– Два или три романа, – сказала Бугго.

– В планшетке «Арзао – открытый мир» мы поместили все, – сказал Гираха. – Его наследие перешло в общенародное достояние. Мы заинтересованы в том, чтобы люди знали его книги.

Бугго молча смотрела на площадь. Праздник был в разгаре. Музыка громыхала, отражаясь от домов, дышать было трудно от жары и цветов. Цветки здесь, по местному обычаю, непременно мяли сразу после того, как они были сорваны.

– Вечером, когда жара спадет, запланирована экскурсия на медный карьер, – продолжал Гираха. – Жаль, что у вас не очень много времени, мы могли бы посмотреть еще завод по обогащению руды… Но, насколько я понял из вашего послания, у вас срочное дело.

– Я вполне могу потратить сутки на знакомство с вашей страной, Тоа, – сказала Бугго. – Мой младший офицер – консультант по имиджу – хотел бы ознакомиться с достижениями модельеров Арзао… Вчера, посмотрев репортаж с площади, он был буквально заворожен вашей страной.

Гираха глядел на площадь. К Бугго был обращен его профиль: квадратное очертание щеки, неожиданно маленький нос, шелушащаяся кожа на подбородке. По тому, как шевельнулась скула, Бугго догадалась: диктатор польщен ее последним замечанием.

– Я люблю их, – сказал он просто, не отрывая глаз от площади. – У нас много хорошего. Кое-что вы увидите. Вы меня поймете.

– Мне кажется, я уже вас понимаю, – заверила его Бугго. Но после слов Гирахи, сказанных с глубоким и спокойным чувством, ее фраза прозвучала слабовато.

– Какие еще пожелания? – спросил Гираха.

– На ваше усмотрение, – сдалась Бугго. – Мой механик наверное с удовольствием побывал бы где-нибудь в цехе сборки двигателей. Вряд ли он сумеет внятно объясниться, но человек он толковый. И очень благодарный. Только за ним необходим пригляд, иначе он потеряется.

– Хорошо, – кивнул Гираха. И метнул в Бугго взгляд: – А эта девушка, ваша спутница?

– Это заказчик.

Гираха медленно повернулся в сторону Оале и окинул ее взором с ног до головы. Затем вновь обратился к Бугго:

– Вы покупаете оружие для нее?

– Овелэ, – сказала Бугго. – Они готовят восстание.

– Давно пора, – холодно уронил Гираха и снова обратился к площади.

* * *

Гуляя по Кле в сопровождении Тоа Гирахи, верного Хугебурки и двух молодых офицеров с отстраненными лицами, Бугго постепенно меняла свое мнение о творчестве Абелы Меноэса. То, что при чтении в каюте «Ласточки» казалось назойливым, на улочках старого Кле выглядело совершенно естественным. Мир, которым управлял Гираха, отчасти был создан умершим сто лет назад писателем: казалось, без Меноэса не сохранились бы здесь ни таинственные каналы с морской водой, ни мудрые толстухи с красноватыми от давленых ягод ногами, ни старики с морщинистыми, как морские раковины, лицами, ни девушки Арзао с кожей как перламутр, ни рыскающие по улицам рыжеватые пушистые зверьки со шкодными, умильными мордами… Вдали назойливо шумело море, и Бугго все шла и шла рядом со своим молчащим спутником, а Кле раскрывался перед ними, все более чудесный и терпкий, и наконец они остановились перед деревянной галереей, выкрашенной белой краской. Здесь повсюду вились какие-то кусты с темными листьями, и среди листвы мелькали лохматые цветы с пушистыми тычинками. На ограждении галереи были выставлены цветочные горшки, похожие на крашеные гробики, и в них росли красноватые, изрезанные листья. А между горшками сидела юная девушка с блекло-желтыми распущенными волосами, в грубой серой рубахе, наброшенной на плечи, но не застегнутой и оставляющей открытыми колени. Просунув босую ступню между перил, она пальцами ног лениво пыталась поймать лист и сорвать его с ветки.

Завидев диктатора, она весело улыбнулась.

– Эй, Тоа! – крикнула она. – Хочешь выпить? Заходи. Кто это с тобой? Угости свою женщину любимым вином Абелы.

Бугго поднялась на галерею, а следом за ней – и оба ее спутника. Молодые офицеры остались на улице. Посмеиваясь, девушка принялась рвать листья. Гираха негромко объяснял:

– Листья непременно нужно размять пальцами, иначе они потеряют запах. На Арзао вообще почти не пользуются ножами при изготовлении пищи. Мы ценим запахи наших трав…

Бугго уселась на ограждение галереи. Вниз убегала улочка, застроенная невысокими деревянными домами. Повсюду в пространстве между строениями росли кусты и трава. Невидимые во дворах верещали дети. А вдали ослепительно переливалось море, и все улицы старого Кле втекали в него.

«Вот в чем дело, – думала Бугго, потягивая горячее вино, которое обжигало ей губы. Вкус, свежий и жгучий, надолго задерживался во рту. – Абела Меноэс нашел этот мир и сделал его пряным, а Гираха сумел сохранить все это… Арзао будет вечным, покуда все они живы – Меноэс, Гираха, вино, перламутровые девушки, запах йода, море…»

* * *

Оружие. Тысяча стволов. Дробовики. Картечь. Любовно ухоженное, упакованное в ящики – вместительные и уютные, с отполированными крышками и отсеками, проложенными мягкой тканью. Точно сундуки с приданым любимой дочери.

Оглушительный, пьянящий запах ружейной смазки: теперь и Бугго тоже знала в нем толк, потому что днем она пила любимое вино Абелы Меноэса, и губы ее до сих пор помнили прикосновение разогретой глиняной чашки и рваных, чуть шероховатых на ощупь пряных листьев. Музыка все еще плясала в ее ушах, точно длинные серьги у бегущей женщины: она была здесь так же назойлива и необходима, как запах мятых цветов.

Весь день Гираха провел с Бугго; отгрузкой оружия руководили другие, и принимал груз тоже другой человек, Хугебурка, уставший и измятый, а диктатор и его спасительница стояли рядом и наблюдали. Они даже не прикасались друг к другу руками. Просто стояли бок о бок. И все пространство между ними было заполнено минувшим днем: гигантским карьером с огромными машинами, возящими руду, – на дне карьера они казались крошечными; титанической стеной, исписанной длинными иероглифами зеленых потеков, тихое журчание воды, пробившейся между каменными пластами, – оно было слышно, когда рычание мощного двигателя погрузчика отползало, становилось далеким…

По настоянию офицера, руководившего операцией, Хугебурка лично проверял каждый дробовик: осматривал, заряжал и стрелял в цель. Бесстрастный молодой подпоручик с серыми струпьями на острых, четко очерченных скулах, заученным движением вынимал из ящика ствол за стволом. Не глядя, подавал их Хугебурке, и устремлял взор в абстрактную даль. Он держался очень прямо и совершал движения только под углом, фиксируя каждое положение: согнутый локоть, наклоненная голова, выпрямленная спина.

Хугебурка рядом с ним выглядел безнадежно штатским. Бугго не без удивления обнаружила, что ее старший офицер хорошо стреляет: мишени то и дело приходилось заменять – Хугебурка бил в одно и то же место и превращал их в лохмотья, как будто хотел что-то доказать. Впрочем, ни сам он, ни подпоручик как будто совершенно не интересовались результатом стрельбы. Самым важным было то, что дробовики совершенно исправны.

Бугго смотрела то на Хугебурку, методично берущего ружье за ружьем и глядящего на мишень холодным, отстраненным взглядом, то на Тоа Гираху, который молча стоял рядом. О, на Гираху, на хозяина прекрасного мира северного Арзао, где могучими машинами выкопаны гигантские карьеры и где девчонка с растрепанной, как у ящерки, серой кожей и зелеными глазами называет диктатора запросто «Тоа», потому что прабабка этой самой девчонки запросто называла «Абелой» культового писателя Меноэса…

И центром сексуального притяжения всего этого великолепия была она, Бугго Анео: с ее искалеченным плечом и хромой ногой, с ее выступающим при улыбке клычком, с белой прядью над ехидным глазом и острым, нахальным носом. Она, Бугго Анео. Единственная в мире.

Разумеется, она была счастлива.

* * *

Хугебурка лично опечатал грузовой трюм «Ласточки» свинцовой печатью. Несколько раз перечитал все таможенные декларации, накладные, счета, опись имущества. Гираха поставил подпись, капитан «Ласточки» поставила подпись.

Прощаясь, Тоа Гираха поцеловал Бугго в губы.

* * *

«Не мой мир… – думала Бугго, пьяная, и облизывала губы. – Не мой. Впервые в жизни я вижу мир, который – не мой. До сих пор все они шли ко мне в руки. Едва приземлившись в их портах, я уже получала полное право присваивать их… Как присваивает ребенок игрушку, увиденную в витрине магазина. Она – часть его души, она – его собственность. Она застревает в его биографии, входит в воспоминания… Но невозможно присвоить вещь, которую видишь у кого-то в руках. Вот в чем тайна. Арзао – мир Абелы Меноэса и Тоа Гирахи. Тоа может поделиться им, может его показать. Но никто, даже Тоа Гираха, не в состоянии подарить его мне…»

* * *

«…Никто… Один только Абела Меноэс. Только он. Он – может. Вот почему он – культовый писатель. Он – единственный, кто способен взять целый мир и вложить его в руку девочки, которой мама не купила дорогую игрушку, выставленную в сверкающей витрине… И эта девочка – я…»

* * *

– Капитан!

Бугго проснулась, открыла глаза.

Темнота.

Но голос, разбудивший ее, был слишком хорошо ей знаком.

– Который час, Хугебурка?

– Третий.

– Ну, что там еще?

– Сигнал. Просьба о помощи. Какое-то судно поблизости терпит бедствие.

– Проклятье! – сказала Бугго, включая в каюте свет.

Хугебурка печально смотрел на нее, усталый, скучный. Бугго захотелось сказать ему что-нибудь доброе, нежное. И она сказала:

– Идите спать, господин Хугебурка. Я сама разберусь с этим сигналом.

Кутаясь в одеяло, она потянулась за одеждой и вдруг остановилась.

– Слушайте, а нельзя сделать вид, будто мы никакого сигнала не принимали?

– К сожалению, госпожа Анео, это исключено, – ответил он, глядя в сторону.

Бугго тоже знала, что все сигналы подобного рода намертво вписываются в бортовой журнал любого корабля, оказавшегося в зоне приема, так что впоследствии ни одно судно не в состоянии доказать, что оно «не слышало» призыва о помощи.

Бугго сказала:

– Ладно, встаю. – И вдруг насторожилась: – Что-то вы кислее обыкновенного… Ну, выкладывайте. Мы приняли сигнал бедствия. Теряем время, меняем курс, берем на борт пассажиров… учитывая обстоятельства – совершенно нам не нужных. Есть что-то еще?

– Да, – ответил Хугебурка. – Это «Канаха».

– Нет! – вскрикнула Бугго.

– Да, – в тон ей проговорил Хугебурка, с напором. – Она развалилась прямо в космосе. Нам сигналят со спасательного шаттла.

Бугго тяжело вздохнула.

– Все, хватит. Для трех часов утра – более, чем достаточно. Выйдите, я сейчас оденусь.

Шаттл был ясно обозначен на экране приборов слежения: жалкая загогулина в бесстрастном черном пространстве космоса. Оттуда расходились жиденькие волны – бессловесный вопль о помощи.

– Вы уже отвечали им? – спросила Бугго своего старшего офицера.

– Ждал вашего приказа, – ответил он, разглядывая экран.

– Ответьте, – велела она. – «Канаха», с ума сойти!

Хугебурка покосился на нее.

– Неужели чувствуете ответственность за эту аварию?

– В каком смысле? – взъелась Бугго. – Если я не позволила им угробить вместе со своим корытом моего механика – это еще не значит…

– Ясно, – проговорил Хугебурка. – Ладно, связываюсь с ними.

И отправил неохотное: «Канаха, вас слышим. Дрейфуйте на месте, скоро вас подберем. Сколько человек на борту?»

Ответ прилетел спустя несколько минут: «Спасибо за спасение бренных тел наших и душ! Благодарим от души! На борту – четверо. Мы страдаем от нехватки кислорода. Корабль развалился в космосе. Катастрофу пережили только четверо. Благодарим за доброту».

– Не нравится мне это многословие, – заявила Бугго, несколько раз перечитав послание с шаттла. – Сектанты они, что ли?

Хугебурке тоже не понравился слог, коим изъяснялись потерпевшие. Видя, что капитан становится все мрачнее, он поделился собственной версией:

– Да нет, просто у них много свободного времени. Они же дрейфуют.

Бугго поняла, что должна быть благодарна ему за такой ответ, и потому удержалась от язвительного замечания.

Спасательный шаттл с «Канахи» имел плачевный вид: небольшое суденышко, кое-как оборудованное самым необходимым, чумазое и ободранное. Казалось настоящим чудом, что оно до сих пор болтается в пространстве с четырьмя живыми существами на борту.

Перед тем, как начать спасательную операцию, Бугго заглянула к Изе Тагану. Тот спал, но едва лишь дверь открылась, как сразу проснулся. Бугго всей кожей ощутила его напряжение.

– Это я, – сказала капитан. – У нас чрезвычайная ситуация. Мне жаль, но поступить иначе я не могу. И совесть здесь не при чем: таково общекосмическое законодательство… Мы подбираем четверых потерпевших с «Канахи». Помнишь этот корабль?

В темноте чуть слышно чмокнули губы – Иза Таган улыбнулся.

– Дрянной хозяин. Платил скупо, требовал много и вечно был всеми недоволен.

– В таком случае, я ничуть не удивлена, что у него случилась авария. Ладно, Иза, спи дальше. Надеюсь, все обойдется. Держитесь с Оале как можно более спокойно. Вряд ли кто-нибудь с «Канахи» помнит, что вы работали у них на погрузке.

– Мы были в масках, – напомнил Иза Таган. – Спасибо, что предупредили, госпожа Анео.

– Спи, – повторила Бугго и закрыла дверь.

Потерпевшие на шаттле – трое мужчин и женщина – бросились ко входу на корабль, едва только открылась дверь шлюза.

Первым проскочил мужчина – высокого роста, хорошо сложенный, несомненно эльбеец. Бугго сочла бы его даже привлекательным, если бы не скособоченный в недовольной гримасе рот и спущенные у висков глаза – как будто некто постоянно обижал и мучил этого сильного человека и делал его несчастным всеми возможными способами.

Что-то показалось ей знакомым в его облике. Впрочем, она не успела задуматься об этом как следует. В шлюзе появилась женщина: она впилась ногтями в третьего из четверых и энергично оттеснила его плечом. На ней был летный комбинезон из грубой ткани, в жирных черных пятнах. Бугго поразило сходство между нею и первым человеком: одно и то же кислое выражение застыло на их лицах.

Когда на борту «Ласточки» возникли двое оставшихся, Бугго в мыслях отметила правоту женщины, отпихивающей их назад, на шаттл: ни космос, ни Эльбея, ни тем более корабль Бугго Анео ничего бы не потеряли с утратой этих двоих. Интересно, подумала Бугго, что должен чувствовать человек, который знает, что человечество легко без него обойдется? Неужто они даже не догадываются об этом обстоятельстве?

– Потерпевших – в кают-компанию, – распорядилась Бугго, избегая смотреть на них. – Господин Калмине поставлен в известность? Пусть приготовит по такому поводу горячее. Я сама пришвартую шаттл. Если сочту, что в этом есть смысл… Распорядитесь размещением новых пассажиров по каютам, господин Хугебурка.

Ей не хотелось оставаться наедине с пассажирами. Они ее раздражали. Особенно тот, самый первый. И, прежде чем кто-либо успел добавить хоть слово, Бугго повернулась и исчезла в шлюзовом отсеке.

Знакомство удалось отложить до утра, но за завтраком пришлось встретиться со всеми четырьмя. Бугго подошла к ним, невыносимо официальная, и глядя поверх голов, осведомилась, всем ли довольны пассажиры и нет ли у них особенных просьб.

И тут тот, первый, проговорил:

– А я сразу узнал «Ласточку», госпожа Анео. Это ведь тот самый корабль… моя первая практика.

Бугго вздрогнула и перевела взгляд на говорившего.

– Простите? – холодно переспросила она.

– Мое имя – Халинц. Я был курсантом, когда на «Ласточке» случился пожар. Помните?

– Да, – сказала Бугго. – Мой первый полет. Конечно, помню.

Она сделала особенно ударение на последнем слове, но Халинц не обратил на это внимания. Его так и несло:

– А я, кстати, неплохо закончил Академию… Взялся за ум, как говорится. Потом еще много летал, после госпиталя. И в конце концов получил назначение на «Канаху».

– Она не была вашим личным кораблем?

Халинц сморщился.

– Нет, хозяйским… Я пару раз докладывал о том, что двигатель требует ремонта. И корпус изношен. Они прекрасно обо всем знали. Просто скупились дать денег. Экономили на всем.

– Кто?

– Эльбейская торговая компания «Синид и Керкион».

– Давно нужно было поставить «Канаху» на прикол, не дожидаясь хозяйских распоряжений. А потом запросили бы у них средства задним числом. Сослались бы на форс-мажорные обстоятельства, как все нормальные люди делают. Ну, потеряли бы полгода, зато потом бы окупилось, – сказала Бугго, против воли втянутая в разговор.

Ей пришлось присесть за стол, где завтракали потерпевшие. Калмине зачем-то решил блеснуть своим кулинарным искусством – должно быть, вообразил, будто капитан желает произвести на бедняг сокрушительно-блистательное впечатление, – и наготовил гору тефтелек с густой, сильно перченой подливой.

Гости кушали, морщась, особенно женщина. Бугго взяла себе порцию и нарочно громко сказала:

– Выше всяких похвал, Калмине.

В окне раздачи мелькнул кок.

– Пряности с Арзао, – сообщил он многозначительным тоном. – Настоящие. Благожелательные аборигенки помогали мне рвать их. Как и полагается, без ножа. Прелестными серыми пальчиками.

Он облизнулся и скрылся.

Женщина, сидевшая за столом, проговорила:

– Я совершенно не могу есть острое. У вас на корабле есть диетическая пища? У меня больной желудок.

– В таком случае, вам не повезло, – отозвалась Бугго. – Диетической пищи на корабле нет.

– Придется приготовить, – сказала женщина, поглядев на Бугго. – Иначе у меня будет приступ.

– А вот лекарства у нас в заводе, – объявила Бугго злорадно. – Так что можете не беспокоиться попусту. Если случится приступ, доктор поставит вам клистир с настойкой целебных трав.

Женщина вспыхнула, но Бугго и бровью не повела. Отвернулась и снова заговорила с Халинцем:

– Насколько я знаю, у вас на «Канахе» была эпидемия. Сочувствую.

Он покачал головой.

– Чрезвычайно редкий вирус. Никто даже не подозревал…

– Не смешите! – фыркнула женщина и сунула в рот тефтельку с таким видом, словно жертвовала собой. – Не смешите, господин Халинц! «Никто не подозревал!» От вас всего-то и требовалось – принять к сведению информацию карантинной службы…

Халинц резко повернулся в ее сторону.

– Вы несправедливы, Анаксо. Несправедливы! В нашей ситуации мы не могли себе позволить потерю времени.

– И в результате потеряли не только время, но и половину экипажа, – сказала Анаксо. – Если бы капитаном был Гавьен…

– Между прочим, вы голосовали за то, чтобы рискнуть, младший штурман, – сказал Халинц женщине по имени Анаксо. – Забыли?

– Ну и что? – рассердилась она и проглотила еще одну тефтельку. – Гавьен не позволил бы мне поступить так опрометчиво. А вы позволили!

– При чем тут вы? – вмешался третий из спасенных. До сих пор он молчал и никак себя не проявлял, но тут поднял голову, и в глазах его блеснуло бешенство. – Почему о чем бы мы ни заговорили, речь всегда заходит о вас и вашей сложной душевной организации, госпожа Анаксо?

– Вот как ты начал держаться! – сказала Анаксо. – Ты просто обнаглел, дорогой Феребея.

Мужчина пожал плечами и не ответил.

Бугго постучала по столу согнутым пальцем.

– Господа, прошу не забываться. Вы находитесь в присутствии капитана. Ведите себя соответственно.

Четвертый с «Канахи» бросил на своих товарищей торжествующий взгляд: он был рад тому, что все это время молчал. Анаксо покраснела, а Халинц сказал:

– Я подготовлю для вас доклад о том, что случилось с моим кораблем.

– Это был не ваш корабль, – не удержался «дорогой Феребея».

Бугго крикнула:

– Господин Калмине!

По тону капитана Антиквар понял, что необходимо войти в кают-компанию. Он явился, обтирая красноватые «усы», оставшиеся от соуса.

– Возьмите мою порцию и перенесите на другой столик, – приказала Бугго.

Калмине подхватил тарелку, на которую указала Бугго, и доставил ее к обычному месту капитана. Затем обернулся к Бугго.

– Эти господа закончили завтрак, – сказала Бугго Анео, поднимаясь, чтобы пересесть. – Извольте убрать все, что они не доели. До свиданья, господа. Господин Халинц, жду вас через три часа в кают-компании. Обсудим ваш предстоящий доклад. Почему-то мне кажется, что вы будете нуждаться в моем содействии. Прошу меня извинить.

Антиквар с бесстрастным видом принялся собирать тарелки. Анаксо успела выхватить еще одну тефтельку. Порция Халинца, занятого разглагольствованиями, осталась почти нетронутой, и он проводил ее таким печальным взором, что Бугго почувствовала себя полностью удовлетворенной.

* * *

«Мир так обжит, что все, даже люди, начали в нем повторяться, – думала Бугго. – Уже не в первый раз так выходит, что одного и того же человека я встречаю дважды, трижды… Неприятно».

Халинц явился в кают-компанию точно в тот срок, который указала ему Бугго. Впрочем, если он хотел задобрить ее своей пунктуальностью, то ему это не удалось. «Лучше бы ты опоздал, гнида», – явственно отразилось на лице капитана.

Она сказала:

– Садитесь. Представьте мне ваши наброски к отчету.

Он выложил на стол планшетку. Затем огляделся по сторонам:

– Нельзя ли попросить чоги? Мне без чоги как-то плохо думается.

– Если без чоги думается плохо, то и с чогой дела пойдут ненамного лучше. Не следует возводить напитки в абсолют, – назидательно произнесла Бугго. – Не будем терять времени. Читайте.

Халинц скромно произнес:

– Ну, это только предварительные наброски, излагающие существо дела в самых общих чертах… – И начал зачитывать: – «Случаются корабли с несчастливыми судьбами. В этом они подобны людям…» – Он поднял на миг глаза. – Эту мысль я потом разовью более подробно, изящно…

Он сделал неопределенный жест рукой, как бы изображая в воздухе виньетку.