Текст книги "Образы войны в исторических представлениях англичан позднего Средневековья"

В 1488 г. Генрих VII, воспользовавшись старыми притязаниями английских королей на суверенитет над Бретанью, решил вмешаться во франко-бретонские отношения, взять под свою опеку юную герцогиню Анну[153]153
  На этом поприще Генрих достиг немалых успехов: 15 февраля 1490 г. герцогиня Анна обязалась не вступать в брак и не объявлять ни войны, ни мира без согласия английского короля.


[Закрыть] и помешать французскому королю захватить герцогство. Парламент специально выделил королю значительные субсидии, а члены Большого совета предоставили ему заем для оплаты наемников, первая партия которых прибыла в Бретань в апреле 1489 г. Летом, а также на следующий год король продолжил вербовку своих подданных для отправки в Бретань. С конца мая и до середины сентября 1490 г. во всех графствах Англии зачитывались королевские прокламации, в которых король Генрих не только информировал подданных о ходе бретонской кампании и также сообщал о своей готовности в случае необходимости начать англо-французскую войну. Эти прокламации дали новый импульс разговорам о французском наследстве. Открывая в октябре 1491 г. парламент, Генрих VII прямо заявил о намерении воевать за французскую корону: «Милорды, и вы, представители общин; когда я собирался вести войну в Бретани, поручив командование своему военачальнику, то объявить об этом поручил канцлеру. Но теперь, когда я предполагаю вести войну с Францией самолично, я сам и объявляю вам об этом. Целью той войны была защита прав другого, цель этой – восстановление нашего собственного права».[154]154
  Бэкон Ф. История правления короля Генриха VII / Пер. В. Р. Рокитянского и А. Э. Яврумяна. М., 1990. С. 62.


[Закрыть] Затем Генрих напомнил подданным о славных победах прошлого – Креси, Пуатье, Азенкуре, посетовал на то, что внутренние раздоры в Англии лишили его предков французских земель, а также высказал уверенность в том, что с Божьей помощью и при поддержке верного народа ему удастся отвоевать французскую корону.[155]155
  Бэкон Ф. История правления короля Генриха VII. С. 62–63.


[Закрыть] 6 октября 1492 г. Генрих VII во главе внушительной армии высадился в Кале. В это время неизвестный английский поэт, сравнивая короля с распускающейся розой, воспел его право на Французское королевство.[156]156
  Lander J. R. Crown and Nobility… P. 236.


[Закрыть] Однако, как отмечает известный философ и политический деятель при дворе Якова I Стюарта Фрэнсис Бэкон, не успела английская армия высадиться на континенте, как сразу же «повеяло миром».[157]157
  Бэкон Ф. История правления короля Генриха VII… С. 70.


[Закрыть] В отличие от Генриха V для Генриха VII война за французскую корону была не более чем эффектным маневром, проделав который этот мудрый политик охотно заключил выгодный для себя мир с Карлом VIII. Дорогостоящей погоне за призрачной короной Генрих VII, так же как Эдуард IV, предпочел реальные деньги – 745 тысяч крон.[158]158
  Эта сумма должна была выплачиваться Генриху и его наследникам полугодовыми взносами по 25 тысяч франков до полного погашения. Договором был установлен следующий курс: франк – 20 су, крона – 35 су. Полугодовые выплаты продолжались до 1514 г., когда Генрих VIII заявил о новых финансовых претензиях (как наследник Маргариты Сомерсетской), размер которых вместе с остатком прежнего долга составил миллион крон. Людовик XII обязался выплатить эту сумму полугодовыми взносами по 50 тысяч франков каждый (см.: Примечания Дж. Спеддинга к «Истории правления короля Генриха VII» Ф. Бэкона // Бэкон Ф. История правления короля Генриха VII… С. 274–275).


[Закрыть]

Между тем подписанный Генрихом VII договор о мире с Францией вовсе не означал окончательного отказа англичан от идеи отвоевания французской короны. Его сын и наследник, Генрих VIII, не только сохранил доставшуюся от предков титулатуру «roy d’Angleterre, et France, et seigneur d’Irlande» или в латинском варианте – «rex Franciae et Angliae ac dominus Hiberniae»,[159]159
  Gunn S. J. The French Wars of Henry VIII // The Origins of War in Early Modern Europe / Ed. J. Black. Edinburgh, 1987. P. 28–51; Idem. Chivalry and the Politics of The Early Tudor Court // Chivalry in The Renaissance / Ed. S. Anglo. Woodbridge, 1990. P. 107–128; Idem. Henry VIII’s Foreign Policy and The Tudor Cult of Chivalry // François I et Henri VIII: deux princes de la Renaissance (1515–1547) / Ed. Ch. Giry-Deloison. P., 1995; Richardson G. Eternal Peace, Occasional War Anglo-French Relations under Henry VIII // Tudor England and Its Neighbours / Ed. S. Doran and G. Richardson. Basingstoke, 2005. P. 45–46; Davies C. S. L. «Roy de France et roy d’Angleterre»: the English Claims to France, 1453–1558 // Publications du Centre Européen d’Etudes Bourguignonnes (XIV^e—XVI^e siècles). Vol. XXXV (1995). P. 123–132.


[Закрыть] но в 1513 г. лично возглавил тридцатитысячную английскую армию в войне против «узурпатора». Безусловно, более глубокий анализ причин англо-французских конфликтов в правление Генриха VIII выявит, помимо личных политических амбиций короля, его обязательства перед родственниками жены Екатерины Арагонской, а также (по крайней мере на первом этапе) религиозное рвение и желание поддержать папу, призвавшего весь христианский мир выступить против «тирана» и «схизматика» Людовика XII. Дальнейшее развитие событий показывает, что Генрих был куда более тонким и умелым дипломатом, чем могло сначала показаться представителям рода Габсбургов, пытавшимся использовать союзника исключительно в своих интересах. Поддерживая определенный баланс сил на континенте, Генрих впоследствии умело лавировал между Францией и государствами Габсбургов, сближаясь то с одной державой, то с другой. Потратив баснословные деньги на организацию грандиозных торжеств в честь заключенного в 1520 г. на «Поле Золотой Парчи»[160]160
  В 1520 г. между Ардром и Гином близ Кале состоялась встреча Генриха VIII и Франциска I. Торжества по поводу заключения мирного договора сопровождались пирами и турнирами. Многочисленные приглашенные гости разместились в богатых расшитых золотом шатрах (отсюда название праздника); «дизайн» английских палаток был разработан Гансом Гольбейном.


[Закрыть] мира с Франциском I, Генрих вскоре стал вынашивать планы новой французской кампании. Однако в данном случае я бы хотела обратить внимание не на анализ «истинных» причин англо-французских конфликтов, а на сопровождавшую их риторику.

Первой французской войне Генриха VIII предшествовала публикация папской буллы, призвавшая христиан к справедливой войне против схизматика. Важно отметить, что в Англии эта булла была издана вместе с трактатом Джеймса Уитстонса, в котором не только обличались проступки французского короля против христианской веры, но и разбирались все обоснования прав английского государя на французскую корону. Королевская кампания была короткой, но весьма удачной: после того как в августе 1513 г. в союзе с императором Максимилианом Габсбургом Генрих одержал победу в Битве шпор при Гингейте, а затем взял Теруан, Турне покорился ему, как своему господину и суверену – «le roy très chrestien Henry, par la grace de Dieu roy de France et d’Angleterre».[161]161
  Davies C. S. L. Tournai and the English Crown, 1513–1519 // Historical Journal. Vol. XLI (1998). P. 4–6.


[Закрыть] Не вдаваясь в излишние подробности, отмечу, что новый англо-французский мир был заключен летом 1514 г. В отличие от его предшественников Генриху не удалось пополнить английскую казну за счет французских репараций: стоившая около миллиона фунтов война нанесла серьезный удар по государственному бюджету. Организованный кардиналом Уолси, именуемым в народе «вторым королем», мир был скреплен браком Людовика XII и сестры Генриха принцессы Марии. Однако мир этот продержался недолго. Уже в 1523 г. герцог Суффолк, новый муж овдовевшей через пять месяцев после свадьбы с французским королем принцессы Марии, снова повел английские войска во Францию. И снова, захватывая города и замки на Сомме, английский полководец приводил их жителей к присяге на верность Генриху VIII как королю Франции.[162]162
  Gunn S. J. The Duke of Suffolk’s March on Paris in 1523 // English Historical Reviw. Vol. CI (1986). P. 616–619.


[Закрыть] Пленение Франциска I в битве при Павии в марте 1525 г. подстегнуло притязания Генриха на французский престол. Впрочем, порой английский король был готов довольствоваться признанием за ним титулов герцога Нормандии и Аквитании.[163]163
  Taylor G. Introduction // Debating the Hundred Years War… P. 32.


[Закрыть]

Активная внешняя политика Генриха VIII в отношении Франции способствовала росту интереса у его подданных к истории взаимоотношений этих двух королевств, в первую очередь к истории войны за французскую корону. Непосредственно в 1513 г. в Англии вышел первый перевод на английский «Жизни непобедимого Генриха V» – биографии, написанной в 1437 г. по заказу брата короля герцога Глостера итальянским гуманистом Титом Ливием Фруловези, затем, в 1523–1525 гг., последовал перевод хроник Жана Фруассара, а также новое издание пропагандистских стихов Джона Лидгейта. Помимо переиздания хорошо известных текстов, стали появляться новые сочинения, написанные непосредственно «на злобу дня». В 1512 г. свет увидела анонимная поэма, в которой конфликт между Англией и Францией представлен в виде метафорической битвы цветов: символизирующей Францию лилии, с ее удушающим неприятным запахом, успешно противостоит олицетворяющая Англию свежая алая роза, источающая нежнейший аромат.[164]164
  The Gardyners Passetaunce Touchyng the Outrage of France / Ed. F. B. Williams. L., 1985.


[Закрыть] Именно в это время в Англии появился первый трактат, непосредственно посвященный защите прав английского короля на французскую корону и суверенитет над древними континентальными владениями Плантагенетов.

В отличие от Англии, в которой жанр политического трактата стал популярным лишь в XVI в., во Франции за годы Столетней войны было создано несколько десятков антианглийских полемических сочинений. Большая часть этих произведений, авторы которых, как правило, принадлежали к кругу «officiers», выходцев из канцелярской или парламентской среды, не просто посвящена критике пороков и недостатков противника, но построена на детальном анализе с последующим опровержением всех аргументов, приводимых английской стороной в пользу своих притязаний.[165]165
  Taylor G. Introduction // Debating the Hundred Years War… P. 1.


[Закрыть] Как уже отмечалось выше, один из последних трактатов такого плана был написан предположительно Гийомом Кузино около 1462–1463 гг., то есть в разгар военных приготовлений Эдуарда IV. Этот трактат, известный в научной литературе по началу первой фразы «Pour ce que plusieur»,[166]166
  Среди самых известных авторов можно упомянуть Жана де Монтрейя, Жана Жювенеля дез Юрсена, Алена Шартье, Робера Блонделя и Ноэля де Фрибуа. Французским полемистам посвящена обширнейшая библиография. В числе работ наиболее авторитетных в этой области исследователей можно назвать следующие труды: Daly K. Mixing Business with Leisure: Some French Royal Notaries and Secretaries and Their Histories of France (1459–1509) // Power, Culture and Religion in France 1350–1550 / Ed. C. T. Allmand. Woodbridge, 1989. P. 99–115; Eadem. Histoire et politique à la fin de la guerre de Cent ans: l’Abrégé des chroniques de Noël de Fribois // La «France anglaise» au Moyen Âge. Colloque des historiens médiévistes français et britanniques. Actes du 111^e Congrès national des sociétés savants. Poitiers, 1986. Séction d’histoire médiévale et de philologie. T. I. P., 1988. P. 91–101; Eadem. The «Miroir Historial Abrégé de France» and «C’est chose profitable»: A Study of Two Fifteenth-Century Texts and Their Context. Oxford, 1983; Gauvard Cl. Les humanistes et la justice sous le règne de Charles VI // Pratique de la culture écrite en France au XV^e siècle. Actes de colloque internationale du CNRS. Paris, 16–18 mais 1992 / Sous la direction de M. Ornato et N. Pons. Louvain-la-Neuve, 1995. P. 217–244; Krynen J. Idéal du prince et povoir royal en France à la fin du Moyen Âge (1380–1435). P., 1981; Idem. L’empire du roi. Idées et croyances politiques en France XIII^e—XV^e siècles. P., 1993; Idem. Les légistes «tyrans de France»? Le témoignage de Jean Juvénal des Ursins, docteur in utroque // Droits savants et pratiques française du pouvoir (XI^e—XV^e siècles) / Sous la direction de J. Krynen et A. Rigaudière. P., 1992. P. 279–299; Lewis P. S. Later Medieval France. The Polity. L., 1968; Idem. War Propaganda and Historiography in Fifteenth-Century France and England // TRHS. 5^th series. Vol. XV (1965). P. 1–21; Idem. Jean Juvénal des Ursins and the Common Litterary Attitude towards Tyranny in Fifteenth-Century France // Medium Aevum. Vol. XXXIV (1965). P. 103–121; Ouy G. Jean de Montreuil, Pétrarque et Salutati // Miscellanea in memoria di Franco Smone. Torino, 1980. P. 167–180; Ornato E. Jean de Muret et ses amis Nicolas de Clamanges et Jean de Montreuil. Contributions à l’étude sur des rapports entre les humanistes de Paris et ceux d’Avignon. Genève, 1969; Stefano di G. Alain Chartier ambassadeur à Venise // Culture et politique en France à l’époque de l’humanisme et de la Renaissance. Torino, 1974. P. 155–168; Pons N. Propagande et sentiment nationale pendant le règne de Charles VI: l’exemple de Jean de Montreuil // Francia. Forschungen zur westeuropäischen Geschichte. VIII. 1980. P. 127–145; Eadem. La propagande de guerre française avant l’apparition de Jeanne d’Arc // Journale des savants. 1984. P. 191–214; Eadem. Latin et français au XV^e siècle: le temoignage des traités de propagande // «Le moyen frainçais». V^e Colloque internationale sur le Moyen français (Milan, 6–8 mai 1985). Vol. II. Milano, 1986. P. 67–81; Eadem. Guerre de Cent ans vue par quelques polémistes français du XV^e siècle // Guerre et société en France, en Angleterre et en Bourgogne, XIV^e—XV^e siècles / Sous la direction de Ph. Contamine, Ch. Giry-Deloison et M. Keen. Lille, 1991. P. 143–169; Eadem. L’origine des dossiers polémiques: une Initiative publique ou une demarche privée? // «Pratiques de la culture écrite en France au XV^e siècle» Actes de colloque internationale du CNRS. Paris, 16–18 mais 1992 / Sous la direction de M. Ornato et N. Pons. Louvain-la-Neuve, 1995. P. 361–377; Eadem. Information et rumeurs: quelques points de vue sur les événements de la guerre civile en France (1407–1420) // Revue Historique. T. CCCCCCII (1997). P. 409–433; Бессилин Н. А. Жан Жювенель дез Юрсен – историк и политический деятель Франции в XV в. М., 1993; Малинин Ю. П. Патриотические идеи Алена Шартье и итальянская гуманистическая мысль // Культура и общество Италии накануне Нового времени. М., 1993. С. 215–230; Он же. Королевская троица во Франции в XIV–XV вв. // Одиссей. М., 1995. С. 20–36; Он же. Общественно-политическая мысль позднесредневековой Франции XIV–XV вв. СПб., 2000.


[Закрыть] сохранился в двадцати списках и между 1480 и 1558 гг. издавался по меньшей мере одиннадцать раз, что свидетельствует о его чрезвычайной популярности. Этот текст был не только прекрасно известен во Франции, его также хорошо знали и английские оппоненты.

Первый антифранцузский полемический трактат в Англии «Декларация истинного и должного титула Генриха VIII», составленный неизвестным автором непосредственно перед королевской кампанией 1513 г., был задуман как ответ на сочинение Кузино. Посвященный истории англо-французских противоречий и разногласий, этот труд композиционно представляет собой развернутые английские ответы, опровергающие тезисы французского автора. Объясняя читателям цели работы, неизвестный англичанин открыто обвинил Людовика XI в том, что он замыслил уничтожить в своем королевстве все хроники и другие сочинения, рассказывающие правду об англо-французских взаимоотношениях, подменив их на полные лжи писания, искажающие подлинную историю, чтобы таким коварным образом, стереть память о правах законного короля на Францию. Желание поведать своему государю и всему миру правду было, по утверждению автора, лишь побочной целью. В первоначальной версии автор отрицал, что написанный им труд был задуман с целью заставить английского короля возобновить борьбу за свое наследство. По его утверждению, это сочинение должно было всего лишь обличить лицемерие и подлость французов, а также предостеречь англичан от внутренних распрей, ведущих к таким серьезным потерям, как утрата владений на континенте.[167]167
  A Declaracion of the Trewe and Dewe Title of Henry VIII. P. 269–270.


[Закрыть] Однако, когда в 1513 г. война все же началась, аноним снял последнюю оговорку, постулируя уверенность в том, что «Бог дарует англичанам храбрые сердца не только для того, чтобы они защищали от французов свою родину Англию, свое наследство, жен и детей,[168]168
  Очевидный намек на предпринятую по приказу Генриха VIII реорганизацию системы береговых укреплений и крепостей, целью которой была защита побережья от возможных нападений французов.


[Закрыть] но также чтобы они снова провозгласили и восстановили свое подлинное наследственное право на корону и все королевство Францию, а также входящие в нее земли и владения, а именно Нормандию, Гиень, Гасконь, Анжу, Мен, Турень, Пуату, Понтье, Шампань, Прованс и другие, которые французы без какого-либо намека на законную или разумную причину захватили и удерживают от самого замечательного и достойнейшего государя Генриха VIII».[169]169
  A Declaracion of the Trewe and Dewe Title of Henry VIII. P. 252.


[Закрыть] Несмотря на то что этот текст так и не был опубликован вплоть до недавнего времени, он был хорошо известен в списках, получивших распространение при английском дворе и среди королевских официалов.

Сюжет о продолжении войны за французскую корону после «окончания» Столетней войны можно было бы разрабатывать до бесконечности. Не только Генрих VIII и его наследники, но и пришедшие на смену Тюдорам и Стюартам представители Ганноверской династии неизменно апеллировали к проблеме защиты своих «прав» на Францию или отдельные земли, входившие в состав Французского королевства. Какими бы ни были истинные причины англо-французских противоречий XVI–XVIII вв., тема войны за «законное наследство» будет неизменно муссироваться в английском обществе. Лишь в 1801 г. Георг III от собственного имени и от имени своих потомков окончательно отказался от титула французского короля и убрал лилии с государственного герба. Таким образом (если не учитывать последующую Реставрацию), можно утверждать, что английские притязания на корону Франции просуществовали дольше, чем сама французская монархия.

Начиная с XIII в. граничившие с французским юго-западом страны Пиренейского полуострова регулярно оказывались вовлеченными в англофранцузские противоречия. Еще в 1176 г. Генрих II Плантагенет, в поисках союза и поддержки у короля Кастилии Альфонсо VIII Благородного, выдал за него замуж свою дочь Элеонору, пообещав в качестве ее приданого герцогство Гиень. В 1204 г., после смерти Алиеноры Аквитанской, Альфонсо попытался захватить обещанное герцогство силой. Однако в этой войне удача сопутствовала английской стороне: Гасконь оказалась единственным континентальным владением Плантагенетов, которое младшему сыну Генриха II Иоанну Безземельному в конце концов удалось отстоять. В 1252 г., взойдя на престол Кастилии, Альфонсо X выдвинул притязания на наследство прабабки Алиеноры. О давних правах на Гиень Альфонсо Мудрый вспомнил не случайно, ибо в тот момент обстоятельства как никогда благоприятствовали соперникам английской короны: уже несколько лет гасконцы оказывали решительное сопротивление власти Генриха III и королевского наместника Симона де Монфора. Впрочем, и на этот раз победа осталась за английским королем. Без особого труда послам Генриха, епископу Бата и аббату Беверли, удалось отговорить короля Кастилии от союза с мятежными гасконцами. Мирный договор между Англией и Кастилией, по условиям которого Альфонсо X от своего имени и от имени своих преемников навсегда отрекался от каких-либо прав на Гасконь, был скреплен браком наследника английской короны принца Эдуарда и сестры кастильского короля Элеоноры.

Близкие родственные связи объединяли Кастилию не только с Англией, но и с Францией. Дочь Альфонсо VIII и Элеоноры Плантагенет Бланка Кастильская была регентшей Франции и матерью Людовика IX Святого. Помимо родственных чувств у кастильских королей были и другие основания для поиска союза с Францией. В 1284 г. Филиппу IV Красивому удалось благодаря браку с Жанной Наваррской присоединить к своим владениям это пиренейское королевство. Стремясь упрочить свои позиции на полуострове, французский король стал оказывать военную поддержку Кастилии в ее борьбе против Арагона. Союзный договор между двумя королевствами был подписан в 1288 г. Вскоре Филипп IV смог воспользоваться реальными плодами этого договора: во время англо-французской войны 1294–1302 гг. кастильские пираты регулярно нападали на английские и гасконские суда.

Данный краткий экскурс в историю англо-кастильских отношений XII–XIII вв. приводится главным образом в информативных целях, по скольку в сознании хронистов эти события никак не были связаны с пиренейскими экспедициями английских принцев, предпринимавшимися во второй половине XIV в.

В 1362 г. Эдуард III заключил союзный договор с королем Кастилии и Леона Педро I.[170]170
  Foedera (1). Vol. III. Part II. P. 60; Russell P. E. The English Intervention in Spain and Portugal in the Time of Edward III and Richard II. Oxford, 1955. P. 1.


[Закрыть] Педро, прозванный современниками Жестоким, испытывал в тот момент серьезные внутриполитические трудности: недовольные королевской политикой светские и духовные феодалы, поддержанные рядом городов, подняли мятеж, избрав своим лидером незаконнорожденного брата короля Энрике Трастамарского.[171]171
  Энрике Трастамарский был старшим сыном любовницы Альфонса XI Леоноры де Гусман, которая родила королю десять детей.


[Закрыть] Территориальный конфликт с Арагоном усугублял положение короля. В сложившейся ситуации Педро I обратился за помощью к Англии, владевшей пограничным с Кастилией французским юго-западом. Однако приверженцы дома Валуа также действовали активно. Угроза утраты позиций на Пиренейском полуострове заставила Карла V поддержать претензии на престол Кастилии и Леона Энрике Трастамарского. В 1365 г. на помощь последнему была направлена армия во главе с прославленным полководцем, будущим коннетаблем Франции, Бертраном Дюгекленом. Тем самым Карл V решал одновременно две задачи: укрепление позиций на Пиренейском полуострове и освобождение Франции от наводнивших ее отрядов разбойников-бригандов, поскольку именно они составляли основу посланного за Пиренеи войска.[172]172
  Басовская Н. И. Столетняя война 1337–1453… С. 66.


[Закрыть]

Во французских исторических сочинениях, в первую очередь в произведениях близких по жанру к chanson de geste, избавление Франции от разбойничьих отрядов трактуется как один из основных подвигов великого коннетабля. В английской литературе это же деяние преподносится с совершенно другим акцентом: если для французов Дюгеклен представал Гераклом, вычистившим авгиевы конюшни, то для англичан он был лицемерным Эврисфеем. По версии анонимного герольда из свиты знаменитого английского военачальника сэра Джона Чандоса, воспевшего в длинной поэме подвиги Черного принца, своего патрона и других доблестных английских рыцарей, в Испанию Бертран Дюгеклен проник хитростью: он отправил письмо королю Педро I, в котором уверял его, что собирается заключить мир между Кастилией и Арагоном, а также сразиться с неверными во главе крестоносного войска. «Доверчивый король» сам открыл перевал, и воины крупнейшего в то время объединения бригандов – Великой компании:

 
Англичане и французы, и бретонцы,
Нормандцы и пикардийцы, и гасконцы —
Все вторглись в Испанию.[173]173
  Chandos. P. 116.


[Закрыть]
 

Педро I решил отомстить обидчикам, вероломно обманувшим его, и изгнать их из страны, но он сам, как опять-таки сказано в сочинении герольда Чандоса, был вынужден бежать из Кастилии из-за «большого неповиновения» («par la grant desloialte») своих подданных.[174]174
  Ibid. P. 117.


[Закрыть] Все его родственники оставили его, более того:

 
Они короновали его брата-бастарда,
Все земли ему отдали.
И все в Кастилии, и богатые, и бедные,
Признали его господином.[175]175
  Ibid. P. 118.


[Закрыть]
 

В написанной вскоре после завершения испанской кампании анонимной латинской поэме рассказывается о том, что Энрике – «бастард неблагородный» – захватил испанский престол обманом, втершись в доверие к королю Педро: он долгое время выдавал себя за друга короля, «скрывая враждебность», но потом, улучив момент и воспользовавшись мятежом подданных, обманул его, объявив больным и неспособным к управлению королевством.[176]176
  On Prince Edward’s Expedition into Spain // English Political Poems. Vol. I. P. 94.


[Закрыть] По версии большинства англичан, отобрав трон у законного короля, Энрике обрек его на изгнание из его собственной страны: Педро I был вынужден спасаться бегством вместе с семьей, правда, прихватив с собой и королевские драгоценности.[177]177
  Chandos. P. 130–131.


[Закрыть] Но как бы ни описывалось свержение короля Педро с престола, многие хронисты и поэты отмечают, что этому способствовало вторжение армии Бертрана Дюгеклена (Джон Капгрейв сообщает, что король бежал в Гасконь сразу же, как только «услышал о приближении» Великой компании[178]178
  Capgrave. P. 225.


[Закрыть]), которое произошло по наущению короля Франции, а также при «поддержке и благосклонности папы».[179]179
  В хронике Гериха Найтона и анонимном продолжении «Дара истории» отмечено, что бастард Энрике короновал себя при поддержке папы (Knighton (1). P. 194; Eulogium Historiarum. Vol. III. P. 333); продолжатель «Брута», Томас Уолсингем, Джон Капгрейв, герольд Чандоса и продолжатель хроники Адама из Маримута упоминают о том, что «на помощь и благосклонность папы» надеялся и Бертран Дюгеклен, предпринявший поход в Испанию (The Brut. Vol. II. P. 316–317; Chronicon Angliae, 1328–1388. P. 57; Walsingham. Vol. I. P. 304; Capgrave. P. 225; Chandos. P. 112–113; Adam Murimuth. P. 202).


[Закрыть] Успехи французов на Пиренеях не могли не беспокоить англичан, находящихся в союзе с Педро I. Эдуард III не только предоставил «законному» королю Леона и Кастилии большой заем, но и отправил ему на помощь во главе английского войска своих сыновей Черного принца и Джона Гонта.

Ввод английских войск на Пиренейский полуостров должен был выглядеть в глазах подданных короля Эдуарда, его союзников, папы Урбана V и всего христианского мира (так же как и в случае начала англо-французской войны) как легитимная и справедливая акция, как защита бесспорных прав единственного законного короля Кастилии и Леона. Впрочем, на этот раз оправдать начало войны против Энрике Трастамарского было гораздо проще, чем доказать обоснованность претензий английского короля на корону Франции, поскольку никакой закон не мог оправдать свержение рожденного в освященном Церковью браке и уже коронованного монарха Педро I его братом-бастардом.

Герольд Чандоса, автор самого подробного рассказа об испанском походе Черного принца, в деталях повествует о скитаниях свергнутого короля, не забывая добавить, что его покинули все друзья и родственники.[180]180
  Chandos. P. 118.


[Закрыть] По версии этого поэта, однажды один из немногих оставшихся верным законному королю приближенных, Фердинанд де Кастро, напомнил своему сеньору о старом союзе и дружбе с королем Англии – «самым благородным и могущественным королем со времен короля Артура».[181]181
  Ibid. P. 123.


[Закрыть] И почти уже отчаявшийся король решился на последнюю попытку – он обратился за помощью к старшему сыну короля Англии Эдуарду, ибо

 
Он – человек храбрый и смелый
И так силен латниками,
Что никто из живущих
Не может причинить ему зло…[182]182
  Ibid. P. 124.


[Закрыть]
 

Король Педро был уверен в том, что, если принц согласится оказать ему помощь, он еще «до конца года» вновь обретет свое королевство. При этом, по мнению поэта, король надеялся на согласие Черного принца в расчете на благородство последнего, не позволяющее ему бросить в беде того, кто нуждается в поддержке в борьбе за истину.[183]183
  Ibid.


[Закрыть] Придя к этому решению, Педро I немедленно отправил принцу Эдуарду письмо, а вскоре и сам предстал перед ним, «слезно умоляя» о помощи.[184]184
  Ibid. P. 125–126, 130–131; On Prince Edward’s Expedition into Spain // English Political Poems. Vol. I. P. 95.


[Закрыть] Этот бесспорно очень важный для оправдания вторжения англичан в Кастилию момент обращения к Черному принцу законного государя приводится во всех хрониках.[185]185
  The Anonimalle Chronicle. P. 53; Knighton (1). P. 194; Chronicon Angliae, 1328–1388. P. 58; Walsingham. Vol. I. P. 303; Higden (Caxton). Vol. VIII. P. 525; Adam Murimuth. P. 202; Capgave. P. 225; Chandos. P. 118–125; Kirkstall Abbey Short Chronicle. P. 108; The Brut. Vol. II. P. 136–137; Reading. P. 172; Anonymi Cantuariensis Chronica… P. 223–224; Gregory. P. 88; Chronicles of London… P. 14; Grafton. P. 404; Fabyan. P. 476.


[Закрыть] «Кроткие» мольбы короля тронули сердце принца, который пообещал немедленно оказать помощь, если, конечно, сможет получить согласие своего отца, короля Англии. Поэтому он сразу же, «слезам родственника сострадая чрезмерно», отправил своего брата, Джона Гонта. герцога Ланкастерского, с письмом к отцу, испрашивая у него разрешение оказать помощь несчастному Педро.[186]186
  Walter of Peterborough. P. 103; Chandos. P. 120–122. О том, что принц Эдуард направил войско в Испанию, сострадая несчастьям («condolens calamitatibus») короля Педро, сообщает и Томас Уолсингем (Walsingham. Vol. I. P. 303; Chronicon Angliae, 1328–1388. P. 58).


[Закрыть]

Уолтер Питербороский, цистерцианец из аббатства Ревсби, вероятный участник испанского похода в свите Джона Гонта, написал после возвращения в Англию поэму, в которой испанская кампания приобретает вид трогательной и романтической истории о братских чувствах, благородстве, рыцарских доблестях и, в заключение, победе добра и правды над злом и ложью. В прологе автор повествует о том, что военные действия на Пиренейском полуострове были междоусобной войной братьев, которую вели три бастарда: Энрике, Телло и Санчо – сыновья Леоноры де Гусман, объединившиеся против трех легитимных братьев: короля Педро I, Эдуарда, принца Уэльского, и Джона Гонта. Последние, хотя и не были братьями по крови, «союзы заключили, себя с братьями сравнили, / Отныне подтвердили, что трое словно один будут».[187]187
  Walter of Peterborough. P. 104.


[Закрыть] Другие историографы середины XIV в., также желая подчеркнуть основания, имевшиеся у короля Эдуарда для вмешательства во внутренние дела Кастилии, вспоминают о существовании родственных связей между английским и кастильским королевскими домами. Джон из Рединга и аноним из Кентербери упоминают о том, что Эдуард I был женат на кастильской принцессе Элеоноре.[188]188
  Reading. P. 172–173; Anonymi Cantuariensis Chronica… P. 222–223.


[Закрыть] А анонимный монах из аббатства Девы Марии в Йорке полагал, что апелляция короля Педро к родственным чувствам Черного принца была вызвана тем, что, будучи инфантом, Педро был женат на дочери короля Эдуарда III, умершей в 1348 г. во время эпидемии Черной смерти.[189]189
  The Anonimalle Chronicle. P. 53.


[Закрыть]

Любопытно выяснить, стремились ли английские хронисты изобразить желание Черного принца помочь попавшему в беду кузену как бескорыстное? Оказавшись в тяжелейшей ситуации, Педро I сделал принцу Эдуарду весьма щедрое предложение, обещая в случае успеха кампании не только компенсацию расходов, но также территориальные уступки и денежное вознаграждение.[190]190
  Во-первых, он пообещал Черному принцу 550 тысяч флоринов в качестве предварительного вознаграждения, а затем, после окончания похода, оплатить все его затраты; кроме того, лорды Гаскони должны были получить по возвращении из похода 300 тысяч флоринов. Во-вторых, в знак признательности королю Эдуарду Педро I предоставлял ему и всем его наследникам право вводить войска в Кастилию и Леон. В-третьих, Англии были обещаны территории вдоль Бискайского залива, где находились важные центры торговли и кораблестроения. В-четвертых, англичане, в том числе и купцы, освобождались от уплаты налогов в Кастилии, что было весьма выгодно для развития английской торговли (Emerson B. The Black Prince. L., 1976. P. 187; Russell E. The English Intervention in Spain and Portugal… P. 65–67).


[Закрыть] Однако большинство историографов, экстраполируя знание о том, что принцу ничего не удалось получить от короля Педро, всячески стремились подчеркнуть бескорыстие наследника короля Эдуарда, который из-за своего благородного порыва оказался впоследствии в весьма затруднительном положении. При этом авторов можно разделить на две группы: на тех, кто вообще не упоминает о деньгах, обращая внимание только на желание принца оказать помощь несчастному королю, и на тех, которые сообщают об «обмане» со стороны Педро I. Так, превознося благородный порыв Черного принца сделать все возможное для оказания братской помощи попавшему в беду королю Педро, Томас Уолсингем рассказывает, что принцу Эдуарду пришлось пожертвовать собственной золотой и серебряной посудой, чтобы из них отчеканить монеты для расплаты с наемниками, «главным образом из Великой Компании, которую он пригласил из Франции».[191]191
  Chronicon Angliae, 1328–1388. P. 60; Walsingham. Vol. I. P. 305.


[Закрыть] О том, что принц тратил на поход личные средства, также сообщает герольд Чандоса.[192]192
  Chandos. P. 135.


[Закрыть] Однако этих денег не хватило, и принц все еще был должен солдатам большую сумму. А так как сам он «остался нищим» (преувеличение хрониста перестает быть таким уж большим, если учесть, что только за проход войска через Наварру принц заплатил союзнику Англии Карлу Злому 200 тысяч золотых флоринов[193]193
  The Anonimalle Chronicle. P. 54; Emerson B. The Black Prince… P. 187.


[Закрыть]), то он надеялся, что после победы король Педро заплатит воевавшим за него.[194]194
  Walsingham. Vol. I. P. 305.


[Закрыть] В «Анонимной хронике из аббатства Девы Марии в Йорке» сказано, что принц Эдуард «должен был прибыть в Испанию за свой счет», а король Педро «пообещал ему» после окончания похода «определенную сумму золотом за его труды и расходы».[195]195
  The Anonimalle Chronicle. P. 53.


[Закрыть] Это подтверждают и другие хронисты, сообщая, что после победы принц целых полгода ждал денег от короля Педро, пока не пришел к выводу о том, что кастильский король «не держит свое слово, как он обещал и поклялся».[196]196
  Chandos. P. 250; Chronicon Angliae, 1328–1388. P. 59–60; Walsingham. Vol. I. P. 305.


[Закрыть] Автор же «Краткой хроники аббатства Керкстолл» прямо указывает, что Черный принц играл в этой войне роль простого наемника: «Принц Уэльский вместе со всеми его войсками был нанят для возвращения королевства Испании ее законному наследнику, Педро – истинному королю Испании».[197]197
  Kirkstall Abbey Short Chronicle. P. 108.


[Закрыть] И лишь автор продолжения «Дара истории», написанного в первой четверти XV в., утверждал, что после победы при Нахере принц Эдуард получил обещанные деньги.[198]198
  Eulogium Historiarum. Vol. III. P. 334.


[Закрыть]

Несколько особняком стоит один из анонимных продолжателей хроники «Брут», текст которого датируется самым началом XV в. Согласно его версии, Черный принц, будучи уверенным в том, что «настоящий рыцарь должен помогать тому, кто просит его о помощи», все же выдвинул королю Педро ряд условий. Правда, эти условия еще больше подчеркивали благородство герцога Аквитанского. Последний потребовал, чтобы после восстановления на престоле Педро I «был верным слугой святой Церкви, почитал ее и всех ее служителей, защищал ее и их от всех врагов, оградил бы ее от всех неприятностей, восстановил бы все ее права и свободы, изгнал бы сарацин и других неверных из королевства, и, поскольку он женат на христианке, никогда бы не ложился в постель к другой женщине и никак иначе не обижал свою жену».[199]199
  The Brut. Vol. II. P. 318–319. По версии Томас а Грея, причина конфликта Педро I с подданными коренилась в любви короля к некой еврейке, ради которой он сделал ее единоверцев рыцарями ордена Ленты, хотя ранее в нем состояли только воевавшие против сарацин рыцари. Христиане были оскорблены тем, что король «приравнял к ним неверных». Педро же в ярости ответил им, что евреи «не собаки, а такие же люди, как и другие, и равны им». То гда 30 христианских рыцарей вызвали на поединок 62 евреев и в честном бою изрубили их насмерть. Взбешенный этим король начал наказывать христиан, которые подняли против него восстание, приведше к изгнанию Педро из Испании (Gray. P. 163–164).


[Закрыть]

Герольд Чандоса сообщает о том, как в самый разгар приготовлений к походу прибыло письмо от бастарда Энрике, в весьма враждебном тоне требовавшего от принца Эдуарда отказаться от его намерений или же указать дорогу, по которой он собирается вторгнуться на Пиренейский полуостров, дабы он (Энрике) смог бы с ним встретиться и сразиться. На это письмо принц ответил, что готов отказаться от похода и заключить мир только при одном условии – восстановлении Педро на престоле, которого он был несправедливо лишен.[200]200
  Chandos. P. 163–164.


[Закрыть]

Из всего вышесказанного совершенно очевидно, что в глазах англичан испанская кампания никоим образом не была войной против короля Кастилии, наоборот, в ней англичане выступали как его союзники в борьбе с узурпатором, обманом захватившим престол. Более того, на этот раз английский король даже не был инициатором войны – вторжение английских войск на Пиренейский полуостров произошло по просьбе короля Кастилии и Леона Педро I, который непосредственно находился в армии принца Эдуарда, указывая англичанам дорогу в свое королевство.[201]201
  Prince Edward’s Expedition into Spain // English Political Poems. Vol. I. P. 95; Walter of Peterborough. P. 103.


[Закрыть] Обращение законного короля с просьбой о помощи является единственной, с точки зрения английских хронистов, причиной участия англичан в этой войне. Обещанное вознаграждение, о котором упоминают далеко не все историографы, является всего лишь традиционной платой наемным солдатам, но не причиной похода.

Поход Черного принца и Джона Ланкастерского в Кастилию закончился полной победой англичан над армией Энрике Трастамарского и поддерживающими его французами в битве при Нахере 3 апреля 1367 г. Казалось, что это означало утверждение в Кастилии английского влияния. Однако Энрике при поддержке Франции продолжал борьбу, которая завершилась в 1369 г. его победой (король Педро был захвачен в плен и затем убит).

После возобновления войны между Англией и Францией военные действия против приверженцев Энрике Трастамарского по сути свелись к столкновениям на море. Уже летом 1377 г.[202]202
  В июне 1375 г. в Брюгге было заключено перемирие на один год, которое затем было продлено на такой же срок (Foedera (1). Vol. III. Part III. P. 23–24, 41–44; The Anglo-French Negotiations at Bruges, 1374–1377 / Ed. E. Perroy. L., 1952. P. 1–68).


[Закрыть] кастильские и французские корабли совершили серию нападений на английское побережье. В последующие годы союзники продолжили свои атаки. Курсирующие вдоль берегов Бретани и Фландрии пиратские суда постоянно угрожали безопасности английских, гасконских и фламандских купцов. В поисках союзника против враждебной Кастилии Англия заключила в 1381 г. договор с королем Португалии Фердинандом I. На первом этапе оказание помощи португальцам оказалось дорогостоящим, но малоэффективным предприятием. Реальных успехов на Пиренеях англичанам удалось добиться лишь в 1384–1385 гг. Как отмечали современники, лишь «благодаря помощи англичан» под предводительством графа Кембриджского, дяди короля Ричарда II,[203]203
  An English Chronicle. P. 3. См. также: Historia Vita et Regni Ricardi Secundi / Ed. T. Hearne. L., 1729. P. 41; The Brut. Vol. II. P. 339.


[Закрыть] королю Португалии удалось одержать победу при Альжубарроте над королем Кастилии, которого снова поддерживали французские войска. Победы графа Кембриджского и его португальского союзника, нанесшие большой урон противникам, вдохновили в 1386 г. герцога Джона Ланкастерского на новое вторжение в Испанию. Этот поход осуществлялся уже не под лозунгом «дружеской помощи» королю Португалии, поскольку у герцога Ланкастерского нашлись гораздо более весомые доводы для идеологического оправдания военной кампании.

В 1369 г. умерла первая жена Джона Гонта Бланка Ланкастерская. Вскоре герцог вступил в новый брак с Констанцией, дочерью низложенного и убитого короля Педро I. В конце 1371 г. Королевский совет собрался для обсуждения вопроса о выдвижении герцогом и герцогиней Ланкастерскими прав на корону Кастилии и Леона. Официально у Джона Гонта не должно было возникнуть проблем с провозглашением себя наследником убитого короля Педро. Еще в Севилье в 1362 г. кортесы Кастилии признали заявление Педро I о том, что он женился на Марии де Падилья до того, как он был вынужден заключить брачный союз с Бланкой Бурбонской. Это означало, что четверо детей от доньи Марии были законными, вскоре они были признаны в качестве таковых кортесами. После смерти сына короля Педро, дона Альфонса, наследницами оставались его сестры – Беатрис, Констанция и Изабелла. По завещанию Педро I, составленному в соответствии с существующими кастильскими законами, в случае смерти доньи Беатрис «королевство наследовала донья Констанция и тот, кто на ней женится».[204]204
  Russell Р. E. The English Intervention in Spain and Portugal… P. 174–175.


[Закрыть] Более того, даже Энрике Трастамарский никогда серьезно не пытался отрицать обоснованность претензий герцога Ланкастерского, предпочитая выдвигать другие аргументы для узурпации. С 1366 г. вплоть до самой своей смерти в 1379 г. король Энрике пытался заключить династический брак между своими дочерьми и сыновьями Эдуарда III.[205]205
  Ibid.


[Закрыть] Сам же король Эдуард, желая обеспечить сыновьям право претендовать на корону Кастилии, женил еще и Эдмунда, графа Кембриджа, на младшей дочери короля Педро Изабелле.[206]206
  Eulogium Historiarum. Vol. III. P. 334.


[Закрыть]

Первой, а также самой главной (поскольку именно ее упоминают все хронисты без исключения) причиной новой войны с Кастилией являлись, как и в случае начала англо-французского конфликта, династические притязания герцога Ланкастерского на корону этого королевства. Жена герцога была наследницей «единственного истинного короля» Педро I, поскольку ее права на корону сохранились и после убийства короля его братом,[207]207
  Adam of Usk. P. 14.


[Закрыть] которого англичане воспринимали не только как бастарда, но и как узурпатора. Перед отплытием из Англии герцога, претендовавшего на корону Испании («regnum Hispane jure uxoris sui sibi vendicans»), Ричард II провозгласил королем этой страны.[208]208
  The Westminister Chronicle. P. 164; Adam of Usk. P. 14; Knighton (1). P. 340; Walsingham. Vol. II. P. 143; The Brut. Vol. II. P. 344; Grafton. P. 457; Fabyan. P. 535; Historia Vita et Regni Ricardi Secundi… P. 70.


[Закрыть] Как сообщает Генрих Найтон, в Лондоне состоялась церемония, напоминающая коронацию: «Король [Ричард. – Е. К.] дал ему [Джону Гонту. – Е. К.] золотую корону, и королева дала золотую корону его жене. И король приказал всем звать герцога королем Испании и оказывать ему королевские почести».[209]209
  Knighton (1). P. 340.


[Закрыть] Согласно «Вестминстерской хронике», Ричард II провозгласил герцога «истинным наследником испанского престола». Хронист также упоминает, что было приказано почитать герцога как короля: «Во время заседаний он должен был сидеть рядом с королем, выше архиепископов».[210]210
  The Westminister Chronicle. P. 164.


[Закрыть] На самом деле герцог Ланкастерский принял титул короля Кастилии и Леона в 1372 г. Британский историк П. Расселл, изучивший большой пласт официальных документов, а также писем, пришел к выводу о том, что еще в правление Эдуарда III герцог был известен в народе как «monseigneur d’Espaigne». Ричард II в письмах называл его «nostre uncle d’Espaine», а донью Констанцию – «nostre treschere tante d’Espaine»,[211]211
  Russell Р. E. The English Intervention in Spain and Portugal… P. 175.


[Закрыть] но хронисты вспоминают об этом только непосредственно в связи с рассказом о походе Джона Гонта в Испанию в 1386 г.