Текст книги "Образы войны в исторических представлениях англичан позднего Средневековья"

Особого внимания заслуживает тот факт, что, несмотря на последующее признание Эдуардом III Бэллиола королем Шотландии, английские хронисты по-разному трактуют его права на корону: так, например, для автора «Анонимной хроники из монастыря Девы Марии в Йорке», автора хроники «Брут», одного из анонимных продолжателей этой хроники (вторая половина XIV в.), Ранульфа Хигдена, Роберта Фабиана и Ричарда Графтона Бэллиол – «король Шотландии»,[259]259
  The Anonimalle Chronicle. P. 1; The Brut. Vol. I. P. 274; Vol. 2. P. 291; Higden (Caxton). Vol. VIII. P. 330; Fabyan. P. 442; Grafton. P. 337.


[Закрыть] для Томаса Уолсингема он – «по праву претендующий на королевство Шотландия»,[260]260
  Walsingham. Vol. 1. P. 193.


[Закрыть] а для Джона Капгрейва всего лишь «человек… претендующий на то, чтобы иметь право на корону Шотландии»,[261]261
  Capgrave. P. 201.


[Закрыть] Роберт из Эйвсбери, хронист из Бридлингтона и сэр Томас Грей уклончиво называют его «сыном и наследником» господина Джона Бэллиола, «бывшего короля Шотландии».[262]262
  Avesbury. P. 296; The Chronicle of Bridlington Priory. P. 102; Gray. P. 89.


[Закрыть] А вот Жан Фруассар, который вслед за Ле Белем вообще ничего не пишет о правах Бэллиола на престол, упоминает о нем лишь вскользь, как о неком «добром рыцаре», назначенном Эдуардом III комендантом и управляющим городом Бериком.[263]263
  Фруассар. Манускрипты «семейства А/В». С. 436; Froissart. Vol. II. P. 275.


[Закрыть]

В конце марта 1332 г. Эдуард III проинформировал шерифов северных графств о том, что он узнал о вторжении войска в Шотландию вопреки миру 1328 г., повелевая им остановить и арестовать нарушителей.[264]264
  Lanercost. P. 267; Foedera (2). Vol. II. Part II. P. 833, 842–843, 847–848.


[Закрыть] Но поскольку это не было сделано, вполне вероятно предположить, что послания шерифам сопровождались устной инструкцией, отменявшей письменную.[265]265
  Sumption J. The Hundred Years’ War. Trial by Battle… P. 126.


[Закрыть] В сентябре 1332 г. парламент выделил королю средства для защиты границ королевства с севера от шотландского вторжения. Но, прибыв в Йорк с войском, Эдуард узнал, что Бэллиол уже короновался в Сконе (24 сентября).[266]266
  Foedera (2). Vol. II. Part II. P. 848–849; Burton. P. 361; The Chronicle of Bridlington Priory. P. 108–109; Chronicon Angliae, 1328–1388. P. 3; Walsingham. Vol. I. P. 195; The Brut. Vol. I. P. 280; Nicholson R. Edward III and the Scots. Oxford, 1965. P. 77–79.


[Закрыть] Впрочем, без английской помощи новоиспеченному государю было бы очень трудно закрепить свой успех. Прекрасно это осознавая, Бэллиол в конце ноября того же года издал два открытых письма, в которых объявлял о том, что отвоевал королевство «при помощи короля Эдуарда и добрых англичан», признавал, что Шотландия всегда была английским фьефом, а также в благодарность обещал передать королю Эдуарду ряд пограничных земель и до конца жизни не менее шести месяцев в год у нести военную службу, выставляя 200 латников там, где это нужно королю Англии, включая Гасконь «и повсюду, где король может держать земли или претендовать на них».[267]267
  Foedera (2). Vol. II. Part II. P. 848; The Chronicle of Bridlington Priory. P. 108–109; Nicholson R. Edward III and the Scots. P. 92–94, 96–97.


[Закрыть]

Успех Бэллиола, а также его прокламации способствовали изменению отношения Эдуарда III к войне, которую тот вел. Довольно быстро Эдуард III согласился поддержать Бэллиола, и весной 1333 г. английские войска пересекли шотландскую границу. Свое решение король оправдал тем, что шотландцы постоянно нарушали мир, вторгаясь в пределы Английского королевства и причиняя вред подданным английской короны.[268]268
  Foedera (2). Vol. II. Part II. P. 857.


[Закрыть] Большинство хронистов объясняют начало войны с Шотландией тем, что король весьма тяготился «позорным миром», от которого страдал не столько он сам, сколько его верные подданные.[269]269
  Gray. P. 93; Le Baker. P. 50; Walsingham. Vol. I. P. 195; Grafton. P. 335.


[Закрыть] Историографы также не отрицают того, что на королевское решение повлияла «передача Эдуардом Бэллиолом королю Англии города Берика с пятью графствами… и обещание принести оммаж за остальную Шотландию».[270]270
  Gray. P. 94; Burton. P. 371; The Brut. Vol. I. P. 280. Vol. II. P. 291; Grafton. P. 337; The Anonimalle Chronicle. P. 1; Fabyan. P. 442.


[Закрыть] Согласно версии Джона Капгрейва, король Эдуард III, уже после успешных действий Эдуарда Бэллиола и «лишенных наследства» в Шотландии, рассудил следующим образом: поскольку «шотландцы всегда были неверными и полными измены и они никогда не соблюдали перемирие, но всегда собирали силы против нас [англичан. – Е. К.]; также считая, что свадьба и весь мир были заключены сэром Роджером Мортимером, когда он [король Эдуард. – Е. К.] находился в юном возрасте», то, «обдумав все это, он собрал большое войско для вторжения в Шотландию».[271]271
  Capgrave. P. 201–202.


[Закрыть] Таким образом, для оправдания нарушения Эдуардом III условий Нортгемптонского договора (1328 г.) приводится не только отказ короля признать «позорный мир», заключенный без его согласия лордом Мортимером, но и обвинение самих шотландцев во враждебных по отношению к англичанам действиях и замыслах.

Стоит отметить, что в изложении некоторых хронистов зачастую отсутствует элементарная логическая связь между фактами, о которых они рассказывают. Причиной этого является то, что историографы стремились не запятнать светлый образ весьма популярного короля, дабы в любой ситуации он выступал поборником справедливости. Тем не менее следует отметить, что, несмотря на противоречивость и определенную размытость содержания хроник, в целом восприятие причин войны идентично у всех авторов рассматриваемых источников.

Итак, суммируя вышесказанное, можно заключить, что большинство английских хронистов приводит две основные причины, оправдывающие начало войны в Шотландии. Во-первых, «позорный мир» затрагивал национальную гордость англичан, которые не могли смириться с утратой суверенитета над Шотландией, установления которого их предки добивались веками. Во-вторых, этот мир лишал многих англичан земель, принадлежащих им по праву наследования. Помимо подданных английской короны, к числу утративших отцовское наследство относился и Эдуард Бэллиол, защита интересов которого могла рассматриваться не только в свете христианского долга оказания помощи несправедливо пострадавшему, но и в плане обязанности сеньора отстаивать права своего вассала.

Король Англии разделил свою армию на две части: первой командовал Бэллиол, второй – он сам. 19 июля 1333 г. шотландская армия была разгромлена при Хэлидон-Хилле в двух милях от Берика. После этой победы король Англии сделал Эдуарда Бэллиола капитаном Берика и Хранителем Шотландии.[272]272
  Ibid. P. 202; Adam Murimuth. P. 70–71; Chronicon Angliae, 1328–1388. P. 4; Walsingham. Vol. I. P. 196.


[Закрыть] Таким образом, он решал вопрос об управлении Шотландией так же, как и его предки – покорители и сюзерены этих земель. В феврале 1334 г. Бэллиол щедро наделил землями «лишенных наследства», а также наградил других воевавших на его стороне англичан за счет конфискованных владений «изменивших» ему шотландцев. Графство Бахан было присуждено Генриху Бьюмонту, Стрэтэрн – Джону Уорену, Мар – Ричарду Тальботу и т. д. Кроме того, в знак благодарности своему сеньору Эдуарду III Бэллиол «на все времена» передал английской короне восемь шерифств с городами Берик, Роксборо, Селкирк, Пиблс, Эдинбург, Линлитго, Хэддингтон и Дамфрис – то есть весь Лотиан, самую богатую область Шотландии. За то, что осталось от королевства, Бэллиол в очередной раз присягнул королю Англии.[273]273
  The Brut. Vol. I. P. 280; Higden (Caxton). Vol. VIII. P. 330; Chronicon Angliae, 1328–1388. P. 4; Walsingham. Vol. I. P. 196; Eulogium Historiarum. Vol. III. P. 201–202; The Chronicle of Bridlington Priory. P. 118–119; Burton. Vol. II. P. 371; Annales Paulini. P. 361; Annales de Oseneia. P. 349; Fabyan. P. 442–443; Федосов Д. Г. Рожденная в битвах… C. 188.


[Закрыть]

Победа на севере была важным условием успешной борьбы против Франции: она избавляла Англию от перспективы войны на два фронта. «По общему мнению, – писал Адам из Маримута, – шотландские войны подошли к концу. Ибо среди этого народа не осталось никого, кто имел бы влияние, чтобы собрать войско или умение его возглавить».[274]274
  Adam Murimuth. P. 78.


[Закрыть] Таким образом, в сознании англичан, отраженном в хронистике, полной победой короля Англии закончилась война, которую он справедливо вел, отстаивая свою честь, права, унаследованные от предков, а также защищая границы самой Англии от напавших на нее врагов.

К несчастью для англичан, успех Бэллиола и его сторонников не был долговечным. Молодой король Дэвид и его жена нашли убежище при дворе французского короля Филиппа VI. В отсутствие короля сопротивление возглавили граф Морей Джон Рэндолф, Роберт Стюарт и Эндрю Морей, которые воевали так удачно, что осенью 1334 г. войска Бэллиола отступили под защиту стен Берика. Более того, даже некоторые «лишенные наследства» примкнули к сторонникам Брюса. Комментируя это «восстание» шотландцев, монах из Бридлингтона отмечает, что враги руководствовались «древней злобой… возвращаясь к ней, словно пес на свою блевотину».[275]275
  The Chronicle of Bridlington Priory. P. 128.


[Закрыть] В августе 1335 г. Эдуард III решил снова поддержать Бэллиола: после ряда побед многотысячное англо-шотландское войско достигло Перта. Этот, а также все последующие походы против Шотландии осуществлялись уже под предлогом подавления «мятежа», ведь король Шотландии являлся вассалом Эдуарда III.

Однако противники Бэллиола не прекратили сопротивление. В 1336 г. король Англии предпринял новый поход для покорения «восставших подданных» в Шотландии, в ходе которого англичане смогли добиться лишь временного успеха.[276]276
  Adam Murimuth. P. 79–80; Chronicon Angliae, 1328–1388. P. 4–5; Walsingham. Vol. I. P. 196–197; Lanercost. P. 178; Burton. Vol. II. P. 373–378; Федосов Д. Г. Рожденная в битвах… С. 189.


[Закрыть] С началом военных действий во Франции покорение Шотландии превратилось из главной во второстепенную цель английской политики. Впрочем, не стоит забывать о франко-шотландском договоре о военном союзе, условия которого шотландцы выполняли честно, предпринимая иногда по несколько походов в год. Короли Англии были вынуждены постоянно вести войну на два фронта, тратя большие денежные и людские ресурсы уже не столько на покорение Шотландии, сколько на защиту северных границ Англии. В 1338 г. в письме к папе, полностью приведенном в хронике из приората в Ланеркосте (Камбрия), король Эдуард написал буквально следующее: «Дэвид Брюс, претендующий на королевство Шотландия, всех шотландцев к себе привязал, мятежников и врагов наших, которые против нас и вассала дорогого родственника нашего Эдуарда, короля Шотландии, на войну предательски поднялись и на земли наши, как в Англии, так и в Шотландии, напали… под покровительством союза, некогда заключенного между Францией и Шотландией».[277]277
  Lanercost. P. 299–300.


[Закрыть] Таким образом, очевидно, что с этого момента Эдуард III время от времени приводил в качестве оправдания военных действий в Шотландии долг суверена, предписывающий ему защищать «право» и «истинный закон» вассала, попираемые «не имеющим на это никаких прав» сыном «тирана, нечестивца и клятвопреступника» Роберта Брюса.[278]278
  Ibid. P. 299–300; The Brut. Vol. I. P. 255–259.


[Закрыть] По всей видимости, вступив в союз с Эдуардом Бэллиолом, король Англии полностью забыл не только о своем договоре 1328 г. с Робертом I, но и о родственных чувствах к его сыну, к которым он апеллировал в 1332 г. Во второй половине 30-х гг. Эдуард трактовал войну шотландцев за независимость как восстание мятежных подданных. Поэтому неудивительно, что «подстрекательство» шотландцев к «мятежу против законного сюзерена» называется хронистами и самим королем Эдуардом среди причин для войны против Филиппа Валуа, о чем уже упоминалось в предыдущем разделе.

В том же 1338 г., готовясь к походу во Францию, Англия в спешном порядке заключила перемирие с Шотландией, которое было весьма непопулярным среди подданных английской короны, особенно среди тех из них, кто был непосредственно заинтересован в шотландских землях: по мнению Томаса Уолсингема, это перемирие для англичан было «вредным, непочетным, неспокойным, а для шотландцев выгодным и приятным».[279]279
  Walsingham. Vol. I. P. 200.


[Закрыть]

В 1341 г., вскоре после возвращения Дэвида II в Шотландию, Бэллиол бежал в Англию. В 1347 г. он в последний раз появился в своем королевстве, которое он в 1356 г. полностью передал Эдуарду III.[280]280
  Avesbury. P. 452–453; Gray. P. 120; The Brut. Vol. II. P. 307; Walsingham. Vol. I. P. 281; Adam Murimuth. P. 186–187; Capgrave. P. 217.


[Закрыть] Сэр Томас Грей так объясняет поступок Бэллиола: «Эдуард Бэллиол, король Шотландии, отдал свою корону и титул королю Эдуарду, поскольку все шотландцы были мятежниками, а у него не было наследника или близкого родственника… а также потому, что… он не мог найти человека лучше для передачи титула и короны».[281]281
  Gray. P. 120.


[Закрыть]

Узнав о том, что английская королевская армия занята осадой Кале, Дэвид II вторгся в Англию осенью 1346 г. Недалеко от Дарема путь ему преградило ополчение, созванное королевой Филиппой и архиепископом Йоркским. 17 октября в битве при Невиллс-Кроссе шотландцы потерпели сокрушительное поражение: многие магнаты были убиты или взяты в плен, тяжелораненый Дэвид II также оказался в английском плену.

11 лет король Дэвид провел в Тауэре, пока Шотландией управлял его племянник Роберт Стюарт. С 1348 г. шотландцы вели бесконечные переговоры о выкупе короля. В 1352 г. Эдуард III, взяв с Дэвида честное слово, отпустил его в Шотландию для сбора выкупа. Генрих Найтон рассказывает, что после того, как Дэвид огласил в парламенте непременное условие своей свободы – признание, в случае отсутствия у него детей, наследником шотландской короны Эдуарда III, шотландцы «в один голос заявили, что желают выкупить своего короля, но не подчинятся королю Англии».[282]282
  Knighton (1). P. 112.


[Закрыть] Более того, по версии Генриха Найтона, «шотландцы отказались принять своего короля, пока он полностью не отречется от влияния англичан, и также отказались сами подчиниться им… В противном случае они угрожали выбрать себе другого государя».[283]283
  Ibid. P. 120–122.


[Закрыть] 3 октября 1357 г. Берикский договор принес свободу Дэвиду II за выкуп в 100 тысяч марок, подлежавших уплате по 10 тысяч в год, на срок выплаты которых объявлялось перемирие.[284]284
  The Acts of the Parliaments of Scotland. Vol. I. P. 518–521; Reading. P. 128; Capgrave. P. 218; Adam Murimuth. P. 190; Gray. P. 127; Knighton (1). P. 157; Федосов Д. Г. Рожденная в битвах… С. 193.


[Закрыть] Довольно любопытно замечание, которое Джон из Рединга добавил к рассказу о выкупе шотландского короля. По версии этого хрониста, стремящегося максимально очернить извечных противников англичан и продемонстрировать всю глубину вероломства и подлости, якобы присущих этому народу, в 1367 г., когда срок выплаты выкупа истек, а шотландцы отказались вносить оставшуюся сумму, поскольку полагали, что «король Англии состарился и стал бессильным», сам Дэвид II обвинил своих подданных в коварстве и неуважении к его сединам.[285]285
  Reading. P. 179–180.


[Закрыть]

Исходя из вышесказанного, существующую в английской хронистике времен Столетней войны картину можно резюмировать следующим образом: Эдуард III, как и его предки, стремился установить сюзеренитет короля Англии над Шотландией, опираясь на первом этапе на представления о том, что мир с Шотландией является «позором» для Англии и от него необходимо отказаться как можно быстрее. Эдуард также был вынужден учитывать стремление англичан отвоевать «свои» земли в Шотландии, которых они лишились по ненавистному им договору. В дальнейшем же основанием для войны стал договор с Бэллиолом, воспринимаемым в качестве «законного короля Шотландии» и принесшим Эдуарду оммаж. Эдуард III, а также его преемники перестали нуждаться в каком-либо поводе для начала военных действий, поскольку любое волнение в Шотландии стало отныне трактоваться англичанами как восстание против законного сюзерена. Последнее обстоятельство предоставляло королям Англии – Эдуарду III и его наследникам прекрасную возможность всегда иметь предлог для ведения войны с Шотландией – главным союзником Франции в Столетней войне. Поэтому неудивительно, что к моменту начала войны с Францией война в Шотландии воспринималась англичанами как привычное явление, как старый конфликт между сюзереном и непокорными вассалами, а следовательно, для хронистов не было необходимости каждый раз рассказывать о причинах данной войны. Обыкновенно английские авторы предпочитали ограничиваться простым сообщением о том, что шотландцы снова нарушили мир и их нужно наказать за это.

Как ни странно, рассказ об англо-фламандских отношениях в эпоху Столетней войны целесообразно начать с договора, заключенного в 1295 г. между Францией и Шотландией. Выше уже отмечалось, что этот союз грозил Англии, в случае конфликта с одной из стран коалиции, войной на два фронта. Стремясь изменить столь неблагоприятную внешнеполитическую ситуацию, Эдуард I активизировал поиски собственных союзников на континенте. Наибольшую выгоду сулил Англии возможный договор с Ги Дампьером, графом Фландрским, ибо графство Фландрское было не только самым удобным плацдармом для нападения на Французское королевство с севера, но и регионом, традиционно ориентированным на дружеские отношения с Англией.

Фландрия вошла в состав франкского королевства еще при Меровингах. Во второй половине IX в. Фландрия стала вассальным от Франции графством, однако вплоть до начала XIII в. эта зависимость носила практически формальный характер. Решительное сопротивление Ги Дампьера давлению со стороны Филиппа IV, стремящегося включить Фландрию в состав королевского домена, являлось хорошей основой к возникновению англофландрского военного союза. К тому же сближению Англии и Фландрии способствовали прочные экономические связи между этими регионами: английская шерсть была необходима для развития сукноделия – ведущей отрасли ремесла Фландрии.[286]286
  Басовская Н. И. Столетняя война 1337–1453… С. 25–26; Шатохина-Мордвинцева Г. А. История Нидерландов. М., 2007. С. 59–61.


[Закрыть] Как сказано в хронике Жана Фруассара: «Для общественной пользы всей Фландрии будет лучше жить в согласии и любви с королем Англии, нежели с королем Франции… Ибо… из Англии к ним поступает шерсть и великая прибыль, которая позволяет им жить в достатке и радости».[287]287
  Фруассар. Амьенский манускрипт. С. 123; Froissart. Vol. II. P. 410.


[Закрыть]

Воспользовавшись тем, что основные силы Англии были задействованы в войне против Шотландии, Филипп IV добился заметного успеха в Гаскони и во Фландрии. В 1300 г. граф Фландрский окончательно признал суверенитет французской короны. Однако города продолжали оказывать сопротивление королевским войскам. После поражения при Куртре (1302 г.) армия Филиппа Красивого покинула Фландрию. В 1328 г. после подавления при помощи французских войск восстания крестьян и горожан против графа во Фландрии произошло окончательное разделение сил: графы из династии Дампьеров (1278–1405 гг.) стали верными вассалами французских королей, а процветавшие благодаря торговым связям с Англией и лишенные своих вольностей города (прежде всего Гент, Ипр и Брюгге) видели в союзе с английским королем единственный путь сохранения независимости.

Вступив на престол, Эдуард III по примеру своего деда продолжил укрепление политических позиций во Фландрии и Нидерландах. Суверенитет короля Франции над этими землями через графа Фландрского был так же призрачен, как и полученный от Эдуарда Бэллиола суверенитет английского короля над Шотландией. Это была не реальная власть, а лишь претензия на нее. По сути дела, все крупные фландрские феодалы и города вели в то время собственную внешнюю политику. Такое положение было достаточно выгодным для Эдуарда III. Королю Англии было значительно проще заключить целый ряд союзных договоров с непокорными власти графа Фландрского сеньорами и городами, чем один-единственный договор с графом. Некоторые из этих сделок скреплялись династическими браками или их проектами. Особенно большое значение для укрепления позиций английского короля в регионе имел его собственный брак с Филиппой, дочерью графа Геннегау Вильгельма Доброго (1328 г.). Приложив массу усилий, задействовав родственные связи жены, тонко играя на частных устремлениях фландрских феодалов и городов, Эдуард III добился серьезных успехов. Иногда, как сообщают хронисты, будущих союзников приходилось задабривать при помощи денег или дорогих подарков.[288]288
  Le Baker. P. 60.


[Закрыть] В результате почти все крупные феодалы Нидерландов обещали военную помощь.[289]289
  Foedera (2). Vol. II. Part II. P. 966, 971–972, 981, 984–985, 989, 996, 998–999, 1035, 1041–1042, 1063, 1092 etc.; Басовская Н. Н. Столетняя война 1337–1453… С. 35.


[Закрыть] Наложив в 1336 г. запрет на продажу английской шерсти традиционным торговым партнерам во Фландрии, король Эдуард вынудил горожан открыто признать себя союзниками Англии.[290]290
  Foedera (2). Vol. II. Part II. P. 943; Анонимная бернская хроника // Хроники и документы Столетней войны… С. 175–178; Фруассар. Амьенский манускрипт. С. 109–110; Froissart. Vol. II. P. 361–363.


[Закрыть] Инициатором и непосредственным руководителем подготовки этого альянса стал Якоб ван Артевельде (английские хронисты называют его «другом» короля Эдуарда[291]291
  Grafton. P. 360; Fabyan. P. 449.


[Закрыть]), возглавлявший в то время восставших против власти графа горожан Гента. Хорошо осведомленный о делах во Фландрии Жан Ле Бель дал весьма показательную характеристику предводителю мятежных гентцев: «Этот Якоб снискал такую милость и благорасположение по всей Фландрии, что от одного ее края до другого беспрекословно выполнялись любые его замыслы и распоряжения, и ни один человек, как бы знатен он ни был, не осмеливался преступить через его повеление… Ни во Фландрии, ни в какой-либо другой стране еще не было герцога, графа или иного правителя, который бы сумел столь сильно подчинить подданных своей воле, как это сделал тогда с фламандцами Якоб ван Артевельде».[292]292
  Ле Бель, Жан. Правдивые хроники // Хроники и документы Столетней войны… С. 84–85; Le Bel. Vol. I. P. 128–130.


[Закрыть]

Сложные переговоры и дипломатические ходы находились вне зоны внимания большинства английских хронистов, фиксирующих, как правило, лишь сам факт заключения союза.[293]293
  Walsingham. Vol. I. P. 223; Higden. Vol. VIII. P. 335; Knighton (1). P. 16; Capgrave. P. 206; Adam Murimuth. P. 85–86; Gray. P. 106–108; Avesbury. P. 302; Grafton. P. 338–339, 342; Fabyan. P. 449.


[Закрыть] Даже бывший дипломат, Адам из Маримута, очень кратко сообщает о том, что, находясь в Брабанте, король заключал союзные договоры и пытался собрать денег для предстоящей кампании. Хрониста, уверенного в законности притязаний Эдуарда III на французскую корону, больше волнует, что в результате этих переговоров англичане теряли подходящее время года для начала военных действий.[294]294
  Adam Murimuth. P. 84–85, 90–91.


[Закрыть] Последнее обстоятельство вовсе не означает, что английских историографов не занимал вопрос о том, что привело к заключению соглашений с фламандцами самого короля Эдуарда, но они дают иную трактовку, стараясь не акцентировать внимание на подкупе и шантаже потенциальных союзников, преподнося заключенные договоры не только как взаимовыгодные, но и совершенно добровольные. Иное дело льежский каноник Жан Ле Бель, который в силу происхождения и службы Жану Бомону был заинтересован в подробном освещении событий во Фландрии и, что немаловажно, гораздо лучше, чем большинство англичан, осведомлен о них. Ле Бель прямо указывает, что, прибыв во Фландрию, Эдуард III пообещал главам восставших против власти графа городов, «что в том случае, если они согласятся оказать ему поддержку и помощь в его войне, он поможет им отвоевать Лилль, Дуэ и другие добрые города, которые король Франции у них отнял и удерживал силой, к большому ущербу для справедливости. По этому поводу фламандцы устроили очень обстоятельное совещание и обсуждение. Ведь прежде, под угрозой выплаты огромной денежной суммы в папскую казну, они обязались не воевать с королем Франции и никоим образом не вредить ему. В конце концов они решили, что если король Англии соизволит назвать себя в своих грамотах королем Франции, то они станут почитать его за короля Франции и повиноваться ему как верховному сеньору, от которого графство Фландрское должно держаться в качестве вассального владения, и помогут ему всеми силами завоевать королевство Французское».[295]295
  Ле Бель, Жан. Правдивые хроники // Хроники и документы Столетней войны… С. 100; Le Bel. Vol. I. P. 166–167.


[Закрыть] Другие хронисты из Нидерландов также сообщают о том, что, польстившись на обещания и богатые дары английского короля, магистраты Гента, Брюгге и Ипра убеждали своих сограждан поддержать союз с Англией, упирая главным образом на зависимость фламандских сукноделов от английской шерсти.[296]296
  Краткая хроника Бодуэна Авенского / Фландрская хроника // Хроники и документы Столетней войны… С. 139; Анонимная беарнская хроника // Хроники и документы Столетней войны… С. 175–178; Фруассар. Амьенский манускрипт. С. 109–111, 124–126, 134–136, 163–164; Римский манускрипт. С. 323–324, 328, 331–333, 357–358; Манускрипты «семейства А/В». С. 445–447, 475–476; Froissart. Vol. II. P. 361–363, 365–383, 410–413, 445–448.


[Закрыть]

В 1338 г., когда король Эдуард в Антверпене особенно активно вел переговоры с фламандцами, последние находились в состоянии войны с королем Франции. Более того, с точки зрения французов, будущие союзники Англии были мятежными подданными, восставшими против власти короля и своего непосредственного господина Людовика Неверского, графа Фландрского, подтвердившего верность Филиппу Валуа. Возможно, англичане воспринимали бы фламандцев точно так же, если бы во Франции не произошла смена династий. В тот момент, когда Эдуард III заявил о своих претензиях на французский престол, фламандцы переставали быть мятежниками в глазах англичан, поскольку борьба с Филиппом Валуа автоматически превращалась из неповиновения законному королю в сопротивление тирании узурпатора. В свою очередь, граф Фландрский точно так же переставал быть верным подданным короля Франции, становясь непокорным его власти преступником. В Антверпене фламандцы принесли королю Эдуарду «оммаж и клятвы верности, покорившись ему, как их сюзерену, королю Франции».[297]297
  Gray. P. 107–108. См. также: Le Baker. P. 66; Fabyan. P. 449; Adam Murimuth. P. 92. Walsingham. Vol. I. P. 220; Knighton (1). P. 22; Kirkstall Abbey Long Chronicle. P. 88.


[Закрыть] Согласно версии цистерцианца Томас а Бертона, сами фламандцы обратились к Эдуарду с просьбой принять титул короля Франции, законным наследником которого он являлся, и «защитить от всех врагов, пообещав ему господство над их землями».[298]298
  Burton. Vol. III. P. 42.


[Закрыть] Эта точка зрения на события не претерпела никакого изменения со временем. Точно так же, как авторы XIV в., анонимный подданный Генриха VIII утверждал, что «фламандцы, прекрасно понимая, что король Эдуард имел право на корону Французского королевства, предложили служить ему, как истинному королю Франции».[299]299
  A Declaracion of the Trewe and Dewe Title of Henry VIII. P. 155.


[Закрыть]

Декларируя свои законные права, Эдуард III в письме к «сэру Филиппу де Валуа» провозглашал, что он, «Божьей милостью король Франции и Англии и лорд Ирландии», для защиты своих прав «вторгся во Фландрию как ее сюзерен (as Suverayn lord)».[300]300
  The Great Chronicle of London / Ed. A. H. Thomas and I. D. Thornley. L., 1938. P. 35–36.


[Закрыть] На это Филипп VI ответил, что после того, как он со своим войском начнет осаду фламандских городов, народ Франдрии (the Flemyngis) подчинится ему и его брату, графу Фландрскому.[301]301
  Ibid. P. 36–37.


[Закрыть] После того как папа наложил на Фландрию интердикт и призвал ее к повиновению Филиппу Валуа, фламандцы написали в ответ: «Хотя он [Филипп. – Е. К.] и претендует на то, чтобы быть королем, они принесут оммаж, однако не такому королю, который удерживает корону несправедливо и требует себе господства над королевством недолжным образом».[302]302
  Walsingham. Vol. I. P. 228.


[Закрыть] С этим совершенно согласуется то, что пишут английские хронисты, объясняя причину обращения короля Эдуарда к фламандцам. В их трактовке Эдуард III, как справедливый монарх, пекущийся в первую очередь о благе всех подданных, был вынужден защищать последних (в том числе и фламандцев) от нападений врагов и любых незаконных притеснений. Именно поэтому Эдуард отменил, как незаконные, все обязательства и клятвы, связывающие фламандцев с Филиппом Валуа.[303]303
  A Declaracion of the Trewe and Dewe Title of Henry VIII. P. 155–156.


[Закрыть] Таким образом, по версии английских авторов, король заключил соглашения с фламандцами не столько потому, что этот союз был выгоден ему, сколько для того, чтобы защитить своих подданных от нападений узурпатора Филиппа Валуа.

Опять-таки согласно английским историографам, в первую очередь версии сэра Томаса Грея, Эдуард III сразу же стал оказывать реальную помощь новым подданным. Чтобы уничтожить французский флот, который курсировал вдоль побережья Фландрии, не позволяя фламандцам выходить в море, король дал одно из самых грандиозных морских сражений того времени – битву при Слейсе.[304]304
  Gray. P. 109; Avesbury. P. 312; Fabyan. P. 451.


[Закрыть] В том же 1340 г. он был вынужден снять осаду Турне и заключить перемирие с Филиппом Валуа, весьма непопулярное в Англии, только ради того, чтобы папа снял с фламандцев интердикт.[305]305
  Gray. P. 111; Avesbury. P. 336; Walsingham. Vol. I. P. 230; Grafton. P. 342; Knighton (1). P. 30; Higden. Vol. VIII. P. 355.


[Закрыть] Необходимо отдать должное и фламандцам: они оказывали королю Эдуарду существенную помощь, принимая участие в его походе во Францию.

Однако в конце XIV в. отношения между Англией и фландрскими городами, недовольными растущей конкуренцией нового центра торговли шерстью – английского Кале, осложнились до такой степени, что время от времени между прежними союзниками происходили столкновения на море. Самое крупное сражение между английским и фламандским флотами произошло в 1371 г.: в нем победу одержали англичане, захватив двадцать пять кораблей с солью и убив всех фламандцев.[306]306
  Walsingham. Vol. I. P. 297, 313–314; Capgrave. P. 228; Adam Murimuth. P. 211; The Brut. Vol. II. P. 325; Gregory. P. 89.


[Закрыть] Любопытно, как хронисты пытаются оправдать действия своих соотечественников. То, что англичане ограбили и перебили союзников, нарушая таким образом договор между Англией и Фландрией, что, в свою очередь, могло привести к началу войны, не замалчивается в английской историографии. Однако это кровопролитное сражение представлено следствием отнюдь не коварства и вероломства англичан (поскольку в трактовке английских историографов эти характеристики, присущие всем остальным народам, у англичан совершенно отсутствуют), а всего лишь ошибки: «Поистине англичане не знали, что это были фламандцы». Приняв их, видимо, за французов, англичане напали на корабли и перебили всех, кто там находился, прежде чем обнаружилось их заблуждение. Приводя столь наивное оправдание нападения англичан на торговые суда союзников, хронисты отмечают, что, несмотря на то что это недоразумение вскоре было выяснено и мир между Англией и Фландрией восстановлен, именно оно стало причиной «большого разногласия» между двумя народами.[307]307
  Walsingham. Vol. I. P. 313–314; Capgrave. P. 228; Adam Murimuth. P. 211.


[Закрыть]

Это «разногласие» привело к тому, что фламандцы все чаще и чаще стали выступать не за англичан, а против них. Хотя официально стороны не только не вели войну, но и находились в союзе, тем не менее постоянные нападения на английские суда не могли не вызвать в Англии недовольство жителями Фландрии, переданное Томасом Уолсингемом. Под 1379 г., прежде чем рассказать о страшном избиении английских моряков, устроенном фламандцами, хронист вдается в весьма пространное рассуждение об особенностях поведения и нравов самаритян-фламандцев, которые «в зависимости от обстоятельств либо любят, либо ненавидят англичан… они англичан уважают и высоко ценят, пока те постоянно одерживают верх над противниками, оказываются сильнее врагов, удачливее, чем враги, богаче; напротив, когда враги на них решают подняться, превосходя в численности, бедствия растут, горести увеличиваются, они отказывают в совете, отказывают в помощи, отказывают в доверии, отказываются от знакомства и в конце концов становятся лютыми врагами», и это проявилось «не раз, не два и не три, но поистине продолжается бесконечно».[308]308
  Chronicon Angliae, 1328–1388. P. 230–231; Walsingham. Vol. I. P. 399–400.


[Закрыть] Таким образом, очевидно, что англичане, признав свою вину в сражении 1371 г., во всех других столкновениях винят фламандцев. Английские историографы утверждают, что постоянными нападениями на английские корабли и поддержкой, которую фламандцы оказывают королю Франции, они не только подталкивают короля Англии к разрыву договора о союзе, но и к началу войны против Фландрии.

После восьми лет обострения отношений ситуация снова изменилась в 1379 г., когда города Фландрии во главе с Гентом начали широкое движение, направленное против власти графа. После того как в 1382 г. граф Людовик II Мальский из династии Дампьеров обратился за помощью к своему сеньору королю Франции Карлу VI, а также к зятю герцогу Бургундскому Филиппу II, восставшие горожане во главе с Филиппом ван Артевельде, сыном знаменитого Якоба ван Артевельде, были вынуждены искать поддержку у своего традиционного союзника Англии. Тем временем двенадцатитысячная французская армия одержала во Фландрии целый ряд побед, самой блистательной из которых была битва при Розбеке, вынудив к сдаче почти все мятежные города, кроме Гента. Для выручки осажденного французами Гента в Англии была собрана армия. На этот раз был использован религиозный лозунг, связанный с начавшейся в 1378 г. Великой схизмой.

Экспедиция во Фландрию готовилась в Англии как крестовый поход в защиту папы Урбана VI против профранцузски настроенного антипапы Климента VII. Во главе крестоносного войска был поставлен епископ Нориджский Генрих Деспенсер. Подготовка этого похода прошла в лучших традициях крестоносного движения: папа Урбан издал буллы, приравнивающие участие в борьбе со схизматиками к походу в Святую землю. Согласно этим буллам, полное отпущение грехов получали не только те, кто непосредственно отправлялся вместе с епископом, но и все те, кто сделает какое-нибудь пожертвование на поход.[309]309
  The Westminister Chronicle. P. 31; Knighton (1). P. 324.


[Закрыть] Поэтому все, особенно женщины, старались пожертвовать как можно больше, отдавая деньги, золотую и серебряную посуду, драгоценности, снаряжая целые отряды латников. Многие, по мнению Генриха Найтона, «отдавали гораздо больше, чем могли себе позволить».[310]310
  Knighton (1). P. 324.


[Закрыть] Богатый лондонский торговец Джон Филпот, неоднократно ссужавший корону деньгами на организацию военных кампаний, на этот раз за свой счет перевез на континент около 60 тысяч «крестоносцев».[311]311
  Walsingham. Vol. II. P. 95–96.


[Закрыть] В принципе крестовый поход был организован не только против Фландрии, но также против Франции, Шотландии и «многих других стран, которые благоволили к антипапе и поддерживали его».[312]312
  Knighton (1). P. 324.


[Закрыть] Более того, некоторые хронисты называют схизматиками одних французов, полагая, что поход был организован только против них.[313]313
  Adam of Usk. P. 14; Historia Vita et Regni Ricardi Secundi… P. 41–42; Grafton. P. 430; Fabyan. P. 532; The Westminister Chronicle. P. 31 (правда, в другом месте автор «Вестминстерской хроники», рассказывая о победе епископа над схизматиками у города Дюнкерка, указывает на то, что во вражеском войске были не только французы, но и фламандцы, см.: The Westminister Chronicle. P. 40).


[Закрыть] Однако Англия уже давно воевала с Францией и Шотландией, поэтому относительно Столетней войны крестовый поход епископа Нориджского мог явиться лишь поводом для организации очередной кампании, но никак не свидетельствовать о причинах конфликта. В то же время, несмотря на постоянные столкновения на море, Фландрии война все еще не была объявлена. Следовательно, борьбу со схизматиками можно упомянуть в качестве второй причины, которая приводится в английской хронистике для оправдания войны с графом Фландрским, верным союзником короля Франции и приверженцем антипапы. Первой причиной по-прежнему оставалось неповиновение графа истинному, с точки зрения англичан, королю Франции, теперь уже Ричарду II. Здесь снова важно подчеркнуть, что война с графом Фландрским вовсе не означала войну со всеми фламандцами, верными подданными короля. Это также подтверждает тот факт, что самыми надежными союзниками англичан в крестовом походе были горожане Гента. Последние, после того как английское войско во главе с епископом позорно бежало в Англию, сдав врагу все ранее ими захваченные города и крепости во Франции и Фландрии, остались совершенно одни против армии графа и короля Франции.[314]314
  Walsingham. Vol. II. P. 96–102; Historia Vita et Regni Ricardi Secundi… P. 48; Knighton (1). P. 328.


[Закрыть]