Текст книги "Образы войны в исторических представлениях англичан позднего Средневековья"

В упомянутой в самом начале главы речи епископ Винчестерский подсчитал, что к 1416 г. «право короны Англии на королевство Францию было божественно ясно установлено тремя одинаковыми приговорами, и поэтому им не должно оказываться постоянное сопротивление».[364]364
  Ibid. P. 122.


[Закрыть] Первый приговор прозвучал в 1340 г., вскоре после того, как Эдуард III официально во Фландрии принял титул короля Франции, доставшийся ему по праву наследования, «в морском сражении при Слейсе». «Второй приговор был явлен» в битве при Пуатье, «где полегла французская знать и был пленен Иоанн, узурпатор королевства (intrusore regni)». Третий приговор был оглашен на поле Азенкура, когда «французская армия была обращена в бегство и французский меч уступил английскому скипетру… а предводители французов были взяты в плен и их рыцари преданы смерти».[365]365
  Ibid. P. 122–124.


[Закрыть] Но короли Франции, вернее, те, кто был незаконно коронован во Франции, сменяя друг друга, оставались глухи к «божественному приговору», который для них был повторен трижды, и не подчинились ему. А поскольку короли несут перед Всевышним ответственность за свои государства и подданных, чьи судьбы непосредственно зависят от королевских прегрешений и праведных поступков, то весь французский народ, подчинившийся узурпатору и не желающий признать королей Англии в качестве законного сюзерена, непременно будет наказан. Епископ (или, скорее, анонимный клирик, пересказавший или сочинивший его речь) вовсе не настаивает на том, что простой народ разбирается в тонкостях юриспруденции и теологии, анализируя права претендентов на корону. Но так как Господь неоднократно посылал французам знамения, в которых он выражал свою волю, у них не должно оставаться сомнений относительно того, кто является их истинным сюзереном. Епископ Винчестерский искренне скорбел о том, что «этот негодный народ» («gens misera et dure cervicis») «не подчинился божественным приговорам столь многочисленным и столь ужасным», ибо его пугает наказание Всевышнего за непослушание. Господь уже лишил французов «трех вещей, с которыми они могли бы в дальнейшем причинять нам [англичанам. – Е. К.] вред». Во-первых, Он лишил их двух главных портов – Кале и Арфлера. Во-вторых, «их храбрости, поскольку они были заражены страхом перед ужасными и непоправимыми бедствиями, постигшими их, когда множество людей было убито в столкновениях с англичанами, особенно сейчас, совсем недавно, при Азенкуре. Презирающие эти бедствия вполне могут ожидать, что их пренебрежение решением Бога приведет к мести». В-третьих, «в результате потери знатных и смелых людей во всех этих битвах» они утратили всю свою военную мощь.[366]366
  Ibid. Томас Элхэм в «Метрической книге» повторил рассказ о тройном наказании французов:
Ultrix fertur in his summi sententia triplex;Quae tulit a Francis commoda magna tria,Calesias, Harflu, necnon audacia corda.Haec Anglis servet Trinus et Unus. Amen(Elmham. P. 132).

[Закрыть]

Бог наказывает подданных монарха-грешника, не только посылая ему поражения в битвах (любая милость Бога к англичанам на полях сражений одновременно является карой для их врагов), но и тем, что в королевском семействе разразилась междоусобная война: сыновья Филиппа Валуа подняли мятеж против отца.[367]367
  John of Bridlington. P. 140.


[Закрыть] Поддержка узурпатора является далеко не единственным преступлением французов – для того чтобы воевать против законного короля, нужно уже потерять благочестие. Поэтому французов, погрязших помимо гордыни во всех прочих смертных грехах, Господь покарал так же, как Вавилон во времена Кира: «Их поля и виноградники истощились, а их города, некогда процветавшие, обнищали и разрушены войной».[368]368
  John of Bridlington. P. 178.


[Закрыть] Страдания и бедствия французов были усугублены чумой, унесшей седьмую часть населения страны. С английской точки зрения причиной болезни было то, что враги выказывали неуважение к святыням и святым (которые могли бы заступиться за них перед Богом).[369]369
  Ibid.


[Закрыть] Разумеется, епископ Винчестерский (или анонимный автор хроники) не сомневается в том, что англичане в конце концов с помощью Бога одержат победу над французами и те, сломленные английской мощью, будут вынуждены признать короля Англии своим господином. Однако, будучи человеком праведным, епископ тревожится о том, что, прежде чем это произойдет, будет пролито немало христианской крови (в основном французской, поскольку виновная сторона несет несравнимо большие потери). Поэтому он надеется, что «французы задумаются о знамениях, посылаемых Богом, которые указывают на его решение, и поспешат заключить соглашение с англичанами», иначе «в конце концов… он неумолимо отмстит восставшим против него (deus… se impropiciabiliter vindicet in rebelles)».[370]370
  Gesta Henrici Quinti… P. 126.


[Закрыть] К этим восставшим против самого Бога автор «Деяний Генриха V» относит французский народ.

По мнению английских хронистов, Господь, как самый справедливый судья, карает не только тех, кто непосредственно совершил преступление, «восстав» против божественной власти, но и их пособников, осмелившихся так или иначе помогать преступникам. Так, в сентябре 1417 г. английские купцы поймали прибитое штормом груженное разными товарами генуэзское судно. Автор «Деяний Генриха V» уверен, что оно было занесено к берегам Англии «свирепым ветром по воле Бога, который, возможно, был сердит на генуэзцев за то, что те оказывали поддержку французам в морском сражении».[371]371
  Ibid. P. 162.


[Закрыть] Напротив, королю Португалии, союзнику английского короля, имевшему в своей армии много англичан, Господь послал в 1385 г. в битве при Альжубарроте победу над кастильцами, старыми врагами англичан.[372]372
  The Westminister Chronicle. P. 132.


[Закрыть] Таким образом, любой союзнический договор, заключенный правителями третьих государств с одним из противников, оказывал влияние на судьбы их собственных подданных. Из простых противников англичан союзники французов и шотландцев превращаются в грешников. Хронистов не интересует, имели ли пострадавшие генуэзские купцы хоть какое-то отношение к военным действиям против Англии. С их точки зрения, справедливость наказания вытекает только из этнической или политической принадлежности. Также в случае с победой, одержанной королем Португалии, хронист не задумывается над тем, ведет ли Фердинанд I справедливую войну против Кастилии: для его победы оказывается достаточно союза с англичанами и их присутствия в его войске.

Согласно текстам английских хроник, Бог не только помогал англичанам вести военные действия, он еще и оберегал саму Англию и ее мирное население от разорения и прочих бедствий, которые стремились причинить ей враги в то время, когда ее защитники находились далеко. При этом рассказы о «счастливых избавлениях» от грозящей опасности однотипны у всех хронистов: сначала идет подробное описание приготовлений врага (обычно собирается большое войско, способное либо покорить всю Англию, либо нанести ей огромный урон), иногда для усиления эффекта авторы рассказывают о слухах, распространяющихся среди англичан, и страхе перед врагом; завершается история вмешательством Бога, разрушающего планы противника. Выше уже приводился рассказ о том, как Бог при помощи встречного ветра помешал Карлу VI завоевать Англию. Аналогичные планы Филиппа Валуа, «который ожидал получить прозвище “Завоеватель”»,[373]373
  Knighton (1). P. 58.


[Закрыть] были сорваны Всевышним незадолго перед битвой при Креси еще более интересным способом: он внушил французам такой ужас перед англичанами, успешно действовавшими на территории Французского королевства, что те испугались отплыть в Англию.[374]374
  Ibid.


[Закрыть]

Когда же французам все же удавалось оказаться близ берегов Англии, Бог делал так, чтобы тот вред, который враги причиняют англичанам, был минимальным. Так, под 1416 г. в «Деяниях Генриха V» после рассказа о том, как французские корабли были отправлены к Саутгемптону «для разорения и уничтожения английского флота» (именно в этом порту в то время базировались самые крупные, большей частью королевские, корабли, переправлявшие английскую армию на континент), сделана следующая запись: «Но Бог – создатель и сторонник мира, ненавидящий непорядок и обман, ограничил (хвала Ему) их злой замысел лишь несколькими английскими кораблями. Затем они [французы. – Е. К.] пытались с грабежом и огнем высадиться на сушу в разных местах на побережье, но, по воле Бога, они всегда были отражены, неся бо́льшие потери, чем причиняли, за исключением лишь их первой атаки, во время которой они сожгли очень маленький остров Портленд, с которого почти все жители предварительно были эвакуированы».[375]375
  Gesta Henrici Quinti… P. 134–136.


[Закрыть] То же самое случилось чуть позже с флотом, находившимся у острова Уайт: англичане были спасены Богом от пиратского нападения французов.[376]376
  Ibid. Р. 142–144.


[Закрыть]

Но Господь, согласно английским хронистам, хранит не только простых англичан, в первую очередь он заботится о непосредственных инициаторах войны – тех, кому он повелел наследовать корону Франции. Получается своего рода замкнутый круг: Бог защищает английских королей, которые оберегают божественный закон, то есть ведут войну во имя Бога. В 1344 г. Филипп Валуа, «неспособный разбить короля Эдуарда Английского силой оружия, задумал уничтожить его коварным предательством». Для этого он вошел в сговор с кузеном Эдуарда III, королем Наварры. Последний, «зная любовь короля Эдуарда к миру», предложил ему встретиться для переговоров на полуострове Котантен в Нормандии; Филипп Валуа тем временем расположился на соседнем острове, чтобы либо захватить в плен, либо убить короля Англии. «Король Англии, однако, не подозревая ни зла, ни обмана со стороны родственника, подготовил по его совету свои корабли без оружия и лошадей». Эдуард III взошел на корабль при «благоприятном ветре и поспешил в Нормандию». Однако сам Иисус, который «управляет всеми ветрами и морями, и они подчиняются ему, не желая, чтобы погиб невинный, верящий в него, приказал ветру стать настолько враждебным, что в течение трех месяцев король со своими войсками носился по бурным морским волнам то возле одного, то возле другого острова, но всегда уносимый ветром прочь. В конце концов король, понимая, что такие вещи не происходят без воли Бога, принес клятву, говоря: “Говорят, что по закону наследования королевство Франция принадлежит мне. Как только Бог дарует мне свободный выход, я не буду противиться тому, чтобы овладеть им [королевством. – Е. К.]… как истец и завоеватель своего права”. После этого Бог даровал ему ветер, согласно его клятве, и за короткое время он успешно прибыл с войсками в Кале».[377]377
  Kirkstall Abbey Long Chronicle. P. 95–96.


[Закрыть] Едва ли хронисты могли рассчитывать на то, что даже очень набожные англичане поверят в сказку о том, как король Эдуард со своей армией три месяца носился по бурным морям (учитывая, что в хорошую погоду берега Франции видны из Англии), но даже самые большие скептики в Англии вряд ли сомневались в том, что Господь хранил их короля от вражеского коварства.

Если Эдуард III был спасен Богом от козней Филиппа Валуа, вражда с которым длилась уже много лет и была всем хорошо известна, то Генриха V Господу пришлось оградить уже от коварного предательства английских лордов, «весьма близких к королю и пользующихся его доверием». В 1414 г., во время подготовки короля Генриха к первой французской кампании, несколько английских лордов, среди которых были Ричард Кембриджский, его брат Генрих, лорд Скроуп и Томас Грей, организовали заговор, желая «не только помешать подготовленной экспедиции, но также… убить короля». Но они, по мнению хрониста, не знали о том, что, как только король объявил о намерении организовать военную кампанию с целью отвоевания своего наследства, «которое против Бога и всей справедливости удерживалось силой французов», Господь стал оказывать ему, исполнителю его воли, покровительство. «Он, который… знает, насколько тщетны человеческие замыслы, вскоре спас справедливость от безбожия и разоблачил достойную Иуды гнусность и предательство этих злых людей».[378]378
  Gesta Henrici Quinti… P. 18–20. Об этом заговоре пишут все хронисты, но лишь автор «Деяний Генриха V» и продолжатель хроники «Брут» полагают, что он был раскрыт благодаря вмешательству Бога (The Brut. Vol. II. P. 351).


[Закрыть] По версии Псевдо-Элхэма, действиями лордов-предателей руководил сам дьявол, а поэтому для спасения короля потребовалось вмешательство Бога.[379]379
  Pseudo-Elmham. P. 36.


[Закрыть] Точно так же Христос защитил англичан при Невиллс-Кроссе, когда на них двинулась шотландская армия, «предводительствуемая дьяволом».[380]380
  John of Bridlington. P. 148.


[Закрыть] Поддержка Сатаной противников англичан неудивительна для английских хронистов: ведь англичане сражаются за справедливость и установленный Богом закон и порядок, в то время как их враги противятся «божественным приговорам».

Бог оберегает не только тело короля, но и его разум, вселяя в него мудрые мысли и праведные решения. Так, в 1354 г. во время знаменитых переговоров в папской курии между послами с обеих сторон почти уже было достигнуто соглашение,[381]381
  Только Джон из Рединга утверждает, что соглашение было достигнуто, – все остальные хронисты пишут лишь о предложениях французской стороны, которые были отвергнуты королем Англии еще в ходе переговоров (Reading. P. 118).


[Закрыть] по которому в обмен на отказ от прав на королевство Францию король Эдуард должен был получить назад все земли и владения в герцогстве Аквитания, «узурпированные королями Франции». «Но по божественному замыслу и ради лучшего будущего, равно и для чести короля Англии» Эдуард III в конце концов отказался от этого договора и продолжил войну.[382]382
  Ibid. Также см.: The Brut. Vol. II. P. 304.


[Закрыть] А Господь еще долго оберегал главу английского посольства – герцога Ланкастерского – от многочисленных французских ловушек и засад, когда тот возвращался через Францию из Авиньона в Лондон.

Убежденность англичан в законности прав их государя и в справедливости войны за французскую корону предполагала твердую веру в благоприятный для английской стороны конец войны. В определенном смысле эту уверенность можно усмотреть в статутах 1340 и 1420 гг., изданных в ответ на парламентские петиции о предоставлении подданным английской короны гарантии их полной независимости от власти короля Франции. Уже первый из этих статутов свидетельствует о том, что даже в самом начале войны многие англичане были убеждены в грядущей победе над Францией. Одним из самых любопытных пропагандистских текстов, предсказывающих конечный успех англичан в борьбе за французскую корону, является так называемое «Бридлингтонское пророчество».

По своей структуре «Бридлингтонское пророчество» представляет написанную гекзаметром поэму средней длины (около 600 строк), разбитую на двадцать девять небольших глав. В полном соответствии с традицией жанра,[383]383
  Массовое увлечение англичан политическими пророчествами началось в середине XII в. и продлилось по меньшей мере до конца XVII в. На протяжении всего этого периода самым популярным пророческим текстом оставалось предсказание Мерлина, вставленное Гальфридом Монмутским в «Историю бриттов». Вслед за Гальфридом ученые мужи Британских островов один за другим начали «разыскивать» и интерпретировать пророческие тексты, в первую очередь все того же Мерлина. В XIII–XIV вв. появляются новые откровения, приписываемые самым разнообразным авторитетам: Гильде, Беде Достопочтенному, Томасу Бекету, Эдуарду Исповеднику и т. д. Подобно Гальфриду, авторы этих пророчеств пытались «скрыть» имена своих персонажей, выводя их под видом животных и птиц. В отличие от библейских пророчеств, в которых животные олицетворяют целые народы и государства или сложные аллегории (Спасителя, Антихриста), в гальфридианской традиции, характерной прежде всего для британских откровений, животные и птицы представляли конкретных людей. Как правило, общий смысл всех политических пророчеств достаточно прозрачен, однако детали (в том числе такие важные, как имя государя) могут быть интерпретированы по-разному. Пророчества, с комментариями и без них, активно использовались хронистами. Делалось это не для того, чтобы приоткрыть перед читателями завесу грядущего, а скорее для «правильной» оценки прошлого и настоящего (Гальфрид. 109–117; Taylor R. The Political Prophecy in England. N. Y., 1911. P. 7–37).


[Закрыть] автор стихов стремился вложить максимум информации в минимальное количество слов, использовать сложные аллегории, символы и ребусы, что чрезвычайно затрудняет интерпретацию этого текста. И все же, несмотря на то что все имена, географические названия и даты были зашифрованы, без особого труда можно было догадаться, что большая часть «пророчества» из Бридлингтона посвящена правлению Эдуарда III: текст начинается с предсказания низложения его отца (Эдуарда II), а заканчивается указанием на полную победу его сына (Эдуарда Черного принца) над Французским королевством. Дата составления и имя автора пророчества неизвестны. И хотя аноним, как и полагается предсказателю, использовал исключительно будущее время, большинство исследователей склоняются к тому, что он писал около 1362–1363 гг. Следовательно, большая часть текста являлась ретроспективой уже свершившихся событий, и только четвертая часть текста действительно предсказывала будущее, изображая его таким, каким хотелось бы его видеть самому «пророку» или его покровителям.

В первой главе, состоящей всего лишь из двенадцати строчек и являющейся, по сути дела, прологом к остальному тексту, анонимный автор смог не только рассказать о том, как он получил откровение, но также обозначить форму и главную тему всего сочинения. Поэт сообщает о том, как во время болезни, когда он, измученный лихорадкой, спал в своей по стели, его посетил Святой Дух, повелевший ему взяться за перо и записать в стихах откровение о грядущих событиях. Стихи содержат явные аллюзии на Откровение св. Иоанна Богослова [5,1]:

 
Вечный писец научил меня писать пером;
И мне приказал прожевать и проглотить книгу.
Полностью исписанную изнутри ароматно и приятно.
Он приказал о новых войнах мне сложить стихи,
Пребывая средь звезд, он по своей воле ниспосылает сладостные песни.[384]384
Scribere cum pennies docuit me scriba perennis;Me masticare jussit librumque vorare.Intus erat plene scriptus, redolens, et amoene.Jussit de bellis me metrificare novellisQui sedet in stellis, dat cui vult carmina mellis(John of Bridlington. P. 128).

[Закрыть]
 

В заключении к «пророчеству» автор снова подчеркивает, что все написанное им является не выдумкой, но откровением Святого Духа, полученным в форме вещего сна.[385]385
  Ibid. P. 211.


[Закрыть] Ни в прологе, ни во всем остальном тексте автор ни разу не называет своего имени. В четырех списках, датируемых XIV в.,[386]386
  British Museum MS Cotton Domitian A IX; Bodleian MSS Digby 89, Bodley 851, Ashmolean 1804 (около 1400 г.). В двух первых манускриптах есть приписка о том, что откровение было дано «регулярному канонику».


[Закрыть] а также в четырнадцати более поздних копиях[387]387
  Cambridge University MSS Additional 3392, Kk.1.5 (D) no 4; Trinity College, Dublin MSS B.1.37, B.2.7; British Museum MSS Lansdowne 122, Additional 40,015, Royal 8C XVII, Cotton Titus D XII. Additional 24,842; Corpus Christi College, Cambridge MS 267; Westminster MS CA 27; Bibliothèque Nationale. Paris MS Fonds Latin 15082; Bodleian MSS Rawlinson D 225, D 366. Подробный анализ рукописей приведен в: Curley M. J. The Cloak of Anonymity and the Prophecy of John of Bridlington // Modern Philology. Vol. LXXVII (1980). P. 361–363.


[Закрыть] не содержится никакой дополнительной информации об авторе. Однако уже сам жанр пророчества должен был исключать анонимность: трудно поверить в откровение, данное неизвестно кому. Имя человека, которому Господь открывает знание будущего, являлось важнейшей составляющей подобного текста. Это имя (если оно достаточно авторитетно) должно было работать на подтверждение достоверности предсказания. Разумеется, довольно часто «авторы», которым средневековая традиция приписывала те или иные пророческие тексты, не имели никакого отношения к их сочинению. Важно другое: большинство текстов, которые современная историческая наука считает анонимными, с точки зрения средневековых людей, были написаны известными авторами. Но, возможно, в рассматриваемом случае имя настоящего автора «пряталось» в самом тексте «пророчества», и читателю нужно было просто разгадать этот шифр?

В большинстве рукописей, самые ранние из которых датируются рубежом XIV–XV вв., а также хрониках и документах этого периода можно найти указание на то, что откровение было дано регулярному канонику из Бридлингтона (Йоркшир).[388]388
  Манускрипт Тринити-Колледжа в Дублине (MS 172) абсолютно точно датируется XIV в. В конце рукописи из библиотеки Университета Чикаго (MS 697) проставлена дата – 1377 г., но специалисты склонны датировать ее второй половиной XV в. (Curley M. J. The Cloak of Anonymity… P. 361). XV в. датируются следующие списки «пророчества»: Cambridge University MSS Kk.6.16, Corpus Christi 329; Edinburgh University MS 181; British Museum MSS Harley 3908, Arundel 66, Cotton Cleopatra C IV; Society of Antiquaries of London MS 47; Bodleian MSS Digby 186, Bodley, 487, 623, 648, Hatton 56; Oxford, Ashmolean Rolls 26; The National Library of Wales MS Llanstephan 196; Gonville-Caius College, Cambridge MS 249; Trinity College, Dublin MS 516; Tours MS 520 (Curley M. J. The Cloak of Anonymity… P. 362–363; Idem. Fifteenth-Century Glosses on the Prophecy of John of Bridlington: a Text, its Meaning and its Purpose // Medieval Studies. Vol. XLVI (1984). P. 321–323; Meyvaert P. John Ergome and the Vaticium Roberti Bridlington // Speculum. Vol. XLI (1966). P. 659–661); Powicke F. M. The Medieval Books of Merton College. Oxford, 1931. P. 92. Kirkstall Abbey Long Chronicle. Анонимный автор так называемой «Длинной хроники из Керкстолла» в целом увлекался цитированием разнообразных исторических пророчеств, при этом пространные ссылки на текст из Бридлингтона отодвинули на второй план все остальные предсказания, в том числе знаменитые «Пророчества Мерлина». См. также: Powicke F. M. The Medieval Books of Merton College… P. 92; Adam of Usk. P. 16, 50–52, 82.


[Закрыть] С середины XV в. начали появляться рукописи, в которых в качестве автора назывался четвертый приор Бридлингтона Роберт по прозвищу Писец (Scriba), живший в XII в. (ум. около 1160 г.).[389]389
  Bodleian MSS Digby 186 (XV c.), Bodley 623 (XV c.), Bodley Arch. Selden B. 8 (XVI c.); Oxford, Ashmolean Rolls 26 (XV c.); British Museum MSS Harley 3908 (XV c.), Additional 24, 848 (XVI c.) (Meyvaert P. John Ergome and the Vaticium Roberti Bridlington… P. 659–660, no. 18–22).


[Закрыть] Его имя было буквально «вычитано» из текста, в котором слишком часто употреблялись слова «писец» и «писать», а также различные производные от них. Вскоре после вступления Генриха VII Тюдора на английский престол (1485 г.) ему был преподнесен манускрипт, содержащий «Бридлингтонское пророчество». Текст заканчивался следующими строками:

 
Сложенные строки записал писец Роберт,
Который был четвертым приором, в земле погребенный
За засовом Бридлингтона, лежащий там, где он правил.
Он не замолчал, хотя и ушел к отцам.
Пресветлый учитель. Он вывел строки,
Которые сделал ясными. И будет спасен во Христе.[390]390
Expliciunt versus, quos scripsit scriba RobertusQuique prior quartus fuit; est sub humo modo mersusInfra claustra iacens de Bridlington ubi rexitNon est ipse tacens quamvis cum patribus exit;Dictor clarus erat. Scriptis indulcerat isteQuas planas fecerat. Nunc esto salus sua Christe.  Эта концовка содержится не только в рукописи, подаренной Генриху VII (British Museum MS Arundel 66), но и в другом манускрипте, датированном серединой XV в. (British Museum MS Cotton Vespasian E.VII) (Thorndike L. Unde Versus // Traditio. Vol. XI (1955). P. 165, no. 9; Meyvaert P. John Ergome and the Vaticium Roberti Bridlington… P. 660 (n. 22)).


[Закрыть]
 

Эти строки, хоть и перекликающиеся с прологом, но добавленные к «пророчеству» в середине XV в., свидетельствуют о том, что человеку знающему не составляло особого труда отыскать подходящее имя для создателя «Бридлингтонского пророчества». Вполне возможно, что автор намеренно оставил в тексте намеки на Роберта Писца, известного своими учеными трудами, среди которых были комментарии на Апокалипсис и пророчества Ветхого Завета.

Впрочем, с середины все того же XV в. сочинителем «пророчества» все чаще и чаще назывался другой приор Бридлингтонской обители – Джон Твинг (ум. 1379 г.).[391]391
  British Museum MS Cotton Cleopatra C IV (XV c.); Bodleian MS Bodley 487 (XV c.); University of Chicago MS 697 (XV c.); Oxford, Ashmolean MS 337 (около 1600 г.); Cambridge, Corpus Christi Coll. 267 (XV c.) (Meyvaert P. John Ergome and the Vaticium Roberti Bridlington… P. 662–663).


[Закрыть] Правда, подобное авторство угрожало достоверности «пророчества» и делало неуместным для большей части текста употребление будущего времени. Однако Джон Твинг был единственным канонизированным монахом этой обители, следовательно, кому же, кроме него, могло быть даровано откровение Святого Духа. Именно в святости приора следует искать причину возникновения версии о том, что он являлся автором «Бридлингтонского пророчества». Приписываемое Джону Твингу авторство знаменитого откровения заняло достойное место среди легенд об этом святом. Поэтому неудивительно, что уже в первой половине XV в. появились списки пророчества, в которых его автором назывался Джон Бридлингтонский. Более того, в XV–XVI вв. некоторые владельцы старых анонимных списков сочли необходимым вставить в них пометки о том, что автором пророчества был не кто иной, как Джон Твинг.[392]392
  British Museum MSS Royal 8C XVII, Cotton Titus D XII; Bodleian MS Boldey 851.


[Закрыть] Начиная с середины XV в. в Англии стали появляться первые изображения св. Джона Бридлингтонского, на которых святой муж держал в руках книгу как намек на составленный им текст пророчества.

Следует также отметить, что большинство самых ранних списков «пророчества» дошло до нас вместе с пространным прозаическим комментарием к нему. Судя по всему, этот комментарий был составлен вскоре после самого «пророчества», а именно между ноябрем 1362 г. (в тексте есть упоминания о возвращении домой знатных французских пленников после уплаты за них выкупа) и апрелем 1364 г., когда умер король Франции Иоанн II (о смерти которого ничего не сказано). Подобно автору «пророчества», комментатор попытался скрыть собственное имя, опасаясь навлечь на себя гнев королевских фаворитов или самого Эдуарда III. Однако, по всей видимости, он все же гордился проделанной работой и надеялся, что она не останется без награды. Посвящая свой труд молодому Хэмфри де Боэну, графу Нортгемптонскому, Херефордскому и Эссексскому, комментатор советовал ему, если тот захочет узнать его «тайное имя», прибавить к знаку следствия (nota consequentiae – «ergo») «голову от сожаления» (caput miserationis – «m»).[393]393
  John of Bridlington. P. 124. Текст заканчивался обращением к Хэмфри де Боэну с просьбой не показывать эту книгу многим и скрывать имя ее автора.


[Закрыть] Этот простой ребус складывается в имя Джона Эргома. Поразительное проникновение комментатора в сложный авторский план и мастерская дешифровка сложнейшего текста «пророчества» навели исследователей на мысль о том, что Эргом комментировал свое собственное сочинение. К тому же чем ближе к концу комментария, тем чаще Эргом сбивается с третьего лица на первое, идентифицируя себя с поэтом. Известный глубокими познаниями в теологии и, кроме того, являвшийся регулярным каноником-августинцем из Йорка, Эргом мог довольно свободно посещать принадлежащий к тому же братству и расположенный неподалеку Бридлингтонский монастырь. Во время одного из таких визитов он вполне мог познакомить работавших в скриптории монахов с «найденным» им «пророчеством».

В любом случае, независимо от авторства комментарий был составлен Эргомом для разъяснения покровителю подлинного смысла туманного «пророчества». В предисловии Эргом подробно объясняет общие приемы дешифровки (всего комментатор выделил десять типов шифра) и раскрытия истинного значения каждой отдельной фразы. Чаще всего автор, стремясь утаить от непосвященных сокровенное знание о будущем, прибегал к методу, именуемому extranea nominatio, скрывая имена героев за названиями животных или птиц (Бык, Петух, Рак). Использование второго метода было более разнообразным, поскольку в данном случае автор прибегал к указанию на определенный характерный признак действующего лица (accidentia). Это могли быть прозвища, полученные при ассоциировании человека с каким-либо случаем из его жизни, чертой поведения, именем или гербом. Например, один из фаворитов Эдуарда III из-за своего дефекта речи получил прозвище Шепелявый (blesum), другой придворный был назван Кастратом (genitalia laesus) из-за раны, полученной в область гениталий.[394]394
  Ibid. P. 126, 183.


[Закрыть] К этому же методу Эргом относил и ассоциации, возникавшие из-за сходного звучания слов. Порой, не зная шифра к этим ассоциациям, и вовсе невозможно понять смысл некоторых строк. Например, предсказывая сражение при Невиллс-Кроссе (1346 г.), автор писал:

 
Полагаю, и клир, верный своему прозвищу «пронзающий»,
Будут пронзать внутренности воинственных шотландцев.[395]395
Suspicor et clerus, penetrans cognomine verus,Viscera Scotorum penetrabunt belligerorum(John of Bridlington. P. 126, 156).

[Закрыть]
 

Эти строки получают смысл, только если, как и предписывал комментатор, заменить лишенные буквального значения слова «suspicor» и «penetrans» на имена Уильяма де Ла Зуша, архиепископа Йоркского (suspicor), и сэра Генри Перси (penetrans). При этом Эргом разъясняет, что «penetrans» является латинским переводом английского глагола pierce (пронзать, проникать), но не вдается в подробности относительно происхождения прозвища Уильяма де Ла Зуша. В результате вышеприведенные строки получают следующее прочтение:

 
Зуш и клир, Перси, верный своему прозвищу,
Будут пронзать внутренности воинственных шотландцев.
 

Нередко имя человека скрывалось за геральдической символикой. Так, объясняя читателям ту часть предсказания, где упоминались англичане, которым суждено принять участие в сражении против шотландцев в мае 1373 г., Эргом указывал, что под «многочисленными золотыми львами» подразумевается не кто иной, как граф Херефордский, поскольку «ни у ко го из рыцарей Англии нет на щите такого множества золотых львов, кроме как у него, у которого их шесть».[396]396
  Ibid. P. 126, 197.


[Закрыть] В соответствии с этим «геральдическим» методом король Шотландии, именуемый, как правило, Раком, иногда назывался Львом («в середине герба скроется лев»).[397]397
  Ibid. P. 126, 141.


[Закрыть] Третий выделенный Эргомом метод окончательно должен был лишить читателя надежды самостоятельно разобраться с королями Шотландии. Помимо того, что соперник Дэвида Брюса в борьбе за шотландскую корону Эдуард Бэллиол также именовался королем, в «пророчестве» иногда встречаются двусмысленные обозначения (aperta aequivocatio). Например, слово «cancer», кроме Дэвида II, могло обозначать зодиакального Рака.

Четвертый прием заключался в использовании метафор: так, в предсказании о морском сражении при Слейсе (1340 г.) корабли именовались лошадьми, а такелаж – сбруей. Пятый способ касался шифровки числительных. Например, во фразе «Milvi caedentur, cuculi silvis capientur» («Коршуны будут убиты, кукушки в лесах переловлены») речь шла вовсе не о птицах, а о численности павших и пленных воинов: Milvi – MLVII; Cuculi – CCLXI. При этом, чтобы получить из слова «milvi» число mlvii, нужно было перенести первую букву «i» в конец, точно так же для получения числа cclxi из слова «cuculi» необходимо было сложить две пятерки (буквы u/v) и перенести полученную десятку на предпоследнее место.[398]398
  John of Bridlington. P. 126.


[Закрыть] Шестой метод можно назвать макароническим переводом, когда английские или французские слова разбивались на составные части, каждая из которых переводилась на латинский язык (например, Herethford – terra Vada; Mortimer – mare mortis; Windsor – ventis (winds) aurum (or); Lancaster – longum castrum; Mountjoye – mons gavisus). Седьмой – ребусы, подобные тому, при помощи которого Эргом зашифровал собственное имя. Одна из загадок гласила: «Если кто-нибудь отрубит голову быку, оттуда появится золото» («Si quis taurum caput amutat, inde fit aurum»). Чтобы правильно ее решить, «отсечь голову» необходимо было не быку, а слову «(T)aurus».[399]399
  Ibid. P. 127.


[Закрыть] Восьмой способ заключался в правильном объединении двух слов: во фразе «Falsus non stabit, Phi et lippus fugitabit» необходимо было соединить звук «фи» с прилагательным «гнойный», чтобы получить имя Филиппа Валуа («Лжец не устоит, Филипп побежит»).[400]400
  Ibid. P. 127, 166.


[Закрыть]

Девятый метод в целом напоминал третий и сводился к ambigua locutione, позволяя по-разному трактовать одно и то же слово (например, «pater in terra» могло обозначать и папу, и короля). Наконец, десятый метод – слоговые сокращения: например, Ca – Caan, Pa – papa, Phi – Philippus. Таким образом, хотя в целом большинство использованных Эргомом приемов принадлежало к числу вполне тривиальных, их разнообразие и сочетание в одном тексте должно было, по всей вероятности, как продемонстрировать эрудицию и ученость автора, так и обезопасить его от обвинений в политической нелояльности.

Главный герой «пророчества» – Эдуард Виндзорский, то есть Эдуард III, был выведен в тексте под именем Быка (Taurus). О том, что под Быком автор подразумевал именно родившегося в ноябре 1312 г. Эдуарда Виндзорского, можно догадаться и без комментария Эргома, поскольку в стихах есть намек на время и место рождения будущего короля:

 
Когда Солнце войдет в созвездие Стрельца и вернется холод Борея,
Увенчанная золотом родит от Козла Быка,
От золота в Виндзоре получится золото.[401]401
Sole sagittante, frigido Boreae remeante,Ex hirco taurum gignet redimita per aurum,Ex auris aurum ventis componitur aurum(John of Bridlington. P. 131).

[Закрыть]
 

Возникновение ассоциации с быком в стихотворном «пророчестве» комментатор объяснял двояко. Во-первых, он ссылался на VII книгу Плиния Старшего, писавшего о том, что подобно тому, как огромная сила сосредоточена у быка в его мощной шее и рогах, сила короля Англии состоит в английских лордах и народе. Во-вторых, Эргом опирался на Аристотеля, считавшего, что бык всегда выбирает для себя тучное пастбище, куда и ведет свое стадо. Подобно быку, Эдуард III повел английских подданных в богатую Францию, на свое законное пастбище. Но, подобно быку, бросающему пастбище ради случки с коровами, король склонен забывать о французском наследстве ради женской любви.[402]402
  Ibid. P. 137.


[Закрыть] Следует отметить, что комментарий Эргома вполне соответствовал откровенному тексту «пророчества»:

 
Так говорю прямо, позор вульве Дианы,
Услаждающей Быка по утрам пустыми словами.[403]403
Hoc dico plane, vulvam non laudo Dianae,Quae taurum mane mulcet verbum per inane(John of Bridlington. P. 182).

[Закрыть]
 

Для анализа «Бридлингтонского пророчества» следует прежде всего ответить на главный вопрос – для чего был написан этот текст? Какие цели ставил перед собой автор, желавший утаить от читателей свое имя? Собственно, какая из частей «пророчества» является главной – толкование прошлого или предсказание грядущего? Написано ли оно для того, чтобы читатели, одолев основную часть книги (с предсказаниями прошлого), поверили бы и в ту ее значительно меньшую часть, где речь все-таки шла о будущем? Чтобы эта вторая часть книги воспринималась как правдивая? Или же главной задачей автора была легитимация войны, которую Эдуард III вел во Франции? Может быть, «вдохновленное Святым Духом пророчество» должно было стать очередным неопровержимым доказательством правоты англичан в конфликте с французами?

Как заявлено в прологе, главной темой «Бридлингтонского пророчества» являются «новые войны», которые английская корона будет вести в правление Эдуарда III. Этому королю суждено унаследовать корону Английского королевства еще до смерти его отца, а от матери он получит права на французский престол.[404]404
  John of Bridlington. P. 131.


[Закрыть] Рассказ о правлении Эдуарда начинается с общей характеристики грядущего царствования. Поэт предрекал, что в юности король будет крепок душой и телом, мудр, рассудителен, целомудрен, справедлив, смиренен, активно будет творить добро, доблестно сражаться с врагами. Он станет надежным защитником для своих подданных, грозой врагов, победителем королей. В этой части «пророчества» содержалось популярное в то время лестное для Эдуарда III сравнение его с легендарным предком – королем Артуром, покорившим многие народы: так же, как Артур, Эдуард взошел на престол в возрасте пятнадцати лет.[405]405
  Ibid. P. 137.


[Закрыть]

Предсказывая большую войну между Англией и Францией, автор «Бридлингтонского пророчества», как уже отмечалось выше, объяснял ее причины в полном соответствии с официальной версией английского двора. Однако «Бридлингтонское пророчество» совершенно не похоже на другие английские сочинения, пропагандировавшие войну во Франции, не только по своей форме, но и по содержанию. Как мне представляется, своеобразие этого текста заключается в том, что в отличие от свойственного другим англичанам гипертрофированно позитивного восприятия «своих» анонимный псевдопророк, помимо грехов и пороков противников, весьма подробно разбирал прегрешения самих англичан и их короля, мешавшие одержать им окончательную победу и завоевать французское наследство. Подобное видение проблемы было характерно скорее для французских политических трактатов, авторы которых воспринимали войну как божественную кару за прегрешения французских государей и всего народа. Именно французы, а не англичане склонны были искать причины своих злоключений не столько в лагере противников, сколько в стане «соплеменников», сосредоточив внимание главным образом на их нравственном облике, на вопросе о соответствии представителей сословий Французского королевства их социальным функциям.[406]406
  Beaune C. Naissance de la nation France…; Pons N. La propagande de guerre française avant l’apparition de Jeanne d’Arc // Journal des savants. 1984. P. 191–214; Eadem. Propagande et sentiment national pendant le règne de Charles VI: l’exemple de Jean de Montreuil // Francia. Forschungen zur westeuropäischen Geschichte. 1980. T. VIII. P. 127–145; Малинин Ю. П. Патриотические идеи Алена Шартье и итальянская гуманистическая мысль // Культура и общество Италии накануне Нового времени. М., 1993. С. 215–230; Он же. Общественно-политическая мысль позднесредневековой Франции XIV–XV вв. СПб., 2000; Боброва А. Г. Социально-политические идеи в антианглийской пропагандистской литературе первой половины XV в.: Дипломная работа. М., 2003 (на правах рукописи). С. 177–226.


[Закрыть]