Текст книги "Знаем ли мы свои любимые сказки? Тайны и секреты сказочных произведений. О том, как сказки приходят к людям из прошлого и настоящего"

Однако не только в художественных достоинствах картины здесь дело, но и в ее мистической силе. Да-да, «Аленушка» давно уже стала своеобразным талисманом для всех, у кого тяжело на душе, но в основном для… иногородних. Ведь, по легенде конца XIX века, та самая, встреченная Васнецовым юная крестьянка, с которой художник писал свою героиню, весьма удачно вышла замуж за москвича. Так что все деревенские девчонки, перебравшиеся на заработки в Москву, верили, что «Аленушка» принесет удачу и им.

В.М. Васнецов. Аленушка

Недаром же за «сироткой на камушке» Васнецов, большой знаток русского фольклора, изобразил небольшую березку со щебечущими ласточками на ее ветвях. А уж любая девчонка в деревне знает, что молодая березка утешает в несчастье, а ласточка приносит добрые вести. Да и сама сказка про Аленушку заканчивается волшебной свадьбой.

Вот такая жизнь сказочного сюжета в веках. И не созерцательное существование, но деятельная помощь. Добро ведь вообще всегда деятельно и результативно. Это только зло бесплодно.

По заявкам читателей: русские версии

ТАМ РУССКИЙ ДУХ… ТАМ РУСЬЮ ПАХНЕТ! И ТАМ Я БЫЛ, И МЕД Я ПИЛ; У МОРЯ ВИДЕЛ ДУБ ЗЕЛЕНЫЙ; ПОД НИМ СИДЕЛ, И КОТ УЧЕНЫЙ СВОИ МНЕ СКАЗКИ ГОВОРИЛ.

А.С. Пушкин

После выхода первой книги «Знаем ли мы свои любимые сказки?» самый распространенный вопрос читателей оказался таким:

Если «Золушка» – сказка, так сказать, интернациональная, то почему не было разговора про русскую народную версию? Или она не существует?

Спешу обрадовать и исправить недочет – есть, есть у нас собственная версия случившегося с Золушкой.

Кстати, пару слов о самом прозвище заглавной героини. Помните, все ее прозвища (они-то и стали ее именами у разных народов) связаны с золой и пеплом – девушка выполняет самую грязную работу в доме: выгребает золу из очага/ печи/камина и пр. Cinderellа, Cendrillon, Aschenput tel, Cenerentolа, The Cinder Mаid, Pepeljugа, Папялушка – это одно и то же на разных языках – «испачканная в золе». Получается, что наша Золушка – в их дружном ряду.

Однако мало кто знает, что в русской народной сказке, записанной нашим «Гриммом» – незабвенным А.Н. Афанасьевым, у героини есть не только имя собственное, но и прозвание другое, связанное не с золой или пеплом, а с чисто русским понятием «черная работа».

Не догадываетесь?

Нашу Золушку зовут Чернушкой.

То есть получается, что Золушка (от золы) – это перевод с иностранного. Но у русской девушки было и прозвание особое (Чернушка), и даже собственное имя имелось. В «Европах» героиня была безымянной, но у нас всегда повышенный интерес к личности, так что сказка наградила нашу Чернушку именем. Угадайте с трех раз каким? В наших сказках выбор невелик – либо Елена Прекрасная, либо Василиса Премудрая. Но тут с первого взгляда понятно – эти имена не подходят. Наша Золушка-Чернушка уж точно и не прекрасная, и не премудрая. Такие прозвания под стать царским девицам, а у нас героиня самую черную работу по дому делает. Так как же ее звали? Догадаться просто – если девица ничем не примечательна, как ее обычно зовут? Ясное дело – Машкою. Вот и русская Золушка была Машей Чернушкой.

В стародавние времена фамилии давали именно по прозвищам. Так что встрепенитесь, все Маши Черновы и все, которые не Маши, а хоть Даши, хоть Наташи: все Черновы потомки Золушек. А что это значит? Да то, что ВСЕ МОГУТ БЫТЬ СЧАСТЛИВЫ. Надо только как Золушка немного руки приложить к созданию своего счастья. А уж удача вашей прародительницы Чернушки всегда поможет.

Не будем голословными – откроем сказку. Мы даже можем ее прочесть – в отличие от своих иностранных сестер, она очень короткая. Почему? Да потому, что сказка эта была настолько распространена в народе, что рассказчики основывались только на канве, которую и записал Афанасьев. А дальше каждый сказитель раскрашивал канву на свой лад, наделяя самыми красочными, на его взгляд, деталями.

Итак:

«Жил-был барин; у него была жена добрая, а дочь красавица – звали ее Машею. Только женато померла, а он на другой женился – на вдове; у той своих было две дочери, да такие злые, недобрые! Всячески они угнетали бедную Машу, заставляли ее на себя работать, а когда работы не было – заставляли ее сидеть у печки да выгребать золу; оттого Маша всегда и грязна и черна, и прозвали они ее девкой Чернушкой».

Обратите внимание – сразу же начинаются чисто русские реалии. Маша была дочерью «барина», то есть дворянкой. Но прозвали ее не просто Чернушкой, но «девкой Чернушкой». А девками тогда звали крепостных. То есть Машу низвели сразу же по сословной лестнице на самый низ. Ведь известно, что дворовые девки были особо беззащитными. Крестьянки еще хотя бы жили в семьях и в деревенском миру. Какая-никакая, но все же защита, хоть моральное подспорье. А вот в «дворовые» девчушек брали с детства. Все связи с родными прерывались. Девка оказывалась практически всем подвластной. Вот и Маша при живом отце стала как бы безродной. И сестры, называя ее девкой Чернушкой, подчеркивают, что никто ей не поможет, никто не заступится. Так и выходит – при живом отце Маша живет как сирота. Недаром в сказке этот горе-папаша больше вообще не упоминается. Он, оказавшийся под пятой у новой женушки, стал пустым местом – никем. Даже для сказки ненужным.

«Вот как-то заговорили люди, что ихний князь жениться хочет, что будет у него большой праздник и что на том празднике выберет он себе невесту».

Опять же искони русская деталь: властитель земель – князь. И не верховный князь (например, Московский, что соответствовало тогда царю, не удельный, о котором на современном языке сказали бы – областной), но князь местный, потому что употреблено уточнение – «ихний».

«Так и было. Созвал князь всех в гости; стали собираться и мачеха с дочерьми, а Машу не хочет брать; сколько та ни просилась – нет да нет! Вот уехала мачеха с дочерьми на княжий праздник, а падчерице оставила целую меру ячменя, муки и сажи: все вместе перемешано, – и приказала до ее приезда разобрать все по зернышку, по крупинке.

Маша вышла на крыльцо и горько заплакала; прилетели два голубка, разобрали ей ячмень, и муку, и сажу, потом сели ей на плеча – и вдруг очутилось на девушке прекрасное новое платье».

Обратите внимание – у нашей Маши нет волшебницы-крестной, как в сказке Перро. Ей не помогает и умершая мать, как в сказке братьев Гримм. Зато ей помогает сама ПРИРОДА в виде двух голубков. Конечно, голубки тоже символ – и Святого Духа, и ангела-хранителя, и души человеческой, и Любви, Веры и Надежды. И нашей Маше все это подходит.

«Ступай, – говорят голубки, – на праздник, только не оставайся там долее полуночи». Только взошла Маша во дворец, так все на нее и загляделись; самому князю она больше всех понравилась, а мачеха и сестры ее совсем не узнали. Погуляла, повеселилась с другими девушками; видит, что скоро и полночь; вспомнила, что ей голубки наказывали, и убежала поскорей домой. Князь за нею; хотел было допытаться, кто она такова, а ее и след простыл!

На другой день опять у князя праздник; мачехины дочери о нарядах хлопочут да на Машу то и дело кричат да ругаются: «Эй, девка Чернушка! Переодень нас, платье вычисти, обед приготовь!» Маша все сделала, вечером повеселилась на празднике и ушла домой до полуночи; князь за нею – нет, не догнал. На третий день у него опять пир горою; вечером голубки обули-одели Машу лучше прежнего. Пошла она во дворец, загулялась, завеселилась и забыла про время – вдруг ударила полночь; Маша бросилась скорей домой бежать, а князь загодя приказал всю лестницу улить смолою и дегтем. Один башмачок ее прилип к смоле и остался на лестнице; князь взял его и на другой же день велел разыскать, кому башмачок впору.

Весь город обошли – никому башмачок по ноге не приходится; наконец пришли к мачехе. Взяла она башмачок и стала примерять старшей дочери – нет, не лезет, велика нога! «Отрежь большой палец! – говорит мать дочери. – Как будешь княгинею – не надо и пешком ходить!» Дочь отрезала палец и надела башмачок; княжие посланные хотят во дворец ее везти, а голубки прилетели и стали ворковать: «Кровь на ноге! Кровь на ноге!» Посланные глянули – у девицы из башмачка кровь течет. «Нет, – говорят, – не годится!» Мачеха пошла примеривать башмачок средней дочери, и с этой то же самое было.

Посланные увидали Машу, приказали ей примерить; она надела башмачок – и в ту же минуту очутилось на ней прекрасное блестящее платье. Мачехины дочери только ахнули! Вот привезли Машу в княжие терема, и на другой день была свадьба. Когда пошла она с князем к венцу, то прилетели два голубка и сели к ней один на одно плечо, другой на другое; а как воротились из церкви, голубки вспорхнули, кинулись на мачехиных дочерей и выклевали у них по глазу. Свадьба была веселая, и я там был, мед-пиво пил, по усам текло, в рот не попало».

У. Крейн. Иллюстрация к сказке «Золушка»

Прочли? И думаю, сразу поняли, к какому варианту сказки наша «Чернушка» ближе всего. Конечно же к сказке, записанной братьями Гримм. Тут совпадает много деталей – и политая смолой лестница, на которой остался башмачок Маши, и «простой» способ сделать ножку покороче – обрубить палец, и расправа голубков над злыднями-сестрами. О корнях или о том, чья сказка древнее, говорить не приходится. Все это уже давно покрылось пылью веков и доказательств не имеет. Зато, например, по скорости расправы (мешает палец – отрежем) понятно, что обе сказки (хоть немецкая, хоть русская) старинные и абсолютно простонародные. Впрочем, никогда не стоит воспринимать сказочную жестокость в реальном виде. Это тоже символы, как и вся сама сказка. Просто народная сказка тем и отличается, что у нее всего два цвета – черное и белое, добро и зло. Вот только русский вариант Золушки говорит о том, что черное – не обязательно отрицательное. Ведь наша труженица как раз Чернушка.

Вспоминая о вариантах «Золушки», мы в прошлый раз говорили о нашей главной и непревзойденной «героине» – «Золушке» ХХ века, созданной Евгением Львовичем Шварцем. Это по его пьесе создан фильм «Золушка», вот уже больше века восхищающий и взрослых и детей. Помните, там Янина Жеймо играла Золушку, а Фаина Раневская – Мачеху? Блистательные роли!

Но есть в нашей литературе и еще одна сказочка, включающая в себя элементы как «Золушки», так и «Морозко» (а еще и «Двенадцати месяцев») – небольшая, но емкости невероятнейшей. Воистину просто сказочный миф! Автор этого шедевра (реально – шедевра!) – наш замечательный писатель-сатирик, а заодно и сказочник (ведь это он автор еще одного блестящего сюжета – «Старик Хоттабыч») Лазарь Лагин (1903 – 1975). А называется сказка «Про злую мачеху». По ней, между прочим, в 1966 году поставлен мультфильм, где эту самую мачеху великолепно озвучила Мария Миронова, мать незабвенного Андрея Миронова.

Сюжет парадоксален. Начитавшись сказок, мачеха Фекла Федоровна решила извести падчерицу. И знаете, что придумала? «Ни в жисть» не догадаетесь! Сделала все наоборот – вопреки сказочным советам. Падчерицу Томочку начала от всего ограждать, холить и лелеять. А вот свою дочуру Фиру стала шпынять почем зря. Томочка все дни то телевизор глядела, то на кровати валялась – леденцы грызла. А Фира по дому всю работу выполняла, за Томочкой ухаживала, уроки за нее делала.

И угадайте с трех раз – какими девочками они выросли? Томочка – толстой да болезненной, злой да на всех обиженной. Как говорили в «Морозко»: «Квашня квашней». А кому такая нужна-то? А вот Фира все умела, ко всему была готова, здоровья преотличного. Как говорится, «спортсменка-комсомолка-красавица». Вот ей и досталась в жизни любовь «прекрасного принца», а вернее, современного молодого ученого. Фира с ним встретилась, когда мать зимой послала ее в теплицу за клубникой для заболевшего папы-отчима. Это, читай по-сказочному, – в лес за подснежниками, как в «Двенадцати месяцах». Но Фира по дороге не заплутала, клубнику отчиму принесла, да еще и жениха себе прихватила. Обиделась на то Томочка – ей же лучшего жениха обязаны были предоставить, поругалась с мачехой и сама отправилась в лес. Помните, как Марфушенька-душенька в фильме «Морозко»? Вот только героиня И. Чуриковой из леса все-таки воротилась, а Томочка заплутала где-то. До сих пор ищут…

В. М. Васнецов. Баба-яга

Мораль: человека можно сжить со свету любым способом – даже чрезмерной любовью. Вот и злая мачеха Фекла Федоровна поставила перед собой цель – уничтожить ненавистную падчерицу – и цели этой достигла. Да еще с каким парадоксальным блеском! А то учила ее глупая несовременная Баба-яга: в печку сунуть, на сковородке изжарить. Ну прямо уголовщина какая-то – кому это нужно? Нет уж, Фекла Федоровна была вполне современной мачехой и сказочные советы применила с умом.

Ну а теперь поглядим на сказку о Спящей красавице – еще один излюбленный сюжет мировой народной волшебной традиции. В книге «Знаем ли мы свои любимые сказки?» мы уже говорили о том, что у каждого народа есть рассказ о заснувшей царевне-красавице, которую разбудил не менее прекрасный принц. Мы даже разобрали сюжеты самых известных сказок на эту тему – «Спящей красавицы» Шарля Перро и братьев Гримм и «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях» нашего Александра Сергеевича Пушкина.

Между прочим, если верить литературоведам и пушкиноведам, то эту сказку в стихах наш поэт написал на основе сказки братьев Гримм. Но читатели засомневались, и посыпались вопросы: неужели в русских народных сказках нет подобного сюжета, который поэт мог бы знать?

Что ж, если искать под заголовком про Спящую красавицу или Мертвую царевну, такой сказки в русском фольклоре нет. Но если поглядеть повнимательнее?

Если бы мы давали другое название этой сказке, как бы мы назвали ее?

Давайте вспомним – название всегда дается либо

• по имени или прозвищу главной героини,

• по месту действия,

• по знаковому событию,

• по одному из главных символов или предметов – в данном случае по волшебному предмету-символу.

Но сказки про Спящую красавицу у нас нет. По месту действия русские сказки не называются – у нас же все происходит «в некотором царстве, в некотором государстве». Знаковое событие в данной сказке – волшебный сон, в который впадает героиня. Но в заголовках такого не встречается. А вот волшебный предмет – символ магии и колдовства в названиях русских сказок имеется. Ну, неужели и теперь не догадались?

Конечно же «Волшебное зеркало (или зеркальце)».

Есть у нас такая сказка на традиционный «бродячий» сюжет. Мы не хуже других. А чаще – и лучше! Не верите – почитайте сказку – она есть во втором томе «Русских народных сказок» нашего замечательного собирателя А.Н. Афанасьева (это знаменитый трехтомник). А пока вы ищете второй том, перескажу вкратце события – и вы поймете, что русская сказка – не простой пересказ, как, например, у братьев Гримм, а целый таинственный роман, куда более к жизни приближенный и одновременно куда более приключенчески закрученный.

Действие нашей сказки «Волшебное зеркальце» разворачивается прямо-таки в пяти актах, как принято в истинной старинной трагедии.

Не верите – слушайте! Действие первое.

Собрался один удалой купец поехать по делам. Взял с собой сына. А красавицу дочку дома оставил на попечение своего младшего брата. А брат-то злодеем оказался – начал склонять девицу-красавицу ко греху. Ну вот ни в какой другой литературной традиции желание дяди жениться на племяннице не сочлось бы таким ужасным деянием. А у русского народа душа чиста – браки в одной, пусть и большой семье – блуд. Девица-то наша это отлично знала – как дядя приставать к ней начал – взяла да окатила его кипятком. Не насмерть, конечно, но чтоб отстал. Но дядя только озлился и написал брату письмо, где обвинил девицу в том, что она со всеми парнями деревни романы крутит. Брат-купец прочел эдакое, да и повелел сыну поехать наказать сестрицу. Проще говоря, убить. Ну не воротите нос от жестокости – это просто метафора, как в любой сказке возведенная в крайность.

Однако брат сестру любил, убивать не стал, но посоветовал уйти из дома. Сестрица и ушла. Попала, конечно, в темный лес. В лесу палаты богатырские. И два пригожих и могутных богатыря. Приняли они девицу как родную сестрицу, поклялись быть ее верными защитниками. Отдали ей ключи от всех хором, и стала она хозяйничать. Чувствуете перекличку со сказкой Пушкина? Вот откуда взял он своих богатырей.

Действие второе. Купец-отец домой вернулся. Да не один, а с молодой женой. Та о падчерице и не знала, да случай выпал. Прихорашивалась она перед зеркалом, да и воскликнула, как во всех вариантах сказок: «Нет меня в свете прекрасней!» Ну, зеркало ей и ответило, что она, конечно, хороша, но есть у нее падчерица, так она еще красивее.

И вот дальше начинается отличие от традиционных сказок: злобная купчиха посылает к падчерице злую старуху. И не раз, как в других сказках, а трижды. В русских народных сказках такой триединый повтор обязателен. И не потому, как говорят иные искусствоведы, что мы – народ не быстрого ума, с одного раза не поймем. А потому что

– страна у нас огромна, просторы велики – с одного раза все не охватишь,

– тройка – число нечетное, и уж если трижды выбор сделаешь, наверняка не ошибешься,

– 3 – число магическое, означающее любимца Фортуны, вот и наш герой/героиня всегда получают помощь Высших сил.

Вот и в сказке помощь всегда приходит добрым людям. А злодеи хоть сколько хочешь раз пусть действуют, все равно Добро одолеет. Первый раз старуха относит девице отравленный перстенек, второй – ленту, а третий – ядовитый волос. Наивная девица, желая узнать новости из родного дома (ох уж это любопытство, сгубившее пол земного шара!), надевает перстень, завязывает вокруг шеи ленту – ну и падает замертво. Но бдительные братья-богатыри лишние предметы находят и снимают. Сестрица их оживает. Но вот ядовитый волос, вплетенный старухой в косу сестры, братья увидеть не могут. Приходится им хоронить бедняжку.

И опять свидетельство того, что поэт наш Пушкин сказочку эту читал – увидел в ней, что братья поместили девицу в хрустальный гроб. Ну ни у одного народа мира нет ничего похожего! Так что нашу сказку читал Пушкин, а не немецкую!

Опять же – дальше сюжет развивается чисто по-русски – переживательно и даже трагично.

Кто знает, что случилось с богатырями, потерявшими сестру?

Уверена, никто не знает. А в русской сказке они покончили жизнь самоубийством – так корили себя за то, что не сберегли девицу, а значит, виноваты в ее смерти. Опять же чисто наш подход: мы отвечаем за все.

Однако жизнь не кончается. Наступает действие третье. Палаты богатырские стоят в непроходимом лесу, и в центральной зале в хрустальном гробу спит девица красоты неописанной. А может – не спит, дожидается? И дождалась. Поехал на охоту царевич, да и попал случайно в палаты белокаменные. Увидел девицу и влюбился. Три раза (опять три!) в лес ездил. У гроба стоял, налюбоваться не мог, с места стронуться. Силком его свита тащила. На третий раз приказал царевич перевезти девицу к себе. Увидела ее царица-мать, пожалела, поплакала, да и сказала сыну: «Надо бы похоронить бедняжку, как полагается. А то тяжело ее душе жить – не на этом она уже свете, но еще и не на том». То есть мать решила сделать как лучше. Тут и царевич слезами залился. Принес цветы, сплел венок, хотел украсить им любимую. Да только стал надевать венок, отравленный волос-то и выпал. Ожила красавица.

На радостях и свадьбу сыграли. Царь с царицей молодуху как дочь родную приняли. Никаких тебе злодейств, которые у Перро замышляла вражина-королева, и в помине нет. Помните, как та решила погубить и невестку, и внуков – то отравить пожелала, то вообще съесть на обед, как заправский людоед? Но, видно, то, что в аристократические французские головы приходит, в русскую нечесаную народную башку и в страшном сне не явится. Мы ж о правах человеков не знаем. Мы просто любим жену сына, как родную дочку. Так что третий акт нашей сказки оканчивается счастливым житьем-бытьем.

Только вот наступает четвертое действие. Заскучала царевна. Затосковала по дому. Ну, уж русская ностальгия всем известна. Тогда, наверное, про нее тоже знали. Потому что посетовал мудрый царь, но отпустил молодых в поездку к отцу девицы. Только поставил условие, чтобы сын-царевич поехал посуху и заглянул в провинции своего царства, ну а молодая жена отправилась на корабле по морю. А в охрану дал ей свекор (кто не понял – это царь-отец молодого мужа) наивернейшего своего генерала. И опять началось! Генерал начал приставать к царевне. Та заявила, что царю-свекру пожалуется. Ну, злодей и принял меры. Проник ночью к ней в каюту и выбросил за борт. Не знал, что и царевна свои меры приняла. Попросила помощи у простых матросов. Один из них и лег в ее каюте переодетым в ее платье.

Глядите, каково действие! Не колдуньи-волшебницы, вроде мамаши-королевы Перро, не изнеженные принцы братьев Гримм – сама купеческая дочка, ставшая царевной, себя защищает, не у фей или волшебников, а у простых матросов помощи просит. Наш сюжет к жизни куда ближе.

Матросы царевну спрятали. Парня, которого генерал за борт вышвырнул, выловили. А как корабль в гавань приплыл, царевна на берег в матросском платье сошла. Пришла к отцу-купцу, но объявляться не стала. Переоделась поваренком, нанялась к нему на кухню работать и стала дожидаться, когда ее муж-царевич приедет.

И начался акт пятый – последний – типа «Воздаяние», как сказали бы сегодня. Приехал царевич, начал тестя-купца спрашивать: «Приехала ли моя супруга, ваша дочь?» Тут и генерал подоспел с объяснением: мол, стояла царевна на палубе – ее смыло. И несостоявшаяся мачеха встряла: «Ах, как жаль!»

Ну что русскому человеку с горя делать надо? Правильно – горе залить. Вот и собрались все горюющие. Говорить-то им не о чем. Решили рассказывать побывальщины. Но каждый о своем молчит. А тут поваренок. Ему и велели свою жизнь рассказать. Поваренок согласился с уговором: кто перебьет – того чумичкой в лоб. Ну и начал рассказ.

Чем дело кончилось, понятно. Обо всем поваренок рассказал и всех злодеев раскрыл. Всем по лбу чумичкой досталось. А под конец своей побывальщины красавица платье поваренка сбросила и в своем девичьем наряде предстала пред родней-то.

«Царевич обрадовался, купец – тоже; бросились они обнимать, целовать ее; а потом принялись суд судить». Всех злодеев покарали – и дядю, и мачеху, и старуху-прихвостницу. Генерала на каторгу сослали, а на его место пожаловали матроса, что царевну от беды спас. «С того времени жили царевич, его жена и купец вместе долго и счастливо».

Удивительно, но эта развернутая сказка, включившая в себя моменты и «Спящей красавицы», и «Белоснежки», развивающаяся в многодействии, когда события перетекают из одного в другое, напоминает больше не народную сказку (обычно сжатую), а любовно-авантюрные повести и романы XVII века, типа «Сказаний о Бове-королевиче».

• Все повести о Бове-королевиче пошли от старофранцузского рыцарского романа о легендарном рыцаре Бове д’Антоне (то есть Бове из селения Антон)

• К нам эти рассказы пришли через Польшу и Сербию.

• Начиналось повествование так: «Жило три брата-короля: Антон, Додон и Гвидон». Это вам ничего не напоминает?

Правильно! Еще две сказки Пушкина:

• «Сказка о царе Салтане» (там и Гвидон, и Салтан, который в «Бове-королевиче» тоже упоминается);

• «Сказка о Золотом петушке», где имеется царь Додон.

• Пушкин был знаком с текстами авантюрных романов. У него в черновиках есть наброски, которые так и названы «Бова».

Он же был высокообразован, наш «шалопай» Александр Сергеевич. И ясно, что вариант русской «Спящей красавицы» – «Волшебное зеркало» слышал. Иначе откуда б ему взять и богатырей, и хрустальный гроб? В вариантах у других народов такого нет.

А у нас есть и еще один вариант «Спящей красавицы», правда, не народный, а авторский. Сейчас он благополучно забытый, а во времена своего появления в литературе очень даже восторженно принятый и даже считавшийся достойным соперником сказки Пушкина «О мертвой царевне». Впрочем, он и реально был сочинен в соперничестве с Александром Сергеевичем, тем более что являлся тоже стихотворным текстом. Ну а кто мог в те времена соперничать с самим Пушкиным, да еще и открыто? Ну конечно же Василий Андреевич Жуковский (1783 – 1852), автор легендарной в то время поэмы «Светлана». Ну уж ее-то все помнят:

 
Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали…
 

Василий Андреевич был типично русским писателем, причем явно московской «школы» – барином-хлебосолом, хозяином широкой души. В произведениях совершенно очевидно внимание к ярким, а то и насмешливым деталям, красочным словцам. Однако воспитан Жуковский, как и все благородные сословия того времени, на культуре… немецкой и французской. Вот и его «Сказка о Спящей царевне» («Спящая царевна») – явный пересказ сказки братьев Гримм. Начинается история с предсказания, как и у брать ев Гримм, только там рождение дочки предсказывает лягушонок, ну а в изложении по-русски Жуковский сделал персонажем речного рака. Как и у братьев Гримм, царь решает пригласить 12 волшебниц. Однако у Жуковского безымянный царь обретает русское имя Матвей, ну а волшебницы становятся чародейками. Да вот беда – на отечественный же манер лишается царь и двенадцатого золотого блюда – по российской привычке его кто-то банально спер:

 
Приготовили обед;
А двенадцатого нет
(Кем украдено оно,
Знать об этом не дано).
 

В.М. Васнецов. Спящая царевна

Ну и дальше как всегда – нет чтобы извиниться перед двенадцатой чародейкой, ее просто не позвали на обед. Однако когда мы читаем текст сказки Жуковского, то вдруг понимаем: из этого текста ушло главное – сказочность, мистичность. Здесь все подробно пересказано (и хлебосольный пир, и множество картинок мира, застывшего вместе с заснувшей царевной), но нет аромата чуда. Даже приход прекрасного принца как-то снижен смешными описаниями. Вот, например, описание того, что принц видел, пока плутал по лестницам заснувшего дворца:

 
На ступенях царь лежит
И с царицей вместе спит.
Путь наверх загорожен.
«Как же быть? – подумал он. —
Где пробраться во дворец?»
Но решился, наконец,
И, молитву сотворя,
Он шагнул через царя.
 

Да, забавно и даже смешно. Пушкинской «Мертвой царевне» и в подметки не годится. Ведь здесь напрочь отсутствует сама сказочность – нет ни фантастического духа, ни завораживающей таинственности. А ведь писалась сказка Жуковского в ходе «состязания» с Пушкиным 26 августа – 12 сентября 1831 года. Опубликована была в журнале «Европеец», № 1 (январь) за 1832 год. Именно на такой трактовке настаивают разные энциклопедии. Однако тут явная неувязка. Сказка Пушкина была написана в Болдинскую осень 1833 года. То есть пару лет спустя. Но тогда какое может быть литературное «состязание»? Конечно, может, оба поэта уже в 1831 году думали об одном сюжете? Кто их, любимцев муз, разберет? Тем паче когда речь идет о сказках – все волшебства возможны. Однако думается, что создание двух поэтических сказок в духе соперничества – просто литературная легенда.

В. Гобл. Иллюстрация к сказке «Белоснежка»

Так что же в сухом остатке?

Да, сказки Перро и братьев Гримм («Спящая красавица» и «Белоснежка») были известны в России. Но у нас имелся и собственный вариант – и явно не хуже. Во-первых, более развернутый, приключенческий. Во-вторых, менее кровожадный. В-третьих, более любовный, если хотите. Потому что наш царевич свою юную супругу любил и никаким наветам на нее не поверил. Ну а уж как его русская девчонка любила – понятно: сама со всеми бедами справлялась, сама и обидчиков наказать сумела. Это вам не изнеженная принцесса, ожидающая поцелуя принца. Наша ждать не стала. Да и то! Мы же в России живем – здесь бабы ждать милостей от мужиков не приучены. Что крестьянки, что купеческие дочки, что царевны. Всем, как известно, в горящую избу входить приходится. Ну а сказки только отражают жизненные реалии. Это мы уже поняли.