Текст книги "Радогощь"

– Да что с тобой такое? – обеспокоенно спрашивает она.

С трудом перевожу дух, никак не могу отдышаться.

– Там, – слабо ворочая языком произношу я, показывая рукой в сторону реки, – там кто-то есть. У них глаза светятся.

– У кого? У рыб?

– Да нет же, – раздражаюсь я на её тупой вопрос, – там какие-то странные существа. Я не разглядела их в темноте, они маленькие…

– Лягушки?

– Не лягушки, – взрываюсь я. – Что я дурочка какая-то, по-твоему, могу лягушек испугаться?

– Ну мало ли.

– Там какие-то злобные существа в воде, их много.

– А зачем ты вообще пошла к реке? Идем обратно в шатер, – говорит она, беря меня за руку.

– Я… – начинаю я и спотыкаюсь.

Как-то неудобно и мне кажется глупо рассказывать, что я среди ночи одна собралась переплывать реку на плоту. И потом получается, что я кинула бы Леру здесь одну. Сама же ругала за это друзей, и сама же только что хотела также поступить. Хотя Лера мне не подруга, она мне вообще никто. И тем более у неё тут осталось ещё два друга, а у меня никого. Вспоминаю об Олесе и шмыгаю носом.

– Они Олесю убили, – шепотом произношу я.

– Что? – Лера резко останавливается и оборачивается ко мне, – что ты такое говоришь?

– Они отрезали ей голову.

– Чушь какая-то, – отмахивается она, – такого просто не может быть. Они же не дикие и не сумасшедшие.

Она снова идет вперед, тяня меня за руку.

– Я это видела собственными глазами, – упрямо говорю я.

– Ну мало ли что тебе могло привидится, – не верит мне Лера.

Выходим к шатрам. Откуда-то издалека доносится печальное песнопение.

– А где она тогда, если жива? – парирую я.

– Ну в том шатре, куда тебя та когалка водила, – невозмутимо отвечает Лера.

– А ты пойдешь со мной? Ну туда? – спрашиваю я и хватаю её за локоть.

Не знаю, что я хочу там увидеть. Мертвое тело Олеси с отрезанной головой?

– Прямо сейчас, ночью? – удивляется она.

– Да прямо сейчас. Я всё равно не смогу уснуть, пока…

– Ладно, – соглашается она, – а ты так и пойдешь с рюкзаком?

– Нет, – тихо произношу я.

Мы доходим до нашего шатра, и я забрасываю его внутрь. Хорошо, что она не спрашивает, зачем я пошла посреди ночи к реке с рюкзаком. Кстати, а сама она где была ночью? Я задаю ей этот вопрос.

– Спала рядом с тобой, ты чего? – удивляется она. – Я вышла в туалет, а когда вернулась, тебя уже нет. Я пошла искать тебя, как вдруг услышала твой крик. Ты очень странно себя ведешь.

– Странно? – усмехаюсь я, вытирая проступившую слезу.

– Да, – кивает она.

Молчу. Не знаю, что мне ей на это ответить. Может быть со стороны и кажется, что я похожа на сумасшедшую. Вдруг вскакиваю посреди ночи и бегу к реке, вижу каких-то существ, вижу, как умирает Олеся. А если я правда сошла с ума и живу в своих видениях? И с Олесей всё хорошо, просто у меня глюки.

Мы идем по шатровому городку. Темно, но кое-где горят костры и воткнутые в землю факелы. Время от времени выглядывает полная луна, бросая на землю свой призрачный свет, но не показывается полностью, скрывается за вуалью облаков. Иногда нам встречаются люди, но они далеко, видим лишь темные силуэты. Но мы не подходим к ним, и они к нам. Повсюду слышится грустное песнопение, настолько печальное, что от тоски защемляет сердце. Кажется, что поют почти в каждом шатре, но настолько слажено, будто ими всеми руководит один вездесущий дирижер. И как в унисон, эхом из пустот в грунтовых слоях доносится слабый стон. Ступнями чувствую легкое подергивание, словно ощущаю дыхание самой земли.

Каким-то чудом я нахожу тот самый шатер. Я днем то ничего не могу найти, а тут в темноте и нашла. Он стоит отстраненно от других, всё также окруженный плетеным забором с насаженными на прутья звериными черепами, которые тускло поблескивают в неровном лунном свете. В шатре горит дергающийся слабый отсвет, как от свечей. Судя по колышущимся теням там есть кто-то живой.

Обходим забор по периметру, но нигде нет проема, словно он единый. Я не помню с какой стороны мы тогда входили и была ли калитка, а сейчас она может быть закрыта и в темноте не различима. В отчаянье хватаюсь за прутья и присматриваюсь – смогу ли перебраться через него?

– Полезешь туда? – шепотом спрашивает меня Лера.

– Угу, – сглатываю я.

Дергаю за прутья, проверяю выдержит ли мою тяжесть легковесное ограждение, как бы мне не рухнуть вместе с ним на землю. От сотрясения гулко стукаются друг об друга звериные черепа.

– Осторожнее, – вдруг раздается позади нас хриплый голос. – Не разбейте черепушки.

От неожиданности подскакиваю на месте и резко оборачиваюсь. Передо мной стоит Аверьян Егорыч, почти скрытый в темноте. Как он так неслышно подкрался?

– Нельзя туда заходить, – говорит он. – Не зря же шатер огорожен.

– Я хочу увидеть Олесю, – тихо произношу я.

– Сказано – нельзя, значит нельзя, – строго говорит он. – Не время ещё. Позже увидитесь. Не мешай ей делать переход.

– Какой переход? – с трудом произношу я.

– Как какой, – кряхтит он, – тот самый.

– Она умерла. Вы убили её, отрезали ей голову, – выпаливаю я со злости.

– Ты хочешь, чтобы её голова вернулась на место? – вдруг спрашивает он.

– Конечно! – не думая, выкрикиваю я.

– Это от тебя зависит, – говорит он.

– В смысле?

Я непонимающе на него смотрю. Что за чушь он несет?

– Окропишь её мертвой водой – и её части тела срастутся воедино, – поясняет он.

– Как просто от воды они срастутся?

– Это не просто вода, эта мертвая вода. Она соединяет вместе. А окропишь живой – Олеся откроет глаза.

– Оживет? – не верю я.

– Оживет-оживет, – улыбается он. – Пусть будет по-твоему, если тебе так проще понять.

– И где я возьму мертвую воду? – спрашиваю его.

Не то, чтобы я поверила в эту воду, но мне так хотелось видеть Олесю живой и невредимой, что я была готова на всё что угодно, на любой абсурд, лишь бы вернуть её.

– Идем, я покажу.

Поворачиваюсь к Лере, чтобы спросить её, пойдет ли она со мной, но её и след простыл, как сквозь землю провалилась. Когда она успела смотаться? Как увидела, наверное, этого старика, так и смылась, не предупредив меня.

– Хорошо, – киваю я.

Глава 5
Страж родников

Он ведет меня в сторону леса. Шатры всё дальше, деревья всё ближе. Высокие, густые, мощные: ели с длинными опущенными «лапами» и сосны не отстают от них – толстоствольные, нижние ветви тянутся во все стороны, как скрюченные пальцы. Жутко.

В лесу тихо, слышен каждый шорох, каждая упавшая шишка. Тонкие молодые сосенки трещат, раскачиваясь на ветру; старые же чинно стоят, не шелохнутся. Еще мне кажется, что кто-то следит за нами. Кто-то огромный крадется вслед, скрываясь под покровом ночи, втаптывает большими ступнями дерн, обжигая наши спины своим горячим дыханием. Одна бы я ни за что бы не осмелилась сюда прийти.

Взбираемся на кручу. Хорошо, что луна всё-таки пробивается сквозь тучи и делится своим светом, а то так можно было бы и сорваться: запнуться за торчащий корень или соскользнуть с гладкого камня. Дорога наверх идет неровная, приходится выбирать куда лучше ступить. Я с трудом поспеваю за стариком, часто останавливаюсь, чтобы отдышаться.

Наконец мы забираемся на самый верх. Я обхватываю ствол корявой сосны, согнутой от ветра причудливым образом, и гляжу вниз – страшно, высоко мы залезли. Отсюда шатровый городок виден словно на ладони, белеют в ночи светлые треугольники, горят огни. Нахожу шатер, где лежит Олеся, он подсвечен изнутри и мигают тени, до меня доносится печальное песнопение, будто бы все грустят о её безвременной кончине.

Осматриваюсь. Я стою словно на ободке каменной чаши, наполненной темной водой, дальше можно увидеть ещё одну примерно такую же. На выступах оставлены глиняные черепушки.

– Это мертвая вода, – говорит Аверьян Егорыч, – обольешь ею свою подругу и её голова тотчас прирастет на место.

Судорожно сглатываю. Как-то боязно, какой-то неосознанный страх мурашками пробегает по моей спине. Осторожно заглядываю в каменную чашу – темная вода густая, плотная, словно и не вода вовсе, а жидкая ртуть. Лунный свет попадает внутрь чаши, но не подсвечивает воду, а пропадает в ней, будто в «черной дыре». С поверхности поднимается едва заметный сизый пар и веет холодом. Ежусь. Делаю шаг назад, возле воды мшистые камни влажные, как бы не поскользнуться.

– Просто зачерпни, сколько получится, – добавляет он.

– Почему я?

– Ну она же твоя подруга, ты же хочешь, чтобы она вернулась, – усмехается старик. – Если не хочешь, то пошли обратно, пусть всё остается как есть.

Он поворачивается, намереваясь начать спуск.

– Нет, я возьму воду, – отвечаю ему.

Подхожу ближе и беру самую глубокую миску, хватаюсь за сосновую ветку и осторожно делаю шаг к воде, наклоняюсь, чтобы зачерпнуть. Вдруг моя нога соскальзывает с влажного камня, ветка вырывается из руки, больно кольнув хвоей, и я лечу вниз. Но не это послужило моему падению, я уверена, что меня столкнули. Этот коварный старикашка просто-напросто ткнул меня в спину. Я успеваю обдумать всё это прежде чем плюхнуться в холодную воду и тут же бьюсь головой и ногой о каменные столбы. Они подобно сталагмитам поднимаются со дна почти к самой поверхности, но снаружи и ночью их не разглядеть под толщей темной воды.

От удара сыплются искры из глаз, боль резкая, сильная, но тут же проходит, словно мне вкололи обезболики в шею и в лодыжку. Перед падением я не успеваю вдохнуть воздуха, и он мне как будто и не нужен, я не дышу, не захлебываюсь, я просто мерно погружаюсь глубоко в воду, даже быстрее, чем если бы я нагрузилась утяжелителями.

Вода обволакивает меня, но я не чувствую влаги, не чувствую, как намокла моя одежда, я вообще ничего не чувствую и даже не могу пошевелиться, только смотрю. Я тону между каменными столбами, облепленными темно-зеленым склизким илом, во все стороны от меня время от времени разбегаются быстроногие мальки, сквозь их прозрачные тела просвечивают кровеносные сосуды и видно, как бьются их маленькие сердца. Я не сильна в биологии, но это точно не рыбы, и не лягушки, это вообще непонятно кто.

Вдруг я обращаю внимание, что приближаюсь к чему-то большому и темному. Присматриваюсь и с ужасом узнаю Аню. Нет никаких сомнений, что это она и одежда её. Аня словно прилипла спиной к каменной стене, глаза широко распахнуты, а живого взгляда нет, волосы развеваются, подхваченные течением. Сколько она уже здесь? И вода не повредила её тело, она просто застыла. Мурашки пробегают по всему моему телу. Хочу схватить её за руку, но я сама не могу двигаться, словно мое тело заморожено. Проплываю мимо неё вниз.

Так значит она не уехала домой? Лера наврала мне, но зачем? Почему?

И Кирилл тогда здесь, и Игорь?

Смотрю во все стороны, но не вижу их нигде.

Погружаюсь всё глубже и глубже в темноту, снова вижу очертания человека, но теперь тело уже повреждено: опухшее от воды и обкусано. По остаткам платья понятно, что девушка. Ещё ниже, ещё несколько, но теперь это уже скелеты в обрывках одежды.

Движусь вдоль зеленых склизких каменных столбов и вдруг замечаю какое-то шевеление в одной из темных расщелин. Кто-то выскакивает оттуда, не совсем похожий на человека, его лицо и всё тело покрыто зеленоватой шерстью, глаза огромные, блестящие, на макушке тонкие чуть изогнутые рога. Его руки и ноги оснащены плавниками, а вместо ступней ласты. Он отталкивается от каменного выступа и словно взлетает в прыжке всего лишь единожды взмахнув длинными руками, он легко догоняет меня, хватает липкими узловатыми пальцами за ногу и тянет на себя. Я как тряпичная кукла повинуюсь ему, не могу закричать и не получается оттолкнуть этого подводного монстра, он тащит меня в темноту. Я вижу круглый вход в боковой туннель, вода бурлит там и кружит словно в омуте. Он подталкивает меня к этой дыре и меня затягивает внутрь. Закрываю глаза.

Я прихожу в себя как-то вдруг. Стою на чем-то твердом, хотя кроссовки наполовину провалились в черный ил. Двигаю ногой, и он поднимается вверх. Надо же – я могу стоять и могу шевелиться.

Не понимаю, где я нахожусь. Будто бы темный лес, корявые деревья высятся надо мной, но в то же время мне кажется, что я под водой стою на самом дне. Свет идет сверху, но тусклый, зеленоватый. Я по-прежнему не ощущаю влажности и что одежда могла намокнуть и потяжелеть, но я не чувствую этого. И словно опять не дышу, не захлебываюсь.

Делаю пару шагов вперед и вдруг моя правая нога не слушается меня, я смотрю вниз – мою лодыжку окутывает железное кольцо, которое я сначала не заметила, в ушко продета цепь, и другой её конец тянется к высокой скале. Там, на каменных выступах лежат черепа и по ходу человеческие, из некоторых сделаны чаши. От этого зрелища становится жутко. Нагибаюсь, пытаюсь сорвать с себя цепь, но всё так крепко, что не вырваться. Кто и зачем нацепил это на меня?

Откуда из-за камней выпрыгивают те странные существа, что я видела, когда падала вниз, только эти побольше, тельца уже не такие прозрачные и из широкой пасти торчат маленькие, но очень остренькие зубки. Они собираются в кучу с явным намерением атаковать. В страхе отступаю назад и упираюсь спиной в неровную каменную стену.

Внезапно большая тень падает на меня, заставив этих существ в страхе разбежаться в разные стороны, и я вздрагиваю, поднимаю глаза – тот самый монстр, что утянул меня в омут, подплывает ко мне, взбивая хвостом толстый слой ила на дне. Но не добравшись чуть-чуть до меня он вдруг резко тормозит и оборачивается, словно что-то учуяв, его ноздри раздуваются, выпуская в воду крупные пузыри.

– Зачем ты явился сюда? – булькает он, обращаясь явно к кому-то, кто прячется за темными деревьями.

Ветки черных деревьев обвешены воздушными корнями, как бывает у южных растений, они колышутся то ли от течения, то ли кто-то тревожит их, продираясь сквозь дебри.

– Хочу с тобой поговорить, страж родников Аргаст, – раздается звонкий голос из-за деревьев.

– Так выходи и говори, – рычит монстр, – или боишься?

– Нет.

Вижу, как кто-то мелькает за деревьями и вот он выходит на свет. Узнаю его, это тот парень, что приходил с другими звать Кирилла и Игоря на подмогу и долго смотрел на меня. Он идет к нам, ступает осторожно, словно проверяя, надежна ли почва под ногами, подходит ближе, мельком оглядывает меня. Его взгляд всё также пронзителен, брови сведены, он не боится подводного монстра. На поясе у него короткие ножны, похоже он вооружился.

– Страж родников Аргаст, – говорит он, – я пришел просить за твою пленницу.

Спокойно говорит, но твердо. Он не захлебывается, ему по всему тоже не нужно дышать под водой.

– Зачем она тебе нужна? – удивляется Аргаст.

– А тебе зачем? У тебя вон сколько пленниц. А её я заберу обратно наверх, увезу в нашу деревню, будет она мне женой.

От его слов вздрагиваю. Я не хочу оставаться здесь у этого монстра, но и перспектива уехать в какую-то лесную глухомань в когальскую деревню стать женой первого встречного, пускай на первый взгляд и симпатичного, ужасно пугает меня.

– Ты думаешь я её тебе так легко отдам? – смеется Аргаст и от его злобного смеха у меня всё сжимается внутри от страха. – Ты глуп, раз явился сюда.

– Я могу дать тебе немного крови, – спокойно говорит когал и внимательно смотрит на монстра.

От его слов Аргаст возбуждается, начинает нервно дышать, ещё больше выпуская пузыри.

– Крови? – переспрашивает он. – Ты отдашь мне немного своей крови из-за неё? – Он небрежно кивает в мою сторону.

– Да.

Когал вынимает из ножен кинжал и заворачивает рукав рубахи, обнажая руку до самого локтя:

– Ну так что: ты согласен? – спрашивает он монстра.

Аргаст облизывается, мечется, вертя большими выпуклыми глазами, он не хочет отпускать меня и видимо кровь когала для него очень важна. Только зачем она ему?

– Ну так как? – переспрашивает он монстра, поднося острый конец кинжала к сгибу локтя, прижимает его к синей венке.

– Давай, – жадно произносит Аргаст.

Хватает с каменного выступа чашу из человеческого черепа и взметнув хвостом, подскакивает к парню.

– Э, нет, – усмехается когал, поднимая кинжал, – сначала освободи её.

Подводный монстр рычит сквозь зубы, но возвращается ко мне, подтягивает цепь и разрывает её, лишь едва прикоснувшись длинным острым когтем. Звенья дрожат, словно по ним пропустили электрический ток и тяжелый железный обруч на моей ноге лопается, распадаясь на обломки. Вздрагиваю и бегом несусь прочь от этого монстра, прячусь за спину парня, пускай и тоже боюсь его. Но он хоть человек, а не страшное невиданное чудовище.

– Подставляй свою чашу, – говорит когал, снова прикасаясь острием к руке.

И рывком прочерчивает прямую линию от сгиба локтя до запястья, вспарывая кожу. Ярко-красная кровь тут же просачивается на поверхность, пузырится, соприкасаясь с водой, собирается в тонкую струйку и стекает вниз по его пальцам.

Аргаст с быстротой молнии подлетает к его руке, подставляя свою черепушку, успевает вовремя словить первую капельку, не дав ей упасть в черный ил. Чаша потихоньку наполняется, когал заметно бледнеет, хмурится, я уже боюсь, как бы не вытекла из него вся кровь. Но вот он вскидывает вверх руку, обрывает рукав рубахи и перекручивает поверх локтя, делая тугую повязку, зубами затягивает узел. Мне бы предложить свою помощь, но я стою, как окаменевшая, молча и со страхом наблюдаю за этой кровавой сценой. Монстр морщится, ему хочется ещё.

– Достаточно, – твердо говорит когал.

Монстр недовольно фырчит, но подносит чашу ко рту, жадно пьет, причмокивая толстыми губами, по пупырчатому склизкому зеленоватому подбородку стекают ярко-алые струйки крови.

Когал хватает меня под локоть и тянет в гущу деревьев. Еле поспеваю за ним на одеревеневших ногах. Меня ужасно клонит в сон, ноги будто налиты свинцом, с трудом передвигаются.

– Поторапливайся! – ворчит он и ещё сильнее тянет меня вглубь леса.

Послушно следую за ним, не понимая, куда он меня ведет. Вокруг темнота, с трудом различаются предметы. Иногда откуда-то выныривают огромные рыбины, но тут же испуганно шарахаются в сторону, едва заметив нас. Я то и дело запинаюсь за камни и за длинные изогнутые корни, торчащие из ила, под кроссовками хрустят ракушки.

– Поторапливайся, – опять понукает он, – или ты хочешь снова попасть в лапы Аргасту?

– А разве ты не заключил с ним сделку? – удивленно спрашиваю его.

– Когда он опустошит всю чашу до самого дна, он тут же забудет о своем обещании, – отвечает он.

Судорожно сглатываю. От страха у меня начинают подрагивать ноги.

– Да что же ты такая медлительная, – в сердцах бросает мой спаситель, выталкивая вперед, – ах, вот оно что! На тебя нацеплен поводок. Ух, и хитрюга же этот паршивец.

Оглядываюсь, от моего пояса тянется тонкая серебристая нить и теряется в темноте. Как я это не почувствовала? Парень дергает за нить, отрывая его от меня, хватает проплывающую мимо рыбину и прицепляет этот поводок за её плавник, отпускает. Рыбина, почуяв свободу, стремительно уносится прочь, бешено работая хвостом. И в тот же миг где-то позади нас раздается нарастающий гул, вода вспенивается, обдавая нас волной, и я обязательно бы упала назад себя, если бы когал вовремя не подхватил бы меня.

– Это Аргаст, – говорит он, обеспокоенно оглядываясь на темные деревья, и у меня от страха сжимается сердце. – Бежим!

Теперь бежать легче, словно действительно с меня сняли «тонну груза», но продвигаться в толще воды всё равно тяжелее, чем по земле. И разум мне подсказывает, что Аргаст в своей водной стихии гораздо быстрее нас.

– Сюда! – Когал тянет меня в темную узкую расщелину. – Спрячемся здесь.

Впихивает меня в теснину и залазит следом. Как раз вовремя – словно водяной вихрь, мимо нас проносится Аргаст. От напора новой волны дрожат скалы. И у меня самой трясутся руки и ноги.

– Не бойся, – шепчет мне когал, – он понесся за той рыбиной.

Он так близко ко мне стоит в этой расщелине, и он такой высокий, не сильно, правда, высокий, просто я мелкая, и потом его слова о том, что он сделает меня своей женой – всё это пугает меня. Я ещё ни с кем не встречалась и мне не по себе. И тут я понимаю, что даже имени его не знаю. И он, наверное, в этот момент подумал о том же самом.

– Как тебя зовут? – тихонько спрашивает он.

– Дарина, – едва слышно произношу я, – а тебя?

– Елисей, – отвечает он.

Вдруг я вижу, как камни в расщелине шевелятся, ворочаются, словно живые. Скалы начинают смыкаться, шевеля острыми выступами, будто челюстью.

– Бежим!

Елисей хватает меня за руку и выдергивает из расщелины. Позади нас с громком хлопком, сжимаются каменные челюсти.

– Что это такое было? – спрашиваю я, с трудом представляя себе, чтобы было, если бы мы замешкались и эти скалы сомкнулись. Раздавило бы нас в лепешку.

– Рыба-камень, – отвечает он. – Огромная рыба-камень. Притворяется скалой и лениво ждет, когда к ней кто заплывет, прятаться от хищников. Ну вот как мы с тобой.

– Какой ужас, – удивляюсь я.

– Ладно, идем, нам нужно успеть, до того, как Аргаст поймет, что мы его провели, – говорит Елисей и тянет меня за рукав худи.

– Сколько тут ещё всяких чудовищ? – бросаю я, поеживаясь.

– Не знаю, – отвечает он, – это же не наш мир, мы здесь чужие, гости. Идем скорее.

– Куда?

– На выход.

– А где отсюда выход?

Я задираю голову, надеясь увидеть какую-нибудь лестницу, ведущую наверх, к тому светлому пятну, но ничего такого подобного не вижу.

– Там, – говорит он, отодвигая темную склизкую ветку, облепленную черным илом, чтобы протиснуться между двумя деревьями. – Недалеко осталось.

Мы идем по мрачному водяному лесу, я вздрагиваю от каждого движения, но это всего лишь какие-нибудь небольшие рыбешки, выскакивают из темных расщелин и завидя нас, быстро юркают в разные стороны.

– Это Аверьян Егорыч столкнул меня сюда, – вдруг выпаливаю я.

– Знаю. Поэтому я и пришел сюда за тобой, – отвечает он.

– Почему?

– Ты мне понравилась.

Вздрагиваю, неужели, правда, он хочет сделать меня своей женой?

– Пришли, – Елисей кивает на черный колодец.

Заглядываю внутрь – глубоко. Настолько глубоко, что не видно, что там.

– Это выход? – недоверчиво спрашиваю его.

– Да.

– И как? Неужто прыгать? – испуганно произношу я.

– А какие у тебя ещё есть варианты? – усмехается он. – Если хочешь, оставайся здесь.

– Ну уж нет, – протестую я.

Но прыгать туда – во тьму и неизвестность? Хотя выбор невелик: там погибать или здесь.

– Забирайся, давай я тебя поддержу, – он подает мне руку, помогает залезть наверх колодца. – Теперь прижми руки к груди и прыгай.

Но я не отпускаю его руку, держусь за него, будто цепляюсь за последнюю крохотную надежду, словно это единственное, что меня может удержать в этой жизни. Мой взгляд падает на другую его руку – повязка уже основательно пропиталась кровью.

– Твоя рука…

– Не обращай внимание, прыгай, – перебивает он меня, – я сразу следом за тобой.

Отцепляюсь от него, смотрю в эту черную дыру и всё никак не решаюсь сделать шаг. Он чуть подталкивает меня, и я уже лечу вниз. Не так быстро, как если бы это было по воздуху, но всё же. Обнимаю себя за плечи и зажмуриваюсь…

Чувствую прикосновение к своей руке и открываю глаза. Я сижу на камнях возле тех двух родников, рядом со мной на корточки опустился Елисей.

– Ты как, в порядке? – спрашивает меня.

– Я? Вроде да, – сбивчиво отвечаю я, хлопая ресницами.

Он помогает мне встать на ноги, осматриваюсь. Солнце уже поднимается, подсвечивая розовым облака, с вершины виден огненно-красный краешек над лесом. Шатровый городок спит, он ещё в тени, кое-где догорают костры, огня уже не видно, но легких дымок стелиться по земле.

– Хорошо.

Елисей отходит от меня, берет глиняный кувшин и зачерпывает воду из первого родника, подает мне.

– Осторожно, держи, это мертвая вода, не вздумай пить или пролить, – серьезным тоном произносит он.

Беру из его рук кувшин и заглядываю в него. Вода всё такая же темная, непрозрачная, кажется, что тягучая. Елисей зачерпывает воду из второго родника.

– А эта живая, – говорит он, – идем.

Спускаемся осторожно по тропинке. Я держу двумя руками кувшин, а Елисей придерживает меня за локоть. Иногда кроссовки скользят на гладких камнях, я боюсь полететь кубарем со скалы, но Елисей твердо держит меня, не дает упасть. Оказавшись внизу, на твердой ровной земле, я с облегчением перевожу дух. Руки уже устали держать тяжелый кувшин с водой, дрожат, но я молчу, не жалуюсь. Елисей вон вовсе изранен, потерял много крови, а не только несет кувшин, а ещё и меня страховал весь спуск.

Идем по шатровому городку, тут темно, как оказались словно в другом мире. Там, на вершине, было солнце, а тут до сих пор ночь, хотя уже светлое небо.

Елисей ведет меня к дальнему одинокому шатру, туда, где лежит мертвая Олеся. Вспоминаю всё, что произошло накануне и на душе становится тоскливо, по щекам начинают течь слезы, не могу их остановить. Спокойно проходим через изгородь – проем снова открыт, и заходим внутрь шатра.

На полу лежит Олесино тело, накрытое белой простыней, вокруг сидят женщины в черных одеяниях и в платках, хором тянут тоскливую мелодию, похожую на общий стон. Глаза закрыты, головы опущены, они неспешно качаются из стороны в сторону, словно находятся в медитативном трансе. Услышав нас, женщины друг за другом распахивают глаза и отодвигаются, давая нам пройти.

Елисей первый подходит к Олесе и медленно стягивает простыню, открывая её до плеч. Её отрезанная голова лежит рядом с шеей, если бы не рванная красная полоса с сгустками крови, то можно было бы подумать, что она не отделена от всего тела. Кожа уже стала немного синеватой, особенно на веках, реснички словно склеены между собой. Даже не трогая её чувствуешь какой от неё идет холод, неестественный, другой… мертвый.

– Полей ей на шею, по всему разрезу, только аккуратно, всё не выливай, – тихонько говорит мне Елисей.

Подхожу к ней ближе, тонкой струей обливаю шею по месту разреза, стараюсь попасть на обе её половинки. В это время мне так горько смотреть на Олесю, слезы выкатываются из глаз, затмевая всё вокруг, поэтому я не сразу замечаю, что кожа с обеих сторон уже потянулась друг к другу, коснулась кромками и стала срастаться. Кровавые сгустки словно всосались внутрь и вскоре на месте разреза белела лишь едва различимая полоса – голова вновь приросла к телу.

Не верю своим глазам, всхлипываю, судорожно проглатывая слезы. Елисей осторожно берет из моих рук кувшин с мертвой водой и отдает женщинам.

– Всё в порядке, – говорит он и поливает теперь уже живой водой голову Олеси.

Смотрю на неё и вдруг у Олеси распахиваются глаза, она глядит на меня и её губы растягиваются в улыбке.

Вздрагиваю, делаю шаг назад. И вдруг меня резко обливают в лицо мертвой водой из моего же глиняного кувшина, у меня перехватывает дыхание и мне на голову в тот же миг накидывают черный платок. А дальше темнота…