Текст книги "Радогощь"

Глава 6
Сон или явь?

Прихожу в себя как будто от толчка, словно одеяло подпрыгнуло подо мной. Даже слышу под землей гул, прокатывающийся и расходящийся всё дальше и дальше. Соскакиваю, держась рукой за шею и грудь, мне кажется, что мои легкие наполнены водой, я откашливаюсь, но вода не выходит. Я не могу дышать, задыхаюсь в сухом кашле. Мне кажется, что я всё ещё в том роднике, иду ко дну, что я утонула.

– Дарина! Дарина, что с тобой? – Кто-то трясет меня за плечо. С трудом фокусирую взгляд и вижу Леру и наш шатер. – Плохой сон?

– Нет, не сон, – я мотаю головой.

Захлебываясь слезами, я рассказываю ей всё: и про то, как убили Олесю; и как меня столкнули в родник; и про мертвую Аню; и про подводного монстра; и про Елисея, который тоже спрыгнул туда, чтобы вытащить меня.

– Ты бросила меня, – выпаливаю я ей, отталкивая её, – ты свалила, как только увидела этого старика, приближающегося к нам. И даже меня не предупредила.

– Это всё сон, – говорит мне Лера, хватая меня за руки, – не было ничего такого. Никуда мы не ходили, и ты нигде не тонула, мы спали тут, в шатре. Тебе должно быть приснился кошмар, успокойся, выпей воды.

Лера откручивает крышку моей минералки и подает бутылку. Жадно делаю несколько глотков и пытаюсь обдумать её слова. Всё же было так реально, по-настоящему. Лера врет мне? Но всё произошедшее само по себе нереально, такого просто не может быть, неужели и, правда, всё это оказалось просто сном?

– Это просто сон и больше ничего, – ласково говорит она, словно подслушав мои мысли. Убирает с моего лица пряди волос, чтобы не мешали мне пить.

– Я хочу увидеть Олесю, – твердо произношу я, отдавая ей бутылку.

– Сейчас? Посреди ночи? И всё из-за какого-то дурацкого сна? – с усмешкой говорит мне Лера, закручивая крышку и убирая минералку. – Может, подождешь до утра?

Хмуро на неё смотрю: как она не понимает, что я хочу, как можно быстрее удостоверится, что всё в порядке с Олесей. Но Лера ложится обратно и закутывается в одеяло, закрывает глаза. Тоже ложусь на подушку, смотрю на небо сквозь окошечко, оно уже светлое, облака подкрашены розовым – всё как в моем сне.

Закрываю глаза и тут же мне кажется, что я снова погружаюсь в темную воду, захлебываюсь, не могу дышать. От недостатка кислорода в груди горит и разрываются легкие, в висках непрерывно стучит, голова трещит, будто лоб стягивает тяжелый железный обруч.

Вскрикиваю и снова подскакиваю на постели, хватаясь за шею, горло пережимается спазмом, опять не могу вздохнуть.

– Да что же за беспокойное хозяйство, – цокает языком Лера, поворачиваясь ко мне. – Снова кошмар?

– Угу, – киваю я, судорожно проглатывая застрявший комок в горле. – Лера, ну, пойдем, сходим, – жалобно прошу я, – уже почти рассвело.

– Ладно, – вздыхает она. – Всё равно ведь не дашь поспать.

Одеваемся и выходим наружу, идем к тому шатру в стороне, где лежит Олеся.

– Ну, вот смотри, – говорит мне Лера, – вот если всё это было бы взаправду, то у тебя волосы бы были мокрые и вся одежда.

Трогаю джинсы и худи – всё сухое. Она права, не успело бы высохнуть за пару часов. Но всё равно, несмотря на то, что всё произошедшее никак не вписывалось в рамки разумного, это всё было настолько реалистично, поэтому скорее верилось, что весь этот бред случился по-настоящему, чем думать, что это был просто ночной кошмар. Я же не сумасшедшая, могу отделить явь от сна.

Подходим к шатру и у меня начинает бешено колотиться сердце. Хочу увидеть Олесю и не могу найти в себе силы преодолеть последние пару метров, ноги словно одеревенели.

– Ну ты чего?

Лера обнимает меня, легонько поглаживая по спине и мне становится легче. Она ведет меня к изгороди, тут по-прежнему висят черепа на пряслах, проем оказывается открытым, и мы легко попадаем на территорию. И тут я обращаю внимание, что больше уже не слышу тоскливого пения, к которому настолько привыкла, как к некоему фону, что не сразу замечаю его отсутствие.

Откидываем двери и входим внутрь. На подушках кто-то сидит, окутанный в белый саван, ну мне так кажется, что это саван. Вроде бы Олеся, краешек её стопы похож на её ногу, и фигура вроде бы её, и светлый локон её волос… За бесчисленными занавесками шорох, суета, перешептывание, наконец, оттуда выходят несколько женщин. Только они уже не в черном, теперь они в цветастых широких юбках и рубашках с огромными плечами.

– Уходите, не нужно вам тут быть, – говорит одна, самая старшая.

Но я не уйду, пока не удостоверюсь, что всё хорошо с Олесей. Я хочу подойти ближе, но они мне не дают, отталкивают меня.

– Олеся, – кричу я ей, пытаясь дотянуться до неё.

Я вижу сквозь тонкую ткань, что она смотрит на меня, но почему же она никак не реагирует: ничего не говорит и не убирает белый платок с головы, чтобы я, наконец, увидела её лицо? Я прорезаюсь сквозь ряд этих теток, расталкиваю их, они изо всех сил стараются не подпустить меня к Олесе, но я всё же успеваю схватиться за платок, прежде чем меня совсем оттесняют от неё, я сдергиваю его – на меня смотрит совсем другая девушка, да похожая на Олесю, очень похожа, такие же глаза, волосы, но это не она, это не моя Олеся.

С минуту она смотрит на меня, затем вскакивает и с громким хохотом исчезает за занавесками. Пользуясь моим замешательством, меня выталкивают вон из шатра и закрывают двери, слышу, как защелкивается замок.

– Пустите! – ору и бью ладонями по двери, – пустите! Олеся! Где Олеся?

– Перестань, Дарина, тише, не надо, – шепчет мне Лера, пытаясь увести меня.

Отталкиваю её, встаю на цыпочки и пытаюсь заглянуть в дверное окошечко, но и его закрывают. Внутри шепот, смех, и это очень раздражает меня, я чувствую во всем этом какой-то заговор, направленный против меня.

– Дарина, – шепчет мне в ухо Лера, обнимая меня за плечи, – давай уйдем, вернемся позднее, когда они не будут ожидать нас. Что толку ломиться в запертые двери?

Всхлипываю и соглашаюсь с ней, её довод мне кажется правильным.

– Ладно, – даю ей себя увести.

Мы идем в сторону нашего шатра, я вытираю на ходу слезы, поднимаю голову и мой взгляд упирается в лес. И тут же мне приходит в голову мысль: если всё это было сном, то значит на вершине той скалы не будет тех двух родников. Я решительно поворачиваю к лесу и топаю туда.

– Дарина, ты куда?

Лера догоняет меня и хватает за рукав худи.

– Да-ри-на, ну что опять с тобой? – охает она.

Я объясняю ей в трех словах куда я иду.

– Ты серьезно? – она закатывает глаза.

– Угу, – бурчу я.

И шагаю в сторону леса. Лера следует за мной, уговаривая меня вернуться, но я не реагирую, и вскоре она замолкает и просто молча идет рядом. Я рада, что она пошла со мной, одной по лесу страшно.

Удивительно, но в лесу всё так, как я помню из своего сна. Каждая ёлочка, каждая сосенка, изгиб ветки, обломанный сучок, выпирающий из земли острый камень – всё так и никак иначе. Во мне закрадывается сомнение – точно ли это был сон?

Поднимаемся вверх по тропинке, забираемся на скалу. Солнце здесь уже вовсю светит, ласкает горячими лучами мою кожу, золотит осенние листья и даже хвоя кажется рыжеватой. Я осторожно подхожу к обрыву и заглядываю. Камень. Ровный сухой камень с тонкими трещинами, ни намека на воду.

– Что ты хотела здесь увидеть? – спрашивает Лера.

– Тут был родник, глубокий, как колодец, – шепчу я и руками ощупываю камень, словно хочу проверить наощупь, не веря своим глазам.

– В твоем сне? – с иронией в голосе произносит Лера.

– Да, в моем сне, – сухо отвечаю ей.

Спускаемся вниз. Я всю дорогу молчу, размышляя, что это всё значит. Кусаю манжету на рукаве. Нет у меня ответов.

– Ну что ты, всё будет хорошо, – трогает меня Лера, видя, что я расстроена.

– Угу.

Солнце поднимается над лесом и шатерный городок потихоньку просыпается. Люди выходят из шатров и начинают хлопотать по хозяйству. Никто не обращает на нас внимание. Мы возвращаемся к себе. Я падаю на подушки и зарываюсь в одеяло. Хочется спать, но в таком состоянии мне не уснуть. Долго лежу. Лера ходит рядом, соблюдает тишину, словно боясь лишний раз потревожить меня. Раздумываю, может быть как-то попытаться сбежать отсюда? Вдруг плот уже пригнали обратно к этому берегу? Нет, я не собираюсь бросать здесь Олесю. Я просто доберусь до того берега, заряжу телефон и сообщу Антону, её родителям, полиции, наконец. И мы вытащим её отсюда.

Вдруг распахиваются двери и к нам врывается Пуления Авсеевна.

– Чего же вы? Всё ещё спите? Так свадьба же сегодня! Ну-ка, поднимайтесь! – громко кричит она зычным голосом. – Дел невпроворот.

– Сегодня? – я приподнимаюсь на локте.

– Конечно!

Выползаю из-под одеяла. Чувствую себя совершенно разбитой. Я никогда не оказывалась в подобных ситуациях, я не знаю, что мне делать.

После завтрака идем помогать Пулении Авсеевне и другим женщинам украшать поляну и сухое дерево белыми ленточками. Я всё делаю на автомате, не понимая, что вообще происходит, и как бы мне следовало поступить. Заикаюсь Пулении Авсеевне, что хочу увидеть Олесю.

– До свадьбы нельзя тревожить невесту, потом увидитесь, – говорит она.

Смотрю на Леру, ища поддержки. Но она не воспринимает меня всерьез.

После обеда Пуления Авсеевна приносит нам в шатер цветастые платья, чтобы принарядить нас к свадебному обряду. Лере нравиться эта идея, она с готовностью одевается в платье. А я не хочу.

– Ты будешь среди всех как белая ворона, – с укоризной говорит мне Лера.

– Ну и что, – я пожимаю плечами.

В джинсах и худи мне удобнее. Тем более, что я собираюсь сбежать отсюда, а не участвовать во всем этом действии. Придумав повод, что мне нужно в туалет, я выхожу из шатра, но иду не к болоту, а спускаюсь по тропинке к реке. Солнце светит ярко, даже больно смотреть на воду, сверкают искорки на гребнях волн, но тот берег опять теряется в беловатой дымке. Ничего не разглядеть. И плота нет. Грустно вздыхаю и плетусь обратно.

Пока меня не было Лера уже приоделась. А ей идет это платье, словно по ней сшито. Она снова предлагает мне переодеться, но я всё также отнекиваюсь. Единственное, что я хочу предпринять для своей внешности, это расчесаться. Проснувшись, я просто сгребла руками волосы и натянула резинку, делая хвост. Беру расческу, открываю карманное зеркало и… я просто ужасаюсь, когда вижу растекшийся темно-фиолетовый синяк по всей шее. И, главное, Лера ни слова мне не сказала, не поинтересовалась, откуда у меня это.

И тут я понимаю, что я могла его получить, когда тот старик столкнул меня в колодец. Тогда я почувствовала мощный удар, даже мне показалось, что будто что-то хрустнуло в моей шее, но боль мгновенно прошла и я забыла об этом. Прикасаюсь пальцами к шее, ощупываю, но не чувствую боли. Ну, так чуть слегка. Но при таком синячище, я должна была уже взвизгнуть от боли.

Вдруг вспоминаю, что я ещё и ногу тогда ударила. Снимаю носок, осматриваю. Полстопы также покрывают темно-фиолетовые разводы. Но не больно. Могу шевелить стопой, и могу встать на ногу и попрыгать на ней. Весь день же ходила и нормально ходила, ничего не чувствовала.

Но если всё это было сном, то откуда синяки? Или Лера врет мне, всё было взаправду, а она мне врет? Но зачем ей это? Хмуро на неё смотрю.

– Ты чего? – говорит она, заметив, что я разглядываю её в упор.

Я уже надела носок, расчесала волосы, поэтому она скорее всего не догадалась, о чем я думала.

– Да так, пойду прогуляюсь, – отвечаю я, поднимаясь с одеял.

– Ну прогуляйся.

Мне приходит в голову мысль, что есть же тот, кто может окончательно разрешить все мои сомнения. И это Елисей. Выхожу из шатра с твердым намерением отыскать его. Иду вдоль рядов, ищу глазами нужного мне когальца. Маловероятно, конечно, что я смогу его отыскать в этой толчее, ну, а вдруг.

Я нахожу его не сразу, но всё же нахожу. Он стоит в окружении других парней, одет, как и они, в белую новую рубаху, подпоясанную расшитым кушаком. Я подхожу, но совсем близко не могу. Я вообще ни разу сама не подходила к парням. Мне страшно почему-то. Стою, переминаюсь с ноги на ногу. Надеюсь, что он меня заметит и сам подойдет. Через какое-то время его глаза скользят по мне, не могу понять, увидел он меня или нет: смотрит не прямо на меня и быстро отводит взгляд. Вздыхаю.

В итоге принимаю решение самой подойди, но я даже не знаю с чего начать, как спросить. Делаю к ним шаг, а они вдруг уходят – их зовут в шатер. Туда я точно не пойду. Сажусь на небольшую чурку и просто смотрю, что происходит вокруг. Все ходят нарядные, повсюду смех, играет музыка. Вдруг я случайно замечаю, что Елисей один выходит из шатра и идет к костру. Не ожидала, что он так быстро появится. Подскакиваю и бегу к нему.

– Елисей! – кричу я.

– Да?

Он поворачивается ко мне и смотрит как-то без эмоционально, будто не знает меня, будто ничего ночью с нами вместе не происходило, будто и не прыгал он в тот проклятый колодец, чтобы спасти меня. И это сразу сбивает мой настрой на разговор.

– Ээээ…

Слова вертятся на языке, но я не могу их собрать во что-то боле-менее вразумительное. Сначала хочу задать вот такой вопрос: «не спасал ли ты меня ночью от подводного чудовища?», но потом мне кажется, что это так глупо звучит, что я просто тупо стою и молчу. В голове такая белиберда, что спроси сейчас мое имя, я не отвечу.

Елисей нагибается и подхватывает с костра кипящий чайник, его рукава закатаны по локоть, и я замечаю, что на обеих руках у него ровная гладкая кожа, нет той страшной раны, которую он себе нанес, разрезая руку, когда сливал часть своей крови в чашу, чтобы отдать её монстру в качестве выкупа за меня. От того, что я вижу, что с его руками всё в порядке, меня ещё больше вгоняет в ступор.

– Вы что-то хотели? – спрашивает он.

Внимательно смотрит на меня своим пронзительным взглядом из-под густых бровей и у меня начинают дрожать ноги. Похоже он не помнит меня. Я молча разворачиваюсь и как последняя трусиха сбегаю от него.

Заползаю в наш шатер, Леры нет, ушла куда-то, забираюсь снова под одеяло. Зажмуриваюсь и стискиваю зубы. Хочу, хочу быстрее проснуться и оказаться в своей комнате в общежитии, всё происходящее ну никак не может быть реальностью, это всё сон, просто сон. Стараюсь проснуться изо всех сил, но напрасно. Открываю глаза – я всё ещё тут, в этом шатре, на этой поляне, наполненной странными когалами.

Мой взгляд упирается в Лерин рюкзак. Не отдавая себе отчет в том, что я делаю, протягиваю руку и подтаскиваю его к себе. Я не имею привычки лазить по чужим сумкам, но почему-то очень хочу заглянуть в её рюкзак. Он легкий, что она интересно взяла с собой? Расстегиваю молнию и заглядываю внутрь. То, что я вижу, вгоняет меня в ступор. Там лежит скрученное пышное одеяло и несколько кусков поролона и всё. Ни запасной одежды, ни каких-то обычных походных вещей, ничего. Засовываю всё это обратно в рюкзак, застегиваю и возвращаю его на место. Падаю обратно на подушку и не знаю, что и думать.

Глава 7
Свадьба

Солнце быстро садится, бросая длинные тени, в шатре становится темно. Слышу шум, какую-то возню на улице. Иногда распахиваются двери и ко мне заглядывают когалы. Они что-то говорят на своем языке, но я не понимаю их, и тогда они смеются моему недоумению.

Лера ко мне так и не возвращается. Может, это и к лучшему. Я не смогу притворятся, что ничего не знаю, а выдавать, что я о чем-то догадываюсь, наверное, не стоит. Принимаю решение всё же пойти на эту свадьбу, увидеть Олесю. Выбираюсь из одеял и выхожу из шатра.

Все двигаются в сторону широкой поляны, где мы утром украшали старое дерево белыми лентами. Иду за ними, чуть сторонясь, ни к кому не приближаясь. Солнце уже опустилось и теперь золотило сухие корявые ветви безлиственного дерева. Это такое величественное и прекрасное зрелище, что моя рука невольно тянется в задний карман джинсов, чтобы достать телефон и сделать снимок. Но нащупав смартфон, я вдруг вспоминаю, что он давно уже разряжен и бесполезен.

Когалы подходят к дереву и располагаются полукругом возле него на прямоугольных коврах. Я догадываюсь, что всё самое важное будет разворачиваться на небольшом помосте у самого дерева, поэтому прохожу вперед, в первый ряд, если можно так выразится. Никто не останавливает меня, и я опускаюсь на расшитые подушки, разбросанные по красному ковру, ближе всех к помосту.

Разглядываю когалов, они все переоделись в праздничные национальные одежды. Женщины напоминают матрёшек, такие же пышные и объемные в своих традиционных нарядах с этими треугольными платками, которые четко держат форму, то ли так накрахмалены, то ли что-то они там подкладывают. Мужчины в белых рубахах навыпуск, подпоясанными разноцветными кушаками. Все балагурят, суетятся, кто-то играет на старинных музыкальных инструментах, кто-то поет, чувствуется во всем этом непринужденная веселость и ожидание главного праздничного события.

Лера права, я, действительно, как белая ворона, выделяюсь среди них всех в своем в худаке и джинсах. Но мне всё равно. Никто может быть из-за этого и не подсаживается ко мне на ковер, занимают другие, там уж и мест свободных нет, но ко мне не идут. Это и к лучшему. Мне привычнее одной, рядом с незнакомыми мне неуютно. И тут я обращаю внимание, что давно уже не слышу запах полыни, не машут больше вонючими вениками передо мной, и не выгоняют из меня злых духов. Хороший ли это признак?

Вдруг сзади доносится громкий удар в барабан и когалы махом замолкают, обрывается музыка, песни и говор. Все замерли и ждут. И я жду. Не знаю, чего, но мурашки уже ползут по моей спине в предчувствии чего-то неизвестного и будоражащего.

«БУМ-БУМ»

Удар повторяется ещё пару раз и затихают те, кто ещё о чем-то шептался, чем-то шуршал и суетился. Воцаряется мертвая тишина. Все застыли и не шелохнутся, опустили головы, не оборачиваются. Ну, а я не выдерживаю и всё же оглядываюсь.

Между расстеленными коврами оставлен широкий проход, вот по нему-то и движется странная процессия. Впереди шествует высокий шаман в волчьей шкуре, он важно вышагивает, властно и грозно посматривая на окружающих. Его черные глаза сверкают из-под густых бровей, от этого мне становится не по себе, слишком злым он мне кажется. Это он бьет в большой барабан, чинно взмахивая длинной палкой с круглым шарообразным наконечником. От каждого удара у меня сжимается мое беспокойное сердечко. За ним следуют другие шаманы тоже в волчьих шкурах. Но они не вышагивают так важно, как старший, они прыгают, извиваются, ударяя в бубны, звенят бубенцы по краям их музыкальных инструментов. Время от времени Кащ рычит, подражая звукам грозного зверя, а другие подвывают подобно волкам. Это мне кажется таким диким и страшным, что я невольно обнимаю свои лодыжки и прячу лицо в колени, но не зажмуриваюсь, мой взгляд прикован ко всему, что происходит.

Позади них идут ещё несколько человек, они тащат носилки на которых возвышается что-то белое, как треугольная крыша. Это мне почему-то напоминает гроб, а вся процессия похожа на похороны. Судорожно сглатываю.

Они останавливаются возле помоста, откидывают палантин и оттуда выходит девушка, укутанная во всё белое. Её лицо прикрыто, и я не могу понять, кто передо мной: Олеся или опять та незнакомка, что недавно в шатре невесты выдавала себя за мою подругу. Её берут под руки, помогают взобраться на помост и ставят спиной к старому дереву.

Вдруг опять сзади раздается неясный шум и крики, я снова оглядываюсь и вижу новую процессию. Теперь тащат не носилки, а что-то вроде деревянного стакана, в котором сидит женщина. Она размахивает метлой, не то будто бы подметает землю, не то пытается оттолкнуться и взлететь. Время от времени она кричит, грозя своей метлой.

– Мать жениха! – раздается со всех сторон восторженный возглас.

То ли все разом заговорили на русском, то ли я внезапно стала понимать когальский. Прислушиваюсь, но больше никто не произносит ни слова.

Носилки также оставляют возле помоста, помогают старой женщине выбраться. Она опирается о костыль и ковыляет к невесте на деревянной ноге. В руке у неё уже нет метлы, она держит что-то другое, присматриваюсь – серп.

Немой крик застревает в моем горле, неужели они опять собрались убивать Олесю? Уже второй раз. Но, может быть, та девушка не Олеся?

Старуха подбирается к самой девушке, поднимает руку с длинными костлявыми пальцами и вдруг резким движением сбрасывает с её головы платок. Теперь я вижу лицо девушки и узнаю её – это моя Олеся. Вздрагиваю и напряженно выпрямляюсь. Солнце светит ей прямо в спину и от этого кажется, что она озаряется в закатных багрово-золотистых лучах. Да и всё дерево охвачено красноватым свечением, будто объято пламенем, даже белые ленточки кажутся алыми. Горит и сталь на серпе старухи, мое сердце замирает, и я со страхом ожидаю, что же будет дальше. Всё мое тело, все мои мысли словно заморозились. Я не смею соскочить со своего места, вбежать на помост и может быть успеть предотвратить очередную трагедию.

Олесины волосы прибраны, заплетены в толстую длинную косу, старуха дотрагивается до них, гладит, затем вдруг резко дергает на себя и взмахивает серпом. Я вскрикиваю… но на сей раз с шеей моей Олеси всё в порядке, старуха срезает лишь косу и размахивает ею словно победным флагом.

Смотрю на Олесю, мне жалко её волосы, которые она всегда берегла, так тщательно ухаживала за ними, у меня даже срывается слеза и скатывается по щеке. А Олеся похоже вовсе и не огорчена, улыбается. Волчий шаман берет её под руку и отводит к жениху. Я всё надеюсь, что Олеся очнется, рассмеется и скажет, что это всё шутка, а я глупенькая поверила, но ничего такого не происходит. Шаман вручает её жениху и теперь уже он ведет её под руку.

Я вижу, как оборачивают их руки вышитым полотенцем, надевают на их головы венки, сплетенные из осенних листьев, поздних цветов и ярко-красных ягод. Шаман говорит им что-то на когальском, женщины поют, покрывают головы жениха и невесты льняным полотном, ведут их под руки к большому шатру, украшенному цветными ленточками и пучками трав. По дороге бросают в них пшено целыми горстями, ягоды и что-то ещё, похожее на мелкую монету. Всё это время я сижу, как в воду опущенная, не понимая, что происходит и что мне следует предпринять.

Солнце скрывается за кромкой леса и мгновенно темнеет. То ли я, находясь в какой-то прострации, не замечаю, как проходит время, то ли ещё что, но ночь наступает уж очень как-то быстро, будто кто-то набрасывает на землю темный платок. Холодно, пронзительный ветер гуляет по лугу, ежусь, обнимаю себя за плечи. На поляне разгораются костры, повсюду слышится смех, визги. Возобновляется барабанная дробь, выстукивая какой-то ритм и крики становятся громче. Кто-то касается меня, слегка задев по спине. Оборачиваюсь – но никого уже нет – держась за руки стайка молодых парней и девушек пробегает мимо.

Иду к костру. Я не вижу людей, я могу разглядеть лишь только мечущиеся тени. Не сразу соображаю, что они прыгают через пламя. Огонь роняет красноватые отблески на их обнаженные тела, но вместо человеческих лиц я вижу большие звериные маски. Из темноты доносятся недвусмысленные стоны, подвывание, звериное рычание и хрипы. От этого мне становится так жутко, так дико, что я падаю в траву, сжимаюсь в комок и прячу лицо в коленях. Кто-то накрывает меня черным платком и вновь наступает тьма…

Просыпаюсь от громкого удара в барабан.

«БУМ-БУМ»

Ощущение, что бьют около самого уха. Дергаюсь и открываю глаза. Непонятно: то ли светлая ночь, как бывает в начале лета; то ли серое утро. Тишина вокруг, но в голове всё ещё эхом гудит мембрана барабана. Выползаю из-под одеяла, открываю двери, смотрю на свинцовые тучи, медленно затягивающие небосвод и не могу понять сколько времени. Часов у меня нет, а смартфон сдох уж давно.

Надеваю кроссовки, завязываю шнурки и пытаюсь вспомнить, как я вчера вернулась сюда и легла спать. Но опять ничего не помню. Выхожу из шатра, смотрю по сторонам – пусто, тихо, словно вымерли все или всё ещё спят. Пахнет дымом от костров. Гляжу на лес и кажется мне, что там за елками стоит какой-то великан. Вижу могучую спину и гигантскую голову. Сердце испуганно делает стук и замирает. Или это так причудливо сложились облака? Сквозь серую дымку толком и не разглядеть. Вот он поворачивается и уходит, растворяясь в туманной завесе. И тут же поднимается ветер и подхватывает листья, мельчащие частицы пыли, шевелит тонкие стены шатров. Отворачиваюсь, не хочу, чтобы мне попало в глаза. Вижу вдалеке какого-то человека, присматриваюсь… вроде бы это Игорь. Игорь? Но он же вроде свалил вместе с Кириллом и Аней. Не могу точно определить он это или не он, иду в его сторону.

Подхожу к костру. Он сидит ко мне боком, задумчиво глядя на маленькое пламя, перебирающееся по свежему полену. Ворочает прутом головешки, отчего время от времени вверх взметаются искры и костер начинает ещё больше дымить. Нет никаких сомнений, что это Игорь, только он какой-то слишком серьезный, даже грустный и кожа более темная, словно он успел загореть за эти дни.

– Игорь! – вскрикиваю я.

Он поднимает на меня глаза и тут же отводит, будто ему неприятно меня видеть.

– Ты не уплыл вместе с Кириллом и Аней? – спрашиваю его.

– Нет, – морщится он.

– А они точно уплыли?

Он ничего не говорит, трет переносицу, оставляя на коже черную полосу от сажи.

– Ты видел, как они уплыли? – не отстаю от него.

– Нет, – опять как-то без эмоционально отвечает он, словно ему всё равно.

– Ты не думаешь, что нам пора отправляться домой? – спрашиваю его.

Наконец он поднимает на меня глаза, внимательно смотрит, но молчит.

– Нас уж, наверное, потеряли, сколько времени мы тут? – начинаю рассуждать вслух, пытаюсь вспомнить и, правда, сколько дней мы здесь, но всё как-то ускользает от меня, не могу точно сказать.

Игорь опять не отвечает. Я раньше не часто с ним общалась, чтобы понять, он всегда такой или только сегодня, но мне не нравится, что он так равнодушен ко всему происходящему в тот момент, когда нужно отчаянно действовать.

– Дарина!

Оглядываюсь на окрик и у меня от радости трепещет сердце – Олеся. Бросаю угрюмого Игоря и бегу к ней.

– Привет!

Мы обнимаемся, я разглядываю её, не веря глазам своим – она жива, здорова, улыбается. Её короткие волосы развеваются на ветру. Олеся принаряжена в простое когальское платье без всяких поддевок для пышности, и ей очень идет этот наряд.

– Твои волосы…

Я хватаю их за кончики, мне так жалко её длинные густые волосы.

– Так принято у когалов, это такой обряд, – улыбается она. – Мать жениха отрезает невесте косу, тем самым девушка становится замужней женщиной.

– А когда… – начинаю я и тут же спотыкаюсь.

Смотрю на ровную белую полоску едва-едва заметную на её коже, которая разделяет шею пополам и судорожно сглатываю.

– Тебе отрезали голову, это тоже была часть обряда? – всё-таки продолжаю я и жду, что она мне скажет, что не было ничего такого. Это всё мне привиделось, и я сумасшедшая.

– Да, – к моему удивлению говорит она, беря меня под руку. – Ты просто не понимаешь ещё. Но придет время, и ты во всем разберешься и всё поймешь.

– Так значит это не было сном? – спохватываюсь я.

– Не думай об этом, – говорит она, ласково поглаживая мою щеку.

– Олеся! – Я хватаю её руки и крепко сжимаю, – какие у тебя холодные руки!

– Не холоднее твоих, – усмехается она.

Трогаю свои собственные пальцы и, правда, холодные, просто ледяные. Наверное, это всё от нервов.

– Давай вернемся домой, – жалобно произношу я.

– Ты чего, глупенькая, – громко смеется она. – Я не могу никуда уехать, это мой дом. Я вышла замуж и теперь буду жить здесь.

– В этом шатре?

– Ну, конечно же, нет. Мы здесь пока проходит праздник Радогощь, а потом уедем.

– Куда?

– Вглубь лесов. Там, где находятся деревни когалов. Мой муж мне всё рассказал, мне так не терпится поскорее туда отправится, – с таким жаром произносит она, что у меня наворачиваются слезы.

– Олеся, – я ещё сильнее стискиваю её руку, – ну, а как же твои родители?

– Они всё поймут и одобрят, не переживай. Как и твои.

– Что? – не соображаю, о чем это она.

Олеся немного смущается, видимо поняла, что сболтнула лишнего.

– Что ты такое говоришь? – тереблю рукав её когальского платья. – При чем тут мои родители?

– Да не при чем, – отмахивается она. – Я просто так сказала, не подумав.

– Нет, ты что-то имела в виду, – я качаю головой.

– Ну, может быть, – как-то неопределенно тянет она.

– Что же?

– Ммм…

– Говори! Олеся, ты же знаешь, я не отстану!

– Ну, а вдруг ты тоже захочешь…

– Что я захочу?

– Замуж, – смеется она.

– Ты шутишь?

– Ну что я не видела, как ты заглядывалась на того когальского парня, на Елисея, – выпаливает она.

– Если я просто на него посмотрела, это не значит, что я побегу сломя голову за него замуж, – ворчу я. – Ещё к тому же переехать в деревню к малочисленному народу, где живут по каким-то своим законам, со странными языческими обрядами.

– Это же и прекрасно, – улыбается она.

– А как же университет? Твоя учеба?

– Это всё не то, это мне не нужно, – отмахивается она.

– Олеся, тебя чем-то опоили? Загипнотизировали? – меня осеняет ужасная догадка.

– Нет, конечно, глупенькая, – смеется она.

Снова гладит меня по щеке. Это так непривычно, словно она старшая сестра и опекает меня.

– Олеся! – вдруг раздается окрик.

Она оборачивается, машет рукой, затем прощается со мной:

– Ну всё, мне нужно идти.

Я цепляюсь за её пальцы, не хочу её отпускать.

– Но мы же увидимся ещё?

– Конечно, – смеется она.

Целует меня напоследок в лоб и убегает. Возле шатра её дожидается муж. Огромный, страшный и с этой противной рыженькой бородкой. Вздыхаю и возвращаюсь к костру, где сидит Игорь.

– Ты как хочешь, а я возвращаюсь домой, – говорю ему.

Он поднимает голову и смотрит на меня, сложив бровки домиком.

– Как?

– Пойду по лесу.

– По лесу? – недоверчиво произносит он. – Но там вроде нет дороги. Куда ты пойдешь? Деревня же на той стороне реки, не вплавь же?

– Я помню, когда смотрела на карту в смартфоне, там за лесом был мост. Теоретически можно просто пойти вдоль реки, дойти до моста и перейти реку, – объясняю я.

На словах-то всё легко, но как выйдет на деле? В лес идти одной страшно.

– Пойдешь со мной? – предлагаю Игорю.

– Угу, – кивает он.

– Тогда как встретимся?

– Давай через полчаса у реки на мостках. Я как раз за вещами схожу.

– Хорошо, – соглашаюсь я.