Текст книги "Восемь бусин на тонкой ниточке"

Глава 4

Утро Маши началось не с крика петуха, как она ожидала, а с мелодии Вивальди. Телефон вибрировал на стуле, угрожающе подползал к краю и грозился окончить жизнь самоубийством, если Маша немедленно не ответит на вызов.

Маша нашла сонным взглядом часы на стене. Стрелки стыдливо показывали семь двадцать.

Звонить в семь двадцать Маше мог только один человек. Она вздохнула и подхватила телефон, который уже нависал над пропастью.

– Привет, Олеся.

– Успенская, здорово! – Голос подруги звучал до отвращения бодро. – Ты что, еще спишь? Утро красит нежным светом!

– Олеся, у тебя совесть есть?

– А у тебя? Обещала позвонить, как только приедешь, и отчитаться. Я беспокоилась!

– Прости, забыла обо всем, – покаялась Маша. – Слишком много впечатлений.

– Мужчины? – жадно спросила Олеся и, не дождавшись ответа, потребовала: – Рассказывай!

Маша снова вздохнула. Это утро обещало стать утром тяжелых вздохов.

Олеся была давно и счастливо замужем. Ее муж обладал темпераментом флегматичной коалы, и все безумные Олесины затеи разбивались о него, словно волны об скалы. В качестве более податливой жертвы Олеся выбрала Машу и вот уже несколько лет бомбардировала подругу идеями о том, как обустроить ее жизнь.

На первом месте стоял выбор спутника. С энтузиазмом собаки, выкусывающей блох, Олеся выискивала мужчин в самых неподходящих и труднодоступных местах. Апофеозом ее заботы о Машиной судьбе стал визит в школу моделей, откуда Олеся привела за руку домой к подруге высоченного негра. Негр был цвета перезревшей сливы и не говорил по-русски.

Когда первый приступ естественного изумления у Маши прошел, она поинтересовалась, что ей делать с этим сокровищем.

– Распоряжайся! – разрешила Олеся с широким жестом Деда Мороза, отдающего ребенку весь мешок с подарками. – Заодно попрактикуешься в английском.

В эту секунду ее добыча, широко улыбнувшись, бойко залопотала по-французски.

– И во французском тоже, – ничуть не смутилась Олеся. – Машка, ты что?! Посмотри, какой красавец! Я ведь тебе не предлагаю выходить за него замуж. Приглядитесь друг к другу, обвыкнете… А там видно будет.

Маша обреченно привалилась к стене.

– Безумная ты женщина! – простонала она. – Отведи его туда, откуда взяла.

– Что, не нравится? – огорчилась Олеся. – На тебя не угодишь… Может, все-таки присмотришься к нему?

Но Маша так взглянула на подругу, что та поспешила ретироваться вместе с темнокожим спутником. Они исчезли, но Маше показалось, что широкая белозубая улыбка еще некоторое время висела в воздухе, как у чеширского кота.

С возвратившейся Олесей Маша попыталась поговорить очень сурово, чтобы вразумить раз и навсегда. Но куда там!

– Тебе двадцать восемь лет! – в Олесиной интонации звучал затаенный ужас, словно Маша давно перешагнула двухвековой рубеж. – А ты до сих пор не замужем. Ты женщина с неустроенной личной жизнью!

– С устроенной! – сопротивлялась Маша. – Меня все устраивает – значит, с устроенной! Хватит осаждать меня красавцами. Дай мне прийти в себя после развода!

– Уже шесть месяцев прошло!

– Олеся!

– Ну, хорошо, хорошо! Больше не буду о тебе заботиться, даже если попросишь.

Но исполнить обещание Олесе было не под силу.

– Так что там с мужчинами? – уточнила Олеся, заинтригованно дыша в трубку.

– Мужчины спят, – сообщила Маша. – И я тоже сплю! Позвоню позже.

– И все расскажешь! – настойчиво потребовала Олеся.

– И все расскажу, – слукавила Маша. – Пока!

Она отложила телефон и закрыла глаза. Но сон, как назло, испарился после разговора. Маша лежала в постели и вспоминала свой неудачный брак.

…………………………………………………

Есть взрослые женщины, которые настоящие взрослые женщины, а есть выросшие маленькие девочки, играющие во взрослых женщин. Их нормальное состояние – это удивление. Они рожают детей, удивляясь сами себе, водят машину, говоря каждый раз «ну, я совсем как большая», ходят на работу с той же увлеченностью, с какой в пять лет играли в куклы. С некоторых эта детскость облетает со временем сама. Другие теряют ее, получив оплеуху от судьбы – резко, наотмашь. А третьи сохраняют до самой смерти. И в гробу лежат с таким лицом, как будто сами удивляются: «Надо же! Вы только посмотрите, я – и в этом деревянном ящике! Разве не странно?»

Маша Успенская была из этих, последних.

Когда она встретила Артема, ее все в нем удивляло. Во-первых, невероятный красавец. Во-вторых, что поражало еще больше, не глуп.

Маше единственный раз в жизни попадался похожий типаж мужской красоты: он пользовался в компании большой популярностью, поскольку умел глазом открывать пивные бутылки. Когда все бутылки бывали открыты, окружающие теряли к нему интерес. В том числе и девочки.

Поэтому поначалу Машу поражало даже умение Артема строить связные фразы. Глобально – его способность разговаривать. В нем было что-то от красоты дерева, скалы или цветка. Ведь никто не ожидает, что они станут обсуждать пьесы Чехова или живопись Моне…

Но Артем разговаривал, и говорил умно и по делу. Он даже подшучивал над собой, что поднимало его в Машиных глазах на недостижимую высоту. Красивый умный мужчина, ироничный, образованный, прекрасно играющий на фортепиано, влюбленный в нее… Маша перечисляла достоинства любимого и мрачнела. Должен существовать какой-то подвох. Должен!

И подвох нашелся. Он носил красивое имя Изабелла, сокращенно – Белла. Белла Андреевна.

Белла Андреевна была мамой Артема. Она вырастила сына одна, без мужа. То есть мужья наличествовали, даже двое или трое, но к воспитанию мальчика не допускались. Белла желала сама взрастить цветок своей души.

Артем привел Машу в просторную квартиру в старом районе Москвы, где подъезд называли парадной, как в Питере, а возле лифта сидел консьерж с моноклем. Этот консьерж так поразил Машу, что она даже не услышала предупреждение Артема.

– Мама вечно боится, что я приведу кого-нибудь не того, – с улыбкой сказал он. – Постарайся ее понять. Все-таки я единственный сын.

Белла Андреевна оказалась прелестной крошечной женщиной с балетной осанкой. Рядом с ней Маша почувствовала себя неуклюжей дылдой. Белла окинула Машу ничего не выражающим взглядом и предложила поговорить тет-а-тет.

Машу провели в комнату, все стены которой были увешаны картинами кубистов. Успенская заинтересовалась одной, самой большой, висящей напротив входа. Художник, как ей показалось, весьма натурально изобразил ингредиенты для окрошки. Маша уже собиралась сделать комплимент таланту живописца, но тут Изабелла уронила мимоходом:

– Это мой портрет.

И Маша прикусила язык.

Ее усадили в кресло и приступили к допросу.

– Кто вы по профессии?

– Музыкант, – улыбнулась Маша. – Играю на флейте.

– Ах, на флейте, – зловеще протянула Белла Андреевна.

Это прозвучало так, словно ее ближайшие родственники погибли от рук сумасшедшего флейтиста. Маша поежилась и попыталась исправить дело.

– Флейта – чудесный инструмент… («Господи, зачем я оправдываюсь?») Если хотите, я могу вам как-нибудь сыграть…

– Боже упаси, – отказалась Белла. – У нас приличный тихий дом.

Маша едва не брякнула, что ведь она и не предлагает сплясать канкан, но удержалась.

Белла закурила, откинула назад черноволосую головку и выпустила дым в потолок.

– Ну, хорошо, – утомленно произнесла она, словно они беседовали целый час, – а животных вы любите?

– Люблю.

– И собак?

– Собак особенно, – подтвердила Маша.

Белла Андреевна приподнялась на стуле, вытянула шею, как цапля, напряглась и вдруг взвизгнула так громко, что Успенская вздрогнула.

– Леметина! Леметина! – верещала Белла.

Личико ее покраснело.

– Леметина!!!

У Маши мелькнула страшная мысль, что она наблюдает начало приступа болезни. А кричит мама Артема, требуя лекарство. Цвет лица Беллы укреплял Машу в ее подозрениях.

Она вскочила, готовая бежать за чертовым леметином и проклиная неизвестно куда пропавшего Артема. Он не может не слышать эти крики! Может, нужно вызвать врача?

И тут в приоткрытую дверь вбежало существо. У существа было толстое белое тельце, из которого там и сям торчали клочки, словно изнутри его слишком крепко набили ватой, четыре тощих кривых ножки и вытаращенные в немом ужасе огромные черные глаза.

Маша никогда еще не встречала таких пучеглазых собачек. К тому же на кончике морды у нее красовалась гигантская нашлепка размером со сливу и такого же цвета. «Вот это нос!» Маша замерла, разглядывая поразительное животное.

– Леметина! – облегченно воскликнула Белла Андреевна. – Гадкая, гадкая девочка! Я зову тебя уже полчаса.

Она подхватила собачонку на руки и звонко поцеловала в нос. Та приняла ласку снисходительно.

– Познакомься, Леметина, – церемонно сказала Белла, указывая на Машу, – наша гостья, Мария. Ей очень нравится Артем.

Собачка уставилась на Машу. «Ну-ну, – говорил этот взгляд. – Видали мы таких, которым нравится наш Артем».

– Иди, поздоровайся!

Белла Андреевна спустила собачку на пол, и та засеменила к Маше. В вылупленных глазах читалось недружелюбие.

– Леметина у меня как детектор лжи, – продолжала Белла, скрестив руки. – У нее удивительное чутье на людей. К нам в дом приходил один человек, и Леметина все время облаивала его. А потом оказалось, что он крал у нас серебряные ложечки и даже унес одну фарфоровую пару. Английскую чашку с блюдцем, вы можете себе представить?

Собачонка уселась напротив Маши. И вдруг гавкнула низким басом. Маша подскочила на стуле, и Леметина тотчас разразилась торжествующим лаем. «Вот она! Ворррр-ровка, воррр-овка! Хватайте ее! Держите ее! Р-р-рр-гав!»

Белла Андреевна высоко подняла тонкие брови.

– Леметина, ко мне!

Собачка послушно потрусила к хозяйке, то и дело оглядываясь на Машу, словно проверяя, не собирается ли та сбежать.

– У меня есть свои серебряные ложечки, – заверила Маша, пытаясь шуткой разрядить обстановку. Но чувствовала, что выглядит как закоренелый грабитель, специализирующийся на серебре. – И фарфоровая чашка с блюдцем тоже!

«Неубедительно оправдываешься», – говорил собачий взгляд.

В комнату заглянул Артем:

– Ну что, познакомились?

– Познакомились, – многозначительно уронила Белла Андреевна и поджала губы.

Маша промолчала.

Она надеялась, что ей все-таки удастся найти общий язык со вздорной Леметиной, по-домашнему – Лямочкой…

Как бы не так! Собачонка бдительно стояла на страже хозяйских интересов. Белла Андреевна не желала, чтобы ее сын женился на музыкантше. И Лямочка следовала по пятам за Машей, точно конвоир, сопровождающий опасного преступника. Невозможно было повернуться, чтобы не наступить на подлую собачонку. Леметина путалась под ногами, словно нарочно. А стоило Маше ненароком задеть ее, она разражалась отчаянным пронзительным визгом.

Однажды девушка не сдержалась и в сердцах бросила собачонке:

– Один из твоих родителей наверняка был свиньей!

На ее беду, в комнату как раз вошла Белла Андреевна, обеспокоенная визгом своей любимицы. Она услышала слова Маши и побагровела от возмущения.

– Будьте любезны, оставьте генеалогические изыски для своей семьи, – отчеканила Белла. – А у Леметины блестящая родословная.

Подхватила тут же замолчавшую собачонку под мышку и поплыла к двери с видом вдовствующей королевы. Но перед тем, как выйти, обернулась и уколола напоследок:

– И вряд ли вы можете похвастаться таким же родословным древом, как у нее!

«Было бы странно, если бы я могла похвастаться таким же древом, – мысленно возразила Маша. – Я же не собака».

Хлопнула дверь, Успенская осталась в одиночестве.

Маша прилагала все усилия, чтобы понравиться Белле Андреевне. В преддверии Нового Года обегала всю Москву в поисках ее любимой косметики и нашла то, что требовалось. Но в подарочный набор, к несчастью, затесался шампунь. Его-то цепким взором и выхватила из кучи пузырьков и баночек «мама Белла».

– Надо полагать, это намек на то, что у меня грязные волосы? – сухо осведомилась она, держа шампунь на расстоянии вытянутой руки. – Спасибо, я учту.

Маша принесла конфеты, которые нравились Белле Андреевне.

– Благодарю, благодарю, – с тихим трагизмом в голосе сказала Белла. – Конечно, состояние моих зубов вас совершенно не волнует, и это понятно – ведь вы, Машенька, по сути, для нас посторонний человек. Откуда вам знать, как утомительны постоянные встречи со стоматологом…

Маша, сцепив зубы (на редкость здоровые и нечасто встречающиеся со стоматологом), вынесла и это. Но к следующему празднику договорилась с Артемом о совместном подарке.

Когда они вручали свой дар Белле Андреевне, Маша тихо сияла. Артем развернул упаковку, разрезал огромную коробку, и глазам Беллы предстала ее тайная мечта – электронное пианино.

Артем откинул крышку, и пианино призывно улыбнулось Белле Андреевне клавишами цвета слоновой кости. А Белла Андреевна призывно улыбнулась ему.

– Мама, это тебе совместный подарок от нас с Машей. – Артем нежно поцеловал мать.

Улыбка увяла на лице Беллы. Маша затаила дыхание. Не может быть, чтобы и в этот раз Белла нашла, к чему придраться! Это невозможно! Самое прекрасное, лучшее в мире электронное пианино благородного кофейного цвета стояло перед ней. Что, что в нем может быть не так?

В следующую секунду Маша узнала, что именно. Белла и тут осталась на высоте. Она перевела взгляд на Машу и, к ее ужасу, тихо всхлипнула. Из уголка глаза выкатилась скупая слеза.

– Вы купили именно эту модель, потому что у нее можно отключить звук, правда? – горьким шепотом спросила она. – Вам неприятно слышать, как я музицирую?

И Маша Успенская сдалась. Она поняла, что никогда, ни при каких условиях не сможет подарить то, что будет одобрено Беллой Андреевной.

Маша с Артемом все-таки поженились. На свадьбе Белла очень натурально потеряла сознание, и расписались они в такой суматохе, что уронили кольцо.

Все хлопотали вокруг бледной Беллы Андреевны, а Маша ползала по красной ковровой дорожке, то и дело сталкиваясь с распорядительницей церемонии, и бормотала «ну где же, где же оно?!»

В конце концов кольцо нашлось. Артем торопливо надел его на средний палец вместо безымянного, поставил дрожащую роспись и метнулся в тот угол, откуда доносились тихие стоны мамы, приходившей в себя. Остаток празднества прошел под знаком Красного Креста.

Поняв, что изменить случившееся ей уже не под силу, Изабелла перестала терять сознание. До конца вечера она слабым голосом жаловалась на мигрень, что не помешало ей с аппетитом съесть бутерброды с икрой и запеченную куриную ножку.

Обглодав курицу, Белла облизнулась и взглянула на Машу.

– Что-то вы плохо выглядите, моя дорогая, – сочувственно заметила она. – Улыбайтесь, ведь это начало вашей новой жизни!

И в подтверждение своих слов плотоядно ухмыльнулась, отчего у Маши исчезли последние иллюзии на тему, какой именно будет ее новая жизнь.

Машиной любви к Артему хватило на три года. Все эти годы Белла зримо или незримо присутствовала рядом. Иногда Маше казалось, что она замужем за Беллой Андреевной.

Из своего брака Маша вынесла одно очень полезное умение. Когда Белла Андреевна принималась читать невестке нотации, Маша смиренно повторяла про себя, как заклинание: «Говорите-говорите, вы мне совсем не мешаете». При этом на губах у нее сама собой возникала рассеянная улыбка. Эта улыбка страшно злила Беллу. Нападки ее становились все более колкими, замечания – оскорбительными, но Маша все твердила свою мантру «говорите-говорите, вы мне не мешаете», и вывести ее из себя не было никакой возможности.

Конец Машиному терпению наступил ровно на третью годовщину их свадьбы. Они с Артемом собирались ехать в ресторан, где она заказала столик.

Ровно за пять минут до выхода позвонила Белла Андреевна.

– Темочка! – прорыдала она в трубку. – Леметина охромела!

В ходе сбивчивого рассказа выяснилось, что собачка неловко спрыгнула с дивана и теперь поджимает заднюю лапку.

– Она заваливается вперед! – чуть не плакала мама Белла.

– Неудивительно, – тихо сказала Маша, – с таким-то носом…

– Ты должен, должен что-то сделать!

– Спокойно, мама! – решительно сказал Артем. В его голосе лязгнула сталь и послышался шелест плаща супермена. – Я сейчас приеду и отвезу тебя и Лямочку к ветеринару.

Он повесил трубку и обернулся к жене:

– Прости, дорогая! Ты слышала, маме срочно нужна помощь…

– Маме? – переспросила Маша. – Маме?!

Негодование наполнило ее, словно гелий – воздушный шарик. Маша ощутила: еще чуть-чуть – и она или взлетит, или лопнет.

– Что такое? – встревожился Артем. – Ты покраснела…

Он сделал попытку обнять жену.

– Машуткин, я понимаю, как ты огорчилась, но…

– Я не огорчилась, – перебила его Маша. – Но я не понимаю, какая необходимость в твоем приезде к маме. Зачем ты там?

– Их нужно отвезти к ветеринару, ты же слышала!

– Твоя мама прекрасно справится с этим сама. Телефон такси у нее есть, она всегда вызывает машину, чтобы доехать до салона красоты.

– Да, конечно, – забормотал Артем, – то есть, нет, ты не права. Мама волнуется! В таких ситуациях присутствие близкого человека очень помогает.

– Я тоже волнуюсь, – жестко сказала Маша. – Мне тоже поможет присутствие близкого человека. То есть твое. Тем более, у нас сегодня праздник.

Артем прибегнул к последнему аргументу:

– Неужели ты сможешь спокойно ужинать, зная, что мама нервничает?

– Отлично смогу. Я с полудня ничего не ела.

Артем схватился за голову. Он не понимал, просто отказывался понимать, отчего его отзывчивая жена вдруг проявляет такую черствость. Он плюхнулся на стул и воззвал к остаткам Машиной совести:

– Пойми, мама страдает!

Маша села напротив и наклонилась к мужу.

– Ты сказал Изабелле, что мы собираемся в ресторан?

– Ну конечно! При чем здесь это?!

– И сказал во сколько. – Маша не спрашивала, а констатировала.

– Да, она сама спросила. И что?

– А то, – очень спокойно сказала Маша, – что твоя мама – не страдалица, а расчетливый манипулятор. Она подгадала свой звонок к тому времени, когда мы будем выходить из дома, чтобы гарантированно не дать тебе доехать до ресторана.

Артем недоверчиво уставился на жену.

– Это неправда, – наконец сказал он. – Ты так не думаешь!

– Думаю. Артем, неужели ты не замечаешь, что твоя мама не дала нам отметить нормально ни один праздник? На Новый год она подвернула ногу, и мы не поехали в Прагу. Перед моим днем рождения она легла в больницу, и вместо того, чтобы жарить шашлыки с друзьями на даче, мы сидели с ней в палате. Ровно год назад мы собирались в Крым, помнишь? И что? У нее внезапно, на ровном месте, случился астматический приступ, и ты бегал по всей Москве, разыскивая врачей. Напомнить тебе, чем закончилось дело? Вы с мамой поехали в Крым, поскольку ей был показан целебный крымский воздух, а я осталась в Москве одна. Замечательно отметила вторую годовщину нашей свадьбы вдвоем с Леметиной. Ведь меня попросили приглядывать за ней, ты не забыл?

– Маша, я тебя не узнаю, – Артем сдвинул брови. – Ты обвиняешь маму в том, что она болеет?!

– Не в том, что болеет, дорогой. А в том, что она болеет очень расчетливо. В основном приступы приходятся почему-то именно на те дни, когда мы с тобой собираемся провести время вдвоем. А в остальное время Белла Андреевна здорова, как только может быть здорова женщина ее возраста.

Артем с ужасом взглянул на жену.

– Ты цинична!

– Да, стала за три года, – согласилась Маша.

– Но ведь на этот раз заболела не мама! Заболела Леметина! Или ты думаешь, что и она нарочно упала с дивана? Господи, что у тебя в голове?!

Маша тяжело вздохнула и поднялась.

– Хорошо. Ты меня убедил. Поедем и отвезем Леметину к ветеринару.

– И ты тоже поедешь? – недоверчиво сощурился Артем.

– Обязательно.

Обрадованный Артем позвонил Белле Андреевне и сообщил, что они с Машей уже едут.

– С Машей? – удивилась Белла. – Зачем с Машей? Мы и сами прекрасно справимся. Пускай остается дома!

Но Маша уже спускалась по лестнице, не слушая призывов мужа.

Увидев ее в дверях, Алла Андреевна слегка растерялась. Но быстро овладела собой, подхватила собачонку на руки и радостно объявила:

– А Леметиночке уже лучше! Правда, Лямочка?

Артем, ласково сюсюкая, склонился над питомицей Беллы. Маша без лишних церемоний отодвинула мужа в сторону и взяла собачку из рук хозяйки.

Изабелла Андреевна с Леметиной так изумились, что не издали ни звука. Успенская опустила собачку на пол и слегка подтолкнула под попу.

Леметина замерла на месте, выпучив на Машу глаза.

– Иди-иди, – подбодрила Маша.

Леметина не двигалась.

– Давай же!

Леметина точно оглохла.

– А ну, пошла, хромоногая! – гренадерским басом рявкнула Маша.

Подпрыгнули все: и Артем, и Белла Андреевна, и собачка. Леметина рванула к выходу с такой скоростью, словно ей под хвост попала горящая спичка.

Ни на одну из лапок она не прихрамывала.

Маша посмотрела сперва на Артема, затем на Беллу Андреевну.

– Вы ее испугали своим криком! – воскликнула Белла, защищаясь от этого взгляда. – У животного шок! Стресс! Уверяю вас, у нее перелом!

– Мы это обязательно проверим у ветеринара, – пообещала Маша подозрительно сладким голосом. – Леметина! Леметина, сюда!

И побежала ловить собачонку. Выбитая из колеи Белла последовала за ней.

Час спустя все семейство вернулось от ветеринара. Как и ожидала Маша, врач, тщательнейшим образом обследовавший Леметину, не нашел ни переломов, ни вывихов. Под давлением Беллы он неуклюже признал, что собака могла ушибиться. Но сейчас от ушиба нет и следа.

По возвращении домой Белла от усталости упала на диван, Артем засуетился вокруг нее, принося то воду, то лекарство, а Маша стояла в стороне и смотрела на них. Три года она наблюдала похожую картину. Все это время она не теряла надежды доказать Артему, что его мама не настолько нуждается в помощи, как желает показать. И что же? Сегодня он получил самое убедительное доказательство. И просто не обратил на него внимания.

С большим опозданием Маша поняла, что роль заботливого сына для Артема важнее, чем роль любящего мужа. И что она никогда не сможет дать ему то, что дает Белла Андреевна – осознание своей абсолютной необходимости.

Прежде ей казалось, что мать манипулирует сыном, водит марионетку по сцене, дергая за нужные ниточки.

Но сейчас на подмостках были не кукловод и марионетка, а два актера. Одна постанывала, свесив с дивана белую руку, другой нежно протирал ей лоб влажным полотенцем, и оба были так увлечены своей игрой, что им даже не требовались зрители.

Маша постояла, решая что-то для себя, и подошла к ним. Присела на корточки возле дивана, не обращая внимания на Артема. Белла скосила на нее карий глаз.

– Я тут подумала, Белла Андреевна, – начала Маша, взвешивая слова, – и решила: нам с Артемом лучше развестись.

– Что?! – ахнул Артем.

Белла молчала. Только чуть повернула голову, и теперь оба карих глаза пристально смотрели на Машу.

– Машуткин! Что ты говоришь?! – позвал Артем.

– Ничего, дорогой, – ласково сказала Маша. – Для тебя почти ничего не изменится. Это наше с Беллой Андреевной дело. Правда, Белла?

Не такой женщиной была Белла Андреевна, чтобы оставить последнее слово за противником.

– Я всегда знала, что этим кончится, – низким печальным голосом констатировала она. – Я была уверена, что рано или поздно ты бросишь моего сына.

Но и Маша слишком долго сдерживалась за эти три года, чтобы промолчать напоследок.

– Еще бы, – понимающе улыбнулась она, – ведь вы столько для этого сделали.

Встала и вышла, сопровождаемая почтительным молчанием Леметины, которая впервые не облаяла уходящую Машу.

…………………………………………………

– Поразительная я была идиотка, – пробормотала Маша и выбралась из-под одеяла. – Невероятная. За три года не разобраться, что происходит! Марине хватило на это четырех месяцев.

Мариной звали новую жену Артема. От знакомых Маша знала, что Белла Андреевна возненавидела Марину еще сильнее, чем ее. Марина была костистой брюнеткой с сердитым личиком, чем-то напоминавшая саму Беллу.

На четвертый месяц совместной жизни Белла устроила молодоженам «цыганочку с выходом». Повод не имел значения.

Кажется, Артем собирался уехать на две недели вдвоем с Мариной, оставив маму Беллу страдать в Москве в полном одиночестве, и ее старое больное сердце не могло выдержать такого пренебрежения.

Вместо того чтобы разделить заботу мужа о маме, Марина закатила головокружительный скандал. Стены старого особняка не слышали прежде таких обвинений, которыми она осыпала Беллу. Старуха тихо торжествовала, полагая, что открыла сыну истинное лицо его возлюбленной. Но под конец выступления Марина очень натурально схватилась за сердце и осела на пол.

«Симулянтка! – бушевала взбешенная Белла. – Наглая притворщица! Темочка, выгони эту лицедейку!» Но Артем отчего-то не послушался. Он отвез стонущую Марину в больницу и провел с ней целые сутки, не отходя от постели больной.

А как только Марина выздоровела, улетел с ней на две недели в Марокко. Как и планировалось.

И Белле, умной женщине, не оставалось ничего иного, как признать свое поражение. И как умная женщина, по возвращении молодой семьи она сделала вид, что ничего особенного не произошло. С невесткой с тех пор была мила, а если и теряла иногда сознание, то лишь затем, чтобы не утратить полезный навык.

Маша заставила себя выбросить из головы Артема и его семью. Набрав в зубы шпилек, она встала перед зеркалом и принялась сосредоточенно заплетать косы во «французскую корзинку».

Красивые прически Успенская научилась делать в четырнадцать лет. Директриса очередной школы не поощряла распущенные волосы у своих учениц, а мать наотрез отказалась помогать Маше заплетать их.

– Отрежь их – и дело с концом, – посоветовала она. – Сделай каре, тебе пойдет.

Маша так и поступила бы, если бы не вмешалась соседка, Татьяна Ивановна. Милая улыбчивая женщина случайно услышала их разговор на лестничной клетке и вдруг обрушилась на Анну, покраснев от возмущения.

– Отрежь?! Ты с ума сошла! Другая девочка за такую красоту полжизни отдаст!

– Мне кажется, это наше семейное дело, – заметила мать с холодностью, исключающей любое продолжение разговора.

Но, к удивлению Маши, ее слова не возымели эффекта.

– Послушай моего совета, милая, – увещевающе обратилась к Маше соседка, – не стриги. Избавиться от волос всегда успеешь. Но сколько тебе придется растить такую копну? Лет десять, не меньше.

Волос действительно была целая копна. Даже когда Маша собирала ее в хвост, он выглядел слишком длинным и пышным для строгой школы.

– Меня на уроки не пустят, – пожаловалась Маша. – Не косу же мне заплетать. С косой я как дура.

– А ты не делай из себя сестрицу Аленушку. Пойдем, покажу, что можно придумать с твоим богатством.

И Татьяна Ивановна с поразительной быстротой и ловкостью соорудила на рыжей Машиной голове с дюжину косичек, хитро переплетая их друг с другом, так что получилась сеточка. Маша ахнула, увидев свое отражение.

– Здорово! Но я сама так не смогу.

– Сможешь, – подбодрила соседка. – Руку набьешь – и все получится.

Мать осталась недовольна Машиным решением. Один раз обмолвилась, что эти косы придают дочери сходство с бабушкой Зоей. Много позже Маша поняла, что Анна надеялась этим высказыванием заставить ее избавиться от несовременной прически. Но добилась противоположного результата: Маша обрадовалась сходству и принялась подчеркивать его.

Сейчас, стоя босиком на холодном полу, она расчесала волосы и за пять минут привычно заплела их в «корзинку». Дом еще спал, но Маша не сомневалась, что Марфа Степановна уже встала и хлопочет по хозяйству. Возвращаться в кровать было глупо, сидеть без дела в комнате – еще нелепее, и Маша решила прогуляться.

На крыльце ее окатила утренняя прохлада, словно плеснули в лицо родниковой водой. Пахло землей, мокрыми от росы листьями, розовой свежестью начинающегося дня. Прибежала собачонка Тявка, деловито обнюхала Машины джинсы и повалилась на спину, приветственно подставив белое пузо.

– Ах ты доверчивая собаченция, – рассмеялась Маша, потрепав Тявку по нежному животу. – Что, нравится? Лапа ты, лапа…

Какой-то звук донесся до ее ушей, заставив на минуту забыть о собачонке. Как будто кто-то кашлял. Звук доносился со стороны сада.

«Неужели снова Нюта?!»

Кашель повторился, но теперь Маша отчетливо расслышала, что кашляет мужчина.

Крадучись, она пересекла двор и остановилась в тени старой яблони. В глубине сада виднелась лужайка, и там танцевал Матвей Олейников.

Нет, не танцевал, поняла Маша секунду спустя. Тренировался.

Из одежды на нем были только широкие белые штаны. Загорелое тело блестело от пота. Матвей кружился по лужайке плавно и в то же время быстро и поочередно выбрасывал вперед и вверх то правую, то левую ногу. При каждом ударе он издавал тот самый звук, который Маша приняла за кашель.

– К-ха! К-ха!

Маше стало неловко. Надо бы уйти, а не стоять в десяти шагах от него, подглядывая за тренировкой, но она почему-то не уходила. Его движения завораживали. Хотя Маше никогда не нравились такие мужчины: с мощными, рельефными плечами, словно вылепленными скульптором для статуи атланта, с широким торсом и могучей шеей. Слишком много грубой силы, до поры до времени скрытой под цивилизованной розовой рубашкой. Маша предпочитала высоких утонченных юношей, как ее бывший муж Артем – с правильными чертами лица, стройных и легконогих.

А у этого, все быстрее крутящегося на лужайке среди яблонь, ноги кривые и грудь мохнатая. Фи.

Неожиданно Олейников резко выдохнул и застыл, стоя спиной к Маше. Она разглядела длинный белый шрам, пересекающий левую лопатку. «Все, теперь нужно осторожненько уйти, сделав вид, как будто меня здесь не было».

Она осторожно попятилась назад.

– Что, не спится? – негромко спросил Матвей, не оборачиваясь.

Маша вздрогнула от неожиданности.

– Я думала, вы меня не заметили, – призналась она. – Простите, я не хотела вам мешать.

Олейников обернулся.

– Вы не помешали. Тем более, я как раз хотел с вами поговорить.

– Хорошо, давайте поговорим… – Маша немного растерялась. – Прямо сейчас?

– Через десять минут, если вы не возражаете. Здесь, на этом же месте.

И Олейников быстро ушел, не узнав, возражает Маша или нет.

«Что за манера разговаривать, как со своей секретаршей, – сердилась Маша, бродя между яблонями и ощущая себя козой на привязи. – Поставил перед фактом и исчез».

Ей было не по себе. Маша рассердилась еще сильнее, когда поняла, что она побаивается Матвея Олейникова.

Он вернулся быстрее, чем прошло десять минут: чистый, с влажными после душа волосами, прилипшими ко лбу.

И в нежно-голубой рубашке оттенка юной незабудки.

– О чем вы хотели поговорить, Матвей? – спросила Маша, зачарованно глядя на рубашку.

– О вашем отъезде, – сказал Олейников.

Рубашка тут же была забыта. Маша сосредоточилась и приготовилась к бою.

– Хотите, чтобы я подвезла вас до Москвы? – любезно поинтересовалась она.