Текст книги "Мёд и полынь"

«Приди. Так хочется любви…»

 
Приди. Так хочется любви,
Не зимней стужи.
Возьми в объятия свои,
Как ты мне нужен!
Нас первый снег развеселит,
Мы печь затопим.
Мороз пускай себе шалит,
Белеют тропы.
У нас уютно и светло,
Заря – сияет,
И снег, что бьётся о стекло,
Ещё растает…
 

«Бабье лето, цветы осенние…»

 
Бабье лето, цветы осенние.
Горстки инея, благодать
И лучи необыкновенные —
Не прошла ещё их страда.
Пусть буран подбирается ветреный,
Позднюю сомнёт красоту —
Снегом жгучим, порою – ветками,
Он нахрапист, как ты. На ходу
Не жалеет цветы осенние,
Подомнёт их тяжёлой стопой.
Бабье лето туманом рассеется.
Что мне делать с таким тобой?
 

«В доме с окнами на зарю…»

1

 
В доме с окнами на зарю
На полу я читаю письма и документы.
С эхом в комнатах спорю, и говорю,
И как будто слышу прошлого смех и аплодисменты.
Отрывной календарь на стене горемычно застыл,
Лавка, стол и окно, из которого видно речку и горы.
Кто же в этом доме беспечно так жил,
Кто же так всё оставил, как будто вернётся вскоре?
Аккуратно игрушки и книжки на полках стоят.
Кажется, дверь отворится, и вернётся хозяйка кукол.
Осенний ветер из форточки холодом обожжёт до пят,
Потому что мерещится: кто-то вошёл без стука.
Деревянный дом с неокрашенным низким крыльцом,
Без перил и узоров витиеватых,
Ты как совесть моя – я ничком пред твоим лицом,
Перед родиной светлой прощенья прошу виновато…
 

2

 
Дома нет, он разобран давно и сожжён в печи.
Окна выкинуты хламом ненужным.
Так хозяева новые распорядились – кричи не кричи,
Время давит на плечи грузом недужным.
Будто на коромысле несу я не воду – года,
Я под горку и в горку иду тороплюсь, замедляюсь,
В дом, где детство прошло и откуда ушло навсегда,
Но так часто я в памяти вновь к нему возвращаюсь.
В снах такое привидится, что, казалось, забыто давно,
Цвет, и запах, и звуки – всё сердце помнит,
И такие кадры цветные, такое кино!
В прошлое захожу, как бывалый паломник.
И сестру увижу живой, молодыми отца и мать.
Брат смеётся – с охоты вернулся, дарит хвост глухаря мне.
Будто смерти и горя нет, а любовь не отнять,
Она светит в ночи нам, куда бы ни шли втихаря мы…
 

«Имя Твоё повторяю…»

 
Имя Твоё повторяю,
Господи, помоги!
Воле Твоей доверяюсь,
Очи Твои строги́.
Грустные очи, о Боже,
В том и моя вина.
Как мне остаться пригожей,
Чашу испить до дна?
Нежность с любовью тревожат,
И не видать ни зги,
Ты помоги, если можешь,
Господи, помоги.
Пусть у любимого будет
Радости через край,
Правду года не остудят,
Господи, выручай…
 

«Разные нужно решать нам дела…»

 
Разные нужно решать нам дела,
Горькие в жизни бывают мгновенья.
Если однажды мечта подвела,
Значит, такое сегодня везенье.
Если, напротив, вернулись к тебе
Прежнего чувства и бодрость, и свежесть,
Значит, и это прими по судьбе —
Смело дари позабытую нежность.
Если тревожит вечерняя мгла,
Думы и думы толпятся гурьбою.
Это, наверное, мудрость пришла,
Опыт, накопленный трудной судьбою.
Только и мудрость, и опыт – долой,
Если, как в юности, сердце волнует
Взгляд, словно солнышко, золотой,
Тот, от которого вновь не усну я…
 

«Быть любимой – что это значит…»

 
Быть любимой – что это значит?
Разобраться мне как в себе?
Быть любимой хочу – задача
Нерешаемая в судьбе.
Может, я прошу слишком много —
И вниманья, и добрых слов,
И сурово смотрю, и строго,
И беспечной не вижу любовь?
Слишком это серьёзное чувство,
И ответственность высока.
Это трудное, милый, искусство
Нам с тобой не под силу пока…
 

«Посмотри, какой рассвет забрезжил…»

 
Посмотри, какой рассвет забрезжил,
Что за утро всходит на порог!
Изогнулся бычьей холкой стрежень,
Заспешил в таёжный тихий лог.
Мне в столице часто это снится —
Дом родной, заимка и вода,
Земляков улыбчивые лица,
Бойкая покосная страда.
Где вы, где вы, золотые будни,
Праздники, гулянья до зари?
Как бы ни было нам горько, трудно,
Мы умели радость подарить.
А теперь встречаемся всё реже
В диком ритме жизни городской.
Девушка другая смотрит – стрежень
Изогнулся в холке боевой…
 

«Лет городьба окружает плотнее…»

 
Лет городьба окружает плотнее,
Дней возвышаются этажи.
Стал для меня ты ещё роднее.
В чём же секрет, расскажи.
Я у судьбы лишь любви просила,
Верила: есть она, скорби назло!
Верила: вместе мы всё пересилим,
Будет в пути нам светло.
Осени тихое очарованье
Дом наполняет уютом, теплом,
Дарит ромашковые признанья,
Чай со смородиновым листом…
 

«Красное, синее и золотое…»

 
Красное, синее и золотое.
Осень налаживает свой быт.
А в закромах у неё не простое
Время – любить.
Ключ потеряла, и дождиком сеет
Новые всходы, новую сыть.
Алый закат превращается в серый.
Время любить.
Проседи инея, тёмные кедры
Солнце лучами будет кропить.
Гребень таёжный заи́скрится медью.
Время – любить…
 

«Всё это так и не так…»

 
Всё это так и не так.
Есть тут и правда, и ложь.
Ты приходи на большак,
Сердце оставь своё, что ж —
Будет оно стучать
В такт четырём ветрам
И обо мне скучать
Днями и по ночам.
Будет оно в пыли,
Стужа его пронзит.
Солнце мнёт ковыли
После ночной грозы.
Что же вдруг станет с ним —
С сердцем на большаке?
Станет оно седым
Или умрёт в тоске…
 

«Горячи твои поцелуи…»

 
Горячи твои поцелуи
С привкусом горьким, страстным.
Но зачем о тебе тоскую
И терзаю себя напрасно?
Так сильны и нежны объятья,
Обо всём я в них забываю.
Ветер волосы развевает.
Станет лишним лёгкое платье…
 

«Правде в лицо я смотреть не хочу…»

 
Правде в лицо я смотреть не хочу,
Горькая это правда.
Крылья свои по земле волочу,
Воздух давно отравлен
Ядом безумья и страстью такой,
Что онемело сердце.
Есть ли на свете желанный покой?
Некуда деться.
Всюду лишь дерзкие очи твои,
Нежные губы.
Разве ты хочешь такой любви,
Разве меня погубишь?..
 

«Жизнь свою не спеша читаю…»

 
Жизнь свою не спеша читаю,
За страницей идёт страница.
А история сплошь простая,
С каждым это могло случиться.
Боль и тяжесть вечной разлуки
Для закалки души – подспорье.
С детства выучилась науке —
Не сдаваться чёрному горю.
Я стою́ на новом изломе,
Озорному радуюсь маю
И в житейском немолчном шторме
Я судьбу свою принимаю.
 

«Метро без тебя вновь пустое такое…»

 
Метро без тебя вновь пустое такое,
Хоть в поезде – тесно, народу – битком.
И мир приобрёл очертание злое,
И слёзы – не слёзы, а так, в горле ком.
Не плáчу, пусть хочется, я не умею —
Да чтобы при людях, да чтобы при всех.
Ну что я могу? Я надежду лелею,
Любовь берегу не для праздных утех.
До встречи с тобою не просто мгновенье,
Не просто мгновенье, а целая жизнь.
Летит поцелуй мой – стихотворение.
Ты где? Я с тобою, я рядом, держись…
 

«Какая тёплая зима…»

Памяти мужа и друга

Павла Андреевича Мозжухина

 
Какая тёплая зима!
Ты не любил снегá и холод.
Хороший мой, сойти с ума,
Ты умер, а ведь ты так молод!
За гробом дети и жена
Неторопливо, просто-просто
Идут, идут – и тишина,
Та, что бывает на погостах.
Та, что таит безмолвный крик
И боль нелёгкую утраты.
И даже ветер сильный сник
И дышит в кронах виновато…
 

«От горя никуда не деться —…»

 
От горя никуда не деться —
Не выреветь мне слёзы впрок.
Боль учит быть добрее сердцем,
Лишь только б выдержать урок.
Пусть память крýжится, как ястреб,
И бьёт порою наповал.
Я знаю: радость будет ярче,
Пока любовь во мне жива.
 

«В час, когда отходила от тела душа…»

 
В час, когда отходила от тела душа,
Говорил ты отчётливо: «Мама».
Ты был слаб, очень слаб и почти не дышал,
Но твердил это слово упрямо.
Значит, с матерью нам можно всё превозмочь —
И родиться, и умереть.
Только мать, только мать может сыну помочь,
Чтобы встретить мачеху-смерть.
Материнская боль непонятна сполна,
Мать сказала просто: «Сынок».
А в ответ, а в ответ, а в ответ – тишина
И последний жизни глоток…
 

«Вспоминай обо мне, вспоминай…»

 
Вспоминай обо мне, вспоминай,
Я о жизни теперь знаю много.
Если вдруг ты со мной – это рай,
Если нету тебя, то тревога.
Говори обо мне невзначай,
Выдавай себя, милый, взглядом.
И скучай обо мне, скучай,
Кто бы ни был с тобою рядом.
Одиночеством я поделюсь,
Словно ягодой спелой лесною.
Я ведь знаю: с тобою грусть —
Просто дождь самый первый весною…
 

«Судьбу не переиначить…»

 
Судьбу не переиначить,
Всем чёрным бедам назло
Смеюсь я: пускай судачат!
Иду на новый излом.
Деревья стоят белёсы,
Нарядные лес, овраг.
Украдкой глотаю слёзы.
Кто ж знал, что случится так.
Весна не дéвицей красной,
Вдовою пришла в мой дом.
И кажется мне – напрасно
Цветёт сирень за окном…
 

«Отпускаю горе-птицу…»

 
Отпускаю горе-птицу,
От неё в ушах гудит.
Всё случилось. Позабыться
Мне бы на твоей груди.
Вспомнить, как могла молиться,
И смеяться, и шутить.
Ах, темна моя светлица,
Горе мыкать – не любить.
Верю, счастье в настоящем,
Принимаю жизни суть:
Горе – горше, радость – слаще.
Ты со мной, любимый, будь…
 

«Этой зимой не было стуж…»

 
Этой зимой не было стуж,
Солнце светило слепо.
Был каждый день хил, неуклюж.
Ласка нужнее хлеба.
Не были мы с горем дружны —
Вышли к нему под своды.
Этой зимой были нужны
Любви яровые всходы.
Сил не нашлось, чтобы помочь
Скрыться от тяжкой доли.
Этой зимой чёрная ночь
Стала седой от боли…
 

«Сильным даются сильные…»

 
Сильным даются сильные
Испытания, боль.
Сильные – как посыльные,
Вечного мира соль.
 
 
Сильным даются длинные
Ночи, где нету сна.
Зори единой линией,
Стерпится всё сполна.
 
 
Выдюжат одиночество —
Горькое, как полынь.
Памяти цепи прочные,
Только попробуй, скинь.
 
 
Стану и я двужильною,
Плечи расправлю вновь.
Сильным даются сильные
Вера, надежда, любовь.
 

«Ты не думай, что я жалею…»

 
Ты не думай, что я жалею,
Мне твоею быть сладко и тенью.
Я мечту о тебе лелею,
Неподвластную, знаешь, тленью.
 
 
Замираю пред именем нежным,
Рвётся сердце к тебе навстречу.
Не со мной ты – чужой, мятежный —
Зажигаешь в комнате свечи.
 
 
Не меня встречаешь – другую,
Ту, счастливую, хорошо ей.
Не узнаешь, как я тоскую,
Ни о чём тебя не прошу я.
 

«Я не стану сохнуть по тебе…»

 
Я не стану сохнуть по тебе.
Разве я цветок, забытый в книжке?
Да и ты не юный, не мальчишка,
Чтобы так запутаться в судьбе.
 
 
О тебе не стану горевать,
Вспоминать, печалиться без меры.
Знаешь, мне не привыкать к потерям
И к бессонницам не привыкать.
 
 
Скорбью умудрённая своей,
От страстей и суеты очищусь.
За любовью ты придёшь как нищий,
Только не ко мне! Ко мне – не смей.
 

«Самолёты, самолёты…»

 
Самолёты, самолёты!
Небо, небо, яркий клевер.
А пилот поймёт поэта,
Нá слово ему поверит.
 
 
Ведь поэт – он тоже первый
Испытатель – вне укрытий.
У него стальные нервы.
Все пути ему открыты.
 
 
Он влюблён, и всё в порядке,
Если в небе самолёты
Пишут строчки, как в тетрадке
Написали бы пилоты.
 

«А бабёнки как-то живут…»

 
А бабёнки как-то живут,
Выживают, и нас таких много.
И призвание наше – труд,
С одиночеством тусклым дорога.
Дети-си́роты подрастут,
И останемся как на перроне
В ожидании – вдруг вернут
Наше время сполна, без урона.
Нашу молодость без любви —
Не успели и недолюбили.
Губы ласковые твои,
Чтобы всё мы друг другу простили.
Чтобы ты букет подарил
Мне, как прежде, в сияющем мае.
На могилу иду без сил,
И с цветами, и с болью. Немая.
 

«Я пью армянское вино…»

 
Я пью армянское вино,
Оно пьянит меня сильнее.
Как чёрно-белое кино,
Мне наше прошлое виднее.
А счастье было только миг
И сразу стало невозможным.
А ты талантлив и велик,
А я скиталец безнадёжный.
Ты отмеряешь срок любви
И пьёшь вино, но не хмелеешь.
Железны доводы твои,
Как жаль, что я так не умею.
Что одиночеством пьяна,
Благоразумней я и строже.
И в этом не твоя вина.
Ничем тебя не потревожу.
 

«У судьбы затейливы пути…»

 
У судьбы затейливы пути.
В этой жизни – нет, не каждый сможет
От измен и ревности уйти,
Съездить подлецу по наглой роже.
 
 
В жизни невозможно без потерь,
Вновь тоска бессонная тревожит.
Убеждать себя – ты только верь,
Боль с тобою справиться не может.
 
 
Улыбаться горю вопреки,
Наносное, слабое – отбросить
И не ждать погоды у реки.
Пусть в душе цветёт хотя бы осень.
 

«А мир жесток…»

 
А мир жесток,
И жизнь порою злая,
И нет пощады, и добра не жди.
И только ты, любовь моя земная,
Мне обещаешь радость впереди.
И я живу надеждой этой глупой
И верю в нежность, вижу красоту.
А мир жесток. И каждый день так хрупок
И может стать последним на счету.
 

«Мне ты ничего не обещал…»

 
Мне ты ничего не обещал.
На любовь надеялась напрасно.
Будто бы родник помельче стал
С отражением калины красной.
 
 
С горьковатым привкусом вода
Схожа с поцелуями твоими.
Не любил, не любишь – вот беда! —
С днями, и без этого лихими.
 

«Вроде бы всё как всегда…»

 
Вроде бы всё как всегда:
Снег за окошком белый.
В вёдрах подмёрзла вода,
В печке огонь несмелый.
 
 
Память былое хранит
Бережно, как науку.
Песнею вдруг зазвенит,
Будто бы нет разлуки.
 
 
И одиночества нет.
Тихо снежок кружи́тся,
Сколько бы ни было лет,
Детство опять приснится.
 
 
Домик в таёжной глуши,
Где так тепло, уютно.
Не о чем было тужить
Зимним морозным утром.
 

«Я не сразу поняла, что поздно, – …»

 
Я не сразу поняла, что поздно, —
Песней молодость не заманить.
Годы давят валунами грозно,
Рвётся веры тоненькая нить.
 
 
В полном одиночестве, в забвенье,
В горькой бесприютности любви
Чувствовать ночей холодных жженье,
Но таких приветливых на вид.
 
 
Звуки голосов, родных до боли,
Я не жду уже до темноты.
Будто хлеба корку с крупной солью,
Мне мечту протягиваешь ты.
 

«Как любимой мне стать для тебя…»

 
Как любимой мне стать для тебя?
Подскажи, подскажи ненароком.
Или так – научи, не любя,
Жить в тоске навсегда одинокой.
 
 
Что на сердце твоём – пустота?
Дел сполна натворили бедовых.
И горячими были уста
С терпким привкусом горько-медовым.
 
 
Дни летели как будто в бреду.
Нас частенько встречала лисица.
Осторожно одна к ней приду
По тропинке знакомой – проститься.
 

«Вновь не вместе, опять разлука…»

 
Вновь не вместе, опять разлука,
Снова тянутся долго дни.
Нет, нашла я в тебе не друга,
Хоть и дружбы горят огни.
 
 
Полюбила. На этом – точка.
Одинокие вечера.
Принимаю. Ещё сорочку
Положу с собой до утра.
 
 
Кружевную. Вдруг ночью поздней,
Когда свеж луны каравай,
Ты с мороза, в инее звёздном
Скажешь в трубку мне: «Открывай!»
 

«Режет месяц морозную синь…»

 
Режет месяц морозную синь
На лоскутное звёзд покрывало.
Ты вериги уныния скинь,
В печь забрось, приоткрой поддувало.
 
 
Мы сидим в деревенской избе.
За окном минус сорок, прекрасно!
И снегá, и морозы в судьбе
Нам, сибирским, с тобой не опасны.
 
 
Городскою больные хандрой,
Оставляем родные просторы —
И пихтач сенокосной порой,
И в осеннем могучие горы.
 
 
Оставляй, дорогой, оставляй
Суеты огневые посевы.
Пусть в избе зарождается рай
Нам, таёжным Адаму и Еве.
 

«Словно сладкий мёд, твоё имя…»

 
Словно сладкий мёд, твоё имя
На уста ложится легко.
В сердце искрами золотыми
Льётся солнышком далеко.
 
 
Павел, Пашенька, друг сердечный,
Кареглазый беркут души.
Не губи её горькую, грешную
И костёр любви не туши.
 

«Молодость юбками прошелестела…»

 
Молодость юбками прошелестела.
Было ли счастье, о том ли я пела?
Солнце вставало, и радость будила.
Знала одно: я любила, любила!
 
 
Знала я горе, разлуку навечно,
И у таёжной я плакала речки.
И одинокой была, и забытой,
И потерявшейся в хитростях быта.
 
 
С сердцем наивным навстречу шла к людям.
Горе и годы, куда вы, откуда?
 

«Скоро будет вновь зима…»

 
Скоро будет вновь зима
И отчаянье наступит.
Закружи́тся кутерьма,
Горе бровушки насупит.
 
 
Буду я тебя любить
Без ответа, без оглядки.
Буду мимо проходить,
Делать вид, что всё в порядке.
 
 
И плечами пожимать,
Говорить: «Любовь – нелепость».
Только сердцем так же ждать,
Верить в чудо слепо-слепо.
 
 
И отступят холода,
И такая будет радость!
Верить в чудо – нет труда,
Если ты, любимый, рядом.
 

«Цветёт саранкою заря…»

 
Цветёт саранкою заря,
Волнует речки перекаты.
Скажи, тебя любила зря?
Ты нежность на меня не тратил.
 
 
Ну что же ты, ну что же ты!
Не будет слёз, обид не будет.
Лишь только боль из пустоты,
Что одинока, что не любишь.
 
 
Я чувства спрячу, промолчу
На равнодушный взгляд и слово.
Я справлюсь, я не закричу.
Давно и к этому готова…
 

«Отыскала старые серёжки…»

 
Отыскала старые серёжки
Я в заветной шкатулке своей.
Камень, глаз тигровый, на ладошке
Мне напомнил нежность давних дней.
Серебро. Оправа потемнела,
Но душа запела почему?
Из набора я кольцо посмела
Подарить мальчишке одному.
Заработок первый мой московский,
Радость от успехов и труда.
Первые столичные обновки,
Молодости светлая страда.
Хлопоты, надежда, вдохновенье.
Скромный деревенский паренёк.
Отпуск дома – добрые мгновенья,
Был – и нет, и снова путь далёк.
Вот тогда кольцо с моей ладошки
Взял на память парень-сибиряк.
Душу растревожили серёжки,
Да, наверное, не просто так!
 

«Цветы куплю живые, пусть стоят…»

 
Цветы куплю живые, пусть стоят,
Хоть и недолог век их в хрупкой вазе.
На кладбище среди других оград
Я розы красные увижу сразу.
Там рядышком совсем, рука к руке,
Могилы моих матери и мужа.
В суровом корабельном сосняке
Февральский снег, лазоревая стужа.
И надписи на кáмнях и крестах
От слёз становятся размыты вскоре.
Как много в незатейливых словах
Любви, и одиночества, и горя.
И безысходность быстро утомит.
И только вера справится с тоскою.
А память лучшее всегда хранит,
И сердце любит, нет ему покоя.
 

«Восходит солнце ярко-ярко…»

 
Восходит солнце ярко-ярко,
В душе надежду зародив,
Снимает звёздные огарки,
Речной испариной кадит.
Лучей епитрахиль струится
По скромным платьицам берёз.
Светлей автомобили, лица,
Милей мне после многих гроз.
Я не одна – есть люди рядом,
Живут и трудятся, любя.
И всё бы так, да год уж кряду
Восходит солнце без тебя.
 

«В городе большом…»

 
В городе большом
Утро серебрится.
Где-то есть твой дом,
Где тебе не спится.
Смотришь из окна —
Улицы, машины.
Полная луна.
Женщины, мужчины.
Жизни круговерть,
Милая столица.
А любовь за дверь
Выпорхнула птицей.
Под каким окном
Песни распевает?
В городе большом
Счастья не хватает.
 

Этюд

 
Обычного счастья хотела, уюта
Семейного, но
Штормит и кидает, зали́ты каюты,
Ложимся на дно.
Жизнь – это борьба, и против теченья
Мне плыть ещё, плыть.
Вот оно, женское предназначенье —
Сильною быть.
 

«Зорька разгоралась цветом алым…»

 
Зорька разгоралась цветом алым,
Кровь текла, не речка в берегах.
Родина, Россия! Бед немало,
Каждая слезинка дорога.
Ты в веках такое знала горе,
Ты такое вынесла, и вот
Обезлюдели твои просторы
И забился в города народ.
Пахарь где – земли твоей хозяин?
Пустоши и кладбища окрест.
Вновь пожарищ дым над образáми,
Но кому по силам русский крест?
Пусть века проносятся гурьбою,
Я хочу, чтоб Родина жила,
Справиться с бездушною ордою
Сергия молитва помогла.
 

«Сердце растревожено тобой…»

 
Сердце растревожено тобой,
Лёгким невзначай прикосновеньем.
Так приходит зрелая любовь,
Словно после стужи потепленье.
Знаю, то же чувствуешь и ты.
Обо мне скучаешь, милый, знаю.
Между нами – длинные мосты,
Между нами вьюга ледяная.
Но придёшь и, трепетно обняв,
Не промолвишь ласкового слова.
Скажет взгляд – любви и страсти сплав,
Скажут руки – нежные оковы.
 

«Любовь твоя – и стон, и стынь…»

 
Любовь твоя – и стон, и стынь
У горной речки.
На берегу моём – полынь
И ветер встречный.
Туманной сыростью обдав,
Мечтой желанной,
Уносит дни, как неводá,
Вдаль неустанно.
На том ты счастлив берегу?
Ко мне мосточек
Вьюнком зарос, я сберегу
Один цветочек.
В блокноте станет он сухим,
Прозрачно-хрупким,
Где о тебе мои стихи —
Судьбы зарубки.
 

«Белым-бело. Зима снегами потчует…»

 
Белым-бело. Зима снегами потчует
И стужею, родной моей уже.
Ну что тебе сказать про одиночество
В квартире на десятом этаже?
Давно, столица, ты меня приветила:
Из багажа – лишь русая коса.
Ну что тебе сказать? Я не заметила,
Как отцвела весны моей краса.
Как стала я угрюмой и суровою.
Увидишь – не узнаешь, не поймёшь.
Ну что сказать, беда моя не новая,
И от судьбы, наверно, не уйдёшь.
Но вдруг однажды горевать расхочется.
Сибирский нрав зимы мне по душе.
Пусть некому сказать про одиночество
В квартире на десятом этаже.
 

«А часики, а часики…»

 
А часики, а часики
Стучат – бом-бом.
Захочется вдруг ласки так,
Но пуст мой дом.
Паркета деревянного
Скрипит доска.
Но где же ты, желанный мой,
Одна тоска.
Шального одиночества
Стальная ртуть.
Когда-нибудь закончится
И этот путь.
Окажутся напрасными
Тоска и боль.
Затихнут, вздрогнув, часики,
Но ты позволь
Калиной стройной красною
Обнять твой дом,
Где новенькие часики
Стучат – бом-бом!
 

«Пью поэзии чистый родник…»

Людмиле Константиновне Татьяничевой

 
Пью поэзии чистый родник,
Пусть он бьёт под плакучей ивой.
Ясный слог и понятный язык —
Русский, могучий, красивый.
 
 
Каждый стих сердце радует мне.
Он отваге и правде учит.
О советской расскажет стране,
Об уральских сказочных кручах.
 
 
Магнитострой, Кузнецкстрой – быль и даль.
День сегодняшний – жизнь иная.
Это вы поколение-сталь,
Это ваше 9 Мая!
 

««Миш, Маш, Лен!» – мне вдруг послышится…»

 
«Миш, Маш, Лен!» – мне вдруг послышится
Голос мамы в тишине.
И заря котёнком Рыжиком
Промелькнёт в моём окне.
На столе – скатёрка, вазочка.
Веселюсь – мне не до сна.
Как же это может мамочка
Путать наши имена?
И сестра, и брат откликнутся —
Столько в голосе любви.
Нынче тишь со мной безликая…
Мама, мама, позови!
 

«Под вой сирен земля смешалась с небом…»

Ольге Фёдоровне Берггольц

 
Под вой сирен земля смешалась с небом.
В сорок втором в блокадном Ленинграде
За двести или триста граммов хлеба,
Под визги бомб и хрипоту снарядов
Паёк свой отдавали ленинградцы
За книжечку стихов, за томик жизни,
Где всё о них – с любовью, без прохладцы,
Их мужество без жалоб укоризны.
И автор говорила, что награды
Нет выше на Земле и быть не может,
Чем жить всей жизнью горькой Ленинграда,
Где стих ценился хлеба подороже.